Гамлет, отомсти! Иннес Майкл

5

– Прибыл Сэндфорд, – объявил герцог. Сэндфорд и был начальником полиции графства, но голос герцога прозвучал так, словно прибыла Последняя Надежда. – По собственному почину прервал свой отпуск в Ирландии и поспешил сюда. И как раз тогда, когда мы прекрасно поладили с этим скромным и ненавязчивым молодым человеком.

Герцогиня взглянула на часы.

– Как, однако, все неловко получилось! Он останется к ужину?

– И бегло обследует подозреваемых за супом? – намекнул Ноэль.

– Нельзя расследовать убийство без возникающих то и дело неловкостей, – спокойным тоном ответила миссис Терборг. – Возможно, Анна, он захочет поужинать с детективом. И, так сказать, обсудить… Как ты думаешь? Детектив кажется вполне…

– Да, – согласилась герцогиня. – Но я не знаю, как это все предложить.

– В последний раз, когда Сэндфорд у нас ужинал, – сказал герцог, – он начал с чепухи про сухую наживку, продолжил занудным описанием футбольного матча в Хэрроу и закончил нелицеприятными замечаниями по поводу портвейна. И все же, Анна, ты должна его пригласить, и пусть он взглянет на нас, как говорит Ноэль. Ступай же.

Герцогиня со вздохом поднялась со своего места.

– Тедди, – спросила она, – они, случайно, тебя не подозревают? Или тебя, Ноэль? Не могут же они подозревать Элизабет?

Герцог покачал головой:

– Не думаю, что у них есть основания подозревать кого-то из нас. – Он с удивлением взглянул на озабоченное лицо жены. – И мне не кажется, что мы обязательно должны чувствовать самоуничижение по этому поводу. У меня нет ни малейшего желания, чтобы обо мне сплетничали как о вероятном убийце Йэна.

– Ну, конечно же, нет. – Герцогиня затушила сигарету. – Но мне бы не хотелось сидеть сложа руки на виду у всех. И мне бы не хотелось, чтобы семья осталась от этого в стороне. Мы приглашаем массу людей, а потом убивают Йэна и мистера Боуза. Мы остаемся как бы ни при чем и зовем полковника Сэндфорда, чтобы тот подозревал бедняг, сидящих за столом. По-моему, это низко.

– Остается еще Джервейс, – весело произнес Ноэль. – Не уверен, что он у них все еще не на мушке. Так что шанс у семьи пока есть. Бодритесь, тетя Анна.

Тут в разговор решительно вмешалась миссис Терборг:

– Все это полная чепуха. Для начала все эти бедняги принимают полицию и все прочее как должное. Произошло нечто ужасное, и мы должны быть готовы к тому, что нас станут изводить допросами. И во-вторых, Анна, тебя совершенно не заботят все эти бедняги. Тебя заботит лишь то, что случилось, а переживания по поводу чувств твоих гостей – всего лишь защитная реакция светской дамы. И наконец, я уверена, что они просто не могут подозревать мистера Криспина. У них куда больше оснований подозревать его…

– Подругу, – твердым голосом закончила герцогиня. – Возможно, ты права, Люси. И спасибо за поддержку. А теперь пора встречать полковника Сэндфорда.

Герцог поднялся:

– Я тоже пойду. Бэгот должен спуститься в погреб и найти бордо похуже. Я дал себе слово никогда больше не угощать этого субъекта скамнумским портвейном.

Ноэль остался на террасе с миссис Терборг. Он с опаской смотрел на нее, без энтузиазма намереваясь приступить к своей работе. Однако мысленно он ощущал рядом с собой присутствие Дианы, непреклонной, словно гомеровская богиня, посылающая героя на подвиг. Несколько минут они непринужденно болтали. Затем миссис Терборг приготовилась уходить.

– Пора все же идти к себе, – сказала она.

Ноэль гнал от себя мысль о том, что произойдет, если он не воспользуется своим шансом.

– Послушайте, – начал он, – а вы никогда не гуляли у готического павильона Питера, миссис Терборг?

– У готического павильона?

– Да. – Ноэль тщательно скрывал свое рвение. – О нем никто не знает: он спрятан за садами с декоративными каменными горками. Я хотел бы показать его вам.

Миссис Терборг, возможно, сильно удивилась оказанному ей вниманию, однако внешне выразила лишь легкую благодарность.

– Как интересно… Этот Питер наверняка был чрезвычайно интересным человеком! Если у нас есть время…

– О да! – воскликнул Ноэль. – Идемте же.

И тут же искусно подбросил миссис Терборг приманку светской учености:

– Готический павильон, превращаемый в теплицу. Полагаю, идея взята из книги Хамфри Рептона «Теория и практика ландшафтного садоводства». Конечно, гораздо позже, поскольку Рептон умер – ведь так? – в самом начале восемнадцатого века. Обойдемте-ка вот тут. – И он повел миссис Терборг через сады.

Диана приготовила анкету. По ее словам, если умело получить ответы на все вопросы, то это пойдет на пользу будущему дипломату. Ноэль предпочел бы иметь анкету с собой на бумаге. Когда они репетировали с Дианой, все шло гладко и представляло собой невинную дружескую забаву. Однако теперь все пошло настолько не так, что Ноэлю показалось, что он все перепутал, как Питер Марриэт с репликами норвежского капитана. Или, возможно, причиной этому стало то, что ответы миссис Терборг кончались не там, где надо, так что было очень трудно перейти к следующему пункту. Миссис Терборг, казалось, еще не успела заподозрить подвоха, и когда он подошел к шестому вопросу, Ноэль начал ощущать уверенность в том, что обладает способностью к импровизации.

– Какая дивная вьющаяся роза! – воскликнула миссис Терборг.

Ноэль тотчас воспользовался возможностью задать седьмой вопрос. Он не понимал его, но Диана считала его особенно важным.

– Однако ужасно колючая, – ответил он. – Без садовых перчаток нечего и думать прикасаться к ней. Кстати, вы, случайно, не оставляли прошлой ночью в зале пару лайковых перчаток?

– Уверена, что нет, – твердо заявила миссис Терборг и смерила Ноэля долгим испытующим взглядом.

Ноэль почувствовал, как у него на спине выступает ледяной пот. Все это напоминало жуткую салонную игру, когда надо незаметно вплетать в разговор нелепые слова. И последняя попытка оказалась почти фатально неуклюжей и безрассудной. Нужно сбавить пыл и действовать с присущей Криспинам тонкостью.

Поэтому во время осмотра готического павильона он на время оставил вопросник и многословно рассуждал о Рептоне и Ланселоте Брауне.

«Зарождение и развитие современного паркового искусства». Вам знакома эта книга? Чрезвычайно занимательно, не так ли?

Это действительно понравилось миссис Терборг. Экскурсия в павильон-теплицу на какое-то время имела огромный успех.

– Мэйсон, – непринужденно продолжал Ноэль, – в своих «Английских садах», романтической трагедии, чье действие разворачивается в английском парке… Так вот, полагают, что Мэйсон описал одну из скамнумских теплиц. Не эту, а классический зимний сад за оранжереей.

Весьма странно – привезти конструкцию теплицы из путешествия по европейским столицам. Вы часто бывали в Греции?

Миссис Терборг побывала и в Греции, и в Турции. Да, она несколько раз путешествовала по России. С другой стороны, это, возможно, представляло собой слишком изощренный подход к вопросам, касающимся Передвижений и Интересов, но проделано все было в высшей степени тонко. Ноэль снова сделался доволен собой, и все шло хорошо, пока они опять не оказались в садах с декоративными горками и он не перешел к пятнадцатому, почти последнему вопросу. Но именно на этом вопросе, хотя Ноэль считал его особенно искусно поданным, миссис Терборг запнулась.

– Прошу подальше руки, – сказала она.

Ноэль похолодел.

– О, послушайте, я ужасно извиня…

Но тут миссис Терборг нагнулась к бордюру.

– Видите вот этот побег с крохотными плоскими листьями? – спросила она. – Какое чудное название: «прошу-подальше-руки». Это льнянка. Когда кто-то к кому-то льнет, иногда говорят: прошу подальше руки. Да тут, я вижу, все: и девясил, и кирказон, и любисток, и розмарин, и мускатный шалфей…

Она продолжала упражняться в своей любимой сфере учености, пока они не дошли до дома. Ноэль не пытался отвлечь ее. Он заключил, как он позже объяснил Диане, что ему был сделан Намек.

И все же Диана не чувствовала себя обескураженной.

– Мы действуем, и весьма успешно, – заявила она.

– Действуем! Я успешно действовал на нервы мамаше Терборг, но что толку. И я вообще не вижу, представляют ли женщины какое-то поле для расследования. Разве что Меркалова внушает подозрения…

– Она та еще штучка, – злобно прошипела Диана.

– На самом деле мы видим в ней темную лошадку потому, что она наговорила о вас массу гадостей. И вот тут, мне кажется, нам надо остановиться.

– Затем, – продолжала Диана, – нам надо проникнуть в зал. Как думаете, удастся нам это сделать? Я хочу там пошарить.

– Пошарить?

– Ну да. Посмотреть, что да как. Ноэль, ну пожалуйста, протащите меня туда!

– Ну что ж, – ответил Ноэль, смягчившись, но все еще достаточно строго. – Поскольку за Терборг увиваться больше не надо, и при условии, что ни полицейские, ни старшие не станут слоняться там после ужина, полагаю, мы вполне сможем совершить рекогносцировку.

– Вот здорово! Однако, Ноэль, с Терборгами еще не все. Подумайте о двойняшках.

– Это все в прошлом. В настоящий момент я начинаю отвергать промискуитет.

– Спасибо. Но все же подумайте о них.

Ноэль послушно взмахнул рукой:

– Полагаю, именно так моя непреклонная тетушка Анна обращалась с молодым Тедди. Ну хорошо, я думаю о них. Что дальше?

– Разве не понятно… – Диана запнулась, увидев вышедшего на террасу Готта, который воззрился на них мечтательным взором. – Однако появился специалист. Мистер Готт, скажите, пожалуйста, если бы вы писали детектив, где Икс находится здесь, а Игрек находится там, вам бы не показалось, что два человека, могущие сойти друг за друга, – это ценная задумка?

Готт добрых десять секунд удивленно смотрел на нее.

– Просто бесценная, мисс Сэндис, бесценная, – ответил он.

Полковник Сэндфорд с грохотом повесил телефонную трубку.

– Это был министр внутренних дел, – объявил он. – Инспектор! Министр собственной персоной. Мы должны действовать.

– Он сказал, что мы должны действовать? – тихо спросил Эплби.

– Нет, нет. Совсем не это. Но он озабочен, чрезвычайно озабочен.

– Мы все озабочены, сэр, – мрачно произнес Мэйсон.

– Именно так. Однако мы должны быть готовы ускорить это дело. Ускорить, понимаете? Итак, инспектор, на какой стадии сейчас расследование? Я в огромной мере полагаюсь на вас, полагаюсь. Итак, что вы выяснили? Доложите, что вы разузнали.

Эплби не считал горевшего служебным рвением начальника полиции слишком зловредным человеком. Он ответил, тщательно подбирая слова:

– В настоящий момент ситуация обстоит следующим образом, сэр. Мы пытаемся разделить людей на три группы. В первую группу входят те, кто не мог застрелить лорда Олдирна. Во вторую группу входят те, кто мог застрелить лорда Олдирна, но не мог совершить одно или более из сопутствующих действий: разослать послания, зарезать Боуза и напасть на Банни. В третью группу, которую мы сейчас пытаемся определить, входят те, кто мог застрелить Олдирна и совершить все остальное. Незадолго до вашего прибытия нам оставалось допросить четырех человек. Только эти четверо могли совершить все вышеуказанные действия. Так что вы понимаете, где мы оказались. У нас, так сказать, осталось четыре возможности доказать вероятность того, что преступление совершил один человек. Если эти четверо смогли бы доказать, что они принадлежат ко второй группе – к тем, кто мог застрелить Олдирна, но не мог совершить всего остального, – тогда мы бы столкнулись с несомненным фактом наличия сговора. Фактом того, что у преступника был один или несколько сообщников.

– Понимаю, понимаю. На самом деле, если эти четверо окажутся во второй группе, вы вернетесь в изначальную точку отсчета.

– Вовсе нет, сэр, – терпеливым тоном возразил Эплби. – Мы просто вернемся к более обширной группе людей. К десяти, если быть точным, которые могли застрелить Олдирна, но не могли совершить одно или более из последовавших действий. Для них, на самом деле, нам придется искать сообщника или сообщников.

– Понимаю, понимаю. Прошу прощения, что схватываю все не так быстро, как вы. Однако если эти четверо как-то окажутся во второй группе, то это по крайней мере сильно затруднит работу?

– Именно так, сэр. Поэтому сейчас мы используем свой последний шанс. Четверо оставшихся людей – это старший садовник Макдональд, престарелый мистер Коуп, дама из Америки миссис Терборг и профессор Маллох.

– Коуп – это тот самый? Он писал портрет моего деда. Чертовски хорошо получилось.

– Да, сэр, – вежливо ответил Эплби. – Так вот, мы заинтересовались Макдональдом, поскольку сегодня рано утром он вел себя подозрительно. Его обнаружили что-то ищущим в зале, и он придумал историю о поиске трубочки для нюханья табака. Однако я не возлагал на него больших надежд из-за послания, подброшенного в машину лорда Олдирна. Для этого у него была единственная возможность, когда он поравнялся с ехавшей по южной дорожке машиной, и подбросить что-то было чрезвычайно трудно. На самом же деле Макдональд повел нас по ложному следу. Он не мог убить Боуза, он даже не мог отослать телеграмму из Скамнум-Дуциса. Так что он совершенно явно попадает во вторую группу.

– Но все же в ем-то подозревается? Что он там искал в зале?

– Я получил от него объяснения на этот счет, хотя и не без труда. Они звучат странно, почти фантастически, но я склонен им верить. Несколько дней назад Макдональда уговорили прочесть малый Катехизис и одно из стихотворений Бернса для американского филолога доктора Банни. Чуть позже, к своему величайшему раздражению, Макдональд узнал, что все его «декламации» записывались аппаратом Банни, с помощью которого, как вам известно, сэр, было передано одно из посланий. И когда Макдональд услышал о том, что аппарат Банни связан с посланиями, он буквально вышел из себя. Ведь он считал, что мы постараемся вычислить злоумышленника с помощью записей Банни – что мы и собирались предпринять, когда на Банни напали, – и все связанное с этой машиной неизбежно всплывет в суде. Так вот, он и мысли допустить не мог о том, что его «декламации» Бернса и Катехизиса будут заслушаны в суде присяжных. Поэтому он решил завладеть нужным роликом, который, по его убеждению, все еще был в аппарате. Сам же аппарат находился в артистическом фойе, и именно его-то он и искал. Как я уже сказал, все это странно. Однако мне кажется, что это вполне сочетается с характером Макдональда, и я склонен верить ему.

– Вот так конфуз, – произнес Сэндфорд. – Полагаю, его все-таки стоит привлечь. Однако, если все так и окажется, думаю, можно посмотреть на это сквозь пальцы. Я не очень-то его виню.

– Нет, сэр. Главный же момент состоит в том, что Макдональд отпадает как преступник-одиночка. И если быть кратким, Коуп и миссис Терборг также явно попадают во вторую группу. В таком случае у нас остается единственная, так сказать, бутылка.

Начальник полиции поразмыслил о подобающем обстановке поведении и решил рассмеяться. Рассмеялся он громогласно.

– И если эта бутылка вдруг разобьется, тогда в деле окажется замешанным более чем один субъект. Маллох, вы сказали? Он что, подозрительнее остальных?

– Да, сэр, в некотором роде. Я решил заняться с ним последним на случай того, что это может привести его в замешательство. Он в особом положении: единственный, кому пока что можно предъявить хоть какой-то мотив.

– Ах да, мотив! – нетерпеливо воскликнул Сэндфорд. – Мотив. Да, конечно, что чрезвычайно важно. Рад, что вы искали мотив. Я как-то о нем позабыл. Просто потрясающе – я совсем не подумал о мотиве.

– Да, сэр. Существует история, очевидно, имеющая под собой существенные основания, о чем-то вроде смертельной вражды между Маллохом и Олдирном. Что-то уходящее корнями в их студенчество.

– Вот как! – откликнулся Сэндфорд. – Тогда следует привести Маллоха сюда. Конечно, неудобно докучать почтенному джентльмену – но это необходимо. Я просто молча посижу рядом, и все. Пригласите-ка его.

– Слушаюсь, сэр.

Нейв вошел к себе в спальню и закрыл дверь. Солнечный луч, скользнув по горизонтали, упал на разложенный на стульях вечерний наряд. Человек пришел и ушел.

Нейв приблизился к окну и рассеянно выглянул наружу. Затем его взгляд остановился на вершине Хортон-Хилл. Толпа, тележки мороженщиков – все оставалось на своих местах. Он мрачно улыбнулся собравшейся вдали публике, как может улыбнуться ученый, получив желаемый результат. Затем повернулся и возбужденно зашагал взад-вперед по комнате, движимый то ли нетерпением, то ли сомнением, то ли еще каким-то неконтролируемым внутренним импульсом. Он внезапно остановился, словно пытаясь взять себя в руки, неторопливо разделся, отправился в ванную и открыл воду. Затем он вернулся.

Стоя посреди спальни, он неохотно, словно в трансе, перевел взгляд в дальний угол комнаты. Затем усилием воли он заставил его вернуться к запонкам. Однако его взгляд упрямо стремился в сторону.

Нейв подошел к книжной полке. Затем осторожно, словно совершая что-то запретное, снял оттуда книгу.

Мэйсон с казенной вежливостью поставил еще один стул.

– Профессор Маллет? – спросил Эплби.

– Маллох.

Маллох выглядел не более строго, чем обычный известный ученый муж. К тому же он не казался взволнованным.

– Маллох, прошу прощения. Хотел бы извиниться перед вами, что вызвал вас последним и почти прямо перед ужином. Боюсь, мы несколько бессистемно приглашали людей и беседовали с ними.

– Несомненно, – ответил Маллох. Он спокойно смотрел на Эплби через стол. Предстоял настоящий поединок, и в этом Эплби убедился сразу, как только осознал, что Маллох намеренно дал ему это понять. Это была объявленная дуэль с глубоко скрытым в ней непонятным наслаждением, свойственным участникам подобных поединков.

– Мистер Маллох, вы весьма интересуетесь «Гамлетом» и по этой причине прибыли в Скамнум, чтобы принять участие в постановке?

Маллох осторожно размышлял над этой линией нападения. Эплби вдруг подумал: а если он сразу запротестует, что вполне могло быть? Этот вопрос больше подходил адвокату в суде, нежели полицейскому, бравшему показания у возможных свидетелей. Но Маллох ответил на него подробно и не торопясь:

– Да, я опубликовал работу об этой пьесе под названием «Демонстрация насилия», по большей части относившуюся к литературной критике. – Литературная критика, как подразумевал тон ответа, являлась «отдохновением» ученого от более серьезных вещей. – И когда меня пригласили приехать, я с радостью согласился. Мистер Готт, хотя в большей степени является специалистом по текстам, высказал интереснейшие мысли касательно драмы в целом. Я с интересом ждал разговоров с ним.

Воцарилось недолгое молчание. Сэндфорд подумал, что все это напоминало начало ответственного матча – медленную и осторожную «пристрелку». И забыв о том, что министр внутренних дел ожидал незамедлительных действий, он принялся слушать.

– И как и большинство остальных, вы фактически согласились принять участие в постановке до своего прибытия сюда?

Маллох ответил на явный и скрытый вопросы:

– Да, я не думал, что окажусь тут не к месту. Подбиралась весьма представительная труппа.

И это было правдой. Не существовало бы никаких оснований утверждать, что он проявил подозрительно непрофессиональное легкомыслие, оказавшись там, где находился убийца Олдирна, – в постановке.

– Кстати, вы знакомы с семьей?

– Я немного знал герцогиню. Однако я приехал, как уже говорил, по большей части благодаря содействию мистера Готта.

– Вы знали лорда Олдирна?

– Мы когда-то вместе учились в Эдинбурге. Потом мы довольно часто встречались.

– И вы хорошо знакомы с мистером Коупом?

– С Коупом? Только понаслышке и по его работам. Не припомню, чтобы мы с ним встречались раньше.

– Понимаю. Мне казалось, что вы, возможно, друзья, поскольку вы собирались навестить его на верхней сцене, кажется, почти в момент смерти лорда Олдирна. Разве ваш визит не помешал бы ходу пьесы?

– Я просто собирался несколько мгновений постоять в тени и взглянуть на холст Коупа. Он приглашал меня туда чуть ранее, когда мы с ним обсуждали, насколько он может продвинуться в написании картины за время представления.

Эплби знал, что это правда и что это один из самых сильных козырей Маллоха. Однако тот выложил его на стол, не придав ему никакого значения.

– Но вы ведь на самом деле так и не поднялись на верхнюю сцену?

– Нет. Я добрался до середины небольшой лестницы – полагаю, одолев с десяток ступеней, – когда услышал выстрел. На несколько секунд я застыл, гадая, что же могло случиться. Потом я почувствовал запах пороха и понял, что произошло нечто серьезное. Я повернул назад и спустился вниз как раз тогда, когда начали сбегаться люди. Как я понимаю, никто из них не видел, как я спускался по лестнице. Там стояла ужасная неразбериха.

– Совершенно верно, – сказал Эплби. – Однако вы, сэр, находились в исключительной близости от места преступления. Возможно, ближе всех, за исключением мистера Боуза. Можете ли вы каким-то образом нам помочь? Возможно, у вас есть какая-то информация или предположения?

Маллох не спешил с ответом.

– У меня нет никакой особой информации, иначе бы вы давным-давно получили ее вне зависимости от нашей запоздалой беседы. – Он мрачно улыбнулся Эплби. – Мое же мнение касательно этого дела вряд ли чем-то отличается от вашего. Прежде всего я бы предположил, что количество разнесенных в пространстве действий, совершенных преступником, является едва ли не ключевым фактором в его поимке.

Это звучало как уверенное заявление, но это могло быть блефом.

– Да, мы вскоре должны к этому вернуться. Но меня не оставляет мысль о «Гамлете», о том факте, что лорд Олдирн погиб в середине постановки. Я подумал, не могли бы вы, с вашим знанием пьесы, помочь нам в этом аспекте?

– Не думаю, что смогу, – ответил Маллох.

– Я особо думал о мотиве. Существует наделенный богатым воображением преступник…

– Неуместный посыл, инспектор. Лучше скажите «прихотливый преступник». – Эплби спокойно воспринял эту академическую поправку. – Существует преступник с причудливым или вовсе фантастическим складом ума. Он убивает лорда Олдирна при причудливых или фантастических обстоятельствах и для достижения цели идет на огромный риск. Почему?

– Предположительно потому, что преступник, как и Гамлет, представляет себя стремящимся к возмездию. Убить свою жертву посреди пьесы означает заявить об этом – пусть грубо, бесцеремонно и фантастично.

Наступила пауза. Затем Эплби продолжил:

– Размышляя подобным образом – признаюсь, так я и думал, – можно ли продвинуться дальше? Можно ли, например, определить вид возмездия, которым одержим Гамлет и наш предполагаемый преступник?

Маллох ответил медленно, но без заминки:

– Возможно, это довольно тонкая ниточка, однако по ней можно, разумеется, продвинуться вперед, причем более чем в одном направлении. Есть, например, мотив для мести Гамлета: тема наказания за братоубийство, кровосмешение и узурпацию власти. В нашем преступнике нужно искать что-то равнозначное этому. Или можно отказаться от мотива мести Гамлета и рассмотреть ее характер. В большинстве случаев это отложенная месть. Именно об этом всегда спорят касательно «Гамлета»: почему он медлит?

На сей раз молчание затянулось. Маллох стоял непоколебимо, как скала. Было ясно, что он заранее прокрутил в голове дело против себя и намеренно сделал его обсуждение неизбежным. Обладал ли он мощным резервом? Эплби очень опасался, что да: непоколебимым алиби в Абердине. Он решил зайти с другого конца.

– Мистер Маллох, самый безопасный способ совершить убийство – это не привлекать к себе внимание: выстрел в безлюдном месте, удар ножом в толпе. Когда убийство происходит при необычных обстоятельствах – как убийство лорда Олдирна, – существуют два вероятных объяснения. Первого мы уже коснулись. Преступник, возможно, страдающий психическими отклонениями, желает воплотить в жизнь некую фантазию, убить странно или напоказ. Второе объяснение убийства, сопровождающегося странными или необычными обстоятельствами, состоит в том, что предпринимается попытка вовлечь в него невинного человека, подставить его. Отмеченные особенности обстоятельств имеют место, поскольку они на кого-то указывают. Вы следите за моими мыслями?

– Подозреваю, – ответил Маллох, – что я их предваряю.

Полковник Сэндфорд заморгал, услышав этот едкий ироничный ответ. Мэйсон невозмутимо записывал. Эплби произнес:

– Похоже, что так.

После чего снова наступило молчание.

– Если вы хотите выслушать мое мнение, – продолжил Маллох, – о вероятности моделирования обстоятельств с целью обвинить невинного человека, я его выскажу. Я считаю эту вероятность малой.

Это прозвучало слишком хладнокровно. Эплби вдруг решил играть в открытую:

– Я выдвигаю версию, что некий неизвестный субъект, прочитавший книгу Андерсона или обладавший другой информацией, застрелил Олдирна после того, как состряпал всю эту интермедию «Гамлет, отомсти» с целью обвинить в убийстве вас, профессор Маллох. Вы считаете это маловероятным?

Маллох мрачно кивнул головой:

– Вы, несомненно, хотите выдвинуть предположение, что эта версия должна обладать для меня определенной привлекательностью. Возможно, что и так. Однако с точки зрения человека, привыкшего взвешивать свидетельства и доводы, я не могу ее принять.

– Соблаговолите объяснить – почему?

– Разумеется. Во-первых, это полная чушь. Не существует никого, знавшего или не знавшего о выходе писанины Андерсона, кто хотел бы навести на меня обвинение в убийстве. Это факт, с которым человек, возможно, знаком. Во-вторых – и это произведет на вас большее впечатление, подобная версия не выдержит логического разбора и анализа. Подбрасывая послания и убивая Олдирна таким образом, как это проделал преступник, он подвергался смертельному риску. Прежде чем решиться на это, можете не сомневаться, он хотел бы быть более или менее уверенным в достижении своей цели – то есть в обвинении меня. Мог ли он с точки зрения здравого смысла рассчитывать на такую ситуацию, в которой он оказался бы чист, а я – скомпрометирован? Думаю, нет. И в конечном итоге его метод подставить меня, предлагаемый вами, почти наверняка окажется способом оправдать меня. Эти послания, которые, в конце концов, лишь косвенно указывают на меня, на самом деле станут фатальной угрозой провала плана. Уму непостижимо, что он должен подробнейшим образом знать обо всех моих передвижениях с точностью буквально до минуты, чтобы быть уверенным, что на одно или больше посланий у меня нет твердого алиби. А при наличии единственного твердого алиби весь рискованный и тщательно продуманный план тотчас рухнет. Любезно выдвинутая вами версия рассыпается.

– Я склонен согласиться с вами, – кивнул Эплби.

Перед его внутренним взором предстала стена без бутылок и далекие, вымощенные брусчаткой улицы Абердина. Маллох достаточно гладко подошел к последнему козырю Эплби – алиби на ранние послания.

Маллох тихо продолжил:

– И факт того, что я, вероятно, не обладаю «прикрытием» для любого из значимых отрезков времени, является поразительным обстоятельством, на которое, вероятно, не рассчитывал ваш предполагаемый преступник.

На какое-то мгновение Эплби не придал значения этим словам, но затем он понял заключавшийся в них смысл.

– Ах да, – так же спокойно ответил он. – Сейчас мы к этому подойдем. Вы должны понять, что вопросы, направленные на установление алиби, являются стандартной процедурой и задаются всем.

– Несомненно, – согласился Маллох.

– И что информация, которую вы по своей воле предоставляете нам в помощь, может быть по вашему желанию предана временному умолчанию до тех пор, пока вы не получите юридическую консультацию.

– Именно так, – сказал Маллох.

– И что все сказанное вами будет занесено в протокол и может быть использовано как против вас, так и в вашу пользу.

– Несомненно, – произнес Маллох.

– А теперь, с вашего позволения, мы пойдем от позднего к раннему. Нападение на доктора Банни нынче утром между девятью тридцатью и десятью часами. Никто не упомянул, что находился в вашем обществе, так что я полагаю…

– Сразу после завтрака я отправился в библиотеку и находился там один.

– Благодарю вас. Вы никого не встретили по пути туда или обратно?

– Нет, никого.

– Убийство мистера Боуза между часом сорока и двумя часами ночи.

– Вскоре после досмотра в зале я направился к себе в комнату и оставался там.

– Благодарю вас. Большинство людей, конечно же, поступило так же. Время убийства лорда Олдирна мы уже обсуждали. Теперь обратимся к посланиям. Я понимаю, что вы прибыли из Абердина…

Маллох спокойно вынул карманные часы и посмотрел на них.

– Весьма жаль, что я не успею переодеться к ужину, – произнес он. – Возможно, это ускорит дело, если я объясню, что больше недели находился в Лондоне, прежде чем приехал в Скамнум.

Эплби смерил Маллоха суровым взглядом.

– Но у всех создалось впечатление…

– Именно что. Дело тут в так называемом общественном увиливании. Меня очень звали приехать пораньше, однако, хотя я и с нетерпением ждал постановки, мне не особо хотелось участвовать в долгих приготовлениях. Так что я отговорился большим объемом работы в Абердине и условился приехать сюда в пятницу после ужина. На самом деле я ожидал именно такого развития событий. Однако выяснилось, что я смог освободиться на неделю раньше. Поэтому я воспользовался возможностью поехать в Лондон и поработать в библиотеке Британского музея. Затем я прибыл сюда в пятницу вечером, как и было условлено. И я решил, что нет необходимости объяснять мои предшествовавшие передвижения.

– На самом деле вы дали понять, что прибыли прямиком из Абердина?

– Косвенно – возможно, что так, – невозмутимо ответил Маллох.

– Поступило пять посланий, о которых нам известно. Если снова двинуться назад, то одно из них прозвучало по радиограммофону в ночь на воскресенье. Не думаю, что у вас более чем у кого-либо из остальных, спавших в доме в ту ночь, есть алиби на этот предмет?

– Уверен, что его нет.

– Так же, как и касательно послания, прозвучавшего за завтраком в субботу из аппарата доктора Банни? Думаю, вам объяснили принцип действия этого устройства вскоре после вашего приезда в пятницу вечером?

– Да. Алиби нет.

– Так же – снова, как у остальных – касательно письма, отправленного в пятницу мистеру Гилби из Уэст-Энда?

– Алиби нет. Отправку письма мог устроить любой.

– Совершенно верно. А теперь вы не могли бы подробно описать все ваши передвижения в пятницу до прибытия сюда?

– Я приехал в Британский музей к десяти и работал в библиотеке, иногда перебрасываясь взглядами со знакомыми мне людьми, до половины первого. Затем я взял такси до клуба «Атенеум», где мы договорились пообедать с проректором Кадвортского университета. Он посредственный ученый, но заслуживающий доверия свидетель. В его распоряжении был лишь час, и мы расстались с ним без четверти два. Стоял прекрасный день, и я решил прогуляться по Сент-Джеймскому парку. Я взял такси и вернулся в музей в самом начале четвертого.

– Во время прогулки вы не встретили никого из знакомых?

– Никого.

– Вы могли находиться рядом с квартирой лорда Олдирна у Пиккадилли около двух часов и подбросить послание в его машину?

– Если бы я знал, что машина Олдирна стояла у Пиккадилли, я бы, несомненно, оказался рядом с ней в нужное время.

– Благодарю вас. Остается лишь один важный временной отрезок, относящийся к телеграмме, посланной мистеру Джервейсу Криспину из Скамнум-Дуциса. Вы можете припомнить события восьмидневной давности, то есть прошлого понедельника?

– Да, – ответил Маллох. – В тот день я отправился на Хортонские скачки.

Мэйсон с хрустом сломал карандаш. В мертвой тишине это прозвучало как выстрел. Затем Эплби спросил:

– И вы все еще отвергаете мысль о том, что вас подставили?

– Да. Я бы не ухватился за нее, даже как за соломинку. Убежден, что здесь имеет место совпадение, и ничего больше.

– Вы можете рассказать о ваших посещениях скачек?

Однако сарказм вопроса не произвел на Маллоха ни малейшего впечатления.

– Разумеется. Возможно, оттого, что я – человек из народа, я люблю вращаться среди простых людей. Причиной тому отнюдь не любопытство и наблюдательность: я просто люблю смешаться с толпой. Это моя маленькая слабость – просто иногда исчезнуть на несколько часов. И в понедельник я просто отправился туда экскурсионным поездом, побродил в толпе у беговых дорожек и вернулся тем же путем.