Я клянусь тебе в вечной верности Сакрытина Мария

–Всего лишь ответа на мой вопрос, Ваше Высочество. Мне интересно, почему я вам не нравлюсь. И вы не находите нужным это скрывать. Почему?

Он открыл глаза, снова посмотрел на меня со странной, непонятной обречённостью.

–Потому что вы оружие, и слишком опасное. Потому что владеть таким «мечом» – значит нести слишком тяжёлое бремя всю жизнь.

–Бремя? – изумилась я, принимаясь за второй персик. – Какое бремя, принц? Вы приказываете – я подчиняюсь. Ваши враги в могиле, золото мира в ваших сундуках, прекрасные девственницы в вашей постели. Так какое бремя?

Амир улыбнулся.

–Ответственности, Элиза-сайе.

Я смотрела на него, подняв брови, и он, по-прежнему улыбаясь – совсем, впрочем, невесело, – продолжил:

–Вы знаете легенду о святом Банделее?

–Все знают. Он был настолько благочестив, что Великая Матерь согласилась в награду исполнить любое его желание. И?

–И он до сих пор сидит на горе Манут и размышляет, что пожелать.

–Никак не может выбрать? – усмехнулась я.

Амир покачал головой.

–Он мудр, Элиза-сайе, и знает, что нет ничего печальней исполнившейся мечты. Желания убивают, госпожа, некоторые – быстрее даже ваших заклинаний. Именно поэтому я не хочу, чтобы у меня было такое оружие, как вы, и именно поэтому я не против уступить трон кому-то из моих младших братьев – если вы выберете их. Я удовлетворил ваше любопытство?

Я смотрела на него и не могла понять – неужели он действительно верит в то, что говорит? Я заглянула в его сердце и не поверила уже себе: таких людей, как он, нет и не может быть на земле. Ну кто, право же, станет задумываться о последствиях, если ему подарят артефакт, исполняющий желания? Только сбрендивший святоша. Амир на такого совершенно не походил.

Но на этот раз он мне не лгал.

–Вполне. Благодарю вас, принц.

Он выхватил кинжал, когда я поднялась и шагнула к нему. Замер – я опустилась на колени у его ног и, глядя в пол, чуть в сторону от его украшенных вышивкой парадных туфель, ровным тоном медленно и чётко начала: «Я клянусь тебе в вечной верности…»

Когда я замолчала, наступила тишина – тгучая тишина южного вечера, непоколебимая и сонная, с запахом жасмина.

Слова «Эл-лиза… сайе?..» утонули в ней совершенно.

Я выпрямилась. Поднялась, оказавшись близко-близко к нему, – настолько, что могла легко различить запах его масел для купания и пота.

–А вы знаете, Амир… Я вас тоже не люблю.

Он изумлённо моргнул. Медленно опустил руку с кинжалом и, уже глядя на меня, вдруг захохотал.

Мне пришлось полить его вином из кувшина – Амир как-то слишком близко принял к сердцу мою клятву. Я-то ожидала, что он обрадуется.

Валентин бы радовался.

–Элиза? – вытирая лицо широким рукавом, выдавил наконец принц. – Ну зачем… зачем вы так? Я же совершенно не подхожу на роль вашего господина, мне это просто не нужно! Мои братья… О боги, это совсем никак нельзя отыграть обратно?

Тут уже не выдержала и рассмеялась я. Правда, успокоилась куда быстрее и без вина.

–Амир, вы не заставите меня убивать? И лгать?

Он уставился на меня, как всё на ту же змею, правда, вместо укуса взявшуюся танцевать.

–Да я вообще не знаю, что с вами делать!

–А делайте что угодно, – отмахнулась я. – Только на гору Манат рядышком с тем старым придурком не уходите, ладно?

Амир снова засмеялся, а я решила, что очередного приступа истерики просто не вынесу. И позорно сбежала – исчезла.

Зак был в ярости. Он то угрожал убить Амира, то пытался спалить дом. Я отлично поупражнялась в защитных заклинаниях, пока он крушил мебель, бросался заклинаниями и орал на меня. Даже не знаю, что его разозлило сильнее: что я принесла клятву Амиру или что сделала это сама, без его ведома.

–Ты оговорила условия? Нет?! Дура! Что, что он тебе наплёл, этот слабак? У него в голове одни счётные книги! Идиотка, вот и будешь вечно на него горбатиться – этот святоша даже в бою не помрёт!

И всё в том же духе.

Дом выдержал. Даже разбежавшиеся слуги вернулись. А мы с Заком впервые переспали – иначе вышедший из себя чародей успокаиваться не собирался.

Честно говоря, его покои мы спалили именно тогда. И я принимала деятельное участие…

Следующим вечером, довольные собой и жизнью, мы оба скучали на приёме у короля Овидстана. А Овидий радовался. Он так чисто, незамутнённо радовался – ну прямо как ребёнок, которому всё-таки дали долгожданную конфету. Он в ответ надарил всякой бесполезной чепухи мне, осыпал подарками Амира, даже Заку что-то перепало. Надим, второй принц, стоял у отцовского трона весь зелёный – не понять: то ли от зависти, то ли от злости. Аджахад мечтательно разглядывал потолок, а когда всё закончилось, подошёл ко мне.

–Элиза.

Я заранее приготовилась, что меня начнут костерить: как ты могла! я же столько для тебя старался!

Но Аджахад улыбнулся и выпалил:

–Спасибо! Я сегодня же сделаю предложение Алие-сайе! Элиз, я вас обязательно познакомлю. Она такая… – и дальше он подробно, с помутившимся взглядом влюблённого рассказывал какая.

–Чудесно, – только и могла выдавить я во время паузы.

Я предчувствовала, что он теперь уедет в свою провинцию и вряд ли мы скоро встретимся. А мне даже было жаль… Теперь-то мы, наверное, могли бы нормально общаться.

Про войну мне никто не сказал – а я сама не интересовалась. Не до неё было. Сначала я привыкала к Амиру, потом валялась в кровати, ослабевшая и умирающая.

Амир меня не разочаровал. С клятвой я поступила скорее импульсивно, чем обдуманно, но, положа руку на сердце, он был лучшим выбором, который я могла сделать. Молва, кстати, быстро уложила нас в постель и даже приписала нам внебрачное дитя. Врут, всё врут. Амир вызвал – вежливо пригласил – меня следующим же после королевского приёма утром в свои покои (дворца Алистана у него ещё не было) и в упор сказал мне, что с оружием, то есть со мной, он спать не станет.

Я заела обиду халвой и ответно сообщила, что он мне тоже не очень-то нравится. И вообще, принцы в постели, говорят, те ещё брёвна…

Закончилось всё опять смехом. После, правда, Амир попытался рассказать мне о своих планах, но мне сделалось дурно (и неинтересно), так что пришлось встречу на этом завершить.

Я странно чувствовала себя в те дни – то резвилась с Заком (дом ходуном ходил), то валялась без сил в постели весь день. И ела, ела, ела много – за двоих, а то и за троих. На очередной встрече с Амиром – когда он принялся что-то говорить про Мальтию и войну, меня чуть не стошнило от молока с мёдом, которое я всегда обожала.

Амир испугался. Меня, дрожащую, посеревшую и тоже очень испуганную, осматривали сразу три дворцовых лекаря. И все трое, посчитав пульс, вынесли вердикт: я беременна.

У Амира в гостиной тем вечером разбилось всё, что могло разбиться. Я потом извинялась и даже возместила – вазы, статуэтки. Но, боюсь, было там что-то коллекционное.

Вся столица смаковала новость – никто и не сомневался, что отец ребёнка Заккерий. Кто-то упоминал, правда, и Амира, но срок был слишком большим – два месяца. Моей клятве же и двух седмиц не минуло.

Одни мы с Заком отлично знали, кто отец. Срок, да и мы, чародеи, такое чувствуем. Я, например, также знала, что родится мальчик. Что он будет красивый, очень – копия папочки. И отчаянно-храбрый – тоже в отца. Я надеялась, что хотя бы отцовскую глупость он не унаследует. Ну да ладно, с этим можно справиться.

Я хотела этого ребёнка с того момента, как узнала, – он был бы моим полностью, абсолютно. Частица настоящей любви, которую я не заслужила. Счастливое дитя – так я думала.

Зак считал иначе: «Элиза, ты с ума сошла! У чародеев рождаются только чародеи! Ты хочешь сыну такую судьбу?» Я считала, что, если научу моего ребёнка, как с ней справляться, ему будет легче. Он сам сделает выбор, он выдержит.

Я не буду такой, как моя мать.

Я отвечала, что хочу сына, и Зак снова выходил из себя, снова кричал, снова крушил мебель – мы тогда, наверное, стали самыми любимыми клиентами у плотников.

В те дни вокруг меня вечно носились няньки и повитухи, чтобы, не дай боги, чего не случилось с жемчужиной овидстанской короны. Овидий справлялся о моём здоровье постоянно. Амир каждый вечер присылал рабахский щербет – я умирала, как хотела его. Меня мутило, но я ела эту гадость громадными количествами.

И всё было замечательно, лекари в один голос предсказывали лёгкие роды. Я даже спокойно переживала начавшуюся утреннюю тошноту. Но потом однажды ночью мне приснился Валентин вместе с Алэром – и кровь, всё в крови. Они оба в крови.

Я проснулась тоже в крови. Помню, как спешно вызванные лекари качали головами, объясняя, что это выкидыш, что ребёнка не будет. Но всё это помнится смутно – они тогда чуть-чуть меня не потеряли.

Я металась в жару, плавала в тумане и раз за разом оказывалась в комнатке Девичьей башни рядом с мёртвым Алэром. И Валентин в запачканной кровью рубашке отодвигал полог и, наклоняясь ко мне, говорил: «Да, Лизетта, мне нравится. Мне очень нравится».

Мальчишка – пленный мальтиец – орал на высокой ноте уже битый час, а толку от него не было никакого. Заккерий, пощёлкивая пальцами, ходил из угла в угол мимо посеревших генералов, вынужденных наблюдать пытку, и безумно жалел, что Элизы сейчас здесь нет. Конечно, тащить её на войну в её положении было бы верхом глупости, но Элиза намного лучше его могла читать мысли и запудривать мозги. А так – уже третий лазутчик за последние дни, и все, как на подбор, так старательно не думают о том, что надо, что толку от них никакого. Заккерий мог вороном проникнуть в мальтийскую ставку, да хоть в родовой замок мальтийского генерала-командующего. Только толку от этого тоже не было: сэр Джереми предпочитал не писать свои планы на стенах и не выставлять их на всеобщее обозрение, а хранить в голове. А его лазутчики отказывались говорить принципиально. И снова всё упиралось в Элизу – она могла бы аккуратно прочитать их, не выворачивая наизнанку. Заккерий мог только пытать.

Мальтиец наконец заткнулся – очевидно, сорвав голос. Заккерий с тоской посмотрел на него, повторил приказ и получил тот же полный ненависти взгляд. «Да где ж вас берт-то таких упёртых?» – думал чародей, подходя к пленному и поднимая его подбородок, заставляя смотреть в глаза.

–Послушай, мальчик, ты меня впечатлил, – скучающим голосом начал Заккерий. Всё это – и уже третий день – напоминало плохо поставленное представление. – Рассказывай, и я даю слово, что сохраню тебе жизнь. И даже в рабство не продам, у тебя самого будут рабы. И золото. Что тебя ждёт в этой твоей Мальтии, в конце-то концов? Ты ж не дурак, чтобы этого не понимать.

Пленный прерывисто вздохнул, собрался с силами и плюнул.

Заккерий отпустил его и сбросил сидевшего на плече ворона.

–Значит, дурак.

За его спиной раздался новый хрип – ворон выклёвывал мальтийцу глаза.

Заккерий покосился на него и вытер плевок с плеча. Нет, решительно Элизе здесь делать нечего. Ничего страшного, если война затянется. Овидий подождёт.

Полог шатра колыхнулся, и бледный посыльный упёрся лбом в дорогой шахитский ковёр.

–М-м-мой г-г-господин…

Заккерий снова щёлкнул пальцем, и ворон закружил по шатру, хрипло каркая. Пленник обвис в цепях, в очередной раз потеряв сознание.

Чародей торопливо развернул поданный гонцом свиток. Он ждал его уже два дня, пока торчал в этой мальтийской дыре, и даже начал волноваться. Да, он знал, что делал, и знал, что Элиза достаточно сильна, чтобы оправиться после потери ребёнка (ублюдка, как чародей называл его про себя), но предчувствие когтями скребло сердце – если бы не приказ, Заккерий уже давно бы вернулся в столицу.

Строчки скакали перед глазами, Заккерий выдохнул, чувствуя странное, непонятное волнение. Вчитался. И, шипя, схватился за стол с расстеленной на нём картой.

–Мой господин?

Заккерий убил гонца одним щелчком – походя. И, отшвырнув свиток, тихо застонал, не обращая внимания на изумлённые и испуганные взгляды генералов.

Этого просто не могло быть! Он же всё, всё сделал правильно!

Девочка – и так худенькая, хрупкая – совсем утонула в одеялах и подушках. Если бы не учащённое, хриплое дыхание, она бы уже сейчас казалась мёртвой.

Заккерий, сгорбившись, сидел на полу у кровати. И крепко прижимал маленькую ладошку чародейки к губам. Его руки дрожали – Овидию странно было видеть своего чародея таким.

Элиза хрипло вздохнула и тихо, протяжно застонала, глядя в никуда широко распахнутыми глазами. Из донесений лекарей король Овидстана знал, что чародейка истекает кровью постоянно, и если бы не тот же Зак, уже была бы мертва.

Совсем как обычная девушка после неудачного выкидыша.

–Разве чародеи так умирают? – недоверчиво выдохнул король.

Заккерий даже не повернулся. Всё его внимание было приковано к девочке. Овидий не мог сказать, колдует он сейчас или нет, наверное, да. Чародей был лучше всех целителей, но вылечить до конца не мог. Лекари разводили руками – по их мнению, Элиза должна была быть совершенно здоровой. Вот только бедная девочка всё равно истекала кровью и бредила.

И пока она не определится с тем или этим светом, про войну можно забыть – от Заккерия толку сейчас всё равно мало. А жаль – армия только-только пересекла границу, только-только оторвала кусок Мальтии. Отъезд чародея и весть о смертельной болезни чародейки сильно ослабили боевой дух, не говоря уж про боевую мощь. А в народе даже начали поговаривать о проклятии богов.

Всё это требовалось немедленно прекратить. Но Элиза, глупенькая, юная чародейка, которая могла бы стать куда более ценным сокровищем, чем даже Заккерий, медленно умирала, и вместе с ней угасал чародей.

Овидий не мог понять: почему? Неужели Заккерий настолько её любит? Или причина в другом?

Так или иначе, чародей не видел ничего вокруг, кроме своей Элизы. И король Овидстана, в который уже раз за седмицу, постояв, отвернулся. Встретился взглядом с Амиром и пожал плечами. Глупо было терять могущественный меч из-за такой глупости. Может, боги их действительно прокляли?

Заккерий действительно не замечал ничего вокруг. Слуги боялись его, как помешавшегося: на третий день болезни госпожи чародей ворвался в её покои, даже не переодевшись с дороги, и с тех пор не отходил от её постели. И то и дело почти беззвучно шептал: «Прости, прости меня, не уходи!» За что просил прощения грозный меч короля Овидия не знал никто. А когда спустя две седмицы он вдруг заметался по спальне, круша всё вокруг, а потом и вовсе исчез, это сочли ещё одной выходкой сумасшедшего.

Заккерий вернулся быстро, на вторые сутки. И не один.

Меня качало, а когда я открыла глаза – с трудом, – комната кружилась. Я осматривалась, не понимая, что заставляет её так странно двигаться, когда незнакомый голос вдруг тихо произнёс:

–Госпожа, вам нужно это выпить.

«Это» было горьким травяным настоем, до того противным, что если бы не слабость, меня бы наизнанку вывернуло.

Незнакомец так и стоял блёклым пятном перед глазами – я никак не могла сосредоточиться, чтобы его рассмотреть.

–Что… со мной? – и мой голос звучал странно хрипло, неприятно. Как карканье Заккериева ворона.

–Вы живы, – помедлив, обнадёжил голос.

Я прикрыла глаза и попыталась улыбнуться.

–То есть уже не умру?

–Это маловероятно, – отозвался голос, и я хрипло засмеялась. Смех тупой болью отозвался внизу живота, и тут же чьи-то тёплые мягкие руки легли туда – я не успела испугаться, только удивилась: боль прошла моментально. А когда открыла глаза, комната наконец остановилась. И незнакомец теперь был виден отчётливо – действительно блёклый, бледный мальчишка младше меня года на два, но со взглядом старика.

–Кто ты? – разглядывая его изящные, девичьи руки, выдохнула я.

Мальчик потянулся к моему лбу. И, когда я дёрнулась, тихо произнёс:

–Лежите смирно, госпожа, мне нужно вас осмотреть.

–Кто ты? – мотнув головой, настойчивей повторила я.

Он вздохнул, и я заметила тёмные-тёмные мешки под его золотисто-карими глазами.

–Моё имя Арий, госпожа.

Это мне ничего не говорило.

–Ты лекарь? – это было очевидно, не знаю даже, зачем я поинтересовалась.

–Целитель, госпожа, – тоже непонятно зачем поправил он.

Пока он меня осматривал – точнее будет сказать, «ощупывал», – я рассматривала его. Светлые волосы, неровно постриженные. Руки мягкие, пальцы тонкие, быстрые. И браслет со знаком Матери на правом запястье – жар от него я чувствовала, даже не касаясь.

–Ты целитель Великой Матери, – выдохнула я, не отрывая взгляда от браслета. – О бездна!

–Не кощунствуйте, госпожа, – бросил мальчик, в который раз ощупывая мой живот. И когда я попыталась отодвинуться, покачал головой. – Не бойтесь. Я здесь лишь затем, чтобы исцелить вас.

–Да неужели? – Зак некогда все уши мне прожужжал, что целители Матери, настоящие, владеющие магией, рождаются раз в столетие и охраняются храмовниками почище иных богатств. И ещё он добавлял, что только у этих целителей есть сила победить чародея даже в открытом поединке. Правда, не убить, а только победить.

–Да, госпожа, – убирая наконец руки, кивнул мальчик. – Меня привёз господин… Зак… Закке… простите, я не запомнил его имя. Впрочем, мне он представиться позабыл.

–Заккерий, – ошеломлённо пробормотала я. – Но… как?

–Он меня выкрал, – спокойно сообщил мальчик, складывая руки на коленях и упираясь в них взглядом.

–Великая Матерь!

Юный целитель улыбнулся в ответ – светло, ярко. И, повернувшись ко мне, поправил одеяло.

–Спите, госпожа. Спите спокойно.

У меня действительно вдруг стали слипаться глаза – настолько, что было уже не до Зака с целителем. Но оставалась ещё одна вещь, которую мне необходимо было узнать.

–Мой… сын? – и задохнулась от ужаса, потому что уже поняла, почувствовала.

–У вас ещё будут дети, госпожа, – голос целителя прозвучал словно издалека. – Поверьте мне. У вас ещё будет сын. Его будут звать Николас – Никки. Вот, посмотрите.

И я, заснув, действительно увидела во сне пятилетнего Никки, которого у меня тогда ещё не было, о котором я понятия не имела. Он был копией Ланса – а ведь этого никак не могло быь – и держал руку на холке спокойно сидящего волка, и всматривался куда-то в даль.

Я тогда ещё не поняла, что он ничего не видит.

Целитель не отходил от меня ни на минуту, при этом, когда я спрашивала про Зака, и Арий, и слуги отвечали, что в столице его нет. Наверное, очередной приказ Овидия. Я никак не могла поверить, что он осмелился выкрасть целителя, осквернить храм Матери – единственной богини, которую Зак почитал. Зачем? Неужели я действительно умирала и он не хотел терять меня? Это звучало слишком по-сказочному, а в сказки я уже не верила.

–Арий, а что Зак пообещал тебе за помощь?

Целитель аккуратно поставил передо мной кружку с травяным настоем и удивлённо вскинул брови.

–Пообещал, госпожа?

Я смотрела, как он ходит по комнате – уже не спальне, я уже могла вставать и предпочитала сидеть на выходящей громадными окнами в сад гостиной. В саду было солнце, и громадные, недавно зацветшие астры тянулись к нему, пушась разноцветными упругими лепестками.

–Да, чем он заплатит тебе за моё лечение?

Арий налил настой во вторую кружку и устроился рядом со мной среди подушек, тоже глядя на астры.

–Он убьёт меня, госпожа.

–Что?!

Арий спокойно отпил из кружки.

–Он считает, что я представляю угрозу для него и его короля. Он уверен, что целесообразнее лишить меня жизни, чем возвращать в осквернённый храм. Он думает…

–Помолчи, – оборвала я, тяжело дыша.

Да, это было похоже на Зака. Он был мерзавцем, я всегда это знала. Но убить человека, спасшего мне жизнь?.. Впрочем, какая Заку-то разница?

–Госпожа, – поставив кружку на пол, мягко произнёс Арий. – Ваш друг прав. Я действительно буду представлять для него угрозу, если останусь в живых.

Я повернулась к нему.

–То есть ты… убьёшь Зака? Ты это хочешь сказать? – мальчишка выглядел кем угодно, только не убийцей. К тому же, насколько я знала из рассказов того же Зака, целитель мог победить в поединке, но максимум ослабить нас. Убить? Слуга милосердной и всепрощающей Матери? Никогда.

–Нет, госпожа, – улыбнулся Арий.

От его улыбок, белых одежд и мягкого тихого голоса уже кружилась голова. И говорил он так, будто мы обсуждали не его смерть, а вели разговор… ну, скажем, о погоде. Или недавней вечеринке у какой-нибудь знатной госпожи.

Я глубоко вдохнула и прижала пальцы к вискам.

–Что я могу сделать для тебя?

–Госпожа?

И взгляд – как у коровы, которая покорно идёт на бойню.

–Ты спас мне жизнь, целитель. Ты правда думаешь, что я буду стоять и смотреть, как мой, хм, друг… как Зак тебя убивает, потому что это… «целесообразно»?

–Полагаю, вы будете в этот момент спать, – склонил голову Арий.

–Ты издеваешься?!

Он долго смотрел на меня – пока я не перестала злиться, а почувствовала неуверенность и даже поёжилась. Очень странный у него был взгляд, взрослый не по годам. Но не как у некоторых стариков – усталый или озлобленный. Нет, опытный и грустный. Как у статуи Матери в храме. На неё я тоже долго не могла смотреть.

–Вы можете отправить меня в Мальтию, госпожа?

–В Мальтию? – опешила я. – Зачем?

Арий снова улыбнулся – он постоянно улыбался. Грустно и добро. О чём бы ни говорил, всегда одинаково. Да, как статуя в храме.

–Там мне надлежит сейчас быть, госпожа.

Я чувствовала, что Заку это не понравится. И ещё меньше это не понравится королю Овидию. Но плевала я на них – вот что. А Амира, чтобы заставить меня подчиниться, рядом не оказалось.

–Хорошо.

–Да благословит вас всемилостивая Матерь, госпожа, – тихо отозвался Арий, как ни в чём не бывало попивая настой.

Странный мальчик. Однако я не хотела, чтобы он умирал из чувства ли благодарности, или жалости, или ещё чего, не знаю. Но что сделано, то сделано – я отправила его в Мальтию следующей же ночью. В королевский дворец, как он и просил.

И той же ночью свалилась как снег на голову Амиру – к слову, он не спал и даже не развлекался с девушками, а засиделся за какой-то писаниной, наверняка снова государственной важности.

Принц так обрадовался мне, я даже пошутила, что ему бы пристало расстроиться: я же оружие, страшный соблазн и всё такое… «Элиза-сайе! – осуждающе качал головой Амир. – Ну что вы говорите!»

Я попросила его увезти меня подальше от столицы. Желательно в самую глушь и желательно побыть со мной. Так меньше было возможности рассерженному Заку явиться по мою душу – Амира он не любил да и мешать мне выздоравливать в каком-нибудь симпатичном саду или лесу вряд ли стал бы. Да и Ярати с её дворцами и жемчужными улицами мне видеть сейчас не хотелось.

Амир отвёз меня к Висячим садам Атстании. Он не мог оставаться со мной долго, но сделал всё, чтобы меня окружали проверенные слуги. Моё мнение по поводу рабства он целиком разделял – во всём дворце работали только свободные южане. Все они знали Амира ещё с того времени, как он, войдя в возраст, стал наместником Атстании. Все его буквально боготворили, а заодно и меня. Но меня на втором месте. Это удивительно – в столице было наоборот. Не один Зак считал Амира слабаком. Среди аристократов старший принц тоже не был особенно популярен. Тогда меня это удивляло – хотя ничего странного в этом не было: Амир с его мирными планами развития торговли мешал аристократам получать богатства завоёванных земель и бесплатных рабов – местных жителей. Зато торговцы Амира, естественно, любили, но я вращалась в среде знати и мало знала о том, что творится в Среднем городе, а уж тем более в Нижнем. Да и не хотела знать.

Я вообще тогда мало оглядывалась вокруг – малышка Лизетта во мне ещё не умерла. Я жила в достатке, мне прислуживали, я просто не задумывалась, что у кого-то может быть иначе. Я всегда жила так – разве что до встречи Валентина было иначе. Но я этого почти не помнила.

Я не понимала Амира, не понимала, почему его так беспокоит Овидстан, – ведь всё же хорошо. Зато я понимала Зака с его королём: воевать в природе людей. Так объяснял мне Зак, и я не находила нужным подвергать его слова сомнению. К тому же разгоралась война с Мальтией, а там – я точно знала – положение отнюдь не радужное. В Овидстане куда лучше, так пусть король Овидий вместе с Заком сделают, чтобы и в Мальтии было так же хорошо, как на Юге.

Да, да, я была наивной девочкой. Но люди – и даже чародеи – почему-то не рождаются умудрёнными опытом.

Если бы не каприз – Амира я бы тоже своим господином не выбрала. Но, вопервых, мне не хотелось вечно танцевать под дудку Зака. Я тоже чародейка и уже достаточно умная, чтобы выбирать, – хотелось показать мне. А вовторых, Амир же сказал, что он меня не хочет. Не хочет? Меня?!

И мне просто повезло: любой другой на месте Амира заставил бы меня и убивать, и лгать – я же действительно не взяла с него клятву, прежде чем дать свою. Но Амир оказался достаточно порядочным. Я до сих пор кляну себя за то, что не понимала этого тогда. Но что имеем, редко для нас ценно.

Амир относился ко мне как к наивной девочке. До клятвы я представляла для него лишь помеху. После – я была возможностью помочь. Но он никогда, никогда не обращался со мной как с оружием, и это совершенно не моя заслуга.

В Атстании он пробыл со мной три дня. Гулял по садам, возил в горы, ни на мгновение не оставлял одну. И не надоедал со своими государственными проектами – думаю, к тому моменту он уже понял, что они вызывают у меня только зевоту. Амир напоминал мне Алэра своей заботой, но в нём не было постоянной обречённости последнего. Амир, например, умел смеяться, как никто, и шутить. Иной раз я не могла съесть даже кусок за обедом, слушая его байки. Потрясающий оратор, потрясающий выдумщик. С ним было удивительно легко – как я до клятвы этого не понимала? Те три дня его прикосновений без подтекста, его слова, его взгляды – будь у нас побольше времени, я бы обязательно влюбилась.

Но у него никогда не находилось «побольше» времени на свою чародейку. Впрочем, на себя тоже. Страна важнее. Как-то я пыталась выяснить, есть ли у него возлюбленная. И выяснила – попробуй скрой что-то от любопытной чародейки. Возлюбленной не было, только девушки-служани, причём из борделя Нижнего города. Заинтересовавшись, я его даже посетила. Это был полезный опыт, но о нём как-нибудь потом.

После отъезда Амира я осталась в Атстании одна – если можно так сказать, ведь меня всегда окружали слуги. Я почти не общалась с ними – большинство из них меня сторонились. К этому я давно привыкла. Мне нравилось сидеть в беседке в саду или выезжать в паланкине в горы. В те дни я даже не чувствовала себя особенно одинокой. У меня не возникло желания позвать волка – я знала, что он сейчас в Мальтии с Лансом. Часто во сне я смотрела его глазами – как Ланс сидит за заваленным письмами столом и трёт виски. Как засыпает прямо в кресле. Как скачет верхом по сельской дороге – кажется, от Пчелиной Заводи к столице.

Всё это странно меня успокаивало.

К тому же мальчик-целитель, думаю, что-то сделал со мной, кроме лечения. Я не впала в чёрную отчаянную грусть и хоть и сожалела о неудавшейся беременности, но всегда знала, что да, у меня будет ещё сын. Всё ещё будет хорошо, обязательно.

Но мне действительно было очень жаль мальчика, ставшего бы напоминанием о той, настоящей любви, которую один глупый рыцарь когда-то испытывал ко мне. Жаль – но и только. Точно, целитель Арий всё-таки поработал и с моим сознанием. Ну что ж, положа руку на сердце, я ему за это только благодарна.

Так прошла седмица в прекрасных жасминовых садах Атстании. И в полном, совершенном покое. Я даже понятия не имела, что где-то гремит война, в моей беседке всегда пели птицы и обворожительно пахло жасмином.

А на закате седьмого дня, как обычно неожиданно, передо мной появился Зак. Грязный, усталый – хорошая ванна ему бы не помешала. Я собиралась распорядиться, но он жестом остановил меня. Я ожидала: снова будет ругать. За Ария хотя бы. До того как я слегла, мы постоянно ссорились – Зак только и делал, что кричал на меня. Из-за ребёнка, из-за моей наивной глупости и по сотне других мелких причин. Я ожидала того же и сейчас.

Но Зак, подойдя, вдруг опустился на колени и порывисто обнял мои ноги.

–Прости меня, Элиза, пожалуйста, прости! – неразборчиво бормотал он, не поднимая глаз.

Первое, что я подумала: целитель поработал и с его сознанием. И что-то там неправильно «повернул».

–Зак? В чём дело? – я попыталась освободиться, но в итоге смогла лишь сесть рядом с ним, и он тут же вцепился в мои руки.

–Я так боялся, что ты умрёшь.

Неужели? Я не сдержала смех.

–Я жива.

Он наконец поднял на меня глаза – не Зака, у него таких отчаянных глаз быть не могло.

Что происходит?

–Ты простишь меня?

–За что?

Он только смотрел, а тишину вечера заполняло пение птиц, очень сладкое, в тон запаху жасмина, и журчание фонтана где-то в стороне.

–Элиза, выходи за меня, – выдохнул вдруг Зак.

Мы не отводили взгляда друг от друга. Я не понимала, что происходит. А он, похоже, не собирался меня отпускать, пока не отвечу.

–Хорошо, действительно, а почему бы и нет?

Выдохнув, Зак закрыл глаза и крепко меня обнял.

–Обещаю, я сделаю тебя счастливой.

«Сделай», – подумала я, находя его губы. Я же прекрасно понимала, что ему на самом деле нужно. Да и мне, если уж на то пошло.

…Ничего я не понимала, дурочка Лизетта. Я-то решила, что Зак с его тягой к позёрству просто разыграл всё и даже не для меня, а для себя. Чтобы было красиво.

Я и не думала, что он был искренен.

Из Атстании Зак увёз меня прямиком на войну. Я сама предложила поехать. Он был странный, Зак, в те дни, и я впервые стала за него волноваться. Мне не хотелось оставлять его одного – для нас, чародеев, одиночество может быть смертельно.

Зак пообещал, что ничего страшного он делать не заставит. И вообще, «это будет лёгкая приятная прогулка». Так и вышло – поверьте, чародею нет нужды смотреть на последствия своего заклинания. Потому ни я, ни Зак ни разу не задержались на поле боя дольше получаса. Почти всё время мы жили в лагере, в шикарном шатре, уставленном богатыми безделушками из нашего дома в столице и устеленном пушистыми шахитскими коврами. И да, большую часть времени мы наслаждались друг другом. А я ещё поглядывала на офицеров – среди них попадались очень симпатичные. Зак даже, ревнуя, пару раз предлагал мне устроить оргию. Нам было забавно это обсуждать, но пробовать – увольте. Я, чародейка, еще могла вынести забавы Заккерия, а он никогда не был особенно нежен, даже если хотел. Простые же люди погибли бы. Я же тогда была, по словам Зака, всё ещё щепетильна во всём, что касалось обмана и смерти. Уроки Валентина не прошли даром.

Настоящую войну я не видела вплоть до сражения… не помню, где оно происходило, а вот дату легко было запомнить – приближалась смена года. Мы собирались праздновать, Зак думал увезти меня в столицу – его давно уже звал Овидий для церемоний, кажется. Король Овидстана любил хвастаться своим чародеем… Но мальтийцы спутали нам все планы – до этого они послушно отступали, не панически, но достаточно быстро. А тут неожиданно большой отряд очутился прямо у нас в тылу, в лагере.

Не окажись там же, в лагере, нас с Заком, победа была бы у мальтийцев в руках. Они здорово застали нас врасплох. Но неожиданность – лишь укол булавкой для чародея.

Зак порвал их в клочья – в переносном, а некоторых – и в прямом смысле. Я помню, как бродила по лагерю, держа над ним щит, чтобы наши могли перенести раненых и их не достали вражеские стрелы – мальтийцы дрались отчаянно, не желая отступать. Но это было лишь дело времени: Зак добивал их, как наигравшийся с мышами кот.

Меня мутило не столько от трупов, сколько от воспоминаний. Ворон Зака бил крыльями у плеча, не оставляя ни на мгновение, то и дело уговаривая голосом чародея вернуться в шатёр. Не знаю почему, но я не слушала.

И в еловом лесочке, куда забрела совершенно случайно, я наткнулась на опекуна Ланса – сэра Джереми. Наверное, тоже по случайности, он был ещё жив и даже в сознании. Хотя, судя по тому, что снег вокруг него стал ало-розовым, и по тому, что представлял его бок, можно было смело сказать: это ненадолго.