Сделка Райнемана Ладлэм Роберт
– Слушайте меня! – орал Кенделл. – Это вам не военная операция! Вы обязаны лишь выполнять приказы, но не отдавать их!
– Прошу прощения, но мне кажется, что вы не так поняли меня. – Хотя Дэвида и подмывало ответить на грубость Кенделла грубостью, он решил все же, что лучше этого не делать.
– Это я-то не понял, дерьмо?! Вы заявили Свенсону, что у вас в Нью-Йорке возникли какие-то осложнения. Но это же ваши проблемы, а не наши!
– Вы не можете знать этого точно.
– О нет, могу! Вы попросту обвели вокруг пальца этого Свенсона! Не подумав о том, что ставите под угрозу все наше Дело!
– Подождите минутку. – Сполдинг подумал, что сейчас самое время объяснить бухгалтеру истинное положение вещей, прибегнув с этой целью к сухому, юридически точному языку, который только и доступен, насколько он знал, пониманию Кенделла. – Я сказал Свенсону, что, по моему мнению, «осложнения», возникшие у меня в Нью-Йорке, могут быть связаны как-то с Буэнос-Айресом. Я не сказал, что они связаны, я сказал лишь, что могут быть связаны.
– Это невозможно!
– Откуда у вас, черт возьми, такая уверенность?
– Откуда? Да просто оттуда, что я слежу за ходом, событий! – Мало того, что Кенделл был возбужден, заключил, наблюдая за своим разгневанным собеседником, Дэвид, он еще и слушать ничего не желал. – Договоренность относительно сделки достигнута. Машина запущена. И нет никого, кто пытался бы остановить ее. Воспрепятствовать нам.
– Враждебные происки не прекращаются только потому, что кто-то там заключил соглашение. Если немецкое командование пронюхает о сделке, оно не задумываясь нанесет по Буэнос-Айресу сокрушительный бомбовый удар, чтобы только сорвать операцию.
– М-м... Нет-нет, этого не произойдет.
– Вы уверены в этом?
– Да, уверен. Мы точно знаем это... Так что не тревожьте больше этого глупого ублюдка Свенсона. Я ничего не хочу от вас скрывать. Речь идет, строго говоря, о переговорах, затрагивающих денежные вопросы. Мы могли бы справиться со всем и без помощи из Вашингтона, но там настаивали – точнее, настаивал Свенсон, – чтобы здесь находился их представитель. О'кей, вы и есть тот человек. Мы вправе надеяться, что вас не зря направили сюда. Знаете, как доставить бумаги по назначению, и владеете несколькими языками. Но это все, чем вы могли бы быть полезны для нас. И не пытайтесь брать на себя больше, чем следует. Дабы не огорчаться потом.
Дэвид вынужден был признаться себе, что только теперь стал доходить до него затаенный смысл хитроумной игры, затеянной Свенсоном. Бригадный генерал отвел ему вполне определенную роль, которая не даст никому оснований подозревать его, Алана Свенсона, в чем-то. Убийство Эриха Райнемана, независимо от того, сам ли Дэвид прикончит его или же нанятый им киллер, явится для всех полной неожиданностью. Свенсон вовсе не был тем «глупым ублюдком», каким считал его Кенделл. Или человеком, не способным ориентироваться в подобного рода делах, как полагал ранее Дэвид.
Свенсон нервничал. Поскольку ему пришлось заниматься вещами, с которыми он дотоле не сталкивался. Однако в конечном итоге, как понял только что Сполдинг, все встало на свои места. Генерал, проявив себя молодчиной, сумел разобраться во всем и расставить все точки над "i".
– Ну что же, пусть будет по-вашему. Простите меня, если а сказал что не так, – произнес как можно искренней Дэвид, придерживаясь в действительности иной точки зрения. – Возможно, я придал уж слишком большое значение тому, что приключилось со мной в Нью-Йорке. И на то имелись причины. Признаюсь, у меня были враги в Португалии... Но сюда я прибыл, как вам известно, под надежным прикрытием.
– Мне ничего не известно, выражайтесь яснее.
– В Нью-Йорке никто не смог бы узнать, что меня уже нет в этом городе.
– Вы уверены в этом?
– Да. Так же, как и вы, когда утверждаете, что нет никого, кто пытался бы сорвать сделку.
– Понятно... По этому вопросу вроде бы все выяснили. А теперь я хотел бы сказать, что у меня на руках график мероприятий, которые мы должны проводить совместно с нашими контрагентами.
– С Райнеманом вы уже встречались?
– Да. Вчера. Мы провели с ним вместе целый день.
– Что слышно о Леоне? – спросил Дэвид.
– Свенсон собирается прислать его с «няньками» в конце недели. Райнеман сообщил, что чертежи доставят в воскресенье или понедельник.
– Частями или все сразу?
– Очевидно, двумя партиями, но он не уверен. Однако это не имеет значения: ко вторнику, Райнеман гарантирует, будут все.
– Значит, скоро мы покончим с этим делом. Вы ведь подсчитали, что вся операция займет три недели, не больше. – У Дэвида защемило сердце. Не из-за Уолтера Кенделла, не из-за Эжена Леона, не из-за чертежей гироскопов для высотных бомбардировщиков. Ему было жаль, что у них с Джин осталась только одна неделя.
Мысль о разлуке сразила его. И он невольно подумал, что же случилось с ним, почему он реагирует столь болезненно на то, чего все равно не избежать.
Однако в следующее же мгновение Сполдинг взял себя в руки. Расслабляться ему нельзя, у него нет на это никакого права. Он и она принадлежат к различным мирам, и тут уж ничего не поделаешь.
– Райнеман держит все под строгим контролем, – сказал Кенделл. В голосе его послышались уважительные нотки. – Я был поражен, когда ознакомился с порядком, который он установил. Лучшего не придумать!
– Если это действительно так, как вы полагаете, то я вам не нужен, – произнес риторически Дэвид в надежде на то, что ему удастся сменить тему разговора.
– А я и не говорил, что вы нам нужны. Но речь идет о колоссальных денежных суммах, и, поскольку так или иначе значительную долю затрат берет на себя военный департамент, Свенсон хотел бы подстраховаться. Я не могу осуждать его за это: бизнес есть бизнес.
Сполдинг решил, что момент настал.
– Позвольте напомнить вам о шифровках. Я тоже не сидел сложа руки. За эти три дня завязал нечто вроде дружбы с посольским криптографом.
– С кем?
– С главным шифровальщиком посольства. Через него мы будем поддерживать связь с Вашингтоном. Вопрос об оплате его услуг уже решен.
– Ах да... Понятно, понятно... – Кенделл мял в руке сигарету перед тем, как закурить.
Очевидно, Кенделл не слишком много знает о шифровках и шифровальщиках, если, конечно, не притворяется, подумал Дэвид и решил проверить свою догадку, заранее, впрочем, предполагая, что он прав: все, что как-то касается засекреченных систем связи, от посторонних, понятно, скрывается.
– Как вы сами только что сказали, в оборот вовлечены огромные деньги. Поэтому мы решили посылать зашифрованные сообщения каждые двенадцать часов. Сегодня к вечеру окончательно уточним график связи и завтра отошлем его с курьером в Вашингтон. В каждой шифровке допускается до пятнадцати знаков... Ключевым словом будет «Тортугас».
Дэвид внимательно наблюдал за реакцией Кенделла.
– О'кей... Э-э-э... О'кей, – механически кивал тот. Казалось, его мысли заняты чем-то другим.
– Вы одобряете наш вариант?
– Разумеется, а почему нет? Играйте, как хотите. Я должен буду сообщить в Вашингтон лишь о том, что получил из Женевы по радио подтверждение о поступлении туда оговоренной суммы и вы, таким образом, можете отправляться назад.
– Но я думал, что подтверждение должно иметь какой-то код...
– Черт возьми, о чем вы?
– О «Тортугасе». Разве подтверждение придет не под этим кодом?
– При чем тут какой-то код? И что означает этот ваш «Торту гас»?
Дэвид понял, что Кенделл не притворяется. Он и в самом деле ничего об этом не знал.
– Простите, я, вероятно, что-то напутал. Я полагал, что «Тортугас» входит в число условных обозначений.
– О Боже!.. Черт бы побрал вас вместе со Свенсоном!.. Да и не только вас, но и всех остальных! Кто корчит из себя военных гениев!.. Разве не напоминает вам своим звучанием это слово, «Тортугас», известных персонажей шпионских историй – например, того же Дэн Дана, секретного агента, или Маккоя?.. Послушайте, если Леон скажет вам, что все в порядке, то сразу же сообщите об этом в своей шифровке. А затем отправляйтесь на аэродром в Мендаро... Это, по существу, небольшое летное поле... Люди Райнемана встретят вас там и объяснят, когда вы сможете лететь. Понятно? Дошло до вас?
– Да, дошло, – ответил Сполдинг, хотя и не был в этом уверен.
Выйдя из отеля, Дэвид отправился побродить по улицам Буэнос-Айреса. И сам не заметил, как дошел до большого парка возле площади Сан-Мартина. Тихое, спокойное место. Фонтаны, несущие свежесть и прохладу. Дорожки, покрытые белым гравием.
Здесь он сел на деревянную скамью и попытался собрать воедино разрозненные мысли, тревожившие его.
Уолтер Кенделл не лгал. Слово «Тортугас» ничего для него не значило.
Между тем незнакомец в нью-йоркском лифте рисковал жизнью, чтобы узнать его смысл.
По словам Айры Бардена, с которым он встречался в «Фэрфаксе», в документе о переводе бывшего лиссабонского резидента в ведение военного департамента, хранившемся в личном сейфе Эда Пейса, напротив его имени стояло только одно слово, и слово это было «Тортугас».
Только Пейс знал на все ответ, но Пейс мертв. Он ничего уже не сможет объяснить Дэвиду.
В Берлине, без сомнения, узнали как-то о переговорах относительно созданных в Пенемюнде приборов, но слишком поздно, чтобы предотвратить хищение чертежей, и в настоящее время главные усилия соответствующих сил направлены в основном на то, чтобы сорвать сделку. И не только сорвать, но и, насколько это возможно, выявить всех, кто был причастен к этому делу. Раскрыть агентурную сеть Райнемана.
Если это действительно так – другого-то объяснения происходящего вроде бы нет, – то вывод из этого может быть только один: сообщение о придуманном Пейсом условном обозначении «Тортугас» поступило в Берлин от человека, внедренного немецкой разведкой в структуру «Фэрфакса». И в этом нет ничего удивительного. То, что система безопасности, функционирующая на территории данного объекта, дала серьезный сбой, – факт бесспорный. И доказательство тому убийство Пейса.
Берлину не столь уж сложно определить, что за роль во всем этом деле выпала на долю бывшего американского резидента в Лиссабоне, подумал Дэвид. Сотрудника посольства, зарекомендовавшего себя за время пребывания в этом городе с наилучшей стороны, срывают внезапно с места и отправляют в Буэнос-Айрес. Специалист высшего класса, чье мастерство подтверждено сотнями сообщений с важнейшими разведданными, переданными им спецслужбами союзных держав, и чья агентурная сеть в Южной Европе превосходит своей эффективностью все остальные, не покидает так просто обжитую уже территорию, если только в каком-то другом месте не возникает особо острая нужда в его знаниях и практическом опыте.
В подобных рассуждениях не содержалось ничего нового. Сполдинг и раньше принимал за данность тот факт, что в Берлине не просто подозревают его в участии в буэнос-айресской операции, а твердо знают, что это так. Последнее обстоятельство служило ему в каком-то роде своеобразной защитой. До поры до времени он мог не опасаться за свою жизнь. Если враги убьют его, то вместо него появится кто-то другой. И тогда им придется начинать все сначала. Его же они уже изучили... И, принимая за сущего дьявола, довольствуются тем, что он у них всегда на виду.
Сполдинг сосредоточенно думал, а как поступил бы он сам, окажись вдруг на месте врага. Что предпринял бы в сложившейся на данный момент ситуации.
Враг не станет убивать его, если только не поддастся паническому страху или не перепутает с кем-то другим. Пока что, во всяком случае, смерть ему не грозит. Поскольку от него лично никак не зависит, доставят сюда чертежи или нет. В то же время противник, следя неустанно за ним, может выяснить время и место доставки тайного груза.
"Нам нужно точно знать, где именно находится «Тортугас».
Эти слова не так давно произнес в лифте отеля «Монтгомери» странный, истеричного типа субъект, готовый скорее умереть, чем выдать тех, чье задание он выполнял. Фанатизм нацистов известен. Но и другие ничем не уступают им в упорстве при достижении цели, хотя и действуют из иных побуждений.
Над ним, Сполдингом, наверняка уже установили негласный надзор – ausserste Uberwachung, и теперь группы из трех-четырех человек следят за каждым его шагом буквально денно и нощно, в сутки все двадцать четыре часа. Данный же факт позволяет сделать вывод о том, что в составляемую в Берлине платежную ведомость включаются и некие лица отнюдь не с немецким гражданством. Эти агенты, действующие за пределами Германии, имеют многолетний опыт работы, выполняемой ими исключительно ради денег. Говорят они на разных языках и диалектах и, будучи глубоко законспирированными сотрудниками немецких спецслужб, легко находят себе пристанище в столицах нейтральных государств, коль скоро никому ничего не известно о их связях с гестапо, разведкой Гелена или «Нахрихтендинст».
Рекрутируют подобных наемников в основном на Балканах и в странах Ближнего Востока. Платят им щедро, поскольку они лучшие из лучших агентов. И к тому же больше всего на свете ценят английские фунты стерлингов и американские доллары.
Несомненно, Берлин, не ограничившись установлением круглосуточной слежки за Дэвидом, примет также всевозможные меры, чтобы помешать ему создать в Буэнос-Айресе собственную агентурную сеть. Но добиться этого можно только в том случае, если немецким спецслужбам уже удалось внедрить в посольство США своего человека или даже группу людей. Что бы там ни было, трудно представить себе, чтобы в Берлине не попытались этого сделать. Хотя бы купить за огромные деньги одного из сотрудников данного учреждения.
И если это так, то кто же все-таки из служащих посольства является наиболее вероятным кандидатом на роль немецкого агента, готового ради солидного куша на все?
Попытка подкупить сотрудника, занимающего высокий пост, может вызвать страшный скандал и дать ему, Сполдингу,важную информацию, которой он смог бы воспользоваться... Но в посольстве наличествует и другой контингент – из служащих среднего ранга. Наибольшего внимания заслуживают те из этой группы сотрудников, кто может по роду своей работы свободно расхаживать по всему зданию, держит при себе ключи от замков и имеет доступ к сейфам. А также и к кодам...
Перед мысленным взором Дэвида все четче вырисовывался созданный его воображением образ атташе. Человека, который никогда бы не пошел на риск во имя служения Сент-Джеймскому двору, но зато с готовностью включился бы в игру совсем иного рода. И с которым легко договориться, если предложить ему достаточную сумму.
Выходит, в посольстве у Сполдинга может быть враг.
Враг, которому когда-нибудь прикажут из Берлина ликвидировать его. Вместе со многими другими, конечно. Убить в тот момент, когда в Буэнос-Айрес прибудут, наконец, злополучные чертежи. Убить после того, как ausserste Uberwachung успешно сослужит свою службу и больше станет не нужна.
Дэвид поднялся со скамьи и отправился осматривать старый парк, славившийся своей красотой. Сойдя с тропинки на газон, он подошел к пруду, в зеркальной глади которого отражались росшие вдоль берега деревья. Два белых лебедя плавно скользили по спокойной воде. Маленькая девчушка опустилась на колени, собирая букет из желтых цветов. Сполдинг был доволен тем, что смог обдумать не торопясь те шаги, которые его противники предпримут, возможно, прямо сейчас. И попытаться заранее предугадать их дальнейшие планы.
В состоянии его души произошел заметный перелом. И хотя энтузиазмом он так и не преисполнился, на сердце у него полегчало.
Настало время начать контригру, воспользовавшись тем опытом, который приобрел он за годы, проведенные им в Лиссабоне. К сожалению, времени у него было в обрез. И поэтому, сознавал он, один лишь неверный ход с его стороны – и все летит в тартарары.
Дэвид огляделся с беспечным видом. По тропинкам и газонам гуляли люди, по пруду кружили лодки с веселыми гребцами и пассажирами. Кто же из этой публики был его врагом?
Кто следит за ним, пытаясь проникнуть в его замыслы?
Он должен найти их – в крайнем случае, одного или двух из них – еще до исхода завтрашнего дня.
И это будет началом его контригры.
В которой он применит проверенный прием: поодиночке нападет на своих врагов, чтобы тут же их уничтожить.
Дэвид закурил и поднялся на миниатюрный мостик. Он находился в приподнятом настроении, ощущая себя одновременно и охотником, и дичью. Тело его слегка напряглось, мускулы на руках и ногах заиграли. Как бывает всегда у кулачных бойцов перед решительной схваткой.
Сполдинг понял, что с ним происходит. Он снова оказался на севере Пиренейского полуострова.
И чувствовал себя там, в каменных джунглях, вставших вокруг него плотной стеной, не так уж и плохо. Поскольку везде, куда бы ни забрасывала его судьба, старался быть на своем месте. Вознесшиеся ввысь архитектурные сооружения – гигантские конструкции из бетона и стали, на которые взирал он сейчас, – это же его детища! Он их возвел!.. Правда, только в мечтах.
Из мира реальности он перенесся в мир грез. Перенесся, чтобы тотчас вернуться назад.
Такое с ним бывало не раз. И с этим приходилось мириться.
Глава 26
Сполдинг посмотрел на часы. Было половина шестого. Джин обещала приехать к нему в шесть. Он гулял почти два часа и сейчас оказался на углу Виамонте, за несколько кварталов от своего дома. Дэвид пересек улицу и, подойдя к киоску, купил газету.
Взглянув на первую полосу, Дэвид обнаружил, к своему удивлению, что военные новости, к тому же в урезанном виде, размещались в самом низу, все же остальное пространство занимали материалы, воспевавшие вклад, внесенный членами Grupo de Oficiales Unidos в процветание Аргентины за последние дни. И еще он обратил внимание на то, что в трех заголовках упоминалось имя некоего Хуана Перона, партикулярного полковника[46].
Сполдинг сунул газету под мышку и снова бросил взгляд на часы, поскольку, задумавшись, потерял представление о времени.
Все, что произошло дальше, было полной неожиданностью для него. Яркие блики солнца, отразившись в стекле, мешали ему разглядеть стрелки. Дэвид слегка повернулся, пытаясь загородить циферблат. И тогда-то, совершенно случайно, он заметил боковым зрением замешательство среди прохожих на противоположной стороне улицы, футах в тридцати от него. Как оказалось, двое мужчин, расталкивая людей, спешили к обочине.
Когда они отделились от толпы, Дэвид узнал того, что шел, прихрамывая, слева.
Это был один из тех двоих, что напали на него на крыше. Другого он видел впервые.
Значит, за ним следят. И это неплохо.
Наблюдение ведется с более близкого расстояния, чем думал он.
Дэвид прошел ярдов десять и, смешавшись с толпой на углу Авенида-Кордоба, вошел в маленький магазинчик, где продавались недорогие поделки. Девушки, по виду служащие какой-нибудь конторы, разглядывали украшения в витрине. Сполдинг жестом дал понять владельцу магазина, что не спешит, и прошел к окну.
Его преследователи в растерянности топтались на тротуаре напротив. Привставали время от времени на цыпочки, пытаясь заглянуть поверх сновавших мимо прохожих. И вообще вели себя крайне глупо, не так, как действуют в подобных случаях профессионалы.
Потом, как заметил Сполдинг, второй мужчина начал бранить своего прихрамывающего напарника. Тот отвечал ему грубо и резко.
Дэвид не сомневался, что они свернут за угол и направятся к его дому. И он оказался прав.
Увидев, что парочка исчезла, Дэвид выскочил из магазина и, продравшись сквозь толпу, оказался на проезжей части Авенида-Калао. Стремясь как можно быстрее добраться до противоположной стороны улицы, где его не смогли бы увидеть преследователи, он бросился вперед и, ловко увертываясь от автомобилей и не обращая внимания на сердитые вопли водителей, в мгновение ока добрался туда, куда и хотел. То обстоятельство, что им были грубо нарушены правила дорожного движения, не вызывало у него особых укоров совести, поскольку пользоваться пешеходными переходами в данный момент он просто не мог: человек, пересекающий улицу в положенном месте на открытом пространстве, не может рассчитывать, что идущие по его следу не заметят его.
Дэвид знал, как поступить теперь. Сперва разобьет эту парочку или просто дождется, когда незадачливые подельники сами разойдутся в разные стороны, а затем захватит одного из них – того, кто хромает. Захватит и заставит заговорить. Ответить на вопросы, которые он задаст ему.
Он считал, что если у преследователей есть хоть какой-то опыт, то возле его дома они должны разделиться. Один войдет в подъезд и, подойдя к двери его квартиры, начнет напряженно слушать, пытаясь уловить даже самый незначительный шум изнутри: если все будет тихо, значит, объект их наблюдения не успел еще вернуться к себе. Его же напарник останется на улице, подальше от входа, чтобы не привлекать к себе внимания. Простая логика подсказывала Дэвиду, что в дом, скорее всего, заглянет тот тип, которого ранее он не видел.
Сполдинг снял пиджак и в потоке пешеходов двинулся в сторону Кордобы. В руке он держал сложенную вдвое газету. Вид у него был задумчивый, как у человека, который пытается вникнуть в смысл слишком уж заумного заголовка опубликованной в ней статьи. Пройдя так какое-то расстояние, он повернул направо, стараясь, как и прежде, не выделяться из толпы.
Когда до его дома оставалось совсем немного, Дэвид снова заметил обоих филеров. Торопливо шагая по Авенида-Кордоба, они то и дело оглядывались, но следили лишь за той стороной улицы, по которой шли сами. Он же находился на другой стороне.
Дилетанты! Они бы с треском провалились, если бы ему пришлось вдруг принимать у них экзамен по такому предмету, как техника наблюдения.
Приблизившись к четырехэтажному зданию, его преследователи сосредоточили все внимание на парадной двери. Это послужило сигналом для Дэвида: пора начинать. Конечно, без риска не обойтись. Любой из этой парочки может повернуть голову в его сторону и увидеть, как он пересекает спокойно улицу чуть ли не под носом у них. И тем не менее игра стоила свеч. Он должен как можно быстрее перейти через дорогу и затаиться неподалеку от своего дома. В этом – залог его успеха.
Впереди, в нескольких шагах от него, шла средних лет portena. Типичная домохозяйка. В руке – сумка с продуктами. Судя по торопливой походке, она спешила к себе домой. Сполдинг догнал ее и, идя рядом с ней, сказал на утонченном кастильском наречии, что он плохо ориентируется в этом районе, хотя на самой Авенида-Кордоба ему доводилось уже бывать, и затем попросил рассказать ему, где и что тут находится. Беседуя со своей спутницей, он упорно поворачивался к ней лицом, чтобы его не смогли узнать даже в том случае, если кто-то из пресловутой парочки бросит через дорогу свой взгляд на него.
Со стороны могло бы показаться, что они – женщина с хозяйственной сумкой и мужчина с пиджаком в одной руке и газетой в другой – хорошие знакомые, которые только что повстречались случайно и, поскольку им по пути, теперь вместе идут, обгоняя неспешно шагавших прохожих.
Перейдя через улицу ярдах в двадцати от своего дома Сполдинг распрощался с приветливо улыбавшейся ему portena и юркнул в прикрытый сверху навесом вход в какое-то здание. Потом, прижимаясь к стене, выглянул осторожно. Оба мужчины потолкались немного у обочины и затем, как и предполагал он, разделились. Незнакомый ему человек вошел в его дом, хромой же огляделся по сторонам и, понаблюдав какое-то время за сновавшими по улице машинами, двинулся в сторону подъезда, в котором укрылся Дэвид.
И опять та же логика подсказала Сполдингу, что хромоногий так и будет идти по прямой, пока не займет удобную позицию, откуда смог бы наблюдать за всеми, кто приближался к четырехэтажному дому, чтобы не пропустить ненароком своего «поднадзорного». Дэвид понимал: если он проморгает, через пару-другую секунд этот тип прошмыгнет преспокойненько мимо него.
Филер, подойдя к подъезду, в котором затаился Сполдинг, не заметил его. Дэвид, воспользовавшись этим, схватил своего противника за руку и, затащив его внутрь резким, молниеносным рывком, согнул ему кисть. Иначе – нельзя. Он просто обязан был принять необходимую в данном случае меру предосторожности. Пусть мерзавец знает: еще небольшое усилие со стороны того, кого выслеживали они столь настойчиво, и он взвоет от невыносимой муки.
– Иди спокойно, как ни в чем не бывало, или я сломаю тебе руку, – сказал Дэвид по-английски и, выйдя со своим пленником из подъезда, пошел с ним вдоль улицы, стараясь при этом держаться поближе к домам, чтобы не наталкиваться по пути на прохожих.
Лицо неудачливого охотника, превратившегося неожиданно в дичь, приняло несчастное выражение. Хромота его усилилась, и ему лишь с трудом удавалось поспевать за быстрым шагом Дэвида. А тут еще и эта нестерпимая боль в запястье.
– Вы же ломаете мне руку... Вы же ломаете ее! – жалобно причитал оказавшийся в полоне филер, стараясь не отставать от Дэвида, дабы не доставлять себе новых страданий.
– Если и в самом деле не хочешь лишиться руки, то не плетись как черепаха, – произнес ровным тоном, даже с ноткой участия, Сполдинг.
Дойдя до Авенида-Парана, Дэвид свернул резко налево, увлекая за собой и своего подневольного спутника, и, пройдя еще немного, нырнул вместе с ним в подворотню старого дома, в стенах которого, скорее всего, размещались конторы. Там он повернул своего спутника лицом к себе и, не ослабляя хватки, прижал к деревянной стене, подальше от входа. Затем разжал руку хромого, который сразу же схватился за кисть, – правда, ненадолго. Сполдинг ловко, не теряя времени, распахнул пиджак филера и, сдернув с плеч, рванул с силой вниз, заставив противника вытянуть руки по швам. Проделав эту несложную для него операцию, он извлек из огромной кобуры, висевшей у того на левом бедре, револьвер.
Это был «люгер» последней модели, запущенной в производство не более года назад.
Дэвид засунул оружие к себе за пояс. Потом схватил хромого за горло и с силой ударил головой о стену. После чего обыскал карманы его пиджака. В одном из них оказался большой бумажник. Раскрыв его, он придавил своего пленника плечом к стене и, не давая ему пошевельнуться, изучил содержимое портмоне.
Документы были немецкие. Удостоверение шофера, техпаспорт, заверенные оберфюрерами карточки с правом использования их на всей территории рейха, – такая привилегия представлялась только высшим военным чиновникам.
А затем он нашел, что искал.
Удостоверение личности с фотографией и сопроводительным текстом, напоминавшим о том, что данный документ может быть предъявлен только сотрудникам министерства информации, вооружений, воздушных перевозок и снабжения.
Этот субъект – из гестапо!
– Похоже, ты самый глупый из агентов Гиммлера, – сказал Дэвид, опуская бумажник в задний карман своих брюк, – кто же при себе носит такие документы? У тебя ведь наверняка должны быть родственники. Мне их жаль... – И затем, неожиданно для хромоногого, прошептал по-немецки: – Was ist tortugas"?[47]
Не получив ответа, Сполдинг отступил назад и несколько раз резко ударил нациста под дых. Последний удар был настолько сильным, что хромой застонал, почти теряя сознание.
– Wer ist Altmuller? Was wissen Sie uber Marshall?[48]– Дэвид без передышки молотил гестаповца по ребрам. – Sprechen Sie, Sofort![49]
– Nein! Ich weiss nichts![50]– прохрипел хромой, пытаясь вздохнуть.
И снова – непривычный акцент. Какой же? Вроде бы близок к берлинскому, хотя и отличается от него. По-видимому так могут говорить только в области, расположенной по соседству с немецкой столицей: ведь даже в горной Баварии, находящейся не столь далеко от нее, совсем другой диалект. Думай же, Сполдинг, из каких краев залетел сюда этот выродок.
И что у него за говор.
– Nochmal! Давай же! Sprechen Sie![51]И тут произошло то, чего Дэвид никак не ожидал. То ли от боли, то ли от страха человек заговорил по-английски:
– Я не знаю ничего такого, что могло бы представить для вас интерес! Я лишь выполняю приказ... И это все!
Дэвид загородил собой гестаповца, поскольку заметил, что прохожие уже начали поглядывать в их сторону. Правда, никто из них не остановился. В подворотне темно, разглядеть что-либо трудно. Да и к чему проявлять излишнее любопытство? Обычная, наверное, вещь: два дружка, забравшись туда, выясняют отношения. Один из них, видать, сильно перебрал. А может, и оба они. С пьяными же лучше не связываться.
Одной рукой Сполдинг зажал нацисту рот, другой ударил его по животу. Гестаповец резко накренился от боли вперед, и если бы Дэвид не ухватил его за волосы, то упал бы.
– Я буду бить тебя до тех пор, пока не превращу в мочало. А потом запихну твое тело в такси и подброшу в немецкое посольство с запиской. Ты что, работаешь на двух хозяев?.. Рассказывай же, черт возьми, все, что было бы для меня интересно!
Дэвид дважды ткнул с силой костяшками пальцев в горло гестаповского агента.
– Прекратите!.. Mein Gott!..[52]Перестаньте!
– Почему ты не зовешь прохожих на помощь? Не потому ли, что боишься лишиться головы, если вдруг станет известно, кто ты такой?.. Ну а что касается нас с тобой, ты, думаю, и сам все знаешь. Я уйду отсюда лишь после того, как ты, лишившись сознания, рухнешь на землю. Твои же «товарищи по оружию» пусть сами поищут тебя... Когда же найдут, то, само собой разумеется, документов при тебе не обнаружат... Ну а теперь ори, если хочешь! Давай же! – Дэвид снова ткнул пальцами в его горло. – Я заставлю тебя заговорить, поверь уж мне! Отвечай же, да побыстрее, что такое «Тортугас»? И кто такой Альтмюллер? А еще я хотел бы узнать, как удалось вам заполучить шифровальщика Маршалла.
– Клянусь Богом, я ничего не знаю!
От очередного удара немец свалился. Дэвид поднял его и прислонил к стене, прикрывая его от постороннего взора своим телом. Агент гестапо приподнял веки и посмотрел на Дэвида блуждающим взглядом.
– Даю пять секунд. А потом перережу тебе горло.
– Нет!.. Прошу!.. Альтмюллер... Министерство вооружении... Пенемюнде...
– Пенемюнде, сказал? Что известно тебе о нем?
– Приборы... «Тортугас».
– Что это значит?! – Дэвид погрозил немцу костяшками пальцев. Тот с ужасом посмотрел на них. – Что такое «Тортугас»?
Внезапно в глазах нациста засверкали еле заметные искорки, взгляд его вновь становился осмысленным. Сполдинг заметил, что гестаповец, стараясь сфокусировать зрение, смотрит поверх его плеча. Это не могло быть обычной уловкой, имеющей целью отвлечь от себя внимание противника: немец слишком слаб, чтобы пойти на такое.
У Дэвида возникло ощущение, что кто-то стоит за его спиной. Это чувство, выработанное годами, никогда не подводило его.
Он оглянулся.
С улицы, освещаемой жгучим аргентинским солнцем, вступил в тень подворотни второй участник слежки – тот, кто наведывался к Дэвиду в дом. Он был одного роста со Сполдингом, крупный и сильный.
Дэвид, зажмурившись от яркого света, отпустил хромоногого, рассчитывая одним прыжком отскочить к противоположной стене.
Но он просчитался!
Агент гестапо, собрав последние силы, вцепился в Сполдинга.
А потом, обхватив его обеими руками, повис на нем всей тяжестью своего тела.
Дэвид выбросил вперед ногу, стараясь задержать, хоть и на какую-то долю секунды, второго противника, и одновременно двинул локтем хромоногого, державшего его сзади.
И хотя немец, не выдержав удара, разжал свою хватку и отлетел к стене, Дэвид понимал, что время упущено.
Мощная рука потянулась к его лицу. И в этом было что-то страшное и в то же время нереальное. Сполдингу показалось, что у него перед глазами прокручивается в каком-то замедленном темпе фильм ужасов. Не успев еще ни в чем разобраться, он почувствовал, как пальцы вцепились ему в волосы, и понял, что сейчас его ударят головой об стену.
Так оно и случилось. Послышался хруст, затылок взорвался страшной болью, все вокруг завертелось и куда-то поплыло.
Сполдинг, теряя сознание, полетел в пустоту.
Первое, что почувствовал Дэвид, приходя в себя, – это сильный терпкий запах. Он лежал в той же подворотне, у самой стены. Весь мокрый: его лицо, рубашка, брюки были чем-то залиты.
Дешевым виски, как понял он чуть позже. Очень дешевым и очень пахучим. Рубашка висела на нем лохмотьями. С одной ноги исчезли бесследно ботинок вместе с носком. Пояс на брюках расстегнут, застежка-"молния" наполовину спущена.
В общем, классический образ бродяги.
Сполдинг попытался сесть. Как привести себя в порядок? Сколько сейчас времени? Он хотел посмотреть на часы, но они пропали. Так же, как и бумажник. И деньги. И все остальное, что было в карманах.
Дэвид с трудом поднялся. Солнце уже село, наступила вечерняя пора. На Авенида-Парана было теперь малолюдно.
Так какой же сейчас все-таки час? Если, как казалось ему, он пролежал без сознания не более часа, время еще не столь позднее.
Интересно, ждет ли его еще Джин?
Она сняла с него одежду, приложила к затылку лед и уговорила его постоять подольше под горячим душем.
Когда Дэвид вышел из ванны. Джин дала ему выпить и присела рядом.
– Хендерсон будет настаивать на твоем переезде в посольство. Но ты, наверное, и сам догадываешься об этом, не так ли?
– Я не могу прятаться там.
– Но ведь нельзя, чтобы тебя избивали каждый день. И не говори мне, что это были воры. Ты сам не соглашался с Хендерсоном и Бобби, когда они пытались внушить тебе это после происшествия на крыше.
– То, что было тогда, и то, что случилось сейчас, – это разные вещи. Господи помилуй, Джин, меня же обобрали до нитки! – произнес Дэвид решительным тоном. Для него было важно, чтобы она поверила ему сейчас. Ведь вполне возможно, обстоятельства сложатся так, что больше они не смогут встречаться. Как ни горько было ему, он не исключал такого варианта.
– Когда грабят людей, их не обливают виски!
– Нет, обливают, если хотят выиграть время, чтобы успеть убежать. В этом нет ничего нового. К тому времени, когда в полиции выяснят, что имеют дело с трезвым человеком, а не с горьким пьяницей, бандиты будут уже за двадцать миль от места преступления.
– Я не верю тебе. И не думаю, чтобы ты действительно полагал, будто я проглочу всю эту чушь.
– Это не так. Мне и в голову не приходило, что ты не поверишь мне, поскольку все, сказанное мною, – чистейшая правда. Сама посуди, нужно быть дураком, чтобы выбросить документы, деньги, часы лишь для того, чтобы девушка тебе поверила. Хватит, Джин! У меня все болит, я хочу пить.
Она пожала плечами, очевидно понимая бесполезность спора.
– Боюсь, сейчас тебе ничто не поможет, кроме шотландского виски. Я куплю для тебя бутылочку в магазине на углу Талькауано. Это недалеко...
– Нет, – перебил он, вспомнив человека с громадными лапами, посетившего незадолго до этого его дом. – Лучше схожу я. Дай денег.
– А почему бы нам не пойти вдвоем? – предложила Джин.
– Зачем?.. Думаю, будет лучше, если ты, набравшись терпения, станешь ждать меня здесь. Дело в том, что мне нужно позвонить откуда-нибудь, но никак не отсюда, одному человеку и сообщить ему, что я уже дома.
– Кому же это, если не секрет?
– Кенделлу.
На улице он спросил первого встречного, где ближайший телефон. Ему объяснили – за несколько кварталов отсюда, на Родригес-Пена. В газетном киоске.
Дэвид тотчас же отправился туда.
Служитель отеля отыскал Кенделла в столовой. Продолжая жевать, Уолтер взял телефонную трубку. Сполдинг представил себе замызганного неопрятного человека. Но постарался не думать об этом: как-никак Кенделл – больной человек.
– Леон будет здесь через три дня со своими «няньками», – сказал бухгалтер. – Я снял для него дом в районе Сан-Тельмо. Тихое, уединенное место. Сообщил Свенсону его адрес. Генерал же, в свою очередь, уведомит о будущем местожительстве Леона телохранителей ученого, и те доставят его в целости и сохранности. Они свяжутся с вами.
– Мне казалось, что это я, а не вы, должен был бы подыскать для Эжена жилье...
– Как любите вы все усложнять, – перебил Дэвида Кенделл. – Что тут такого, что это сделал я, а не вы? Они позвонят вам. А может быть – я. Мне придется задержаться здесь еще на какое-то время.
– Рад слышать это... Поскольку в дело вмешалось гестапо.
– Что?!
– Я сказал, что в дело вмешалось гестапо. Вы были не совсем правы, когда утверждали, что все пройдет тихо и гладко. Кто-то пытается все же вам помешать. Лично меня это нисколько не удивляет.
– Да вы спятили!
– Вовсе нет.
– Тогда говорите, что вам известно.
Дэвид все рассказал Кенделлу и впервые за время знакомства с бухгалтером почувствовал: тот по-настоящему испугался.
– В окружении Райнемана есть чужой. Правда, это вовсе не значит, что чертежи не будут доставлены. Просто у нас возникнут дополнительные трудности. Если только, само собой разумеется, Райнеман и впрямь надежный партнер, как вы заверяли меня. Насколько я могу судить, в Берлине уже знают о хищении чертежей. Кое-кому там стало известно не только, куда и как они попали, но и, вполне вероятно, по каким конкретно каналам заветная документация должна быть вывезена из Европы и доставлена непосредственно Райнеману. Но хотя верховное командование Германии и пронюхало о сделке, оно не намерено оповещать о своем открытии кого бы то ни было. В его планы входит другое – перехватить чертежи. Что же будет потом, вам и самому нетрудно догадаться. Многие из сотрудников Пенемюнде лишатся своей головы.
– Бред какой-то... – произнес чуть слышно Кенделл. Потом пробормотал что-то, но что именно, Дэвид не разобрал.
– Повторите, пожалуйста, что вы сказали?
– Я сообщу вам сейчас адрес... Адрес Леона... В Тельмо... Там три комнаты... Помимо парадной двери, имеется черный ход... – Бухгалтер говорил так тихо, что Сполдинг с трудом различал слова.
«Да он же впал в панику!» – подумал Дэвид.
– Я едва слышу вас, Кенделл... Успокойтесь. Возьмите себя в руки, черт возьми! Вам не кажется, что сейчас самое время познакомиться мне с Райнеманом?
Читать бесплатно другие книги:
