Разделенный Мир Малинин Евгений

– Я… я… я знаю, где и у кого можно отнять!… – радостно сообразил лейтенант.

– Слушай, ты казался мне более понятливым. ТЫ что, не слышал? Я сказала – купить. Купить!

Сяма растерянно пожал плечами:

– Я… я… никогда не покупал…

– Да?… – теперь растерялась баронесса. – Ну… я думаю, где можно отнять, там можно и купить.

Сяма в ответ только почесал затылок.

– Хорошо! Иди подбирай людей, потом приведешь их ко мне.

Сяма сделал почти идеальный поворот кругом и бегом направился к своим товарищам. А Машенька тем временем развязала одну из седельных сумок и открыла ее. Порывшись, она достала объемистый мешочек, развязала кожаный шнурок и, бросив задумчивый взгляд на толпящихся и гомонящих гвардейцев, отсчитала двадцать пять небольших золотых монеток. Сунув монеты в карман, она аккуратно затянула мешочек и уложила его на место.

Она была уже в седле, когда вернулся Сяма с тремя головорезами, совершенно убийственного вида. Однако держались они весьма почтительно.

– Ваша колдовская сила, позвольте рекомендовать. – Сяма почти шаркнул подошвой растоптанного сапога, и Машенька едва не расхохоталась. – Это Жан Пожир, самый честный человек, которого я знаю. Он на моих глазах отказался грабить монастырь… Это Стоп и Ржавый Гвоздь – самые сильные ребята в бан… в отряде. Они могут успокоить любого…

Он выжидающе уставился на Машу, ожидая одобрения или разноса, а та внимательно оглядывала кандидатов в офицеры.

Жан Пожир был здоровенным, рыжеволосым, довольно молодым парнем с упрямым взглядом исподлобья. Он стоял, уверенно расставив ноги и заложив большие пальцы рук за поясной ремень так, что ладони почти касались рукояток двух коротких мечей. Его голубые глаза смотрели прямо в лицо Маше со странным, непонятным ей выражением.

Стоп и Ржавый Гвоздь напоминали двух самцов-горилл. Их огромные тела были слегка сгорблены. Казалось, что их спины сгибаются под тяжестью здоровенных рук, опускавшихся чуть ли не ниже колен и оканчивающихся покрытыми шерстью бочонками сжатых кулаков. Их маленькие глазки светились затаенной злобой и… преданностью!

«Ну что ж, – подумала Машенька, – все равно выбирать не приходится».

– Значит, так, – раздумчиво протянула она. – Лейтенант объяснил вам ваши обязанности?…

– Так, Ваша колдовская сила, я же не мог до твоего одобрения!… – растерянно забормотал Сяма. Машенька с легкой улыбкой глянула на него и продолжила:

– Тогда слушайте. Лейтенант разделит отряд на две равные части, которые будут называться… отделениями. Вы двое, – она кивнула на горилл, – в чине капралов будете командовать каждый своим отделением. Сами будете подчиняться лейтенанту… Теперь – ты. – Она повернулась к рыжему. – Ты рекомендован в каптенармусы. Это значит, что тебе придется заведовать имуществом отряда, закупать провизию, оружие, одежду. Все эти дела потребуют обращения с деньгами. Ты как, деньги-то считать умеешь?…

Она усмехнулась, а парень неожиданно покраснел и пробормотал густым басом:

– Подумаешь – наука, монетки считать!…

– Да? – Машенька медленно вытянула из кармана монетку и показала ее будущему начхозфинчасти. – Это что?

Физиономии вытянулись у всех четверых, но ответил Жан Пожир.

– Это десять гульдов.

– Глядите-ка!… Он действительно умеет считать!… – театрально удивилась Машенька. – А может, ты и читать-писать умеешь?…

Рыжий снова залился ярким румянцем:

– Умею…

Теперь уже три пары глаз уставились на него.

– Ты грамотный?! – Сяма открыл рот первым, и все почувствовали напряжение в его голосе. «Почуял конкурента!…» – мелькнуло в голове у Машеньки.

– Очень хорошо! – Новоявленная баронесса снова взяла разговор в свои руки. – Значит, у нас есть кому составить список гвардейцев. – Она повернулась в сторону Сямы. – По тому, как ловко ты уходишь от этого вопроса, я поняла, что ты не владеешь грамотой?

Тот неожиданно гордо выпрямился и даже подбоченился.

– Благородному воину некогда, да и незачем, разбираться в каких-то там каракулях! Я умею ставить подпись и достаточно хорошо разбираюсь в людях, лошадях и оружии! Так что грамота…

– Никогда и никому еще не мешала, – перебила его Маша. – И вообще, ты, лейтенант, заткнись, пока лишнего не наболтал.

Она снова повернулась к повышенной в чине троице.

– Значит, Жан Пожир составляет список личного состава, лейтенант Сяма делит отряд на два отделения, вы принимаете командование над своими подчиненными. На все дела вам час. После этого Сяма и Жан – ко мне. Остальным готовить лагерь – мы здесь заночуем. Свободны, – скомандовала она.

Ее офицеры развернулись и направились в сторону рядового состава. Машенька тяжело вздохнула, подумав: «И чего я с ними связалась! Ехала бы сейчас спокойненько к своему герцогу!…»

Она тронула своего жеребца, и тот медленно двинулся с поляны в негустой перелесок. Отъехав несколько десятков метров, Маша соскочила с коня и устроилась на относительно чистом клочке травы под раскидистым кустом бузины. Через несколько секунд ее тело уже отдыхало. Та же неопределимая субстанция, которую в просторечии называют «дух», «душа», а сама Машенька называла «Маша-Два», отправилась обозреть окрестности.

В первую очередь Маша-два присмотрелась к тем страстям, которые разбушевались в толпе ее наемников.

Бравые молодцы обступили вновь назначенных ею офицеров плотным кольцом и кричали каждый свое.

– …Да нет у нее никаких денег!… Брешет она, а вы как дубье тупое, за ней попретесь!… Получите по паре медяков да по тряпочке между ног!… А ведьмачка заявится к герцогу во главе отряда… Вот ей и будут честь и хвала!… И денежки!… – размахивая короткопалыми кулаками, рокотал утробным басом низкорослый мужичок, с совершенно необъятным животом, охваченным широким поясом, из-за которого торчал ржавый зазубренный топор. При этом он поминутно оглядывался на стоявшего несколько в стороне и молчавшего Трота.

– А зачем это нас надо переписывать?… – бубнил топтавшийся напротив басистого пузана верзила с изрытой оспой физиономией. – Не надо меня переписывать… Меня сам герцог не переписывал и ведьме я не дамся!…

– Идти надо за ведьмой!… Коль она нас к себе берет – чего еще надо!… Да под ее покровительством мы будем первыми людьми у герцога!… И кто слышал, чтобы ведьма когда неправду говорила… – пытался перекричать всех черномазый лохматый мужичина с казацким кучеряво-смоляным чубом, падавшим на горевшие угрюмой злобой глаза.

– Пусть она аванс заплатит, тогда я за ней пойду хоть… в задницу к Ариману… А если денег нет, то и службы нет… – верещал худой и какой-то особенно ободранный мужик, взобравшись на трухлявый пенек. При этом он задрал голову так, что всем был виден нервно ходивший по его горлу костлявый кадык.

Все эти выступления встречали шумное согласие или не менее шумное неодобрение со стороны остальных гвардейцев.

Маша-два скользнула к несколько растерянному Сяме и язвительно прошептала прямо в его заросшее волосами ухо.

– Ты, лейтенант, будешь людьми командовать или будешь трястись, как осиновый листик? Ну-ка, успокой крикунов.

И тут же зашептала в ухо Жану Пожиру:

– Объясни козлам, что полугодовой аванс будет выдан только внесенным в список гвардейцам, и только под роспись… И аванс будет выдан сегодня…

Оба вздрогнули, услышав Машенькин голосок буквально в своей башке, но отреагировали мгновенно. Сяма столкнул на землю худого крикуна и сам вскочил на пенек.

– А ну, кончай орать! – гаркнул он на всю поляну и оглядел мгновенно примолкших мужиков тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей. – Сами вступили в гвардию ее милости Маши Д'Арк… Забыли, как под елочку поспешали?… А теперь горло драть начали?… Кто еще слово вякнет, живо в петле запляшет!… Стоп, Ржавый Гвоздь, ну-ка навести порядок!…

Оба капрала глухо заворчали и начали засучивать рукава. Поляна мгновенно стихла, и в этой тишине раздался спокойный голос Жана.

– Господин лейтенант, можно мне два слова сказать?

– Валяй, – разрешил Сяма, довольный столь явным признанием его главенства.

– Я только что получил указание Ее колдовской силы госпожи баронессы. – Гвардейцы немедленно принялись озираться в поисках «госпожи баронессы». Никого не обнаружив, они оторопело уставились на Жана, ожидая его дальнейших слов. Тот после короткой, но эффектной паузы, продолжил:

– Она поручила мне, как капте… нармусу, сообщить, что милостиво выдаст своим гвардейцам аванс за полгода вперед. Деньги будут выданы сегодня. Но… – он повысил и без того неслабый голос, – …только тем, кто будет внесен в список, и только под расписку в получении!…

Жан замолчал и со значением оглядел сослуживцев, а потом добавил, ухмыльнувшись:

– А денежки у нее есть, можете не сомневаться! Она вот при них, – он кивнул в сторону двух капралов, – вынула из кармана золотничок! А в кармане еще звякало…

– Десять гульдов!… – тихо, почти шепотом, но с глубочайшим почтением прошелестел над полянкой чей-то изумленный голос. И тут же твердо добавил: – Записывай!…

К Жану Пожиру шагнул здоровяк с повязкой через все лицо, скрывавшей его левый глаз.

Жан молча достал из нагрудного кармана своей рубахи огрызок карандаша и сложенный вчетверо листочек коричневой бумаги. Послюнявив карандаш, он взглянул в лицо первого «записанта» и приказал:

– Имя и фамилию говори. И без всяких дурацких прозвищ…

За одноглазым сразу образовалась молчаливая, беспокойная очередь.

Маша заметила, как Трот смачно плюнул в подвернувшиеся кусты и быстро пристроился в конец очереди.

Она медленно поднялась над поляной, над невысокими елками, над лесом и с высоты птичьего полета осмотрела окрестности.

Дорога, по которой двигался отряд, выныривала из леска и, петляя между засеянных полей, пересекала два крупных села, а затем стекала по пологому берегу к мосту через широкую, но, похоже, неглубокую реку. За рекой она вскарабкивалась на крутой противоположный берег и бежала вдоль опушки реденькой рощицы до третьего, самого большого села. Рассекая его на две почти равные части, дорога расширялась до проезжего тракта и уходила в пустую выжженную степь, легшую желтым вытянутым языком. Здесь не росло практически ничего, лишь высокий желто-серый ковыль лениво стлался под редкими порывами ветра. На горизонте, километрах в ста двадцати от наблюдателя, вставали лесистые холмы, за которыми должна была находиться столица герцогства – славный город Гамгур. Рядом с ним были разбиты и ставка герцога, и лагерь его огромного и, как он считал, непобедимого войска.

Сверху было хорошо видно, что река действительно сильно петляет, уводя дорогу в сторону. Как и говорил Сяма, гораздо ближе было идти влево, прямо к реке, к старому заброшенному броду, за которым в прибрежных холмах притаилась небольшая деревушка. От нее в нужном направлении тянулась даже не дорога, а скорее широкая тропа.

Она самостоятельно пересекала полосу степи и у самых дальних холмов сливалась с трактом.

А километрах в пяти, в соседнем лесочке, ясно виднелась широкая поляна с сухой обгорелой елкой посередине. Именно эта поляна и нужна была Марии, именно к ней она и направлялась до встречи с Тротовой шайкой. Ну что ж, дальнейший путь был ясен, можно было возвращаться в собственное тело.

Машенька слегка вздрогнула и открыла глаза. Под кустом было очень уютно, но в ее сторону уже кто-то топал. Пришлось подниматься. Когда сквозь кусты продрались Сяма и Жан, она встретила их внимательным взглядом серых глаз. Оба новоявленных командира, посмотрев в прищуренные глаза баронессы, смутились, вспомнив, видимо, подсказки, непонятным образом полученные от нее во время беседы с подчиненными.

Жан молча протянул исписанную бумагу. Машенька мельком взглянула на плотный шероховатый лист, ожидая увидеть малограмотные каракули, однако лист отличной веленевой бумаги был исписан отчетливым каллиграфическим почерком. Представленный список имел название и нумерацию. Удивленно присвистнув, Машенька внимательно прочла творение Жана. Всего в отряде оказалось восемнадцать человек, включая офицерский состав. Люди были разбиты на две группы по семь человек. Кроме того, на листе были оставлены широкие поля, как сразу догадалась Маша – для проставления подписей в получении жалованья. Она усмехнулась и, аккуратно сложив лист, спрятала его во внутренний карман плаща.

– Ты запомнил состав отделений? – обратилась она к Жану.

– У меня осталась копия, – угрюмо ответил он и настороженно сверкнул глазами в ее сторону.

– Отлично! Составишь две ведомости – на каждое отделение свою. Выдашь людям деньги и получишь на ведомостях роспись. Кстати, – она чуть усмехнулась, – ведомости можно делать на бумаге попроще…

Рыжий Пожир потупил глаза, но на этот раз у него вспыхнули только уши. Машенька помолчала, смакуя его смущение, а потом возобновила разговор.

– Вот, получи деньги. – Она вынула из кармана горсть монет и протянула их Жану.

Тот подставил широкую ладонь и принял золотистый ручеек. Затем, зажав монеты в правом кулаке, он тщательно, по одной, переложил их в левую ладонь и поднял глаза на Машу.

– Здесь слишком много…

– Нет, не много. После раздачи жалованья, возьмешь с собой двоих гвардейцев и поедешь в село. В какое – решишь сам. Там ты закупишь провизию для отряда на три дня и, если сможешь, лошадей на весь отряд и телегу с упряжкой. Провизию в чем-то везти надо… На все покупки представишь расписки.

– А если продавец неграмотный? – первый раз улыбнулся Пожир.

– Пальчик ему намажешь и к бумажке приложишь, – улыбнулась в ответ Машенька и вдруг почувствовала, что в этом Мире у нее появился друг.

Жан неуклюже переступил с ноги на ногу и, повернувшись, ринулся сквозь кусты выполнять поставленную задачу.

– Лейтенант, – повернулась Машенька к Сяме. – Проследи, чтобы люди, получив жалованье, не напились и не разбежались. А то вторую половину получать некому будет. Разбивайте ночевку, не забудь выставить посты. Ступай, я еще здесь побуду.

Сяма круто повернулся, но Маша уловила взгляд, брошенный лейтенантом на карман, из которого она доставала монетки.

Сяма скрылся в кустах, а Маша усмехнулась, только теперь в ее усмешке было мало смеха. Минут десять она вышагивала возле зарослей бузины, о чем-то сосредоточенно размышляя, а затем, снова взобравшись на лошадь, двинулась напрямик к примеченной с высоты поляне.

До места она добралась минут через тридцать и без всяких приключений. Выехав из леска на край поляны, она остановила коня и еще раз внимательно осмотрелась. Причем на этот раз подключила и свое Истинное Зрение. Вокруг было тихо, безлюдно, беззверьно. Только легкий ветерок чуть покачивал верхушки деревьев. Поляна с пожелтелой, словно подпаленной травой, была видна каждой своей кочкой. Посередине ее высилась старая, матерая, давно мертвая сосна с уткнувшейся в небо черной обугленной верхушкой. Нижние ветви сохранились и торчали в разные стороны костистыми, корявыми лапами. Давно осыпавшаяся кора гнила вокруг мертвого дерева, превращаясь в коричневатую труху, а нижняя часть обнаженного ствола желтела будто старая кость.

Маша тронула коня и медленно приблизилась к дереву. Здесь она с минуту постояла, внимательно оглядывая сосну, а потом соскочила на землю и подошла вплотную к ней. Она видела перед собой самое обычное засохшее дерево.

«Ну что ж, – подумала она. – Попробуем, чему меня научили. Не станет дед Антип так настойчиво требовать чего-либо, если в этом действительно нет необходимости!»

Машенька подняла правую ладошку, сложенную лодочкой, и провела по мертво желтеющему стволу сверху вниз, приговаривая заученные малопонятные слова, складывающиеся в ритмическую фразу. И под ее рукой из-под наведенного морока начала проявляться истинная поверхность дерева. Она была точно такой же мертвой, но в ней, на уровне плеч девушки, появилось довольно глубокое дупло. Маша быстро засунула в дупло руку и вытащила маленький тряпичный сверток. Зажав сверток в кулачке, она провела правой ладошкой по стволу в обратном направлении, приговаривая другой тарабарский стишок, и морок снова занял свое место.

Маша быстро вернулась к коню, вскочила в седло и быстро поскакала прочь с поляны. Только углубившись в чащу, она остановилась и развязала сверточек. Внутри довольно грязной тряпочки лежала маленькая золотая сережка – этакий лихой завиток, с замысловатой застежкой и капелькой бирюзы. Именно этот талисман она должна была носить не снимая. Дед Антип так и сказал – носить не снимая! Никогда! Пока она не вернется назад! И при этом в его глазах плескалась такая не свойственная ему тревога.

Девушка, чисто по-женски полюбовавшись на несколько необычное ювелирное изделие, деловито вдела его в правое ушко. И тут же почувствовала, что застежка словно растворилась в нежной мочке уха. Вряд ли теперь кто-нибудь смог бы снять сережку, ну разве что вырвать вместе с ухом. Еще раз тронув кончиками пальцев свое новое украшение, Маша не торопясь тронулась в обратный путь. Ей было очень интересно, что несет в себе эта сережечка, но дед Антип ничего ей не объяснил.

Вернувшись в лагерь, она была приятно удивлена. Во-первых, поляна была прибрана. Весь мусор выбрали из травы, и она приняла довольно свежий вид. Во-вторых, по краю поляны были поставлены шесть больших шалашей, плотно укрытых еловыми ветками. Седьмой шалашик, гораздо меньшего размера, располагался у противоположного края поляны, под нависшими кустами. Маша сразу смекнула, что это ее резиденция. У шалашика по стойке «смирно» стоял мужик с черным косматым чубом. Видимо, на часах.

Маша подъехала к шалашику, соскочила с коня и, шагнув к часовому, доброжелательно произнесла:

– Все, служивый, хозяйка явилась, можешь быть свободным.

Мужик тряхнул чубом и молча направился в сторону общих шалашей. Приблизившись к одному из них, он кашлянул, и оттуда мгновенно выскочил Стоп. Часовой что-то прошептал ему на ухо, и тот, кивнув, рысью двинулся к Маше. Подбежав, он сразу забормотал:

– Ваша колдовская милость, оставила бы ты часового… Мало ли что может случиться… А он – тут как тут…

– Глянь-ка, Стоп, а ты, оказывается, разговорчивый!… – Маша добродушно улыбнулась. – Только мне нянька не нужна, я вполне могу обойтись своими силами.

– Ваша колдовская милость, – шепотом взмолился Стоп, – Пожир, когда уезжал, знаешь что мне сказал? Если, говорит, с Ее колдовской милостью что случится, я, говорит, тебе, Стоп, без всякого колдовства все твое хозяйство повыдергиваю!

Он скосил глаза вниз, помолчал и снова жарко зашептал:

– А ты, Ваша колдовская милость, знаешь он какой? Его сам Трот боялся… Как Жан скажет – так и сделает… Так что ты уж сделай милость, оставь Огонька на стреме. Мне спокойнее будет. – И он инстинктивно прикрыл волосатой ладонью низ своего живота.

Машенька чуть не расхохоталась, глядя в испуганные умоляющие глазки огромной гориллы.

– Ладно!… Ставь своего Огонька. Только подальше от шалаша. Пусть смотрит, чтобы меня не беспокоили…

Она отвела коня за стоявшие невдалеке кусты, расседлала его и тщательно вытерла. Затем, уложив седло и другую сбрую рядом с лошадью, вернулась на поляну и нырнула в свой шалаш.

А между тем по-осеннему быстро наступал вечер. Небо стало разноцветным, догорая с одной стороны розовым закатом и темнея до фиолетовой глубины с другой. В воздухе разлились тишина и прохлада. Гвардейцы запалили рядом со своими шалашами костер и, усевшись вокруг пламени, повели какую-то беседу, поглядывая за закипавшим на огне котлом.

Маша сбросила с головы шлем, стянула через голову кольчугу и осталась в светлой, легкой темно-серой рубашке и свободных брюках, заправленных в сапожки. Скоро шагах в десяти от ее шалаша послышалось сдержанное покашливание, а затем хрипловатый голос позвал:

– Ваша колдовская милость, а Ваша колдовская милость… Тут ребята каши наварили, может, ты тоже поужинаешь?…

Маша чуть не подавилась одним из захваченных с собой бутербродов с колбасой. Такой заботы она никак не ожидала. Высунувшись из шалаша, она увидела в сгустившихся сумерках того самого чубатого часового, которого прогнала было от своего шалаша. Он, не приближаясь к ее временному жилищу, держал в вытянутых руках большую миску, наполненную какой-то темной густой массой, из которой торчала ручка ложки. На краю миски был пристроен большой кусок темного хлеба.

Когда Машенька появилась из шалаша без доспехов, у часового буквально отвалилась челюсть. До «госпожи баронессы» не сразу дошло, что мужик впервые видит ее без доспеха, в простой, но достаточно облегающей одежде. И тут она… смутилась. Быстро выхватив миску у него из рук, она нырнула назад в свое укрытие.

Каша была гречневой с мясом и необыкновенно вкусной, видимо, после бутербродов всухомятку, так что проголодавшаяся девчонка опорожнила миску с рекордной скоростью. Вычистив миску хлебной корочкой и с удовольствием эту корочку проглотив, Маша выглянула из шалаша. Часовой маячил на прежнем месте. Она вздохнула и полезла наружу – врожденная порядочность заставляла ее вернуть миску. Однако, вопреки ее опасениям, он уже взял себя в руки и встретил ее спокойным взглядом. Маша сунула пустую миску ему в руки и, смущенно пробормотав «спасибо», направилась назад в свой шалаш, но неожиданно услышала за своей спиной тихий хрипловатый голос.

– Ты, дочка, не сомневайся… Мы тебя в обиду не дадим… Хоть даже и самому герцогу…

Она резко обернулась и молча уставилась на мужика. Тот стоял как ни в чем не бывало только легкая улыбка чуть кривила его губы.

– Хм… спасибо, – повторила Маша. И на этот раз у нее это слово получилось гораздо свободнее и… откровеннее. Она помахала часовому рукой и скрылась в своем шалаше, а тот быстро отошел к костру, передал пустую миску одному из гвардейцев и так же быстро вернулся на свой пост.

Ночь уже вступила в свои права. Окружающие поляну деревья растворились в темноте, и лишь огонь костра выхватывал на мгновения отдельные стволы и переплетения веток. Они уже не казались жалкими, изломанными остатками лесного величия, а приобрели некое темное, таинственное могущество.

Маша улеглась на брошенный поверх кучки сена плащ и долго смотрела из темноты шалаша на пляшущий огонек костерка. Постепенно фигуры, окружавшие костер, начали разбредаться по шалашам, пока возле огня не осталось всего несколько человек. Маша закрыла глаза и расслабилась. Ее тело перешло в режим отдыха, а неугомонный дух вновь воспарил над поляной.

Она, конечно, знала, что подслушивать нехорошо. Но, как говорится, женское любопытство не знает границ, да и какая-то тревога не давала ей покоя. Медленно приблизившись к костру, она услышала негромкий разговор.

– …Нет, ребята, она ж еще совсем девочка… – внятно втолковывал знакомый хрипловатый голос. – А Трот попер на нее со своим хозяйством… Да и мы все, ровно зверье какое, вокруг столпились – очереди ждали. Вот она и защищалась, как могла…

– Ну, Огонек, ты даешь! Ничего себе – девочка! Здоровенного мужика в секунду выхолостила!… А мечом как владеет! Кто видел, чтобы у Трота тесак из лапы выбили?! А тебя послушать, так она прям безгрешный цветик-одуванчик, а мы, злодеи-негодяи, хотели этот цветик растоптать!…

– Именно так и есть!… Ты, Крюк, скажи, зачем мы на нее напали?… Она что, мешала нам, или за ней караван с товаром шел?… Или она кого из нас обидела?… Нет! А раз так – она имеет полное право защищаться…

– Ну, если б мы знали, что она ведьма, мы и не стали бы с ней связываться… Хотя… Говорят, герцог за каждую ведьму или колдуна хор-р-рошие денежки платит…

Молодой парень, которого Огонек назвал Крюком, смачно плюнул в огонь.

– Ага, платит. – Чубатый Огонек уставился в говорившего внимательным черным глазом. – Даже за ребятишек с Даром…

– Ну, вы! – грозно проворчал сидящий на пеньке Стоп. – Еще герцога пообсуждайте!…

Все разом замолчали, уставившись невидящими глазами в огонь.

Только потому, что Маша-два, слушая разговор сидящих у костра, внимательно наблюдала за окрестностями, она заметила, как от одного из дальних шалашей отделилась расплывчатая тень и тихо исчезла в темноте окружающего леса. Неожиданно ей стало интересно, кто бы это мог быть. Легким невидимым облачком она двинулась следом.

Выследить скрывшегося в лесу было несложно. Он ясно высвечивался в инфракрасном диапазоне, который был вполне доступен Маше-два. Мужик шагал быстро и уверенно, как будто хорошо видел в темноте или же прекрасно знал окружающую местность. Впрочем, далеко он не ушел, его целью была ободранная береза, засыхавшая в нескольких десятках метров от лагерной поляны. Под ней уже маячили еще трое. Когда подошел четвертый, раздался глухой бас Трота:

– Кто тут?

– Свои… – ответил неожиданно высоким голосом пришедший. – Чего ты меня вызывал, Трот? Говори быстро, а то сам знаешь, я вместе с Ржавым Гвоздем ночую, а он теперь начальство…

– Щас еще кое-кто подойдет, тогда и поговорим… – пробасил Трот.

И действительно, вскоре появился еще один темный силуэт. Он медленно и как-то неуверенно приближался к месту сбора, а подойдя, испуганно спросил:

– Есть здесь кто?…

– А ты не видишь? – грубо поинтересовался Трот.

– Ой, – тихонько всхлипнул новенький и слегка присел, словно желал спрятаться в невысокой траве. Тут же из-за темных стволов выступили еще две тени и встали по бокам Трота. В одной из них Машенька сразу узнала того самого невысокого мужика с огромным брюхом, который уговаривал своих товарищей не верить ведьме.

– Значит, так! – уверенно начал разговор Трот. – Мы с Пузаном решили, что ведьму надо кончать! И думаем, что вас троих можно взять в нашу команду…

Он помолчал, ожидая ответа пришедших.

– И когда? – спросил парень с высоким голосом.

– Прямо сейчас…

– И ты думаешь, что вам это удастся? Думаешь, ведьма не будет сопротивляться?

– Там Огонек ее караулит… Его что, тоже придется… убрать? – проблеял неуверенный испуганный голосок из травы.

– А мы подберемся к ее шалашу со стороны леса… Она и проснуться не успеет, как мы ее кончим. И Огонек ничего не заметит.

– А потом… – снова испуганно донеслось снизу, – ребята ведь почти все за нее… Она их прямо околдовала…

– Она их не околдовала, – неожиданно подал голос мужик, появившийся вместе с Пузаном. – Она честная – что говорит, то и делает…

– Что-то она со мной сделала совсем не то, что говорила!… – перебил его Трот.

– Как раз именно то, что говорила… Она ж тебе сказала, что у тебя на один раз пописать осталось. А ты хвастаться начал… Вот и дохвастался…

– Ты, значит, считаешь, что я сам виноват в том, что она со мной вытворила? – угрожающе поинтересовался Трот.

– Конечно!… Нечего было девчонку трогать, тогда бы и она нас не тронула…

– А ты, я смотрю, в одну дуду с Огоньком дуешь… – подал голос Пузан.

– Это ты в одну дуду с Тротом дуешь, и даже с одного конца. А у меня свое мнение имеется! Я против ведьмы не пойду… Да и не получится у вас ничего…

– А не боишься, что мы тебя здесь оставим, насовсем. Сам знаешь, постукоши никому не нужны. Вдруг ты быстрее нас до ведьмочки своей добежишь?… – Трот сделал мягкий скользящий шаг в сторону отступника. Слабо лязгнула невидимая сталь.

Но парень, похоже, хорошо знал своих товарищей и держался начеку. В его руке тоже мгновенно блеснуло лезвие, а кроме того, он столь же легким и коротким движением оказался у темного дерева, защитив спину его стволом.

– Нет, я вас не собираюсь выдавать… Но только потому, что уверен – ведьма уже знает о вашей затее…

В траве слабо пискнули.

– Это откуда же? – ласково поинтересовался Пузан.

– А оттуда же, откуда она узнала, что ты ребят подговаривал не соглашаться на ее предложение поступить к ней на службу. Думаешь, Сяма просто так вдруг стал таким смелым… И Жан в ораторы вылез… Тебе до сих пор не ясно, что это она им подсказала?…

– Не сочиняй, ее там не было… – В голосе Пузана явно не хватало уверенности.

– Да?… Ты вспомни, она – ведьма… И никто не знает всех ее способностей…

– Пузан тоже колдун… – прохрипел Трот.

– Был колдун, да, похоже, весь вышел. Иначе что ж он ее не успокоил?… – язвительно ответил парень. – Или может, Пузан уже и заклятие ее с тебя снял?… – В его голосе слышалась явная насмешка.

– Когда я ее прикончу, заклятие само рассеется, – прохрипел выведенный из себя Трот.

– Вот как? Прикончишь… По-моему, ты один раз уже хотел ее поиметь?… И тебе это не слишком понравилось!…

– Сначала прикончу, а потом поимею…

– Э, э, Трот, – забеспокоился вдруг Пузан. – Как это – прикончишь, мы же договаривались отвезти ее к герцогу.

– Эт как получится, – усмехнулся Трот. – Поймаем живенькой – отвезем герцогу, не получится – прикончим…

– Ты чего, – возбужденно зашептал Пузан. – Ее надо обязательно к герцогу!… Это ж такие деньги!…

– Пузан знает, что говорит… – насмешливо вмешался в разговор парень с высоким голосом. – Пузану можно верить… Он ведь сам через это прошел… Эй, колдун, сколько герцог за тебя-то отвалил?…

Пузан неожиданно захрипел и мешком повалился на землю. Под березой повисло молчание, а через несколько секунд неподвижно лежавшая пузатая фигура зашевелилась.

– Ладно!… – будто очнувшись от наваждения, прохрипел Трот. – Я вас уговаривать не буду. Мы и вдвоем с Пузаном справимся. Только тогда ведьмины денежки все наши будут…

– Какие денежки?… – вскочил на ноги тот, что пришел последним.

– А ты думаешь, ведьма нам свои последние монетки отдала? У нее наверняка еще много таких кругляшей…

– Я с вами, – тут же согласился испуганный. – Могу на стреме постоять, – тут же нашел он для себя применение.

– Постоишь там, куда я тебя поставлю!… – отрезал Трот.

– Я, пожалуй, тоже с вами, – решился тонкоголосый. – Если понадобится, могу и Огонька успокоить. – Он помолчал, а потом хохотнул: – Не разбив яиц, не приготовишь омлет…

– Точно… – согласился отказавшийся от дела. – Мне тоже интересно, кому из вас первому она яйца перебьет…

– А ты лучше здесь пока постой, – захрипел Трот в его сторону. – Для твоего здоровья полезнее. Потом мы решим, что с тобой делать…

Парень в ответ только неопределенно хмыкнул, но Машенька этого не услышала. Она уже открыла глаза в своем шалашике и тут же принялась за дело. Быстро набив сеном свой кольчужный доспех, она пристроила к нему шлем и укрыла всю композицию плащом. Потом, оглядевшись, она поскребла по земле, на которой стоял шалаш, и набрала горсточку пыли. Затем она прикрыла глаза и принялась посыпать плащ пылью, произнося странные шипяще-квакающие звуки.

Когда она закончила накладывать заклятие, по плащу пробежала желтовато-зеленая волна, он на мгновение слабо засветился, а потом все стало, как прежде. А Машенька раздвинула ветки, составлявшие заднюю стенку шалаша, и выскользнула в ночную темноту.

Стоявший невдалеке от костра Огонек не заметил, как неясная тень скользнула вверх по темному стволу стоявшего позади шалаша дерева и исчезла в его кроне. А через несколько долгих минут прямо под этим самым деревцем, словно выплюнутые лесным мраком, замерли четыре другие темные тени. Постояв несколько секунд, Трот молча взмахнул рукой, и заговорщики разделились. Один из них, прокравшись на четвереньках сбоку от шалаша, принялся наблюдать за топтавшимся на поляне Огоньком, второй, самый маленький, метнулся к задней стенке шалаша и замер, прислушиваясь. Следом за ним, довольно громко пыхтя, отправился Пузан. Трот остался у дерева, опустившись на одно колено и пристально наблюдая за своими помощниками.

На секунду все замерли, и в этот момент из шалашика послышался короткий всхрап и шевеление, словно спавший там человек перевернулся на другой бок.

Маленькая фигурка осторожно раздвинула ветки, образовывавшие заднюю стенку, и юркнула внутрь шалаша. За ней, собравшись с духом и сдерживая рвущееся сопение, последовал Пузан. Тут же в шалаше послышалась короткая приглушенная возня, а следом раздался тоненький мышиный писк.

Огонек остановился и начал пристально смотреть в сторону шалаша. Однако все было тихо. Он не видел, как замер в тени наблюдавший за ним парень и приподнялся с колена Трот. Через несколько секунд Трот, удостоверившись, что Огонек не собирается подходить к шалашу, бесшумно скользнул к раздвинутой задней стенке и скрылся внутри шалаша. Снова в шалаше послышалась короткая возня, и на этот раз Огонек неуверенно сделал несколько шагов в его сторону, присматриваясь к ночной тьме еще пристальнее.

И тут прямо перед ним, сжимая в руке длинный тонкий кинжал, появилась пригнувшаяся долговязая фигура и прошипела:

– Не надо туда ходить… И ручки в стороны разведи… Пошире, пошире. – Тонкоголосый удовлетворенно хмыкнул, наблюдая, как Огонек медленно выполняет его приказание.

– С кем же это ты, Певец, снюхался? – слегка севшим голосом спросил Огонек, разведя руки широко в стороны.

– С кем надо, с тем и снюхался, – довольно прошипел тот. – И плата будет хороша…

– Ага, ведьма тебе за это отсыпет… мало не покажется.

– Ведьму твою ненаглядную уже придушили. А сейчас Трот делает с ней то, что хотел сделать еще утром. – И тонкоголосый неожиданно захихикал. Разведенные руки Огонька медленно сжались в кулаки.

– Если вы ее пальцем тронули, я вас сам как курей передушу!… – хрипло выдохнул он в лицо тонкоголосому. – Вот прям с тебя и начну!…

Тот отскочил на шаг и зашипел:

– Ты, дружок, совсем рехнулся. Да все ребята опять встанут за Трота, как только этой девчонки не станет. Так что тебе с Пожиром ой как не сладко придется. – Немного помолчав, он добавил: – А может, мне тебя прямо сейчас кончить, чтобы не мучить? Ведь тебе мучительно будет смотреть на то, что Трот с девчонкой сделает?…

Огонек зарычал и двинулся вперед, прямо на обнаженный клинок.

Но в этот момент позади тонкоголосого раздался спокойный девичий голос:

– Ты, Огонек, только по голове его не бей. У него и так ума – кот наплакал, а ты и этот вышибешь… – И заметив, что худая сутулая фигура начинает оборачиваться, Машенька сурово добавила: – Стой как стоишь и ножичек свой брось. А то я с твоих яиц начну яичницу делать.

Тонкоголосый хрюкнул и выронил кинжал из пальцев, а потом сделал два неуверенных шага в сторону Огонька и рухнул на колени.

– Ваша колдовская милость, это меня Трот заставил! Я не хотел, а он пригрозил меня убить, если я с ним не пойду, – заверещал через секунду тонкоголосый, ухватившись за штанину Огонька и боясь оглянуться назад, во мрак, из которого выходила живая и здоровая ведьма.

– Кто не захотел идти, тот не пошел, – сурово ответила Машенька. – А ты, слабоумный, на чужие денежки позарился.

– Ваша колдовская милость, прости… Я за тебя жизнь положу, я…

– Нет уж!… Жарить так жарить. Как ты там сказал?… Нельзя зажарить яичницу, не разбив яиц?… Вот с твоих и начнем…

– Не-е-е-т!!! – завизжал тонкоголосый. После его замечательного вопля из шалашей начали появляться заспанные гвардейцы, некоторые даже с оружием.

– Огня! – громким голосом приказала Мария. – Быстро огня мне!

– Не-е-е-т!!! – снова заорал тонкоголосый, но трое или четверо гвардейцев уже бежали с горящими ветвями в руках. Первым подбежал Ржавый Гвоздь, в его мохнатой лапе горел целый костер. Маша повернулась и, бросив короткое «за мной…», широким шагом направилась в сторону своего шалаша.

– Разобрать, – также коротко приказала Мария, кивнув на свое жилище, и через секунду шалаш был буквально разметан десятком мускулистых рук.

И тогда взорам всех собравшихся предстало страшное и смешное зрелище.

На изображавшем Машеньку чучеле застыли три фигуры. Почти у выхода из шалаша, обхватив руками воображаемые ноги, скорчился невысокий довольно субтильный мужичок. У противоположной стенки застыл Пузан, обхватив чучело обеими руками под шлемом, видимо, считая, что душит его. А на самом чучеле, спустив штаны, расположился Трот, запустив руки под плащ в районе предполагаемой груди жертвы. Все трое лежали молча и совершенно неподвижно, лишь широко раскрытые глаза, стеклянно мерцая бликами от горящих факелов, тяжело ворочались в глазницах да рты были широко раскрыты в немом крике.

Долгую минуту все рассматривали лежащую скульптурную группу, а затем Машенька, презрительно скривив губы, произнесла: