Лубянская ласточка Громов Борис

А Мишель Готье стал для нее прообразом «настоящего француза», которого она непременно однажды встретит. В этом она ни секунды не сомневалась.

История с Феликсом, которому «гуру» Храпов передал ее просто так, на одну ночь, что-то изменила в ней. Ей показалось естественным использовать максимальное количество мужчин чуть ли не одновременно, взамен приобретая презрение к большинству представителей сильного пола. «Одноразовые Феликсы», некие подобия неповторимого Храпова, интересовали ее меньше всего. Поэтому она после ничего не значащих легких, иногда полезных связей всегда возвращалась к нему.

– Сегодня ты увидишь один из самых красивых московских домов и, вероятно, самую богатую квартиру, – неожиданно заявил Храпов после очередного возвращения «блудной дщери», как он однажды окрестил ее.

– Зачем? – спросила Натали – Что нам там делать?

– Я как-то рассказывал тебе о коллекционере Эдике Бутмане.

– Рассказ незабываем, но я не хотела бы нарушать возникшее ощущение после твоих ласок, милый. – Она нежно провела горячей ладонью по груди, животу Виктора, опускаясь все ниже…

– Тем не менее, мне кажется, тебе будет более чем интересно побывать в этой квартире и познакомиться с ее хозяином, – загадочно ответил Храпов.

– А тебя не пугает его всепоглощающая любовь к прекрасному? – с кокетством спросила Натали. От Виктора она знала, какой страстный ценитель женских прелестей его друг Эдик.

– Девочка моя, любить прекрасное и уметь оценить его по достоинству – это же высшая добродетель.

– Ах да, ты же у нас сексуал-демократ, – с иронией произнесла Натали.

Храпова ничуть не смущала перспектива делить любовницу с кем-то еще, тем более с человеком своего круга. Воистину щедрой душой обладал Виктор! Все стало на свои места. Настроение Натали заметно улучшилось. Она действительно много слышала об этом коллекционере. Даже звучание фамилии «Бутман» показалось загадочно интригующим.

– А где он работает? – спросила она Храпова, вальяжно сидевшего за рулем «Волги».

– Да нигде, – рассмеялся он. – Числится искусствоведом в каком-то никому не известном музее. Но Эдик очень богатый человек.

– Богаче тебя? – удивилась Натали.

– Я – другой, – неожиданно строго ответил Храпов. – Деньги пришли – деньги ушли. Ты меня знаешь. А Бутман – это штучка. Он вроде Скупого рыцаря, помнишь у Пушкина?

– Еще бы, – улыбнулась Натали, – Бутман тоже скряга и монстр?

– Я этого не говорил, – отмахнулся Храпов. – Очень милый человек, внешне похож на британского лорда. Не то что я.

– Зато ты любимец московских женщин, занесенный в «красную книгу» исчезающего генофонда страны, и к тому же мой самый любимый любовник. Прости за тавтологию. Но где же этот знаменитый дом?

– Вон, впереди, – кивнул Храпов.

Вдоль Бульварного кольца на пересечении с улицей Кирова (ныне Мясницкая) находится шестиэтажное здание в стиле русского модерна. Двор дома с внешней стороны огораживает высокий чугунный забор с большими резными воротами, украшенными витиеватым орнаментом в том же стиле. На последнем этаже и находилась квартира Эдуарда Бутмана, известного в определенных кругах, как один из самых богатых и удачливых коллекционеров в Москве. Репутацию свою он заработал благодаря колоссальным знаниям в области живописи, иконописи, в ювелирном деле, да и вообще во всем, что касается прикладного искусства. К тому же Эдуард обладал фотографической зрительной памятью, что было большим плюсом в его профессии искусствоведа. Но своей истинной профессией он считал коллекционирование. Именно этим занятием Бутман зарабатывал на жизнь, одновременно приумножая и увеличивая в цене свою коллекцию. Официально же, для властей, которые недавно ввели закон о тунеядстве[7], Эдуард числился искусствоведом в одном из третьеразрядных музеев Москвы.

Решение сводить Натали к Бутману возникло у Виктора по двум причинам: во-первых, он давно заметил у Натали неподдельный интерес к произведениям искусства, особенно к антикварным, во-вторых, ему хотелось показать приятелю свою очаровательную пассию.

Поднявшись на старинном, скрипучем лифте на шестой этаж, они позвонили в дверь, напоминающую сейф. Защелкали – каждый на свой лад – хитрые механизмы полудюжины замков, металлическая преграда на удивление плавно отворилась и, пропустив Виктора с Натали, тут же закрылась. Хозяин улыбнулся и приветствовал гостей только после того, как запер последний замок. Неудивительно! Пройдя в огромную, как ей показалось, гостиную, через просторную прихожую и примыкающую к ней смежную комнату, Натали ахнула от восхищения. Помещение, в котором она оказалась, менее всего напоминало жилую квартиру.

– Боже! – Она не могла сдержать эмоций. – Я попала в музей!

– Можно сказать и так, – с показной скромностью подтвердил хозяин.

Натали с восторгом переходила от полотна к полотну. Рокотов, Репин, Корин, Пименов… Развешенные по стенам старинные мечи и шпаги, севрский и мейсенский фарфор за стеклом витрин карельской березы… Обессиленная от нахлынувших чувств, Натали осторожно присела на краешек старинного кресла. Напротив расположился настоящий иконостас, экспонаты которого собраны были коллекционером вряд ли исключительно по чердакам русских деревень. Некоторые, скорее всего, «заимствованы» из государственных хранилищ.

В гостиной за стеклянной дверцей одного из шкафчиков она заметила несколько пасхальных яиц – то ли копии, то ли подлинники творений гения Фаберже. Тогда она еще не умела с первого взгляда установить хотя бы приблизительно цену подобных вещей. Этот навык у нее появится позднее. Но она безошибочно определила, что хозяин квартиры – обладатель этого великолепия – очень, очень богатый человек. Ко всему прочему Натали отметила, что Бутман весьма импозантен, манеры его изысканны… Рядом с неказистым Храповым он действительно выглядел прямо-таки британским лордом.

Эдуард предложил гостям присесть на диван к журнальному столику и, извинившись, пошел на кухню приготовить кофе. Через несколько минут на столике появился поднос с ароматным напитком и изящными кофейными чашечками. От коньяка гости отказались, так как Виктор был за рулем. Разговор носил светский характер, пересказывали последние московские сплетни, вспоминали курьезные случаи с участием общих знакомых, а затем перешли к любимой теме Бутмана. Он с увлечением стал рассказывать о своих последних приобретениях и связанных с этим историях.

– А можно взглянуть на них? – робко спросила Натали.

– Конечно, милая девочка. Для этого нам придется переместиться в другую комнату, – с готовностью ответил хозяин, поспешно вставая с кресла.

Храпов остался смаковать замечательно приготовленный кофе.

Бутман показал Натали несколько старых икон. Восхищение и робость молодой обворожительной особы ему импонировали.

– …А эта икона, она очень древняя?

Натали не могла отвести глаз от сияния, которое излучал лик святого. Доска потемнела, но какое волшебство знал неизвестный мастер, если потускневшие краски обладали такой силой!

– Эта? Это работа ученика великого Рублева.

Затем Эдуард продемонстрировал некоторые ювелирные изделия своей коллекции. Натали зачарованно рассматривала старинное кольцо с изумрудом внушительных размеров, окаймленное «розочкой» из бриллиантов.

– Оно принадлежало бывшей фрейлине и любовнице последнего императора всея Руси княгине Вырубовой, – доверительно сообщил Бутман.

Наклонившись так, что его щека касалась волос Натали, он проникновенным голосом добавил:

– У вас отменный вкус и природный дар видеть прекрасное, который я с удовольствием помогу вам развить. Я запишу мой номер телефона, и, если вы пожелаете, мой маленький музей с радостью вновь примет дорогую гостью.

Натали благодарно кивнула в знак согласия. Когда Эдуард попытался найти листок бумаги, она остановила его, сказав, что и так запомнит номер. Коллекционер еще не подозревал, что встретился с девушкой, чьей феноменальной памятью он будет вскоре восхищаться. С этого дня начались их отношения, в которых Натали суждено было стать ученицей и любовницей известного антиквара. Все произошло так, как она и хотела. В дальнейшем это станет ее почерком.

…Она напомнила о себе через два дня. Разумеется, тотчас же последовало приглашение в «Арагви» – известный московский ресторан, где начиная с 40-х годов считали обязательным пообедать или поужинать все сколь-либо известные люди. Стены «Арагви», красочно расписанные в стиле грузинского национального фольклора, были свидетелями задушевных бесед Леона Фейхтвангера с Валентином Катаевым, шумных офицерских застолий маршала Михаила Тухачевского с друзьями, позднее разделившими с ним его трагическую судьбу Под подвальными сводами ресторана часто ужинали, правда раздельно, довоенный посол Великобритании сэр Стаффорд Криппс и его коллега – посол нацистской Германии Фридрих фон Шулленбург. В отдельных кабинетах, когда на входе вешалась так знакомая москвичам табличка «Свободных мест нет», встречались высокопоставленные генералы НКВД, МГБ, а позднее КГБ с нужными людьми.

В разгар «холодной войны» после вынужденного возвращения «с холода» там бывали, тоже в разное время, мало кому известные тогда в Москве британцы – Ким Филби и Джордж Блейк в сопровождении своих московских «нянек». Слава их посетила значительно позднее. Всех не перечесть…

Бутман с любопытством смотрел на Натали: она удивила его своим уверенным поведением, здравомыслием и стремлением к самостоятельности. Это не соотносилось с внешностью и возрастом девушки. Слишком взрослыми были ее рассуждения.

Эдуард сделал заказ, проявив отличное знание грузинской кухни. Когда официант удалился, они вновь заговорили.

– Знаете, Эдуард, меня очень интересует ваша специальность. – Натали попала в точку, так как коллекционер рассматривал свое увлечение не как хобби, а как уважаемую профессию, которая официально не была признана в стране.

– Мне кажется, я с радостью бы этим занималась сама, но понимаю, что нужно не только желание, но и большие знания и чутье.

– И большие деньги, – улыбаясь, добавил Бутман.

– Понимаю… – с грустью сказала Натали, – но я считаю, что если есть способности и желание, то деньги со временем появятся, – закончила она оптимистично.

– Ну что ж, вы, вероятно, правы, – согласился, скрыв свое сомнение, Эдуард. И тут высказал неожиданно возникшую идею, которая впоследствии окажется для него роковой: – Послушайте, Натали, у меня есть предложение. Почему бы вам не начать с того, чтобы поучиться у меня? Поверьте, вы узнаете много полезного, если решили серьезно заняться со временем коллекционированием антиквариата.

– Я с радостью, но чем я смогу быть вам полезной? – невинно спросила Натали. В этот момент официант принес заказ и открыл коллекционную бутылку «Цинандали».

– Об этом мы поговорим позднее, – многозначительно ответил Бутман. – А сейчас давайте наслаждаться чудесными грузинскими яствами…

Стоит ли говорить, что эту ночь Натали провела в спальне у Эдуарда, оказавшегося не только прекрасным коллекционером, но и умелым любовником. Натали к этому периоду своей юной жизни стала уже совершенно зрелой женщиной, четко знающей, что ей нужно в постели, и если ей попадался сексуально полноценный мужчина, то он был обречен на то, чтобы доставить ей наслаждение. Как она и предполагала, делового разговора с Эдуардом не произошло. Но ее это нисколько не огорчило. Она была уверена, что коллекционер от нее никуда не денется.

Утром, после легкого завтрака, Натали привела себя в порядок и начала быстро собираться, заявив Эдуарду, что спешит на деловое свидание. Бутман испытывал смешанные чувства: с одной стороны, ему самому нужно было заниматься делами, с другой – его задело то, что Натали так быстро его покидала, не проявив при этом приличествующих в подобных случаях знаков привязанности и нежности. Как бы прочитав его мысли, Натали подошла к нему, быстро прижалась и тихо произнесла:

– Эдик, ты мне еще не показал всю свою коллекцию… Бутман, довольный, обнял Натали.

– Позвони мне вечером, когда освободишься. Я дома после пяти и буду ждать твоего звонка. Нам следует серьезно поговорить о твоих планах на будущее. У меня есть кое-какие идеи.

Натали быстро повернулась и пошла к двери.

– Тебе вряд ли удастся открыть дверь без моей помощи, – сказал Эдуард и направился вслед за ней к выходу.

На другой день Бутман преподал Натали первый урок или, точнее, прочитал вводную лекцию, если выражаться академическим языком. Он начал с того, что очертил тот объем знаний и навыков, которыми нужно овладеть, чтобы стать хорошим антикваром и успешным коллекционером.

– Основное в моем деле это то, что необходимо постоянно учиться, – тоном университетского профессора заговорил он, – надо много читать, видеть, сравнивать, анализировать. Нужно знать живопись: ее мастеров, направления и школы. Надо научиться разбираться в драгоценных металлах и камнях, знать различные технологии и процессы создания произведений искусств старыми мастерами, разбираться в их стилях и манерах. Уметь отличать подлинники от талантливых подделок. Хорошо знать историю западной, отечественной и восточной культуры. Да и вообще историю. Всего сразу не перечесть. Нужны годы кропотливого труда, терпение и талант. К тому же необходимо тонко чувствовать конъюнктуру рынка. И, конечно, невозможно работать без крепких связей в этом замкнутом мирке. А именно: знать других коллекционеров, их характеры, связи и финансовые возможности. Да, запомни еще, научись чувствовать людей, находить к каждому индивидуальный подход. Для всего этого тебе придется заняться психологией… Я готов помогать тебе и для начала приготовлю список необходимой литературы, скажу, куда следует сходить и что посмотреть. Будешь сопровождать меня, где это возможно. Может быть, даже помогать кое в чем… Считай, что у тебя есть две форы – молодость и хороший учитель.

Эдуард замолк и внимательно посмотрел на Натали, стараясь определить, не охладила ли сия речь ее пыл. Нет, не похоже. Она с большим интересом слушала его. На лице застыло выражение решимости и готовности поскорее взяться за дело.

Как могло случиться, что Бутман, будучи далеко не филантропом, решил так приблизить к себе Натали и заняться ее «образованием»? Ведь одна из основных заповедей коллекционеров – «никогда ни с кем не делиться знаниями». На этот вопрос трудно ответить. Порой поведение даже очень рационального человека является совершенно непредсказуемым. Вероятно, с Эдуардом произошло то же, что и с Виктором Храповым. Внутренняя сила целеустремленного характера, пытливый ум и яркая красота в сочетании с молодостью стали той притягательной квинтэссенцией, иммунитет против которой отсутствует и которая так часто лишает здравого рассудка зрелых мужчин. А возможно, Бутман посчитал, что Натали это скоро надоест и она прекратит занятия.

Но Натали оказалась чрезвычайно способной ученицей с феноменальной памятью. Она схватывала все буквально на лету. Сказывались ее тяга к дорогим и красивым вещам, драгоценностям, врожденная коммерческая жилка, актерские способности, знание мужской психологии, которое она постоянно углубляла и развивала. И что, вероятно, самое главное – ее огромное желание как можно быстрее выбраться из нищеты и разбогатеть.

Натали не хотела утомлять Эдуарда своим присутствием и часто уходила из его дома-музея, не сообщая, куда направляется. Она старалась поддерживать с ним самые легкие отношения, без каких-либо обязательств, которые устраивают большинство свободных мужчин. Она не обременяла его своими заботами, всегда была весела, остроумна, страстна и изобретательна в постели. Однако случается, что свободолюбивые особи вдруг становятся эмоционально зависимыми, и их уже перестает устраивать та легкость отношений, которая им прежде так нравилась. Мало кто из женщин обладает осознанным умением незаметно подвести мужчину к такой черте. Объяснить этот феномен можно только врожденной интуицией и приобретенным опытом манипулирования мужчинами… Натали это было просто дано.

Очень скоро настал момент, когда Эдуард вплотную приблизился к роковой черте. Натали почти постоянно жила у него в квартире или, точнее, ночевала там. Надо добавить, что ее образ жизни не претерпел никаких существенных изменений: она также поддерживала дружеские отношения с Виктором Храповым, Мишелем Готье и многими другими…

А Бутману с Натали было легко и интересно. На первых порах его забавляла роль профессора Хиггинса[8], за которую он взялся сам, не веря в успех. Он начал свои занятия с Натали, показывая и подробно разбирая каждую вещицу из своей коллекции. Через какое-то время снова возвращался к этому предмету, будь то картина, икона, ваза, статуэтка или старинные ювелирные изделия. Каждый раз Эдуард с удивлением отмечал, что Натали слово в слово повторяла все ранее им сказанное. Пришло время, когда она стала его еще больше удивлять, обращая внимание на кое-какие детали, которые он сам раньше не замечал или они казались ему малозначительными.

Натали много работала самостоятельно – читала книги по искусству, истории, ходила в музеи, посещала выставки. Эдуард начал брать ее с собой на встречи с другими коллекционерами, постепенно знакомил с людьми своего круга. Она присутствовала при обменах и покупках, внимательно прислушивалась к аргументам сторон во время торга, запоминая приемы, которыми пользовался Бутман.

Пришло время, когда Эдуард решил устроить Натали маленький экзамен.

– Смотри, дорогая. Вот – пастушка мейсенского фарфора. Теперь шкатулочка. С виду простенькая, но… И… что бы такое еще?.. Ага, подсвечник. Что сколько стоит, я тебе не скажу. Попробуй продать их или поменять. Круг любителей тебе известен, комиссионные магазины тоже. Постарайся продать подороже. Действуй!

На все про все времени Бутман дал неделю. Каково было его удивление, когда через три дня ему позвонил знакомый продавец из антикварного магазина на Арбате:

– Эдуард, мне вчера принесли шкатулку, любопытная вещица. Загляни. Правда, дороговата. Но девица попалась неуступчивая. Знала, бестия, что в руках держит. Пришлось купить за ее цену.

– Сколько? – поинтересовался Бутман, узнав по описанию свою собственность. И, услышав ответ, громко захохотал: Натали сумела продать шкатулочку вдвое дороже. Торгуясь, она поразила антиквара углубленным знанием эпохи и школы, к которой принадлежал мастер. Пастушку она необыкновенно удачно выменяла у их общего знакомого на композицию из пары фигурок оленей того же автора. В полтора раза дороже продала и подсвечник.

– Умница моя, – растроганно целовал Эдик Натали. – Похоже, в твоем лице я получил жесткого конкурента. Причем созданного собственными руками.

Бутман и в страшном сне не мог себе представить, до какой степени пророческие слова произнес он той ночью.

Однако коллекционер не спешил делиться с Натали всеми сторонами своей многогранной деятельности. И на то у него имелись веские основания. Натали, в свою очередь, не уступала ему, скрывая свои связи с другими мужчинами. Эдуард явно состоял в иной «партии», нежели Виктор Храпов. Он бы к этому с пониманием не отнесся…

Очень скоро Натали обратила внимание на загадочное поведение Бутмана после звонков неизвестного ей человека. В таких случаях, едва подняв телефонную трубку, Эдик, прихватив аппарат, уходил в другую комнату. Разговаривал он с таинственным собеседником очень тихо, и Натали, как ни старалась, ничего не могла услышать. Звонил незнакомец, как правило, по утрам. В такие дни Эдуард, любивший элегантные и дорогие вещи, одевался как можно проще, почему-то брал с собой потертый, самый обычный портфель, с какими ходят школьные учителя и младшие научные сотрудники. Возвращался к вечеру и, почти по-братски целуя Натали, говорил: «Устал как собака». Затем отправлялся в ванную, где плескался около часа. Что поездки загородные, Натали поняла сразу: в сухую погоду его туфли покрывались слоем пыли так, что меняли цвет; если же шел дождик, то от налипшей грязи их приходилось долго отчищать.

Однажды Эдуард вернулся неожиданно быстро: Натали даже не успела выйти из дома – она собиралась в Третьяковку на выставку икон. Поставив портфель на пол у дивана в гостиной, чего раньше никогда не случалось – Эдик непременно уносил его в кабинет, – он скрылся в ванной. Возможно, потому, что на улице хлестал ливень, промокший насквозь Эдик поспешил под горячий душ и не принял обычной меры предосторожности. «Время у меня есть», – моментально сообразила Натали и открыла портфель. Ничего особенного: аккуратно сложенное белье, мочалка и мыльница, бутылочка шампуня и резиновые шлепанцы в пластиковом пакете.

«Странно. К поклонникам общественных бань Эдуарда причислить невозможно: на все приглашения друзей в Сандуны[9] он неизменно отказывался: „Обожаю свою собственную ванную, и не уговаривайте“. Нет, что-то тут не то…»

Она просунула руку под стопку белья и нащупала объемный бумажный пакет. Вытащив, аккуратно распаковала его. Взору предстали пачки иностранных банкнот зеленого цвета, стянутых черной аптечной резинкой. Дрожащими пальцами, опасаясь повредить купюры, Натали вытащила одну и поднесла к глазам. С бледно-зеленой бумажки с пониманием смотрел незнакомый мужчина с буклями, напоминающий ей Ломоносова. Внизу красовалась цифра 100. Натали до этого никогда не видела доллары и поэтому с любопытством их рассматривала. С тех пор они станут единственной валютой, в которой она предпочтет проводить все свои сделки. Быстро вложив банкноту в пачку, сунула конверт на прежнее место… В голове роились мысли и возникали многочисленные вопросы в связи с неожиданной «находкой». Натали, проанализировав известные ей факты, пришла к выводу, что Эдуард давно занимается валютными операциями и, по всей вероятности, хранит свою «долларовую казну» в тайнике на даче. Как это будет и впредь, ее анализ оказался абсолютно точным.

Вскоре судьба преподнесла ей сюрприз, который она использовала в жизненной игровой комбинации на уровне опытнейшего гроссмейстера. В тот день Натали, как всегда, вышла из квартиры Бутмана около десяти часов утра и направилась в Музей изобразительных искусств имени Пушкина, где открылась (впервые в СССР!) выставка картин Пикассо. Художник ей активно не нравился. Особенно она невзлюбила картины Пикассо в период его увлечения кубизмом. Какой может быть потаенный смысл в уродливом искажении человеческого облика, втиснутого в нелепые геометрические формы! Ей несравнимо ближе были картины классической школы. Это касалось не только живописи, но и скульптуры. Натали интуитивно тянулась к творениям старых мастеров. Она видела в них вложенный труд, чувствовала душу создателя и понимала непреходящую ценность этих произведений.

Музей находился в пятнадцати минутах ходьбы от ее «моссельпромовского» дома на Арбате. Она уже две недели не навещала своих, и чувство вины болезненно шевельнулось в сердце. Софья Григорьевна очень переживала, когда Натали не появлялась в доме больше недели. Правда, для мамы, единственно нежно любимого на свете человека, у нее была отработана легенда: Наташенька живет с любимым человеком, который вот-вот получит квартиру. Пока же они снимают комнату. Когда будет на руках ордер на собственное жилье, тогда и распишутся и она познакомит маму и сестру с любимым мужем. Софья Григорьевна ни о чем дочь не спрашивала. Верила ли она в то, что говорила ей Наташенька, или нет, кто знает? Возможно, она просто боялась услышать иное. И так соседи, злые языки, многозначительно замолкают, когда девочка проходит мимо…

Глубоко вздохнув и приготовив себя к неприятному испытанию – встрече с ненавистной коммуналкой, – Наталья позвонила в дверь. Открыла ей сестра. Изольда обычно радовалась приходу Натали. Та всегда баловала девочку и мать всяческими мелкими подарками и вдобавок рассказывала массу интересного. Младшая сестра могла слушать старшую часами. Сегодня, однако, Изольда на удивление независимо обратилась к сестре как к ровеснице.

– Ну как твои дела? – начала она с легкой задиристостью в голосе.

– Прекрасно, – озадаченно ответила Натали, моментально уловив незнакомые доселе интонации.

– Наташа, похоже, ты сидишь на мели? – продолжила Изольда.

– Это почему же ты так решила?

– Да потому, что ты пришла домой с пустыми руками…

– Я просто не успела заглянуть в магазины, иду прямо из Пушкинского… А ты нуждаешься в деньгах?

– Как раз наоборот – я сама могу тебе дать. Сколько ты захочешь…

Натали подумала, что сестра затеяла какую-то детскую игру, и решила подыграть:

– Вообще-то я бы не отказалась от кругленькой суммы. Сестра загадочно улыбнулась и со значительным видом спросила:

– А сумма тебе нужна в рублях или в валюте?

– Конечно, в валюте! Желательно – в американских долларах.

– Сколько тебе нужно долларов? – торжествующе спросила Изольда, радуясь тому, что Натали ведет с ней разговор на равных.

– Ну, скажем, долларов пятьсот, – продолжала забавляться Натали, назвав первую пришедшую на ум цифру.

– Хорошо. Подожди, я сейчас. – С этими словами Изольда полезла на антресоли и стала там копаться. Надо сказать, что в то время мало кто из советских граждан вообще видел доллары. Обладание ими да еще и хранение было преступлением, предусмотренным соответствующей статьей Уголовного кодекса.

Через две минуты Изольда торжествующе положила на стол перед сестрой пять стодолларовых банкнот. Наташа посмотрела на доллары и нерешительно произнесла:

– Может, ты мне дашь еще пятьсот… – Сумма в тысячу долларов по тем временам была запредельной.

– Конечно. Ты не стесняйся, проси столько, сколько тебе нужно.

Теперь на столе лежала уже тысяча долларов. Натали поняла, что дело принимает серьезный оборот и игры пора прекращать.

– Немедленно рассказывай мне все по порядку. Откуда «дровишки»? Сколько их у тебя? Кто еще знает о существовании этих денег? Ты хоть представляешь, насколько это опасно?! С этими делами можно загреметь в тюрьму на значительно больший срок, чем отсидел наш милый папаша. Быстро выкладывай все…

Изольда моментально сменила тон и испуганно поведала сестре историю, которая со временем обрастет массой выдуманных деталей и подробностей и станет одной из легенд старых арбатских переулков.

…Темной сентябрьской ночью возле старинного двухэтажного особняка стояли трое строительных рабочих. Рядом стрекотал небольшой гусеничный кран, на крючке которого висела большая чугунная болванка, называемая на строительном жаргоне «баба». Особняк уже давно подлежал сносу из-за аварийного состояния.

В один из мощных размахов «баба» разбила нижнюю часть окна и вынесла ее вместе с подоконником и батареей: посыпались кирпичи, дерево с паклей и штукатурка. На землю также упал какой-то странный предмет желтого цвета – оказалось, небольшой кожаный саквояж, по всей видимости, иностранного производства: с двумя медными запорами на широких ремнях и крупным замком посередине. Вещь в идеальном состоянии, вполне сгодится. Бригадир поднял саквояж с земли и присвистнул: в нем находилось что-то тяжелое. Он попытался открыть замки, но они не поддавались.

– Вась, сходи принеси-ка ключ.

Тот, кого назвали Васей, непонимающе глядел на старшого.

– Ты чего, Миш, охренел, где я тебе его сейчас найду?

– Тащи монтировку, козел! – гаркнул бригадир.

Вася быстро пошел к крану и через мгновение вернулся с требуемым предметом. Когда же саквояж открыли и троица склонилась, разглядывая его содержимое, то разом, не сговариваясь, произнесли одно и то же известное русское выражение. Внутри вперемежку с пачками иностранных денежных купюр и какими-то бумагами лежали склеенные в короткие колбаски царские золотые десятки. Как поступить – было очевидно, и бригадир взялся по справедливости делить свалившееся с неба сокровище. Он стал двигать по фанере монеты, раскладывая их в кучки, приговаривая, как при детской игре в считалочки:

– Тебе, тебе, мне. Тебе, тебе, мне…

В результате образовались три равные кучки по 250 монет в каждой. Читатель легко может подсчитать общий вес золота исходя из того, что николаевская десятирублевка весит 8,4 грамма. Итак, в портфеле было 750 монет, или шесть килограммов и триста граммов золота высокой дореволюционной пробы.

Что касается непонятных банкнот и еще каких то бумаг, то на них никто не обратил внимания. Бригадир на правах старшего положил свои монеты обратно в саквояж, решив взять его себе. Затем, подумав, засунул туда же лежавшие на доске бумаги – «вдруг сгодится!», накрыв все сверху газетой.

Дома, после смены, он по секрету рассказал жене о найденном кладе. Супруги завернули золотые монеты в полотенце, а сверток запрятали в ящик с нижним бельем платяного шкафа. Утомившись от впечатлений ночной смены, бригадир сунул саквояж под кровать, а «ненужные» бумажки вывалил на столик, за которым обычно готовила уроки их дочь Вера, ученица 9-го класса московской школы. Утром Вера, сообразив, что отец эту «макулатуру» нашел где-то на стройке, принесла на занятия небольшую часть банкнот и великодушно отдала их подружке Изольде «поиграть», сообщив, что у нее еще «полно таких же бумажек дома».

Натали немедленно забрала все имевшиеся у Изольды купюры – две тысячи долларов. Внимательно присмотрелась: ну точно, доллары, не что иное! А когда поднесла поближе к глазам, то увидела небольшие цифры – 1922. Боже мой! Они ведь старые… Хотя… И Натали справедливо решила, что эти доллары должны кое-что стоить. Конечно, она не знала о постановлении министерства финансов США в 20-х годах, но врожденная интуиция и чутье подсказали ей, что с этими долларами можно будет что-то придумать. Она также попросила Изольду по возможности забрать все бумажки у Веры, предложив той взамен какую-нибудь незначительную сумму. Натали тут же вынула четвертной билет и передала его Изольде, предупредив, чтобы она никому не рассказывала об этой истории. Затем Натали, не дожидаясь матери, покинула квартиру, унося в сумочке «конфискованные» у сестры старые доллары.

– Да, что и говорить, интересная история. – Эдуард задумчиво рассмотрел несколько купюр, Натали молчала в ожидании. – Знаешь, дай-ка мне их. Я поговорю с людьми, которые коллекционируют старые банкноты, и узнаю, сколько они могут стоить. Может быть, я их продам, а деньги отдам тебе. Правда, вряд ли удастся получить за них больше чем две-три сотни рублей… Хотя подожди. Ты сказала, что есть возможность достать еще… Пожалуй, сходи к сестре, дай ей еще рублей пятьдесят и попроси, чтобы она забрала у подруги все. – Натали вынула из сумочки оставшиеся доллары – тысячу (вторую она предварительно спрятала) – и молча отдала Эдуарду, незаметно наблюдая за ним. Бутман взял доллары и нарочито небрежно сунул их в один из ящиков старинного секретера с инкрустацией. Слишком небрежно! Натали с самого начала тирады Эдуарда поняла, что здесь не все так просто. Она уже хорошо изучила его – видела Эдика во многих ситуациях: когда он приобретал интересующие его вещи, стараясь купить их за бесценок, или продавал ненужные ему предметы втридорога. Она знала выражение его лица при этом и нарочитую небрежность, которая означала, что на деле все совершенно не так, как он говорит. «Ну что ж, посмотрим, какой ответ ты мне дашь, – подумала она. – Видно, самой надо все выяснить, и, кажется, я знаю, к кому обратиться. А пока сделаю вид, что я верю всему, что ты говоришь». Вот и первый звонок. Настал момент, когда нужно будет серьезно подумать о новом месте.

Натали решила, что проще всего позвонить Мишелю и воспользоваться его связями в дипломатическом корпусе, чтобы выяснить реальную стоимость купюр. И тогда определиться, есть ли смысл заниматься этим дальше. А пока Натали просила сестренку узнать, сколько всего у подруги этого «старья».

Через день Натали получила исчерпывающую информацию, полученную Мишелем от американского корреспондента журнала «Ньюсуик»: доллары 20-х годов XX века – а именно к этому времени относились купюры, найденные в желтом портфеле, – не потеряли своей ценности. Их можно обменять в центральных банках в США без всякого ущерба. Но перед этим Мишель, конечно, спросил Натали, зачем ей это надо знать. Вопрос не застал ее врасплох. Она поведала «правдивую» историю, как ее подруга нашла старую стодолларовую купюру в вещах недавно скончавшейся бабушки и не знает, что с ней делать: то ли выбрасывать, то ли оставить.

– Пусть лежит еще пару поколений. Может, со временем возрастет ее коллекционная цена, – с улыбкой заметил Мишель после разговора с американцем. – Поменять ее на новую можно только в Америке. Но кому захочется возиться с какой-то сотней… – На этом разговор и закончился.

Вскоре Мишель сообщил Натали, что должен улететь в Париж на очередное совещание журналистов-международников, проводимых главным редактором журнала. К тому же он договорился отдохнуть после совещания неделю с отцом на Лазурном Берегу, где тот каждый год проводит свой отпуск.

Натали восприняла отъезд Мишеля на две недели во Францию как прямое указание к действию. Про себя она уже твердо решила, что через сестру достанет как можно больше этих долларов. А пока постарается реализовать то, что у нее уже было, по цене «черного рынка». Вырученные деньги стали бы для нее внушительным капиталом. Далее нужно было пустить его в оборот, используя свои знания, полученные от занятий и общения с Эдуардом. Тем более что она давно наладила надежные связи и каналы для покупки и сбыта антиквариата. В голове роились интересные идеи и всевозможные планы. Ей казалось, что она находится на пороге воплощения своей мечты.

И кстати! Прошло уже две недели с тех пор, как Эдик забрал у нее тысячу долларов «на экспертизу» и о результатах пока ничего не сообщил. Натали не напоминала ему, решив еще немного подождать. От нее не ускользнуло, что Бутман начал косо поглядывать на ее длительные исчезновения, которые она мотивировала болезнью матери. Звучало это не очень убедительно. Эдуард молча ревновал, вероятно предчувствуя близость разрыва, которого он совсем не хотел. Однако Натали уже твердо решила менять «зимнюю квартиру» сразу после возвращения Мими.

– Эдик, ты мне ничего не говоришь по поводу моих долларов. Удалось что-нибудь выяснить? – спросила она, внимательно следя за выражением лица Эдуарда, пытаясь получить ответ. Она восхищалась его способностью не выдавать эмоций и старалась перенять ее. Впрочем, очень скоро Натали этой техникой овладела в совершенстве.

– Знаешь, дорогая, я совсем забыл о них, поскольку эти бумажки давно изъяты из обращения и сегодня практически ничего не стоят. Так, мелочь. Правда, их можно продать за копейки коллекционерам бумажных денег… Да ты не расстраивайся – вот, возьми пока кое-что на карманные расходы. – Эдуард протянул Натали три сотенные купюры. – Кстати, твоей сестренке удалось получить еще этой макулатуры? Пока нет?

Натали ожидала подобного развития событий, поэтому была во всеоружии. Она решила сделать вид, что поверила Эдуарду, и на время закрыть эту тему. Сказать, что ей известно о его обмане, означало бы неловкую сцену и моментальный разрыв. Это было преждевременно. Натали понимала, что выиграет значительно больше, если прибережет этот козырь до нужного момента.

Сейчас ее заботило только одно – срочно найти покупателя на старые доллары. Натали сознавала, что это не так просто. Люди, занимающиеся валютой, вряд ли станут покупать старые купюры. Очевидно, ей придется значительно снизить цену. Может быть, даже в два раза. К тому же покупатель должен знать, что эти доллары можно обменять на новые, правда, только в американском банке. Все это значительно затрудняло задачу. Но ведь Эдик нашел продавца. А у продавца, по всей вероятности, есть несколько покупателей. Идея следовала за идеей.

«Надо выследить Эдика. Выяснить, с кем он встречается. А там действовать по ситуации, – решила Натали. – Нет. Это примитивно и напоминает плохой детектив. Я думаю по шаблону… Здесь может быть совсем другое решение. Ведь, в конце концов, цель – не продажа старых долларов за полцены. Цель – это деньги, настоящие деньги. К тому же история с кладом так или иначе дойдет до милиции. Начнутся поиски золота, валюты. А там все и выяснится. След через Изольду приведет ко мне и Бутману. Я ведь тоже не стану его прикрывать в таком случае».

Внезапно все встало на свои места. Схема родилась сама собой, оставалось лишь продумать план действий и скрупулезно, шаг за шагом, реализовать его. Это было первое дело Натали, которое послужило основой ее будущего и стало почерком дальнейших авантюр.

В Москве по адресу Большая Лубянка, дом № 14, за коваными железными воротами с небольшим живописным внутренним двором расположен зеленый двухэтажный особняк, построенный московским военным губернатором, офицером, писателем и публицистом графом Федором Васильевичем Растопчиным. Достопримечательностью этого малоухоженного сегодня дворика является красивый ветвистый дуб, растущий с левой стороны от центрального входа в особняк. Возраст дуба, как утверждают московские летописцы, составляет около двухсот лет. Многое изменилось до неузнаваемости в интерьере особняка, но все же кое-какие реликвии сохранились и по сегодняшний день.

В конце широкой мраморной лестницы, ведущей на второй этаж, где размещался градоначальник, сохранилось прикрепленное к стене большое старинное зеркало… Во времена Растопчина помощники графа могли в это зеркало видеть поднимающегося по лестнице визитера и вовремя сообщить графу о его личности с тем, чтобы высокое начальство успело принять соответствующий начальственный вид.

Во время описываемых событий в особняке размещалось Управление КГБ по Москве и Московской области.

Стоящий на посту немолодой подтянутый старшина внимательно посмотрел на девушку, появившуюся в дверях как бы из рекламного кинопроспекта. Она, не робея, подошла к старшине и сказала, что ей надо поговорить с кем-либо из сотрудников по очень важному вопросу. Старшина, продолжая разглядывать столь необычную посетительницу, снял трубку внутреннего телефона и доложил дежурному.

Через некоторое время вызванный молодой человек, улыбнувшись, пригласил Натали пройти с ним в служебное помещение. В кабинете молодой человек не спеша сел за стол, над которым висел неизменный портрет первого председателя ВЧК. Натали с любопытством разглядывала обстановку. Она ее разочаровала своей спартанской простотой. Глазу не за что было уцепиться. К столу, за который уселся молодой человек, буквой «Т» был приставлен небольшой столик. По обе его стороны стояли стулья. На столе слева от хозяина лежала папка с листами писчей бумаги. Посередине стола рядом с папкой находился письменный прибор, из которого торчали остро отточенные карандаши. Ансамбль завершали два черных телефона, такая же черная лампа из тяжелого массивного пластика, графин с водой и два стакана. Вот и все.

Молодой человек изобразил на лице внимательно-доброжелательную мину, давая понять посетительнице, что он готов слушать и ему можно и должно рассказать все. Он явно пытался показаться этаким добрым малым, но его вид вряд ли мог обмануть Натали. Она сразу поняла, что парень надел дежурную маску, с которой не вязались холодные и внимательные глаза, постоянно следящие за ее лицом. Пауза затянулась.

– Я вас слушаю… – Сотрудник вопросительно посмотрел на Натали, ожидая, что она назовет свое имя.

– Наташа Бережковская, Наталья Наумовна Бережковская, – поправилась Натали. – А вас как я могу называть?

– Петр Андреевич, – быстро ответил молодой человек. – Так что вас привело к нам? – спросил он.

Натали открыла сумочку и выложила на стол пачку долларов, невинно улыбнувшись опешившему оперу. Она обстоятельно и уверенно начала свой рассказ, отрепетированный и отточенный ею до мельчайших деталей. Натали даже проработала вопросы, которые, как она полагала, мог задать ей комитетчик. Молодой человек очень быстро понял, что прелестная посетительница пришла не зря и ее история имеет определенный оперативный интерес. Он, извинившись, прервал Натали, снял трубку телефона внутренней связи и набрал четырехзначный номер.

– Виктор Петрович, тут у нас в приемной находится гражданка. К нам ее привело дело, которое относится к вашей епархии. Да, да, хорошо. – Он опять дружелюбно взглянул на Натали и сказал: – Мы сейчас немножко подождем, придет товарищ, и вы подробно повторите ему все с самого начала.

Через три часа, отпустив «гражданку Бережковскую», капитан госбезопасности Виктор Петрович Клыков был принят начальником отделения 2-го отдела управления майором Валерием Александровичем Буровым.

– Этот Бутман довольно известная личность. Проверил его по нашим учетам. КМ[10] на него не имеется. Бутмана хорошо знают в кругах московской интеллигенции, особенно среди коллекционеров, художников и других богемных деятелей. Считается одним из лучших экспертов по части антиквариата. К его услугам прибегали Третьяковка и Пушкинский музей. На Петровке, правда, кое-что есть. Проходил у них как свидетель по делу о пропаже картин русского авангарда у коллекционера Георгия Костаки, – доложил Виктор.

– Что у нас есть на Бережковскую? – спросил Буров.

– Довольно занятная дамочка. Начну с внешних данных, так как они многое определяют в ее поведении и судьбе. Очень красивая. Прекрасная фигура. Можно сказать, внешность без недостатков.

Буров поморщился и хмуро посмотрел на Виктора. Он всегда не одобрял, когда при нем без служебной надобности поднимали женскую тему. Да еще начинали ее смаковать. Сам он, если бы не наличие жены и двух сыновей, мог бы сойти за девственника. Виктор понял, что чуть переборщил.

– Короче, можно сказать, что лицо у нее без заметных уродств…– закончил Виктор описательную часть. – Ей неполных двадцать лет. Прописана в одной комнате с матерью и младшей сестрой. Отец с семьей не живет. Мать – учительница французского языка. Бережковская закончила 10 классов. В настоящее время нигде не учится и не работает. Да и не работала никогда. Умна, эрудированна и начитанна. Хорошо знает французский язык, владеет разговорным английским. Вертелась в компаниях «золотой молодежи». Сейчас живет за счет состоятельных любовников. Можно сказать, профессиональная содержанка. В последнее время ее часто можно видеть на различных культурных мероприятиях с журналистом французского журнала «Пари матч» Мишелем Готье. Несмотря на фамилию, парень он наш. – Виктор недвусмысленно сделал ударение на последнем слове. – Вместе с ним общается с французским дипломатом Морисом Дуверже, который тоже к ней неровно дышит. Дуверже представляет для нас оперативный интерес. Им уже занимаются ребята из 3-го отдела.

– Ты мне скажи самое главное. Почему Бережковская пришла к нам по собственной инициативе? Что-то я не припомню такого случая, чтобы к нам так запросто, на огонек, заходил кто-нибудь, кроме шизиков да лиц, у которых рыльце в пушку. Что ее заставило прийти на Лубянку? Где и кто наступил ей на хвост? С Петровкой связывался?

– Валерий Александрович, вы же понимаете – это первое, что я старался выяснить. Нет никаких зацепок. На Петровке все чисто. Она твердо стоит на своем: к валюте никакого отношения не имела, никогда валютой не занималась. Принесла только пачку банкнот, которую забрала у школьницы-сестры, и часть из них передала Эдуарду как коллекционеру. Случайно узнала, что Эдуард занимается валютными операциями. Как честный советский человек решила сообщить об этом в компетентные органы… Все.

– Нелогично, чтобы она рубила сук, на котором сидит. Бутман ее содержит. Здесь что-то не так… Ну, ничего, выясним. Сейчас нужно срочно, по горячим следам, заняться этой строительной бригадой: что и сколько они там нашли. Свяжитесь с Минфином. Что они нам скажут об этих долларах. Может, это действительно макулатура, а может…

Строители быстро во всем признались. Рассказав о золоте, они лишь пожали плечами и кивнули на старшего, когда их спросили о судьбе «бумажек». О них-то и об их движении поведала чекистам дочка старшего смены. К счастью, за это время она успела раздать только небольшую часть стодолларовых купюр трем своим подругам. Никакой корысти в этом не было. Отдала просто так… Оперативная «Волга» быстро проехала по всем трем адресам и возвратилась на Лубянку с богатым уловом. За исключением 1000 долларов, которые были у Бутмана, все ценные бумаги и денежные знаки собрали воедино и положили все в тот же желтый саквояж. Часть золота ушла к зубным врачам. Золото изъяли у них почти до грамма. Правда, несколько десятков граммов все же успело застрять в зубах москвичей – недавних пациентов, которых пока не стали беспокоить. Зато позднее им пришлось проходить по делу в качестве свидетелей. Однако коронки и пломбы не тронули.

Стоматологов посадили за незаконную скупку и спекуляцию золотом. Строители же отделались легким испугом. Привлекать к уголовной ответственности их не стали, хотя основания были. Все же пролетариат-гегемон. Деньги, полученные ими у стоматологов за золото, у работяг не забрали. Львиная их доля все равно была уже пропита. Конечно, никто из строителей так и не поднял вопрос о причитающихся им по закону 25 процентах за находку клада.

Натали понимала, что самым слабым местом в ее истории с добровольным приходом в приемную КГБ оказалась мотивация ее поступка. На двух прошедших встречах с Виктором Петровичем тот постоянно в той или иной форме возвращался к этому вопросу. В то, что она сделала это, следуя примеру незабвенного Павлика Морозова, товарищ из КГБ отказывался верить. Однако Натали также понимала и силу своей позиции. А что плохого она сделала? Чего ей бояться? В чем ее можно обвинить и уличить? Молва на Арбате распространяется быстро, и Натали уже через два дня знала, что экспроприированной валюты и ценных бумаг было на два с половиной миллиона долларов!

К тому же в закрома Родины было возвращено шесть с лишним килограммов золота! В этом, без сомнения, ее заслуга. Кроме благодарности, ей нечего ждать… Только обидно, что все это богатство прошло мимо ее носа. Но, с другой стороны, Натали понимала, что рано или поздно история с золотом и ценными бумагами все равно всплыла бы. Слишком много в ней было участников, да еще больше могло появиться. Вот тогда она была бы в полном дерьме. Особенно если бы нашла покупателя на эти пропахшие пылью доллары. Нет, пока все идет нормально. Даже хорошо, что она начала с «синдрома Павлика Морозова». Не все же им сразу подавать на блюдечке. Пусть покопаются и получат то, во что сами хотят верить.

Натали уже подвела «дядю Витю», как она про себя окрестила комитетчика, к заключению, что она сдала Эдуарда из женской мстительности и уязвленной гордыни. Она как бы нехотя рассказала ему о последнем тяжелом разговоре с Эдуардом, когда тот категорически отказался официально оформить их отношения, на что она так рассчитывала.

– Эдик сказал, что он счастлив жить со мной, содержать меня, но брак не входит в его планы. А мне надоело менять мужчин и квартиры. Я действительно очень хорошо относилась к Эдуарду. Он много для меня сделал, многое открыл. Помог найти себя. Я думала, что мы будем вместе и мне больше не придется врать матери о том, как я живу. Все рухнуло в одночасье. А тут эти таинственные звонки, внезапные отъезды на целый день, история с портфелем, набитым валютой. Может быть, это и нехорошо, что я пришла к вам, но то, как он повел себя со мной, – еще хуже… Ему наплевать на мою жизнь! Пусть теперь за все, за все заплатит…

– Да нет, вы поступили правильно. Ну а как вы собираетесь жить дальше? На какие деньги? Устраиваться на работу вы, Наташа, кажется, не собираетесь.

– Почему? Если работа будет по мне, интересная, захватывающая. … Я готова работать. К тому же у меня есть сейчас человек, который меня любит. Он холост. Хотя серьезного разговора у нас еще не было, но он хочет, чтобы я жила у него на квартире. А там… Что будет – то будет. Бог дал день, бог даст пищу…. – закончила Натали.

– Ну вот, это больше походит на правду. Значит, униженная и оскорбленная… – Буров посмотрел на Виктора. – Хочет устраиваться на работу. Похвально. Ее б к мартену… А ведь с другой стороны – острая деваха. Я почитал сообщения источников. Смотри, как использует мужиков. Только двадцать, а какой расчет! Бьет без промаха. Неординарная личность. Знает языки. С авантюрной жилкой. Поработать с ней – отличный агент получится. Давай назначай встречу в «Центральной». Хватит ей шастать в приемную. Надо привлечь ее к разработке Бутмана. Посмотрим ее в деле. Пусть повременит с уходом от него. Подождет наш французик. Кажется, «Марата» она имела в виду?

Натали не планировала покинуть Эдуарда на этой стадии задуманной ею операции. Наоборот, она, пользуясь отъездом Мишеля, проводила с ним почти все его свободное время, демонстрируя благодарную заботу и восхищение его знаниями и умом. Какой мужчина устоит перед таким отношением, да еще если это исходит от умной, молодой и фантастически красивой девушки с чувственностью опытной и зрелой женщины. И Эдуард расслаблялся. Ему уже не раз приходило в голову серьезно поговорить с Натали об их дальнейшей жизни. Однако что-то его всегда останавливало. Это была не боязнь разницы в возрасте, Эдуард был вполне уверен в себе и в своих мужских достоинствах. К тому же он обладал огромным, по советским масштабам, состоянием. Выражалось оно в обладании бесценной коллекцией и, что самое главное, в существенной долларовой наличности, запрятанной в надежном тайнике на даче. Все это гарантировало ему и его будущей семье полное благополучие при всех возможных жизненных перипетиях. Эдуард пытался разобраться в предчувствиях, удерживающих его от серьезного разговора с Натали, и понять их причины. Вероятно, все дело в личности и характере девушки. Она, по наблюдениям Бутмана, за год невероятно выросла как специалист-искусствовед, хотя и без диплома. Порой он просто поражался, как за такой короткий срок Натали смогла научиться практически всему, что он знал в области искусства. Ее память была феноменальна. В сочетании с интересом и желанием учиться ее возможности познания были неограниченны. Ее манеры, когда они бывали на людях, вызывали восхищение. Реакция Натали в беседах и спорах была моментальной, рассуждения поражали зрелостью. Казалось, она знает все, что должно быть известно настоящей «светской львице»: последние московские сплетни, новости театральной жизни столицы, советские и зарубежные литературные новинки. Острая на язык, она могла больно ужалить и тут же с очаровательной улыбкой сказать комплимент, который действовал как средство против опасного яда. В ней сочетались, казалось бы, несочетаемые черты характера: обаяние и грубость, лоск и вульгарность, безрассудство и расчет, женственность и решительность, которой мог бы позавидовать любой мужчина. Все эти качества менялись, как в калейдоскопе, в зависимости от обстоятельств.

Однажды, возвращаясь домой, Эдуард невольно стал свидетелем поразившей его сцены. Подходя к подъезду, он услышал возбужденные голоса и среди них – голос Натали. Содержания перепалки он не разобрал: его изумил тон и тембр голоса его пассии – злой и угрожающий. Когда он подошел поближе и смог разобрать ее речь, то не знал, что ему делать: немедленно вмешаться или смеяться. Натали стояла в угрожающей позе перед двумя вороватого вида парнями и разговаривала с ними, если это можно назвать разговором, на блатном жаргоне, как заправская урка.

Она обильно сдабривала свою речь виртуозным матом. Это был такой яркий контраст со светским видом Натали, что Эдуард все же не выдержал и громко расхохотался. Шпана, то ли удовлетворенная отпором на понятном им языке, то ли решив уйти с позиций при виде Эдуарда, медленно ретировалась, и на этом инцидент был исчерпан.

– Что случилось? – с тревогой в голосе спросил он.

– Ничего особенного, просто пытались меня, как это у них называется, взять на «гоп-стоп». Видишь на мне сережки, которые ты мне подарил? Вот и пришлось пустить в ход феню, чтобы приняли за свою…

– Ты была неподражаема, просто ожившая Сонька Золотая Ручка. Откуда ты знаешь жаргон?

– Пошатаешься по арбатским дворам, поживешь в коммуналке – не тому научишься… – отрезала Натали, не желая продолжать разговор. Видимо, она все же была смущена тем, что Эдуард застал эту сцену.

Вот эта абсолютная способность к мимикрии, скрывающиеся за ней фальшь и расчет, вероятно, и были теми причинами, которые удерживали Эдуарда от серьезного шага. Правда, эти сигналы поступали в его мозг и оседали где-то в подкорке. Смутные ощущения и подозрения были заблокированы сильными эмоциями: сексуальным влечением к Натали, обаянием ее неординарной личности, чувством собственной значимости и неуязвимости. Эдуард еще не знал о других скрытых качествах Натали: о ее безжалостности и коварстве. Расплата за эту слепоту неумолимо приближалась.

В 9 часов утра, как только Эдуард покинул квартиру, раздался телефонный звонок. В трубке зазвучал голос «дяди Вити»:

– Наташа, нужно поговорить. Давай встретимся сегодня в 11 часов в гостинице «Центральная». Ты знаешь, где она находится? Вот и хорошо. Третий этаж, номер 325. Жду. – В трубке раздались короткие гудки.

«Забавно, только Эдик за дверь, а они уже звонят. Значит, за ним следят. Уверены, что я дома и одна… Что ж, все идет по плану».

Натали пешком прошла от своего дома по Тверскому бульвару, спустилась вниз по улице Горького и без пяти одиннадцать вошла в монументальный подъезд гостиницы «Центральная». Она миновала бдительного швейцара с его ответственным и решительным видом, будто он стоял на страже ракетной шахты, вошла в лифт и поднялась на 3-й этаж. Там еще один цербер, с вытравленными перекисью волосами в форме гостиничной администраторши, устремил свой взгляд на идущую по коридору Натали. Визитерам, на кого падал ее тяжелый взор, казалось, что они идут не по коридору гостиницы, а пробираются вброд по реке по шею в воде. Такую вот плотность в окружающей среде создавал пронзительный взгляд администраторши. Поравнявшись с ней, Натали, не останавливаясь, небрежно бросила: «Я в 325-й». Взор цербера потускнел. Вода опять превратилась в воздух, и оставшиеся двадцать метров Натали прошла спокойно. Подойдя кдвери 325-го, она постучалась и тут же услышала: «Войдите!» Голос был не дяди-Витин. В номере Натали увидела Виктора Петровича и еще какого-то типа, вид которого даже в парилке общественной бани не оставил бы сомнений в его ведомственной принадлежности. Мужчины поднялись с дивана, поздоровались и пригласили Натали присесть в кресло. Она грациозно и непринужденно села. Лицо ее было спокойно, никакой робости. Напротив, держалась она с достоинством и уверенно, внимательно смотрела на чекистов, молча ожидая начала разговора. Новый комитетчик сразу не понравился ей – по одному существенному для нее признаку. Дело в том, что она всегда при первой встрече делила мужчин на две категории: «мужиков» и «евнухов». «Мужики», по ее градации, были нормальные особи мужского пола со всеми соответствующими реакциями. С ними было проще. Они всегда учитывали, что она женщина, и к тому же прехорошенькая. На «мужиков», в большинстве случаев, можно как-то воздействовать известными ей способами. Однако даже если такого воздействия и не происходило, в крайне редких случаях, с «мужиками» все равно легче иметь дело. Что касается «евнухов», то она их в душе глубоко презирала, считая ущербными людьми. «Евнухи» в своем большинстве – нудные и скучные особи. Для нее они всегда неудобные. На «евнухов» не действовали ее чары. Чекист явно из этой породы. Весь его облик не нравился Натали: невысокий рост, плоское бледное лицо с глубоко утопленными карими глазами. Хищный с горбинкой нос, опущенные тонкие губы придавали их обладателю вид недоброго и подозрительного человека. Руки его лежали сцепленными на коленях. Он вращал свободными большими пальцами, описывая в воздухе маленькое вертящееся колесико. Темно-коричневый костюм нелепо сидел на нем, а уж темно-синяя рубашка и серый галстук никак не вписывались в цветовую гамму!

– Меня зовут Валерий Александрович, – заговорил новый комитетчик, бесцеремонно разглядывая Натали. Он был явно старший. Сделав небольшую паузу, которая должна была подчеркнуть торжественность текущего момента, «евнух» монотонно, как бы зачитывая передовицу на политзанятии, заговорил:

– Наташа, от имени Комитета государственной безопасности мы благодарим вас за ваш поступок. Вы честно выполнили свой гражданский долг. Благодаря вашей информации была задержана группа спекулянтов. Казна получила золото, которое так нужно нашему народному хозяйству…

Натали быстро потеряла интерес к тому, что он говорил. Она просто пропускала все мимо ушей в ожидании главного. Это главное она сама определила, сама запланировала и вот сейчас ожидала его услышать.

– …Комитет госбезопасности обратил серьезное внимание и на валютчиков, которые наносят нашей стране, помимо значительного материального ущерба, еще и политический вред…

Натали едва сдерживала зевоту.

– …Эдуард Бутман – валютчик. И, как нам стало известно, его операции достигают особо крупных размеров. Мы доверяем вам….

«Евнух» сделал паузу, следя за глазами Натали, стараясь разглядеть в них отклик на свою, как ему казалось, проникновенную речь. Натали потупила взор и изобразила застенчиво-горделивую радость от такого доверия всемогущего ведомства.

– Вы, Наташа, доказали свою гражданскую позицию, и поэтому мы рассчитываем на помощь от вас и в дальнейшем. По крайней мере до тех пор, пока мы не закончим дело Бутмана.

Натали молча слушала монолог «евнуха», изредка кивала, всем своим видом давая понять, что полностью согласна с чекистом.

Валерий Александрович, увидев реакцию Натали, понял, что она не прочь помогать в разработке Бутмана (иного он и не ждал), и продолжил свою речь в тоне инструктажа:

– Мы бы попросили вас, Наташа, сейчас не обострять отношения с Бутманом. Вести себя с ним так, как будто ничего не случилось. Подождать с уходом к Мишелю Готье, тем паче что Мишель находится сейчас во Франции и, по всей вероятности, там немного задержится.

«Евнух» опять внимательно посмотрел на Натали, пытаясь увидеть ее реакцию на запланированный им избитый прием: пусть думает, что комитет все знает.

– Вы должны будете подмечать все в поведении Бутмана. Сообщать нам о его контактах: старых и новых. Присматривайтесь ко всем изменениям в его настроении, если таковые будут. Фиксируйте их. Постарайтесь узнать, чем эти перемены вызваны. Однако делайте это ненавязчиво. Если он сам что-то не хочет рассказывать, не давите на него. Вот вам номера телефонов, по которым вы можете связаться со мной и Виктором Петровичем. Если вдруг произойдет что-то экстраординарное, звоните по третьему телефону в любое время. Это дежурный по отделу. Назовите свою фамилию и попросите связаться с нами. Меня или Виктора Петровича разыщут… Телефоны не переписывайте в записную книжку. Возьмите их, запомните, а бумажку потом порвите.

Натали взглянула на бумажку и тут же порвала ее, положив клочки в стоящую на столике пепельницу.

– Уже запомнили? – удивленно спросил «евнух».

Тут только вступил в разговор Виктор, который был симпатичен Натали.

– Валерий Александрович, у Наталии Наумовны редкая память. Можно только позавидовать. Вы знаете, она меньше чем за полгода прошла курс истории зарубежного искусства, которую студенты Суриковки мусолят шесть лет. Задайте любой вопрос по теме – ответит!

«Опять демонстрация всевидящего комитетского ока, – отметила про себя Натали. Она действительно была удивлена информированностью чекистов и одновременно польщена такой лестной оценкой своих способностей. – Однако надо быть повнимательней и обязательно разобраться, кто стучит».

– У вас, Наташа, есть к нам вопросы?

– Пока нет, но со временем, я думаю, появятся, – ответила она.

– Это верно. Не стесняйтесь, задавайте! Мы всегда разъясним и поможем. Мы вам тоже будем звонить по мере необходимости, – закончил дядя Витя.

– Ну, желаем вам успеха. До свидания! – торжественно добавил «евнух» и первый поднялся со стула, давая понять, что разговор закончен.

– Да, любопытная особа. Хладнокровна. Прекрасно владеет собой. Чувствуется уверенность и даже какая-то внутренняя сила. Не по годам… Ты был прав – внешне она просто красавица, – закончил Буров.

Последняя фраза очень удивила Виктора. «На Бурова это совсем непохоже. Уж если он отметил и ее внешние данные, то что там говорить… Других мужиков, не обремененных моральным кодексом строителя коммунизма, она, видно, просто сводит с ума, заставляя их плясать под свою дудку, да так, что они этого и не замечают, – подумал Виктор. – Что ж, пора писать рапорт на вербовку…»

– Дача Нэпмана (под такой кличкой Бутман проходил в оперативных документах) находится недалеко от станции Новый Иерусалим по Рижской дороге, – докладывал Виктор. – Есть там такой поселок работников «НИЛ» на берегу Истры – расшифровывается «наука, искусство, литература». Купил он ее лет пять назад. Находится рядом с дачей писателя Шпанова. Там, кстати, рядом и дача Эренбурга. Мы там вчера побывали. Осмотрели помещение. При поверхностном осмотре, как и ожидалось, ничего не обнаружено. Неудивительно. Видимо, есть где-то в доме хорошо замаскированный тайник. А возможно, на участке….

– Ничего, найдем, – прервал Виктора Буров. – Важно собрать достаточно материала и взять с поличным. Тогда получим санкцию прокурора на проведение обыска. Сейчас главное – ни в коем случае не спугнуть. Что дал анализ материалов по отработке связей?

Виктор протянул листок бумаги, на котором были напечатаны десятка два фамилий – последняя в списке подчеркнута красным карандашом.

– Да здесь пол-Москвы знатных людей… Вы что, перепечатали фамилии из справочников Академии наук и творческих союзов?

– Это виднейшие коллекционеры Москвы, с кем Нэпман поддерживает связь и время от времени встречается. А вот подчеркнутая фамилия в конце списка – точно наш клиент. Сегодня он встретился с Нэпманом у входа в музей, где тот работает. Сигнал о предстоящей встрече получил от Бережковской. В 9 утра на квартире Нэпмана раздался телефонный звонок. Она подняла трубку: мужской голос спросил Нэпмана. Был слышен уличный гул и звуки проезжающих автомобилей. Звонили явно из автомата. Она подозвала Нэпмана и передала ему трубку. Тот коротко бросил: «Приезжай на работу часа через два, встречу у входа», – и тут же положил трубку. Забрал свой допровский портфельчик и поехал на работу. В 11 часов встретил у входа в музей молодого мужчину. Что-то у них там не заладилось. Коротко поговорили, не заходя в здание музея, и Нэпман тотчас вернулся домой с портфелем. Без заезда на дачу. Бережковская отметила, что он был явно чем-то расстроен.

– Рокотов, – произнес Буров. – Что мы о нем знаем?

– Вот здесь и начинается самое интересное, Валерий Александрович. Сотрудники наружного наблюдения, сопровождавшие Нэпмана до музея, узнали в дожидавшемся его человеке Рокотова Яна Тимофеевича, которым уже несколько месяцев плотно занимается служба Второго главка КГБ.

– Что ж ты с этого не начал? Не лезем ли мы в чужой огород?

– Да нет. Мы же пока занимаемся только Нэпманом по поступившей к нам оперативной информации. Рокотов – это уже другая песня.

– Так. Продолжайте смотреть за Нэпманом. Если на горизонте появится Рокотов, ничего не предпринимать, пока я не проясню обстановку в службе Второго главка.