Посмертная месть Черненок Михаил

Глава I

Патрульная машина милиции, разрисованная двуглавыми российскими орлами по бокам и с фиолетовой мигалкой на крыше, неторопливо приближалась к окраине райцентра. Улица, ведущая на загородную асфальтированную дорогу, казалась безлюдной. В некоторых домах уже светились электричеством окна, хотя сумерки по-настоящему еще не наступили, и видимость была достаточно хорошей.

Шофер посмотрел на стрелку уровня бензина в топливном баке и, скосив взгляд на сидевшего рядом с ним оперуполномоченного уголовного розыска Славу Голубева, сказал:

— Бензина маловато. Надо бы подзаправиться, Вячеслав Дмитриевич.

— До автозаправочной станции рукой подать, — ответил Голубев. — Поехали, зальем полный бак, чтобы ночью не канителиться.

АЗС находилась в полукилометре от крайних домов, на опушке густого березового леса. Когда подъехали к ней, у бензоколонки стояла забрызганная грязью белая автомашина «жигули» с перекошенной водительской дверцей. От колонки к ней тянулся черный резиновый шланг, заправленный в горловину топливного бака. Ни в машине, ни возле нее никого не было.

— Нашли разгильдяи место для стоянки… — будто сам себе сказал Голубев и посоветовал шоферу: — Посигналь, чтобы скорее убирались.

Шофер резко нажал на клаксон. В ответ из радиодинамика над заправочным павильоном раздался женский голос:

— Они в лес убежали!..

Голубев удивленно переглянулся с шофером. Мигом выскочив из машины, он подошел к зарешеченному окошечку, за которым у кассового аппарата нахохлившись, словно замерзающий воробушек, сидела чернобровенькая, вроде бы испуганная, заправщица. По ее словам, несколько минут назад к заправке подъехали два парня. Точнее, даже не подъехали, а дотолкали «жигули» с дороги до бензоколонки и хотели залить двадцать литров бензина. Один из парней возле окошечка принялся отсчитывать деньги, другой стал настраивать заправочный шланг. Неожиданно тот, что занимался шлангом, во все горло заорал: «Кук, менты едут!!! Линяем враз!» И тотчас оба будто угорелые, исчезли в лесу.

— Как выглядели парни? — спросил Голубев.

— Я не успела глазом моргнуть, как они испарились, — увильнула от ответа девушка.

— До «испарения» вы же видели их.

— Ну, видела… Один — высокий красномордый бык. А тот, что деньги считал, среднего роста, худощавый и бледный. Оба под кайфом.

— Пьяные, что ли?

— Ну. Нецензурными словами выражались.

— Теперь и трезвые без мата двух слов связать не могут. Одеты как?

— Одинаково. В джинсах и черных рубашках.

— Прически какие?

— Как у рэкетиров, на два пальца ежики.

— А лица?..

— Уголовные.

— Конкретнее можете сказать?

— Ну, как бы это… — девушка замялась. — У высокого лицо круглое, а у другого вытянутое, с конопушками. И рот у него щербатый.

— Каких зубов не хватает?

— В верхнем ряду передних двух.

— Возраст парней какой?

— Кажется, оба одного возраста. Не пацаны.

— А поточнее?..

— Ну, может, лет по двадцать пять или по тридцать. Точно не могу сказать.

— Кто из них за рулем был?

— Так, я же их увидела, когда они толкали машину.

— При таком примитивном способе передвижения надо ведь еще и рулить машиной.

— Рулил щербатый. Он шел с левого бока «жигулей». Упирался плечом в приоткрытую дверку и правой рукой подруливал. А высокий сзади толкал.

— Долго они так «ехали»?

— Не знаю, — девушка кивнула в противоположную от райцентра сторону. — Из-за того поворота вырулили.

— На заправке о чем между собой говорили?

— Да ни о чем. Материли друг друга и все.

— Нервничали?

— Кто их знает. Высокого я не разглядела, а у щербатого, когда деньги отсчитывал, руки тряслись. Может, от нервов, а может, от усталости.

— Много у него денег было?

— Нет. С горем пополам наскреб мелкими купюрами на двадцать литров бензина. Только было хотел сунуть эту мятую пачку в окошечко, но тут из райцентра показалась ваша машина, и высокий заорал: «Кук, менты едут»…

— Насчет Кука не ослышались? — уточнил Слава.

Девушка крутнула головой:

— Нет. Мне сразу вспомнился этот… ну, которого папуасы съели.

— Ясненько. Еще у щербатого какие приметы вам запомнились?

— Еще у него на левой руке, которой отсчитывал деньги, синяя наколка. Солнце с лучами и под ним крупными буквами слово «СИБИРЬ».

— Выходит, он левша?

— Не знаю.

— Вы какой рукой деньги считаете?

Девушка глянула на свои руки:

— Правой.

— Я — тоже. А он считал левой. Значит, что?..

— Значит, наверное, левша…

Разговаривая с заправщицей, Голубев торопливо соображал, как ему лучше поступить во внезапно сложившейся ситуации. Первая мысль — вместе с шофером патрульной машины броситься вдогонку за беглецами, испугавшимися милиции, сразу отпала. Сумерки сгущались буквально на глазах, и в ночной темени искать среди леса «чернорубашечников» было занятием явно бессмысленным. Разумнее следовало срочно выявить хозяина брошенных на произвол судьбы «жигулей» с запоминающимся госномером старого образца: «У 10–10 НБ». На вызов по рации ответил сам начальник районной ГАИ майор Филиппенко.

— Привет, Гриша! Чего так поздно на службе засиделся? — скороговоркой сказал Голубев.

— Административные протоколы изучаю. А ты, опер, какого дьявола вечерний эфир будоражишь?

— По делу беспокою. Будь другом, попытай компьютер: кому принадлежит белый «жигуль» с госномером «Ульяна десять-десять энбэ»?

— Могу без компьютера сказать. Владелец этой машины Олег Люлькин.

— Кто он такой?

— Скромный небольшого роста мужик лет сорока. Работал монтером на железной дороге. Недавно за пьянку выгнали.

— Каким промыслом теперь хлеб насущный добывает?

— На частном извозе калымит.

— Кажется, «докалымился»…

— В автодорожную аварию попал?

— По-моему, хуже.

— Не понял.

— Я тоже пока ничего понять не могу. Призрачно все в этом мире бушующем… — Голубев вздохнул. — Машина, случайно, не числится в угоне?

— Нет. Вчера около семи часов вечера я видел Люлькина в его «жигулях» на автостоянке у железнодорожного вокзала. Даже разговаривал с ним и проверил на алкоголь. Трезвым оказался.

— С какой целью там стоял?

— Сказал, что встречает родственницу, обещавшую приехать вечерней электричкой из Новосибирска. На самом деле, скорее всего, левых пассажиров дожидался.

— Похоже, дождался на свою голову… Короче, Гриша, приезжай срочно к автозаправочной станции, которая на выезде из райцентра у опушки леса. И дежурную опергруппу с собой прихвати. Здесь сообща попробуем разобраться в пикантной ситуации, когда машина есть, а хозяина нет.

Глава II

Начальник ГАИ с милицейской опергруппой приехал к АЗС минут через двадцать. Вечерние сумерки уже сгустились так, что осмотр брошенных у бензоколонки «жигулей» пришлось проводить при свете прожектора, ярко освещавшего с крыши павильона всю заправочную площадку. Филиппенко, выслушав Голубева, без раздумий сказал, что ни один из убежавших в лес парней не похож на Олега Люлькина. По его словам, Люлькин намного старше беглецов и постоянно носит железнодорожную форму.

— Вчера, когда ты разговаривал с ним у вокзала, он тоже был в форме? — уточнил Голубев.

— Конечно. Олег зимой и летом одним цветом.

Слава взглядом показал на перекошенную дверку «жигулей»:

— Дверь так же кособочилась, как теперь?

— Нет, все двери у машины были исправны.

— Это наводит на мысль, будто Люлькина силой вытаскивали из-за руля, а он сопротивлялся.

— Возможно, — согласился Филиппенко.

— Где они умудрились столь густо заляпать «жигуля» грязью? — словно размышляя вслух, спросил Слава.

— Где-то буксовали.

— У нас ведь вторую неделю сухая погода. Ни дождинки не выпало.

— Инспектора мне рассказывали, что вчера сильный ливень был за поселком Таежный, у нашего поста ГАИ при выезде на Кузбасскую автомагистраль.

— Туда от райцентра идет хорошая асфальтовая дорога. На ней даже при очень большом желании не забуксуешь.

— С пьяных глаз могли в придорожный кювет съехать. Или сворачивали на какой- то проселок.

— Как думаешь, жив Люлькин или нет?

Филиппенко пожал плечами:

— Трудно сказать. Могли просто выкинуть из машины, но не исключаю, что и прикончили да завезли в урман подальше от людских глаз. Словом, хоть так, хоть этак, а беглецов искать придется.

— Всю трудовую жизнь только тем и занимаюсь, что ищу, — невесело усмехнулся Голубев. — Хотя сам никогда ничего не терял…

К заправочной лихо подкатил красный «запорожец». Сидевший за рулем пожилой мужичонка с белесыми кудряшками на лысеющей голове, заглушив двигатель, торопливо выбрался из машины и подошел к начальнику ГАИ с такой радостной улыбкой, будто внезапно встретил закадычного друга, с которым не виделся много лет. Энергично протянув руку, бодро проговорил:

— Здорово, Григорий Алексеич!

— Здравствуй, Палыч, — пожимая пухлую ладонь, без восторга ответил Филиппенко. — Откуда едешь?

— Из Таежного домой возвращаюсь. Ты же знаешь моего старшего сына Николая?

— Ну, как не знать.

— Так он же второй год в Таежном живет. Хозяйство завел — страшно подумать! Как у настоящего фермера: корова, годовалый бычок, два кабана, куры-гуси и прочая живность. Вчера Колян в Новосибирск ездил. Жинке своей, Надюхе, каракулевую шубу купил ко дню рождения. Уйму деньжищ ухлопал, а спрашивается: зачем? Куда Надюхе в каракуле выпендриваться? Корову доить или кабанам шамовку подавать?.. Проще говоря, ни хрена молодые жить не умеют. Разбазаривают деньги, будто семечную шелуху. Ну это, как говорится, их проблемы. А лично я вчерашним вечером встретил Коляна с дорогой покупкой на вокзале и от электрички увез его в Таежный. В гостях заночевал. Планировал подмогнуть сыну со снохой накошенное сено в стог сметать, да ночью там такой дождина ливанул, что теперь дня три-четыре на покос и соваться нечего, — мужичок, скосив взгляд на госномер «жигулей», внезапно перешел на шепот: — Алексеич, если не секрет, это ж Олега Люлькина жигуленок, да?

— Его, — подтвердил Филиппенко.

— Опять же, если не секрет, а где сам Олежек?

— Спать ушел домой.

— Вот артист! Опять за рулем набухался?

— За рулем или за столом, какая разница.

— Что верно, то верно! Для ГАИ разницы нет, где водитель окосел. А вчерашним вечером, когда мы с Олегом вместе ждали электричку, он трезвым как стеклышко был. Это, так и знай, брокеры его накачали.

Голубев мгновенно насторожился, а Филиппенко нахмуренно спросил:

— Кто?

Мужичок чуть замялся и тут же заговорил как ни в чем не бывало:

— Брокер — слово иностранного происхождения. Что оно обозначает, с разбегу не каждый русский поймет. Однако в газетах, по телеку да по радио его часто употребляют, когда заходит болтовня о торговых проблемах на биржах.

— Какое отношение имеет это слово к Люлькину? — опять спросил Филиппенко.

— По-моему, самое непосредственное. Когда я приехал к вокзалу встречать Коляна, Люлькин в своем «жигуленке» уже там скучал. Разговорились. Мы ведь с Олегом десять лет проработали в одной бригаде на железной дороге, пока его не уволили за выпивку в рабочее время. Интересный мужик! Голова сообразительная, руки золотые, но горло — никудышное. Если рюмка туда попала, считай, дело гиблое. Иначе, научно выражаясь, просто крышка. Бригада у нас была дружная. Алкоголем не злоупотребляли. «Дай Бог здоровья», — говорили друг другу только после аванса и в день зарплаты. Я, честно сказать, не брокер, много не пью, но советы по избавлению от хронического алкоголизма Олегу давал неоднократно. Безнадежное дело!..

— Евгений Палыч, ты, как всегда, завел длинную оперу, — недовольно сказал Филиппенко.

— Собственно, любая опера в конце концов кончается. Когда показалась прибывающая из Новосибирска электричка, мы с Олегом расселись по своим машинам. Первыми из дверей поезда на перрон вывалились два коротко стриженных парня в черных рубахах. Один — здоровый бугай, другой — так себе, с конопушками. Огляделись исподтишка и — прямиком ко мне. Подошли. У здорового в руке — нераспечатанная бутылка с фотографией Распутина, который перед революцией царский режим испоганил, а у другого — батон белого хлеба под мышкой. Тот, что с Распутиным, спросил: «Отец, у тебя в бардачке стакана не найдется?» — «Чего нет, того нет, — отвечаю. — А вы, сынки, кто такие?» — «Брокеры». — «Ой, мля! — говорю. — Погодите, щас от удивления рот закрою». Конопатенький ощерил щербатые зубы: «Ты, чо, мужик, живых брокеров не видел?» — «Может, и видел, но не предполагал, что они на зэков похожи». Здоровый набычился: «Ты, пахан, на грубость нарываешься». — «Извините, если дурь сморозил». — «Ништяк, первая попытка еще не пытка. Извиняем. Куда колеса навострил?» — «В Таежный сына повезу». — «Подбрось нас попутно до Кузбасской трассы». — «Опасаюсь, как бы вы меня из “запорожца” не выбросили». — «Зря прежде срока в штаны мараешь». — «Лучше досрочно обмараться, чем после гнить неизвестно где». На этом, научно выражаясь, дискуссия закончилась. Подошел мой Колян — косая сажень в плечах, и брокеры молча отвалили к Олегу Люлькину, у которого граненый стакан всегда при себе имелся.

— Значит, парни в Кузбасс направлялись?

— Бог знает, какие у них планы были. Уголовные элементы, сам знаешь, на лету сказки плетут. Может, для отвода глаз Кузбасскую трассу помянули. А то, что они недавно вышедшие из колонии законоослушники, я сразу приметил. И одежка на них с иголочки одинаковая, и манеры поведения зэковские.

— Сомневаюсь, чтобы Люлькин связался с такой компанией.

— Ты, Григорий Алексеич, слабо изучил Олега. При виде полной бутылки Олежек теряет рассудок до такой степени, что из него можно веревки вить… — Мужичок воровато огляделся и вновь прошептал: — Может, брокеры укокошили Люлькина, но об этом пока нельзя в открытую говорить?..

— Может, надвое ворожит, — уклонился от ответа Филиппенко.

— Что верно, то верно. В нынешней жизни заблудиться пара пустяков. Газеты плетут одно, люди горланят другое, а правительство тихой сапой выкомаривает третье. Кто прав, кто виноват, даже с бутылкой не разберешь.

Мужичок сокрушенно вздохнул и вроде бы с сожалением, что не узнал ничего сенсационного, попрощался. Глядя, как он усаживается в «запорожец», Голубев спросил начальника ГАИ:

— Кто такой?

— Бывший сосед мой, Евгений Павлович Бормотов. Неутомимый звонарь и вдохновенный сочинитель… — Филиппенко помолчал. — Однако в этот раз, похоже, говорил правду.

Осмотр «жигулей» продолжался больше часа. В салоне с перепачканными засохшей грязью резиновыми ковриками на полу валялись крупные крошки белого хлеба, водочная пробка с портретом бородатого Распутина, множество сигаретных окурков и обгорелых спичек. На заднем сиденье под грязным вафельным полотенцем с масляными пятнами лежал мутный граненый стакан. В багажнике, кроме запасного колеса, набора слесарных ключей, домкрата и ручного насоса, ничего не было. Двигатель машины был исправен, а топливный бак пустым.

Большую часть времени при осмотре пришлось уделить снятию на дактилопленку отпечатков пальцев с рулевого колеса, рычага переключения передач, с никелированных пепельниц, вмонтированных в задние двери, и с крышки багажника, на котором даже невооруженным глазом можно было разглядеть отчетливые следы широких ладоней. Ни признаков какой-либо борьбы, ни крови в салоне не обнаружили. Передняя левая дверь машины, по заключению начальника ГАИ, перекосилась от удара о загнивший пень или о трухлявое бревно. Видимо, при движении задним ходом водитель проморгал заросшее травой препятствие и распахнутой дверью «запахался» в него. Убедительным подтверждением этому служили плотно набившиеся в дверной паз древесные гнилушки и засохшие стебли травы.

Ситуация складывалась неопределенная: либо «брокеры» завладели «жигулями» нахрапом: скрутив захмелевшего Люлькина, либо угнали автомобиль «без шума и пыли», когда Люлькин отлучился по какой- то необходимости и спьяну оставил ключ в замке зажигания. Как бы там ни было, действия угонщиков являлись уголовно наказуемыми, а следовательно, их предстояло найти и задержать, чтобы усадить на скамью подсудимых. Такие происшествия для Голубева были не в диковинку. Приступая к розыску заурядных правонарушителей, Слава ни сном ни духом не ведал о том, какой кровавый наворот обрушится на тихий районный городок в самые ближайшие дни…

Глава III

Следующим утром Голубев появился в своем служебном кабинете спозаранку и первым делом перелистал папку с розыскными ориентировками, поступавшими чуть не каждый день в райотдел милиции из областного УВД. Ни один из «брокеров», внешность которых Слава представлял по словам бензозаправщицы и говорливого железнодорожника Бормотова, в розыске не числился. Пришлось отложить ориентировки и взяться за картотеку с фамилиями и характерными приметами местных «джентльменов удачи», ранее привлекавшихся к уголовной ответственности. Здесь довольно быстро внимание Славы задержалось на двадцатидвухлетнем Никите Куксине, осужденном три года назад за кражу драгоценностей из квартиры богатого райцентровского предпринимателя Всеволода Красноперова. Поймал незадачливого вора на глазах у соседей сам хозяин — в недавнем прошлом известный биатлонист, сменивший нелегкую спортивную карьеру на прибыльную торговлю спиртными напитками. По пути в милицию Куксин рванулся в бега, но Красноперов так ловко «остановил» воришку, что тот враз лишился двух верхних зубов. Никита был среднего роста, худощавый. Усыпанное мелкими веснушчатыми крапинками лицо постоянно кривилось в нервной усмешке, а прозвище Кук прилипло к Куксину еще до судимости. В придачу ко всему он был левша. Правда, в числе его примет не значилась наколка «Сибирь», однако, по мнению Голубева, это было делом наживным. За прошедшие в колонии три года можно разукраситься любыми картинками.

Сведений о другом «брокере» для установления его личности у Голубева явно не хватало, и Слава не стал попусту тратить время. Запросив по факсу в Информцентре УВД подробную справку на Никиту-Кука, он замкнул свой кабинет и направился в лабораторию криминалистики.

Эксперт-криминалист Тимохина, осматривавшая вчера люлькинские «жигули», только что пришла на работу и, стоя перед зеркалом, поправляла прическу. Окинув взглядом стройную фигуру, Слава с наигранным удивлением спросил:

— Лен, ты почему в стюардессы не пошла?

— Высоты, Славочка, боюсь, — с улыбкой ответила Тимохина.

— Вот не ожидал. Трупов не боишься, а высоты испугалась. Страшно самой превратиться в молодой цветущий труп?

— Конечно.

— Ну, если так, то вполне могла бы устроиться топ-моделью.

— А что это такое?

— Черт ее знает. Наверное, демонстрация обнаженных ног. Надела бы коротенькое платьице в облипочку, как у нынешних школьниц, и топала бы, повиливая бедрами, взад-вперед по подиуму. Работенка не пыльная и, говорят, очень даже хорошо оплачиваемая.

— Чего-то, Славик, ты сегодня разговорчивый с утра. Смотри, как бы к вечеру плакать не пришлось.

— Милиция слезам не верит. Я только что, Леночка, вычислил одного из «брокеров», катавшихся в машине Люлькина. У тебя отпечатки пальцев готовы?

— Ух, какой прыткий! — Тимохина перешла от зеркала к рабочему столу. — Когда бы мне было их готовить? Сейчас займусь обработкой собранных материалов.

— Займись, Лена, займись. Чтобы поменьше ломать голову разными формулами, полученный результат сразу идентифицируй с отпечатками гражданина Никиты Куксина. Образцы его пальчиков есть в нашей дактилоскопической коллекции. Три года назад сей «брокер» привлекался за кражу. Недавно срок отсидки у него кончился и, похоже, Кук вновь принялся чудить.

— Молодой?

— При судимости было двадцать два годика. Теперь около двадцати пяти.

— А второго подельника не «вычислил»?

— О втором сведения жидковаты. Кажется, он не из нашего района, но, по-моему, тоже судимый и отбывал наказание вместе с Куксиным. Вероятно, освободились они разом и нагрянули в райцентр с «визитом дружбы». Чем этот «визит» закончился, покажет время.

— Люлькин не появился?

— Пока не знаю. Сейчас в паспортном столе возьму домашний адрес и сбегаю к нему в гости. — Голубев послал Тимохиной воздушный поцелуй. — До скорого свиданьица, радость моя.

Тимохина улыбнулась:

— Не радуйся прежде времени, оптимист.

Слава наигранно вздохнул:

— Постараюсь. Один остроумный сатирик изрек поучительную мудрость: «Не говори “гоп”, когда перепрыгнул. Сначала посмотри, во что ты впрыгнул».

…Небольшой бревенчатый домик Люлькина находился в двух минутах неторопливой ходьбы от железнодорожного вокзала. Стоял он особнячком от других домов на высоком берегу круглого озерца, заросшего по краям широкими листьями кувшинок. С задней стороны домика притулился металлический гараж, а обнесенный невысоким штакетником дворик густо заполняли разноцветные гладиолусы. От калитки к озеру ступеньками спускалась тропинка. В конце ее, у самой воды, наблюдая за тремя удочками с длинными удилищами, неподвижно сидела на раскладном стульчике худощавая женщина в блеклом сарафане и пляжной кепочке.

Голубев направился к крыльцу дома, но, увидев на двери замок, решил поговорить с рыбачкой. Спустившись по тропинке к озеру, будто из праздного любопытства, спросил:

— Клюет?..

— Рано утром клевало, — вскинув невеселый взгляд, тихо ответила женщина.

— На утренней зорьке обычно клев повеселее.

— Не всегда. Бывает, что несколько зорек подряд впустую проскучаешь. Карась — рыба привередливая.

— Сегодня много наловили?

Женщина молча приподняла из воды садок, чуть не доверху наполненный трепещущимися карасями.

— Ого! — воскликнул Слава. — Пожалуй, килограмма четыре будет.

— Больше пяти. Дня два прожить хватит.

— На рыбе?

— От рыбы меня уже тошнит.

— Зачем же ловите?

— Для продажи. Других средств к существованию нет. Одна лишь рыба да еще гладиолусы немного выручают.

Разговоров о трудной жизни Голубев не любил. Каждый раз, когда люди начинали жаловаться на беспросветную нужду, у Славы возникало такое горько-тоскливое чувство, будто лично он был виноват во всех житейских несуразностях. Только служебный долг оперативника заставлял терпеливо выслушивать жалобщиков и в поисках истины порою подыгрывать им.

— Пособие по безработице давно не платят. На работу устроиться негде, — тихим голосом продолжала женщина. — Начальники обнаглели. Говорят, на зарплату работягам денег нет, однако на строительство собственных дворцов миллионы тратят. Конечно, кто попробоистей из работяг, те тоже находят, где урвать, а лопухам, как мы с мужем, ничего не достается.

— Да, когда все тянут одеяло на себя, непробойному может достаться разве что лоскут пододеяльника, — с сочувствующим вздохом подыграл Слава и, стараясь уклониться от неприятной для него темы, быстро спросил: — Не знаете, скоро Люлькины будут дома?

Женщина удивленно повернула к Голубеву моложавое, без малейших признаков косметики, лицо. Карие глаза ее при этом стали настороженными. Несколько секунд поколебавшись, она нерешительно сказала:

— Ну, допустим, я Люлькина. И что?

— Извините, не знаю вашего имени-отчества.

— Ну, Лариса… Васильевна.

— Олег Люлькин — ваш муж?

— Да.

— Он до сих пор домой не вернулся?

— Нет. А вы кто?

— Сотрудник уголовного розыска.

— Олег что-то украл?

— Наоборот, кажется, у него автомашину украли.

Люлькина болезненно поморщилась:

— Беда с этим Олегом. Опять, наверное, с пьяных глаз забыл, где оставил «жигули».

Голубев присел на поросшую осокой кочку:

— Почему «опять»?

— Месяц назад знакомые железнодорожники приволокли его домой в состоянии ни тяти ни мамы. Утром, проспавшись на полу у порога, сел к столу и обалдело спрашивает: «Ларис, как я дома очутился?» — «Как в сказке, — говорю. — По щучьему велению». — «А машина где?» — «Тебе лучше знать, где ты ее бросил». — «Я в гараж не заезжал?» — «Какой гараж! Тебя трупом притащили!» — «Ой, бли-и-ин… накрылась машина»… Уронил голову на стол и заплакал. Рыдал, рыдал, потом как стукнул себя кулаком по лбу: «Елки-моталки! Я ж в Таежном у Кольки Бормотова “жигули” оставил!» — «А нажрался где?» — «Понимаешь, Ларис, шаровая опора у машины полетела. На попутке приехал в райцентр к знакомым ребятам, чтобы раздобыть деталь. Ну а без бутылки какой дурак раскошелится? Вот и загудели». Быстренько умотался из дома и уже к обеду прикатил на исправной машине.

— Часто «гудит»?

— Последнее время вроде успокоился. Стал подрабатывать, детям сладости приносить.

— Много детей?

— Две дочки-школьницы.

— Когда и куда он уехал последний раз?

Люлькина задумалась:

— Сегодня, кажется, пятница?.. Да, пятница… Значит это в среду поехал на железнодорожный вокзал к вечерней электричке. Хотел подработать на пассажирах, которым надо от вокзала добраться до деревень, куда автобусы не ходят.

— Нынче время боевое. Рискованно кого попало в машину садить.

— Олег кого попало не садит. Он обычно берет только женщин с детьми.

— А если клиенты предложат ему бутылку?.. — намекнул Слава.

— На бутылку может клюнуть, — с горечью сказала Люлькина и уставилась Славе в глаза. — Вы скрываете от меня что- то нехорошее. Убили Олега, да?

— Об убийстве говорить пока рано. Машину вашу без хозяина нашли.

— Ну, вот… Недаром со среды у меня сердце щемит так, что небо с овчинку кажется… — на глазах Люлькиной навернулись слезы. — Я уже и в вытрезвитель звонила, и в морг — нигде Олега нету. Думала, опять загулял, а выходит, еще хуже…

— Не расстраивайтесь. Может, все добром обойдется.

— Добром дела обходятся у богачей. На бедного же Ванюшку — все камушки.

— И последнее, Лариса Васильевна, хочу узнать, — торопливо сказал Голубев. — С какой целью месяц назад Олег ездил в Таежный и почему он оставил неисправную машину именно у Николая Бормотова?

Люлькина пожала плечами:

— Вероятно, отвозил туда каких-то пассажиров. А Николай Бормотов — это сын Евгения Павловича, с которым Олег работал в одной бригаде на железной дороге. У кого же было бросить «жигули», если не у знакомого…

— О Николае можете что-то рассказать? Как он, без завихрений?..