Вершина угла Павловский Сережа

– Отмочил, конечно.

– Ха-ха-ха, – я стал громко хохотать, не понимая, насколько нужно быть свиньёй, чтобы никого не стесняться. – А как отреагировали присутствующие?

– Да там вроде толком-то никто и не понял, что это было, только Эля его попросила так больше не делать, но это, наверное, я один заметил, – рассказывал Гаста. – Я фотографировал этот отстой и тухляк, материл тебя и каждые пять минут смотрел на часы.

– А народа много было?

– Да так, человек тридцать: родственники и несколько друзей.

– Давай дальше.

– Даю, брат! И в попу тебе даю!

– Это я! Хе-хе.

– Это тоже я! И вот, когда Талия начала произносить четвёртый или пятый тост за молодых, Ксюхан больше не выдержал, встал и через стол ей с ноги каааааак уебал…

– Ха-ха-ха, – я чуть не задохнулся от хохота, представляя эту невероятную картину. – Ты гонишь! – хотя я знал, что Гаста не выдумывает, но в таких ситуациях всегда полагалось сказать что-то подобное.

– Отвечаю, тварью буду, не пизжу, в натуре, – Гаста также отдал дань пацанскому гэгу.

– И что, попал, что ли?

– Попал! – Гаста тоже засмеялся. – Затем он попытался размахнуться и заехать ещё разулю, но вовремя подоспел Пузо – чувак Талии, он в два счёта обработал Ксюхана и уложил его на пол. Начался кипиш, туда-сюда, все носятся, я помог ему подняться…

– Ты хоть сфотографировал этот махач? – спросил я, продолжая смеяться.

– Нет, не успел, всё было очень быстро, да и прикинь – махач, а я на телефон снимаю, как из моего друга выбивают последние бонусы.

– На фотик, без палева, ты же там фотографом был.

– Ага, после этой съёмки фотик бы не подлежал ремонту, – хихикнул Гаста.

– А я думал, что это он в клубе подрался с кем-то. А этот Пузо такой здоровый, что ли, или просто Ксюхан был сильно бухой, что не смог ответить? Или он ему тоже успел насовать?

– Нет, не смог. Пузо – то ли мореман, то ли десантник. Солдафон, одним словом, здоровый, сука! – описал Гаста его психологический портрет. – Я помог Ксюхану подняться, увёл его в туалет, он умылся, вроде как даже слегка протрезвел, я ему говорю: «Ты чё вытворяешь? Не порть людям праздник, успокойся». Он кивнул, сказал, что всё нормас, проехали. Мы подходим снова к столу, я говорю, что Ксюша уже успокоился, Ксюхан тоже извиняется, потом так немного тупит, стоит, смотрит куда-то, затем хватает нож со стола и бросается на Пузо.

– Ха-ха-ха! – продолжал я хохотать, у меня уже слезились глаза.

– Я уже думаю – на хуй, на хуй, пусть сами разбираются, ещё не хватало от этого пьяного дурака пикой получить.

– Жиганской, – добавил я.

– Ага, уж лучше в жопу раз, чем пику в глаз, – хохотнул Гаста. – Ну там столовый нож был, но у Ксюхана силёнок хватит и им расчленить человека.

– Столовый нож – почти заточка.

– Да, и я решил просто наблюдать: Ксюхан стал махать ножом перед Пузом, тот что-то такое замутил непонятное, я даже ничего не понял, а потом Ксюхан снова оказывается на полу и уже без ножа. Остальные бросились его успокаивать. Он ещё немного побузил, побурагозил, получил несколько ударов точно в дыню, а потом попросил жареной водички, погремел стаканами, походил немножко на бровях и задрых прямо на стульях.

– Это как?

– Да в ряд несколько стульев поставил и развалился на них. Я ещё полчаса пофоткал, потом сказал, что моё время закончилось, и свалил домой, прихватив несколько мерзавчиков, тем более там был ещё оператор. Вот он, кстати, точно всё снял, но хрен мы посмотрим эту запись.

– Хе-хе, жарщик со стажем, ёпти, – охарактеризовал я своего друга, пытаясь представить себе габариты Пуза и свадебный переполох в самых ярких красках. – Эх, а какой видос бы получился!

– Базаришь, не то слово! Премия свадебного фестиваля за лучший акробатический номер, ёба!

– Хе-хе. Да, что называется, такое нарочно не придумаешь. Ну лан, я погнал, и так уже опаздываю.

– Удачи, братик.

– И не бухай, скотина такая, – я шлёпнул Гасту по щеке.

– Хе-хе-хе.

Я очень быстро долетел до общежития, сильно вспотев. Настроение было отличное, я расстегнул куртку, прошёлся вперёд-назад, восстановил дыхание и набрал Елеанну.

– Пришёл уже? – раздалось в трубке вместо «алло».

– Да, на месте.

– Быстро ты, я сейчас спущусь.

Я зашёл внутрь, поздоровался с охранником, он внимательно изучил мой паспорт и произнёс: «До одиннадцати», затем записал номер комнаты на тонкой полоске бумаги, вложил её в мой паспорт и положил его себе на стол.

Мы прошли глубже в здание, Елеанна вызвала лифт.

– Что-то охранник подозрительно хорошо к тебе относится, раз разрешает приходить поздно и приводить гостей поздно, – сказал я, когда мы зашли в кабину. – У вас с ним случайно ничего нет?

– Ребёнок общий, – ответила Елеанна и нажала на цифру «четыре», затем увидела, как начало искажаться моё лицо, улыбнулась и добавила: – Ну что за чушь? Что у меня с ним может быть?

– Откуда я знаю? – после шутки про ребёнка меня по децелам охватил мандраж.

– Ты ревнуешь?

– Да!

– Сам подумай, если бы у меня с ним что-то было, даже если бы я и хотела тебя пригласить к себе в гости, всяко не в его смену, потому что он бы тебя не пропустил.

– Ха, – я улыбнулся, – с кем ты живёшь?

– С хорошими девочками.

– Они знают, что я приду?

– Да, я предупредила.

Мы зашли в комнату. Там находились три девушки: две сидели у монитора и смотрели какое-то кино, третья что-то писала в тетрадку.

В комнате было четыре кровати и четыре стола. Ещё была перегородка, которая делила комнату на две части: поменьше – возле двери, где все раздевались, стоял кухонный стол и холодильник, и побольше – где жили студентки и стояли столы с кроватями. Ещё был шкаф, который и являлся той самой перегородкой.

– Это Автор, – представила меня Елеанна своим сожительницам.

– Привет, – поздоровался я со всеми.

– Это Negfzgbplf, – показала Елеанна на первую девушку у монитора.

– Привет, – отозвалась та.

– Очень приятно, – сказал я.

– Это Rjyxtyyfzik.[f, – представила Елеанна вторую девушку у монитора.

– Хай, – она подняла руку.

– Очень приятно, – ещё раз сказал я.

– Ну и наконец – Ehjlkbdfz;f,f, – познакомила она меня с третьей соседкой, которая, по всей видимости, делала уроки.

– Здравствуйте, – ответила она, быстро скользнула по мне взглядом и дальше уткнулась в тетрадку.

– Очень приятно, – в третий раз сказал я и понял, что уже забыл их имена.

– Ну что, чай? – спросила меня Елеанна.

– Нет, спасибо, – я слегка растерялся, один в компании такого количества девушек я уже давно не был, если вообще когда-то был.

– Ну тогда садись, вот моя кровать, – Елеанна бросила туда телефон.

– Хорошо, – я осторожно прошёл к кровати и аккуратно сел на неё, стараясь не помять покрывало.

– Ну что ты такой скромный-то? – Елеанна подошла ко мне и толкнула меня в плечо.

– Могу песню спеть, – сказал я, смущённо улыбаясь, – давай гармонь.

– Сам гармонь! – засмеялась девушка.

– Ха-ха.

– Чем будем заниматься?

– Ээээ, – я ничего не мог придумать, я просто хотел побыть с Елеанной, подержать её за руку, обнять. – Давай тоже что-нибудь посмотрим.

– Давай, – легко согласилась девушка и развернула свой ноутбук экраном к нам, – что будем смотреть?

– Мультик, – сказал я первое, что пришло в голову. – Мне всё равно, я хочу с тобой побыть, – признался я.

– Ладно, – Елеанна улыбнулась, – у меня есть один прикольный.

– Включай, – я устроился поудобней.

Мы стали смотреть мультик. Никогда раньше не мог подумать, что в одной комнате можно смотреть два разных фильма. Причём ни мы им, ни они нам не мешали. Только иногда их соседка, которая занималась учёбой, обращалась к двум другим студенткам: «Можно потише?» – когда те начинали громко смеяться, но я думаю, она это вставляла не из-за того, что ей мешали делать уроки, а просто чтобы напомнить о себе.

Я прижался к Елеанне и взял её за руку, мы легонько гладили друг друга, это мне доставляло огромное удовольствие. Постепенно мне в голову стала приходить мысль, что мне сильно не хватает таких спокойных вечеров с девушкой.

Я даже не смотрел в экран, а наслаждался этими минутами, не думая больше ни о чём.

Через полчаса выяснилось, что я не единственный гость, которого ждали в этой комнате сегодняшним вечером. С огромным шумом в комнату ввалилась подвыпившая компания студентов из этого же общежития. Их было восемь человек: четыре парня и столько же девушек, они вели себя очень шумно, зашли с алкоголем и закуской. Одним словом, вечер был испорчен. Я напрягся, Елеанна это заметила.

– Не обращай внимания, это к Rjyxtyyjqik.[t пришли.

– Как скажешь, – я попытался расслабиться и погрузиться в мультфильм.

Не получилось. Эта куча уродов шумела, смеялась, шелестела упаковками от закуси и гремела тарой. Кто-то начал курить в форточку.

– Разве в комнатах можно курить? – спросил я у Елеанны недовольным голосом.

– Нет, за это штраф, ну они же в форточку, потом проветрят.

– А если спалят, штрафуют только того, кто курил?

– Когда как, последний раз всю комнату оштрафовали, сказали, если ещё раз такое повторится, выселят, – ответила Елеанна.

– Делай выводы, – пронудил я.

Прекратив смотреть мультик, я стал слушать, о чём они говорили. Я чувствовал себя старпёром. При небольшой разнице в возрасте – полагаю, им всем было от восемнадцати до двадцати, – они мне явно уступали в уровне ай-кью.

Меня отвращала даже не их речь, состоявшая в основном из мата и слов-паразитов, а гнилые темы. Они говорили о редкостном говнокале, матерясь через букву, убого шутили и вели себя один в один как жопа полугодовалого пиздюка – радостно и бездумно обливались поносом.

Это вызвало у меня непередаваемое отвращение. Казалось, даже Ксюхан умнее этих имбецилов. Хотя он намного старше их, но не думаю, что в их возрасте он был таким же упырём… А вообще-то в их возрасте Ксюхан был даже ещё хуже.

Один подросток повернулся к нам и обратился к Елеанне:

– Елеанна, а ты чего сидишь? Налетай! – он протянул ей стакан с алкоголем.

– Нет, спасибо, я не хочу, – помотала головой девушка и натянула улыбку.

– Как хочешь, – сказал он, посмотрел на меня и как заправский колдырь опрокинул в себя всё разом, – затем улыбнулся и добавил: – Типа за вас было.

– Ха-ха-ха, – послышался сзади дружный смех.

– А чё ты отказалась? – спросил я у Елеанны, чувствуя, что начинаю заводиться. – Давай, смелее, возьми стаканюгу, залуди рюмашку, чего ты мнёшься-то перед корешами?

– Я правда не хочу, – ответила она. – Успокойся, всё хорошо. Хочешь, пойдём в другое место? – у меня было ощущение, что она чувствовала себя виноватой передо мной за этот инцидент.

– В какое другое? Проходя по коридору, я заметил только другие комнаты, где меня не ждут, кухню и туалет. Да ну, ты что, – достиг я точки кипения, – здесь такой чумовой движняк!

Я встал и подсел к компании, которая обсуждала за бутылкой дешёвого портвейна какую-то херь. Они посмотрели на меня. Я кивнул им, улыбнулся и сказал:

– Продолжайте, пожалуйста.

Какой-то паренёк продолжил рассказывать свою историю…

– Хуй! – перебил я его и по-уродски наигранно заржал: – Хэ-хэ-хэ-хэ, – затем успокоился и спросил с нескрываемым любопытством у того, кто ведал захватывающую историю своим друзьям-дегенератам: – Ну и чё дальше-то было?

Тот только раскрыл рот, чтобы что-то сказать…

– Хуй! – ещё громче крикнул я и ещё противнее заржал кому-то прямо в ухо: – Ха-ха-ха-ха, – все взгляды присутствующих устремились на меня, а во мне начал просыпаться злой гопник-зануда. Во всяком случае, в лицах студентов я выглядел именно так. – Ну чё ты заткнулся-то? – обратился я снова к нему. – Давай дальше прикалывай, рассказчик, – я секунду помолчал, а потом добавил: – Рассказчику за щеку, ха-ха.

– Чё тебе надо? Ты кто? – наконец опомнился кто-то из студентов.

– Мама твоя, – ответил я и толкнул его в грудь.

– Слышь, ты чё, охуел?! – он подошёл ко мне вплотную.

Я выждал несколько секунд, оппонент не действовал.

– Сыкло! – сказал я и засмеялся.

– А по еблецу? – кажется, этот студент совсем не понимал, что надо говорить в таких ситуациях и как действовать, остальные ему на помощь не шли, а молча наблюдали, отчего он волновался ещё сильнее.

– Ха-ха-ха, – меня поразила его храбрость. – Держите меня семеро, пока я лёгкие от смеха не выплюнул! – я посмотрел ему в глаза и радостно выдал: – Всё, что ты мне сможешь сделать, – только снять с меня штаны и отсосать у меня! – остановить меня уже было невозможно.

– Ты чё, охуел?! – ещё раз повторил он.

– Да, охуел, – сказал я, – я уже давно охуел от вас, уёбков залупообразных! – мне показалось, эти студенты так своих преподавателей не слушают на лекциях, как сейчас начали слушать меня. – Тупые уроды! Ваши родители въёбывают на работе, чтобы вы смогли получить высшее образование, а кто-то ведь и на трёх работах загибается, а вам насрать, вообще ни хуя не цените. Спиваетесь, курите и деградируете – вот это жизнь. Охуительно! А, блядь, алкоголь – враг разума, он не прощает ошибок, – процитировал я советские антиалкогольные лозунги с агитационных плакатов. – А вот ты, например, сможешь написать слово «коэффициент» без ошибок? А ты, – я повернулся к другому, – ты вообще знаешь, что такое «социальная мобильность» или «репрезентативность»?

– Я на программиста учусь, зачем мне это знать? – ответил он растерянно.

– А, блядь… – я запнулся. – В жизни всё пригодится! – продолжил я орать через мгновение. – Это же школьная программа. Как вы вообще сюда поступили? За бабло? – и всё же, признаю, с репрезентативностью я, возможно, перегнул, хотя мало ли сраных умников в школах, которые в шестнадцать лет уже знают, что спрос рождает предложение, и делают первые попытки поставить систему раком, начиная со своих одноклассников? – Вас даже слушать противно: «это самое, в сущности, как бэ, реально, тупо, ни о чём, в принципе, на самом деле, короче», – изобразил я их недавнюю речь, брызгая слюной. Кто-то засмеялся. – Чё ты ржёшь? – я повернулся к какому-то толстому парню. – Наше общество гавным-гавно всё на куски разорвано. Всё, блядь, пизда рулю! Нет будущего, и это ни хуя не смешно, понял! Всё это пиздец-печально, – сказал я более спокойным голосом. – В школах дети рисуют на полях тетрадки не голых баб, а купола, уголовные аббревиатуры себе на руках вырисовывают и зовут поговорить по понятиям, – я полез в дебри, но не мог остановиться, считая, что обязан озвучить корень всей проблемы. – В кругу друзей без пиздюлей, ебу ментов в шахматном порядке. Это нормально? Наша культура обогащается! Совдепия ёбнулась, а привычки всё комментировать, советовать и быть затычкой в каждой пизде остались. Парадокс заключается в том, что когда мне нужен дельный совет, все несут полную шнягу. А когда я хочу почесать жопу, советчиков набегает целых дохерадцать, и каждый со своим проектом и стратегией, – я уже сам не понимал, о чём говорю, но был уверен, что это умные и правильные слова. Я посмотрел на Елеанну, она стояла без движений, прямо как тогда, в клубе, и была шокирована моей реакцией на их повседневную жизнь. – Каждое уёбище лезет в телевизор, чтобы всей стране поведать о том, что его сын на два года старше, чем он сам, – продолжал я плеваться желчью. – Дай совет участнику! В ток-шоу дискутируют на тему «Кто трахал одиннадцатилетнюю Маню? Её папа или её дед?» Вы чё, совсем уже ёбнулись? Чем больше вы это обсуждаете, тем больше завтра будет выебано таких Мань, – кто-то снова засмеялся. – Да хули ты ржёшь, сука, вафлеслон? – я развернулся к какому-то парню и с размаха заехал ему кулаком прямо в живот, он охнул, присел на корточки и стал хватать ртом воздух.

– Ты чё, дебил, у него же язва! – закричала на меня какая-то участница алко-студ-недопати, – наклонилась к нему и стала помогать ему подняться. – Дыши, Ёсимоси, дыши, вот так, молодец, – затем она посмотрела на меня и сказала: – Идиот! Ты чё несёшь вообще? Какие купола? Какая Маня? Какие ещё менты в шахматном порядке? Кретин!

Я уже начал остывать, мне стало жутко неудобно за свой поступок, я хотел извиниться перед этим парнем, но понимал, что это будет выглядеть ещё нелепей, чем вся моя пламенная речь. И что я ему скажу? Айм соу стыдно, что ли? Прости меня, пожалуйста, я больше так не буду? А потом скрестить с ним мизинчики и хором проговорить: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись»?

Я посмотрел на всех малолетних алкашей-студентов, понял, что не достучался ни до одного сердца, потому что им все эти проблемы – что собаке пятая лапа. Молодёжь решила просто выпить без задней мысли в выходной и покуролесить, а я им всё запорол своей истерикой.

– Башню рвёт от вас, пидорасы! – решил я закончить своё выступление, перед тем как свалить и громко хлопнуть дверью. – Подрастающее поколение примитивней предыдущего, поступки молодых всё бездумней, а народ радуется и кричит: «Ещё!» Даже одеваетесь как обсосы, – хотя я сам был одет не лучше, но мне казалось, мой вкус всё же был поинтересней в силу моих умственных способностей. – Летайте балалайками компании «Авиаговно». Один хуй, всё прошло мимо бани, – с этими словами я растолкал всех, подошёл к двери, сорвал все шмотки с крючков, которые мешали мне взять мою куртку, быстро оделся и вышел.

Громко хлопнуть дверью не получилось, потому что чей-то ботинок оказался между дверью и косяком, из-за чего дверь, смяв его, отскочила к стене и так и осталась открытой настежь. Наверное, я сам этот ботинок туда запнул, пока резко одевался.

Уходя, я слышал, как Елеанну спрашивали: «Где ты откопала этого психа? Ты что за мудака сюда привела?» Твою мать! Я совсем не подумал о ней, её же могли сейчас заклевать из-за меня. Возвращаться было тоже нельзя – я же не знал, в каких она отношениях со своими соседками. Если этот мудила ей так спокойно предложил выпить, значит, она с ними бухала раньше. А может, вообще – ебалась. Поэтому, вполне возможно, моё обращение относилось и к ней тоже. Я спустился вниз, забрал паспорт у охранника и пошёл домой.

Был уже глубокий вечер, темно, на улице почти никого не было. Я матерился про себя и вслух. Тот худой голодяга не выходил у меня из головы, мне было стыдно почти за всё, что я там наговорил и сделал. Тоже мне – карате до сито рю ходячий, самого дрища лоховатого выбрал и нагнул – герой, ёпто. Крик «у него же язва!» меня напугал, я подумал, что после моего удара у него могло начаться внутреннее кровотечение. Я ничего не понимал в медицине, поэтому ещё сильнее испугал себя до усрачки своими домыслами.

«С другой стороны, – думал я, – откуда у молодого парня может быть язва? Наверняка потому, что он бухает! Да и откуда у меня сильный удар? Я же сам слабак и дрищ».

Успокоив себя тем, что удар у меня не поставлен, он алкаш и не зря отхватил, я снова вспомнил Елеанну. Теперь я уже и не знал, что делать. Звонить и извиняться мне не хотелось, во всяком случае, прямо сейчас, а сама она теперь вряд ли позвонит.

Я материл всех: её – за то что она пошла покупать сапоги, её подругу – потому что сапоги были для неё, себя – за то что всё равно пошёл к ней, да ещё и не смог спокойно полтора часа там посидеть. Я даже с ней не попрощался! Обидно было так глупо заканчивать общение с такой красивой девушкой. Вряд ли я её ещё когда-нибудь увижу.

Я быстро шёл домой, пиная снег под ногами. Злость меня никак не оставляла в покое, и я был уверен, если бы у меня в тот момент оказался в руках атомат, я бы в той комнате покрошил всех до единого, за то что они такие петухи и гондоны.

Подходя ближе к дому, я увидел, что меня ожидал сюрприз в виде Чокнутой Псины. Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я был очень рад её видеть и знал, что до конца свою злость я сорву именно на ней. В столь позднее время я её видел впервые.

Собака, не торопясь, бегала по кругу и пока меня даже не взамечала. Понаблюдав за ней несколько секунд, я убедился, что на улице больше никого не было и она гуляла в очередной раз без хозяина. Я снова прокрутил в голове ситуацию в общежитии, разозлился ещё сильнее и пошёл прямо на неё.

Собака подняла на меня голову, посмотрела и начала гавкать. Я подошёл ближе, размахнулся и попытался её ударить ногой, она отскочила и ещё громче загавкала.

– Да стой же ты, падла! – закричал я и побежал за ней.

Собака убегала от меня и звонко лаяла. Наверное, думала, что я решил с ней поиграть. Я остановился.

– Чё, блядь! Как нападать сзади – это ты легко, а как один на один – всё, обосралась, шавка?

– У-а!.. – родился ЦАП в даxе Снежки – паx-паx! В зубаx ззудки… Роет яму в парном снегу.

– Гав-гав, – звонко отреагировала собака.

Я перевёл это для себя как «Я твои щёки жарила, гондон!», постоял несколько секунд и с новой силой побежал за ней.

– У-гу-гу-гу!.. Каракурт!.. Гы-гы-гы!.. Бура-а-а-ан… Гора ползет – Зу-зу-зу-зу… Горим… горим-го-го-го!.. В недраx дикий гудрон гудит – гу-гу-гур… Гудит земля, зудит земля…

Я догнал её возле своего дома. Она скалилась и рычала, гавкая время от времени, хватая воздух. Я остановился, посмотрел ей в глаза, разбежался и прыгнул на неё. Собака не успела увернуться, я завалил её на бок, и началась драка. Она кусала меня через куртку и несколько раз её прокусила. Я кричал от боли и пытался напинать ей по бокам. Стоял оглушительный визг, она вырывалась изо всех сил и скулила на весь двор, а я лупил её, стараясь сжать ей руками пасть. Она продолжала вырываться, визжать и кусаться, я обхватил её за шею и принялся душить.

Зудозём… зудозём… Ребячий и щенячий пупок дискантно вопит: У-а-а! У-а-а!.. – а!.. Собаки в сеняx засутулились И тысячи беспроволочныx зертей и одна ведзьма под забором плачут: за-xа-xа-xа – xа! а-а! За-xе-xе-xе! – е! па-па-а-лся!!! Па-па-а-лся!

Я был уверен, что она чувствовала мой адреналин победы и понимала, что сейчас ей настанет полный вперёд. Она сумела вырваться и резко укусила меня за руку, я вскрикнул от боли и со всей силы ударил её ногой в нижнюю челюсть. Взвизгнув, она отлетела на метр и осталась лежать на земле. Я понял, что надо действовать. Бросившись на неё, я со всей силы ударил её по рёбрам. Затем стал топтать ногой её голову. Она уже не скулила, а лежала без движения, а я продолжал её бить до тех пор, пока она не закрыла глаза. Из её уха и пасти начала вытекать кровь, я остановился.

Буран растет… вьюга зудит… На кожаный костяк вскочил Шаман Шамай Всеx запорошил: зыз-з-з глыз-з-з – Мизиз-з-з з-з-з-з! Шыга… Цуав… Ицив – все собаки сдоxли!

На улице сразу стало тихо. Я посмотрел по сторонам. Даже если кто-то слышал или видел в окно драку, поймёт меня и наверняка скажет спасибо, когда узнает, кого я сейчас замохорил в жестокой схватке, потому что собака-охуевака доставала всех и каждого. Может, хозяин с ней потому и не гулял, что она была больной на свои собачьи яйца.

Я пошёл домой, рука очень сильно болела. Собака осталась лежать прямо возле угла дома. Зайдя в квартиру, я с трудом разделся и увидел на куртке следы от укусов. Куртку было жалко, хотя я всё равно планировал в ней ходить последнюю зиму. Рука опухла, и я не мог ею пошевелить. Я не знал, что делать, к врачу я тоже идти не собирался – ни сейчас, ни завтра.

Мне было всё равно, что со мной случится, потому что сейчас, когда я пришёл в себя, мне вдруг стало очень жалко собаку. Я никак не мог понять, что со мной произошло в тот момент, когда я захотел её убить. Оправдываться было глупо, поэтому я решил, что её укус – это то самое наказание, которое я должен понести за свой поступок. Но это при случае, что я не понесу никакого другого наказания, потому что если понесу, то она, конечно, шавка ебаная и пусть ещё раз сдохнет.

Родители уже спали, я промыл рану, достал бинт, перекись водорода и принялся сам себе оказывать корявую медицинскую помощь на кухне.

В дверь позвонили. Я оставил всё на столе и пошёл смотреть, кто пришёл. В другой раз хрен бы я пошёл (кому там ещё не спится?), но очень не хотелось, чтобы вставали родители, которые наверняка уже проснулись. Они могли увидеть мою рану и сразу начали бы расспрашивать, что случилось. Я посмотрел в глазок и сильно удивился: это была Елеанна.

– Привет, я не поздно? – сказала она, когда я открыл дверь.

– Заходи, – я пригласил её в квартиру.

– У тебя возле дома лежит мёртвая собака, – произнесла она новость, раздеваясь. – Каким уродом нужно быть, чтобы убивать собак и вообще животных?

Я молчал и смотрел на неё, стараясь держать руку на весу.

– А что у тебя с рукой?

– Собака укусила, – сказал я.

– Так это ты её убил? – она замерла, глядя на меня, продолжая стоять в одном сапоге. – Ах ты, подонок!

– Спасибо! – бодро проговорил я.

– Совсем уже крыша поехала? – она начала натягивать снятый сапог обратно на ногу.

– Это была некачественная собака, – сказал я тихо, не собираясь оправдываться, да и сказать мне было нечего.

– Ты придурок! – продолжала ругаться Елеанна.

– Это я, да!

– Отморозок! – она надела куртку.

– Ой, спасибо тебе! – продолжал я играть в дауна.

Елеанна посмотрела на меня внимательно, выдохнула пар, как бык и снова обозвала: – Дебил! – на этот раз получилось совсем громко.

– Потише, у меня родители спят. А зачем ты пришла?

– После твоей замечательной речи я поругалась со всеми своими соседками, пытаясь объяснить твою позицию и сказать, что ты был прав.

– Это красноречивое выступление называлось «апофездец», – попытался я пошутить.

– Заметно. Я не могла больше с ними находиться и пошла за тобой, надеясь догнать, а ты и правда дебил и урод!

– Это я, да, – я уже устал играть в дурачка. – Могла бы позвонить, прогулялись бы, как в день нашего знакомства.

– Я забыла телефон в общаге! – Елеанна взяла сумку и повернулась к двери. – Как она открывается?

– Я думал, больше никогда тебя не увижу.

– И не увидишь!

– Елеанна, ты меня не слушаешь! Я же тебе объясняю, что это собака на меня первая напала, она была чокнутой и всех подряд доставала, кусала и облаивала. У неё, наверное, было какое-то психическое расстройство, хз. Делать мне больше нечего – собак убивать. Я, наоборот, от неё отбивался.

– Отбивался и убил? – не верила мне Елеанна.

– Как получилось, – показал я прокусанную руку девушке.

– После того как ты Ёсимоси ударил, сильно сомневаюсь в твоей невиновности.

– А с ним хоть всё нормально? – решил я снять с себя часть груза вины.

– Да, отдышался и дальше бухать продолжил, – Елеанна подтвердила мою мысль о том, что этого петуха можно было и не жалеть.

– Я не отрицаю свою виновность. Я всё прекрасно осознаю. Я не знаю, что на меня нашло. Не уходи, мне правда стыдно за своё поведение. Просто твои друзья меня сильно разозлили. Я хотел спокойно посидеть с тобой, а они ввалились и начали нести чушь, вот я и сорвался.

– Это не мои друзья, я же сказала, к кому они пришли.

– Только выпить всё равно предложили.

– Выпусти меня.

– Куда ты сейчас пойдёшь?

– Домой, в общагу.

– В общнягу! Ты же со всеми там поругалась.

– Да, из-за тебя, кстати.

– Спасибо, – я подошёл к ней ближе, – что заступилась за меня. Мне жутко неудобно перед тобой и остальными, что я так по-свински себя повёл. Елеанна, не уходи.

Она посмотрела на меня.

– Я не знаю, как мне поступить, Автор. Ты мне нравишься, но ты неуравновешенный… Ты сейчас спокойный, а через минуту уже больной, буйный, неадекватный псих.

– Это я, – протянул я снова дебильным голосом, криво улыбнувшись.

– Дурак! – улыбнулась Елеанна. – Я тебя боюсь.

– Ты мне тоже очень нравишься… – затем я сделал рожу идиота, – и не надо его бояться, просто дай ему по яйцам, когда он снова начнёт истерить в припадке, он и свалится, – дал я совет Елеанне, почему-то сказав о себе в третьем лице. – Такого больше не повторится, я буду держать себя в руках. И отныне больше никаких издевательств над собаками, только дружеский секс! – я попытался максимально обхватить себя руками, укушенная рука заныла сильнее, я скривился от боли.

– Сильно болит? – спросила Елеанна.

– Да, опухла и даже пошевелить ею толком не могу.

– Так тебе и надо.

– Согласен.

– Надо обработать и забинтовать рану.

– Я как раз сейчас собирался отрастить себе третью руку и заняться собой, – прикинулся я беспомощным.

Елеанна посмотрела на меня, о чём-то подумала, затем снова начала раздеваться.

Мы прошли на кухню. Она помогла мне продезинфицировать рану ещё раз, затем сделала перевязку.

– Не туго?

– В самый раз, – попутно я выпил обезболивающее средство, чтобы было легче уснуть.

– Тебе надо сходить к врачу, – сказала Елеанна.