Я клянусь тебе в вечной верности Сакрытина Мария

Глава 8

Гвардеец. Из архива рода Боттеров

Колокол ратуши отсчитал одиннадцать ударов, стрелки часов с лёгким скрипом переместились и, дрогнув, замерли – как и застывший ночной воздух, как и погрузившаяся в сон улица, окаймлённая дорогими особняками, огороженная узорчатыми чугунными решётками, зелёными изгородями, позолоченным деревом заборов. Их богатые хозяева дружно разъезжали по гостям-салонам-балам, когда колокол бил восемь, и возвращались с двенадцатым ударом – как того требовали приличия. В промежутке же улица замирала, погружаясь в заторможенный выжидательный сон, редко-редко нарушаемый каблучками какой-нибудь горничной, которую вздорная хозяйка на ночь глядя отправила к портному за новым платьем, или шагами подвыпившего лорда на закате лет, успевшего набраться до полуночи и решившего соригинальничать – прогуляться до дома пешком.

Всадник, гремящий подковами по каменным плитам, о приличиях ничего или не знал, или не задумывался. Он просто гнал лошадь, периодически подгоняя её звонким «Хэй!», и чуть не сшиб несчастную горничную (конь красиво загарцевал, встав на дыбы, а девушка, переведя дух, прижала ладошку ко рту, глядя, как лихо всадник с ним справляется). Прицельно посланная улыбка пропала впустую – всадник в мундире лейтенанта южномальтийских войск нетерпеливо пришпорил лошадь, и та из прыжка сразу перешла в галоп. Девушке достался только взгляд – мельком, но заставивший заалеть шихтайской розой.

Пьяница-лорд, недовольно крякнув, погрозил удальцу кулаком и, проследив взглядом, удивлённо покачал головой – всадник осадил коня у дома Боттеров, у которых вот уже лет десять, как гостей не бывало. Оттого и ворота оказались заперты, и всадник о них чуть не расшибся, а потом долго-долго и очень громко стучал, пока их не отворили.

Колокол на ратуше отсчитал один «полуудар», пьяница-лорд уткнулся носом в калитку, горничная поймала экипаж, и улица вновь погрузилась в выжидательную тишину до двенадцати ударов.

– Господин, нижайше прошу прощения, но Его Светлость сейчас не принимает, – дворецкий, пожилой мужчина с модными в этом сезоне бакенбардами, тщетно пытался успокоить незваного гостя.

Сам гость – юноша, небритый, в мятой рубашке, забрызганных дорожной грязью форменных брюках и распахнутом кителе, – выпутался наконец из стремян, швырнул поводья мнущемуся рядом конюху, отодвинул дворецкого и, не слушая, бросился в дом.

–Господин! Господин, немедленно вернитесь, или я буду вынужден позвать ночную стражу! – дрожал от волнения дворецкий, а за «гостем» уже бросилась парочка дюжих лакеев. Впрочем, ни в дверях, ни на широкой мраморной лестнице невежливого вояку-лейтенанта не поймали.

А гость тем временем, идиотски улыбаясь, распахнул на втором этаже первую же дверь – украшенную резьбой в виде герба Боттеров. Совершенно случайно она вела в хозяйский кабинет и совершенно случайно сам герцог был там – удивлённо привстал из-за стола, когда грубиян-гость ворвался внутрь с криком: «Рэйан!»

Лакеи замерли в дверях, нарвавшись на торопливый знак рукой: «Всё в порядке, уходите». Но ещё пару мгновений они смотрели, просто чтобы убедиться, что с хозяином всё в порядке. Чудной гость, похоже, пытался его задушить, но это было так же легко, как душить дерево, фамильный дуб в саду, например. Дрогнет, быть может, но устоит.

–Рэй, я так скучал! – оторвавшись, выдохнул гость.

И угрюмый, спокойно-холодный герцог де Боттер улыбнулся, беря его руку и крепко сжимая, попутно толкнув лежащий на столе кинжал обратно в ножны.

Остолбеневших от удивления лакеев растолкал трясущийся от ярости дворецкий.

–Господин герцог, я… – и, быстро оценив ситуацию, заискивающе улыбнулся, – я велю подать чай в малую гостиную, – тут же, не дождавшись ответа, цыкнул на слуг: – Ну, что замерли, остолопы, кыш отсюда. И велите приготовить гостевые покои!

Чай потребовали принести в кабинет, к нему добавили плотный ужин и всё это расположили на ковре у камина, отослав слуг, чтобы не видели безобразия и вопиющего нарушения всех норм мальтийского этикета.

–Бездна и все демоны! – жадно уплетая мясо, в который раз воскликнул Ланс. Снова оглядел обшитый деревянными узорчатыми панелями потолок, убранное шёлковыми занавесями окно, золотые фигурные канделябры. – С ума сойти! Не, Рэй, не думай, я помнил, что ты лорд, герцог и всё такое, но – бездна и все демоны! – как же у тебя красиво! И богато – прямо с ума сойти!

Лежащий рядом на животе герцог улыбался, подперев щёку кулаком левой руки, а пальцами правой «танцевал» по пушистому ковру.

–Не, у моего опекуна не так, – отмахнулся Ланс несчастной утиной тушкой, щедро облив жиром скатерть и рукав Рэя. – Э-э-э… Извини. Да, я в курсе, что я неотёсанный недотёпа. Что, ещё и солдафон? Когда только успел… Ой, ну испачкали Ваше Благородие, прямо с ума сойти! Десять плетей мне, негодяю!

Рэй фыркнул, пряча улыбку и старательно вытирая рукав салфеткой.

–У тебя пальцы дрожат, – вдруг тихо заметил Ланс, подсаживаясь ближе к другу и чуть не опрокидывая кубок с разбавленным вином. – Нет, не как обычно. С тобой что-то случилось? Что? Кто?

Рэй покачал головой, снова сделав знак пальцами.

–Ла-а-адно, но потом ты всё расскажешь, – недовольно протянул Ланс, снова накидываясь на утятину. – Не, а чё на границе, на границе всё как обычно. Чёрно-жёлтые прут, что мошкара по вечерам, кровопийцы. Прут, и это у них называется перемирием. Помнишь, я тебе писал, как на заставе в Зелёной Яме…

Рэй кивал, не особенно слушая, но не сводя глаз с разулыбавшегося, рассказывающего очередную байку друга. Ланс не мог долго говорить о стычках и резне, всё переводя в шутку. Как он воевал – тоже с прибаутками? Но Рэй видел и рассечённую щеку с уже еле заметным шрамом – это там, да, в Зелёной Яме, Ланс писал. А сам Рэй наводил справки, как некий юный выскочка в прямом смысле выскочил невесть откуда с отрядом таких же неоперившихся юных удальцов, мечтающих погеройствовать у Загреба. Ланс геройствовал непосредственно перед носом у безоружного к тому времени генерал-фельдмаршала. И после этой «стычки» получил первое звание, забавно повторяя судьбу опекуна. И да, Лансу повезло больше его тогдашних товарищей-удальцов, чьи могилы сейчас «украшают» пригород Загреба. Или вот ещё куда более интересный тонкий шрам на шее – года три назад ещё рядовым Ланс снова попёр в атаку вперёд всех и помирал потом в обозе, пока их маленькая южномальтийская армия улепётывала обратно к границе, подальше с овидстанских территорий. Рэй забросал тогда и фельдмаршала, и немногочисленных друзей Ланса письмами, хотя ясно было и так – с подобными ранами не живут. Ланс, везучий, неразумный глупец, выкарабкался, а запивший в тот месяц юный герцог Рэйан впервые смог нормально заснуть, получив от него очередную пару каракуль: «Да всё отлично, нормально меня залатали, и тут та-а-а-акие целительницы!»

И так все пять лет – удалец-выскочка быстро прыгал по военной лестнице, получил с десяток больших и мелких наград. И вот сбылась голубая мечта идиота – Ланса вызвали в столицу получить освободившееся капитанское звание аж в королевской гвардии. Жутко почётно, безумно интересно – для интригана, очень престижно – для любого сынка лорда. Рэй отлично представлял, что будет, когда Ланс появится среди золотых доспехов – безродный выскочка, вечный чужак. И попытается ими командовать.

Самого Ланса это как будто абсолютно не беспокоило. Он взахлёб рассказывал о том, какой чудесный король Валентин, какой он образец для подражания всех и вся, какое он совершенство… Однажды ещё в школе Рэй спросил Ланса, почему всё-таки он так любит короля. Неужели правда верит, что Валентин настолько безупречен? Ланс тогда улыбнулся и бросил: «Рэй, ты не понимаешь. Он же король». Рэй действительно не понимал. И сейчас, вместо того чтобы слушать этот бред, смотрел, впитывал в себя образ друга, понимая, что в столице он точно долго не задержится. Такие, как Ланс, быстро нарываются, быстро теряют интерес, скучают, им нужен кураж, нужен риск, им они живут… Рэй смотрел и удивлялся, как проведя столько лет на войне, Ланс умудрился сохранить мальчишеский взгляд и эти детские живость и восторженность. Он сам бы дорого отдал за возможность воспринимать мир вот так, открыто и взахлёб. Верить в чудо вроде справедливого короля, мечтать – жадно и одержимо, просто жить…

И кто бы сказал Рэю семь лет назад, что огрызающийся мальчишка-воспитанник, первокурсник элитной школы, станет таким.

–Не-не-не, даже не думай, у тебя я не останусь, ещё тебя я не объедал, – возмутился новоиспечённый капитан королевской гвардии в ответ на предложение задержаться. – И вообще, меня в казармах ждут…

Ждут его… Рэй яростно стучал пальцами по его руке, уговаривал, и Ланс наконец сдался, но только на эту ночь, только сейчас, а потом – точно в казармы, а то «совсем у тебя тут в комфорте размякну».

–Во, гляди, – улыбаясь всё той же светлой мальчишеской улыбкой, протянул руку Ланс, когда Рэй проводил его в гостевые покои. – Знаешь, сколько раз твой амулет меня спасал? Вот, а это тебе защита от меня. Я его даже в храме освятил и всё такое.

Рэй удивлённо смотрел на миниатюрную саблю-подвеску.

–Это мой трофей, – гордо сообщил Ланс. – Такие игрушки ихний южный принц, который младший, делает, типа, когда ему заняться нечем. Правда, чудной? И вот, знаешь, какая редкость? Я ради тебя достал. На удачу… И ты мне расскажешь о себе, Рэй. А то, извини, в строчках пара слов «всё в порядке» меня не устраивает. Дождёшься, слуг твоих расспрошу, сам знаешь, мне-то расскажут.

Рэй с улыбкой покачал головой. И, не выдержав, обнял пахнущего утиным жиром, лошадиным потом и пылью друга. Ланс фыркнул ему в макушку – вымахал, столб фонарный. Теперь Рэй еле-еле мог с ним сравняться, даже стоя на цыпочках.

–Скажи мне сейчас, – тихо, не отпуская, попросил Ланс. – С тобой правда всё в порядке? Просто «да» или «нет», детали мы потом обсудим.

Рэй кивнул: «Всё хорошо».

Ланс ещё какое-то время, не отрываясь, смотрел ему в глаза, но, так ничего не прочтя, отступил.

–Милость Матери с тобой, с тобой, Рэй. И этого… Визера. Бездна, уже и забывать их всех стал, – бормотал он, закрывая дверь. – Только не заставляй меня снова совершать паломничество в храм, Ворий мне не простит…

Рэй, не слушая, сжимал серебряную саблю-подвеску. Конечно, всё хорошо. Простой и открытый Ланс мог быть воином, но интриганом – никогда. Знать, что действительно творится в стране, а тем более в столице, и как в этом замешаны Боттеры, ему совершенно необязательно. Он же, к сожалению, так любит своего короля.

Рэй, вздохнув, покачал головой. Ланс никогда не узнает, никогда ничего не узнает. И когда власть сменится, в столице его быть не должно. Ещё год-два на рубежах, и он лично увезёт друга-героя из ссылки. И пусть все, вся столица видит, что они друзья, чтобы никто, ни одна крыса потом не посмела…

О том, что Ланс его, скорее всего, возненавидит, Рэй старался не думать. На всё милость Матери.

(Из личного архива герцога Ланса де Креси)

Я думал, что стоит мне получить назначение в королевскую гвардию и нечего будет больше желать, не с кем и не за что бороться. Дальше я просто не загадывал.

В реальности всё оказалось куда запутанней.

Жизнь в столице была… непривычной. Для начала – я уже забыл, что такое спать на громадной, утопающей в одеялах и подушках кровати, которая величиной как обычная комнат в квартире. Принимать ванну с деятельным участием слуг – у Рэя были вышколенные, не спорю, преданные, но очень навязчивые слуги. Со мной обращались как с лордом, и, наверное, мне надо было к этому привыкать – я всё-таки стал лордом. Но на границе титул так не чувствовался – ни о какой роскоши там не стоило и мечтать. Нет, некоторые господа, конечно, таскали с собой шатры и сундуки с утварью. Я не понимал только – зачем? Что, они этим хотят кому-то доказать свою исключительность? Разве что южанам, которым всё это в итоге и доставалось при отступлении.

Столица отличалась от границы, как бездна и Небеса. Я только никак не мог определиться, что из них бездна.

У Рэя оказался роскошный особняк. Старинный – видно с первого взгляда. Дорогой, представительный и пустой. В таком должна жить большая богатая семья, может, целый род. А Рэй в нём смотрелся привидением – бледный, хрупкий, усталый. Я глядел на него и с трудом узнавал. Никак не мог привыкнуть: раньше он всегда был выше, под глазами не было мешков, и тонкие девичьи пальцы сжимали моё плечо крепко-крепко, отстукивая слова. А сейчас еле-еле дотрагивались до запястья.

От этого было непривычно и больно. Не таким я представлял друга – осунувшимся, усталым, отстранённым. Скрытным. Ясно же как день, что его надо спасать, но он даже не говорил, от чего. И на первый взгляд всё у него действительно было хорошо.

Он вёл уединённую, очень спокойную жизнь затворника – к этому я тоже не мог привыкнуть. Рэй, первый подначивавший меня сбежать из школы в город, – затворник? Здесь явно было что-то не то. Конечно, я решил, что выясню, но это оказалось не так-то просто.

Всё оказалось непросто. Например, с моей мечтой о гвардии. Да, я догадывался, что остальные гвардейцы меня невзлюбят, но что они так меня разочаруют, и в мыслях не было! Их, конечно, набирали по протекции – как иначе в королевскую (боги, королевскую!) гвардию попадали такие кретины? Да, когда-то где-то все они воевали – глубоко в тылу, на какой-нибудь спокойной тихой границе, попивая винцо в трактире и изредка вынимая меч – вздуть обидчика на дуэли. И все они были лет на пять – десять старше меня – то есть как бы опытней. Смотрели свысока, о дисциплине не имели ни малейшего понятия и первое, что сделали, – дружно вызвали меня на дуэль. Я озверел, полез бить морду здесь и сейчас – в итоге моя собственная мордашка немного помялась, а половина противников выбыла из строя (мне повезло, что дело было под носом у короля, и нас быстро «остудили»). На следующий день хмурый Рэй упрямо явился на место дуэли секундантом, и эти щенки тут же поджали хвосты и принялись уверять почему-то герцога де Боттера, что они же, хм, не знали. Чего они не знали? Это я явно что-то не знал, а из Рэя, бездна, слова не вытрясешь.

В общем, с гвардейцами у меня не сложилось. И как короля до сих пор не убили с такими идиотами-телохранителями? Когда всё более-менее устаканилось, я попытался сделать из них хоть какое-то подобие нормальной гвардии, но в итоге добился лишь того, что в мою смену всегда было спокойно, потому что у двери короля в дозоре я стоял лично.

А так – столица бурлила. Я чувствовал, что кто-то мутит воду, но кто? Когда в королевскую спальню посреди ночи прилетел арбалетный болт, я не выдержал и выпросил у Его Величества разрешение создать собственный полк для охраны, а эти золотые дворянчики пусть дальше цветочки нюхают вместо караула.

Своих гвардейцев я набирал из проверенных, бывалых солдат, с которыми воевал на южной границе. У них не было титулов и званий выше сержанта, и денег тоже не было и не предвиделось. И они были преданы мне по-дружески, по-товарищески, а не по приказу и из-под палки. И им, конечно, очень хорошо заплатили – так что ни один не отказался приехать.

И тогда всё вроде немного успокоилось. Лорды, конечно, ворчали: ужас, короля и наследника трона охраняют мужланы! Но король на Совете Лучших Родо`в объявил, что он нынче доверяет только мужланам, и тему закрыли.

А я подозревал, что воду мутил кто-то из лордов, а ведь присягали, все королю присягали, гады!..

С казармами тоже вышло всё… не так. Пока я со старой гвардией разбирался, не было и речи жить рядом с ними – я ночевал у Рэя. Неприятно, и деньги этот гордец брать отказывался. А то я не знаю, сколько его шикарные ужины стоят!

Но во дворце я проводил целый день вместе с королём. Там меня однажды и сцапал опекун.

Его Величество принимал послов из Овидстана, я обходил караул, проверяя, всё ли в порядке, и столкнулся с лордом Джереми нос к носу.

И всё, как раньше, – стальной захват на локте, рывок и приказ: «За мной!» Устраивать сцену в королевских покоях – за гранью приличий даже для меня, так что пришлось позволить себя увести.

Милорд втолкнул меня в одну из пустых зал, запер дверь и принялся расстёгивать ремень.

–Штаны снимай.

Я опешил. Даже за меч с жару схватился. Но сэр Джереми быстро меня осадил:

–Снимай! И считать не забудь.

Предложи мне что подобное кто-нибудь другой, зубов бы он быстро не досчитался. Но спокойному, равнодушному голосу, не терпящему возражений, я не подчиниться не мог. Привычка.

–Ты вёл себя как мальчишка, – говорил милорд, размахиваясь. – И получаешь как мальчишка.

После, задрав голову (когда он стал ниже меня?), сумрачно меня рассматривал – долго, внимательно. А я стоял перед ним навытяжку, только что честь не отдавал. И ждал.

–Держи, – сказал он наконец, ткнув в меня свитком. – Читай.

Я прочёл. Вслух, как раньше, когда он приказывал, я всегда читал вслух. Но раньше это были учёные трактаты, а сейчас – документы на усыновление.

–Понял? – мрачно поинтересовался он. – Теперь ты де Креси. Со всеми вытекающими. И хватит по чужим углам шариться, у тебя свой дом есть. И я тебя там жду.

Кроме дома, солидного состояния и прочих привилегий, я получил место в Совете Лучших Родо`в. А это было ого-го какое достижение, потому что именно Совет Лучших и проводил политику, то есть решал: дать королю деньги на реформу, например, налогов, или не стоит.

–Ну, – представив меня обалдевшим советникам, мой опекун поинтересовался: – Ещё кто-нибудь сомневается, что чернь – тоже люди?!

–Мальчишка просто исключение! – брякнул сидящий во втором ряду папочка рыжего де Беарда.

Лорд Джереми фыркнул и спокойно прочитал получасовое наставление святого Иеронима, суть которого сводилась к «блажен, кто верует». Все слушали, никто и не пикнул. Тогда мне казалось, что завершился какой-то давний спор, в который меня, конечно, не посвятили.

Спустя несколько дней я осмелился заговорить с королём о городских приютах и правах сирот. Я понимаю, в поле зрения Его Величества раньше попадали лишь, скажем так, более умелые руки. Для страны они важнее. Они – хлеб, и они – армия. Потому не стоит разбрасываться ими, пока они ещё маленькие, говорил я. Им нужна защита, которой они совершенно лишены, за них же не вступается даже закон «О мальтийцах», потому что они и мальтийцами ещё не считаются. Король не мог этого знать: он был один на всю эту свору дворян, которые чахнут над своим золотом, паршивой честью и титулами. Кто-то должен был ему рассказать – Валентин был действительно человеком милосердным и справедливым. Я же видел. Конечно, он согласился помочь провести закон в Совете Лучших Родо`в.

А меня же заставил решиться на этот разговор случай. В один из редких выходных, который у меня случайно выдался, я решил поехать в приют – тот, из которого меня сэр Джереми забрал. Нет, ностальгия меня, конечно, не мучила, совсем. Просто в какой-то момент я понял, что не знаю, кто я – уже лорд или ещё безродный босяк. Рэй говорил, что я всегда буду чужаком и там и там, и он был совершенно прав. Из меня сделали какую-то химеру по внешности и по сути. Я думал, что поездка, так сказать, к истокам всё расставит по своим местам.

В отличие от меня, приют за семь лет абсолютно не изменился. Так же с закатом воспитанники возвращались – голодные, сонные. Так же парочка неудачников подметала у них под ногами двор – весь в пуху от растущих рядом белолисток. На меня никто не смотрел, все прятали глаза, и это былонормально, я знал: лорд может оскорбиться, если на него станут глазеть.

Из дома хозяйки выбежали её изрядно поистрепавшиеся дочери. То ли я теперь смотрел на них по-другому, то ли время их изменило тоже, но теперь эти суетливые, вульгарные женщины вызывали во мне жалость, а не злобу и страх.

–М’лорд! Пожалуйте сюда, м’лорд, коня здесь оставьте, мы приглядим, м’лорд.

Они были так бедно, безвкусно одеты по сравнению с дамами во дворце, что я не мог на них смотреть. И да, грубые, красные, мозолистые руки, неряшливо заплетённые волосы с прядями седины, подбитые глаз у одной и скула у другой могли вызывать только жалость. У кого на них рука поднялась?

А улыбались они мне так же заискивающе, как когда-то лорду Джереми. В их глазах читалось: «Пожалуйста, м’лорд! Пожалуйста… Пожалуйста, обратите внимание, пожалуйста, всё для вас сделаем, милорд…»

Сам не заметив как, я оказался в доме хозяйки, в её комнате, точно так же пахнущей чесноком и теперь ещё лекарством. Сама госпожа, однако, уже не лучилась мощью и грозной властью. Она с трудом смогла встать с кресла у камина.

–Чем могу служить, м’лорд?

–Вы меня не помните? – выдавил я.

Она смотрела непонимающе. Взгляд, кстати, не изменился, такой же цепкий. Я почти ожидал, что она заорёт, как раньше: «Ах ты паршивец! Тебя что, выгнали?! Как ты посмел ослушаться?!»

–Нет, м’лорд.

Я опустил глаза и, увидев свои сапоги, чуть не подпрыгнул. Как когда-то ещё босоногий, привычно опустив взгляд, я разглядывал сапоги лорда Джереми: из дорогой кожи, украшенные декоративным швом и серебряными галунами. Я смотрел и нет-нет да и думал: каково это – носить их? Каково это – жить как сыр в масле? И почему я не родился в золотых пелёнках, почему я не могу и никогда не смогу быть вот таким?

Теперь вот стал. Химерой.

Руки сами потянулись к кошельку за поясом, потом – привычней – к мечу.

–М’лорд?

Я поднял на неё взгляд и отшатнулся. И отступал, пока не оказался во дворе, среди детей-теней, нищеты, грязи и отчаянного существования, из которого я действительно – прав был де Беард – был лишь исключением.

Следующий день я, по совету Рэя, потратил на то, чтобы найти лорда – хозяина приюта и сделать ему выгодное предложение этот самый приют продать. Но я же понимал, что даже если еда у тех детей станет лучше, а кровати – удобней, это не много изменит. Сироты по закону должны работать с пяти лет – и они будут работать, пока закон их не освободит. И что даст, если я выкуплю их всех? Из одного приюта – да, но сколько их в стране? Будут лишь очередные исключения.

Рэй тем вечером убеждал меня уехать развеяться. Он считал, это единственное, что меня спасёт. Наверное, он был прав – мне душно было в этой клетке лордов и бедняков. На войне, видят боги, всё куда проще.

Но я не мог оставить короля.

Однако двух-трёхдневная прогулка в дозоре в пригороде столицы мне бы никак не помешала. В Ардекском лесу – том, что между городом и школой, – как раз видели разбойников. «Странно, что они делают так близко к столице?» – думал я. Впрочем, после войны это уже стало нормальным – не все бывшие солдаты желали мирно возвращаться к своим пашням.

В дозор я вызвался в последний момент, во время доклада Его Величеству. Вот прямо у короля и попросился, и у него не было причин меня не отпустить. Всего три дня. И, я думаю, он тоже видел, что мне необходимо развеяться. Да и, честно говоря, он наверняка тоже сомневался, что те дворянчики, вызывавшиеся привезти головы нарушителей закона, смогут с ними справиться. Головы! Идиоты, нам рабочие руки нужны хотя бы на тех же пашнях. А не головы на пиках. Но это же лорды… Среди них был, кстати, и племянник сэра Джереми – виконт де Валита, который раньше называл меня висельником, а теперь улыбался во всю пасть, хлопал по плечу и старательно поднимал бокал в мою честь. «Мелкая шавка», – с презрением думал я.

В общем, поехал. Рэй говорил, что я простой и честный, как дурак. Ага, я такой. Мне и в голову не пришло, что это может оказаться ловушкой. Я ехал отдыхать! И действительно, в дороге мне стало лучше. Солнышко печёт, лес яркий, осенний, деревья верхушками качают, ветром гудят. Красота!

Разбойников мы так и не нашли. Зато на какой-то милой полянке, когда юный, похожий на мышонка, виконт де Ври завёл пафосную речь о какой-то дамочке, с которой я тоже имел счастье быть близко знакомым, племянник сэра Джереми всадил мне кинжал в спину. Хорошо всадил, «грамотно» – между лопаток. Как я прямо там не окочурился – даже не знаю. Наверное, снова «повезло», ха-ха.

Слава Девятке, что конь Бурыш, хорошо обученный, понёс сразу, как только я упал ему на шею. Прямо с места и чуть не в галоп – я из последних сил в седле удержался. И только это меня и спасло. Предупреждённые, остальные милорды явно собирались меня добивать – я слышал краем уха звон вынимаемых из ножен мечей. Потом господа, конечно, припустили за мной. Но это трудно: галопировать по лесу, да ещё и по такому густому, как Ардекский. И очень легко потеряться.

Боль застилала глаза, правая рука онемела, я уж молчу, с каким трудом давался каждый вздох. Но умирать я безумно не хотел – нет, да ещё и так глупо! Я твёрдо решил, что, по крайней мере, утащу за собой парочку этих мерзавцев, и когда у коня подломились ноги (кажется, его подстрелили), я успел выпасть из седла раньше, чем оказался придавленным. И меч успел достать тоже.

Меня водило из стороны в сторону, и только поэтому я так долго возился с теми тремя негодяями, которые меня догнали. Они не шибко знали, как правильно держать меч, а у меня в глазах двоилось и даже троилось.

Помню, когда упал, сначала на колени, потом на бок, тот из них, что благоразумно стоял в стороне, пока я с его друзьями «танцевал», не отказал себе в удовольствии сказать пафосную короткую речь над трупами товарищей и красиво, как во всех фехтовальных школах учат, занести меч.

Я же, лёжа у его ног, всё шарил напрасно рукой, хватая траву и листья, ища выроненный клинок, палку – хоть что-нибудь!..

А потом лорд неожиданно заорал, захлебнулся кровью и обмяк, заваливаясь рядом со мной. И ещё спустя мгновение на меня уставилась окровавленная волчья морда с явным гастрономическим интересом. Очевидно, лорд волку понравился – по крайней мере, его глотка. И зверь хотел ещё.

Когда волчья морда неожиданно сменилась синеглазой девочкой-небожительницей из моего детства, я понял, что Небеса уже где-то рядом.

И наконец-то отключился.

(Из архива рода Боттеров)

–Вон все пошли! – рычал виконт де Валита, отшвыривая плащ, а заодно и врезав (не совсем случайно) лакею. – Вон! И подогретого вина мне в кабинет!

Виконта трясло, он даже поскользнулся на лестнице – пришлось схватиться за перила. Саднящие ладони без перчаток тупо ныли, совсем не улучшая настроение.

А ведь всё так прекрасно начиналось! Щенок даже ничего не подозревал – деревьями любовался, стихи читал «О Мальтии», ха! До него даже не дошло, что разбойники выдуманы – гонялись за ними по лесу, «искали». И в последнее мгновение всё прахом в бездну провалилось. Надо ж было этому сосунку дёрнуться – так бы помер сразу. Нет, ещё и унёсся невесть куда, незнамо как уложил тех троих, которые умудрились его догнать, и исчез! Ну просто наваждение какое-то! Куда, ну куда он мог исчезнуть?! Валита и его люди чуть не весь лес прочесали – ни следа мальчишки. В бездну он, что ли, наконец-то провалился?

«В любом случае, – успокаивал себя виконт, – если жив, объявится. В одной из соседних деревушек. А там уж…»

В кабинете отчего-то не горели свечи – пришлось возвращаться в коридор за светом, проклиная нерадивость слуг.

Наконец, бросив шляпу на стол, виконт упал в кресло, протянул уставшие ноги к камину. Слуги затопят… И вино принесут… Как же хочется напиться и ни о чём не думать… Почему этот маленький висельник вообще ещё жив?..

Поморщившись, виконт повернулся взять трубку. И замер.

Тень у окна шевельнулась, выпутываясь из сумрака.

–Го… господин герцог? – дрожащим голосом пробормотал Валита. – Как это… понимать? Что в здесь делаете?

В ответ раздался отчётливый стук костяшками пальцев по столу.

«Хорошо съездили, виконт? Много разбойников поймали?»

Виконт сглотнул, дрожащая рука незаметно нырнула за пояс.

Стук продолжался.

«Вы порадуете короля их головами? Или вы привезли ему другую голову?»

Валита наконец вытащил кинжал, но воспользоваться им не успел. А спустя минуту, лёжа на полу у камина, прочёл по губам наклонившегося над ним Рэйана:

«Что ты с ним сделал?!»

–Ничего! – прохрипел Валита, пытаясь убрать руку герцога со своей шеи. – Пустите меня! Немедленно!

Рэй надавил сильнее, уставившись виконту в глаза.

«Что. Ты. С ним. Сделал?!»

–Ни… че… го!

Рэйан медленно разжал руку. Встал, подошёл к столу.

«Где он?»

–Откуда мне знать? – откашлявшись, выдохнул виконт. – Этот щенок вёрткий, как демон, может, в бездну и ускакал… Да, Боттер, я хотел его убить. Это, в бездну его, моё право! Он захапал себе моё наследство, в конце концов! И потом, разве вы не согласились на совете, что он нам мешает?

Расставлявший кубки на столе Рэйан резко повернулся.

Виконт мотнул головой.

–Из-за того, что этот щенок вечно крутится около короля, расстроилось столько хороших планов! Вы могли бы уже давно сидеть на троне, герцог. А из-за вашей «дружбы» вы…

«…Становитесь легкомысленным и беспечным, – именно это говорил на совете старый фельдмаршал Роберт, чьи слова повторял теперь виконт. – Мальчишка заигрался. Отправьте его в какую-нибудь глушь подальше от столицы. Или им придётся заняться нам. Вы же всё прекрасно понимаете, герцог. Это переворот, мы больше не можем рисковать. Мне тоже жаль мальчика, он мог бы стать весьма неплохим офицером. Но пока король дёргает его за ниточки, он наш враг».

Рэй, закусив губу, сунул изумлённому виконту бокал.

–Что это?

«Пей. За моё здоровье».

Валита моргнул. Бокал в его руке задрожал.

–Герцог, что это? – и попытался вылить вино на пол.

«Яд, – спокойно, губами, ответил ему Рэйан спустя ещё минуту. – Тот самый, что вы подсунули Лансу на прошлой неделе. Он выжил. А вы, виконт?»

Валита мотал головой, вырываясь, но, когда ему зажали нос, открыл рот и тут же захлебнулся вином.

Рэй держал бьющееся в агонии тело ещё десять минут. Потом брезгливо отёр пальцы о камзол виконта, поднялся.

За дверью скреблась горничная:

–Ваша Светлость! Вы вино приказывали… разрешите?

Когда она всё-таки осмелилась войти, вино виконту было уже не нужно.

Глава 9

Южанка. Из записок Элизы Северянки

Мне нравился Овидстан. Воздух там по утрам благоухал жасмином и терпкими пряностями из кухонь, а не влажной свежестью леса и розами, как в Мальтии. Мне по душе пришлась Ярати, столица, жемчужина Юга. Она действительно была жемчужиной – белые одинаковые домики, у знати покрытые перламутром, сверкали на полуденном солнце так, что было больно на них смотреть. Улицы, широкие настолько, что два всадника могли проехать бок о бок, покрытые рыжей плиткой с белыми прожилками – каждое утро с них старательно сметали песок и пыль, и каждый день они нагревались настолько, что невозможно было ступить на них босиком и не обжечься. Тонкие, низенькие деревца – в Ярати и её окрестностях не росло ничего выше моего роста. На них обязательно распускались цветы круглый год, разные: мелкие белые, напоминающие звёздочки, и громадные сиреневые, быстро выгоравшие на солнце. Конечно, в садах, оранжереях и беседках знати круглый год цвело всё, что можно. Заккерий, например, любил похвастаться своим маковым садом. Мне он подарил громадную – три больших зала – оранжерею подсолнухов. Что-то в этом, конечно, было – мне действительно нравились яркие, солнечные цветы. Но полевые, растущие на свободе, – в Ярати таких не было совсем, а степь покрывалась маленькими розовыми цветами лишь на седмицу и то осенью. Подсолнухи, как и маки, не могли выжить в её жарком воздухе. Однако, даже зная это, я не могла смотреть на растущие в неволе цветы без сожаления.

Заккерий утверждал, что я сентиментальная дура.

Своё обещание он исполнил в точности. Терпеливо, насколько мог, он доказывал мне, что быть чародеем не просто почётно – это счастье, это великое могущество и это свобода. Зак был помешан на свободе – думаю, потому, что в глубине души отлично понимал, что мы, мечи, никогда не можем быть свободны от руки, которая нас держит. Но он очень убедительно доказывал себе и мне, что это не так.

Зак рассказал мне всё, что знал о клятве, нашем роде и магии. О клятве я узнала от него. И о легенде про мечи, которая, похоже, не очень-то и легенда. Алэр упоминал как-то мельком, что чародеев создали боги в наказание людям. Зак уверял – и мои видения это подтверждали, – что нас создал бог лукавства Трикс. Походя, как очередную игрушку. Не знающий поражения меч. Просто, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Так или иначе, но чародей, со всей его силой и могуществом, должен был принести клятву верности человеку и служить ему до смерти, своей или хозяина.

Клятва была обязательной. «Ты умрёшь, если не принесёшь её. Сначала тебя оставит магия, а потом твоё тело без неё засохнет – как засыхает без пищи», – говорил Зак. «Но ты можешь выбирать, кому клясться». – «Обязательно королю?» – уточняла я, вспоминая Валентина. Зак смеялся и говорил, что мой избранник неизбежно станет королём. «Это то, чего хочет большинство людей. Власти. Поэтому лучше выбирай тех, кого готовили к ней с детства, то есть правителей. Так ты можешь иметь, хотя бы отдалённо, представление, что будет с тобой, когда ты принесёшь клятву».

Зак настаивал на том, чтобы я не давала клятву, пока не почувствую себя готовой. «Ты девочка, Элиза, тебе повезло – ты можешь оттянуть этот момент. У девочек магия просыпается позже, не с детства, как у мальчиков. Поверь мне, это благо – когда ты сама можешь выбирать хозяина».

Он оговаривал со мной каждое слово клятвы, он объяснял, как добиться от хозяина уважения. «Если тебя считают только оружием, это лишь твоя вина», – считал он. Однажды Зак рассказал мне, как король Овидий уговаривал его принести клятву, подарив сотню прекрасных невинных наложниц. «Свободу за наложниц? – удивилась я. – И ты согласился?» – «Это были прекрасные гурии, – усмехнулся Зак. – Ты бы их видела… Ну конечно, согласился. Ровно сто дней я преданно служил королю Овидию, потом наложницы кончились, и я освободился, потому что до этого король сам поклялся мне, что я буду свободен, как только заскучаю. Впрочем, это было за пятой чаркой вина, и Его Величество вряд ли помнил и условия, и саму клятву… Учись находить плюсы, малышка, и не забывай оговаривать службу заранее. Понимаешь?» Я решила, что это больше похоже на мошенничество. «Дурочка, – протянул Зак, беззастенчиво прочитав мои мысли. – Люди бывают рабами. Сходи как-нибудь на местный рынок, просветись. И короли бывают рабами – с них снимают корону, надевают ошейник и точно так же сажают в клетку, как тех, что на рынке. Но только мы, чародеи, никогда не бываем рабами. Никогда».

Он разучивал со мной историю нашего рода в преданиях, хрониках и собственных видениях. Он объяснил мне, что такое самоконтроль, – это было сложно, я совершенно незнакома была с дисциплиной. В замке Валентина мне разрешалось всё, Алэр был единственным, кто мог сказать мне «нет», но предпочитал сделать так, чтобы я сама захотела от чего-то отказаться. В конце концов, он знал, чем мог закончиться любой запрет, как знали и Валентин, и прислуга. Заккерий же сам мог спокойно свернуть меня в бараний рог, развернуть и в процессе долго, нудно читать нотацию на тему «Почему, Лизетта, того, что ты сделала, делать не стоило». Честно говоря, если бы не Зак, я бы так и осталась сумасшедшим монстром и убийцей, потому что действительно ничего, кроме этого, делать не умела. Алэр помог мне почувствовать себя человеком, Зак выпестовал его из меня моими истериками и долгими, бессонными ночами тренировок, пока он курил кальян у какой-нибудь яблони, а я висела над утыканным кольями обрывом. «Сосредоточься, – отвечал Зак на все мои мольбы. – Ты же чародейка. Упадёшь – собирать я тбя не буду», – и преспокойно прикладывался к кальяну. Будь я помладше и не знай Валентина, я бы возненавидела Зака. А так я понимала, зачем он это делает и почему именно так. И терпела.

«Кроме тебя, нет никого сильнее меня?» – спросила я его как-то после особенно жестокой тренировки. Зак оторвался от кальяна, приподнялся на подушках и внимательно посмотрел на меня. «Мир – жутко нелогичная штука, Элиза, но не настолько, чтобы силе не противостояла сила. Помнишь, я рассказывал тебе о Великом Потопе? Когда чародеи воевали друг против друга? Великая Матерь оплакала наши жертвы и дала людям целителей. Они не сильнее нас, они просто другие. Если мы мечи, то они – щиты. И они могут исцелить всё». – «Даже смерть?» – удивилась я. Зак улыбнулся. «Нет, смерть не могут. Но и убить они тоже не могут. Они и смерть – несовместимы, Элиза. Но это не значит, что они не опасны. Бойся целителя, Элиза, в его присутствии ты будешь беспомощней ребёнка. Любой сможет тебя убить. Именно поэтому мы тренируем с тобой стрельбу из лука и владение кинжалом. Твой Алэр был умным малым и заботливым, раз предложил тебе учиться этому».

Зак воспитывал меня для себя – такой, какой он хотел видеть свою спутницу. Тогда я этого не понимала, а стоило бы задуматься: все вокруг рассыпались в похвалах великой и прекрасной мне. Все, кроме него. Он мог на меня кричать, он мог устраивать фокус с кольями, он мог заставлять меня бегать с мечом или луком, когда у меня были сбиты в кровь ноги, но сам он никогда не поднимал на меня руку. Хотя я прекрасно знала, как он обращался с другими женщинами. И да, он смеялся над моей девственностью: «Ты же чародейка, Элиз, чародеи и невинность – суть разные понятия!» Но в то время сделать меня женщиной хотело пол-Ярати, начиная с короля и заканчивая встречавшими меня на ежеутренних пробежках пастухами, Зак никогда даже не предлагал и тем более не пробовал сделать это со мной. Он отлично знал, во что это в итоге выльется. И не мог не понимать, что я не выдержу его объятий. И даже когда бывал истощён – а бывал довольно часто после наших с ним тренировок, – он терпеливо добирался до дома, отправлял меня на женскую половину и брал рабыню, не забыв поставить заглушающий звуки заслон.

Но я была слишком юна, чтобы понимать, что он меня бережёт, и для чего он это делает. А Заккерию нравилась моя наивность – он тщательно ограждал меня не только от себя, но и от того, что могло меня испугать. Он своими руками создавал для меня сказку, как Валентин. Но работал над ней куда как тщательней.

Спустя год после моего приезда наши тренировки закончились, Зак впервые представил меня своему хозяину – королю Овидию. Тогда, кстати, и начался этот пикантный период всеобщей любви ко мне.

В Овидстане чародеев любят в принципе. Начиная с Зака. Что бы этот мерзавец ни творил с женщинами – а в этом он мерзавец, уж поверьте, – не одна свободная яратка видела его во сне, полном похоти и желания. И это несмотря на то, что выходцев с Востока в Овидстане традиционно не считают красивыми. А вот северян считают. Плюс в мою пользу – я наслушалась и про синь моих глаз, и про чёрный шёлк волос. Моим ножкам обычно уделяли особенное внимание – проникшись местными традициями, я ходила босиком. Ровно до того момента, пока Зак, мерзко ухмыляясь, не приволок в дом стопку гравюр моей щиколотки с подписями сутр. И ещё хохотал: «Лизетта, милая, даже если ты облачишься в бесформенное платье до пят, они найдут прелесть и в этом». Они да, они бы нашли! Все же прекрасно понимали, какая выгода – расположение чародея. Зак, например, исполнял маленькие желания своих любовниц – молодость до ста лет, удача в каком-либо деле, лишние десять лет жизни и прочие глупости. Это, если забыть о том, что после короля Зак был первым человеком в стране.

Король Овидий, восхитившись моей красотой и стыдливостью, представил мне своих сыновей. Да, всех троих. И ничтоже сумняшеся объявил, что тот, кто покорит неприступную Элизу, иными словами, кому из них я принесу клятву, тот и станет следующим королём.

Мне кажется, эту затею придумал Зак. Если бы знала наверняка, я бы лично его «поблагодарила»…

Троица принцев сильно испортила мне жизнь. К всеобщему вниманию я ещё могла привыкнуть – положа руку на сердце, оно мне нравилось. Кому не нравится, когда ему посвящают стихи, поют песни, за кого молятся Великой Матери? Но эти трое донимали меня не на шутку, особенно Аджахад, младший сын. На момент нашего знакомства он отнёсся ко мне, как к товарищу по играм – наивный был, как и я. Забавный угловатый мальчишка-принц показывал, как надо разить придуманных врагов саблей, и рассказывал, что будет делать, когда станет великим наместником. Потом таскал меня в чайхану, напивался, пел песни и снова размахивал саблей, потому что «вон тот господин на тебя не так посмотрел». И он же рассуждал о красоте стихов Ажшхаля, пел трогательные серенады и в свободное от пьянства и прогулок по борделям время делал прекрасные заготовки для украшений. Потом, спустя три года, отец назначил его наместником провинции Рабах, и Аджахад уехал. А вернулся уже другим. Вроде тот же весельчак и балагур… Но на меня смотрел уже не как на товарища по забавам или, быть может, друга. И научился лгать – качество, которое я в людях с некоторых пор не терпела.

Надим, второй сын, лгал мне постоянно. Впрочем, он лгал всем. Он дышал, как лгал, и ложь у него выходила виртуозно, даже я не всегда понимала, он солгал или сказал правду. Надим искренне верил всему, что выдумывал, – пока ему это было удобно.

А в довершение Зак в шутку сказал ему, что я обожаю розы. И принц с тех пор всегда умудрялся сделать так, чтобы розы оказывались утром у моей постели. Думаю, подкупал слуг – у меня были свободные слуги, не рабы. Рабов я видеть не могла. Как и розы.

Старший, Амир, был единственным из принцев, кого общение со мной откровенно тяготило. Любимчик отца, и Овидий чуть не силой отправлял его по утрам пообщаться со мной, пока я не сбегала за город, как часто это делала. Или пока сам Амир не сбегал по «срочным государственным делам», как это часто делал он.

Обычно мы молча сидели рядом на скамейке в беседке – я решительно не находила для него слов, и он для меня тоже. Единственный яратец, кого не восхищали мои щиколотка, синь моих глаз и чернота волос. Заккерий его не любил, и, по-моему, у них это было взаимно. А я Амира уважала больше его братьев – он мной тяготился, однако он мне и не лгал. Но утренние посиделки в тягостном молчании утомляли!

Зак считал, что я дурочка и привереда, просто обязана выбрать кого-нибудь из трёх братьев и осчастливить Овидстан. Я знала, что куда больше Овидстана его волнует моё душевное равновесие. Зак понимал, насколько близкий физический контакт необходим чародею, и боялся оставлять меня одну, а приходилось – на границе с Мальтией велась война, на которую Заккерий отказывался меня брать. А я отказывалась обзаводиться любовником – у меня были высокие запросы. Кроме ответной любви, мне хотелось, чтобы человек мне не лгал, а это было практически невозможно.

Тогда Заккерий заставил меня приручить фамильяра – как он это называл. Дело в том, что животные, в отличие от людей, обычно не дают нам так просто забраться в свою голову – они нас чувствуют. Другое дело прирученное животное, наполовину ставшее тобой. У Заккерия был ворон – громадный чёрный ворон, отъевшийся мясом. Зак уверял, что человеческим. Ворон действительно был наполовину Заком – я могла общаться с ним, а слышал меня чародей. Удобно: когда Зак находился в отъезде, он предпочитал не спускать с меня глаз, пусть и вороновых.

Я же выбрала себе животное покрупнее – волка. На самом деле так вышло случайно: на одной из охот принц Надим подстрелил громадную волчицу, его грум нашёл волчонка, и Надим приказал ему подпалить малютке хвост да гнать камнями, чтобы бежал быстрее и стрелять в него было интересней.

Я бросилась спасать волчонка, когда он завизжал, в итоге парочка стрел прошила мне шальвары в опасной близости от сухожилий. Надиму повезло, что Зак был в отъезде и по физиономии ему съездил Амир на правах старшего. Впрочем, судя по количеству роз после этого, Зак тоже добавил. А спасённый волчонок, ещё совсем малютка, совершенно спокойно перенёс мою магию и через год вырос в матёрого волка, бегающего за мной, как нянька. Через него действительно очень удобно было направлять заклинания, даже если я была далеко. И Зак успокоился – впрочем, он всё ещё настаивал на том, что мне нужен любовник. Я же боялась доверять кому-нибудь, кроме него и волка, и физического контакта тоже боялась – я теряла над собой контроль, как раньше, что всегда заставляло меня вспоминать не очень приятные вещи из прошлого.

Но время шло, я росла, и моё существо давало о себе знать. «Мы не люди, Элиза, – говорил Зак, потягивая молодое вино. – Признай это и веди себя соответствующе. Без секса мы умираем, как без воды». Наверное, в конце концов он нашёл бы мне идеального любовника… Впрочем, какие сомнения: он уже находил рабов. Зак не понимал моей щепетильности по поводу невольников – для него они даже людьми не были. И он делал с ними всё, что хотел, хорошо, не на моих глазах.

Получилось же иначе – я уехала. Меня тянуло путешествовать – я не была особенной домоседкой ни тогда, ни сейчас. Больше двух лет на одном месте я не выдерживаю – мне начинает чудиться клетка замка Валентина, я становлюсь нервной и в конце концов сбегаю – не от себя ли?

Тогда случилось то же самое. Ярати со всем её очарованием стала мне надоедать. Я заскучала, а тут и Зак, подслушав мои мысли, принялся меня подначивать. Он, конечно, всё понимал лучше; в то время больше любви к путешествиям меня тянуло проклятие. Но Зак предпочёл это от меня скрыть. Он подзадорил меня очередным рабом-любовником. И да, явившиеся не вовремя западники с предложением их королевы тоже внесли свою лепту.

Солнце садилось под тонкие звуки флейты.

Чародейка Элиза Северянка поглаживала холку насторожившегося волка и, устроившись на пушистом ковре у мраморной ограды, смотрела на закат. Кроваво-красное солнце уверяло, что где-то в этом мире боги забрали чью-то жизнь до срока. И наверняка не одну.

Это и флейта навевали задумчивую меланхолию, которой приятнее всего предаваться под суры мудрого Аджаля-фие, чьи слова ласкают слух, а смысл отрезвляет ум.

Элиз серьёзно подумывала наколдовать его увесистый пыльный томик из библиотеки Заккерия, когда занавеска, скрывающая вход за ширму, откинулась, и хозяин чайханы, услужливо кланяясь, пропустил к столику девушки троих западников. И встал статуей рядом, пока Элиза, смерив гостей удивлённым взглядом, не кивнула ему, разрешая уйти.