Четвертое Правило Волшебника, или Храм Ветров Гудкайнд Терри

Глава 61

Ричард отошел от Трона Волшебника в зале Ветров. Его шаги гулко звучали под сводами. Это было его законное место, Трон Волшебника: он был единственный боевой чародей в мире, единственный волшебник, владеющий и Магией Ущерба, и Магией Приращения.

Внутренняя часть Храма Ветров поражала воображение. Это было почти выше человеческого понимания. В этом мире не было звуков, кроме тех, которые порождал сам Ричард.

Арочный потолок, исчезающий в вышине, мог дать приют горным орлам, и они едва ли подумали бы, что живут внутри здания. Боковые стены Ричард еще мог видеть, но дальний конец зала был неразличим, он уходил за горизонт.

Почти все здесь было цвета тумана в полдень: пол, колонны, стены, потолок. Храм казался сотканным из паутинок света.

Ричард чувствовал себя блохой в горном ущелье. Сначала храм ошеломлял его и внушал благоговение. Теперь он не чувствовал ни изумления, ни священного трепета. Он просто был в каком-то оцепенении.

Время здесь не имело никакого значения, кроме того, которое вкладывал в это слово вошедший сюда. Ричард мог бы пробыть в храме столетие или пару недель, и только он сам бы заметил разницу, да и то если бы захотел. Жизнь кое-что значила – но лишь как понятие, противоположное вечности. Впрочем, и эту концепцию принес сюда Ричард. Храм и на самом деле обладал способностью к восприятию и дал ему приют в своих каменных объятиях.

Вдоль стен тянулись альковы, где были сложены магические предметы, скрытые здесь волшебниками древности и вместе с храмом унесенные из мира жизни.

Ричард знал все о каждом, знал, как их использовать. Он знал, насколько эти предметы опасны, и понимал, почему волшебники хотели избавить от них свой мир. Знание ветров было теперь и его знанием.

И с помощью этого знания он остановил чуму. У него не было книги, которая использовалась, чтобы ее начать, но она была ему и не нужна.

Это был простой вопрос переключения потоков власти, присущей ветрам, которые позволили магии книги функционировать в мире жизни.

Все было настолько просто, что Ричард стыдился, что не понял раньше, что нужно делать. Тысячи людей умерли из-за его невежества. Если бы он знал тогда то, что знал теперь, он мог просто бросить сеть, сотканную обеими сторонами его магии, и книга стала бы бесполезна для Джеганя. Столько людей умерли – а это было так просто.

И только стоило ему всего. Что за цена за жизнь людей? Что за цена для духов? Что за цена, в самом деле.

Надина умерла. Ричард глубоко горевал о ней.

Он бы с радостью уничтожил Джеганя и угрозу, исходящую из Древнего мира, но не мог сделать это отсюда. Там был мир жизни, а здесь – мир смерти. Но он хотя бы коснулся ядра магии храма; больше не существовало входа сюда через зал Предателя. Джеганю уже не повторить этот подвиг.

Ричард остановился. Он вынул меч, меч Дрефана, и позволил своей воле свободно течь. Его дар пришел так же легко, как вдох, – а раньше он лишь с огромным усилием мог нащупать в себе клочок своей магии. Сила текла через его руки, а разум управлял ею.

Через минуту он держал в руках точную копию Меча Истины, хотя, конечно, не наделенную душами тех, кто владел этим мечом до Ричарда. Поскольку до него им никто не владел.

Много волшебников умерли в попытках выковать Меч Истины, но, когда они добились успеха, знание об этом тоже было отправлено в Храм Ветров, и поэтому Ричард знал, как взяться за дело.

Ричард сжал рукоять и поднял лезвие. Магия меча охватила его, но он почти ничего не чувствовал. Даже гнева.

Впрочем, меч ему ни к чему. Гнев исчез, снова сменившись пустотой. Ричард подбросил меч высоко в воздух, одной мыслью превратил его в металлическую пыль, а другой уничтожил это облачко пыли.

Он стоял, снова опустошенный и одинокий, и вдруг почувствовал что-то присутствие.

Он обернулся. Это был очередной дух. Они навещали его время от времени и торопили вернуться в мир живых, прежде чем станет слишком поздно и он уже не сможет этого сделать.

Но, увидев этого духа, Ричард застыл как вкопанный.

Дух был похож на Кэлен.

Мягко мерцая, женский силуэт парил перед ним, и впервые за эти недели сердце Ричарда встрепенулось.

– Кэлен? Ты умерла? И действительно стала призраком?

– Нет, – ответил дух. – Я – мать Кэлен.

Ричард сразу же утратил к призраку интерес и пошел дальше по залу.

– Что вы хотите?

– Я принесла вам подарок, – сказала мать Кэлен. Она летела за ним.

Ричард повернулся.

– Какой?

Она протянула ему розу. Зеленый стебель и красные лепестки радовали глаз в этом бесцветном мире. Ричард почувствовал аромат цветка. Он почти забыл, как это приятно.

– Что мне с ним делать?

Мать Кэлен продолжала протягивать ему розу. Ричард не боялся духов, которые появлялись пред ним. Даже те, кто его ненавидел, не могли причинить ему вреда. Он знал, как себя защитить.

Ричард взял розу и заткнул ее за пояс.

– Спасибо.

Он повернулся и пошел дальше. Дух матери Кэлен следовал за ним. Ему не хотелось видеть ее лицо – оно слишком живо напоминало ему о Кэлен.

– Ричард, можно мне поговорить с вами?

Его шаги гулко звучали по всему залу.

– Если хотите.

– Я хочу поговорить с вами о моей дочери.

Ричард опять остановился.

– Почему?

– Потому что она – часть меня. Плоть от плоти, так же как вы – плоть от плоти своей матери. Кэлен – моя ниточка к миру живых, где я когда-то жила. Куда вы должны возвратиться.

Ричард вздохнул.

– Я дома. – Он уже устал это повторять. – И не имею никакого желания возвращаться в тот горький мир. Если вы хотели, чтобы я передал что-то вашей дочери, то, простите, я не могу. Оставьте меня.

Он хотел отослать ее, но она подняла руки, умоляя, чтобы он разрешил ей остаться.

– Я не хочу, чтобы вы что-то передавали. Кэлен знает, что я люблю ее. Я хочу говорить с вами.

– Зачем?

– Из-за того, что я сделала с Кэлен.

– Сделали с ней? Что вы с ней сделали?

– Я привила ей чувство долга. «У Исповедниц нет любви, Кэлен. У них есть только долг». Именно это я ей всегда повторяла. К моему стыду, я никогда не объясняла, что понимаю под этим. Я боюсь, я не оставила ей места для жизни. Я знала, что Кэлен больше, чем любая другая Исповедница, хочет жить и наслаждаться жизнью. Часто это несовместимо с долгом. Именно поэтому она так рьяно защищает людей. Она хочет, чтобы у них было счастье, которого она лишена. Ей оставлена только возможность ловить маленькие радости, если получится.

– А цель?

– Разве вы не наслаждаетесь жизнью, Ричард?

Ричард снова пошел по залу.

– Я знаю, что значит долг. Я был рожден для того, чтобы выполнять долг. Теперь я с этим покончил. Я покончил со всем.

– Вы тоже неверно истолковываете то, что я говорила о долге. На самом деле для человека, кто истинно рожден для этого, долг – форма любви, через которую все является возможным. Долг – это не всегда сужение жизни, но часто и расширение ее до иных пределов. Долг – это не рутинная уборка, его надлежит выполнять с любовью. Вы не вернетесь к ней, Ричард? Она нуждается в вас.

– У Кэлен теперь есть муж. Для меня в ее жизни нет места.

– Для вас есть место в ее сердце.

– Кэлен сказала, что никогда меня не простит.

– Ричард, разве вы никогда не говорили в отчаянии того, чего совсем не имели в виду? Вам никогда не хотелось взять обратно свои слова?

– Я не могу вернуться к ней. Она замужем за другим. Она дала клятву, и у нее… Я не вернусь.

– Даже если она замужем за другим, даже если вы не можете быть с нею, даже если это разбивает вам сердце – разве вы не любите ее хотя бы настолько, чтобы внести покой в ее душу? Или в этой любви есть только вы, а ее совсем нет?

Ричард впился в нее взглядом.

– Она нашла счастье в моем отсутствии. Ей ничего от меня не нужно.

– Роза порадовала вас, Ричард?

Ричард отвернулся.

– Да, она очень красивая, спасибо.

– Тогда вы подумаете о том, чтобы вернуться?

Ричард подошел к духу матери Кэлен.

– Благодарю за цветок. Я дам тысячу за один, чтобы не говорили, будто за нее я обязан вам возвращением!

Он простер руки, и воздух наполнился розами. Лепестки кружились словно алый снегопад.

– Мне жаль, что я не смогла заставить вас понять, Ричард. Я вижу, что лишь причинила вам боль. Я покидаю вас.

Она исчезла; пол был забрызган красными лепестками и больше всего напоминал водоем, наполненный кровью.

Ричард опустился на пол, чувствуя себя слишком уставшим, чтобы стоять. Скоро он станет одним из них, станет духом, и больше не должен будет терпеть эту неопределенность, не должен будет болтаться между мирами. Он ел, когда ему хотелось есть, и спал, когда хотел спать, но жить здесь все равно было нельзя. Это не был мир жизни.

Скоро он станет одним из них и покончит с той пустотой, которая была его жизнью.

Когда-то Кэлен заполнила эту пустоту. Когда-то она была для него всем. Он доверял ей. Он думал, что его сердцу ничего не грозит рядом с ней. Он вообразил себе больше, чем было на самом деле. Как он мог быть таким глупцом?

Ричард поднял голову и мысленно перебрал предметы, хранящиеся здесь. Источник созерцания. Он там, через зал. Ричард знал, как им пользоваться.

Он поднялся и пошел туда, где между двумя колоннами был источник созерцания: два прямоугольных бассейна, расположенные каскадом. В сером камне парапета были вырезаны причудливые символы. Нижний бассейн был полон серебряной жидкостью, похожей на ртуть сильфиды, но, как знал Ричард, обладающей совсем иными свойствами.

Ричард снял с полки серебряный кувшин и принялся переливать жидкость из нижнего бассейна в верхний, пока не наполнил его доверху.

Ричард наклонился над нижним бассейном, положил руки на символы власти и прочел древнее заклинание. После этого он мысленно сосредоточился на человеке, которого хотел увидеть, и легким усилием магии выпустил жидкость из верхнего бассейна.

Она полилась вниз тонким серебристым листом шириной во весь бассейн, и в этом водопаде Ричард увидел ту, о ком подумал: Кэлен.

У него перехватило дыхание, и в муке он едва не выкрикнул ее имя.

Она была в своем белом платье Исповедницы. При виде знакомых черт ее лица сердце у Ричарда сжалось в тоске. Она была в своих покоях во дворце Исповедниц. С замирающим сердцем Ричард смотрел, как она стоит возле двери, и сердце его готово было выпрыгнуть из груди.

Дрефан встал у нее за спиной и, обняв за плечи, прошептал ей на ушко:

– Кэлен, моя жена, моя любовь, пойдем-ка в кровать? У меня был тяжелый день. Я так хочу найти отдохновение в твоих страстных объятиях!

Ричард выпрямился и сжал кулаки. Источник взорвался. В воздухе засвистели осколки. Камни кричали, взметнувшись вверх в пламени и дыму, пока не рухнули и не превратились в пыль. Серебристая жидкость потекла по полу. И в каждой капельке, в каждой лужице Ричард видел лицо Кэлен.

Он повернулся и пошел прочь. Ревущее пламя пробежало по полу, и серебристая жидкость со стонами начала испаряться, но в каждой частице серебряного тумана он чувствовал присутствие Кэлен. Ричард разжал кулаки и побежал.

В центре зала он обессиленно опустился на каменный пол.

До него донесся тихий злобный смешок. Ричард знал, кто это. Это его отец вернулся, чтобы снова мучить его.

– В чем дело, мой сын? – насмешливо прошипел Даркен Рал. – Разве тебе не понравился муж, которого я выбрал для твоей истинной любви? Мой собственный сын, моя собственная плоть и кровь, Дрефан, женился на Матери-Исповеднице. Я думаю, я не ошибся в выборе. Он хороший мальчик. Она была рада. Но ты уже знаешь об этом, не так ли? Ты должен быть рад, что она рада. И еще как рада.

Смех Даркена Рала разнесся по залу.

Ричард даже не дал себе труда выслать этого призрака. Какая разница?

– Так что ты скажешь, моя жена? Будет ли у нас с тобой ночь дикой страсти? Как у моего брата, когда ты думала, что он – это я?

Кэлен со всей силы ударила локтем Дрефана в грудь. Он не ожидал этого, и она застала его врасплох. Дрефан захрипел от боли, судорожно пытаясь сделать вдох.

– Я сказала тебе, Дрефан, – если ты коснешься меня, я перережу тебе горло.

Она скользнула в спальню, хлопнула дверью и задвинула засов.

Дрожа всем телом, Кэлен стояла в темноте. Когда Дрефан подошел к ней, ее на мгновение охватило чувство, будто Ричард тоже там, с нею. Она едва не окликнула его по имени, едва не сказала, что любит его.

Она вздохнула. Давно пора перестать думать о нем. Ричард никогда не вернется.

Кэлен вернулась в гостиную и резко обернулась, готовая к обороне, когда услышала за спиной какое-то движение.

– Простите, – прошептала Бердина. – Я не хотела вас испугать.

Кэлен перевела дух и разжала кулаки.

– Бердина. – Она обняла морд-сит. – О, Бердина, я так рада видеть тебя! Как дела?

Глаза Бердины были печальными.

– Прошло уже несколько недель, но кажется, будто Райна умерла только вчера. Я злюсь на нее, потому что она меня бросила, а потом плачу, потому что тоскую по ней. Если бы она только продержалась еще пару дней, то была бы жива. Всего два дня.

– Я знаю, я знаю, – прошептала Кэлен. Она отстранилась от Бердины. – Что ты здесь делаешь? Я думала, что ты пошла в замок, чтобы сменить Кару.

– Я и пошла – но вернулась, потому что мне нужно с вами поговорить.

– Бердина, нельзя оставлять сильфиду одну. Кто угодно может проникнуть через нее в Эйдиндрил, как уже было. Именно из-за этого…

– Я понимаю, – перебила ее Бердина, – но это тоже важно. Кроме того, какая теперь разница? Мы с Карой утратили нашу магию. Мы все равно не сможем остановить волшебника, если он проникнет к нам через сильфиду. Мать-Исповедница, мне никак не удается поговорить с вами днем, потому что Дрефан все время околачивается поблизости…

– Не забывай называть его магистром Ралом, Бердина, иначе он…

– Он не магистр Рал, Мать-Исповедница.

– Я знаю. Но другого магистра Рала у нас все равно нет.

Бердина посмотрела Кэлен в глаза.

– Мы тут поговорили с Карой. И решили, что должны его убить. Но нужно, чтобы вы нам помогли.

– Мы не можем этого сделать. – Кэлен схватила Бердину за плечо. – Не можем.

– Уверена, что можем. Мы спрячемся на балконе, а вы разденете его, чтобы у него не было под рукой тех жутких ножей. Вы отвлечете его, а мы…

– Бердина, мы не можем.

– Хорошо-хорошо, если вам не нравится этот план, давайте придумаем другой. Но его надо убить.

– Нет, его нельзя убивать.

Бердина нахмурилась.

– Вы хотите остаться женой этой свиньи? Рано или поздно он начнет настаивать на своих правах, и вам придется…

– Бердина, послушай. Даже если он это сделает, мне придется стерпеть. Ради жизни других людей. Нельзя убивать Дрефана. Он – единственный магистр Рал, который у нас есть. Если его не будет, армия разбежится.

– Но он не магистр Рал, – упрямо сказала Бердина.

– Солдаты чешут в затылках, слыша его приказы, но все-таки служат. Если армия развалится, Имперский Орден прокатится по Срединным Землям как лавина огня в степи. Дрефан во многом прав насчет этого.

– Но вы – Мать-Исповедница. Генерал Керсон вам предан. Даже без уз он готов вам служить, как и большинство офицеров. Армия не разваливается благодаря вам, а не Дрефану. Вы могли бы спокойно обойтись без него.

– Возможно. А возможно, и нет. Я не люблю Дрефана, но он не сделал ничего, что заслуживало бы смерти. Вместе у нас больше возможностей отстоять Срединные Земли.

Бердина наклонилась к ней вплотную.

– Это долго не продлится, вы и сами это знаете.

Кэлен провела рукой по лицу.

– Бердина, Дрефан – мой муж. Я дала ему клятву верности.

– Клятву, вот как? Тогда почему вы не пускаете его к себе в постель?

Кэлен открыла рот, но не смогла найти слов.

– Это из-за магистра Рала, правда ведь? Вы все еще думаете, что он вернется, да? И хотите, чтобы он вернулся.

Кэлен коснулась губ кончиками пальцев и отвернулась.

– Если бы Ричард хотел вернуться, он бы уже это сделал.

– Быть может, он еще не уничтожил до конца ту магию, что наслала чуму. Он уничтожит ее и вернется.

Кэлен обхватила себя руками. Она знала, что это не так.

– Мать-Исповедница, вы хотите, чтобы он вернулся, правда?

– Я вышла замуж за Дрефана. У меня есть муж.

– Я спросила вас не об этом. Вы хотите, чтобы он вернулся? Вы должны хотеть, чтобы он вернулся.

Кэлен покачала головой.

– Он сказал, что будет всегда любить меня. Он сказал, что его сердце будет всегда принадлежать мне. Он обещал… – Кэлен на мгновение не справилась с голосом. – Он ушел. Я ранила его – но если бы он действительно любил бы меня, то так бы со мной не поступил. Он бы дал мне возможность…

– Но все же вы хотите, чтобы он вернулся.

– Нет, я не хочу опять испытать эту боль. Мне не надо было вообще влюбляться в него. – Кэлен снова покачала головой. – Я не хочу, чтобы он вернулся.