Я люблю Капри Джонс Белинда

Я заливаюсь краской. Он ничего не упускает.

— Попробуем строгий брючный костюм без рубашки. Да?

Я все еще не могу оправиться от слов «Хорошая груды».

Мама подталкивает меня локтем.

— Ладно, — неохотно соглашаюсь я.

— Пожалуйста, наденьте это, — говорит Люка, снимая с вешалки костюм.

— Он зеленый.

— Не зеленый. Мятный, — настаивает он и добавляет: — Он подчеркнет цвет ваших глаз.

Я все еще колеблюсь.

— Тут есть еще лилово-розовый, — с готовностью подсказывает мама.

— И лимонный с оранжевыми отворотами, — поддразнивает Люка.

— Пусть мятный, — говорю я и заставляю себя улыбнуться.

Выйдя из примерочной, я обнаруживаю, что мамы нет.

— Она пошла в pasticceria.[53] — говорит Люка. — Купить пирожных.

Я приподнимаю бровь. Пирожные? Это все равно как если бы я выскочила на минутку за живительной порцией пророщенной пшеницы.

Теперь мы с Люка один на один, и я больше не чувствую себя куклой, которой играют как хотят. Вместо этого я попадаю в фантастическую историю, где фея-крестная, в образе знойного итальянца, наряжает меня на бал.

— Ну, и как вы себя чувствуете?

Если честно, я робею, волнуюсь и чувствую странное покалывание в местах, о существовании которых уже забыла.

— Нормально, — выдавливаю я. — Но я не привыкла носить такие облегающие вещи.

— Выпрямитесь, пожалуйста, — командует Люка.

Я осторожно расправляю плечи и откидываю голову.

— Умеете ходить на высоких каблуках? — спрашивает Люка, заметив, что мои штанины волочатся по полу.

Я бросаю возмущенный взгляд.

— Никаких проблем. У меня есть сандалии на толстой подошве. Они тоже подойдут. А теперь отпустите. — Люка разжимает мои пальцы, которыми я крепко держу ворот пиджака.

— Он расходится, — протестую я.

— Это сексапильно. — Он отступает на шаг и окидывает меня взглядом.

— У вас есть какая-нибудь рубашечка? — Подумать только, как я выразилась. Клео умерла бы от смеха.

— Если хотите, я могу подколоть пиджак, чтобы он не так сильно распахивался. Еще у меня есть красивое ожерелье, оно закроет большую часть вот этой области» — Люка легко дотрагивается до ложбинки под моими ключицами.

У меня такое чувство, будто фея Динь-Динь[54] посыпала меня своим волшебным порошком там, где его пальцы коснулись моей кожи.

— Хорошо? — спрашивает Люка.

Я поднимаю глаза: он задумчиво поглаживает бородку, и я замечаю, как контрастирует гладкая темная кожа его рук и светлая — под ногтями. Мне становится любопытно, проявляет ли он столько же обходительности, когда не одевает, а раздевает женщину? Или срывает с тебя одежды, будто они на липучке? И откуда только берутся такие мысли?

— Ким, так мне заколоть?

— А! Да, конечно…

Люка берет в одну руку булавку, а другую запускает мне за пазуху. Я внимательно рассматриваю потолок и стараюсь дышать спокойно. Постепенно я опускаю взгляд и смотрю теперь на растрепанные пряди его блестящих черных волос, на изогнутую линию скулы и идеально прямые густые ресницы.

— Вы надолго приехали на Капри? — спрашивает Люка, не вынимая руки у меня из-за пазухи.

— М-м… На неделю, наверное, — лепечу я и прошу про себя: «Предложи показать мне остров».

— Вы остановились в «Луне»?

— Да.

— Вот так! — говорит он, проверяя, не видно ли булавки. — Теперь ожерелье.

Люка застегивает его на моей шее, а потом расправляет каскады бусин у меня на груди. Его пальцы, будто первые теплые капли дождя на коже в жаркий летний день.

— Туфли! — Он выбирает из рассыпавшейся по полу груды одну коробку. — Тридцать восьмой?

Я киваю, и Люка подает мне пару туфель на высоком клиновидном каблуке с длинными серебряными ремешками.

— Вы этого ожидали?

— Ну, обычно я серебряное не…

— Я о Капри. Капри не обманул ваших ожиданий?

— Не знаю… Наверное, он выглядит лучше, чем я думала…

— Лучше выглядит?

— Более живописный, — говорю я. пытаясь собраться с мыслями. — Я была только в ресторане «Фаральони» и на Пьяццетте.

Да, кстати об экскурсии по острову…

— Остров маленький, но здесь много интересных людей, — замечает Люка. — Я уверен, вы с ними еще познакомитесь. Теперь волосы — по-моему, лучше убрать их назад, чтобы открыть лицо.

Я никогда не убираю волосы назад, но сопротивляться уже нет сил. Если он решит побрить мне голову под ноль, я не стану возражать.

Стоя лицом ко мне, он запускает свои сильные руки в мои волосы. Последний раз мужчина прикасался ко мне довольно давно, и то это был почтальон — я взяла у него ручку, чтобы расписаться за заказанную по каталогу одежду, — так что можете себе представить, какие у меня мурашки по спине побежали. Люка осторожно собирает непослушные локоны, но тут япо неосторожности издаю от удовольствия слабый стон инемедленно притворяюсь, будто закашлялась.

— С вами все хорошо?

— Нормально! — Глоток лимончелло — и все пройдет.

— У вас строптивые волосы, — говорит Люка, стараясь заставить их лежать спокойно.

— Я знаю, — виновато вздыхаю я.

— Нет, это потрясающе! Все, кто приезжает на Капри, всегда так безупречно одеты и причесаны, будто жизнь их безоблачна, а сами они — воплощенный идеал.

— Вам не нравятся идеальные люди? — Хорошее предзнаменование.

— Идеальными могут быть модели, фотографии, но в жизни должно быть иначе.

Может быть, у него не так и много общего с моей мамой.

— Вам не кажется, что в этом случае вам стоит сменить работу? — улыбаюсь я.

— Я не пытаюсь заставить людей выглядеть идеально, — протестует Люка. — Да, я хочу, чтобы мои клиенты хорошо выглядели и были уверены в себе, но я лишь помогаю им найти свой образ — тот, на который не надо будет тратить много сил. По-моему, об одежде надо забывать, как только ты ее надел.

Я расслабляю плечи и обещаю ногам, что очень скоро они вернутся в свои мешковатые штаны.

Люка легко проводит ладонью по моей щеке и вздыхает:

— Вы чудесно выглядите…

Я размышляю, стоит ли мне принять этот комплимент, как вдруг он добавляет:

— Ну что, а теперь — под покровы, тайно?

Я хлопаю глазами.

— Я, э…

— Я думаю, он имеет в виду — «под покровом тайны»! — спасает меня вернувшаяся мама — она входит в магазин с пакетом низкокалорийных сластей.

Я поворачиваюсь к ней.

— О. Ким, ты выглядишь великолепно! Как здорово, что ты наконец надела что-то цветное, пусть и бледное.

Я подхожу к зеркалу и ахаю. Я была уверена, что в этом костюме буду выглядеть необъятной, но на самом деле кажется, будто я сбросила в примерочной килограммов десять. У меня есть ноги! Я шевелю рукой, чтобы убедиться, что это я. Девушка в зеркале повторяет мое движение.

— Я выгляжу взрослой, — трогаю я свою новую прическу.

— Искушенной, — поправляет мама.

— О боже! — смеюсь я. — Вот она — дочь, о которой ты мечтала и которой у тебя никогда не было.

— Да, восхитительно, — говорит мама, и на глаза у нее едва не наворачиваются слезы.

— Смотри хорошенько, — предупреждаю я ее. — Такое не скоро повторится.

— Вам не нравится? — Люка искренне огорчен.

Вообще-то, нравится, но я не хочу, чтобы мама думала, будто теперь все так и останется.

— Сумочка! — вспоминает мама и хватает с витрины серебристую штуку, похожую на колбасу.

— Perfecto! — одобряет Люка. — Готова?

— S, агент Аморато! — Я щелкаю каблуками. — Пожелайте мне удачи.

— Buona fortuna,[55] — говорит Люка, целуя меня в щеку.

Похоже, в прошлой жизни я все-таки уже носила туфли на каблуках — я иду по улице, будто ступаю по облакам.

И только на подходе к «Аллегра» я начинаю нервничать. У меня этот трюк ни за что не пройдет. И пусть все этикетки на моей одежде — настоящие, но личность, которая прячется за ними, — подделка. Меня в секунду раскусят.

Я поворачиваю назад. Нет. Я должна это сделать. Я должна заслужить этот поцелуй в щеку.

Я набираю в легкие воздух и толкаю стеклянную дверь, повторяя про себя заклинание: «Я богатая. Я стильная. Я разбираюсь в моде». Чтобы не встречаться взглядом с девушкой за прилавком, которая ужасно похожа на куклу Синди, я снимаю со стойки первый попавшийся пиджак и тут же натыкаюсь взглядом на ценник. Я пытаюсь придать моему вытянувшемуся лицу выражение «Как дешево! Может, взять парочку?», потом прохожу дальше, но не успеваю даже дотронуться до воздушного шелкового топа цвета слоновой кости, как он соскальзывает с вешалки на пол. Черт. Меня бросает в жар, я нагибаюсь, чтобы поднять его, и тут вижу перед глазами пару гладких девичьих ножек, одетых в шелк.

— Prego![56] — Продавщица легко наклоняется, подхватывает топ, встряхивает и вешает обратно на вешалку с таким почтением, будто он соткан из волос самой Донателлы.

— Grazie. — Я не знаю, как модная элита обычно обращается с продавщицами — дружелюбно болтает или старается поскорее от них избавиться.

— Вы ищете что-то конкретное? — спрашивает продавщица, становясь так, чтобы загородить собой самый деликатный товар, как будто утешая перепуганные платья: «Не бойтесь, мамочка рядом. Злая тетка-покупательница вас больше не обидит».

— Вообще-то я… у вас есть новая коллекция Сарто?

— Нам привезли ее только сегодня, а вывесим мы ее завтра, — сухо отвечает она.

— О это будет уже слишком поздно. — Я всем свои видом выражаю разочарование.

Продавщица с сочувствием на меня смотрит и возвращается к кассе, цокая каблучками. Я уже готова признать поражение, как вдруг неожиданно для самой себя выдаю:

— Вы пользуетесь «Baby Doll» от Ив-Сен Лорана?

Она заинтригованно поднимает на меня глаза:

— Да.

— Обожаю этот запах, — говорю я. — Такой обворожительно сладкий — он вам подходит.

— Grazie! — Она невольно улыбается.

— Спасибо за помощь. — Я направляюсь к двери.

Продавщица колеблется мгновение, пытаясь

понять, стоит ли из-за меня беспокоиться, потом спрашивает:

— А что именно вы ищете?

Я отпускаю дверную ручку.

— Платье.

— Я не уверена, что у нас есть ваш размер. — Она оценивает взглядом мои бедра.

— Я ищу не только для себя, — объясняю я. — У меня есть стройная сестра, которой тоже нравятся их штуки.

Продавщица глядит на меня прищурившись. Наверное, «штуки» не самое изящное выражение.

— Сейчас посмотрю… — Она исчезает в задней комнате.

Я перевожу дыхание и поздравляю себя с тем, что сумела продвинуться так далеко. Продавщица возвращается с тремя платьями в пластиковых пакетах.

— Больше двенадцатого размера у нас нет.

— Надо было все-таки сделать липосакцию! — полушутливо заявляю я. — М-м… Я все-таки примерю белое.

Продавщица неохотно отдает мне платье, молясь про себя о крепости его швов.

Примерочная у них малюсенькая. Через пару вывихов и несколько совершенно неженственных стонов платье оказывается на мне.

— Как оно вам? — спрашивает Baby Doll.[57] Или, как мне больше нравится, Бамбино Бамбола[58].

Мне очень хочется ответить: «Если бы у вас здесь было зеркало, я бы вам сказала», но я говорю только:

— М-м…

— Зеркало здесь.

Ну конечно. Там, где ты можешь увиваться вокруг меня, утверждая, что платье именно так и должно обтягивать живот и сползать с плеч, где ты сможешь убедить меня, что я выгляжу на миллион долларов, чтобы я рассталась с миллионом лир. Ладно, пришло время расплаты, решаю я. Попробуй только сказать, что мне это идет!

Я открываю дверь и медленно вхожу в торговый зал.

Бамбино Бамбола нервно сглатывает.

— Цвет вам идет…

Я внутренне улыбаюсь. Впервые в жизни я благодарна своему целлюлиту. Стоило завести его только для того, чтобы увидеть отвращение, с каким эта куколка рассматривает, как эластичная ткань подчеркивает каждую складку.

— Сколько оно стоит? — спрашиваю я.

— Девятьсот тысяч лир, — отвечает продавщица, все еще пораженная тем, как я могу столь бестрепетно демонстрировать женское несовершенство.

— А что у вас еще есть в том же стиле?

Порывшись, продавщица вытаскивает жакет, тщетно надеясь прикрыть меня хоть чем-то, пока в магазин не заглянул какой-нибудь другой покупатель.

— Шестьсот тысяч лир, — сообщает она, виновато поглядывая на только что вошедшую тощую и загорелую синьорину.

— А брюки?

— Они десятого размера! — Продавщица едва не стонет, будто моля о пощаде.

— Для сестры.

— Четыреста восемьдесят тысяч.

Миссия выполнена.

Я переодеваюсь в свой прежний наряд и сообщаю продавщице, что мне надо позвонить сестре и выяснить, вдруг она уже купила такие брюки.

Я уже вышла из магазина и прошла почти полдороги обратно, как вдруг:

— Scusi! — кричит ББ, семеня вслед за мной. Сначала я хотела броситься бежать, но потом

увидела, что она размахивает моей сумочкой.

— Ах, grazie, — благодарю я и нечаянно расстегиваю замок.

Сумочка распахивается, и видно, что внутри у нее только оберточная бумага. ББ смотрит на меня. Я смотрю на нее.

— Забыла спросить, — нахально улыбаюсь я. — Вы принимаете оберточную бумагу?

12

Я возвращаюсь в магазинчик. Люка вынимает из моего пиджака булавку так, будто проводит хирургическую операцию. Потом медленно, обольстительно расстегивает пуговицы одну за другой. Легким движением он спускает шелковистую ткань с моего плеча и жадно целует меня в шею. По крайней мере, именно такую картину рисует мое воображение, пока я переодеваюсь в примерочной в свою обычную одежду. На самом деле Люка орет по телефону на поставщика, ругает цены и договаривается о сделке на иных условиях. Ну, в общем, рада была помочь.

Мама тем временем проверяет, как ведется бухгалтерия. Несмотря на минимальные познания в итальянском, с цифрами она разбирается быстро. Я сижу рядом и перевожу то или иное слово, кидая взгляд со страницы на Люка и обратно. Он с победным видом кладет трубку и говорит, что хотел бы пригласить нас на обед, чтобы отпраздновать наше знакомство, а заодно и удачную сделку.

— Чудесно! — отзывается мама, кладя на колени еще одну бухгалтерскую книгу.

— Все в порядке? — спрашивает Люка, заглядывая в листок с ее пометками.

— Да, нормально. Только я не могу найти книги за этот год.

— Да… Они у меня дома.

— Вы далеко отсюда живете?

— Хотите, чтобы я их принес? Никаких проблем. Двадцать минут, около Арко Натурале.[59]

— Ах, в детстве я так любила это место! Эти ступени как будто уводят тебя в другой мир!

— Хотите пойти со мной?

— И оставить магазин на Ким?

— После мастер-класса, который я сегодня прошла, я могу давать советы от Альберта Феретти,[60] — хвастаюсь я.

— Видите, — смеется Люка. — Она уже выучила имена.

— Почему бы вам не пойти вдвоем? Я бы очень хотела, чтобы Ким увидела арку, а я лучше смогу освоиться в магазине, если побуду тут одна.

— Но если меня не будет, кто станет тебе переводить? — не слишком настойчиво протестую я. (На сей раз я не собираюсь жаловаться на мамину привычку сводничать.}

— Вряд ли в это время дня будет много покупателей. Я справлюсь, — настаивает мама.

Люка с радосью вверяет ей магазин и, показав, как работает касса, обещает вернуться через час.

— Не торопитесь! — мурлычет мама.

Дорога, по которой мы с Люка идем, так круто забирает вверх, что мне приходится то и дело изображать, будто я очарована открывающимся видом, чтобы остановиться и отдышаться. К счастью, вид действительно прекрасен, так что мне это сходит с рук.

— Вот любопытное место, — говорит Люка, впервые останавливаясь по собственной инициативе и указывая на окруженный стеной сад, забитый вязаными куклами и выцветшими от солнца и непогоды плюшевыми мишками, часть которых, несмотря на бамбуковые подпорки, призванные исправлять их осанку, завалилась на бок. Мне кажется, однажды хозяин сада не выдержал и завопил: «Если я увижу еще одну живописную оливковую рощу, я повешусь!»

Мы идем дальше. Сварливые пожилые женщины с покупками в пластиковых пакетах проходят мимо и вполголоса проклинают бездельников-туристов. В стороне от городского центра действительно появляется ощущение, будто ты без спросу вторгся на их территорию, — успокаивает лишь то, что я шагаю рядом с местным жителем, а значит, имею право здесь находиться.

Подъем становится все круче, так что впору задуматься об альпинистском снаряжении и кислородной маске. Это невыносимо. Я останавливаюсь и смотрю наверх — там, на вершине холма, супермаркет. Или это мираж?

— Хочешь воды? — невзначай переходя на «ты», спрашивает Люка.

— Да.

Я чувствую, как по ногам под брюками стекает пот. Очень странное ощущение.

Люка добегает до supercato[61] и возвращается с бутылкой «Сан Бенедетто».

— Ты предпочитаешь fzzante. да? Газированную?

Я киваю.

— Твой дед тоже предпочитал fzzante, — замечает он.

— Странный вопрос, наверное, — говорю я, перемежая слова глотками тепловатой газированной минералки. — Но что он был за человек?

— Я понесу. — Люка забирает бутылку и жестом приглашает меня идти дальше. — Во-первых, твой дед был тихим человеком. Но все видел. И все чувствовал.

— Что ты имеешь в виду? — Меня заинтриговали его слова.

— Он наблюдал за людьми и поэтому понимал их. Он знал, что лежит у них на сердце. Он разглядел, что внутри я не так уж и плох.

— Ты был плохим снаружи?

Люка криво улыбается.

— Немного. — Он приподнимает рукав и показывает мне татуировку — пантера крадется по его плечу.

— Многие люди носят татуировки. — Я пожимаю плечами. — В доброй половине случаев — это всего лишь мода.

Люка останавливается и изучающее на меня смотрит. Потом ловко снимает рубашку — его торс испещрен картинками: кинжалы, единороги и сердца переплетены с языками пламени и причудливо закрученными океанскими волнами. Как будто на его кожу нанесена карта удивительных, фантастических приключений.

Я делаю знак рукой, и Люка поворачивается. Красота! Между лопаток у него примостился прекрасный дракон. Мне всегда нравились драконы — вероятно, это зов валлийской крови! Я рисовала их на чем попало. Всего пару лет назад я перестала носить майку с драконом, которую мне подарили в четырнадцать лет.

Я протягиваю руку и провожу пальцем вдоль хвоста мифического зверя, который разлегся на гладкой смуглой спине Люка. Я пытаюсь остановить это движение, чтобы не соскользнуть к самому основанию его позвоночника, но это все равно что пытаться остановить тобоган, летящий вниз по ледяному желобу.

— Твой дед увидел меня, когда я выходил из воды у Марина Пиккола.[62] и сказал: «Я вижу, тебе нравится украшать свое тело». Я ответил, что сам делал эскизы к этим татуировкам, а он сказал, что у него есть для меня работа!

— Ты его до этого знал?

— Конечно. Все знали Винченцо Дезидерио.

— Из-за истории с моей бабушкой? Потому что он разбил ей сердце, и она покинула остров, забрав его единственную дочь? — И откуда только я набралась такой дерзости?

Люка невозмутим.

— Это маленький остров. Здесь все про всё знают. — Он надевает рубашку. — Конечно, некоторые его осуждали. Но он никогда никого не судил.

— И себя тоже?

— Считаешь, он должен был себя осуждать?

— Еще скажи, что в Италии у женатых людей принято заводить на стороне романы! — Я чрезмерно распалена.

— Нет, — серьезно говорит Люка. — Не скажу. Он всю жизнь переживал потерю дочери. И то, что так и не увидел тебя.

— Сам виноват. — Я отзываюсь ему сочувствовать.

— Он не знал, что все так закончится. Я его не оправдываю, но и не обвиняю. — Люка замолкает и смотрит на меня. — Ты так рассердилась…

— Рассердилась?! — вспыхиваю я. — Я злюсь, что моя мать унаследовала его ветреность! Она изменила отцу, и он ушел от нас, когда мне было девять. И я никогда его больше не видела!

Люка дает мне перекипеть. Мудрый человек.

— Ты винишь в этом деда?

— Не только его. И маму тоже.

— М-м…

— М-м! — передразниваю я его. Люка улыбается.

Страницы: «« « 345678910 » ... »»