Охота на медведя Катериничев Петр
А пока – с тебя спрос, Олег Федорович.
– А какой с меня спрос? Деньги на год вложены? На год. Прошло... сколько?
– Два месяца, – угрюмо бросил Руслан.
– Два месяца. Вот через десять месяцев и обращайтесь. У вас все?
– А ты гордец, Олег Федорович. У тебя, можно сказать, петелька на шее уже намылена, а ты – форс держишь. Могу велеть тебе по шее съездить, да боюсь, сговорчивее не станешь.
– Не стану.
– Ладно, раз уж вышли на чистый базар.. То, что с конторой вашей происходит, – непонятка называется. Так?
– Может быть.
– Вот что, Медведик. Мы из кредиторов тебя, сдается, первыми выцепили. Что можем, скачаем с тебя. А будешь тут гонор глупый выказывать, так мы из тебя его сначала по жилушке вытянем, потом – в домовину забьем, вон их сколько, да и закопаем тепленьким. Погостто рядом. – Сан Саныч кивнул одному из помощников:
– Курень, откройка, пожалуй, его чемоданчик. Чай, у него там не бомба.
Здоровый поднял «дипломат», положил на стол, оглядел замки, достал отвертку.
Олег затянулся с удовольствием, улыбнулся искренне и абсолютно спокойно:
– Бомба, Сан Саныч, бомба.
– Да ну?
– Сан Саныч, ты же умный человек, считать умеешь.
– Ну?
– У тебя две сотни подвисли по балансу, и это тебя парит. А я – семь лимонов сбросил, тут Руслан не соврал. Пораскинь мозгами, под что люди такие бабульки брокерской конторе сгрузят? А? Это биржевым игрокамто?
– Ты не крути. Говори просто.
– Под голову сгрузят. Но не под тупую, а работающую. Потому как деньги свои люди не потерять хотят, а вернуть. И с большииим наваром. А почему, спросишь? А потому что у людей есть план. Жизнь – она как дом многэтажный. На первом, как водится, дворники обосновались да магазинчики торгуют. На втором – люди служилые. А – выше? Подумай, Саныч, мне ведь не только по твоим двумстам кускам ответ держать, по другим деньгам и другим людям. Хочешь чемоданчик вскрыть? Вскрывай. Это как за игрой колоду поменять, да у всех на глазах.
Стерпят большие мужчины?
– Сладко поешь.
– Суть дела излагаю.
– Да что ты его слушаешь, Саныч! Кинули они всех! И – лыжи уже смазали.
Чернова никто нигде найти не может, и этот в бега намылился! – встрял Руслан.
– Чемоданто ломать или как? – спросил Курень Сан Саныча.
– Погоди. Ломать – не строить, – ответил тот. Посмотрел на Олега остро, зорко; поволоки, что застилала взгляд, как не было. – Мне до чужих схем дела нет. Я своему коллективу деньги хочу вернуть. Вот эта проблема между нами.
– Никакой проблемы. Перо, бумага найдутся?
– Расписку мне писать станешь? Может, гдето голова твоя и дорогого стоит, а каракули, я чаю, уже не в цене.
– Квартирка у меня родительская осталась. В полтораста штук потянет, если очень поскромному. Сталинка. Москва, центр.
Сан Саныч бросает взгляд на Руслана, тот кивает.
– И машина представительская, этого года выпуска. Ну что, двести кусков перекрыли? С лихвой?
– Пожалуй что. Отстегни его, Курень.
– А Руслан ваш мне ответную подмахнет. Что претензий к конторе у него нет.
– На чем? На тетрадной четвертушке? У нас тут кроме конторских книг на покойников – никаких бумаг нету.
– У меня бланки с собой. В чемоданчике. А печать ваш юноша, думаю, в кармашке носит.
Саныч кивнул Руслану:
– Сделай.
Олега отстегнули, он взял со стола «дипломат», раскрыл, вынул папку, передал Руслану бланк. Тот заполнил, приложил печать, вернул Гриневу. Олег спрятал бумагу в папку.
– Еще подняться думаешь? – спросил Саныч.
– Не думаю. Рассчитываю.
– Может, мы зря деньги вынимаем?
– Кто скажет?
Олег быстро написал две генеральные доверенности, размашисто расписался, передал Санычу. Тот прочел, оскалился:
– А рисковый ты хлопчик, Медведь. Чай, догадался, что к нотариусу мы тебя не повезем: есть у нас свой, доверчивый, на любую закорючку печатку набьет. А что бы нам теперь тебя здесь же и не закопать? Землица, она ведь молчунья. Все тайны хоронит. А людишек, даже умненьких, и подавно.
Олег довольно безразлично пожал плечами:
– Тут я тебе не указ, Сан Саныч. Сам думай. Тебе жить.
– Рисковый ты, Олег Федорович. Люблю рисковых: к ним фарт идет. Свободен.
Дорогу найдешь?
– Сильно долго топать. Может, подкинет кто до метро?
– Сашок, подбрось. Претензий к нему нет.
Жилистый кивнул.
Олег подхватил «дипломат», пошел к лестничке, обернулся:
– Да, Саныч, ты с деньгами очень торопишься?
– Твоя какая теперь забота?
– Квартирку повремени сливать. Пару недель. Дорога она мне. Как память.
– Память – она всегда дорога. Сколько повременить?
– Месяц. Заплачу вдвое.
– Три сотни?
– Четыре.
– Что ж... Повременю. Может, сразу и еще расписочку накатаешь?
– Зачем тебе бумага пустая? Слово.
– Нуну. Слово – серебро.
В машине Гринев молчал.
Глава 21
У входа в метро Олег постоял, раздумчиво глядя на сотовый, потом подошел и аккуратно опустил его в урну. Спустился к кассе, купил карточку, набрал из автомата номер. Слышимость была отвратительная.
– Иваныч?
– Федорович! Ты куда пропал?
– Уже нашелся.
– Ты где?
– Помнишь, где мы вкушали чебуреки с волчатиной?
– С волчатиной?
– Ты выразился именно так. А мне – понравилось.
– Помню.
– Подъезжай сюда. Но не на большой машине. И – окольно.
– Понял, не дурак. Тут Борзов...
– Иваныч, разговоры тоже потом. И сотовый можешь выбросить.
– Угу.
– Жду тебя.
Ждать пришлось почти два часа. Иваныч появился на сером «Москвиче» двадцатилетней давности. Посигналил. Олег открыл дверцу и плюхнулся на переднее сиденье.
– Ты где раздобыл такого рысака?
– Занял у одного соседа по старому гаражу. Типа аренды. У нас что, Федорович, облава?
– Есть немного.
– Я так и понял. Не, машину эту никто не вычислит, можно кататься спокойно. Я, как к тебе ехал, по переулкам и «сквознякам» центра лихо крутнулся. Чисто. И доверенность сделал по всей форме. Чтобы никаких вопросов.
– Что в конторе?
– Борзов рвал и метал! Оставил своих бугаев. Но, если честно, вид у него... похоронный.
– Могу его понять. Что Том?
– Молодцом. Лицо камнем, типа «клерк», а что там хозяева мыслят и где их носит – не его дело, да они и не докладывают.
– Талантливый молодой человек. Далеко пойдет.
Водитель внимательно посмотрел на Олега, но промолчал. Потом не выдержал, спросил:
– Ты крепко попал, Федорович?
– Да. – Не горюй. Выберемся. Далеко рулить?
– Домой.
– В смысле...
– К родителям.
Лицо Олега закаменело, но прошло это через минуту.
– Федорович, не мое дело, конечно, но если пошла такая пьянка... Думаю, ту твою квартирку тоже обложили.
– Она уже не моя.
Водитель только покачал головой, сосредоточился.
– Кстати, Иваныч... В теперешних обстоятельствах... Короче: я сам водить умею и...
– Нет, Федорович. Ты уж меня не обижай. Ты ж со мной всегда не похозяйски, а почеловечески.
– Я в том смысле...
– И я в том.
Молчание длилось с полминуты.
– Ну извини.
– Да ты чего, Федорович. Я про квартиру говорить начал: ее обложили, верняк. Могли борзовские орлы, могли... Ну да тут тебе виднее. Тебе в квартиру нельзя.
– Когда нельзя, но нужно, то – можно.
– Я пойду. Если даже пасут, то тебя.
Олег задумался, спросил:
– Уверен?
– А как же. Я же за баранкой двадцать лет. Когда не уверен – не гоню.
– Ладно. Но «Москвич» оставишь в двух кварталах, пешочком разомнешься.
– Понял.
– Поднимешься, зайдешь. За спальней кладовка. Там баул. Захватишь. Потом – поднимешься на верхний этаж. Тот ключ, что с одной бородкой, от чердака. Замки в чердачных дверях не навесные, врезные. Все одинаковые. Откроешь, пройдешь по чердаку, выйдешь из крайнего подъезда, сразу свернешь налево, за угол, там проходной. Если кто во дворе и припасывает, то с ходу не сообразят. Выйдешь к универсаму, напротив остановка: троллейбус, автобус, маршрутка. Народу за пять минут набирается. Проедешь одну остановку. Дальше ко мне – пешком и – осмотрись.
– Накрутил ты, Федорович. Как в кино про Штирлица.
– Все запомнил?
– Немудрено. Сделаю.
Автомобиль припарковался к обочине у одного из сквериков.
– Ты бы, Федорович, пошел, в кафешке пивка попил. Чего сидеть, нервы себе тереть?
– Лучше посплю.
– Тоже дело, если спится, – с уважением отозвался водитель.
– Да, еси бабульки будут у подъезда, поздоровайся.
– Я вообще вежливый.
– И по сторонам головой не верти. Так примечай.
– Федорович, что ты меня «лечишь», как несмышленого? Какникак в свое время в армии служил.
– У тебя специфика была другая. Все, пока, удачи.
– К черту.
Олег прислонился к стеклу и смежил веки. Уже и первый сон заклубился приятной грезой: теплое море ласково набегало на мелкий песок, а разноголосый московский шум сделался дальним и сливался уже с шумом прибоя...
Глава 22
В окошко раздался требовательный стук. Олег вскинулся, не вполне узнавая окружающее.
– Гринев? Ну ты и место себе для сна разыскал! Ты что, напился? Как ты залез в такую рухлядь? А я ищу тебя по всем телефонам!
От этой женщины, как от тайфуна, – никуда.
– Эвелина?
– Не знаю, кого ты видел во сне, но я – наяву. Уразумел? Может, распахнешь для дамы дверь?
Олег огляделся. В нескольких метрах впереди застыл ослепительно белый «пассат», за рулем его угадывалась фигура чернокудрого мужчины.
– А твой мачо не заревнует?
– Тебя это заботит?
Дверь Эвелина открыла сама, Олегу пришлось передвинуться на водительское место, иначе бывшая жена запросто плюхнулась бы ему на колени.
– Гринев, у тебя нездоровый вид. Все так и живешь? Ешь по всяким закусочным что попало, спишь с кем придется... Горбатого могила исправит.
– А по мне – я красивый.
– Твой горб – в душе. А это еще уродливее.
Олег только вздохнул: и какой леший дернул его жениться на девице с именем Эвелина? Есть в этом чтото от барокко, а он всегда предпочитал ампир. Мда, странные дела случаются порой с мужчинами.
– Тебе, Гринев, ничего, ничего не дорого! Ни отношения, ни участие, ничего! Только биржа, биржа, биржа... Люди живут нормальной жизнью, а ты...
– Что для кого нормально.
– Прекрати! Для всех нормально то, что естественно.
– Скажем, содержать двух мачо и третьего – на десерт.
– Раз это тебя задевает, значит, я тебе небезразлична.
Гринев только вздохнул. Если бы она могла представить, до какой степени...
– Я, кстати, ехала к тебе на родительскую квартиру. На твоей холостяцкой я уже была. Поскольку тебя нигде нет, решила, что ты затворничаешь. Гринев, а знаешь... Может, ты по жизни – монах? Так шел бы в монастырь и читал бы эти, как их, псалмы... – Эвелина расхохоталась. – Я представила тебя с бородой и в клобуке. Пожалуй, это было бы очччень сексуально.
– Лина... Глаза Эвелины затуманились недолгой печалью.
– Гринев, признаюсь, ты был хорош как мужчина, но притом никогда не мог понять желания женщины.
– Виноват, исправлюсь.
– Прекрати кривляться! Я потратила на тебя лучшие годы жизни...
– Всего два. Обычно говорят – угробила молодость.
– «Всего два». Подумай, как я могла бы устроиться, если бы не ты!
– Разве ты не устроилась?
– На что ты намекаешь? На ту жалкую квартирку у черта на куличках, куда ты запер меня при разводе? На старую рухлядь, на которой я езжу?
Олег оглядел белоснежную красавицу впереди с курчавым мальчиком за рулем.
Мальчик похозяйски выставил локоток в окно и покуривал тонкую ароматизированную сигарету. Запах ментола был слышен даже здесь.
– Не такая уж и рухлядь.
– Ты не представляешь, сколько она жрет денег!
– Представляю. Страховку, если мне не изменяет память, продолжаю оплачивать тоже я.
– Ты хочешь, чтобы я платила за все?! И это при том, что я... что ты... ты просто жлоб.
– Может быть.
– Так оно и есть! Знаешь, что в тебе самое непереносимое, Гринев? Ты мог бы сидеть на мешке с ассигнациями и не потратить на себя ни цента. Знаешь, почему? Тебя это совершенно не интересует! Тебя не интересуют деньги, тебя не интересуют удовольствия, тебя ничего не интересует, кроме финансов! А что такое финансы? Ничто, фикция!
– Слушай, Лина, твой мальчик трет задницей очень даже не фиктивное сиденье и курит вполне респектабельные сигареты.
– А что он должен курить? «Беломор»? – искренне удивилась Эвелина.
– Да хоть кедровые шишки! Почему?! Почему я должен сидеть и слушать всю эту ахинею, Лина?! Ты хочешь жить, как ты хочешь?! Так живи! Флаг в руки, барабан на шею, пилотку на голову!
– Легко сказать – как хочешь! Ты решил от меня избавиться и засунул в ту жалкую конторку пахать за жалкие гроши!
– Сидеть куклой перед компьютером – ты называешь «пахать»? А штуку зелени в месяц за это сидение – грошами?
– Я всетаки закончила колледж культуры и могла бы...
– Блистать на сцене. Я помню: ты знаешь ноты.
– Ты злой, бессердечный эгоист. – Эвелина краешком платочка, осторожно, чтобы не задеть макияж, промокнула сухие глазки. – Ты хоть понимаешь, почему я тогда ушла? Твой распрекрасный Валерий Игоревич приставал ко мне самым недвусмысленным образом! Ты нарочно меня туда устроил, подстелил под приятеля!
Только я не из таких!
– Лина... – Олег поморщился так, будто съел лимон – Ты уж на Валерика не наговаривай! Господин Стеклов – убежденный и законченный гей. И твоя ультракороткая юбка пугала его больше, чем Колчака бронепоезд «Вся власть Советам».
– Вот именно! Думаешь, приятно было работать среди гомиков?
– Что тебе нужно? – выдохнул Олег, чувствуя, как голову заполняет тяжелая волна.
– Общения. Только общения. Но ты никогда не понимал женщин. А незаурядные женщины – вообще не для тебя. Тебе милее потаскухи.
– Что тебе от меня нужно сейчас? – раздельно, по складам, выделяя каждое слово, повторил Олег.
– Ты знаешь, я снова временно не работаю, но вынуждена париться в Москве, как какаято лимитчица.
– Зачем же париться? Съезди к родителям, под Пензу... Дорога туда, обратно, и там... – Олег поднял глаза к потолку:
– На все про все – семь тысяч.
– Долларов! – быстро подсказала Эвелина.
– Рублееей, – развел руками Олег.
– Ты... ты... ты еще издеваешься?! – На этот раз слезы на ее глазах были непритворными. – У меня... у меня даже денег на бензин нет!
– Понимаю. Нищета.
– Скотина!
– Эвелина, ты зарвалась. Встречаться с Золотницким и не иметь денег на бензин?
– Золотницкий – свинья и скряга. Я его бросила, работу летом в Москве – не найти.
– Еще ее не найти зимой, весной и особенно осенью. У тебя от головы чтонибудь есть?
– Ты все пьешь эти таблетки? Когданибудь ты. загонишь ими себя в могилу.
– Эвелина открыла сумочку. – Вот. Хороший американский аспирин. Прими сразу две, и тебе станет легче.
– Угу, – кивнул Олег, забросил таблетки в рот и проглотил.
Эвелина вздохнула:
– Порой ты похож на животное. Но я тебя все равно жалею.
– Да? – Олег вынул из внутреннего кармана портмоне, вытряхнул из него долларов четыреста на колени Эвелине, выдохнул:
– Все, что есть.
– Вот только подачек мне не нужно. – Эвелина быстро собрала деньги и спрятала в сумочку. – Уж сколько ты там со своим Черновым загребаешь на доверчивых лохах – я догадываюсь. Но, заметь, никогда не требовала от тебя ничего лишнего.
– Я помню.
– А знаешь что? Говорят, если мужчина к твоим годам не обрел твердое положение, то он неудачник.
– Так говорят?