Вампир демону не эльф Малиновская Елена
– Нет, это лишнее знание для меня. – Она вернулась к столу и собрала камни. Секундная задержка, и камешки зашуршали по столу. Айша кивнула сама себе, и вновь камешки рассыпались по столу, и Рэан дождался короткого: – Делайте, но не затягивайте. Времени у вас мало.
– Понял. – Охотник замешкался. – Вампир – вдовец, его супруга и дочь пропали, все полагали, что их убили… но есть вероятность, что они остались живы. Ты можешь это узнать?
Предсказательница медленно собрала камни и покачала головой:
– Не время задавать этот вопрос.
Кел-ле проследил, как камешки ссыпались в потертый мешочек, и выдал:
– А жаль.
– Этого никто из нас не знает точно. – Айша убрала белые волосы со лба. – Аль знает?
Рэан, со вчерашнего вечера ждавший этого вопроса, удержал себя от лишних движений и уточнил:
– Что именно?
– Что ты жив.
– Знает.
На глаза старшей Кел-ле навернулись слезы:
– И он не сказал мне… Почему? Я же спрашивала.
Маг только вздохнул:
– Как он мог сказать? Он узнал, что я жив, только день или два назад.
– И он замешан.
– Мы все замешаны. Кто-то же должен! Пока еще есть шанс остановить это…
– Остановить ли?
Рэан помолчал:
– Не знаю, но шансы же неплохие.
Старшая Кел-ле вздохнула, вытирая непрошеные слезы тыльной стороной ладони:
– Сказала бы, что это самоубийство, но мы с тобой уже умирали.
– Мне и возразить-то на этого нечего. Что-нибудь еще видела?
– Нет. Но мне теперь есть что спрашивать, – она устало улыбнулась. – Только постарайся голову не сложить, ладно? Второй раз я такого не выдержу.
Кел-ле снял со спинки плащ и накинул на плечи:
– Никто не выдержит. Наши силы не бесконечны. Я забегу, как смогу.
Он обнял сестру, коснулся губами лба, подмигнул и вышел в уличную темноту. Айша только беззвучно прошептала:
– Удачи, – и без сил осела на стул. Все происходящее отдавало дурным кошмаром, если бы не болезненная реальность…
Рэан вернулся, только когда окончательно стемнело, молча прошел мимо застывшего возле двери демона, сбросил плащ на спинку кресла, где сидел Карл, и остановился у сидевшего в другом кресле Адальберта:
– Ты почему молчал?
Шенер удивленно вскинул косматую бровь, но промолчал. Он спиленным рогом чувствовал, что Кел-ле сейчас лучше не задевать. Одно неверное движение – и неизвестно что тот отколет. Тем более когда он таким тоном задает вопросы мэтру Крею.
Аль даже и не думал вставать из кресла, хотя хотелось отойти подальше, а то мало ли что Рэану взбредет в голову:
– Молчал о чем?
– О ней…
– А что я мог сказать тебе, Рэан? – Маг все же встал и повторил: – Что я мог тебе сказать? И какими словами? Она же почти умерла… и я просто не посмею… после всего, что было. Иногда в молчании спасение.
– Не уверен, но заострять не будем. – Кел-ле глубоко вздохнул, по-прежнему не обращая внимания на остальных. – Почему-то хочется кого-нибудь убить. И почему-то именно тебя…
Крей только руки вскинул, отступая назад:
– Нет нужды так кровожадно смотреть, я сделал все что мог…
Однако Рэан проигнорировал его слова:
– Где она была несколько лет? – Краем сознания он отфиксировал вслушивающихся в каждое слово Шенера и Нюхастого, но, пока они молчали, ему не было до них никакого дела.
И Адальберт ответил:
– Никто не знает, но вместо нее вернулась только безумная женщина. Так и прошло несколько лет.
– А потом?
– Потом рассудок к ней мало-помалу вернулся, результат ты и сам видел. В свете некоторых событий и этого-то за глаза, но Силы ее нет, Рэан… не впутывай ее!
Кел-ле криво усмехнулся:
– Поздно, Аль. Мы в этом завязаны крепче, чем ты… Кел-ле сроду в стороне не оставались. Тем более близнецы.
– Вот этого я и боялся. – Мэтр подумал. – С другой стороны, она предсказательница каких мало. Видящие нам тоже нужны.
– Нам любая помощь нужна сейчас. – Охотник дернул плечом. – По крайней мере, скучно нам не будет. И Аль, на будущее, ее сила у меня.
Адальберт, наливавший себе чай, чуть чайник не уронил:
– Как это у тебя?!
– Вот так. – Младший Кел-ле прекратил маячить и уселся в самое дальнее кресло.
Крей выглядел оглушенным:
– Но… как же…
– Не знаю! – отрезал беловолосый охотник.
Шенер покосился на него, но помалкивал. Однако Карл Нюхастый все-таки уточнил, вмешиваясь:
– Рэан?
Тот молча повернул голову, показывая, что услышал, и ожидая вопроса.
– Ты к кому ходил?
Охотник пожал плечами, не собираясь скрывать:
– К сестре.
Карл обдумал, что-то сопоставил в уме и уточнил:
– Айша-предсказательница, я так полагаю.
– Она самая. В голове не укладывается. – Рэан потер лицо. – Ладно, пока это мои личные проблемы. Что у нас на повестке дня?
Но ответил ему появившийся в кабинете вампир:
– Попытаемся доработать то, что вчера у нас не вышло. Добрый вечер.
– Добрый вечер. А что у вас не вышло? – Маг помедлил, потом прищурился: – Я просил раскинуть камни, она сказала делать быстрей, пока условия подходящие.
Граф помедлил, потом кивнул… И снова все присутствующие погрузились в наседающие проблемы.
16. Снежная призывательница
Как говорила старшая призывательница Вира-и-Дэни: «Жизнь сивиа[4] – это переплетение уступок и компромиссов». Хотя откуда знать жрице о супружестве, ежели она и пределов храма не покидала? С другой стороны, время от времени бродили слухи о связи жрицы со старшим ледяным призывателем. И все же Каре-и-Наис эти слова запали в душу. А глядя на своего сивиана, кошка склонялась к мысли, что уступок все же больше. Ну а чем еще считать ее долготерпение?
Вот, например, на днях никакого компромисса и не наблюдалось! Глэн, псы его забери, приперся в компании своих друзей – оболтусы оболтусами, прости, Снег! И ладно бы пришли, тихо посидели, поговорили. Так нет! Этот наемник недоделанный, Тофр который, все силушку свою показывал. И ладно бы по делу, ан нет, дурью маялся. Итог: пять согнутых вилок, семь ложек, две кочерги, шесть сломанных ножей и один погнутый котел. (Как? Ну как можно было котел погнуть? Головой он в него, что ли, бился?) А этот, который под умного косит? Бад… Бадри… Зануда, короче. Два часа читал лекцию о вреде алкоголя, распивая этот самый алкоголь. Причем не мальвазию или благородный коньяк, а самопальное дешевое пойло! И где только нашел? В ближайшей таверне такого не подают, уж это Кара точно знала – хозяйка заведения значилась у нее в подругах. Муженек же – да, Кара-и-Наис, как порядочная сивиани, старалась привыкнуть к местным наименованиям, – ударился, как в прямом, так и в переносном смысле, в поэзию: неудачно обнявшись со шкафом, головой поймал стихотворный сборник. А потом битый час в чем-то объяснялся кошке. Увы, из всего словоблудия Кара поняла только «я», «тебя» и «белый снег». И только Савариш молчал, уставившись перепуганным кроликом на Наис: почти не дышал, изредка икая. Надо отметить, что подобная реакция у Шари была всегда при встрече с кошкой – трезв он был или пьян.
Вообще, знакомство с друзьями мужа – отдельная песня, которую и хотелось бы забыть, но не получится: во-первых, такое не забывается, во-вторых, в призыватели с плохой памятью не берут. Дело было не в первый день после «свадьбы» и даже не во второй, а только после того, как стихла буря вокруг женитьбы Тофра. Ведь обряд над ним и его невестой не был совершен на самом деле. В первую брачную ночь новоиспеченный супруг был мертвецки пьян, в первое брачное утро маялся похмельем. К слову: похмельем маялись все участники свадебного процесса и невеста тоже. Все, кроме Кары, которая попала в сей дурдом абсолютно трезвой и отнюдь не по своей воле. Вечер того же дня был ознаменован пожаром в таверне, где проходило сие серьезное мероприятие, – Каре это поименовали «свадебными посиделками». На следующий день, не дождавшись исполнения супружеских обязанностей, невеста осознала, что исполнять-то их и некому. После такого невеста (Кара так и не запомнила ее имя) собрала свои вещи и вернулась в отчий дом, а Тофр… «Бедняга» Тофр запил. Не сказать, что Глэн его полностью в этом поддержал, но норму алкогольную все-таки перебрал. И лишь когда все рыдания утихли (кто сказал, что мужчины не плачут? коты не плачут, а эти…), похмелье прошло, Глэн собрал друзей и торжественно (ну, это ему так казалось) представил свою жену, то бишь Кару. Что тут началось!.. Савариш то терял сознание, то рыдал, перемежая обмороки и рыдания иканием. Тофр ревел раненым медведем: «Почему это Глэну всегда везет?», – а Бад… Бадри… короче – Зануда сперва ошалело хлопал глазами, а потом закатил длиною в час нотацию на тему: «Много пить – плохо». Так снежную призывательницу еще ни разу не встречали. И она все стерпела, а что хвост змеей бился, так под местными юбками и незаметно.
Однако ж, возвращаясь к недавней пьянке: после всего этого Кара даже скандал не закатила! Да еще собственноручно лечебный отвар мужу приготовила. Глэн не оценил сей подвиг, даже от лекарства отказывался. Но от снежной призывательницы еще никто не уходил, не зря ее хвоста опасались даже бывалые вояки.
Решительный стук в дверь прервал печально-возмущенные размышления Кары. И нельзя сказать, что кошка была искренне рада визитеру.
– Доброго дня, госпожа Кара! – зычный голос соседки-гномы заставил в страхе дребезжать оконные стекла.
– И вам доброго, почтенная Фру, – ответила кошка, с тоскливым вздохом направляясь в прихожую.
Явление «подруги» – да-да, той самой владелицы таверны – не значилось в делах на сегодня. Но не выгонять же почтенную гному? Во-первых, это неприлично. Во-вторых, ссориться с хозяйкой таверны – себе дороже. В-третьих… а вот «в-третьих» самое приятное: госпожа Фру никогда не приходила в гости с пустыми руками, а в последнее время зачастила с чем-нибудь сладеньким.
– Да какой же он добрый, если тин Мряу с утра пораньше по делам убежал и даже не взглянул на десерт! А я до рассвета встала, чтобы меренги испечь! – захлюпала носом гостья.
М-да, не ценит тин Мряу своего счастья: встать до рассвета, когда спать ложишься далеко за полночь, только чтобы порадовать мужа, – это ли не подвиг?
– Совсем-совсем не взглянул? – сочувствующе поинтересовалась Кара.
– Уже третий день на сладкое не смотрит, – поделилась «бедой» гостья. – Да вы кушайте, кушайте, а то такая худенькая…
Кара кушала, не стеснялась. Откровенно говоря, за последние два месяца кошка перепробовала столько сладостей, сколько за всю прежнюю жизнь не видела. И за это надо благодарить Глэна. Не столько за проведенный по пьяни ритуал, сколько за удачно подобранный дом.
Надо отдать должное мужу: когда до замутненного выпитым накануне мозга дошло, что Кара – не привидение и исчезать не собирается, мало того, является законной супругой владельца замутненного мозга, он, то есть мозг, а может, и хозяин, всерьез озадачился исполнением супружеских обязанностей. Во-первых, снимаемая им комната была отвергнута как недостойная семьи. Удивительное дело, но подходящий дом (двухэтажный, хотя на каждом этаже лишь по паре комнат да кухонька – небольшая, зато своя!) был найден всего за пару часов. Во-вторых, Глэн считал, что именно он должен обеспечивать семью. Откровенно говоря, Каре-и-Наис такая точка зрения была глубоко симпатична. Правда, отрицательным моментом стали частые отлучки сивиана: за дальние дороги курьерам все-таки больше платят. Вот и получилось так, что кошка если и не сдружилась со всеми соседями, то приятельствовала со многими.
– Уж что я только не пекла! – продолжала изливать свое «горе» соседка. – И баклаву, и харису, и бурму – это только из ненашенских сладостей. А пирогов обычных – без меры!
Кошка, состроив сочувствующее выражение лица, кивала и продолжала размышлять о чем-то своем. Вообще при храме в Найрабе был специальный служитель, который выслушивал все непонятности и проблемы. Его так и именовали – Слушатель. Не сказать, что Каре к нему необходимо было ходить, разве что поведать о сундучках, ларцах да шкатулках. Ах, какие прелестные вещицы иногда привозили из-за гор: с гравировками, резные деревянные, с серебряной зернью, с филигранью, инкрустацией перламутром и жемчугом, рубинами и аметистами… Ох, об этом Кара-и-Наис могла говорить часами. Так вот, уважаемый Слушатель по какой-то причине считал Кару своей преемницей. Да-да, он об этом открыто заявлял даже на общехрамовых сборах. С чего бы это? Ну, подумаешь, выслушала пару-тройку раз соплеменников, так это еще не повод тащить ее в Слушатели! Ей, между прочим, и в снежных призывательницах неплохо. Было, пока Глэн обряд не провел. Но не будем о грустном. Тем более судя по звуковому ряду, скоро почтенной Фру понадобится ответ, а не простое согласное угуканье.
– И как мне быть? – активно всхлипывая, вопросила гнома.
– Почтенная Фру, а скажите-ка мне: с чего вы вдруг решили кормить мужа сладким? – пошла на хитрость Кара: ну не признаваться же, что не слушала печальный монолог?!
– Ну так… я же… вот… – отчего-то засмущалась хозяйка таверны.
– Да-да, я внимательно слушаю! – Кошка изобразила интерес.
– Ах, мне, право, неудобно, – продолжала смущаться гнома.
Кара могла бы сказать, что именно бывает неудобно, но от нее таких фраз явно не ждали.
– И все же.
– Я… ну… понимаете…
После продолжительных метаний Фру все-таки выдала, что в супружеской жизни с почтенным тин Мряу не все так гладко, как хотелось бы. Вот гнома и решила посоветоваться со знающими. И все бы ничего, но к «знающим» она отнесла девиц наилегчайшего поведения. Ну, в чем-то она была права, ведь не зря испокон веков к шлюхам мужики ходят. Вот только почтенная Мила, дабы не подрывать свой авторитет, обратилась не к одной из девиц, а к травнице, к которой оные частенько заглядывают. Нет, госпожа Фру не будет говорить милой Каре, зачем они туда ходят, ей, приличной даме, такое ни к чему знать. Так вот эта травница и заявила, что семейных мужчин на клубничку тянет.
– Я сперва клубничный крем приготовила. Но сами посудите, крем отдельно от торта или пирожных – что-то не то. Вот и торт специально испекла. Потом пироги с клубничным вареньем. Слойки еще были, – старательно припоминала гнома. – Первое время супруг понемногу ел, а потом у него сыпь пошла. Лекарь осмотрел и заявил, что это аллергия, наверное, на клубнику, – тяжко вздохнула Фру. – Вот я и подумала: ну какая разница – клубника, малина, все ведь сладкое!
Кара усердно сдерживала смех. Конечно, местный язык кошке не был родным, понимала она его исключительно благодаря магическому воздействию проведенного Глэном обряда. Однако даже в этой ситуации она сообразила, что не о той клубнике говорила травница, совсем не о той. Но как сказать об этом гноме?
– Почтенная Фру, я вот что подумала: клубника и сладости – это хорошо, очень… кхм… интересно, но ведь многоуважаемый тин Мур – мужчина в самом расцвете сил. А мужчине, как известно, для сил нужны отнюдь не сладости, тут лучше мясо подойдет.
– Вы так думаете? – уточнила гнома, но по глазам видно, что уже прикидывает мясное меню на ближайшую неделю.
– Думаю, именно так и думаю, – со всей возможной серьезностью ответила кошка.
– А сладкое?
– А сладкое – раз в месяц, чтобы соскучиться успел. Ну, вы понимаете: меренги да пироги там всякие, – сохраняя серьезную мину, ответила Кара: жаль, конечно, каждодневных чаепитий со сладостями, но с ними пора завязывать, а то такими темпами тонкой талии можно вскоре сказать прощай.
– Благодарствую, соседушка, от всего сердца! – расчувствовалась почтенная гнома.
Кошке только и оставалось – улыбаться и вежливо провожать, провожать и вежливо улыбаться.
– Ой, чуть не забыла! – заполошно всплеснула руками Фру. – Вы поосторожней, госпожа Кара: муж ваш опять ведь по делам уехал, а вы одна-одинешенька в доме!
– И что такого? Улица у нас тихая, спокойная, – пожала плечами кошка, искренне недоумевая: как ей – снежной призывательнице – может быть страшно?
– Тихая да спокойная, однако ж куда-то кольца у госпожи Ирмы пропали!
– Пропали или украли?
– Да в том-то и дело, что непонятно: то ли сама задевала, то ли свистнул кто.
– Ну, вот как станет ясно, что украли, тогда и буду опасаться, – постановила Кара. – Спасибо за беспокойство, почтенная Фру.
Гнома довольно засияла: никто у виска пальцем не крутил (как некоторые!), а с благодарностью принял опасения.
Надо сказать, Кара-и-Наис училась искренне радоваться даже, казалось бы, неприятностям. Попав в чужой мир, она старательно находила повод для маленьких радостей: поход к зеленщику, в обувную лавку, на рынок – все здесь было иным, непохожим на дом – ярким, шумным, быстрым. Но в этом и вся прелесть: обилие цветов против снежной белизны, гомон голосов против ледяного безмолвия. Нет, свой мир кошка искренне любила, считая самым лучшим из миров. И да, душа болела за оставшихся там родичей и знакомых. Но что поделать? Будто от истерических рыданий что-то изменится! Родня же… А что родня? Искать, конечно, будут, но скоро выяснят, если уже не выяснили, что в Найрабе ее нет, а бегать по мирам и спрашивать у всех подряд: «Вы снежную призывательницу не видали?» – не имеет смысла: мало ли куда портал откроется. А храм… Была Кара в том храме, куда ее обрядом вынесло, да ничего хорошего не выяснила: стараниями Глэна и сотоварищи пентаграмма разрушена. Удивительное дело, что им вообще удалось заставить ее работать!
– Госпожа Кара! Госпожа Кара! – окликнул кошку зеленщик. – А что ж вы мимо-то идете?
И что на это ответить? Примерно то же, что и спросившему в храме: «Это зеркало?» и указавшему при этом на подсвечник, то бишь ничего.
– Добрый день, тин Зурон. – И где взять столько терпения бедной кошке, которая вообще-то мяско любит, а не всякую там траву-мураву?
– Добрый, добрый! Так что ж не заходите? У меня сегодня вся зелень свежая! Даже травница из дома с резными окнами у меня травки разные берет! – горделиво приосанился зеленщик. Учитывая, что росту в нем – три вершка, да и те в прыжке, выглядело это забавно.
Пришлось кошке щебетать всякие глупости, дабы не обидеть «милого тина Зурона», а то еще подсунет от обиды зелень плохую, а от зелени отравление страшное может быть. Да-да, лечить приходилось. Кстати, от случайно затесавшегося среди всяких кориандров да базиликов пучка мяты отказываться не стоит – пора бы уже на дом защиту наложить!
– Маловато вы сегодня берете, вот травница Нжижа полную корзину набрала! – недовольно нахмурил брови зеленщик.
– Тин Зурон, так ведь она – травница! Настоящая травница, представляете? И кто я? – кошка захлопала глазами, изображая полнейшую наивность, а сама думала: ну какая нормальная травница будет покупать травы в обычной лавке зеленщика? Да полно, травница ли это?
Считалось, что чужие разговоры слушать будет лишь тот, у кого своей жизни нет. Вот только это «считалось» осталось там, в Найрабе, а посему кошка искренне наслаждалась, бродя по торговым рядам и выслушивая, прислушиваясь, слушая…
– Вай, Тарзун, ты разве не знаешь? Давеча Саронт зелье прикупил, ну что б этому делу поспособствовать.
– Какому этому?
– Да такому! Ну, силы мужской добавить!
– Ну и как, получилось?
– Что ты! Он его в грибы жареные налил.
– Ну и…
– Что «ну и»? У Тарзуна от грибов завсегда понос бывает! Вот и давеча: сила вроде добавилась, конкретно так добавилась, а некогда ею попользоваться!
А рынок шумит, ворчит, хлопочет. Вон бабулька какая-то мешки с картошкой набрала, сама явно до дому не дотащит, вот и кричит:
– Насильник, насильник!
Усталый носильщик с расшатанной тележкой пытается вяло поправить крикунью:
– Да не насильник я, а носильщик.
– А, – недовольно кривится и машет рукой владелица корнеплодов. – Все одно потаскун…
Подозрительного вида субъект с бегающим взглядом на что-то подбивает солидного горожанина:
– Ну так что?
– Овощ в помощь! – отмахивается тот.
– А конкретнее?
– Хрен с тобой…
А вот явно студиозы у трактира медитируют на дивные ароматы:
– Магистр говорил, что от всякой болезни можно таблетку изобрести! Интересно, а вот есть таблетки от голода?
– Есть, конечно, только они большие.
– Да какая разница – большие или маленькие, лишь бы помогали.
– Они точно помогают, – тяжко вздыхает студент.
– А как называются? – отвлекаясь от дивного запаха, интересуется второй.
– Котлеты… – с нежным придыханием отвечает первый.
Радетельная жена мужа выкликает:
– Иди есть кашу!
– Ты же вроде суп варить собиралась? – отвлекаясь от покраски навеса над лотками, удивленно интересуется муж.
– Мало ли что я варила! Ну, собиралась! Ну, подумаешь!
Чего только не услышишь. Разговаривают явно подруги, точнее, одна другую наставляет:
– Что значит «не любит»? Ну что ты как маленькая? Пару раз сковородкой по морде дашь, и все как в сказке: «Прафти, милая, я афыбался!»
Или совсем непривычное:
– Мама, муж снова накричал на меня, я возвращаюсь домой!
– Нет, дочура, он должен заплатить за свои ошибки. Я переезжаю жить к вам!
И кого только на рынке не встретишь: и домовитых хозяек, и деловых управляющих, и крикливых торговок, и шельмоватых купцов. И обязательно, ну просто непременно должны быть пьяные: ну не так чтоб вусмерть, но шатает их уже изрядно, даром что время до полудня не доползло.
– Не… ну ты… это… ну представь… ик… Прихожу я, значитца, домой… ик… открываю шкаф… А там… ик-ик-ик… мужик голый!
– Подумаешь… ик… – Тон такой важный, да икание весь эффект портит! – Еще древние говорили: все жены – стервы, чё хошь отмочат… ик…
– Ты чё? Пьяный, да? Ик… Какая жена? Ик… Я ж холостой! Ик…
И такого за один поход на рынок наслушаешься… Хоть берись за перо да книгу пиши!
Дом встретил Кару-и-Наис прохладой и тишиной. Кошке нравилось даже само слово – «дом»: такое основательное, серьезное, внушительное. В отличие от той же «жены». Ну и что, что дом съемный. Не зря говорят: кошке угол покажи, а она его своим посчитает. Вот и это строение Кара считала своим. Наверное, Глэн не такой уж и плохой сиви… то есть муж. А вот Кару-и-Наис к хорошим си… то есть женам нельзя отнести: ну как можно было забыть охрану с защитой на дом поставить? Ведь только сейчас, увидев у зеленщика мяту, кошка вспомнила об охранках. А кто как не жена должна заботиться о доме?
Слегка привядшая мята – самое то для охранного плетения, кто бы что ни говорил. Вообще-то мэтресса Далия, учившая не одно поколение призывательниц понимать растительный мир, искренне считала, что самое лучшее, эффективное и, чего скрывать, эффектное лечение травами – это жгучей ботвой по попе. И к вопросу охранок она подходила весьма оригинально. «Возьмите то, что навевает вам покой, умиротворение, – говорила старая кошка. – Добавьте того, что дарит радость, смешайте с тем, что вызывает желание жить. Ну а слова вы и сами знаете, поди в призывательницы абы кого не возьмут!»
Лично для Кары мята была всем сразу: успокаивала, радовала. Вдохнешь освежающий аромат – беды неприятностями покажутся. А что привяла – не беда, так еще лучше: у свежесрезанной травы, не важно какой, запах приторно-ядовитый, что совсем не подходит для охранного обряда.
Мелкие листики истолочь в ступке – вот когда пожалеешь, что в этот мир выдернули без скарба, а ведь в нише остались и ступки мерные, и пестики удобные! – и добавить щепотку соли. Листья побольше и стебли осторожно, дабы не порвать, размять, возвращая утихший аромат. Треть дела сделана. Да-да, именно так. Ведь собрать нужное – еще не сделать ожидаемое. Да и что самое главное для снежной призывательницы? Естественно, снег!
Только глупенькие послушницы думают, что снег бывает лишь там, где холодно. Нет, снег приходит туда, куда его позовут. В этом весь секрет призывательницы: суметь сложить так слова и знаки, чтобы снег пришел на зов. А страшным оружием со злом или утешителем с исполнением желания – зависит от призывающей.
Несведущие зачастую полагают, что магия – это как плетение кружева: замысловатые узоры движений рук, старательно проговоренные слова, и со стороны смотрится красиво. Кара же сравнила бы магию… с мозаикой. Да-да, именно так: разнокалиберные кусочки нужно сложить в единую картину – цельную, гармоничную, будто такой от начала времен была. С самого первого дня в храме послушницы собирают мозаику. На первый взгляд ну что такого в том, чтобы сложить несколько кусочков в определенном порядке? О, если бы кусочков было несколько… Многогранные мелкие осколки не сосчитать в одиночку. И ладно бы простой узор складывался. А когда сто оттенков белого? Послушница проходит первое посвящение, собрав свою первую мозаику. Да-да, из тех самых ста оттенков белого. Ну не черный же снежным призывательницам собирать? Хотя бывают и исключения.
Вот лег первый ряд мозаики – ровный фон, ничего лишнего, только основа. Второй. Третий… Пятый… Двадцать пятый. Пожалуй, для основания хватит, можно и мятный узор пускать. Осторожно, на вдохе, чтобы не потревожить мерцающий любопытством еще не снег, но его отражение. Мягко, нежно, будто лапу на первый хрупкий ледок ставишь.
И снова белый фон. Один ряд, второй, третий. Бросить россыпью истолченные листья. И снова белые ряды – один, второй, пятый…
Первая снежинка, будто случайно выбившаяся из перины пушинка, кружит по комнате. Вторая. Третья… Малый хоровод закружился вокруг кошки в радостном приветствии: «Ты звала! Ты звала! А мы пришли! Видишь? Видишь!» И вот уже огромные хлопья падают из ниоткуда, не долетая до пола. Скоро-скоро снег разделит мир на две части: в одной ты, в другой – весь мир.
За снежной пеленой прячутся звуки: шаркающие шаги здравого смысла, ворчание рассудка, даже непоседа-время замирает, завороженно вглядываясь в пушистые хлопья. А снег танцует, снег поет свою безмолвную песню. Вот странность – звуков нет, а песня есть. И пусть другие говорят, что нету, ты-то слышишь! Ты чувствуешь ее всем телом: от макушки до кончика хвоста!
Снег пришел. Снег идет. Снег укрывает…
Не прошло и часа, а защита для дома была готова. От лихого бандита не спасет, ибо кто жаждет, тот таки найдет способ. Но от косого взгляда и недоброго слова точно защитит. Кара довольно разглядывала пока еще заметный охранный узор – через час его не будет видно, а пока… Пока можно насладиться хорошо сделанной работой. Да, Кара-и-Наис очень-очень хорошо поработала. Жаль, оценить некому. Быть может, Глэн смог бы что-то понять, но он пока далеко и дома будет лишь через пару-тройку дней.
А может, это и к лучшему?
Тин Мур недовольно хмурился. И дело было не в кружке эля, эль-то был достойным, весьма и весьма. Это мысли хмуриться заставляли. Наверное, стоило бы проклясть тот день и час, когда судьба свела почтенного гнома с графом де Хэнедоара.
– И за что мне это? – тихо подвывая, поинтересовался гном у эля.
Удивительное дело, но он, то есть эль, не ответил. Хотя гном был уверен: умей эль говорить, он бы точно перечислил полученный от сделок с графом доход.
– Не так уж и много! – проворчал гном, встряхивая кружку. А то что себе этот эль позволяет?!
– Плохо, да? – Девичий голос отвлек Мряу от гневного созерцания эля – все никак не успокоится!
– Э? – основательно хмельные глаза уставились на, видимо, девушку в плаще. Или это не плащ, а достойному Муру из рода Мряу кажется?
– Говорю: вам, наверное, так плохо, что решили горести утопить в вине? – пояснила девушка, подсаживаясь к гному и откидывая капюшон плаща.
«Фух, не показалось. В плаще она!» – непонятно чему порадовался гном.
– Это эль, – для чего-то уточнил Мур.
– Ну да, ну да, – покивала головой девица.
Выпитое мешало рассмотреть незнакомку, да и желания особого не было: после женитьбы почтенному тин Мряу с женщинами вообще как-то не того…
– В семье, наверное, проблемы? – участливо спросила девица.
Гном в ответ промычал то ли одобрительно, то ли отрицательно. Незнакомка предпочла услышать согласие.
– Ах, гляжу на вас, и душа разрывается: у такого видного, серьезного мужчины – и проблемы, – сочувственно вздохнула незнакомка.
Мур шмыгнул носом и гордо выпятил подбородок: вот он какой видный и серьезный!
– И так мне вас жалко, что аж помочь хочется! – продолжила сочувствовать девица.
– Чем? – аж икнул от удивления тин Мур.
– Есть у меня одно средство, – доверительно прошептала незнакомка.
Будь тин Мур немного трезвее, его внутренний голос во всю мощь завопил: «А! Что-то тут не то! Нам такого не надо!» Но внутренний голос, как и сам гном, был пьян. Не так чтобы в стельку, но весьма основательно. Посему внутренний голос пробурчал что-то невнятное и уснул.
– Так как? – Похоже, пока почтенный гном пытался услышать свой внутренний голос, речь незнакомки прошла мимо ушей.
– Ась? – захлопал глазами гном.
Будь тин Мур потрезвее, он бы заметил недовольный взгляд незнакомки, а так… Так он попытался вспомнить, что же он слышал от подсевшей к нему девицы. И какого тшехта ей надо?
– Я говорю: могу вам помочь. Есть у меня порошок особый, из пятнадцати трав стертый. Он обязательно поможет вашей беде, – повторила незнакомка.
Мур из рода Мряу ничего не понимал: какой еще порошок из пятнадцати трав? Почему из пятнадцати? Почему порошок? А главное, на тшехта он ему?
«Ой… не Фру ли отравить?» – от пришедшей мысли Мур почти протрезвел и уставился на незнакомку испуганными глазами: гном многое мог – соврать, украсть, обмануть, но убить… Нет, это как-нибудь без него.
– Будете по щепотке в горячей воде растворять и на ночь пить – все беды враз пройдут.
«Самоубийство?» – не то чтобы заинтересовался, но призадумался гном.
– Уже через неделю дела наладятся! А через месяц, быть может, даже за добавкой прибежите! – многозначительно поиграла бровями незнакомка. Или это в глазах рябит?
«Уф, жить буду!» – расслабленно выдохнул гном. Сказать, какой тшехт потянул его за язык, тин Мур из рода Мряу и под угрозой смертной казни вспомнить бы не смог:
– Сколько?
– Ой, вы меня смущаете! Я же по доброте душевной! – залепетала девица, пряча взгляд.