Ключ к Ребекке Фоллетт Кен
– Что у вас за квартира? Целый дворец?
– Цены-то растут. Вы что, об этом не слышали? Это все из-за английских офицеров, которым так нужно жилье.
– Touche. – Он нахмурился. – Вы должны быть очень полезны, чтобы оправдать семьдесят пять в месяц.
Элин пожала плечами:
– Почему бы нам не попробовать?
– Вы очень умело ведете переговоры, – улыбнулся он. – Хорошо, даю вам месяц испытательного срока.
Элин старалась не выглядеть слишком торжествующей.
– Как мне держать с вами связь?
– Пришлете мне записку. – Он вытащил из нагрудного кармана рубашки карандаш и листок бумаги и начал писать. – Я дам вам свой адрес и номера телефонов – в генштабе и домашний. Как только я получу от вас известие, приду к вам домой.
– Хорошо, – она записала свой адрес, гадая, понравится ли майору ее квартира. – А что, если вас увидят?
– Это имеет значение?
– Меня могут спросить, кто вы такой.
– Ну, правду вам лучше не говорить.
Она усмехнулась:
– Я скажу, что вы мой любовник.
Он отвел глаза в сторону.
– Хорошо.
– Лучше, если вы сыграете эту роль. – Она сделала серьезное лицо. – Вы должны приносить охапки цветов и коробки шоколадных конфет.
– Ну, я не знаю…
– Разве англичане не дарят своим любовницам цветы и шоколадные конфеты?
Он, не мигая, смотрел на нее. Она заметила, что у него серые глаза.
– Я не знаю, – ровным голосом ответил он. – У меня никогда не было любовницы.
Элин подумала: «Меня ставят на место» – и сказала:
– Тогда вам еще многому надо учиться.
– Я в этом уверен. Хотите еще выпить?
«А теперь меня выпроваживают, – подумала она. – Вы слишком много о себе воображаете, майор Вэндем: вы довольно самоуверенны и слишком любите командовать. Я могла бы взять вас в руки, уколоть ваше самолюбие и слегка проучить вас».
– Нет, спасибо, – ответила Элин. – Мне надо идти.
Вэндем встал:
– Буду с нетерпением ждать от вас вестей.
Она пожала ему руку и вышла, необъяснимым образом чувствуя, что он не смотрит ей вслед.
Вэндем переоделся в гражданскую одежду для приема в «Англо-египетском союзе». Он бы никогда не пошел в союз, если бы была жива жена: она называла его «плебсом». Он говорил ей, что надо говорить «плебейский», чтобы не казаться провинциалкой. Жена отвечала, что она и есть провинциалка, а ему пора перестать хвастаться своим классическим образованием.
Вэндем любил ее до сих пор.
Ее отец был довольно состоятельным человеком, который стал дипломатом, потому что ничего лучше придумать не смог. Он не очень-то обрадовался известию о том, что его дочь собирается выйти замуж за сына почтальона, и не слишком смягчился, когда узнал, что Вэндем закончил небольшую частную школу (он получал стипендию) и Лондонский университет и считался одним из самых обещающих младших офицеров своего возраста. Но дочь дипломата была непреклонна в своем решении, как и во всем, что делала, и, в конце концов, отцу не осталось ничего другого, как согласиться на этот брак. Странно, но в тот единственный раз, когда их отцы встретились, они хорошо поладили. К сожалению, их матери ненавидели друг друга, и семейных встреч больше не было.
Все это не имело значения для Вэндема, так же как и то, что у его жены был вспыльчивый характер, властная манера держаться и не слишком щедрая душа. Анжела обладала грациозностью, достоинством и красотой. Для него она была воплощением женственности, и он считал себя счастливцем.
Более разительный контраст с Элин Фонтана трудно было себе представить.
Он поехал в союз на своем мотоцикле БСА-350, который в Каире был незаменим. Вэндем мог ездить на нем круглый год – погода почти все время была хорошая, – лавируя между автомобилями и такси во время уличных заторов. Кроме того, это была довольно мощная машина, вызывавшая у него тайную гордость, которая возвращала его в юношеские годы, когда он страстно мечтал иметь подобный мотоцикл, но не мог позволить себе такую роскошь. Анжела не выносила мотоцикл, так же как и союз, – он тоже был «плебс», но Вэндем добился своего.
Когда он припарковал мотоцикл у союза, было уже прохладнее. Проходя мимо здания клуба, он заглянул в окно и увидел, что там азартно играют в бильярд. Он не поддался искушению и прошел на лужайку.
Взяв бокал кипрского шерри, Вэндем присоединился к толпе, кивая, улыбаясь и обмениваясь любезностями с теми, кого знал. Для непьющих мусульманских гостей был организован чай, но их пришло немного. Вэндем пригубил шерри и стал раздумывать, можно ли научить бармена делать коктейль с мартини.
Он бросил взгляд на стоящий на другом конце лужайки соседний клуб египетских офицеров и пожалел, что не может подслушать их разговоры. Кто-то назвал его по имени, он обернулся и увидел женщину-доктора. Он запнулся, вспоминая ее имя.
– Доктор Абутнот.
– Мы можем обойтись без формальностей, – сказала она. – Меня зовут Джоан.
– Уильям. Ваш муж тоже здесь?
– Я не замужем.
– Прошу прощения. – Теперь он увидел ее в новом свете. Она была одинока, он – вдовец, и их три раза за неделю видели вместе: английская колония в Каире наверняка смотрела на них, как на помолвленных. – Вы хирург? – спросил он.
Она улыбнулась:
– Сейчас я только и делаю, что зашиваю и штопаю людей, а до войны я действительно была хирургом.
– Как вам это удалось? Это не женское дело.
– Я боролась не на жизнь, а на смерть. – Она продолжала улыбаться, но Вэндем почувствовал, как она вспоминает прошлые обиды и унижения, через которые ей пришлось пройти. – Говорят, вы тоже неординарный человек.
Вэндем считал себя абсолютно обычным человеком.
– Неужели? – удивленно спросил он.
– Вы один воспитываете ребенка.
– У меня нет выбора. Если бы я и хотел отправить его обратно в Англию, то не смог бы: разрешение дают только инвалидам и генералам.
– Но вы и не пробовали.
– Нет.
– Это я и имею в виду.
– Он мой сын, – сказал Вэндем. – Я не хочу, чтобы его воспитывал кто-то другой, да и он тоже этого не хочет.
– Понимаю. Просто некоторые отцы сочли бы это не мужским делом.
Он вопросительно поднял брови и с удивлением обнаружил, что она залилась краской.
– Вероятно, вы правы, – проговорил он. – Я никогда об этом не думал.
– Я сую нос не в свое дело, извините. Не хотите еще выпить?
Вэндем посмотрел на свой бокал.
– Думаю, мне придется зайти в клуб выпить чего-нибудь настоящего.
– Желаю удачи, – она улыбнулась и ушла.
Вэндем пошел через лужайку к зданию клуба. Она привлекательная женщина, смелая и умная, и ясно дала ему понять, что хочет узнать его поближе. «Почему, черт возьми, она мне так безразлична? – размышлял Вэндем. – Все вокруг думают, что мы прекрасно подходим друг другу, и они правы!»
Он зашел внутрь и заговорил с барменом:
– Джин. Лед. Одна маслина. И несколько капель сухого вермута.
Поданный ему коктейль оказался вполне сносным, и он заказал еще парочку. Снова вспомнилась женщина по имени Элин. В Каире были тысячи таких женщин: гречанок, евреек, сириек и палестинок, не говоря уже о египтянках. У них были нежные смуглые лица и кошачьи тела со стройными ногами и пышным бюстом. Они работали танцовщицами, пока не попадались на глаза какому-нибудь богатому повесе. Большинство из них, вероятно, лелеяли надежду выйти замуж и заиметь огромный дом в Александрии, Париже или Суррее, но их ждало разочарование.
Вэндему хотелось думать, что Элин не принадлежала к их числу. Улыбка у нее была всепобеждающая. С первого взгляда было ясно, что ее идея уехать в Палестину и работать там на ферме смехотворна, но она попыталась это сделать, а когда у нее ничего не вышло, согласилась работать на Вэндема. С другой стороны, собирать уличные слухи не менее хлопотно, чем быть содержанкой. Возможно, она была ничем не лучше других танцовщиц – такие женщины Вэндема не интересовали.
Выпитые им коктейли начинали оказывать свое действие, и он опасался, что не сможет быть достаточно вежливым с появляющимися здесь женщинами, поэтому расплатился и вышел.
Он поехал в генштаб узнать последние новости. После тяжелых потерь с обеих сторон (с английской – чуть больших) день, казалось, закончился вничью. «Это страшно деморализует, – подумал Вэндем. – У нас надежная база, хорошее снабжение, оружие лучше и есть численное превосходство; мы все хорошо спланировали и хорошо сражались, но, черт возьми, ни разу не выиграли». Вэндем поехал домой.
Гаафар приготовил барашка с рисом. За ужином Вэндем еще выпил. Билли разговаривал с ним, пока он ел. Сегодняшний урок географии был посвящен выращиванию пшеницы в Канаде. Вэндему хотелось бы, чтобы в школе мальчику рассказывали о той стране, где он живет.
После того, как Билли отправился спать, Вэндем остался в гостиной один, курил и думал о Джоан Абутнот, Алексе Вольфе и Эрвине Роммеле. Все они угрожали ему, каждый по-своему. За окном совсем стемнело, комната стала казаться ему тесной. Вэндем наполнил портсигар и вышел на улицу.
В городе было оживленно, как днем; на улицах полно солдат, некоторые пьяны. Это всё были повидавшие виды мужчины, участники боевых действий в пустыне, мучившиеся от песка и жары, бомбежек и артобстрелов, и им часто казалось, что местные жители недостаточно благодарны им за их ратный труд. Если лавочник обсчитывал их, или владелец ресторана выставлял слишком большой счет, или бармен отказывался обслуживать пьяных, солдаты начинали вспоминать, как погибли их друзья, защищая Египет, и устраивали драки, били стекла и все крушили. Вэндем же прекрасно понимал, почему египтяне были неблагодарны. Им все равно, кто их угнетает – англичане или немцы, но тем не менее не испытывал особой жалости к лавочникам, наживавшимся на войне.
С наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух, с сигаретой в руке, он не спеша прогуливался по улицам, заглядывая в крохотные, выходящие прямо на улицу магазинчики и отказываясь то от хлопчатобумажной рубашки, которую обещали сшить тут же, то от дамской кожаной сумки, то от потрепанного номера журнала под названием «Смачные истории». Его позабавил один уличный торговец, из левого кармана которого высовывались порнографические открытки, а из правого – распятия. Вэндем встретил компанию солдат, которые разразились хохотом при виде патруля из двух державшихся за руки египетских полицейских.
Он зашел в бар. Джин имело смысл заказывать только в английских клубах, поэтому он заказал зибиб – анисовую водку, которая мутнела при разбавлении водой. В десять часов бар закрывался по взаимному соглашению между мусульманским правительством и строгим начальником военной полиции. Когда Вэндем выходил, то уже был слегка навеселе.
Он направился к Старому городу. Пройдя надпись: «Военнослужащим вход воспрещен», он очутился в Бирке. На узких улочках и в переулках женщины сидели на ступеньках, высовывались из окон, курили в ожидании клиентов, болтали с представителями военной полиции. Некоторые заговаривали с Вэндемом, предлагая ему свои услуги на английском, французском и итальянском языках. Он свернул в небольшой переулок, пересек пустынный двор и вошел в открытую дверь, над которой не было вывески.
Поднялся по лестнице на второй этаж и постучал в дверь. Ему открыла пожилая египтянка. Он заплатил ей пять фунтов и вошел внутрь.
В большой тускло освещенной комнате, обставленной когда-то роскошной мебелью, он сел на подушку и расстегнул воротник рубашки. Молодая женщина в широких штанах подала ему наргиле. Он несколько раз глубоко затянулся гашишем. Скоро приятное летаргическое чувство охватило его. Он откинулся назад и огляделся. В полумраке комнаты находились еще четыре человека. Два паши – богатые арабские землевладельцы – сидели на диване и негромко беседовали. Третий, на которого гашиш, казалось, оказал усыпляющее действие, был похож на офицера-англичанина. Четвертый сидел в углу и разговаривал с одной из девушек. До Вэндема доносились обрывки беседы, из которых он понял, что мужчина хочет отвести девушку домой и они договариваются о цене. Человек показался ему смутно знакомым, но Вэндем, к опьянению которого добавилось действие наркотика, никак не мог вспомнить, кто это такой.
Одна из девушек подошла к Вэндему, взяла его за руку, подвела к нише и задернула занавески. Она расстегнула бюстгальтер. У нее была маленькая смуглая грудь. Вэндем погладил ее щеку. При свете свечи лицо девушки постоянно менялось, казалось то старым, то очень молодым, то хищным, то любящим. В какой-то момент она стала похожа на Джоан Абутнот, но, когда он овладел ею, она приняла облик Элин.
Глава 5
Алекс Вольф в галабее и феске стоял в тридцати ярдах от ворот британского генштаба и продавал бумажные веера, ломавшиеся через две минуты.
Облава на него прекратилась. Вот уже целую неделю он не видел, чтобы англичане проводили проверку документов. Этот Вэндем не мог бесконечно поддерживать напряжение.
Вольф пошел к генштабу, как только почувствовал себя в относительной безопасности. То, что он дошел до Каира, уже было большим успехом; но это окажется бесполезным, если он не сможет добыть – и быстро – необходимую Роммелю информацию. Вольф вспомнил свою краткую встречу с Роммелем в Джало. Пустынный Лис совсем не оправдывал свое прозвище. Это был невысокий неутомимый человек с лицом сурового крестьянина: большой нос, рот с опущенными вниз уголками, раздвоенный подбородок, рваный шрам на левой щеке и волосы, остриженные так коротко, что из-под фуражки их совсем не было видно. Он сказал:
– Численный состав войск, названия дивизий в районе боевых действий и в резерве, их подготовленность. Число танков и состояние дел с ремонтом. Поставки боеприпасов, продовольствия и бензина. Личные характеристики и настроения командного состава. Стратегические и тактические планы. Говорят, вы хороший агент. Будет лучше для вас, если это на самом деле так.
Легко сказать.
Какую-то информацию Вольф получал, просто гуляя по городу. Он видел форму солдат, находящихся в увольнительной, подслушивал их разговоры, и из этого он мог сделать вывод о том, куда были направлены воинские части и когда они будут возвращены обратно. Иногда какой-нибудь сержант проговаривался о количестве погибших и раненых или о разрушительном действии 88-миллиметровых зениток, которые немцы устанавливали на своих танках. Он слышал, как один механик жаловался, что из доставленных накануне пятидесяти новых танков тридцать девять нуждались в ремонте. Это все были полезные сведения, которые можно направить в Берлин, где специалисты по разведке сличат их с другими обрывочными данными для получения общей картины. Но это не то, что было нужно Роммелю.
Где-то в недрах генштаба находились листки бумаги, на которых было написано что-то вроде: «После отдыха и переукомплектования дивизия "А", имеющая сто танков и полные запасы, завтра выступит из Каира и присоединится к дивизии "В" в оазисе "С" для подготовки контрнаступления западнее пункта "D". Контрнаступление назначено на субботу, на раннее утро».
Вот такая информация нужна Вольфу. Поэтому он и продавал веера перед генштабом. Англичане заняли несколько больших зданий для генштаба в пригороде Гарден-Сити, большинство из которых принадлежало пашам. (Вольф был благодарен судьбе, что вилла «Оливье» избежала этой участи.) Реквизированные дома были обнесены забором с колючей проволокой. В отличие от лиц в военной форме, которые быстро проходили через пропускной пункт, гражданских останавливали и учиняли пространный допрос, во время которого часовые по телефону проверяли предъявляемые им удостоверения.
В городе были и другие штабы, которые размещались в различных зданиях – в отеле «Семирамис», например, располагалось заведение под названием «Британский контингент в Египте». Это был Ближневосточный генеральный штаб – мозговой центр. В абверовской разведшколе Вольф много времени потратил, учась различать обмундирование, опознавательные знаки полков и лица сотен старших британских офицеров. Несколько дней подряд он здесь наблюдал за тем, как подъезжают большие штабные машины, и сквозь стекла видел сидящих в них полковников, генералов, адмиралов, командиров артдивизионов и самого главнокомандующего, сэра Клода Аучинлека. Все они выглядели несколько странно, и сначала он недоумевал почему, пока не понял, что их фотографии, которые он запечатлел в своей памяти, были черно-белыми, а сейчас он впервые видит их в цвете.
Руководство генштаба разъезжало на машинах, в отличие от своих адъютантов. Каждое утро капитаны и майоры приходили сюда пешком с небольшими портфелями в руках. К полудню, после ежедневного утреннего совещания, – так решил Вольф – некоторые из них выходили из ворот штаба с теми же неизменными портфелями.
Каждый день Вольф следовал за каким-нибудь адъютантом.
Большинство из них работали в самом здании генштаба, а секретные документы в конце дня запирались в сейф. Эти же несколько человек также посещали утренние совещания в генштабе, но их офисы находились в других частях города, и им приходилось носить материалы к совещанию с собой. Один шел в Семирамис, два других – в казармы в Наср-эль-Ниле. Четвертый направлялся в здание без вывески в Шари Сулейман-Паша.
Вольфу нужно было взглянуть на содержимое этих портфелей.
Сегодня он совершит «холостой» заход.
Ожидая под палящим солнцем, пока выйдут адъютанты, Вольф вспомнил прошедшую ночь, и уголки его рта под свежеотпущенными усиками скривила улыбка. Он пообещал Соне найти новую Фози. Вчера вечером он отправился в Бирку и взял девушку из заведения мадам Фахми. Ей было далеко до Фози – настоящей энтузиастки, но девушка стала хорошей временной заменой. Они сначала по очереди, а затем вместе насладились ею, потом поиграли в Сонину причудливую, увлекательную игру… Это была длинная ночь.
Два адъютанта вышли из ворот генштаба и направились в казармы. Вольф последовал за ними.
Через минуту из кафе появился Абдулла и, поравнявшись с Вольфом, спросил:
– Эти двое?
– Они.
Абдулла – толстяк со стальной «фиксой» – был одним из самых богатых людей в Каире, но, в отличие от большинства богатых арабов, не подражал европейцам. Он носил сандалии, грязное платье и феску. Его сальные волосы вились вокруг ушей, а ногти были черны от грязи. Богатство его происходило не от земли, как богатство пашей, не от торговли, как у греков. Источник его доходов – преступления.
Абдулла был вором.
Вольфу он нравился. Этот хитрый, лживый, жестокий, щедрый и всегда смеющийся человек стал для Вольфа олицетворением старых, как мир, пороков и добродетелей Ближнего Востока. Тридцать лет армия его детей, внуков, племянников, племянниц, двоюродных родственников грабила дома и лазила по карманам в Каире. «Щупальца» Абдуллы доставали везде: он был оптовым торговцем гашишем, пользовался влиянием среди политиков, ему принадлежала половина домов в Бирке, включая и заведение мадам Фахми. Жил он в большом разваливающемся доме в Старом городе со своими четырьмя женами.
…Они шли за двумя офицерами до современного центра города. Абдулла спросил:
– Тебе нужен один портфель или оба?
Вольф подумал. Один – случайная кража, два выглядели преднамеренной.
– Один, – ответил он.
– Который?
– Не имеет значения.
Когда Вольф обнаружил, что вилла «Оливье» больше небезопасна, то подумал, не обратиться ли за помощью к Абдулле. И решил, что не стоит. Абдулла, конечно, мог спрятать Вольфа где-нибудь, скорее всего в борделе, на более или менее длительный срок. Но, спрятав, сразу же начал бы переговоры с англичанами о его выдаче. Абдулла делил весь мир на две части: свою семью и других. Он был бесконечно предан своей семье и полностью доверял родне; всех остальных он обманывал и ждал от них того же. Весь его бизнес строился на основе взаимных подозрений. Вольф уже убедился, как хорошо работает этот принцип.
Они вышли на угол оживленной улицы. Оба офицера переходили улицу, лавируя среди машин. Вольф хотел последовать за ними, но Абдулла остановил его.
– Это будет здесь, – произнес он.
Вольф обвел взглядом здания, тротуары, перекресток и уличных торговцев, улыбнулся и кивнул.
– Идеальное место, – согласился он.
На следующий день они осуществили свой план.
Абдулла в самом деле выбрал идеальное место для кражи. В этом месте оживленный переулок пересекался с главной улицей. На углу было кафе, снаружи которого стояли столики, суживая тротуар ровно наполовину. Рядом с кафе на главной улице находилась автобусная остановка. Правило выстраиваться в очередь на автобус так и не прижилось в Каире, несмотря на шестидесятилетнее британское господство, и ожидавшие машину люди толпились на переполненном тротуаре. В переулке народу было поменьше, несмотря на стоящие здесь также столики кафе. Абдулла уже заметил этот недостаток и устранил его, велев двум уличным акробатам занять свободный участок.
Вольф сидел за угловым столиком, откуда ему были видны и главная улица, и переулок, и волновался, как бы что-нибудь не сорвалось.
А что, если офицеры сегодня не пойдут в казармы или пойдут другой дорогой?
А вдруг у них с собой не будет портфелей?
А что, если полиция прибудет слишком быстро и арестует всех присутствующих?
Может быть, офицеры схватят мальчика и станут его допрашивать.
А вдруг офицеры возьмут самого Вольфа и станут допрашивать его?
А если Абдулла решит, что ему легче заработать свои деньги, просто сообщив майору Вэндему, что сегодня в двенадцать часов дня он сможет арестовать Алекса Вольфа в кафе «Насиф»?
Вольф боялся тюрьмы. И не просто боялся, а боялся панически. От одной только мысли об этом его прошибал холодный пот, несмотря на полуденную жару. Он мог обходиться без хорошей пищи, без вина и без женщин, если у него оставались в утешение бескрайние просторы дикой пустыни; он мог бы отказаться от свободы пустыни ради жизни в большом городе со всеми городскими удовольствиями, но он не мог потерять и то, и другое. Он никогда никому не рассказывал о своем страхе: это было его тайным кошмаром. Жить в крошечной, холодной камере среди отбросов общества – одних только мужчин, есть плохую пищу, никогда не видеть голубого неба, бескрайнего Нила и открытых равнин… Его охватывала паника при одной только мысли об этом. Он старался не думать о таком. Это не должно случиться.
В одиннадцать сорок пять мимо кафе проковыляла огромная неопрятная фигура Абдуллы. У него было отсутствующее выражение лица, но маленькие черные глазки зорко смотрели вокруг, проверяя, все ли в порядке. Он перешел через дорогу и скрылся из виду.
Без пяти двенадцать Вольф различил вдалеке в толпе голов две военные фуражки.
Он сидел на краешке стула.
Офицеры подошли ближе. В руках у них были портфели.
На другой стороне улицы работал на холостом ходу двигатель припаркованного автомобиля.
К остановке подъехал автобус, и Вольф подумал: «Не может быть, чтобы это организовал Абдулла, просто везение, подарок судьбы».
Офицеры были в пяти ярдах от Вольфа.
Стоявший на другой стороне улицы автомобиль неожиданно тронулся с места. Это был большой черный «паккард» с мощным двигателем и мягкими рессорами. Беспрерывно сигналя и не обращая внимания на двигающийся по главной улице транспорт, он на большой скорости пересек ее в сторону переулка и на углу в нескольких футах от того места, где сидел Вольф, врезался в старый таксомотор «фиат».
Офицеры остановились около столика, за которым сидел Вольф, чтобы поглазеть на аварию.
Из «паккарда» выскочил молодой грек в шерстяном костюме.
Араб обозвал грека свиньей.
Грек обозвал араба задницей больного верблюда.
Араб ударил грека по лицу, а грек дал арабу по носу.
Люди, вышедшие из автобуса, и те, кто собирались в него сесть, подошли ближе.
В переулке стоящий на голове у своего партнера акробат обернулся посмотреть на драку, потерял равновесие и упал на зрителей.
Мимо столика Вольфа стрелой промчался мальчишка. Вольф вскочил и, показывая на него пальцем, закричал во весь голос:
– Держите вора!
Мальчишка несся прочь. Вольф побежал за ним. Четверо людей, которые сидели за соседним столиком, вскочили и попытались схватить паренька, но тот пробежал между двумя офицерами, которые глазели на драку. Вольф и ринувшиеся ему на помощь люди налетели на офицеров и сбили их с ног. Несколько человек стали кричать: – Держите вора! – хотя большинство из них не знали, кто этот вор. Некоторые из наблюдавших подумали, что это один из дерущихся шоферов. Подошедшая с автобусной остановки толпа, зрители, наблюдавшие за выступлением акробатов, и большинство посетителей кафе накинулись на обоих водителей: арабы решили, что преступником является грек, а все остальные – что виноват араб. Несколько человек с тростями (с ними ходили многие) пытались протиснуться сквозь толпу, наугад ударяя ими по головам, стараясь прекратить драку, но это оказало противоположное действие. Кто-то взял стул из кафе и запустил им в толпу. Но стул пролетел мимо и угодил в лобовое стекло «паккарда». Тем временем из кафе выскочили официанты, повара и его владелец и стали отбиваться от тех, кто хватался за стулья. Все кричали друг на друга на пяти языках. Проезжающие мимо водители останавливались, чтобы посмотреть на эту свалку, и сигналили. Сорвавшаяся с привязи собака начала в безумном возбуждении кусать людей за ноги. Из автобуса вышли все пассажиры. Дерущаяся толпа с каждой секундой становилась все больше. Водители, остановившие свои машины, чтобы поглазеть на происходящее, жалели о том, что это сделали, потому что толпа окружила их автомобили, и они не могли двинуться с места. Шоферам пришлось запереть дверцы и поднять стекла, а мужчины, женщины и дети, арабы и греки, сирийцы и евреи, австралийцы и шотландцы вскакивали на крыши машин, дрались на их капотах, падали на подножки и пачкали кровью автомобили. Кто-то выпал из окна соседнего с кафе ателье по пошиву мужской одежды, а в сувенирную лавку, примыкающую к кафе, вбежала испуганная коза и начала опрокидывать все столики с выставленными на них фарфоровыми, гончарными и стеклянными изделиями. Появилась обезьяна, которая перед этим ехала верхом на козе для увеселения прохожих. Ловко пробежав по головам людей, она исчезла в направлении Александрии. Распрягшаяся лошадь пустилась вскачь по улице между рядами машин. Из окна, расположенного над кафе, женщина опрокинула на дерущихся ведро помоев. На это уже никто не обратил внимания.
Наконец прибыла полиция.
Когда дерущиеся услышали свистки, они сразу же забыли о тех ударах, толчках и оскорблениях, которые и послужили причиной возникновения множества разрозненных схваток. Все стали поспешно удирать, не дожидаясь, пока начнутся аресты. Толпа быстро таяла. Вольф, которого сбили с ног в самом начале потасовки, поднялся и перешел на другую сторону улицы, чтобы понаблюдать за развязкой. К тому времени, как были надеты наручники на шестерых человек, все было кончено, дерущихся не осталось, не считая одетой в черное платье старой женщины и одноногого нищего, которые слабо пихали друг друга в сточной канаве. Владелец кафе, портной и хозяин сувенирной лавки заламывали руки, вслух проклиная полицию за то, что она прибыла так поздно, а мысленно удваивая и утраивая сумму причитающейся им страховки.
Водителю автобуса в драке сломали руку, все остальные отделались порезами и ушибами.
Был только один смертельный исход: козу сильно покусала собака, и ее пришлось пристрелить.
Когда полиция попыталась сдвинуть с места две столкнувшиеся машины, выяснилось, что во время драки уличные мальчишки поддомкратили сзади оба автомобиля и украли задние колеса.
В салоне автобуса выкрутили все до единой лампочки.
Исчез и портфель, принадлежащий британскому офицеру.
Довольный собой, Вольф быстро шел по улочкам Старого Каира. Еще неделю назад задача завладеть секретами генштаба казалась почти невыполнимой. Похоже, сегодня он ее осуществил. Это была блестящая идея – обратиться к Абдулле для организации уличной драки.
Ему не терпелось узнать, что находится в портфеле.
Дом Абдуллы не выделялся среди окружавших его трущоб. На потрескавшемся и облупившемся фасаде в неправильном порядке были расположены маленькие кривые окошки. Входом служила низкая арка без двери, ведущая в темный проход. Вольф нырнул в арку, прошел по коридору и поднялся по винтовой каменной лестнице. Наверху он отодвинул занавеску и вошел в гостиную Абдуллы.
Комната была похожа на своего хозяина: грязная и богатая. Трое маленьких ребятишек и щенок гонялись друг за другом вокруг дорогих диванов и инкрустированных столов. В нише возле окна старая женщина вышивала гобелен. Другая женщина выходила из комнаты, в то время как туда зашел Вольф. Здесь не придерживались строгого мусульманского обычая разделять жилище на женскую и мужскую половины, как это было в детстве у Вольфа дома. Посередине комнаты на расшитой подушке, скрестив ноги, сидел Абдулла и держал на коленях ребенка. Он поднял глаза на Вольфа и широко улыбнулся:
– Друг мой, ну и успех!
Вольф сел на подушку напротив него.
– Это было здорово, – сказал он. – Ты настоящий фокусник.
– Такая свалка! И автобус пришел как раз, когда надо, и обезьяна убежала…
Вольф присмотрелся к тому, чем занимался Абдулла. На полу рядом с ним лежала куча бумажников, дамских сумочек, кошельков и часов. Продолжая разговаривать, он взял в руки красивый бумажник из тисненой кожи, вынул из него пачку египетских банкнот, несколько почтовых марок и маленький золотой карандашик и засунул их куда-то под халат. Затем он отложил бумажник, взял дамскую сумочку и стал в ней копаться.
Вольф понял, откуда взялись все эти вещи.
– Ах ты, старый мошенник, – сказал он. – Твои ребята в этой толчее лазили по карманам.
Абдулла ухмыльнулся, сверкнув стальной коронкой.
– Приложить столько усилий и украсть только один портфель…
– Он у тебя?
– Конечно.
Вольф расслабился. Абдулла не пошевелился, чтобы отдать портфель. Вольф спросил:
– Почему ты его мне не отдаешь?
– Сию минуту, – ответил Абдулла, но по-прежнему не двинулся с места. Через минуту он сказал:
– Ты обещал заплатить мне еще пятьдесят фунтов при получении.
Вольф отсчитал банкноты, и они исчезли под грязным халатом. Абдулла наклонился вперед, одной рукой прижимая к груди ребенка, другую просовывая под подушку, на которой сидел, и вытащил портфель.
Вольф взял его и внимательно осмотрел. Замок был сломан. Он рассердился: должен же быть предел наглости. Он заставил себя проговорить спокойным голосом:
– Ты его уже вскрыл.
Абдулла пожал плечами и ответил:
– Maaleesh. – Это очень удобное двусмысленное арабское слово означало одновременно «виноват» и «ну и что?».
Вольф вздохнул. Он слишком долго жил в Европе и забыл, как делались дела дома.
Он открыл портфель. Внутри лежала стопка из десяти или двенадцати убористых машинописных страниц на английском языке. В то время, как Вольф начал читать, кто-то поставил рядом с ним крошечную кофейную чашку. Он поднял глаза и увидел красивую молодую девушку.
– Твоя дочь? – спросил он у Абдуллы.
Абдулла рассмеялся.
– Моя жена.
Вольф еще раз взглянул на девушку. На вид ей было лет четырнадцать. Он вернулся к документам. Прочитав первую страницу, со все возрастающим недоверием пролистал остальные и опустил их на пол.
– Мой бог, – тихо простонал он и рассмеялся.
В портфеле был полный комплект меню казарменной столовой на июнь месяц.
Вэндем говорил полковнику Боггу:
– Я издал распоряжение, напоминающее офицерам, что документы генштаба запрещается носить по городу, кроме исключительных случаев.
Богг сидел за своим массивным фигурным столом и натирал носовым платком красный крикетный мяч.
– Хорошая мысль, – ответил он. – Парни не должны расслабляться.
Вэндем продолжал:
– Один из моих осведомителей, новая девушка, о которой я вам рассказывал…
– Проститутка.
– Да. – Вэндем пересилил желание ответить Боггу, что определение «проститутка» не подходит к Элин. – Она слышала, что беспорядки были организованы Абдуллой…
– Кто это?
– Это своего рода египетский Фейгин, а кроме того, он мой осведомитель, хотя продажа мне информации – самое скромное из его многочисленных занятий.
– С какой целью были, по слухам, организованы эти беспорядки?
– Кража.
– Понятно. – Видно было, что Богг ему не верит.
– Было украдено множество вещей, но нам следует рассмотреть и такую вероятность, что основной целью кражи был портфель.
– Заговор! – произнес Богг с ноткой веселого скептицизма. – Зачем Абдулле меню нашей столовой? – Он рассмеялся.
– Он ведь не знал, что находится в портфеле. Он просто мог предположить, что там секретные документы.
– Я повторяю свой вопрос, – произнес Богг с видом отца, терпеливо поучающего ребенка. – Зачем ему секретные документы?
– Может быть, он действовал по заданию.
– Чьему?
– Алекса Вольфа.
Читать бесплатно другие книги:
