Я клянусь тебе в вечной верности Сакрытина Мария
Волк угрожающе зарычал, когда старший из «гостей» беззастенчиво уселся напротив девушки, а двое других встали у него за спиной.
Элиза успокаивающе положила ладонь на лоб волку и, отвернувшись к покачивающимся на ветру веткам магнолии, вздохнула.
Меланхоличный вечер под флейту и томик сур портился вместе с настроением.
–Госпожа, – после продолжительного и весьма удивлённого молчания начал старший западник с выправкой воина, чуть смягчённой годами государственной службы. – Имею ли я честь…
–Имеете, – скучающе отозвалась девушка, не оборачиваясь. – Это действительно я, и я действительно чародейка. И если вы привезли мне щедрое предложение вашей королевы Хелении, то можете убираться в бездну.
Двое за спиной бывшего воина удивлённо переглянулись и дружно положили руки на пояса, к спрятанным под плащами клинкам.
Волк угрожающе зарычал из-под руки девушки.
–Прекрасная госпожа ещё не выслушала щедрое предложение моей королевы, – улыбнулся сидящий напротив Элизы западник. – Поверьте, оно намного выгоднее яратского. Вот, извольте…
Элиза сделала последний глоток и поставила пустую фарфоровую чашечку на стол.
Закат под аккомпанемент очередной попытки заставить служить… Вечер был безнадёжно испорчен.
–Убирайтесь, – перебила девушка. – Убирайтесь, или я вышвырну вас отсюда.
–Госпожа, – глядя на Элизу как на неразумную маленькую девочку, терпеливо повторил западник. – Вы не понимаете…
И, похоже, только теперь обнаружил, что его слова звучат в полной тишине. Замолкли звуки флейты. Замолкли разговоры, замолк звон бокалов и чашечек.
–Вам действительно лучше уйти, – проследив его взгляд, добавила Элиза. – Если эти «неблагодарные» яратцы решат, что вы мне докучаете, вас тихонько убьют в тёмном переулке. Или, если подумают, что пытаетесь причинить мне вред, убьют прямо здесь.
–Я передам королеве ваш отказ, – мгновение спустя произнёс западник, вставая и не спуская с девушки тяжёлого взгляда. – Но её предложение остаётся в силе.
Элиза равнодушно пожала плечами.
–Госпожа, я никогда не позволил бы себе нарушить ваш покой, – сунулся в её закуток взволнованный хозяин чайханы, когда западники ушли. – Но они уверяли, что хотят…
«Они просто тебе заплатили», – подумала Элиза. А вслух с улыбкой произнесла:
–Всё в порядке. И пожалуйста, вот моя плата.
Хозяин не слишком долго отказывался от горсти золотых монет – слишком много для травяного тоника, но, по мнению Элизы, слишком мало для красивого вечера под звуки флейты. Жаль, так грубо испорченного.
Засыпающий, тонущий в алых лучах город звенел гонгом в храме Девятки, упряжью верблюдов, монистами на поясе танцовщиц, струями воды у фонтана со столпившимися рядом верблюдами, взвизгивал колоколом на рынке рабов.
Элиза всегда обходила рынок стороной. Стоя у ворот рынка и кусая губы, она каждый раз видела себя на цепи, идущей вслед за господином. На золотой цепи, но разве есть разница?
Разве о такой жизни она когда-то мечтала?
Элиза вздохнула и случайно встретилась взглядом с проходящим мимо юношей. Медная цепочка, узорчатые звенья, ошейник в виде ожерелья. И конец поводка – в руке девушки, милующейся со смазливым мужчиной – воином или стражником. И девушка, и мужчина были яратцами и свободными. Юноша-раб выглядел, как и Элиза, северянином. И наверняка вышел его хозяевам в копеечку – северяне с некоторых пор резко поднялись в цене на яратском рынке. Как и выходцы с Востока лет десять назад.
–Госпожа чародейка, – склонив голову, поприветствовал Элизу мужчина-яратец, обнимая свою даму.
Элиза машинально растянула губы в улыбке.
Синие, почти как у чародейки, глаза раба изумлённо распахнулись. И сразу уткнулись в землю. В них была ненависть. Глубоко спрятанная, почти выбитая – наверное, не раз продавался. Но ещё была.
Элиза поймала её. Как тонкую струю аромата роз. И следом – желание, как и раньше. Скривилась от омерзения. Отвернулась.
Да, она чародейка. Чародеи никогда не бывают рабами. Так утверждал Зак, но сама Элиза считала, что у чародеев всего лишь невидимая цепь.
Сворачивая в нужный проулок, девушка щёлкнула пальцами – это всегда помогало сосредоточиться. Семенящий рядом волк обернулся, навострив уши.
Над площадью у рынка взлетела, удивлённо крича, чайка. В алом закатном свете её силуэт колебался, как мираж, или у Элизы снова перед глазами стоял туман?
Медное ожерелье-ошейник, сверкнув, упало неподалёку от девушки.
–Волк, нельзя, – пробормотала чародейка, ускоряя шаг.
Дёрнувшийся было понюхать, волк побежал за ней.
Элиза отлично знала, что ей не придётся разбираться с недовольными господами-яратцами, оставшимися без раба, что с неё даже денег не потребуют. Но от этого её собственная невидимая цепь как будто сделалась тяжелее.
Заплатит яратцам их король. Как всегда он делал для Зака, как – не задавая вопросов – делал и для неё.
А цепь всё тяжелела.
– Милая Лизетта вернулась, – отрываясь от кальяна, улыбнулся чародей Ярати Заккерий. – Ну как, снова размышляла о смысле жизни в самой дорогой чайхане столицы? Под звуки флейты и суры у тебя это неплохо получается. Или торчала на Лысой горе, разглядывая город с высоты птичьего полёта, раздумывая о том, как юную птичку снова посадили в золотую клетку? Ну, тогда день прожит не зря! – и, рассмеявшись, приложился к трубке, вдыхая ароматный дым.
Элиза поморщилась, кивком отпустила морщащего нос волка и прошла к груде раскиданных рядом с кальяном подушек.
–Я думала, ты будешь в отъезде щё месяц.
–С какой стати? – махнул рукой чародей, подтягивая под себя ещё одну подушку. – Скучно и нет общества прелестной страдающей девицы, имеющей дурную склонность читать чужие мысли. Милая Лизетта, рядом с тобой отлично получается думать о жизни. И даже о подступающей старости. Глядя на тебя, я верю, что молодость ужасна.
–Тебе нравится надо мной смеяться, – вздохнула Элиза, обнимая колени. – Зачем ты ездил? Очередной приказ короля Овидия?
–Лизетта, детка, – усмехнулся Заккерий, – не доросла ты ещё до взрослых заговоров. Думай о клетке, жалей себя, оно приятнее.
–Ты не понимаешь!..
–Куда мне! – хмыкнул Зак. – Кстати, милая, та синеглазая чайка, которая недавно пролетела над Торговой площадью… Ты думаешь, она полетит домой, на Север?
Элиза подняла голову.
–А ты полагаешь, останется здесь, ибо по своей натуре все люди рабы? – фыркнула она.
–Даже не знаю, – улыбнулся чародей. – Моё воображение отказывается представлять, зачем ты вообще это сделала. Через семь дней заклятье спадёт, и твоего соотечественника снова сцапают работорговцы.
–За семь дней можно улететь из Ярати на Север!
–Дурочка, – беззлобно рассмеялся Зак. – Кто его там ждёт? Похоронившие его родные будут очень рады бывшему рабу, поверь мне, учитывая, какой налог придётся заплатить за его возвращение их лорду… Ну да ладно.
Элиза скорчилась на подушках, глядя в пол.
–Я хочу уехать.
–Да пожалуйста, – пожал плечами чародей. – Я научил тебя защищаться, научил колдовать. Уж как-нибудь постоять за себя ты сумеешь, великая чародейка. Поезжай, посмотри мир. Своим глазам ты, надеюсь, поверишь. Может, заодно их и раскроешь.
–Ты всегда считал меня маленькой глупой эгоисткой, – не слушая его, пробормотала девушка. – Ты никогда…
Чародей, лёжа на кушетке и вдыхая ароматный дым, окинул её изучающим взглядом.
–У тебя кризис личности, милая. Запоздалый. Пора тебе и правда отсюда уехать. Только до этого, будь добра, сделай одну вещь.
Элиза настороженно глянула на него.
–Какую?
–Какую? – передразнил её Зак. – Лизетта, детка, ты чародейка, тебе семнадцать и ты, Великая Мать, ещё девственница! Поверь мне, месяц бурных постельных утех, первая любовь – и твои мозги встанут наконец на место.
Элиза оглядела его и с омерзением отвернулась.
–Я не хочу.
–Хочешь, дурочка, хочешь, – отмахнулся Заккерий. – Ещё как хочешь. Только нос воротишь, выбирая. Ах, рабы нам не нравятся, у них нет свободы выбора, какой кошмар. Ах, слуги нам тоже не нравятся, они от меня чего-то не того хотят, и вообще, грязные мысли думают. Ах, принцев нам на блюдечке подали – король расстарался, так ты и тут: фе, они мне лгут. Как будто это важно в постели! Детка, да ты дурочка, самая настоящая. Чародей получает силу из плотского наслаждения, взаимного, и ты это отлично знаешь. Вокруг тебя бездна народу мужского пола, которые не прочь с тобой переспать. Пользуйся!
–И стать такой же извращённой, как ты? – процедила Элиза, вставая. Всё, достаточно с неё. – Меня тошнит от твоих забав.
–Так не подглядывай, – рассмеялся чародей. – Щепетильная ты моя. Против природы не пойдёшь, да?
–Я хочу найти человека, который мне не будет лгать, – скорее для себя шепнула Элиза, но чародей, конечно, услышал.
–А ещё я хочу принца на белом коне, который увезёт меня в свой замок и сделает королевой, – визгливо протянул он. – Правда, от одного такого я уже сбежала, но ничего, чудеса же случаются, и я в них верю, и обязательно найду принца, который полюбит меня такой, какая я есть!
Элиза хлопнула дверью, и последующий смех звучал приглушённо, но ничуть не менее обидно.
«Если я когда-нибудь стану такой же, – билось в голове девушки, – проще сразу удавиться».
–Госпожа? – выглянула на звук шагов служанка – судя по смятому платью и не убранным в причёску волосам, до этого сильно занятая.
Элиза отмахнулась, и девушка, сверкнув улыбкой, исчезла за дверью своей комнаты. Чародейке не стоило ни читать мысли, ни хотя бы прислушиваться, чтобы различить за ней и приглушённый мужской голос – кажется, грума.
Тонущий в ночных сумерках дом вдруг представился Элизе грязнее борделя.
«Уеду».
Волк развалился на застеленной кровати, а чародейка всё никак не могла оторваться от зеркала. «Ханжа, – смеялся в голове голос Зака. – Маленькой Лизетте ещё рановато вести себя как старой деве».
Может, он и прав… Но маленькая Лизетта помнила и запах роз, и своё первое и последнее «Я люблю тебя». Помнила и ненависть, и захлестнувшую ненависть жалость в затянутом в чёрный бархат юноше, чьё имя и лицо Элиза всеми силами старалась загнать подальше в воспоминания, но помнила, помнила – и слишком хорошо.
Плевать на принцев, хотя сердце всё ещё сладко вздрагивало при перечислении титулов какого-нибудь незнакомца, и Элиза заочно представляла его великолепным красавцем, впоследствии разочаровываясь. Но просто честности? Благородства. Неужели абсолютно все сказки – ложь?
«Ты ничему не научилась, – любил усмехаться Зак. – Маленькая глупая Лизетта». А чему учиться? Что мир грязен, циничен, жесток, а настоящим чувствам место только в сказках?
–Моя госпожа.
Элиза замерла, когда чужие руки легли на плечи. Чужие губы нежно коснулись чувствительного местечка за ушком. И ненавязчивый аромат мяты и полевых трав ткнулся в нос.
Волк спокойно спал в соседней комнате. Чужака он бы почувствовал. Злоумышленника – тоже, причём обязательно. Да и откуда здесь, в Ярати, кто-то будет злоумышлять против чародеев? Глупо даже думать. Эта страна расцвела, когда король Овидий заручился помощью Заккерия. Чародеев здесь боготворили, от них, от него – Зака – зависели прирост торговли и преумножение богатств яратцев.
Элиза судорожно выдохнула, когда руки незнакомца – нежные, ласковые – приобняли её и легли на талию. Какая-то её часть вопила от восторга, заставляя подставляться приятным прикосновениям, отдаться удовольствию и ни о чём не думать. Но куда большая часть кричала от ужаса, подсовывая яркие картинки рушащейся башни и распростёртого на веселеньких розовых простынях тела.
–Прекрати.
Руки остановились. Губы, добравшиеся до ключицы, оторвались. Элиза подалась следом и уткнулась в пьяные синие глаза.
Юноша-раб с рынка преданно смотрел на неё, и в его глазах светилась искренняя любовь.
–Заккерий! – прошипела Элиза, вскакивая. – Ну это уж слишком!
Северянин удивлённо проследил за ней взглядом.
–Моя госпожа недовольна? – с искренней грустью вздохнул он. – Прошу, госпожа, скажите, что не так?
Элизу трясло, когда она смотрела, как юноша поднимается, медленно подходит к ней, осторожно берёт за руку, целует.
–Я сделаю всё для вас, госпожа, всё. Скажите, что вы хотите?
И да, он не лгал.
–П-п-посмотри на меня, – дрожащим голосом приказала Элиза, заставляя себя коснуться его плеч.
Юноша послушно поднял глаза.
«Зря ты так, – шептал в голове голос Заккерия. Элиза так и не смогла освоить достаточно сильные щиты, чтобы выкинуть наставника из своего сознания. – Что ты будешь с ним делать? С тобой он будет счастлив. Так, как никогда прежде. Отправишь домой? Правда? После шёлковых подушек и рябчиков в сладком соусе он, конечно, будет рад вернуться на хлеб и воду. Глупая девочка Лизетта, бери, пока дают. Тебе же нравится мой подарок, признайся. Бери. И всем будет легче».
Элиза закрыла глаза, уронила руки. Юноша исчез, она снова была в комнатах одна вместе с волком. Больше никаких подарков от Заккерия. Хватит. С неё хватит.
Нельзя издеваться над человеческим сознанием. Нельзя выворачивать его наизнанку. Пусть ошибается, пусть страдает, но делает это сам и будет свободен.
«А теперь ты исполнила сокровенное желание нашего синеглазого северянина, и назавтра, когда он очнётся вдали от Ярати на пороге дома давней подруги, которая и думать о нём забыла, он тебя проклянёт», – шепнул голос Зака.
«Это лучше, чем то, что сделал с ним ты», – вздохнула Элиза.
«Дурочка».
Нить Пряхи тащила меня в Мальтию, как на аркае. Я не особенно задумывалась, где открывать портал, в итоге меня выбросило в лесу как раз около столицы. Конечно, я его не узнала, поняла только, что нахожусь где-то ближе к Западу. Только на границе с Западом бывают такие дремучие зелёные леса, утонувшие в подлеске, прореженные грибными тропами и усыпанные ягодами чуть не круглый год.
Лес рядом с замком Валентина был, скорее, северным – сосновый, воздушный, желто-коричневый и душистый. Я наивно верила, что вся Мальтия покрыта такими, коль скоро её называли Лесным Краем. Поэтому не сразу поняла, где оказалась.
Для начала я наелась малины и набрала цветов – их тут было много, свободных, а не тепличных – как я люблю. Волк, крутившийся вокруг меня, убежал – я то и дело слышала его клич. И ответный – местных волков. Бояться их или за моего волка мне не приходило в голову. Они просто не могли напасть: звери, в отличие от людей, не идиоты и вошедшего в силу чародея никогда не трогают. Не любят, да, но предпочтут убраться с дороги.
Так что за полдня мне не встретилось даже белки.
Волк появлялся пару раз, убеждался, что со мной всё в порядке, и снова исчезал. К вечеру он принёс мне двух кроликов – одного съел сам, второго я выпотрошила и приготовила. Зак в своё время настоял на том, что я должна уметь такие вещи – разводить огонь без помощи магии, ощипывать птицу или освежёвывать зверей, начиная с кроликов и заканчивая оленями. На королевской охоте это пригождалось. А когда Ярати так открыто воспылала всеобщей любовью ко мне, я и вовсе проводила целые седмицы в соседних мелких лесах. Особенно если Зак был в отъезде.
Так что к ужину, приготовленному своими руками, или ночёвке под открытым небом я была вполне привычной. И даже намеревалась провести так седмицы две – отдохнуть, набраться сил и только тогда искать тропу в деревню или город. Как и все чародеи, я нуждалась в общении с людьми, но быстро от этого уставала. Зак считал это шуткой Создателя, я считала, что Заку хорошо бы держать своё мнение при себе.
По крайней мере, он никогда не удерживал меня от очередной вылазки в лес. Знал, что одиночество обязательно выгонит меня обратно.
Утром следующего дня мы вместе с волком углублялись всё дальше в чащу. Я собирала ягоды и грибы уже про запас, волк бегал неподалёку. Около полудня он засуетился, принялся нюхать воздух, и очень скоро я услышала всадников.
Первым желанием было закрыться, отвести им глаза – как в Ярати. Я не желала, чтобы меня беспокоили. Но любопытство победило. В конце концов, я уже умела ходить по лесу и оставаться незаметной. Что же мне мешает посмотреть на иноземных охотников?
Волк трусил впереди, и шум приближался, а с каждым шагом росло и моё любопытство. Особенно когда вместо сигнальных рожков и лая собак зазвенели клинки.
Я придержала волка за холку, остановившись за деревом, откуда открывался отличный вид на усыпанную колокольчиками поляну, только чтобы увидеть, как один из рыцарей, обессилев, выронил меч, а второй – стоявший до этого в стороне – с опаской стал к нему подходить.
Мне не было смысла вмешиваться. Более того, я до последнего отводила им глаза. Впрочем, они так были увлечены друг другом, что вряд ли бы обратили на меня внимание.
Хотя сцена была, по меньшей мере, странная и неприятная. Если я правильно могла понять – двое убитых до этого напали на одного, сейчас обессилевшего, а третий, получается, стоял в стороне и ждал, когда он окончательно ослабеет?
Наверное, поймав моё отвращение или ещё почему, волк неожиданно вырвался, скакнув на поляну, – как раз когда третий, трус, замахивался мечом. И я изумлённо наблюдала, как мой волк совершенно без моего приказа, всегда смирный и послушный, рвёт глотку трусу. А потом, склонившись над раненым, понюхал, поднял голову, кинув на меня короткий взгляд и помахивая хвостом. А когда я подошла ближе, жалостливо заскулил.
Раненый рыцарь был ещё в сознании и смотрел на меня в упор широко раскрытыми глазами.
Говорят, мы, чародеи, хорошо можем предсказать будущее, касающееся нас самих, – именно поэтому мы почти неуязвимы. Врут. Я ничего не почувствовала, когда склонялась над раненым, кроме разве что сожаления. Он был красив, очень, и мне было жаль, что он умрёт. С такими ранами, отчаянно истекающими кровью, он был точно не жилец.
Мой волк считал иначе. Он скулил, подвывал и даже пытался содрать с раненого доспехи зубами. А когда я хотела уйти, прикусил мою ладонь – не сильно, но он редко так делал.
Я вернулась ровно в тот момент, когда на поляну выскочила лошадь без седока, а за ней ещё пара всадников. Они потерянно оглядывались, но я уже отводила им взгляд. А лошадь, отчаянно хромая, встала над умирающим рыцарем и явно собралась стоять так до скончания века. Ещё и ощерилась на меня, когда я подошла.
Забавно, но на лесного бога рыцарь не походил никак хотя бы по возрасту: стариком он уж точно не был. Однако животные его защищали с удивительной преданностью. Любопытство – и только оно – заставило меня остаться и всё-таки помочь.
Да, к тому времени во мне мало что осталось от маленькой Лизетты, когда-то отказывавшейся стрелять даже в «злых» волков и доверяющей людям, потому что они ей улыбались.
С доспехами рыцаря пришлось повозиться – с латами я раньше дел не имела и завязки нашла не сразу. Нательная рубаха у него тоже была вся в крови – я срезала её, освобождая себе «рабочее место». В то время я уже достаточно освоила искусство трансформации, и заставить раны рыцаря затянуться, убрать внутреннее кровотечение и вылечить повреждённые внутренние органы было кропотливой, но в принципе не сложной задачей. Честно говоря, я дольше возилась, когда убирала последствия собственной аллергии на фейхель, которым объелась как-то в королевском дворце.
От слабости из-за кровопотери я рыцаря, впрочем, вылечить не могла. Я поколдовала, конечно, с водой из собственной фляги, но и только. Я всё же не была целителем Великой Матери, чтобы уметь делать такие вещи виртуозно и быстро. Оставалось надеяться, что рыцарь сам с этим справится.
Ещё дольше пришлось уговаривать его коня – у него была вывихнута нога, и он не доверял ни мне, ни тем более волку, но оставлять хозяина не желал ни на мгновение. Но и это было закончено – конь покорно опустился на колени, уже оба здоровые, и позволил мне втащить на него рыцаря. Без лат он тоже весил ого-го, пришлось снова прибегать к магии. И ехать потом по лесу, ненавязчиво касаясь его, объясняя себе, что я просто не даю ему упасть.
Мне повезло наткнуться на заброшенную хижину лесника. Создавать дом из ничего я бы сейчас не стала – это точно истощило бы меня слишком сильно. А ночёвки под открытым небом, в отличие от меня, рыцарь мог не пережить.
С его конём мне пришлось объясняться ещё не единожды – он всё норовил зайти внутрь, проверить, как там хозяин. Рыцаря я уложила на широкую, местами прогнившую скамью и укутала в свой плащ. Потом распрягла его коня и подложила под голову спящему попону. Вроде бы получилось удобно.
Остаток дня я потратила на то, чтобы припомнить укрепляющие отвары, которые меня учил составлять знакомый аптекарь из среднего города Ярати. Не знаю, насколько они помогли, вечером у рыцаря начался жар, я ухаживала за ним всю ночь, подпитывая своей энергией. Кое-как получалось. К утру он успокоился и заснул нормально. И я вместе с ним.
Весь следующий день – начиная с полудня, когда я проснулась, – прошёл в домашней возне. Я облагораживала хижину насколько могла, посылая волка за дичью, травами и хворостом. К следующей ночи хижина приобрела вполне обжитой вид, а я наконец смогла отдохнуть. Всё-таки если уж строить из себя целителя, то по всем правилам. А что ещё я рыцарю скажу, когда он придёт в себя?
Рыцарь очнулся следующим утром. И так как он сначала бормотал что-то про небожителей, я не сразу поняла, что он не бредит.
А когда он поймал меня за руку, впервые испугалась.
Глава 10
Любовник. Из личного архива Ланса де Креси
Вот честно, я был уверен: после смерти меня ничего, кроме бездны, не ждёт и ждать не может. Ну правда: грешил я достаточно – стоит хотя бы приют вспомнить. А Великий Отец, говорят, на Справедливом Суде за воровство строго спрашивает. Ему, может, невдомёк, что таким, как я, оно жизнь спасёт. Или у него философия такая: умри, но будь праведником? Если честно, я перестал им быть ещё до того, как про Отца с философией узнал.
Ну вот, воровство и добавим ещё убийство. Война войной, но меньшим убийством оно не становится. Ворий-то воинов защищает на Суде, однако только если они погибли с честью на поле брани. А не с клинком предателя в спину, как я. Ну кто за такого идиота вступится?
Первое, что я увидел, когда глаза открыл, была волчья морда. Громадная – нос чёрный подрагивает, принюхивается прямо у моей переносицы. И, скажу я вам, под описание бездны это вполне подходило. Волк живенько бы сошёл за демона. Хотя… при ближайшем рассмотрении вряд ли. Больно взгляд у него был… человеческий. Серьёзно – я волков повидал. У южной границы в лесах их предостаточно. Зимой эти твари периодически наши запасы разоряли – и отлично это у них получалось, умные, сволочи. Случалось и в глаза их во время охоты смотреть, когда ты от остальных отстал, а свора за тобой соответственно и припустила. Сидишь на дереве, коченеешь потихоньку и смотришь. А они на тебя… Или когда пристрелил кого-нибудь из них неудачно. Он уже издыхает, но ты знаешь, что мучиться будет долго – добить милосерднее. И сдуру в глаза посмотришь. Но вот ни у кого из них глаз человеческих не было. Волки смотрят настороженно, смотрят отчаянно, с болью, может быть. Обычно по одной эмоции. Но настороженно-заинтересованно-жалостливо – это только человек. Я уж молчу про разум во взгляде, из-за которого я и принял зверя за демона.
А вот когда неподалёку какая-то девушка произнесла что-то на овидстанском, я слегка опешил. Волк отодвинулся, замер. Повернул голову куда-то влево. Я тоже попытался, но смог только глаза скосить.
И спустя мгновение рядом с волком возникла девочка-небожительница… совсем уже и не девочка, старше лет так на десять. Но точно она. Ну вот точно – я сразу узнал. Хотя черты лица и взгляд словно Артий-скульптор выточил из тех детских, сглаженных, что раньше были.
На меня смотрела девушка-богиня с улыбкой Матери, невинная, чистая – как и раньше. И в бездне ей точно было не место. О чём я вслух и сказал, забывшись.
Девушка нахмурилась, а волк снова потянулся к моему лицу. Небожительница его локтём отпихнула, что-то быстро произнесла на южном наречии. Потом, поглядев на меня, повторила-спросила – опять на овидстанском. Я в принципе понимал этот чудной язык на уровне «моя-твоя-говори-да-нет». Команды знал, с пленными так-сяк мог объясниться, пока переводчика ищут. Но небожительница шпарила на южном быстро, даже когда повторяла вопрос. А не дождавшись ответа, отодвинулась, собираясь уйти.
Я понимал, что ей, может, пора на Небеса, там, где её дом, но отпустить это чудное видение, единственную богиню, которой я поклонялся бы охотно, а не в угоду другу или товарищам, я просто не мог.
У неё была маленькая рука, гладкая, тёплая. Пальцы узкие, тонкие – наверное, на Небесах струны какой-нибудь арфы перебирать очень удобно. И ни колец, ни перстней, в отличие от леди. Непривычно – обычно только у аристократок такие ручки, без мозолей. Но леди их всячески украшают, в перчатки надевают. А тут даже на ногтях краски не было – короткие ноготки, кругленькие, розовые. И запястье тонкое, хрупкое – на такое ни один браслет не наденешь, свалится.
Её рука дрожала в моей, как пойманная пташка. Я удивился: боится? Устремил на нее взгляд: её синие глаза отражали те же эмоции, что и глаза волка. Только настороженности теперь было больше.
У меня сердце забилось чаще, когда я накрыл её руку своей и, смотря в глаза, тихо попросил: «Не бойся».
Её глаза расширились сильнее, а мне на мгновение показалось, что ещё чуть-чуть, и я утону в них… но честно, я был не против!
Её свободная рука потянулась к моему лицу, пальчики пробежались по щеке, подбородку. А мне безумно захотелось поймать их ртом и долго-долго выцеловывать каждый… Словно поняв это, богиня вздрогнула и отпрянула, прижав руки к груди.
А я мысленно надавал себе пощёчин за кощунственные мысли. Человек, он и есть человек. Нельзя небожителям к нам спускаться. Может, Валентину и удавалось раньше не думать о ней так, но на то он и король. Хотя она тоже была ребёнком. Хм, а небожители тоже, выходит, растут и меняются? Ни о чём таком в храмах никогда не рассказывали…
–Почему ты говоришь на мальтийском? – искоса глядя на меня, спросила вдруг богиня, хмурясь. И тут же добавила: – Ты мальтиец? – и её глаза снова расширились.
Я кивнул, не в силах справиться с голосом. Почти детское счастье: она, богиня, со мной разговаривает!
–То есть мы в Мальтии, – пробормотала богиня на высоком мальтийском.
–А разве не на Небесах? – выдохнул я. И, снова завладев её взглядом, добавил, чувствуя, что краснею: – Или… ну… в бездне?
Богиня моргнула. Озадаченно посмотрела почему-то на волка и поинтересовалась:
–А он точно уже очнулся?
Волк шумно вдохнул и отрывисто, по-человечьи, кивнул.
Ничего себе! То есть всё-таки демон?
–Нет, волк не… – богиня запнулась. – Я имела в виду: не бойся, он тебя не тронет.
–Я не боюсь, – пробормотал я, вздрогнув, когда человековолк ткнулся мне под руку.
Богиня хихикнула и спокойно схватила демона за холку.
–Волк, хватит! Оставь его. Иди с конём разберись, – и, обращаясь уже ко мне, добавила: – Конь у тебя очень недоверчивый. Он уверен, что я тебя в печи поджарю и съем. Смешной, – и улыбнулась, красавица.
–Конь?.. – пробормотал я, глядя на её улыбку.
Богиня кивнула. Окинула меня внимательным взглядом.
–Ты можешь встать? Уже должен. Я попыталась тебя подлечить, но я не целитель. Может, попробуешь?
Я непонимающе смотрел на её протянутую руку, пока богиня не выдержала, схватила меня сама, толкая на себя.
И вот тут я ясно понял, что не Небеса это и не бездна и что я вообще не умер. Потому что так болеть может только живое.
–Тише… тише, – шептала богиня, укладывая меня обратно на скамью. – Рано ещё, извини. Я виновата, прости. Но ты хотя бы в себя пришёл. Вчера твоя лихорадка сильно меня напугала… Вот, выпей. Тебе должно стать легче.
Отвар был горький ужасно, но, глядя в её синие глаза, я бы и уксус выпил и не поморщился.
В голове почти сразу прояснилось.
–Меня зовут Элиза, – улыбнулась богиня, забирая кружку. – А тебя?
Я смотрел, как она идёт к печи, как поворачивается, как поправляет мимоходом шёлковую – по овидстанской моде – рубаху. И думал, что не дело человеку представлять богиню без одежды.
–Ланс.
–Ланс, – кивнула богиня, и моё имя её голосом сладким эхом отдалось в моих мыслях. – Ты не очень-то разговорчив, Ланс. А что ты там говорил про богов и небожителей, когда очнулся?
–Я не ожидал увидеть богиню в бездне, – усмехнулся я. – Впрочем, – я огляделся, – в хижине ей тоже не место.
–Богине – может быть, – отозвалась Элиза, изогнув бровь. – Но боги, говорят, давно уже не спускаются к людям. Я благодарна за комплимент, Ланс, но он довольно груб. С богиней меня ещё точно не сравнивали.
–Но никем другим ты быть не можешь, – выдохнул я, не в силах отвести от неё взгляд.
Девушка потупилась.
–По-моему, тебе стоит отдохнуть. Ты ещё бредишь. Поспи, Ланс.
Я действительно заснул почти сразу.
Следующий раз я проснулся ночью – вокруг было сумрачно-темно, только луна заглядывала в окно, просвечивая сквозь листву.
Элиза спала на полу, сжавшись в комочек и обняв растянувшегося на пол-избушки волка. Когда я встал – на этот раз легче, почти без боли, – волколак проснулся и проводил меня взглядом до двери, но за мной не пошёл.
Бурыш, мой конь, ждал у порога – не привязанный, не вычищенный и какой-то нервный.
–Надо же, – шепнул я ему в гриву. – Я уж думал, тебя подстрелили там, на поляне.
Конь фыркнул, всем видом показывая, что кого-кого, а его так просто не возьмёшь.
Я почистил его кое-как, проверил ноги, копыта. Всё было в порядке. Может, он тогда просто споткнулся?
Седл нашлось быстро – я дольше возился с упряжью.
–Проедемся?
Конь фыркнул – он явно желал убраться отсюда подальше, только что копытом землю не рыл. А я просто хотел понять, где я. Но не уезжать надолго, нет – без неё.
В седле я держался хорошо, да и вообще чувствовал себя очень даже неплохо. И лес скоро расчистился – ближайшая деревня была не так далеко. Отлично, можно узнать новости и попросить у кого-нибудь нормальной еды. Боги – ладно, может, и вовсе не едят, а у меня живот сводило от голода.
Я тронул поводья, но Бурыш, вместо того чтобы потрусить вперёд, взвился на дыбы.
Волколак спокойно сидел почти под копытами и нюхал воздух, не обращая внимания на храпящего коня, которого я еле-еле успокоил.
–Не езди туда, – раздался тихий голос позади, и тёплая рука опустилась мне на колено. – Тебя там убьют.
Я обернулся – Элиза стояла совсем рядом, кутаясь в плащ.
–Не езди, – повторила она.
–Откуда… ты знаешь? – пробормотал я.
Она молча покачала головой. И тихо добавила:
–Не хочу, чтобы ты умирал.
Я наклонился, поймал её руку. И неожиданно даже для себя спросил:
–А если ты поедешь со мной?
Девушка моргнула. Настороженно глянула на меня.
–Зачем?
Я сжал её пальцы.
–Что, богине не след якшаться с простыми смертными?
Она удивлённо распахнула глаза. Повернулась, посмотрела на волка, потом на деревню.
–Хорошо. Только не называй меня больше богиней.
–Как прикажешь, моя госпожа, – усмехнулся я, поднимая и подсаживая её в седло.
Бурыш заволновался, захрапел, и даже когда я погладил его меж ушей – раньше он всегда успокаивался, а сейчас дрожал так, точно рядом стая волков бродила.