Шерлок Холмс в Америке Миллетт Ларри
– Вы только что назвали одну из возможных причин, мистер Рафферти, и я не исключаю, что мы стали свидетелями одной из шуток в местном духе. Однако, как я уже отмечал до появления подложной доски с рунами, я склонен считать, что мистер Фегельблад говорил правду. Уж слишком он был потрясен, когда не обнаружил камня в тайнике.
– Да, – согласился Рафферти. – Если швед морочил нам голову, то я бы назвал его самым лучшим вралем после Брута, который пришел пожелать Цезарю доброго дня. Значит, как вы и говорили, мистер Холмс, остается вторая возможность: кто-то притащился ночью в рощу, выкопал камень, перевез в неизвестное место, а после себя оставил маленькое послание, чтобы посмеяться над нами. Я ломаю голову, кто это сделал и зачем. Надеюсь, у вас есть какие-то ответы.
Холмс потер глаза, потом оперся подбородком на руку со словами:
– Пока что ни единого, мистер Рафферти, и я был бы рад услышать ваши соображения.
– Признаюсь, я обдумывал одну версию, – сообщил Рафферти. – Понимаете, я начинаю думать, что у нас тут завелся свой местный лепрекон, который проделывает все эти штучки-дрючки. Возможно, даже осколок фонаря, который мистер Холмс сегодня нашел, тоже его рук дело.
Я понятия не имел, что Рафферти имел в виду, говоря о «лепреконе», но Холмс, похоже, без проблем ухватил идею. Он задумчиво протянул:
– Интересная интерпретация, мистер Рафферти. Как я понимаю, вы тоже сочли сегодняшнее происшествие злонамеренным?
– Именно, мистер Холмс. Видите ли, в этом деле есть некий джокер – персонаж, который играет только по своим правилам, а с чужими не считается. Он хитер, изворотлив и, похоже, знает обо всем, что происходит с руническим камнем, вот только ставки в этой карточной игре делает совсем иные, чем остальные участники.
– О чем вы? – спросил я.
– А вот о чем, доктор. Все имеющиеся у нас на данный момент факты указывают на то, что дело упирается в деньги. К примеру, нам известно, что некоторое количество народу – мистер Ларссон, миссис Комсток, тот парень Лунд из Чикаго и еще бог знает кто – все пытаются наложить лапу на камень, поскольку полагают, что он стоит целое состояние. Но я почему-то не уверен, что наш зловредный лепрекон заинтересован в деньгах. В этой игре в прятки им движет что-то другое. Не стану притворяться, будто знаю, кто он, или понимаю причины, по которым он совершает все эти безобразия, но готов поставить последний доллар, что этот тип не даст нам так легко найти рунический камень, это факт!
– Очень интригующая гипотеза, мистер Рафферти, – сказал Холмс. – Более чем. Правда и в том, что этот ваш лепрекон должен быть хорошо знаком с покойным мистером Вальгреном.
– С чего вы сделали такой вывод? – спросил я.
– Все просто, старина: как иначе лепрекон мистера Рафферти мог найти камень, если бы сам мистер Вальгрен не сказал ему, где спрятал находку. Разумеется, при условии, что мистер Фегельблад говорит правду.
– Но разве не могло случиться так, что мистер Вальгрен рассказал кому-то о тайнике, а вор узнал о нем уже у этого человека? – возразил я.
– Могло, – кивнул Рафферти, – но маловероятно. Насколько мы узнали, мистер Вальгрен был не из тех, кто выбалтывает свои секреты направо и налево. Нет, я думаю, мистер Холмс прав. Стоит потратить время и понять, был ли кто-то настолько близок с мистером Вальгреном, чтобы выведать, где спрятан камень. Может, это еще какой-то сосед или же друг здесь, в городе. Или это мог быть, скажем, мистер Блеген из Холандберга.
– Раз уж мы заговорили о мистере Блегене, какое впечатление он произвел на вас? – спросил я у Холмса и Рафферти. – Мне он показался очень нервным.
– Тут больше, чем просто нервозность, – возразил Рафферти. – Он выглядел как человек, который что-то скрывает. Я думаю, он увяз в этом деле по самые бегающие глазки.
– Не могу не согласиться, – кивнул Холмс. – Я хотел бы узнать о нем побольше. Особенно интересно, как он смог так быстро перевести надпись на камне. Было бы полезно прочесть его перевод.
– Чтобы посмотреть, насколько он точен? – поинтересовался я.
– Да, но не только. В любом случае мы должны побеседовать подольше с мистером Блегеном, скажем завтра.
– Шериф вряд ли порадуется, – заметил я.
– Ах да, шериф. Я рад, что вы его вспомнили, Уотсон. Очень любопытный персонаж, хотя у мистера Рафферти может иметься другое мнение.
Рафферти ухмыльнулся:
– Мое единственное мнение, мистер Холмс, состоит в том, что я готов разобраться с шерифом в любое время, какое он выберет. Мне он не нравится, и чем чаще этот малый попадается на нашем пути, тем больше он мне не нравится.
– Мы заметили, – сухо сказал Холмс. – Но поведение мистера Бема тем не менее вызывает несколько интересных вопросов. Каковы его взаимоотношения с Магнусом Ларссоном, с которым они, видимо, довольно близко знакомы? Почему он хочет, чтобы мы держались подальше? На кого он работает? Есть ли у него личный интерес? Или же он один из этих зануд, которые, как большая рыба в маленьком пруду, не терпят вмешательства извне?
– И как же вы на них ответите, мистер Холмс? – с любопытством произнес Рафферти.
– Пока что у меня нет ответов, только теории. Однако меня поразило поведение шерифа в отношении мистера Ларссона. Очень примечательно, что он влепил писателю оплеуху, словно сердитый отец, который наказывает капризного и непослушного ребенка.
– Так вы думаете, они могли вступить в сговор?.. – протянул Рафферти.
– Сговор, мистер Рафферти, не совсем то слово, которое я использовал бы, но в целом вы правы: я действительно полагаю, что между ними могут существовать отношения куда более тесные, чем те, о которых нам известно. Хотя есть и вероятность, что мы все это придумали и шериф просто выполнял свою работу в том ключе, как он это видит.
– Может быть, именно так Бем вычислил и вас, Холмс, если он вас действительно вычислил, – сказал я. – Шериф показался мне очень умным человеком. Он мог попросту отправить телеграмму в Британский музей, чтобы проверить нас.
– Такая мысль приходила мне в голову, – признался Холмс, – но беспокоит меня нечто другое, чего я пока что не понимаю В любом случае, я надеюсь, что вы, господа гурманы, как можно быстрее покончите с ужином, поскольку мне не терпится снова поговорить с Муни Вальгрен.
В четверть девятого мы уже стояли на пороге дома Кенсингтона и звонили в звонок. В этот раз с нами пошел Рафферти, поскольку Холмсу стало любопытно, как ирландец оценит загадочную девушку, которая, похоже, находится в самой гуще событий, связанных с руническим камнем. Кенсингтон без промедления открыл дверь и проводил нас внутрь, где мы снова устроились в уютном кабинете в окружении семейных фотографий. Рафферти представили «благоверной», как Кенсингтон называл свою супругу Элси. Добрая женщина снова встретила нас с целой горой печенья, всяких кексов и другой сдобы собственного изготовления. Мы с Холмсом вели себя весьма скромно, а вот Рафферти попробовал чуть ли не все, что лежало на тарелке, и осыпал миссис Кенсингтон такими комплиментами по поводу ее кулинарных способностей, что через пару минут уже приобрел в ее лице преданного друга. После обмена любезностями миссис Кенсингтон удалилась на кухню приготовить дополнительную порцию печенья для мистера Рафферти. Тогда Холмс спросил у Джорджа Кенсингтона, можем ли мы поговорить о Муни Вальгрен «начистоту», как он это назвал.
– Почему бы и нет, – сказал Кенсингтон. – А что конкретно вас интересует?
– Для начала я хотел бы узнать подробнее, при каких обстоятельствах девочка оказалась у вас с женой. Вы говорили, что отец с ней плохо обращался. Что вы имели в виду?
Кенсингтон сначала замялся, но потом ответил:
– Думаю, вам стоит услышать всю историю от начала и до конца. Это случилось в начале ноября, за пару недель до того, как Олаф нашел рунический камень. Тогда Муни явилась к нам на порог с чемоданом и узелком с вещами. Было у нее и еще кое-что – огромный синяк под глазом.
– А почему она пришла именно к вам?
– Мы знали ее довольно хорошо, поскольку ходили в одну церковь. Господь не даровал нам с моей благоверной собственных детей, поэтому Муни нам приглянулась. Она даже оставалась у нас ночевать по выходным, и не только. Мы брали ее с собой на пикники или в короткие поездки – это дитя так любит кататься на поезде! – так что она стала считать нас вторыми родителями.
– Понятно. Прошу, продолжайте.
– Как я уже говорил, она явилась к нам с огромным синяком и всеми своими пожитками. Разумеется, мы поинтересовались, что случилось. Сначала она заявила в своей манере, что произошло «плохое». Но мы продолжали допытываться, и в конце концов она рассказала, кто именно сделал это «плохое».
– Ее отец, – выдохнул я, не понимая, как можно быть жестоким по отношению к собственной дочери.
– Да, Олаф ее бил, в этом я не сомневаюсь, – грустно кивнул Кенсингтон. – Но я очень боюсь, что побоями дело не ограничивалось.
– А что еще он делал? – спросил Холмс.
Кенсингтон наклонился вперед и тихо произнес:
– В приличном обществе и не скажешь.
– Господи, – охнул Рафферти. – Вы имеете в виду, что он домогался несчастной девочки?
– Возможно. – Свои слова Кенсингтон вновь подтвердил медленным печальным кивком. – На этой ферме что-то не так.
Мы все какое-то время сидели молча, словно никакие слова не могли в достаточной мере описать весь ужас событий, о которых рассказал Кенсингтон. Первым тишину нарушил Холмс:
– Молю Бога, чтобы вы оказались неправы, мистер Кенсингтон, но понимаю, что дело может обстоять именно так. Подобное насилие могло стать причиной отстраненности девушки от реального мира. А теперь скажите, пожалуйста, пытался ли мистер Вальгрен вернуть себе дочь?
– Пытался, но я бы ему ни за что не позволил снова заполучить Муни.
– Вы молодец, – похвалил Рафферти. – Но все же интересно, как вам это удалось, мистер Кенсингтон? Ведь суды обычно неохотно забирают детей у родителей, какие бы ужасные вещи те ни творили.
– Да, вы правы. Но я дал ясно понять Олафу, что, если он пойдет в суд и попытается вернуть девочку, я позабочусь о том, чтобы весь свет узнал о его злодеянии. Это остановило его. Более того, я не уверен, что Олаф вообще хотел, чтобы дочка оставалась рядом с ним. Очевидно, она сотворила нечто такое, что он ужасно разозлился – настолько, что поколотил бедняжку. Но я так и не смог понять, в чем состоял ее проступок.
– Полагаю, Муни вам не призналась, – сказал Холмс.
– Да. Она никогда прямо ничего не говорит. Я как-то раз сказал своей благоверной, что пытаться выудить у Муни информацию – все равно что сидеть под высокой яблоней: до яблока не дотянешься, не стряхнешь его с ветки, остается только ждать, пока оно созреет и упадет само.
– Давайте надеяться, что так и произойдет сегодня, поскольку нам очень нужна полезная информация.
Мы поднялись в комнату падчерицы Кенсингтона и тихонько подошли к тому месту, где сидела девочка.
– Привет, Муни, – сказал Холмс.
Она подняла взгляд, но не удостоила нас приветствием. Как и в прошлый наш визит, она сидела за столом и что-то увлеченно рисовала, а ее фарфоровое личико поблескивало в свете лампы. Мы устроились рядом, после того как Кенсингтон спросил, не хочет ли она поговорить с «парой джентльменов».
– Я тут кое-чем занята, – сообщила девочка, показывая нам листок бумаги. – Мне кажется, очень миленько получается.
К рисунку вряд ли подходило определение «миленький», поскольку это была самая жуткая картинка из всех, какие я когда-либо видел. Темными красками в центре юная художница изобразила человека – может быть, Олафа Вальгрена? – лежащего лицом вверх в неглубокой могиле. У тела в черном похоронном костюме не было глаз, лишь пустые глазницы. Над ним возвышалось подобие надгробного памятника, но без имени; это явно был рунический камень с наполовину законченной надписью в стиле того рисунка, который мы с Холмсом видели в прошлый раз. На плите сидел большой стервятник, хищно уставившийся на труп, а вдалеке из-за деревьев выглядывала девушка – Муни? – которая держала в руках нечто вроде маленькой коробки.
– Я этого раньше не видел, – прошептал нам Кенсингтон.
Холмс сказал:
– Ты чудесная художница, Муни. Расскажи нам о своем рисунке.
– А я вас помню, – произнесла девочка, и ее голубые глаза сфокусировались на Холмсе, хотя у меня возникло впечатление, что она смотрит скорее не на него, а сквозь него: на что-то, видное только ей. – Вы задаете вопросы. А у меня тоже есть вопрос.
– Трудный?
– Может быть. Куда папа попал, когда умер?
Холмса, казалось, реплика девочки поставила в тупик, и пока он придумывал, что ответить, подал голос Рафферти:
– Я могу тебе сказать.
Девушка перевела взгляд на Рафферти и сообщила:
– А вы толстый.
– Что правда, то правда, дитя мое, – признал Рафферти со смешком. – Мне сегодня как раз об этом напомнили. Но для толстого я довольно много знаю и даже догадываюсь, куда отправился твой папа.
– Правда?
– О да!
– Вы считаете, он попал на небо?
– Нет, а ты?
– Я тоже так не считаю. Небо слишком далеко. Там никто не живет. А папу съедят, вот что я думаю. Всех съедают.
– Хищные птицы, стервятники, – кивнул Рафферти. – Хищные птицы съедят твоего папу.
– Но сначала они выклюют ему глаза.
– Да-да, именно так.
Меня поразила эта отвратительная беседа, но в то же время я ощутил, что Рафферти каким-то образом начал протаптывать дорожку в сознание девочки.
– Я их видела, – сообщила она.
Рафферти подумал немного, пытаясь понять странный ход мыслей девочки, а потом уточнил:
– А где ты видела стервятников?
– В коробке. Все в коробке.
– Можно мне взглянуть на коробку? – спросил Рафферти.
– А ее нет. Ее взял Рочестер.
– Точно. Я чуть не забыл. Коробка все еще у него, как ты думаешь?
– Я ее получу. Получу мою коробку, – сказала девочка.
– Понятно. Ты не хочешь потерять коробку.
– Не хочу. Коробка моя. А они ее ищут.
– Да. Я знаю. Но они ее не нашли. Ты же видела.
– И не найдут.
– Как ты думаешь, зачем им коробка?
– А можно мне потрогать вашу бороду? – внезапно спросила девочка.
– Разумеется. – Рафферти наклонился вперед, чтобы Муни могла провести пальцами по его длинной клочковатой бороде.
– Как щетка, – слабо улыбнулась девочка. – Большая щетка.
– Точно, – кивнул Рафферти. – Скажи мне, а у твоего друга Рочестера есть борода?
Девочка захихикала. Впервые мы с Холмсом видели, как она смеется.
– Вы мне нравитесь, – заявила девочка. – Вы смешной.
– И ты мне нравишься, Муни. Настолько нравишься, что я открою тебе свой секрет, если ты мне расскажешь свой.
– Хорошо, только вы первый.
Рафферти наклонился и что-то прошептал девочке на ухо, после чего она снова захихикала.
– Твоя очередь, – пригласил ирландец.
Девочка согласилась и, все еще хихикая, обняла Рафферти за шею и что-то зашептала ему в ухо. Секрет оказался довольно пространным, поскольку она говорила несколько минут, прежде чем выпрямиться на стуле.
– Замечательный секрет, Муни, – улыбнулся Рафферти. – А не расскажешь мне поподробнее?
Пропустив вопрос Рафферти мимо ушей, девочка встала и объявила, как и в первый раз, что устала и хочет спать. Зная по прошлому опыту, что наше присутствие не помешает бедняжке начать переодеваться в пижаму, Холмс вскочил со стула, и мы быстро простились, пожелав Муни спокойной ночи.
Как только мы спустились, Холмс снова в самых убедительных выражениях посоветовал Кенсингтону присматривать за приемной дочерью, поскольку ей могут попытаться навредить. Тот обещал сделать все возможное, после чего мы распрощались с ним и вышли на свежий ночной воздух.
– Ну, мы ждем, мистер Рафферти, – потребовал ответа Холмс, когда мы вышли из ворот и двинулись по тропинке. – Что за маленькие секреты, которыми вы обменялись с Муни?
– Я сказал, что она самая симпатичная девочка, которую я только видел, и когда-нибудь я попрошу ее выйти за меня замуж, – улыбнулся Рафферти. – Она сочла это забавным, как вы заметили. Что же до ее секрета, боюсь, вы мне не поверите, доктор Холмс. Видите ли, она заявила, что знает, где камень. Проблема в том, что она отказалась говорить, где именно он спрятан.
Глава тринадцатая
Я чувствовал ужасную дрожь
На следующий день, в холодное и дождливое воскресенье, Холмс все утро оставался в номере, отказавшись завтракать и даже обедать: его мучила, как он это назвал, «проблема Рочестера». Он еще раз убедился, что Муни Вальгрен обладает ключом к разгадке дела о руническом камне, но утром заявил нам:
– Я пока что не знаю, как открыть замок, и узнаю только после того, как найду Рочестера.
Интерес Холмса к девочке лишь усилился, когда Рафферти открыл «секрет», которым Муни поделилась с ним.
– Предположим, малышка говорит правду, – рассуждал сыщик по дороге в «Дуглас-хаус». – Но как она обнаружила, где спрятан камень? Вот это действительно сложный вопрос.
Пока Холмс занимался мозговым штурмом, нам с Шэдом предстояло проводить дальнейшее расследование «в полевых условиях», как это называл Рафферти.
– Ваш друг мистер Холмс замечательный человек, – сказал мне Рафферти, пока мы завтракали в маленькой закусочной в паре кварталов от гостиницы. – Но иногда я думаю, что он слишком много работает головой, если вы понимаете, о чем я. Когда слишком долго о чем-то думаешь, начинаешь походить на щенка, гоняющегося за своим хвостом. Крутишься и крутишься без конца, пока не ухватишь зубами коротенький обрубок идеи. Уж если случилась такая канитель, то пора встать, выйти и заняться чем-то полезным. Именно так я и намерен поступить, доктор. Присоединитесь ко мне?
– Почему бы и нет? А что вы задумали, мистер Рафферти?
– Мне кажется, будет интересно снова поговорить с моей маленькой «птичкой».
– Кстати, кто ваш осведомитель?
– А вот пойдемте со мной, после того как прикончите сосиску, что так аппетитно поглощаете, доктор, и сами все увидите.
Как только мы вышли из закусочной, Рафферти быстрой походкой направился в сторону железнодорожной станции. В дождь город казался особенно серым и мрачным, будто из маленьких деревянных и кирпичных домов вдоль Бродвея вымыли остатки цвета. Лавки закрылись, поскольку по воскресеньям торговля не шла, а сама улица превратилась в длинную и широкую полосу грязи. Я увидел одинокую лошадь и повозку, припаркованную рядом с аптекой, но свет внутри не горел. Мы остановились под навесом у входа, чтобы Рафферти закурил.
– Дождь так и поливает, – заметил Рафферти, затянувшись сигарой. – Фермеры будут счастливы, поскольку перед сезоном посадок это самое то.
– Напоминает Лондон в январе, – заметил я, лениво рассматривая через большую стеклянную витрину ряды товаров – всевозможные кремы и лосьоны, пузырьки с загадочными тонизирующими составами, карманные часы и канцелярские принадлежности. Кроме них, в витрине сидела большая фарфоровая кукла, которая напомнила мне о Муни Вальгрен. Я спросил у Рафферти, уставившегося на струи дождя: – А что вы думаете об этом Рочестере, о котором говорила девочка?
– Да, я поразмыслил над этим, и вот что пришло мне в голову: а вдруг Рочестер – это не имя человека, а что-то другое?
– Например?
Рафферти пожал плечами:
– Ну, допустим, название населенного пункта. Скажем, в Миннесоте есть город Рочестер, прославившийся тем, что пара костоправов – без обид, доктор, – открыла там клинику[25]. Есть еще Рочестер в штате Нью-Йорк. Я там никогда не был, но вроде это довольно большой город. А может, Рочестер – это переулок, парк или здание. Непонятно, что девочка имела в виду. Настоящая головоломка. Но, уверен, мистер Холмс вскоре ее разгадает.
– Давайте надеяться, – сказал я, в то время как Рафферти потушил сигару, и мы снова вышли под дождь. – Можете сказать, куда мы идем?
– Увидите, – бросил через плечо ирландец.
Оказалось, что мы шли на железнодорожную станцию. Мне было понятно, что это единственное заведение в городе, которое работает двадцать четыре часа в сутки, даже по воскресеньям. Кроме того, я догадался, кто был осведомителем Рафферти: начальник станции. Он в силу своей должности знал почти все о событиях в городе. Звали его Джек Кристиансен, а с Рафферти они познакомились еще в те стародавние времена, когда тот продавал Библии в этой местности. Кристиансена мы нашли в маленьком кабинете в здании станции. Он сидел на вращающемся кресле за длинным деревянным столом рядом с полками, забитыми кучей путевых листов, отчетов, бюллетеней, расписок и прочих документов, которые производит в огромном количестве такой гигант, как железная дорога. Кристиансен был худощавым мужчиной лет пятидесяти с чем-то, с густыми, аккуратно расчесанными волосами светло-песочного цвета, с вытянутым, довольно мрачным лицом и близко посаженными серыми глазами, которые смотрели на нас из-за стекол очков в тонкой оправе. Отутюженная синяя форма и армейская выправка выдавали в нем бывшего военного, но к Рафферти он обратился без официоза:
– Шэд, рад вас видеть! – С теплой улыбкой поднимаясь с места, начальник станции предложил: – Проходите, посидите немного.
– С удовольствием, – сказал Рафферти, и мы заняли два оставшихся стула. – Джек, хочу познакомить вас с моим другом: это Питер Смит из Лондона. Он помогает мне с этим странным делом о руническом камне.
– Ваш друг – мой друг, – заявил Кристиансен, крепко пожав мне руку. – Вы ведь прибыли к нам вместе с еще одним англичанином?
– Да, я помощник мистера Бейкера. Он сейчас занят другими делами.
После короткого знакомства я со смесью удивления и восхищения наблюдал, как Рафферти испытывал на Кристиансене свою словесную магию. Если Холмс мог быть резковат и сразу бросался на добычу, как лев на охоте, Рафферти напоминал более мелкого и бесконечно терпеливого хищника, который сторожит свою жертву, чтобы выбрать правильный момент для нападения.
Рафферти провел добрых полчаса, обмениваясь с Кристиансеном ничего не значащими любезностями, расспрашивая о здоровье и успехах членов семьи, обсуждая тяжкие обязанности начальника станции и даже погоду – эта тема являлась источником бесконечных разговоров у жителей Миннесоты. И только после этого пространного вступления Рафферти задал вопрос, ответ на который он пришел получить:
– Кстати, Джек, вы откопали тот отчет, который я искал?
– Да, он у меня, но вы же понимаете, что это строго между нами. У меня будут проблемы с самим Джеймсом Хиллом, если кто-то узнает, что я предаю огласке документы компании.
– Могила, – заверил его Рафферти. – И за мистера Смита ручаюсь. Он из тех, кто блюдет полную конфиденциальность.
– Хорошо, Шэд, я знаю, что ваше слово дорогого стоит. Вот… – Кристиансен отдал ирландцу небольшой документ страниц на пятнадцать. – Но я хочу получить бумаги обратно как можно скорее.
– Они будут у вас завтра, – пообещал Рафферти. – И уверяю вас, Джек, я эту услугу не забуду.
Только после того, как мы вернулись в отель, отряхнули мокрые пальто и налили по чашке горячего кофе, Рафферти рассказал о документе, полученном от Кристиансена.
– Это отчет о смерти мистера Комстока, который подготовила личная служба безопасности железной дороги, – заявил он, когда мы уселись в холле. – Когда на путях происходит несчастный случай, особенно со смертельным исходом, железная дорога отправляет своих детективов провести дознание.
– Но разве власти не осуществляют расследование?
– Разумеется, но железные дороги не доверяют местным – ни здесь, ни где бы то ни было. Поэтому посылают своих ребят, которые – думаю, это не секрет для вас, доктор, – неизбежно приходят к выводу, что человек погиб в результате несчастного случая. Но даже при всей их предвзятости путейские детективы делают свою работу очень тщательно, вот почему железная дорога редко проигрывает дела в судах. А теперь давайте посмотрим, к каким заключениям они пришли в случае с мистером Комстоком.
Как и Холмс, Рафферти очень быстро читал, а потому через пару минут он уже добрался до конца отчета. Отложив бумаги на маленький столик между нашими стульями, Рафферти предложил:
– Ну, доктор, можете прочесть сами или я перескажу вкратце ключевые моменты.
– Думаю, пока вполне хватит пересказа. Пожалуй, Холмс захочет прочесть документ позже, как и я.
– Хорошо, слушайте, – начал Рафферти, усаживаясь поудобнее и делая глоток кофе. – Днем четырнадцатого декабря тысяча восемьсот девяносто восьмого года мистер Фрэнк Комсток и его прекрасная свежеиспеченная жена сели в поезд, который двигался в восточном направлении, из Сиэтла в Сент-Пол. В составе было несколько пульмановских спальных вагонов, и в одном из них заняла купе эта пара, севшая в Фарго-Мурхед. Билеты у них были до Сент-Пола, где молодожены собирались пересесть на поезд до Чикаго. Всю эту информацию предоставил другой пассажир, который коротко переговорил с четой Комсток в вагоне-ресторане. Тот же свидетель сообщил, что мистер Комсток в его присутствии выпил как минимум два бокала виски и был если не сильно пьян, то в изрядном подпитии.
– Интересно, в котором же часу свидетель с ними говорил?
– Хороший вопрос, доктор. Около шести вечера. Разумеется, в это время года к тому моменту уже стоит кромешная тьма, что очень удобно, если вы замыслили убить кого-нибудь. Потом, опять же со слов того свидетеля, супружеская чета около семи часов покинула вагон-ресторан, предположительно отправившись в свое купе. Что самое интересное, после этого мистера Комстока видел лишь один человек.
– Его жена.
– Именно, доктор! Показания леди очень коротки. Она утверждает, что они с мужем пошли в купе, по дороге болтали о выращивании пшеницы или о чем-то столь же увлекательном. Около восьми часов, по ее словам, мистер Комсток решил выкурить сигару и вышел из купе, поскольку жене не нравился табачный запах. И это, как она заявила детективам, был последний раз, когда она видела супруга живым. Когда спустя полчаса он не вернулся, она забеспокоилась и пошла его искать. Разумеется, не нашла. Вызвали проводника, опросили пассажиров. Ну и в заключение тело Фрэнка Комстока было найдено позднее тем же вечером у железнодорожных путей в пяти милях к востоку от Александрии.
– Он был мертв?
– Да. Выпав из поезда, он ударился головой о телеграфный столб. Зрелище еще то, могу себе представить. Официальная версия такова: вместо того чтобы отправиться в вагон-гостиную, где курили большинство джентльменов, он стоял в одном из тамбуров или даже на площадке в конце последнего вагона, каким-то образом выпал оттуда и убился.
– Есть ли какие-то улики, указывающие на то, что его могли столкнуть с поезда?
– А вот тут и начинается самое интересное. Согласно отчету, местного детектива – а занимался расследованием наш друг шериф Густав Бем – заинтриговали два факта. Во-первых, рядом или поблизости с телом не обнаружили ни сигары, ни спичек. Единственное объяснение миссис Комсток заключалось в том, что сигара и спички, возможно, выпали из рук ее бедного мужа и остались где-то на ступеньках тамбура еще до того, как несчастный вывалился из поезда. Если так, то две эти улики могли оказаться на рельсах в любом месте дороги.
– На мой взгляд, звучит не слишком убедительно, – покачал я головой.
– Но подобное возможно, и леди указала на это.
– А второй факт?
Рафферти сделал большой глоток кофе и продолжил:
– Вторая интересная деталь заключается в том, что одна дама в поезде видела миссис Комсток в коридоре пульмановского спального вагона примерно в четверть девятого: та быстро шла по направлению к своему купе.
– Как вдова это объяснила?
– Леди опять же не стала вдаваться в подробности. Просто сказала, что ей стало душно в купе и она вышла размяться.
– И шериф ей поверил?
– Кто знает? Но это неважно, поскольку не было никаких улик, позволяющих обвинить миссис Комсток или кого-то еще в преступлении. Тем не менее замечу, что шериф Бем хорошо сделал свою работу. Если верить детективам с железной дороги, он даже проверил, какая страховка была у Фрэнка Комстока. Можно было ожидать, что он застрахован на крупную сумму, но оказалось, что полиса нет вообще. Как уже сообщил чикагский приятель Холмса, Фрэнк Комсток покинул юдоль слез без гроша, что стало настоящим шоком для скорбящей вдовы.
– Правильно ли я понял, что дело о его смерти не возбуждали?
– Все верно. Коронер за неимением иных доказательств сделал вывод, что это был несчастный случай вследствие злоупотребления алкоголем.
– А вы что думаете, мистер Рафферти?
– Я бы не стал жениться на его вдове, – усмехнулся ирландец.
Когда Холмс наконец появился из своего номера около трех и встретился с нами в холле, Рафферти дал ему прочесть отчет. Изучив бумаги с обычной скоростью, Холмс сказал, что документ «наводит на размышления», но не стал дальше развивать эту мысль. Он барабанил пальцами по ручке кресла и выглядел словно школьник в ожидании перемены:
– Вы очень волнуетесь, – заметил я. – Вас все еще тревожит проблема Рочестера?
– Да, но еще больше меня беспокоит лакуна в самом центре этого дела, – ответил он, а нервные тонкие пальцы все так же без передышки выстукивали ритм.
– Что вы имеете в виду?
– Я имел в виду сам рунический камень, Уотсон. Он – источник и причина всех событий, ради него жадные люди идут на убийства, но при этом сам он по-прежнему прячется: мы знаем об артефакте лишь по рассказам других. Я так хотел бы увидеть камень своими глазами!
– Да, было бы неплохо на него полюбоваться, – согласился Рафферти. – Но мне порой кажется, что мы гоняемся за призраком.
Я испытал порыв воодушевления:
– Может, кто-то сделал фото камня вскоре после того, как он был найден? Подобный снимок был бы нам очень полезен.
– Мне эта мысль тоже приходила в голову, – кивнул Рафферти. – Фотография с места событий могла бы ответить на многие вопросы, которые нас мучают. Может, стоит поразнюхивать тут, вдруг кто-то из местных фермеров или горожан сфотографировал артефакт на ферме Вальгрена.
– Отличная идея, – одобрил Холмс. – А я пока что хотел бы поговорить еще раз с Эйнаром Блегеном. Уверен, он знает о камне больше, чем говорит.
– Плохо, что вчера нам помешал шериф, – проворчал Рафферти. – Мистер Блеген показался мне легкой добычей для вас – как дерево, с которого без труда можно стрясти плод. И тут, как нарочно, появляется Бем.
Холмс улыбнулся:
– Шериф не единственный, кто вчера подоспел вовремя, мистер Рафферти. Если бы не появление миссис Комсток, то, боюсь, ваша с шерифом ссора закончилась бы перестрелкой.
– Да ни в коем разе, мы просто шутили – проверяли, насколько далеко каждый из нас готов зайти. Не о чем беспокоиться.
– Кстати, о миссис Комсток. Вы намерены поговорить с ней снова? – спросил я у Холмса.
– Да. Но для начала неплохо бы переговорить с мистером Билли Свифтом: если мы сможем застать его в одиночестве, он пригодится нам больше, чем его хозяйка.
– Почему вы так считаете?
Ответил мне Рафферти:
– Я думаю, мистер Холмс имеет в виду, что юного Билли, в отличие от миссис Комсток, природа умом обделила. Парень показался мне грубоватым, из числа тех, кому нравится ездить верхом и палить из ружей, а вовсе не предаваться размышлениям.
– Хорошо сказано, – усмехнулся Холмс. – Мистер Свифт являет собой пример того, что американцы называют «прихвостнями». Как я подозреваю, он готов выполнять приказы, пока кто-то думает за него. Миссис Комсток вертит этим юнцом как хочет, и он делает все по ее указке. Кроме того, без сомнения, он ее любовник.
– Но она же вдвое старше! – запротестовал я.
– Доктор, ну что вы, не надо так возмущаться, – с иронией заметил Рафферти. – Как говорил Бен Франклин, если я правильно помню, мужчине следует выбирать в любовницы женщину старше себя и она будет благодарна ему до глубины души.
– Ну, я не стал бы так описывать ситуацию миссис Комсток, – возразил Холмс, – ведь она…
Он внезапно осекся, уставившись на что-то позади меня. Я резко обернулся и увидел Билли Свифта, который входил в двери отеля в гордом одиночестве, словно его послало к нам Провидение благодаря одному из тех загадочных совпадений, которыми так изобиловало все дело о руническом камне.
– Ах, мистер Свифт! – воскликнул Холмс достаточно громко, чтобы его было слышно через холл. – Рад вас снова видеть. Почему бы вам не присоединиться к нашей компании?
Молодой человек в своем привычном наряде ковбоя взглянул на сыщика и скривился, будто только что увидел скорпиона на своем сапоге.
– Мне нечего вам сказать, – заявил он, проходя мимо нас к главной лестнице.
– Какая незадача, а то у нас как раз есть новости о руническом камне. Уверен, миссис Комсток заинтересовало бы наше открытие.
Эти слова заставили молодого человека передумать, поэтому он медленно повернулся, сделал несколько шагов в нашу сторону и спросил:
Читать бесплатно другие книги:
