Ненависть начинается с любви Жукова-Гладкова Мария
Дедушку писателя (в костюме и галстуке-бабочке) сопровождало юное беременное существо в расклешенных, украшенных стразами джинсах, над ними нависал голый живот с младенцем внутри, зеленый лифчик со стразами просматривался под расстегнутой короткой джинсовой курточкой, рукава и воротник которой были оторочены перьями ярко-зеленого цвета. Интересно, где продают такую одежду? Макияж был боевой. Если бы мы вдруг встретились в море с индейцами на каноэ, девушку можно было бы выпускать им навстречу. Может, сразу бы повернули прочь.
Пышнотелая блондинка Аня выбрала небесно-голубое платье с жабо. Оно нисколько не скрывало дефекты фигуры, и Аню, пожалуй, эти дефекты нисколько не волновали. Вася любил ее такой, как есть, и дурных мыслей о похудении в ее голове явно не появлялось. На Ане были массивные золотые серьги, массивный браслет, кольцо с большим камнем, вероятно, подарки большого Васи.
Жена политика была в строгом синем платье. К нему бы еще белый воротничок – и можно устраиваться учительницей в гимназию. Драгоценности на ней были мелкие – сережки, тоненькое обручальное колечко и еще одно колечко с маленьким камушком.
Расселись по парам, только Ксения сидела с попом, а я – с Владимиром Сумрачным, который опять изображал пьяного. На протяжении вечера он пару раз сжимал мне коленку, потом вел рукой по бедру, но делал это так, чтобы никто ничего не заметил.
Но приступить к трапезе мы не успели. Галтовский только встал с бокалом шампанского, чтобы произнести тост, как дверь в салон распахнулась и вошла женщина, которую я сегодня видела внизу, в каюте, куда переселилась Тоня. Женщина была в черном вечернем платье, с сумочкой (у всех остальных сумочки отсутствовали), при макияже, из драгоценностей – серьги и одно кольцо.
– Ну что, Ромка, для меня местечка не предусмотрел? Только не говори мне, что ты не знал, что я на яхте. Псов своих ты на меня не натравил. Значит, у тебя в голове созрел какой-то план!
При появлении этой женщины Ангелина изменилась в лице. По-моему, ей стало по-настоящему страшно. Они знакомы? Встречались раньше? Кто же это такая?!
– Лана, скажи, что ты хочешь, – устало произнес Галтовский.
– Это кто? – спросил Бардашевич. Мне тоже хотелось бы это знать.
– Тетя законной жены этого кобеля, – ответила Лана.
– Сестра тещи, – пояснил Роман Борисович. – Сейчас будет говорить про мораль и нравственность.
– А давайте поговорим про аморальность, – предложил Семен Маркович. – Это гораздо интереснее. Милая деточка, – посмотрел он на Лану, – мужика разговорами про мораль, нравственность, долг и ответственность удержать нельзя, в особенности такого, как Роман Борисович. Если мужчина решил уйти, он все равно уйдет. Девочки, все слышали старого еврея, прожившего долгую жизнь, насыщенную событиями интимного характера, не будем уточнять какими? – Он обвел нас всех весьма похотливым взглядом.
– Сеня, не передергивай, – молвило юное беременное чудо.
– Мужчины уходят к другим бабам, это женщина может уйти в никуда, взяв за руку ребенка, – грустно сказала Аня, супруга боксера-тяжеловеса Василия.
– Анюта, я… – Василий сложил у груди свои огромные ручищи.
– Я не про тебя, Вася. Ты – прекрасный муж и отец. Но вспомни Витю Люсиного, Колю Светиного.
– Анечка, вы даете вашему мужу то, что нужно именно вашему мужу, – повернулся к ней Семен Маркович. – А супруга Романа Борисовича явно не может предложить то, что нужно именно Роману Борисовичу, поэтому он и нашел другую женщину. Вот я, например…
– Раньше давала, а теперь нет? – хмыкнула Лана, перебивая Гительсона. Стояла она – руки в боки. Сесть ей пока не предлагали.
– Так часто бывает, – вставил политик, явно вспоминая собственный опыт.
– Вы абсолютно правы насчет другой женщины, – Лана повернулась к Ане. – Поэтому нужно убрать женщину, к которой мужик собирается уйти.
– Это необязательно вернет мужа в семью, – выдал Сумрачный.
– А я попробую, – сказала Лана и в следующую секунду совершила прыжок к тому месту, где за столом сидела Ангелина, со всего размаху врезала ей сумочкой по физиономии, Ангелина истошно завопила, Лана схватила ее за длинные волосы и потянула к себе через стол.
– Браво! – заорала Ксения, вскочила со своего места и захлопала в ладоши. На лице у нее была написала такая радость… Будто лес, за который она боролась, решили не вырубать. Или дом не сносить. Я видела ее с таким выражением лица после акций, которые успешно завершались – митингующие получали то, что хотели.
Интересно, а Лана считает Ксению соперницей, в смысле претенденткой на мужа племянницы? Или она еще не знает, что Ксения на него претендует? Или считает, что Ксении от Галтовского нужна работа, бабки на акции, а не штамп в паспорте? То есть деньги на проекты, а не на шопинг? Или Лана еще не знает про драку Ксении с Ангелиной?
А вообще кто-то знает? Кто-то обратил внимание на телесные повреждения Ангелины? На то, что Ксения приложила немалые усилия, чтобы скрыть следы Ангелининых ногтей на своей физиономии? Или обратили и посчитали это само собой разумеющимся? Или этих людей это просто не заинтересовало?
Тем временем Лана уже перетащила Ангелину через стол, смахнув по ходу стоявшие там закуски и посуду, и тянула к выходу. Очередная бабская драка будет не в дорогих продуктах питания?
– А куда она ее тащит? – тихо спросила молодая жена политика у своего возрастного мужа.
– Не знаю, – ответил тот, положил себе закуски, взял кусок хлеба и стал спокойно и размеренно есть – как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой. Выглядел он получше. Возможно, выспался.
Галтовский ничего не предпринимал. Он к этому времени сел, выпил шампанское, с которым собирался произносить тост, и ел яичко с черной икрой, которым явно не смог полакомиться днем.
– А вы вернетесь к жене, если она эту утопит? – спросила юная беременная спутница Семена Марковича у олигарха.
– Нет, – ответил Галтовский.
Лана, уже подтянувшая воющую и слабо сопротивляющуюся Ангелину к двери из салона, остановилась.
– Еще как вернется, – ответила она.
Признаться, я ничего не понимала. Роман Борисович спровоцировал Ксению и специально не выгнал с яхты Лану, чтобы они расправились с Ангелиной? Зачем? Что вообще происходит? Я знала, что он хочет развестись с женой, но та не соглашается ни на какую компенсацию. Ей нужен ее муж, а не его деньги! Но вроде бы он дальше собрался строить жизнь с Ангелиной, даже яхту, на которой мы находимся, в ее честь назвал. Почему он допускает избиение Ангелины? Ведь во время драки днем Ксения ее чуть не придушила. С другой стороны, задушить свою любовницу не позволил именно Галтовский, вырубив Ксению ударом в челюсть. Или с Ангелиной по его сценарию должна расправиться Лана? Это даст ему возможность давить на жену?
Зачем было организовано это плавание?! Какая цель у этого спектакля? Кто-то собирается как-то реагировать? Отбивать Ангелину у Ланы? Или никто не собирается вмешиваться в дела хозяина?
Володя сжал мою руку под столом. Вероятно, мои эмоции как-то отразились на лице.
«Никуда не лезь. У них свои дела», – прочитала я его мысль, которую он мне явно специально послал. Он повторил ее про себя несколько раз, потом встретился со мной взглядом, чтобы проверить, поняла я его или нет. Я легко кивнула.
Но я все равно ничего не понимала из происходящего вокруг нас!
Лана с Ангелиной исчезли за дверью.
Вероятно, Роман Борисович подал сигнал персоналу – например, нажав кнопку на аппаратике, которые раздали всем, – потому что в салоне очень быстро появились двое финнов, которые навели порядок на столе и полу, потом в салоне возник повар и спросил, когда подавать горячее.
Далее ужин протекал так, как, похоже, было запланировано с самого начала. Первый тост произнес Роман Борисович, приветствуя всех присутствующих на борту, начались разговоры, тост сказал политик, потом писатель, затем Василий. Сумрачный с попом и супруг певицы не стали. Правда, певец выступил с благодарственной речью к Роману Борисовичу, давнему и доброму другу, которого он ценит, уважает, любит и всегда рад видеть. Ел с удовольствием, беседу (с Романом Борисовичем) поддерживал, с кислой миной не сидел. Похоже, на самом деле был доволен.
Про Лану и Ангелину никто не вспомнил ни разу, будто их и не было. Место рядом с Романом Борисовичем пустовало. Ксения сидела с довольным видом и широко улыбалась отцу Иоанну. Дедушка писатель травил похабные анекдоты. Политик вспомнил пару забавных случаев из выездов в стройотряды в молодости. После поглощения каждого блюда Василий говорил, что очень вкусно, но у Ани получается лучше. Сумрачный молчал и изображал сильно пьяного, хотя пьян не был. Периодически оказывал мне знаки внимания под столом. Мне же страшно хотелось с ним уединиться, но не для интима (хотя для него тоже), а для того, чтобы задать вопросы и получить на них вразумительные ответы!
Наконец ужин закончился, Роман Борисович еще раз поблагодарил всех присутствующих за то, что приняли его приглашение отправиться в круиз, и мы все салон покинули.
Глава 19
– Я к тебе приду попозже, – шепнул Володя и, изображая сильно пьяного, поплелся в бар.
Когда он проходил мимо Ксении, вставшей на палубе у ограждения, она скривилась и не сказала ни слова. Похоже, что Ксения решила подежурить неподалеку от салона, в котором остался один Галтовский. Для нее открывался шанс, которым она явно была намерена воспользоваться. Поп не встал рядом с ней, а тоже двинулся в направлении бара или еще куда-то. Дедушка с беременной молодухой, как и политик с беременной женой, пошли в сторону отведенных им кают. Бардашевич ругался с Максом Байкаловым. Юный Макс хотел в бар, старший в этой странной паре требовал, чтобы он шел с ним в каюту. В результате Макс все равно пошел в бар, причем послал спутника жизни по известному русскому адресу с указанием местонахождения этого адреса (любимый и верный охранник). В ответ Олег Иванович выдал тираду, достойную портового грузчика, в ней тоже фигурировал известный русский адрес с уточнением в виде прошлых любовников Макса, состоя при которых, Макс был «никем и звать никак», потом его взгляд упал на меня, он подошел и спросил:
– Когда эта родит?
– Я не могу точно назвать день.
– Мне нужно, чтобы дети родились до окончания круиза.
– Дети не рождаются по расписанию.
– Мы заплатили деньги за то, чтобы рождались тогда, когда нам нужно, – отчеканил известный певец. – Будьте любезны обеспечить роды не позднее чем за два дня до прибытия в порт.
– А почему такой срок? – не могла сдержаться я.
– Вы что, дура? – хотя Бардашевич был ниже меня ростом, он смотрел на меня свысока.
К нашему разговору прислушивалась Ксения, и она же выступила с пояснениями:
– Так ведь журналистов же надо пригнать к трапу, – сказала правозащитница с похабной улыбочкой. Неужели будет драться и с певцом? Может, и новое поприще для себя найдет? Будет бороться за права детей, рожденных суррогатными матерями? Один борец за права эмбрионов в Петербурге уже имеется. На всю страну прославился, правда, эмбрионам гражданских прав так и не дали и паспортов выдавать не стали, теорию Дарвина в школах преподают, радугу с пачек молока не убрали, гамбургеры россияне едят, колу пьют, стриптизерш трудиться в поля не отправляют. Но закон об ответственности за пропаганду гомосексуализма и педофилии приняли (хотя Бардашевича по нему ни к чему не привлечь – он нетрадиционные сексуальные отношения не рекламирует, а только товары, производимые под личными торговыми марками, и с несовершеннолетними замечен не был), и о запрете детских конкурсов красоты тоже приняли. Вот бы им с Ксенией объединиться в какой-нибудь борьбе… Странно, что этого до сих пор не произошло.
Но пока я ничего не поняла насчет журналистов.
– Мы же причаливаем в том же порту, из которого выходили, – сказала я. – Это же территория…
– Заказан чартер, да? – спросила Ксения, глядя на Бардашевича.
Певец кивнул.
– Вы уже сказали про детей?
– Ну зачем же? Просто обещал сенсацию.
– Роды – это лотерея, – опять не смогла сдержаться я. – Тем более ваша суррогатная мать беременна двойней.
– А вас, милочка, сюда для чего нанимали? – зашипел Бардашевич. – Вам Роман Борисович такие дифирамбы пел. Надо было мне своего врача брать.
– А на самом деле у вас есть запасной вариант? – серьезно спросила Ксения, к которой, как я поняла, Бардашевич все-таки относился с уважением, а не как к обслуживающему персоналу, и ответами удостаивал. В любом случае Ксения никому не позволила бы с собой обращаться как с сенной девушкой. А я… еще не изжила свои комплексы. Да и уважение к Бардашевичу оставалось – за бесспорный талант, за то, что способен петь вживую, в отличие от большинства современных «звезд», и за то, что столько лет смог продержаться. И ведь старые песни на самом деле были хорошие. – Ну мало ли что…
– Объявлю, что расхожусь с Максом, потому что он решил остаться в Африке. У него в предках есть какой-то известный путешественник. Все данные у моего пресс-секретаря. Можно быстренько эту версию запустить – в смысле гены взяли свое, генетическая память проснулась и все в таком роде. Или еще что-нибудь придумаю. И вообще, зачем придумывать? Чартер отменю, и все. Поэтому мне и надо, чтобы эта родила не позже чем за два дня до окончания круиза. – Бардашевич снова повернулся ко мне и процедил ледяным тоном: – Делайте, что хотите. Стимулируйте роды. Режьте ее. Я ясно выражаюсь?
Я кивнула, хотя мне хотелось сказать этому постаревшему кумиру миллионов, что поклонников бы у него резко поубавилось, если бы они, например, услышали наш разговор.
Бардашевич ушел, Ксения посмотрела на меня.
– Лучше на самом деле стимулируйте роды – если не хотите себе дополнительных проблем. Он может их вам создать.
Я ничего не ответила и пошла вниз, к каюте, где жили Тоня и Лана. Я хотела проверить Тоню и задать несколько вопросов Лане из чисто женского любопытства – если она там, конечно.
Ланы в каюте не оказалось, только Тоня, которая сидела на своей койке и тихо плакала. Иллюминатор был открыт, в каюте было довольно свежо, и Тоню, насколько я поняла, больше не тошнило.
– Вы ели? Вам приносили ужин или мне принести?
– Приносили. Все вкусно. Ребята очень старались меня развеселить…
– Ну так и в чем проблема?
Я села на койку рядом с Тоней и взяла ее руки в свои – и чтобы ее успокоить, и чтобы узнать, о чем она думает. Тоне хотелось только побыстрее родить – и домой, к мужу и сыну. И еще муж, наверное, толком уроки у сына не проверяет, а тот допоздна на улице болтается, потому что проследить некому. В новый дом переехали без бабушек и без дедушек, а родители все с утра до ночи на работе…
– Вы можете ускорить мне роды? – спросила Тоня. – Пожалуйста!
И эта про то же… И уже не первый раз.
– Давайте все-таки попробуем дождаться естественного разрешения от бремени. Кстати, вы знаете, где ваша соседка?
– Она сказала, что идет на ужин. Оделась, накрасилась… Пока не возвращалась.
Интересно, где же она? И где Ангелина? А не прогуляться ли мне по яхте?
Я пожелала Тоне спокойной ночи, опять велела вызывать меня в любое время и пошла к себе в каюту переодеваться. В вечернем платье и туфлях гулять по палубам будет не очень удобно. Возможно, стоило переодеться еще до похода к Тоне.
Я зашла в свою каюту и поняла, что в ней в мое отсутствие кто-то был. Нет, не финский гастарбайтер с уборкой, а кто-то совсем другой. И этот другой желал мне зла.
Я достала свою сумку из-под койки и поняла, что в ней кто-то рылся. Проверили все мои вещи, причем проверили аккуратно – это не был демонстративный обыск. Я не должна была заметить его следов. Но я и не заметила, а почувствовала. Я проверила деньги – все осталось на месте (хотя наличных у меня с собой было совсем немного), как, впрочем, и карточки. А ведь дверь в каюту была заперта… Значит, у того, кто здесь был, есть универсальный ключ… Или он знает, как нужно запрограммировать ключ для моей каюты – они же тут электронные.
Я поставила все вещи на место, села на свою койку и постаралась сосредоточиться. Я не знала, получится ли у меня вызвать в воображении образ того, кто приходил, как-то считать информацию из пространства. Этому баба Лида меня не учила, я просто подумала, что, может быть, смогу это сделать.
Но не смогла – как ни напрягалась. Я взяла в руки вещи, к которым явно притрагивался этот человек, – и тоже не сумела считать с них информацию. Таких способностей у меня не было, а жаль… Значит, я могу считывать информацию только при тактильном контакте с человеком и приложив определенные усилия. Или тут дело в огромном количестве электромагнитных устройств, которые работают на яхте?
Но почему у меня проводили обыск? И почему сейчас, а не раньше? Если это делал кто-то из команды, то у них было достаточно времени… Хотя это точно кто-то из команды, остальные-то были на ужине. И именно поэтому и проводили во время ужина, на котором я тоже присуствовала. В другие дни я могла вернуться в каюту в любое время. А тут я надолго зависла в салоне…
Или кто-то успел после ужина, пока я общалась с Бардашевичем и ходила к Тоне?
Что у меня могли искать? Деньги не взяли. И не думаю, что искали деньги.
Самолет. Слово будто загорелось огнем у меня в сознании. Это отголоски того крушения. Все началось с него. И еще не закончилось.
В самолете что-то везли. Из-за этого груза и произошел взрыв. Или взрыв произошел случайно. И почему я не узнала его причину? Ведь явно же было расследование причин крушения и гибели людей.
Но кто-то ищет груз. И почему-то считает, что груз должен быть у меня, раз я одна выжила. Что могло вообще сохраниться после того крушения? Там же огонь полыхал!
С кем бы мне посоветоваться? На ум приходил один Володя. И вообще я хотела его увидеть.
Я переоделась в брючки-капри, блузочку с коротким рукавом и отправилась в бар, где надеялась застать Володю. Не пьющим – собирающим информацию. И я займусь тем же самым. Наверное, яхту нам будет лучше осмотреть вместе. По крайней мере, мне в компании с ним будет спокойнее.
Глава 20
В баре сидел совершенно пьяный Макс Байкалов и жаловался отцу Иоанну на свою тяжкую жизнь. Кто бы знал, каково это – быть significant other звездного старца! Хотя, по-моему, старцем Олега Ивановича назвать было никак нельзя. И в сравнении с Максом тоже – у них разница в возрасте двадцать с чем-то лет. Отец Иоанн тоже был весьма и весьма нетрезв, жаловался на баб вообще, которые его никогда не понимали, обдирали как липку, обманывали в ответ на искренние чувства Ивана. Их разговор становился все громче и громче, и мне показалось, что каждый уже говорит только о своем, наболевшем, и не слушает другого. Отец Иоанн пил пиво, Макс Байкалов – какие-то коктейли.
Владимира Сумрачного в баре не было. Кроме двоих гостей Галтовского, в помещении находился лишь бармен, который широко улыбнулся при виде меня.
– Давайте сделаю вам коктейльчик, – предложил он. – Вам послаще?
Я покачала головой и попросила сок.
– Вы не употребляете алкоголь?
– Стараюсь пить как можно меньше. Всегда. И здесь я на работе.
– Ну, я же не предлагаю вам напиваться!
Я не стала объяснять, что от алкоголя у меня ослабевает восприятие (и это типично для всех людей, обладающих экстрасенсорными способностями), просто сказала, что привыкла быть готовой к вызову в любое время дня и ночи, да и просто не люблю спиртное. Бармен кивнул и выжал мне апельсиновый сок.
Я знала, что его зовут Стас, но не знала полное имя. Мне показалось, что у него прибалтийский акцент, хотя по-русски он говорил без ошибок, но он совершенно не походил на прибалта внешне. Во внешности у него было что-то восточное. Но мужчина был красив…
– Вы из Прибалтики? – спросила я.
– Родился в Москве, но гражданин Литвы. Отец у меня литовец, мать – чеченка.
Я удивленно посмотрела на Стаса. Если бы отец был чеченцем, а мать – литовкой, я не удивилась бы, но наоборот… Вроде бы восточные женщины выходят только за своих.
– Они вместе учились в Москве. Кстати, оба врачи. Потом уехали на родину к отцу. Семья матери была совсем не рада такому родству. Но у моих родителей был счастливый брак. Ее подруга вышла замуж за украинца. Там обе семьи их не приняли. Но была любовь, а любовь может преодолеть все преграды. Если она настоящая, конечно.
– Вы так никогда и не виделись со своими чеченскими родственниками?
– Почему же? Виделся. Но уже взрослым. А вы надолго на яхту?
– Вообще-то речь шла только про этот круиз.
– А дальнейшие планы у вас есть? Будете продолжать работать на Галтовского?
– Если предложит. Смотря что предложит. Может, вернусь в «Скорую». Может, устроюсь в какую-то частную клинику. Этот круиз – просто удачное стечение обстоятельств…
– Роман Борисович платит хорошие деньги.
– Согласна. Но я пока не получила конкретных предложений. И круиз еще не закончился. И неизвестно, как тут все пройдет… Я не исключаю, что я здесь как потенциальный козел отпущения.
– Но вы согласились.
– Вы правильно заметили, что Галтовский хорошо платит. Я как раз думала об устройстве на работу. Меня Галтовскому порекомендовали бывшие пациенты. Он сделал предложение, от которого я не смогла отказаться, – я рассмеялась. – Мне никто никогда не платил таких денег.
За спиной послышались громкие рыдания. Я оглянулась – я сидела спиной к Максу Байкалову и отцу Иоанну, а бармен не обращал на них внимания. Отец Иоанн обнимал Макса, тот рыдал на широкой груди у попа. Потом они встали, Макс буквально висел на Иване. Не обращая внимания на нас с барменом, двое мужчин покинули бар.
– Люди нашли друг друга, – усмехнулся Стас.
Я в непонимании посмотрела на него. Он кивнул.
– Но Иван, то есть отец Иоанн…
– Из этих, – кивнул Стас. – Поверьте: у меня глаз наметанный.
Я никак не могла прийти в себя.
– Может, у них чувства вспыхнули? Вы же не верите, что Байкалов стал официальным и постоянным партнером Бардашевича из-за большой любви? Вроде, по официальной версии, он с детства хотел стать его другом и учиться у него, – Стас хмыкнул. – И среди попов немало представителей тех, с кем борется известный питерский «чудила с кадилом», он же – охотник на Мадонну. Возможно, этого отца Иоанна и изолировали от паствы за вполне определенные грехи. Мы же с вами не знаем точно, как там обстояли дела. А он сам может говорить все, что угодно. Не верьте людям на слово, Варенька. И не верьте своим впечатлениям.
– Вообще-то я привыкла доверять своим впечатлениям…
Бармен почему-то разговаривал со мной, как с маленькой девочкой, хотя он старше меня лет на десять, не больше. Тактильного контакта у нас не было, так что я не могла уловить его мысли. Но у меня создалось впечатление, что он меня клеит. Хотя почему бы и нет? Выбор у него был совсем небольшой. Но меня интересовал Володя.
– Как вы считаете, от кого мне в этом круизе ждать проблем?
– Может, на «ты» перейдем?
Я кивнула. Так на самом деле легче установить контакт.
– Бардашевич может устроить все, что угодно.
– Вам, то есть тебе, доводилось с ним раньше сталкиваться?
Стас кивнул.
– Твоя задача – чтобы с беременными все было в порядке. В первую очередь, с суррогатной матерью. Я не думаю, что возникнут проблемы с очередной женой политика. Тихая интеллигентная девочка. А вот дедушка себе нашел настоящий «подарок». И проблемы могут возникнуть не из-за беременности. Беременность может только усугубить дурной характер. Ты же видела это чучело? Что у нее в голове? Если там, конечно, вообще что-то есть… Василий – отличный мужик, и баба у него нормальная. От этих никаких проблем ни у кого не будет. Проблемы – у всех – могут быть из-за выяснения отношений внутри Семьи.
– Кстати, где Лана?
– А мне откуда знать? – удивился Стас.
– Как она попала на яхту?
– Еще в Германии села – когда это судно спускали на воду.
– Галтовский, конечно, знал, что она здесь.
– Конечно. Ему так спокойнее. Он считает, что именно она подзуживает его жену. Без Ланы он, возможно, уже получил бы развод.
– Но зачем она сюда пробралась?
Стас рассмеялся.
– Я бы тоже хотел это знать. Женщины могут быть очень изобретательны, если хотят вернуть мужчину в семью.
– Но ведь он женат не на Лане и никогда не был! Или…
До меня дошло, что Лана и Галтовский вполне могли быть любовниками… Как оказалось – были.
– Но тогда она должна была бы ревновать его к племяннице! Он женился не на ней, а на дочери ее сестры, более молодой женщине!
– После того как они расстались. Племянница не уводила Галтовского. И он Лану не бросал. Но, будучи женат на племяннице, он всегда помогал тете – своей бывшей возлюбленной. И племянница, насколько я понимаю, на самом деле не хочет разводиться. Она, кстати, очень милая женщина. И я даже предположить не могу, что задумала Лана! Одно могу сказать: Ангелину она ненавидит лютой ненавистью. И та отвечает ей взаимностью.
– Яхту она не взорвет? – почему-то спросила я.
Стас странно посмотрел на меня.
– С собой и Галтовским? Нет, конечно. Она не камикадзе, и он ей и ее племяннице живой нужен. И яхта – это же семейное добро! Приобретено в браке. Совместно нажитое имущество делится пополам, если нет брачного контракта. А его нет. Надо договариваться.
– Ты знаешь, что произошло за ужином? – спросила я и рассказала.
Стас долго смеялся.
– Где они могут быть сейчас?
– А мне откуда знать? Сюда не приходили – ни одна, ни другая. Журналист заходил, но, как только пришли певец с попом, взял бутылку виски и ушел. Сказал, что будет лучше один в каюте пить, чем с гомиками. Больше никого не было.
– Но почему Галтовский не вмешался?
– Во что? В драку двух баб? За него? Я бы тоже не вмешался. Правда, за меня женщины никогда не дрались. Но это, наверное, так приятно в олигархических кругах…
– Но днем-то вмешался! Не сразу, правда, а когда Ксения на самом деле начала душить Ангелину!
– Ксения не из Семьи. А тут, можно сказать, семейное дело. И ведь Лана Ангелину не душила, не правда ли? Кстати, а попик к тебе за обезболивающими не приходил?
Я удивленно посмотрела на Стаса.
– Ты видела, что он прихрамывает?
Я кивнула.
– Он попал в какую-то аварию. Вроде серьезно пострадал. Мне жаловался, что в сырую погоду места переломов сильно болят.
– Но мы сейчас вообще-то совсем в другом климате.
Стас неопределенно пожал плечами и добавил:
– Ты присмотрись к нему.
– Ты считаешь, что он подсел на обезболивающие? Медикаментозный наркоман?
Стас не успел ответить.
В этот момент дверь в бар распахнулась, и вошел Владимир Сумрачный. Он был абсолютно трезв и даже не пытался изображать пьяного. Мы со Стасом повернули к нему головы. Владимир смотрел прямо на меня.
– Лана утопила Ангелину, – сообщил он.
Бармен издал какой-то странный булькающий звук. Я распахнула глаза и открыла рот. Я не могла поверить в услышанное. Этого не могло быть! Ведь не сумасшедшая же Лана! Или все-таки не совсем в себе?..
– Но… – квакнула я.
– Пойдем, Варя, – позвал Владимир. – Тебе нужно кое на что взглянуть.
Я допила сок одним глотком, поблагодарила стоявшего с обалдевшим видом Стаса и ушла с Володей. Он повел меня к открытому бассейну, рядом с которым никого не оказалось. Мы опустились в придвинутые друг к другу шезлонги. Володя заговорил шепотом.
– Не хочу, чтобы нас слышали. Здесь везде прослушка.
– У тебя случайно не шпиономания? – рассмеялась я, правда, тихо.
– У меня аппаратура.
Я моргнула.
– Нас всех слушает Галтовский? – уточнила я.
– Да.
– Но зачем ему это нужно? Кто здесь будет вести секретные разговоры? Дедушка-писатель со своей юной беременной подружкой? Боксер Вася со своей женой-кулинаркой? Известный певец с юным любовником, который уединился с попом и явно не разговоры разговаривает? Политик с не помню какой по счету женой? Ты с Ксенией? Или со мной?
– Ну, например, борец за чеченскую свободу, любитель русских денег и, возможно, тайный агент литовской разведки, если такая вообще существует.
– Что?! – После такого заявления я на какое-то время забыла про Ангелину. – Ты хочешь сказать, что этот бармен… Но…
– Давай я расскажу тебе одну историю, – сказал Володя, обнимая меня и прижимая к себе.
Не так давно, читая про прошлое Владимира Сумрачного, я узнала, что он вел репортажи из Чечни – в те годы, когда большинство чеченцев считали, что они – не часть России, а раз они не часть России, то должны руководствоваться своими законами и у них может практиковаться шариатский суд и публичная смертная казнь. Сумрачный писал про Дудаева и Масхадова и прочих лиц, имена большинства которых теперь забыты. Я сама не всех помнила – или вспоминала с трудом.
Во время одной своей командировки в Чечню тогда молодой еще журналист познакомился с одним интересным типом, сыном чеченца и литовки.
– А Стас ведь наоборот, – вспомнила я.
– Стас наоборот, но в результате таких союзов получается очень своеобразная комбинация. Тот тип был неординарной личностью. Кстати, фамилия у него была по матери, литовская. Не знаю почему.
– А внешне на кого походил?
– Блондин с темными глазами и черными бровями. Наверное, немало сердец разбил и явно этим пользовался. И в конце девяностых этот чечено-литовец или литово-чечен – я не знаю, как его правильно назвать – убил немало людей. Причем интересовали его только деньги. Я могу понять людей, которые борются за свободу своей страны, своей нации, мстят тем, кого они считают обидчиками своей нации, своих предков, то есть я принимаю борьбу за идеалы, пусть я их и не разделяю. Я понимаю и принимаю идейных людей, пусть даже эти идеи полностью противоречат моим. И я встречал таких идейных чеченцев в девяностые годы. Они были очень жестоки по отношению к русским, они ненавидели русских, но они обосновывали свою позицию, они верили в свою правоту. У этого же И…скаса (я не считаю возможным даже сейчас назвать его настоящую фамилию) идей не было никаких. Я встречал его и на одной стороне, и на другой. И он был настолько умен и изворотлив, что смог убедить и одну, и другую сторону, что работает на них.
– Но ты считаешь, что на самом деле он мог работать не на русских, не на чеченцев, а на литовскую разведку?
– Я пытался выяснить, существует такая или нет, и не смог. Вроде нет.
– А как насчет Интерпола? – спросила я.
– Возможно. Им бы такой кадр очень подошел. Вообще, он всем бы подошел и подходил – если учитывать, что человек абсолютно беспринципен и его интересуют только деньги. Но может быть, и нет. Может, это все было игрой. Честно признаюсь: в этом человеке я окончательно не разобрался.
– Что именно он делал в Чечне в конце девяностых?
– Я с ним впервые столкнулся, когда собирал материалы о заборе донорских органов у еще живых русских солдат. Ты, наверное, слышала, что трансплантация расцвела пышным цветом как раз в то время, а в последнее время органы шли с Украины.
– И еще была Югославия, – добавила я.
– Любой подобный конфликт дает возможность нажиться дельцам от «черной» трансплантации. Но это другая тема. И мы сейчас говорим не об этом. Хотя и об этом тоже. Тот чечено-литовец в некотором роде курировал забор и отправку органов. И операции проводились на территории Чечни. Ты же знаешь, что есть «срок жизни» органа вне тела.
Я кивнула.
– Еще забирали у казненных, но только русских.
– А казнили не только русских? – удивилась я. Я почему-то считала, что только наших.
– Я лично присутствовал на казни чеченца, который шпионил в пользу России, дагестанца-насильника – он изнасиловал чеченскую девушку. Но трупы чеченцев отдавали родственникам, того дагестанца, как мусульманина, похоронили по всем правилам – как у них положено. Но у них считалось, что трупы нечестивцев – то есть русских – должны ночь пролежать под открытым небом.
– Их кто-то охранял?
– Зачем? – удивился Володя. – Кому они там были нужны? Иногда их перевозили с места казни в другое – полежать под открытым небом. Кстати, если среди казненных был мусульманин, тело вместе с телами русских даже не возили. Так вот в процессе перевозки их завозили в определенные места для забора органов. И руководил этим опять тот чечено-литовец, и он же давал указания расстрельной команде, как стрелять – чтобы нужные органы не попортить.
Читать бесплатно другие книги:
