Чаровница Брук Кристина
«Вы ведь тоже не устояли», – вот что можно было прочитать в глазах Сесили, а порой взгляд бывает красноречивее любых слов. Кроме того, Сесили, невольно сравнивая себя с бывшей любовницей Ашборна, не могла не видеть, как сильно она ей проигрывает. Разумеется, у Сесили и в мыслях не было вытеснять эту леди с ее места. Однако простое сопоставление своей заурядной внешности с красотой этой дамы наводило Сесили на мысль, что его восхищение ею скорее всего притворное, что оно вызвано желанием Ашборна заполучить дневник ее брата. Вполне веская и разумная причина.
Однако Ашборн, видимо, все еще никак не мог успокоиться. Он то сжимал в кулак, то разжимал правую руку, пока наконец его раздражение немного не улеглось.
Ничего не говоря, он приблизился к Сесили той легкой самоуверенной походкой, которая лучше всяких слов говорила о мужской самонадеянности. О, самоуверенности ему было не занимать, равно как и высокомерия.
Узкая маска Ашборна не столько скрывала, сколько подчеркивала мужественную лепку его лица, упрямые скулы, волевой подбородок и в виде контраста – рот, преисполненный чувственности. Все это лишь усиливало обаяние и магию глаз, таинственно мерцавших под маской, что придавало ему внушительный и несколько пугающий вид.
Как Сесили могла раньше думать, что такой мужчина может успокоиться и не требовать от нее большего, что он сможет остановиться или что она сумеет удержать его?
Все так же молча он снял маску и, удерживая своими длинными пальцами, принялся играть ею.
Небрежно махнув рукой в сторону кушетки, Ашборн сказал:
– Может, присядем?
Сесили тут же охватили мрачные опасения. Но нельзя же весь разговор простоять на ногах? Она присела, скрестив руки на груди.
Ашборн сел рядом, заметив с легкой укоризной:
– Я думал, что вы не придете.
– Я тоже так думала. Мне пришлось преодолеть столько препятствий. Вы не поверите, сколько мне понадобилось ловкости и хитрости, чтобы обмануть моего опекуна, всех моих близких и прийти сюда. – Она как бы намекала ему: «Видите, сколько я потратила усилий, поглядим, стоят ли они того».
Ашборн наклонил голову:
– Я очень польщен.
Притворно вздохнув, он заметил:
– Вы сняли груз с моей души, а то я уже начал подумывать о том, где и как мне с вами можно встретиться.
Глаза у Сесили округлились от удивления:
– Неужели?
Жаль, что она пришла. Ей стало любопытно, что бы он предпринял, на что решился бы ради того, чтобы встретиться с ней.
– Так-так, и что бы вы предприняли? Прискакали на бал к моей кузине и похитили меня, как это сделал юный Лохинвар, герой романа Вальтер Скотта?
Столь смешной и веселой шутки в свой адрес Рэнд даже не ожидал.
Улыбнувшись, он ответил:
– Чудесный способ! Может быть, я бы прибегнул к нему, но полагаю, что смог бы найти более изящный и ловкий выход из этого положения.
Слегка опешив от столь искусного выпада, Сесили съязвила:
– О, как я польщена.
И тут же перешла прямо к интересовавшему ее делу:
– Вы обещали послать за бумагами брата, которые хранятся в вашем загородном поместье. Где же они? Можно взглянуть на них?
– Сперва дневник, если это вас не затруднит.
Сесили окинула его пытливым и вопрошающим взглядом:
– Как я погляжу, вам явно не терпится заполучить этот дневник.
– Чисто научный интерес. – Протянув руку, Ашборн повторил: – Если вам не трудно.
Небрежно пожав плечами – мол, какие трудности, – Сесили встала, подошла к столу и взяла дневник. Передавая его Ашборну, она подчеркнуто произнесла:
– А теперь бумаги моего брата.
Ашборн раскрыл дневник и начал быстро его пролистывать, словно не расслышав ее. На самом деле Ашборн размышлял, как ему лучше всего выйти из неловкого положения. Сказать правду или нет?
Положив дневник на стол, он решительно произнес:
– Боюсь вас огорчить, но прислуга в поместье пока еще не нашла ничего.
Ашборн развел руки, словно говоря «я сделал все, что мог», но Сесили не поддалась на его уловку. Она ему не доверяла.
– Прошу извинить меня, я невольно обманул вас, но у меня действительно не было никакой возможности вас предупредить.
Сесили сильно подозревала, что при желании он сумел бы найти способ связаться с ней, сообщить ей хотя бы запиской, но, видимо, это желание у него напрочь отсутствовало. А она-то так старалась, не побоялась гнева Монфора, рисковала своей репутацией – и все напрасно.
Ашборн подошел к ней совсем близко, так, что она явственно ощутила запах его парфюма.
– Позвольте?
Прежде чем Сесили успела сообразить, что ему надо от ее, как он откинул капюшон ее домино и принялся пальцами нащупывать завязки маски. Маска мягко упала ей на колени, и прохлада приятно обдала лицо.
Однако на этом Ашборн не остановился. Он принялся развязывать спереди тесемки на ее домино.
Сесили охватили странные, противоречивые ощущения: в голове стало легко и ясно, тогда как в животе возникло возбуждение, тянущее, жаркое, распространявшееся куда-то вниз.
Не стоило позволять ему заходить так далеко. Это недопустимые вольности.
– Ваша светлость, я пришла сюда не для того…
– Зови меня Рэнд, – прошептал он, по-прежнему развязывая шнурки на ее плаще-домино.
– Не кажется ли вам, что это не совсем прилично?
Сесили торопливо схватилась рукой за отвороты домино, чтобы не позволить ему распахнуть их.
Почему она так сопротивлялась, чего так испугалась? Если он и снимает с нее домино, что тут такого страшного? Разве под домино на ней не надето платье? Респектабельное, закрытое, приличное донельзя. Разве она не считает себя практичной, лишенной глупых предрассудков и свободной от стесняющих условностей.
Но не нормы приличия и морали, присущие леди, впервые вышедшей в свет, а какой-то животный инстинкт настойчиво твердил Сесили об опасности. Инстинкт предупреждал: опасно играть с огнем, за снятым домино обязательно последует продолжение.
– Не бойтесь меня, леди Сесили, я вас не съем. Неужели я похож на людоеда?
Ашборн смотрел на нее такими жадными глазами, в его взгляде было столько огня, что ей было не до смеха.
Они как будто стояли на краю обрыва – даже не стояли, а балансировали, – и, казалось, один неверный шаг, и оба сорвутся в пропасть, – нет, рухнут в бездну.
– Я пришла сюда не для того, чтобы флиртовать с вами, – как можно более твердо и решительно произнесла Сесили.
Ашборн усмехнулся:
– Вы полагаете, это можно назвать флиртом?
Сесили пропустила его едкое замечание мимо ушей.
– Вы знаете, зачем я пришла сюда.
Он окинул ее испытующим взглядом.
– Даже если вы не хотите признаться самой себе, вы все равно знаете, почему я так жаждал этой встречи. – Сесили открыла было рот, чтобы возмутиться, но Ашборн, вскинув руку, остановил ее. – Кроме того, я полагаю, что в глубине души вы не против того, что, возможно, произойдет сейчас между нами.
Рэнд намеренно понизил голос, и тот звучал волнующе, завораживающе. Его глаза тут же оказались напротив ее глаз, в них отражались нежность и чувственность, но вместе с тем они словно повелевали Сесили слушаться его немых команд. Он устремил взор на ее губы, еще не прикоснувшись к ним. Он словно заставлял ее выполнять его тайные желания. Все обычное для Сесили легкомыслие сдуло словно ветром.
Она молча принялась ругать себя на чем свет стоит: почему она тут сидит, словно проглотив язык, и смотрит на него, как кролик на удава. Но ее удерживала какая-то невидимая сила. Неужели она в самом деле втайне желает продолжения? Чушь, она пришла сюда ради письма и ради брата.
«Очнись, очнись», – стучало в ее голове, словно раздавались удары судового колокола, но на самом деле это так гулко отдавался стук ее сердца.
Призвав на помощь всю свою волю, она выдавила из себя:
– Помнится, вы обещали мне кое-что рассказать о «Прометеевом клубе».
– Всему свое время, – уклончиво ответил он, подвигаясь к ней ближе.
Все слегка расплылось перед глазами Сесили. Сознание кричало ей: соберись, не будь размазней, а если не можешь дать отпор, то беги, спасайся. Однако тело отказывалось ей повиноваться, оно ее не слушалось. Сесили вся замерла в ожидании чего-то неотвратимого и неизбежного, и оно наступило.
Ашборн приник губами к ее рту. Все закачалось перед ее глазами, и прежней Сесили не стало – возникла другая, прежде ей неизвестная. Новая Сесили. Ощущения поражали своей необычностью, это была удивительная смесь внутреннего жара, волнения и неопределенное желания чего-то запретного. Его горячие, дышавшие нежностью и страстью губы как будто ждали от нее какого-то ответа, но Сесили не могла понять, какого именно, хотя смутно догадывалась. Ее ответ вышел робким, неуклюжим, наивным, но, по-видимому, это нисколько не обеспокоило его.
Вздохнув, Рэнд обнял Сесили, привлекая ближе и продлевая поцелуй.
Ею овладело желание, стремительно и так сильно, что она обрадовалась: ее и его желания совпадают; им обоим хочется одного и того же, и Сесили нравилось это единение, более того, ей захотелось ответить на его поцелуй с такой же силой и страстью.
Впрочем, в самом удаленном уголке ее сознания не очень четко, но звучал еще голос благоразумия. Она знала: пора остановиться, и не могла. Раньше ни один мужчина не целовал ее так, и, как знать, никто не будет ее так целовать потом. Любопытство и необычное возбуждение, которые он пробудил в ней, удерживали ее и мешали оттолкнуть Ашборна, что как раз следовало бы сделать.
Ашборн продолжал свою игру. Обвив одной рукой ее за талию, он принялся целовать ее медленно и нежно, вызывая в ней новые волны удивления и удовольствия. Сесили расслабленно откинулась на мягкий валик дивана.
И тут, как не могла не заметить Сесили, активность Ашборна возросла. Он принялся осыпать поцелуями ее щеки, шею, грудь. Всякий раз, когда дрожь наслаждения пробегала по ее телу, он шептал ей какие-то ласковые, хотя и невнятные слова. Он приник к ней, и его рука, скользнув под домино, принялась гладить ее грудь.
От охватившего ее наслаждения у Сесили перехватило дыхание. Но тут с неожиданной силой в ее ушах зазвучал тревожный звон колокола, предупреждавший – дело зашло слишком далеко, пора остановиться, в противном случае… Но об этом Сесили было даже страшно подумать.
– Нет, нет, стойте, – со страхом заговорила она, сделав попытку приподняться. – Прекратите сейчас же.
Ашборн тут же остановился, с хриплым вздохом откинувшись назад, и провел рукой по волосам. По его виду было заметно, как он раздосадован.
Сесили соскочила с дивана. Поправив на себе домино, она с негодованием произнесла:
– Не знаю, на что вы рассчитывали, но я пришла сюда вовсе не за этим.
Сесили замялась из боязни, как бы он не поднял ее на смех. Что бы она ни говорила, но маска и домино производили впечатление, что она пришла сюда, имея втайне подобные мысли.
Может, ей следовало рассказать о Норланде? Нет-нет, тогда она будет выглядеть еще смешнее. Кроме того, известие о женихе вряд ли охладило бы пыл Ашборна.
– Да, я знаю, что вы пришли сюда вовсе не за этим. – Его ответ, произнесенный извиняющемся тоном, удивил Сесили. – Вы правы, вам не стоит дольше оставаться здесь. Это чревато. Вы так привлекательны, Сесили, что я, поддавшись искушению, могу не устоять.
Комплимент, каким бы он ни был, не мог не польстить Сесили. Но разве могла юная благовоспитанная леди в подобной ситуации не разыграть возмущение? И Сесили с должным укором произнесла:
– Настоящий джентльмен умеет владеть собой и обязан сдерживать свои желания. Было бы смешно упрекать меня в том, что у вас не хватило…
– Конечно, мне не в чем вас упрекнуть, – перебил он ее. – Несмотря на это, если вы задержитесь здесь, то я опять примусь за свое. Вы так выглядите, что я не в силах устоять.
Вместо того чтобы, не задавая лишних вопросов, благоразумно уйти, Сесили поинтересовалась:
– И как же я выгляжу?
В его глазах заплясали веселые, насмешливые огоньки.
– Вы как вишня, крем и шоколад, как сладкое изысканное угощение, которое не терпится отведать.
Слова Рэнда не только шокировали, но и интриговали, вызывали тайное волнение. По его глазам Сесили поняла, что он догадывается о ее чувствах.
С ленивой грацией Ашборн встал и подошел к Сесили. Она стояла не шевелясь, не отрывая взгляда от его лица, губ, странные мысли волновали ее: что могут сделать эти губы, если только дать им волю.
Надо было как можно скорее вернуть разговор к той самой причине, которая побудила ее прийти сюда, но, потеряв над собой контроль, Сесили не знала, как это сделать. Ашборн настолько взволновал ее, взбаламутил ее чувства, что она совсем потерялась.
А что, если он целовал ее только ради того, чтобы лишить душевного равновесия? Подобная холодная расчетливость с его стороны не очень нравилась Сесили, но сбрасывать ее со счетов тоже не стоило. Судя по всему, Ашборн был не только способен на такой поступок, но и знал толк в подобных делах.
Если бы не это злополучное письмо, то у Сесили хватило бы благоразумия и осторожности держаться как можно дальше от герцога Ашборна. Но письмо надо было во что бы то ни стало вернуть. Кроме того, нужно было разузнать, почему все бумаги Джонатана оказались в руках Ашборна. Для чего ему потребовались записи брата? И какую роль во всем этом играл «Прометеев клуб»?
Сесили не доверяла Ашборну. Во всяком случае, не настолько, чтобы честно признаться, что она ищет и для чего. Она не могла прямо и откровенно спросить Ашборна об интересующем ее письме. Письмо в случае неудачного расклада могло разрушить все ее брачные планы, все надежды на будущее.
Опасный блеск глаз Ашборна красноречивее любых слов говорил о том, что сегодня лучше его ни о чем не расспрашивать. Он сделал к ней еще один шаг, и Сесили едва удержалась от того, чтобы не отступить, более того, не убежать.
Она поспешно проговорила:
– Вы знаете, мне пора идти. Когда бумаги брата отыщутся, пожалуйста, дайте мне знать.
Сесили старательно притворялась, что ее не тревожит загадочный блеск его глаз.
– Я могу надеяться увидеть вас на балу в честь моего выхода в свет?
Ашборн улыбнулся в ответ, опять блеснув зубами:
– Не бойтесь, не пропущу.
Сесили хотела было нагнуться, чтобы поднять упавшую маску, но он опередил ее.
– Повернитесь спиной ко мне, – сказал Ашборн.
Сесили хотела было возразить – мол, она сама прекрасно справится, – но данное объяснение показалось ей трусливой отговоркой. Она молча повиновалась. Как только Рэнд встал за ее спиной, у нее от волнения сердце едва не выпрыгнуло из груди и сделалось так жарко, словно дело происходило летом. Его пальцы, завязывавшие тесемки на маске, касались ее волос, и от этих легких прикосновений у нее бегали по спине мурашки.
От замешательства Сесили не знала, что делать, что говорить, более того, как вести себя потом при встречах с Ашборном.
– Не туго? – Его голос звучал хрипло. Не от волнения ли?
– Нет-нет, благодарю вас, – торопливо ответила она. Как ни странно, ей захотелось прильнуть к нему, но, взяв себя в руки, Сесили сделала два быстрых шага вперед.
– Вы должны дать мне обещание. Никаких вольностей на балу. Запомните, мои кузины будут следить за мной, не отводя глаз, да и Монфор тоже будет посматривать в мою сторону.
– Не бойтесь, границы моего самообладания простираются настолько далеко, что не позволят мне обесчестить вас прямо на глазах светского общества, – насмешливо произнес Ашборн. – Независимо от того, будут рядом с вами или нет ваши близкие, внушающие вам такой страх.
– Перестаньте! Откуда же мне знать, как вы намерены себя вести? – возмутилась Сесили. – В подобных делах вы более сведущи, чем я.
– Большинство дам в нашем обществе скорее сочтут это за добродетель, в отличие от вас, Сесили. – Ашборн все с большей симпатией и интересом смотрел на Сесили. Ее наивность в некоторых вопросах казалась ему просто очаровательной. – Надо же, вам стыдно признаться в невежестве, в какой бы форме оно ни выражалось? Вам не нравится выглядеть неопытной даже там, где не принято выставлять напоказ свои собственные познания?
Его слова попали в цель. Справедливость суждения Ашборна показалась Сесили просто поразительной. Человек, с которым она встретилась только один раз в жизни, сумел так глубоко постичь одну из особенностей ее характера. Дело в том, что она терпеть не могла выглядеть глупой в той или иной ситуации или в какой-то области человеческих знаний. Но еще сильнее Сесили раздражало то, что в их отношениях отсутствие жизненного опыта заведомо ставило ее в проигрышное положение.
Сесили приготовилась на всякий случай к его возможным насмешкам, касавшимся ее смелого ночного проникновения в его дом или пробелов в ее образовании, но насмехаться над тем, как должна была вести себя юная леди? Нет, на это у нее точно не хватало ни смелости, ни безрассудства. Привитый с младых ногтей принцип – юная леди должна беречь свою честь до замужества – считался незыблемым и даже в ее глазах выглядел вполне разумным.
Хотя раньше никто не предлагал Сесили такой возможности – лишиться девственности.
Но даже если оставить в стороне мораль, все равно подобные романтические отношения несли в себе слишком много риска и опасности. Несмотря на закрытое и весьма далекое от реальной жизни воспитание, она слышала немало грустных историй об участи падших женщин. Вина в подобных историях, как это ни казалось Сесили странным, никогда не возлагалась на джентльменов. Мужчины выходили из них без всякого для себя ущерба, тогда как леди считалась опозоренной, к тому же зачастую попадала в интересное положение. Да, Сесили можно было считать неопытной и наивной, но только не дурой.
Однако одно не мешало другому, и Сесили проявляла огромный интерес к любовным отношениям между мужчиной и женщиной, о которых ей с нескрываемым восторгом рассказывали ее замужние кузины.
Ашборн, словно прочитав ее мысли, произнес:
– Думаю, не стоит напоминать о старой истине: от невежества только одно лекарство – обучение.
Хотя мрачное выражение его лица не изменилось, в голосе зазвучали теплые нотки – то ли от удивления, то ли от того, что ему стало смешно. Неужели он посмеивался над ней?!
Сесили насмешливо взглянула ему прямо в лицо и кокетливо присела в реверансе.
– Благодарю вас за науку, ваша светлость, но в данном случае я считаю неведение счастьем.
Ответный поклон Ашборна был таким же изящным и столь же гротескно насмешливым.
– Счастье, леди Сесили, понятие относительное.
Сесили повернулась и устремилась к выходу. Она убегала от него, и Ашборн, не удержавшись, рассмеялся ей вслед.
Глава 7
После ее ухода Рэнд еще долго стоял в задумчивости. Хорошо, что Сесили не догадывалась о том, каким опьяняющим, восхитительным оказался для него поцелуй. Пожалуй, он стал для него не меньшим потрясением, чем для нее.
Когда он сказал, что для них обоих будет лучше, если она уйдет, то это предложение было сделано не из вежливости, а скорее по необходимости, в противном случае он вряд ли мог бы поручиться за себя.
Ашборн усмехнулся: все его романтические замыслы пошли прахом. Разумеется, происшествие с Фредди и Луизой, оставив неприятный осадок, нарушило его душевное равновесие. Однако Сесили Уэструдер произвела на него неизмеримо более сильное впечатление. Запланированный вальс, романтическая прогулка в парке под луной – вся эта чепуха сразу вылетела у него из головы, как только он увидел ее. Мужской костюм, в котором она походила на очаровательного пажа, произвел на него сногсшибательное впечатление. Но разве можно было сравнить его с тем потрясением, которое он испытал, увидев ее в очаровательном женском наряде, который не скрывал, а, напротив, подчеркивал все прелести ее фигуры? А ее блестящие карие глаза на бледно-розовом лице казались шоколадными озерами на фоне пурпурного домино, которое усиливало их сияние. А ее губы… боже! Мурашки побежали у него по спине от одного воспоминания о поцелуе.
Более того, леди Сесили, ни о чем не догадываясь, тоже преподнесла ему сегодня полезный урок. Раньше Ашборн никогда не отказывал себе в плотских радостях, но только сейчас его интерес – и какой, надо заметить! – был вызван утонченной юной леди из самого высшего общества.
Положение было не просто щекотливым, а чертовски затруднительным.
Впрочем, а что, если посмотреть на все это с другой точки зрения? От этой мысли у него перехватило дыхание, а сердце забилось быстро и гулко, едва не выпрыгивая из груди.
Неужели он наконец нашел идеальную жену?
Интуитивное ощущение правильности пришедшей мысли овладело им с такой силой, что он замер на месте, чтобы побороть охватившие его радость и волнение. Ему захотелось броситься за ней, догнать и немедленно сделать предложение.
Нет – он замотал головой. Несмотря на всю свою заманчивость, этот шаг никак нельзя было назвать разумным. Хотя ему все было совершенно ясно и понятно: полдела сделано, оставалось теперь убедить Сесили в своей собственной правоте.
Титул и положение заведомо предполагали, что она должна согласиться на его предложение руки и сердца. Однако внутренний голос твердил об обратном: если Рэнд побежит за ней следом прямо сейчас, она откажет ему. Как ни странно, но трудность предприятия делала Сесили привлекательнее. Несмотря на ее склонность проникать в его дом тайком, да еще с тайными целями, леди Сесили Уэструдер как нельзя лучше подходила на роль его невесты. Она была племянницей герцога и дочерью графа. Несмотря на юность, она обладала выдержкой, достоинством и хорошими манерами. У Рэнда не было никаких сомнений в том, что она прекрасно справится с ролью хозяйки дома, сумеет принять гостей, сколько бы их ни было.
Но больше всего ему нужен был наследник. Взор Рэнда затуманился, им овладело возбуждение. Ради этого он готов был залазить в постель к Сесили столько раз, сколько потребуется.
Ашборн задумался: какое влияние окажет на нее его благосостояние? Судя по всему, ни его положение, ни его состояние, ни его семья не оказали на Сесили должного впечатления. Зато, Рэнд это чувствовал, сильное впечатление производил на нее он сам, и прежде всего следовало воспользоваться именно этим. Надо было убедить ее в том, что она выиграет от замужества столько же, сколько и он, что это выгодно как ему, так и ей. Рэнд умел быть обходительным и убедительным, когда это было нужно.
Правда, тут могли возникнуть и другие препятствия. Одним из них мог стать Монфор: как знать, не нашел ли уже герцог жениха для Сесили. Желваки заходили на скулах Рэнда. В таком случае он готов к нелегкому разговору как с Монфором, так и с возможным женихом Сесили. Сколько бы ни было трудностей на его пути, он их все преодолеет.
Но, помимо всего прочего, у него не выходило из головы дело с Джонатаном, ее братом. Если Сесили узнает всю правду, она вряд ли простит ему. Не простит она ему также и то, что он сделал все, что было в его силах, чтобы помешать осуществлению ее планов.
Умно и довольно безжалостно с ее стороны было разыскивать не его самого, а библиотеку. Впрочем, ее решительность и хитрость нравились Ашборну все больше и больше. Хотя найти что-нибудь здесь или в другом месте она никак не могла, Рэнд дал себе слово проверить все еще раз, дабы и впредь она не смогла ничего отыскать.
Тайна Джонатана пока должна была остаться нераскрытой.
Сердце Сесили радостно забилось, когда она оглядела гостиную, в которой собрались почти все ее близкие. Все кузины и кузены из рода Уэструдеров сегодня присутствовали здесь. За исключением одного, Бекингема. Он не любил Лондон, и поэтому было бессмысленно ждать его появления.
Восьмилетний Люк, ужом проскользнув сквозь толпу родственников, подошел к Сесили:
– Благодарю вас, кузина Сесили, за то, что пригласили меня на торжественный обед. Тетя Джейн сказала, что мне нельзя будет остаться на балу, но я нисколько не расстроился, ведь там, кроме танцев и девушек, ничего нет.
Люк передернул плечами с таким видом, будто это ему даром не надо, и Сесили рассмеялась.
Константин, опекун Люка и муж Джейн, посмотрел на мальчика и тяжело вздохнул:
– Сколько раз тебе говорить, что этим-то и хороши балы. Девушки и танцы – что может быть лучше?
Заметив осуждающее шиканье Джейн, Люк молча поклонился, причем с некоторой долей развязности, очень напоминавшей манеру кланяться Константина. Заметив явное сходство, Сесили и Джейн переглянулись над склоненной головой мальчика, обменявшись веселыми улыбками.
– Может, тебе не стоило приходить? – понизив голос, спросила Сесили. – Конечно, я очень рада твоему появлению, но, может быть, разумнее было остаться дома? Моя милая Джейн, я так переживаю за тебя.
Джейн пренебрежительно махнула рукой:
– Почему я должна пропускать такое радостное событие? Глядя на меня, кое-кто полагает, что у меня хрупкое здоровье, но на самом деле я здорова, как лошадь.
Она украдкой взглянула на мужа, и Сесили поняла, в кого метила Джейн.
– Дорогая, ты прекрасно выглядишь, – поддержала ее Сесили – она действительно не лукавила. Неизвестно, была ли причиной тому беременность, но Джейн выглядела потрясающе: она вся как будто светилась, глаза сверкали, золотисто-каштановые волосы переливались густыми яркими оттенками. Если бы Джейн пользовалась каким-нибудь эликсиром, то, глядя на нее, его можно было смело разливать по бутылочкам и продавать.
Нежно обняв Джейн за сильно располневшую талию, Сесили многозначительно посмотрела на ее мужа:
– Надеюсь, вы как следует заботитесь о ней.
– Какие могут быть в этом сомнения, проказница? – воскликнул Константин и, наклонившись, поцеловал Сесили в щеку. – Что-то давненько ничего не было слышно о твоих проделках и выходках. Признаюсь, меня это огорчает и приводит в недоумение. Интересно, чем же ты была занята все это время?
– Как чем? – весело, в тон ему, отозвалась Сесили. – Убаюкивала всех вас, создавая мнимое впечатление, что вам больше нечего опасаться.
Однако шутливое замечание Константина попало в цель. Увлеченная своими тайными делами, Сесили не имела столько свободного времени для проказ, как раньше, так же как и желания проказничать.
Напротив, теперь ее основной целью стало не создавать скандалы, а тщательно избегать их. Лишняя шумиха вокруг себя ей была не нужна. Нет, она поступала так вовсе не из страха: Уэструдеры никогда не боялись сплетен и слухов, они были выше этого. Однако ее глупое письмо в случае огласки могло ранить самолюбие Норланда и поставить под угрозу их помолвку.
Следом за Джейн и Константином Сесили поприветствовали Розамунда и ее муж Гриффин. Несмотря на свой графский титул, всякий раз попадая в высший свет, Гиффин терялся, чувствуя себя не в своей тарелке. Грубоватый, неуклюжий, огромный, как медведь, он выделялся из толпы гостей, но отчасти именно за эти качества его и полюбила Розамунда, и, право, было бы жаль, если бы он, пообтершись в высшем обществе, утратил свою самобытность.
Сесили критически оценила неловкий поклон, отвешенный Гриффином.
– Вам следует немного поупражняться, – приседая в ответном, полном изящества, реверансе, заметила она, – и все будет замечательно. Надеюсь, сегодня вы измените своей привычке не принимать участия в танцах и обязательно станцуете хотя бы один со мной. Ведь сегодня бал дается в мою честь.
Высокий огромный Гриффин покраснел, замялся и оглянулся, словно прося о помощи. Розамунда с невинным видом посмотрела на него в ответ большими глазами, как бы говоря: «Дорогой, выбирайся сам, как умеешь». Очутившись без поддержки, Гриффин откашлялся и проворчал:
– Кгм-гм, я не…
– Он будет чрезвычайно польщен, – вмешалась Розамунда, одаривая мужа своей самой обворожительной и чудесной улыбкой. – Не правда ли, дорогой?
Эффект, произведенный улыбкой Розамунды на этого гиганта, казался почти невероятным. Гриффин, мрачный, зажатый, сразу смягчился и даже смущенно улыбнулся. Он почти не смотрел на Сесили.
– Да, польщен, – повторил он следом за женой, словно эхо.
– Я обязательно оставлю для вас один танец, – пообещала Сесили, хотя и не была уверена, расслышал ли Гриффин ее слова. Глядя на него, было совершенно ясно, что он целиком в предвкушении тех удовольствий, которые ждут его сегодня ночью.
– Сесили, ты не знаешь, где Тибби? – спросила Розамунда.
– А ты разве не слышала? Она уехала к сестре в Кембриджшир, та очень серьезно заболела.
– Жаль, очень жаль, – отозвалась Розамунда.
– Да, очень жаль, – согласилась Сесили. – Мне она была всегда очень симпатична…
Она запнулась, так как в зале раздались радостные мужские голоса, приветствовавшие только что вошедшего мужчину. Едва увидев его, Сесили вся расплылась в улыбке от радости. В дверях стоял Бекингем, ее любимый кузен, и в строгом черном костюме он выглядел очень красивым.
– Бекс! – Сесили подбежала к нему с радостным криком и обвила руками его шею, не обращая никакого внимания на укоризненный взгляд Джейн, предупреждавший, что так можно помять бальное платье.
– О Бекс, ты не представляешь, как я рада видеть тебя. – Сесили схватила Бекингема за руки, подпрыгивая возле него. – Благодарю тебя за то, что ты приехал.
Серьезное лицо Бекингема осветилось радостью. В ответ он с не меньшей теплотой сжал руки Сесили, а затем, чуть отстранившись, окинул взглядом ее пышное праздничное платье.
– Ты уже стала почти взрослой, – тихо промолвил он.
Сесили восприняла его слова как своего рода похвалу в свой адрес. Слезы выступили у нее на глазах. Чтобы скрыть их, она присела в глубоком реверансе.
– Очень вам признательна, милорд.
Раньше они частенько вздорили, так как Сесили своим взбалмошным поведением выводила из себя спокойного и степенного Бекингема. Тем не менее ее проказы, совсем не злые, видимо, оставили теплый, неизгладимый след в его сердце. Зная неприязнь нелюдимого Бекингема к Лондону, Сесили в должной мере оценила его приезд в город для того, чтобы посетить бал в ее честь. Это был значимый и запоминающийся знак внимания.
– Бекингем, ты просто олух! Сесили – само изящество, – вмешался в их разговор Эндрю, виконт Лидгейт, смотревший на Сесили с видом тонкого ценителя прекрасного. – Сес, пусть ты не так красива, как Розамунда, но признаюсь тебе по секрету, в жизни не встречал девушку с таким удивительно тонким чувством вкуса.
– А теперь очередь для других, более сомнительных комплиментов, – пробормотал Ксавье, разливавший вино по последним бокалам. Когда все взяли бокалы в руки, он провозгласил: – За Сесили. Наконец-то ее спустили с поводка на ничего не подозревающее светское общество. С ее появлением в свете тот никогда не будет прежним.
Кузены и кузины, поняв, что начинается веселье, в свою очередь принялись подшучивать над Сесили. А она лишь смеялась, громче и звонче всех остальных, шуткам в свой адрес. Посыпались забавные истории из ее прошлого, которые обычно начинались так: «Вы помните тот случай, когда она…»
Со всех сторон ее окружали любовь и смех. Сесили была рада, что настояла на скромном обеде в кругу близких и друзей, который устроили перед балом.
Вошел герцог Монфор в сопровождении герцога Норланда, теперь все были в сборе.
К Сесили протянулась детская рука и легко потянула ее на себя. Повинуясь молчаливому призыву Люка, она наклонилась к мальчику.
– Это он? – прошептал Люк.
– Да, дорогой, – прошептала она в ответ. – Это тот самый человек, за которого я выйду замуж.
Но почему ей было неловко говорить об этом маленькому Люку? Неужели в глубине души ей было стыдно за брак с Норландом?
– Я знаю, но я спрашиваю не об этом, – прошептал Люк. – Это ведь он? Сэр Ниниан Финниан?
Он насмешливо фыркнул и затрясся от смеха.
– А ведь правда смешно.
Сесили похолодела. Она сразу вспомнила о том, что подарила свои рассказы Джейн, а та прочитала их Люку. Боже, как быть, если ребенок разглядел в той чепухе, которую она придумала, карикатурный образ Норланда…
Но, прежде чем Сесили смогла подобрать нужные слова, ее выручил из щекотливого положения дворецкий, громко объявивший о начале обеда. Она торопливо бросила Люку грозный взгляд, который нисколько не испугал мальчика, в ответ тот демонстративно сжал губы, но вид у него был насмешливый и не слишком серьезный. Сесили с тоской подумала, хватит ли у него ума больше не упоминать о ее рассказах на сегодняшнем празднике.
Весь вечер она с тревогой поглядывала в сторону Люка, со страхом замечая, что проказник почти не сводит глаз с Норланда. Всякий раз, когда Норланд что-нибудь говорил или совершал неловкое движение, лицо Люка расплывалось в глупой ухмылке, словно говорившей: «Да ведь это в самом деле Ниниан». И каждый раз Сесили замирала на миг от ужаса – а вдруг какая-нибудь бестактность, громкий смех или глупый жест Люка, испортит ее праздник?
К счастью, ничего ужасного не случилось. Хотя винить Люка за его насмешливое настроение тоже не стоило. Среди собравшихся Уэструдеров Норланд выглядел чужаком: шутки, сыпавшиеся со всех сторон, не вызывали у него ответного смеха, а когда он в свою очередь попытался всех рассмешить, рассказав о забавном происшествии во время одного из своих опытов, то его намерение кончилось полным провалом.
Во время обеда Уэструдеры, согласно сложившейся привычке, оживленно беседовали за столом, но подобная непринужденность, по-видимому, казалась Норланду и неуместной, и тягостной. В какой-то момент Сесили даже испугалась, не шокировали ли Норланда некоторые ее проказы, о которых так охотно и непринужденно вспоминали ее близкие во время еды.
Впрочем, не стоило винить Норланда за его неуклюжесть. Во всем было виновато его формальное воспитание, отсутствие сверстников среди родных, поэтому ему были непонятны жизнерадостность и эксцентричность Уэструдеров. Сесили даже одолели серьезные сомнения, сможет ли Норланд войти в их круг точно так же, как вошли в него Константин и Гриффин.
Хотя у любой медали две стороны, и подобная отчужденность Норланда была на руку Сесили, которая собиралась жить с мужем порознь.