Лубянская ласточка Громов Борис

– Ему невероятно везло, – с завистью определил Бутман. – Однажды, во время очередной экспедиции «на село», Костаки обратил внимание на доску, которой было заколочено окно сарая. Оказалось – картина Любови Поповой. Хозяева согласились отдать ее за кусок фанеры!

В конце 60-х интерес к русскому авангарду наконец проснулся и на Западе. О собрании московского грека там уже были наслышаны. Костаки вообще был ярчайшей личностью Москвы, с необычайно широким кругом знакомых. Кто только не побывал в квартире Грека на проспекте Вернадского, стены которой от потолка до пола были завешаны шедеврами! Крупнейшие западные искусствоведы и музейщики, всевозможные знаменитости и те, кому таковыми еще предстояло стать, дипломаты, советские чиновники и искусствоведы, пройдохи-спекулянты и богемные красотки.

Натали слушала и не переставала удивляться – как же это такой человек «прошел мимо» нее или, скорее, наоборот – она прошла мимо. Но в то время ни она, ни Бутман, попивая на берегах Рейна «Кельш» и восхищаясь талантами Грека, не могли представить, насколько драматический поворот судьбы ожидает коллекционера в недалеком будущем.

Вскоре о коллекции Грека появились статьи в английских и американских журналах. Когда западные музеи стали обращаться в Министерство культуры с просьбой продать работу Малевича или Поповой, чиновники были вынуждены отвечать, что в советских музеях таких художников нет, а все работы этого периода сосредоточены в собрании Костаки.

Официальные лица поняли, что коллекция стоит больших денег, и забеспокоились. За квартирой началось наблюдение, телефоны прослушивались. Костаки занервничал – и не ошибся. В его отсутствие кто-то проник в квартиру, но, на первый взгляд, ничем поживиться не успел: все картины находились на своих местах. Однако, проверив через неделю запасники, коллекционер обнаружил, что из папки пропало восемь полотен Кандинского, большая пачка рисунков и гуашей Клюна и некоторые другие работы. Через год произошла вторая кража. И снова из запасника. А через три дня новая беда – в поселке Баковка сгорела дача, где хранилось немало работ, в основном молодых художников.

Костаки возмутился – никакой защиты! А ведь он поставил в известность милицию, что коллекция завещана народу. Тогдашний министр культуры мадам Фурцева даже галерею под это собрание построить обещала.

Костаки дал интервью французским и английским корреспондентам. История ограбления известного коллекционера, завещавшего свое собрание государству, обошла все «вражеские голоса».

Война была объявлена. Началась откровенная травля. По телефону постоянно звонили и угрожали коллекционеру и его детям. Костаки перестал спать по ночам, стал бояться ездить с родными на машине. Через год нервы сдали, и коллекционер решился на отъезд. Он предложил оставить в СССР большую и лучшую часть коллекции с тем, чтобы ему разрешили часть работ увезти с собой, – на этот капитал он мог прокормить семью за границей. Наконец выезд разрешили.

На Западе коллекционеру пришлось продать часть собрания: надо было как-то устраиваться. Ни Костаки, ни его жена, ни дети, несмотря на благосостояние и пышный прием, не чувствовали себя на Западе своими.

Коллекцию Костаки с колоссальным успехом показали в нескольких главнейших музеях. В 1989-м он, уже тяжело больной, приехал в Москву на открытие выставки в Третьяковской галерее, состоявшей по большей части из его коллекции. Теперь его принимали как мецената… Георгий Костаки умер в Афинах в 1990 году. Несколько лет назад правительство Греции приобрело те двадцать процентов работ которые он привез с собой, за тридцать пять миллионов долларов. Теперь эта великолепная коллекция русского искусства хранится в Салониках.

И хотя Натали прекрасно понимала, что им с Эдиком придется потратиться гораздо больше, чем Греку, она решила действовать именно в данном направлении…

Дома, в Москве, Софья Григорьевна, глядя на дочь, спросила:

– Ты какая-то неспокойная, Наташенька. Что-нибудь в Париже не так?

– Ну что ты, мамочка, я просто-напросто устала. В самолете оказалось душно, соседка попалась ужасная – храпела весь перелет. Ничего, теперь-то уж я отдохну в твоей новенькой квартире.

Софья Григорьевна теперь жила одна, в квартире у метро «Новые Черемушки», которую предоставили Натали, а точнее, ее матери за операцию «Сверчок», о чем Софья Григорьевна и подозревать не могла. Изольда, не без участия Натали, вышла замуж за скромного инженера из Австрии. Но сказать, что она стала счастлива и довольна жизнью, – нельзя. «Лавры» старшей сестры мешали ей строить спокойную семейную жизнь. «И все же это лучше, чем каморка в Черемушках», – успокаивала себя Изольда.

Натали уже не звала мать переехать в Париж. Знала – бесполезно.

– Как ты намерена провести ближайшие дни, девочка?

– Завтра мы с тобой побудем вдвоем. А в субботу поеду в гости. Валентина пригласила меня на дачу. Мамочка, у тебя есть плетеная корзинка? Валентина с мужем планируют поход за грибами, и я хочу появиться в полном вооружении.

Корзинка в доме нашлась. Порывшись в кладовке, Натали обнаружила еще два необходимых для задуманной операции предмета – стамеску и молоток.

Утром в субботу Натали тихо, чтобы не разбудить мать, наспех выпила чашку кофе и вышла на улицу. В метро она с удовлетворением обнаружила, что ничем не отличается от остальных пассажиров. В резиновых сапогах и ветровке, с рюкзаками и корзинами – начался сезон опят – москвичи отправлялись на третью охоту. На Рижском вокзале Натали взяла билет: «До станции Новый Иерусалим и обратно, пожалуйста». Как велел Бутман, села в последний вагон.

За окнами мелькали пригороды, леса, деревушки.

– Сольешься с толпой дачников и грибников, не привлекая внимания. Далее станешь выбираться к нашему поселку…

«Нашему! Дачку-то конфисковали».

Люди, выходившие из электрички, разделились на два ручейка: один потек по узенькой тропочке, шедшей в деревню, за которой стояли дачи, второй очень быстро рассыпался веером – грибники устремились к лесу Натали пришлось отправиться в лес, а там уж – выходить «на точку». Добираться до тайника следовало невероятно сложным путем: на этом Бутман настаивал жестко.

– Ну какой грибник топает в дачный поселок, к кому-то заходит – что он там забыл?

Натали ненавидела грибные походы и никогда в них не участвовала. Ей больше нравились дары леса в готовом виде, например запеченные в сметане с чесноком шампиньоны или маринованные шляпки моховиков. Однако, не желая выглядеть белой вороной, она старательно шарила палочкой в траве и под кустами – увидев, как это делает бабуля, пожелавшая ей удачи, Натали немедленно отломала длинную ветку.

Очень скоро в корзине появились сыроежки – пять штук. Вырванные из свежей земли мокрые ножки грибов пачкали куртку, туго свернутую на дне корзины. Симпатичные грибочки полагалось аккуратно срезать ножичком, оставляя грибницу, о чем урбанистка из Парижа, ясное дело, забыла. Под синей курткой лежали завернутые в пестрый платок (вдруг похолодает) молоток и стамеска. В пакете – бутерброды и яблоко. Все, как у всех. Наконец сквозь ольховые кусты замелькал просвет. Подобрав еще пару сыроежек, Натали вышла на дорогу.

Сухая глина красноватой пылью набросилась на кроссовки. «Господи, что же здесь творится в дождик?» По другую сторону дороги сквозь редкую полоску из молодых березок просвечивали пестрые, разномастные домики дачного поселка НИЛ, где обосновались деятели науки, искусства и литературы и где раньше имел собственность Эдик.

«Встала лицом к заборам – поверни вправо. Иди лесом. И помни о грибах».

Ладно, пойдем лесом. Натали начала уставать – никогда ей не доводилось столь долго путешествовать пешком. Она уже пожалела, что ввязалась в эту авантюру, проклинала Бутмана, забыв, что инициатором затеи была она сама. Наконец впереди показалась какая-то постройка. И она, забыв наставление Бутмана «не спешить, не суетиться», побежала навстречу богатству.

«Увидишь одноэтажное здание из серого крупного нестандартного кирпича, выстроенное как бы в лесу. Одна сторона смотрит на дорогу – там металлическая дверь, на ней – череп и кости. Ее открывают раз в сто лет. Справа узенькая проселочная дорога – по ней почти никто не ездит, даже летом. Разве что лесник. В выходные его не должно быть…»

Сердце Натали отчаянно колотилось – вот она, заветная цель. Она обошла домик – все правильно, он самый. Наша сторона – та, что смотрит на лес. Стихийная помойка цвела и пахла внизу овражка, приткнувшегося к вожделенной стенке.

«Второй ряд снизу. Четвертый и пятый кирпичи слева. Не перепутай. Мои замазаны специальным легким раствором, хотя не отличишь от соседних».

Перед отъездом в Москву она спросила:

– А вдруг кирпич вывалился? И тайник пустой?

– Пустой – значит, пустой, – рассердился Бутман. – Я шкуру свою спасал, а не загадывал, что случится через десять лет! Конечно, риск есть, ну так оставь эту затею.

Натали поставила корзину слева от себя, закрывая обзор со стороны дороги. Справа теснились густые заросли кустарника волчьих ягод. Со спины – лес. Натали пыталась взять под контроль возникшее возбуждение – вот он, долгожданный выброс адреналина. Как все казалось просто в Париже, в электричке… И даже пять минут назад. Один, два, три, четыре. Вот и ты, голубчик. Берем стамеску в левую руку, молоток – в правую. Какого черта! – стамеска вывернулась из пальцев и шлепнулась на землю. Какая скользкая штуковина! Управилась со стамеской – больно тюкнула молотком. Натали, разозлившись, намертво зажала в руках проклятые инструменты. «Видел бы меня Пьер!» Не желающий вылезать злополучный кирпич наконец зашатался. Ура! Отбросив стамеску и молоток, Натали уцепилась ногтями за острые края кирпича и потянула его на себя. Поехал, умница. Вдруг почти за ее спиной послышались голоса и треск сучьев. Черт возьми, они идут прямо на меня! Лесники? Дачники? Голоса – мужской и женский – зазвучали совсем близко, когда кирпич, выскочив из стены, шлепнулся у ног. Как там учил Виктор? Услужливая память молниеносно высветила подсказку: «Решение в критической ситуации должно быть мгновенным и единственно правильным».

Одним махом Натали стянула брюки и присела на корточки, голой попой загородив дырку в стене и все, что валялось на земле. Ошеломленному взору выбравшихся из овражка грибников – парня и девушки – открылась занятная картинка: молодая женщина сидела у кирпичной стены на корточках, сверкая голым задом. Одна рука сжимала кусок газеты, другая стыдливо прикрывала низ живота. Девушка оглушительно захохотала, обернулась к спутнику, приглашая разделить веселье по столь пикантному поводу. Однако, увидев, что парень во все глаза уставился на красотку, мигом ухватила его за руку и потащила прочь.

«Слава богу!» Натали так же молниеносно натянула брюки, обернулась к стене и принялась за следующий кирпич. На удивление, он поддался легко. Она засунула руку в проем, внутри оказавшийся довольно вместительным. «Есть, есть, есть!» Первой появилась на свет божий металлическая коробочка, обернутая в клеенку и перевязанная бинтиком. Вторая оказалась побольше, следующая – еще больше. Коробки—в корзинку, кирпич на место…

Полуденной электричкой она возвращалась в Москву. Рядом на скамейке стояла плетеная корзинка, наполовину заполненная сыроежками.

– Не повезло, – посочувствовал сидевший напротив Натали дедуля, у которого опята буквально вываливались из двух корзин.

– Не повезло, – улыбнулась Натали.

– Не горюй, дочка, в следующий раз на засолку наберешь. А сыроежки сегодня пожаришь.

Дома, передоверив сыроежки маме, Натали отправилась в ванную. Горячий душ после загородной поездки не помешает и к тому же успокоит нервы.

– Наташенька, ты скоро? – позвала Софья Григорьевна. – Твой улов готов. Получилось вкусно.

Ночью, когда мама крепко спала, Натали развернула свою добычу. Две большие жестяные коробки набиты долларами. Она открыла маленькую – на черном бархате ослепительно лучились бриллианты. Она почти не сомневалась – камни чистейшей воды, хотя химия научилась синтезировать искусственные, теперь и опытный ювелир без поляризационного микроскопа не обходится. «Слезы богов» – так называли их древние. Слез, пролитых простыми смертными на земле ради обладания или утраты алмазов, никто не считал. Их бездонный океан. Пожалуй, в мировой истории не встретишь камня более знаменитого, из-за которого начинались войны, портились или, напротив, устанавливались дипломатические отношения, чем алмаз.

Он обладает чудесным свойством – он универсален, он украшает всех, хоть и не всем приносит счастье. Искорка таинственного огня, живущая даже в самом маленьком бриллиантике, зажигает этот огонь в глазах человека. Нет, не высокой стоимостью бриллианта определяется привязанность человека к этому великому камню. Скорее, это магия алмаза заставляет людей выкладывать за него любые деньги. Ликвидность бриллиантовых изделий очень велика – не было случая, чтобы они сильно падали в цене. Известно и другое: люди в стесненных обстоятельствах готовы расстаться с золотом, серебром, жемчугом и фамильным фарфором, но сохраняют любой ценой даже простенькое колечко, если в нем лучится бриллиант.

Переправить найденное сокровище в Париж оказалось проще простого – во всяком случае, для Натали. Она решила навестить посольство Франции. Разведка оказалась удачной. Первым, кого она встретила в бывшем особняке Морозовых на улице Димитрова (ныне Большая Якиманка), был второй секретарь посольства Морис Армани.

– Мадам Дюпре, я счастлив вас видеть. – Армани наклонился к руке Натали, чтобы поцеловать.

Он говорил чистую правду. Еще в то время, когда готовились документы Натали для выезда во Францию для воссоединения с законным мужем Жаком Дюпре, он, тогда молодой атташе, увидев Натали Бережковскую, потерял покой. Настолько, что даже посмел выказать ей свое расположение. Однако времени и для короткого флирта у них тогда не было. И вот снова она.

– Мсье Армани, я давно уже не мадам Дюпре. Я – мадам Легаре, но…– многообещающе улыбнулась Натали, – но и это ничего не значит.

– Я могу пригласить вас на обед, мадам Легаре?

– Просто Натали, – промурлыкала она своим особым «сексуальным» голосом. Мужчины моментально попадались на этот крючок. – Конечно, я с удовольствием пообедаю с вами, Морис. Куда мы поедем?

В ресторане «Узбекистан» им подали шашлык из небольших кусочков баранины и массу ароматной зелени.

– Как вам живется в Париже, Натали? Не скучаете по России? – Морис Армани говорил почти без остановки, спрашивал о всяких пустяках. Он понимал: стоит ему остановиться – и он перестанет владеть собой.

– Замечательно, Морис. Мне кажется, я всегда жила во Франции. А вы? Вам еще не надоела Москва?

– Ну что вы, Москва чудесный город! Когда я уезжаю домой в отпуск, то уже через неделю начинаю скучать: мне снится храм Василия Блаженного, Тверской бульвар, памятник Пушкину…

Армани действительно очень любил Москву.

– А что вам снилось в этом году?

– Пока ничего, – засмеялся Морис, – я улетаю домой через неделю. Жена и дети уже в Париже, а меня попросили немного задержаться.

– Как интересно, а каким рейсом? – Натали превратилась в сплошную струну – так напряженно работал ее мозг. – Мне тоже заказаны билеты на это время.

– Дайте вспомнить. Ага, вылетаю в четверг шестнадцатого, рейс десять двадцать пять. Москва – Париж.

– «Аэрофлот» или «Эр Франс»?

– «Эр Франс», разумеется. Возможно, мы летим одним рейсом?

– Возможно, но я должна дома посмотреть билет.

Она должна немедленно обеспечить себе именно этот рейс! Мама, конечно, огорчится, будет беспокоиться, спрашивать, что случилось. Это печально, но уладить легко. Без помощи Армани ей никогда никто не позволит вывезти такие ценности из страны. Но Натали на то и Натали, чтобы принимать точные и быстрые решения. Звезды были на ее стороне – билет на шестнадцатое рейсом «Эр Франс» она приобрела на следующий день. Ато, что ей придется вернуться раньше? Виктору она скажет… Скажет, что ее компаньон нашел подходящее место для галереи и требуется срочно подписать договор на аренду. Сообщать, что этот компаньон Бутман, она, конечно, не станет. А то он моментально насторожится и, чего доброго, устроит ей проверку на таможне. Ну возвращается на пять дней раньше – так это для мамочки трагедия, а куратору-то все равно.

На следующий день ей позвонил Морис:

– Натали, если у вас нет серьезных планов на завтра, я приглашаю в Архангельское.

Рыбка на крючке. Вопрос – где ее съесть.

– Я с удовольствием прогуляюсь по подмосковному Версалю.

Натали была сама любезность. Не более. Прием сработал.

– У вас неважное настроение, мадам. Я могу помочь?

– Вы правы, Морис. Но отложим неприятности.

Так где же съесть рыбку? Куда мы едем? В Архангельское. А дача Валентины в Хотькове…

Утром, в машине, она робко спросила:

– Морис, а если мы вместо Архангельского поедем в Загорск? Я очень давно не была в Лавре.

– Отлично, – обрадовался Армани. Ему нравилась русская православная архитектура.

Возле ворот лепилось множество сувенирных киосков, рассчитанных на кошелек богатых иностранных туристов. Армани, который бывал здесь не раз, подошел к знакомому киоску, где постоянно что-нибудь покупал.

– Натали, я хочу подарить вам сувенир – в память о нашей поездке. Так, скромный пустячок. – Очаровательное пасхальное яйцо опустилось в ладонь Натали. Искусно выточенное из дерева, причудливо расписанное, оно алыми цветами горело на ярком солнце. Оторвавшись от созерцания прелестной игрушки, Натали проникновенно взглянула на француза.

– Я тоже хочу кое-что подарить вам, Морис…

Ключи от дачи лежали у нее в сумочке. Накануне вечером она взяла их у Валентины. «Действуй, Натка, – напутствовала подруга. – Однова живем». Сама Валентина после второго замужества превратилась в верную жену и сумасшедшую мать троих сорванцов.

В будний день осенью дачников мало. Сторожа водились лишь в элитарных поселках, поэтому доехали они до дома 18 по улице Коминтерна без приключений и свидетелей. Морис вышел из «пежо» и толкнул низкие деревянные ворота.

– Какая красота! – пришел он в восхищение.

Дом – рубленый, с кружевными наличниками и затейливой резьбой по краям навеса над крылечком – выстроил еще Валентинин дед. Но, следуя моде, его именовали «наша дача». Дощатый пол цвета сливочного масла покрывали пестрые дорожки, красные листья клена горели на столе в глиняном кувшине. По стенам висели пучки каких-то трав: собирала и сушила их сама Валентина.

– Морис, – неслышно подошла к своему спутнику Натали, – я хочу вас…

Когда следовало, она брала инициативу в свои руки. Осеннего холода они не почувствовали. Натали, страстная и изобретательная, доводила измученного желанием Армани до высот экстаза. Она ласкала его расслабленное тело и вновь умело разжигала огонь для следующих восхождений на вершину блаженства.

– Так не бывает, – шептал Морис, откинувшись на подушки и целуя влажные, прилипшие к вискам локоны Натали. – Так не бывает, cherie. Это какой-то каскад оргазмов!

Потом, заглянув в буфет, они нашли хлеб, сыр, вполне съедобные, включили электрический чайник. Натали пребывала в загадочной печали.

– Так что вас терзает, cherie?

– Мама отдала мне бабушкины бриллианты, а я даже не могу их вывезти.

– И это вся ваша проблема?

– Да, Морис, проблема. Кроме того, у меня есть валюта, но так много мне вывезти не позволят – в декларации указана совершенно другая сумма.

– Натали, милая, ваши невзгоды – это мелочи, забудьте их. Я все сделаю. Я прохожу таможню без досмотра. Когда вы улетаете?

Натали назвала дату и рейс.

– Так это совершенно упрощает ситуацию. Мы летим вместе! После таможенного досмотра в самолете я передам ваши вещи обратно. Вас устроит?

Господи. Устроит ли ее?!

– Вас это не очень затруднит, Морис?

Ответом были страстные объятия и двойное восхождение к вершине блаженства.

Что ж, пока все идет по плану.

А вот Виктора провести было не так-то просто. Ему стало известно о поездке в Загорск с французским дипломатом. Работала «наружка».

– Чем вызван твой скоропалительный отлет? Кстати, что это тебя понесло вчера в Хотьково?

Натали кокетливо улыбнулась Клыкову:

– Вы же, Виктор Петрович, всегда отказывались проехаться со мной на пленэр. А я молодая женщина, без мужа, но с фантазиями. Вот встретила в посольстве мужика, который замечает, что я еще привлекательная женщина. К тому же оказалось, что он тоже летит в Париж. Я вам уже говорила, что в Париже у меня возникли срочные дела с галереей. Вы думаете, что там все решается так же медленно, как в Москве?

Они попрощались. У Виктора осталось смутное ощущение, что в этом приезде Натали в Москву далеко не все было чисто.

По возвращении в Париж Натали честно разошлась с Бутманом, хотя, что греха таить, мысль лишить Эдика его доли мелькнула у нее: придумать какую-нибудь историю с подмосковными грабителями или еще что-нибудь в этом роде. Однако, поразмыслив, она благоразумно решила, что второй раз грабить мужика не стоит.

В августе мало кто выдерживал зной парижских мостовых. Парижане брали отпуска и выезжали из города кто куда, в зависимости от материальных возможностей. Натали летом следующего года отдыхала в Ницце и, как всегда, в отеле «Палас Метерлинк», совмещая приятное с полезным. В Монте-Карло проводилась очередная выставка-продажа ювелирных изделий и антиквариата во вместительных залах легендарного «Hotel de Paris». Натали всегда там удавалось удачно что-нибудь продать. Удачно что-нибудь купить там было практически невозможно: цены назначались не просто завышенные, а запредельные, с расчетом на сверхбогатую публику. Поэтому основное удовольствие Натали получала от общения и обмена информацией с приехавшими со всего мира антикварами, ювелирами, знатоками живописи, профессионалами и начинающими коллекционерами. Последние представляли для нее особый интерес, поскольку именно им она умудрялась продать то, что не считала для себя достойным внимания. На выставке она зачастую завязывала интересные и ценные знакомства, многие из которых имели неожиданные продолжения.

Отель «Палас Метерлинк» располагался на пути к Монако, в наиболее живописной части побережья к востоку от города. Путь до крошечного королевства на машине занимал каких-нибудь двадцать минут. История самого отеля весьма занимательна. Сразу же после Первой мировой войны, в 1920 году, граф Милеан затеял грандиозное строительство на скальном склоне от идущего вдоль побережья шоссе до самой обрывистой береговой линии. Граф собирался построить казино, но у него быстро закончились средства, и строительство заглохло. Сегодня лишь ионические колонны, окружающие бассейн, являются немыми свидетелями неосуществленного плана графа, по которому на них должна была покоиться крыша кабаре. В 1930 году знаменитый бельгийский поэт и литератор, лауреат Нобелевской премии Морис Метерлинк купил замороженный объект и отстроил для себя большую многоярусную виллу, окружив ее живописными садами с оливковыми и банановыми деревьями. В 80-е годы вилла Метерлинка превратилась в отель, который заслуженно приобрел огромную популярность, несмотря на бессовестно высокие цены – даже для подобных заведений на Лазурном Берегу.

Натали нравилось проводить ранние утренние часы на открытой веранде номера. Солнце в это время только появлялось из-за гор, и ее взору открывалась панорама моря. Цвет его почти сливался с небом на едва заметной линии горизонта. Справа и слева вдоль побережья можно было часами смотреть на причудливые очертания скалистой береговой линии, вдоль которой маленькими оазисами располагались небольшие пансионаты и виллы с частными пляжами и открытыми бассейнами. Тем не менее отдельные смельчаки каким-то образом заплывали в эти края и загорали на уступах и естественных площадках прибрежных скал.

Натали накинула легкое платье, надела мокасины на босу ногу и спустилась завтракать в летний ресторан, расположенный на открытой террасе, а заодно и посмотреть на вновь прибывших отдыхающих.

Она села за дальний столик с тем, чтобы видеть всех гостей и в то же время продолжать любоваться морем. Посетителей в ресторане почти не было: большинство проживающих предпочитало заказывать завтрак в номер. Однако и тут есть кое-что интересное. Стройный, спортивного вида мужчина вошел на террасу, быстро окинул взглядом почти пустой зал, пересек его и сел за соседний столик. Она внутренне усмехнулась – нетрудно догадаться, почему он выбрал именно это место. Мужчине на вид лет сорок… Нордический тип белокожего блондина. Об этом красноречиво свидетельствовал начинавший лупиться, покрасневший нос. Темные очки «Ray Ban» в золотой оправе, которые навсегда вошли в моду с легкой руки американских пилотов после Второй мировой войны. Одет мужчина в легкие спортивные брюки в бледную голубую клетку и белую теннисную рубашку с вышитым на груди венком, что говорило о его симпатиях к великому английскому теннисисту Фреду Перри или, по крайней мере, приверженности к учрежденной им товарной марке. По раскованности движений и отсутствию малейших признаков чопорности, короткой стрижке и коротковатым брюкам, едва закрывающим щиколотку, Натали безошибочно определила – американец. Подтверждение тому она получила незамедлительно, когда подошедший официант стал принимать заказ у гостя. Незнакомец заговорил по-английски с носовым растягиванием гласных, что так характерно для выходцев из штата Техас. Натали по многолетней привычке, продолжая украдкой разглядывать незнакомца, старалась составить его социальный и психологический портрет, а затем проверить эти свои заключения. В том, что американец заговорит с ней и у нее будет такая возможность, она не сомневалась.

Часы «Картье» из белого золота на кожаном ремешке говорили о его любви к дорогим вещам и хорошем вкусе. Несмотря на военную стрижку, американец вряд ли служил в армии дольше призыва во время вьетнамской войны, хотя и это сомнительно. Натали давно заметила какое-то особое печально-жесткое выражение глаз у многих вьетнамских ветеранов, которым в течение долгого времени приходилось стесняться участия в войне – столь непопулярной у своих сверстников на родине и в Европе.

«Он, очевидно, выпускник одного из университетов Ivy League, – продолжала про себя гадать Натали. – Принстонский, Гарвардский, может быть, Колумбийский?»

Она знала, что успешное окончание одного из восьми самых престижных высших учебных заведений США, именуемых «Лигой плюща», гарантирует трудоустройство в ключевых государственных учреждениях. Пятнадцать-двадцать лет работы в этом случае обеспечивали человеку хорошую пенсию. Но американцу явно далеко до пенсионного возраста.

К тому же он не был похож на государственного служащего – об этом говорила его независимая манера держаться и бросающаяся в глаза привычка жить на широкую ногу. Даже высокооплачиваемые американские клерки не позволяли себе выделяться на общем фоне, выработанном корпоративной этикой. В этой связи Натали с усмешкой вспомнила, как все советские секретарши с гордостью носили зимой дорогие импортные сапоги стоимостью в два месячных оклада. В то же время их американские коллеги считали сумасшествием покупать что-либо дороже обуви из ширпотребовских магазинов.

Американец был явно человеком состоятельным, да иного и быть не могло, если он остановился в отеле «Метерлинк», о чем свидетельствовал лежащий на столе гостиничный ключ.

Интересно, чем он зарабатывает на хлеб? На человека творческого или принадлежащего к гуманитарным профессиям он явно не тянет. На преуспевающего юриста или доктора – также не похож. Видимо, он или топ-менеджер и акционер большой компании, возможно нефтяной, учитывая его техасское происхождение, или крупный делец в области недвижимости. Что-то в нем есть от технаря и финансиста одновременно.

То, что незнакомец попадал в категорию «интересных мужиков», не вызывало сомнения.

Наконец Натали смогла разглядеть номер комнаты на массивном брелоке ключа – 2002. «Это же один из двух так называемых президентских покоев», – мелькнуло у нее в голове.

Президентский номер – это четыре спальни с отдельными ванными комнатами, вместительной гостиной и огромной террасой с видом на море, размеры которой вполне годились для вечеринок с бальными танцами. Натали очень хорошо знала эти покои – в прошлом году она была в них гостьей саудовского магната. Президентский номер стоил почти в пять раз больше, чем номер люкс в этом же отеле.

Американец с откровенным интересом посмотрел на Натали и, перехватив ее взгляд, широко улыбнулся, показывая ровный ряд великолепных зубов.

«Ну вот и приглашение к танцу!» – И Натали ответила такой же открытой улыбкой.

Она никогда не лишала себя удовольствия флирта, если возникал интересный объект. Американец немедленно подался корпусом в ее сторону и с чудовищным акцентом и ворохом ошибок спросил:

– Разрешите, мадам, присесть за ваш столик?

Натали заметила, что он слегка заикается.

«Вероятно, только в моменты душевного волнения», – с ехидством подумала она.

– Да-да, пожалуйста, а то чувствую себя несколько одиноко в это прекрасное утро… – доброжелательно и с достоинством, как женщина, знающая себе цену, ответила Натали по-английски.

Американец тут же перебазировался за ее столик, прихватив начатую чашечку кофе.

– Клиффорд С. Хатчинсон – американский бизнесмен на отдыхе. – Он еще раз улыбнулся. – Да просто Клифф. Так меня зовут друзья.

Эта американская манера дежурно улыбаться по любому поводу вызывала у Натали сарказм. В подобных улыбках было что-то штампованное, синтетическое, лишенное нормальных человеческих эмоций. Американцы порционно выдавали свои отмеренные улыбки, как биг-мак или гамбургер в закусочных Макдоналдс.

– Мадам Натали. Тоже на отдыхе, – с улыбкой и в тон ответила она.

Хатчинсон с радостью сообщил ей, что он приехал вчера поздно ночью на машине из Парижа и еще не решил, когда будет возвращаться. Выяснив, что Натали на отдыхе одна, он тут же с энтузиазмом предложил ей «объединить усилия в поисках развлечений, чтобы максимально разрядиться от городских стрессов и забот».

«Парень сразу берет быка за рога… Типичный американский напор. Ну что ж, посмотрим, кто он такой и с чем его едят», – решила про себя Натали.

– Клифф, помимо развлечений в мою программу входят посещения выставки-аукциона в Монте-Карло. Дело в том, что это мой бизнес, и я совмещаю приятное с полезным.

– Прекрасно! – воскликнул Хатчинсон. – Я с удовольствием поеду с вами… если вы, конечно, позволите… – менее решительно закончил он, заметив насмешливый взгляд Натали.

– Что ж, отлично. Я выезжаю… – она взглянула на часы, – через полчаса, то есть в десять, и, если вы не отказываетесь от вашего предложения, я встречусь с вами наверху у стоянки отеля.

Вернувшись в номер, Натали занялась собой: тщательно наложила на лицо дневной тон, двумя-тремя быстрыми движениями щеточки подправила тушь на ресницах и накрасила губы. Подошла к зеркалу и одобрительно подмигнула своему отражению. Даже одна ночь на берегу целебного Средиземного моря благоприятно, как ей казалось, отразилась на ее внешнем виде. Да, она выглядела отдохнувшей. Щедро открытое платье без рукавов, легкие туфельки. Украшения? В меру. Натали надела любимые сережки с изумрудами в окружении россыпи бриллиантов. Их подарил ей на свадьбу Легаре. Боже! Когда это было! Подумав немного, надела на палец кольцо, также с крупным изумрудом. Выходя из номера, еще раз прошлась мимо большого зеркала. То, что она увидела, ей понравилось.

На стоянке у сверкающего лаком серебряного «бентли», как будто только что сошедшего с конвейера, стоял Клиффорд С. Хатчинсон, в светло-песочном шелковом костюме, бледно-голубой рубашке с темным однотонным галстуком. Выглядел он довольно эффектно.

«Все безукоризненно, – отметила про себя Натали. – Вот только брюки коротковаты. Но это общая мужская беда Америки».

– Вы потрясающе выглядите, мэм. – Хатчинсон с бесцеремонным восхищением разглядывал Натали.

– Спасибо, Клифф, – бросила она небрежно, всем своим видом давая понять, что воспринимает столь примитивный комплимент как нечто совершенно заурядное и не заслуживающее высказанной благодарности.

Клиффорд оказался остроумным и обаятельным собеседником. Он заражал своим весельем и беззаботностью. По дороге в Монте-Карло меж шуток и забавных историй американец поведал кое-что и о себе. Клиффорд действительно занимался недвижимостью. Он был владельцем риэлторской фирмы «Хатчинсон Гроссмен Ассоушиэйшн», которая, по его словам, успешно действовала на ниве недвижимости в Нью-Йорке и ряде других крупных городов США. В настоящее время он решил отдохнуть на Лазурном Берегу, а позднее намеревается проехать по нескольким западно-европейским столицам с пакетом предложений по инвестиционным риэлторским проектам в США.

Натали отлично понимала, что новый собеседник, особенно заинтересованный в развитии отношений, всегда дает о себе только ту информацию, которую он сам бы хотел о себе услышать. Хотя и ее всегда было полезно узнать.

«Харизмой ты, голубчик, обладаешь. Несомненно. И доверие умеешь вызывать. Однако лезет из тебя типичный коммивояжер, готовый всучить втридорога залежалый товар».

Клиффорд иногда начинал слегка заикаться в начале предложения, как будто ему что-то мешало собраться с мыслями. Затем его речь становилась плавной и уверенной. Заикался он не часто, и Натали решила в будущем проследить, в каких именно случаях это происходит.

«С тобой, парень, надо держать ухо востро», – твердо решила она, не представляя, правда, чем знакомство с этим обаятельным американским плейбоем может ей угрожать. Сигнал подавала все та же интуиция Натали. То, что она готова «объединить усилия в поисках развлечений, чтобы максимально разрядиться от городских стрессов и забот», как витиевато выразился очаровательный техасец, уже не подлежало ни малейшему сомнению.

Натали обладала интуицией дикого животного, сохранившего дарованные природой инстинкты. Не ошиблась она и на этот раз. К настоящему времени Клиффорд С. Хатчинсон стал самым успешным риэлтором среди бывших зеков во всем штате Техас. Об этом неожиданном и беспрецедентном феномене стоит подробно рассказать.

Родившись на небольшой ферме на западе штата, Клиффорд Хатчинсон к двадцати девяти годам успел испытать все превратности судьбы. Страдая тяжелой формой дислексии, или, как ее еще называют, «функциональной неграмотностью», он до четырнадцати лет не умел ни читать, ни писать. Все, включая его школьного учителя, считали, что он безнадежно умственно отсталый ребенок.

Клиффорд рос спокойным и скромным мальчиком, предпочитавшим тихое одиночество шумным и веселым играм своих сверстников. За спиной он часто слышал грубые шутки и презрительные реплики одноклассников по поводу своей отсталости. Если бы не мать, которая умела постоять как за себя, так и за своего сына, его давно бы исключили из начальной школы. Клиффорд кое-как дотянул там до тринадцати лет, после чего родители решили отправить его в военное училище. Они справедливо полагали, что меньшие учебные нагрузки, строгая кадетская дисциплина и внимание военных преподавателей помогут Клиффорду справиться со своими недостатками.

Действительно, в кадетской школе он с грехом пополам научился, наконец, читать и писать. Однако дальше этого дело не пошло. Слабая грамотность, паническая боязнь прочитать что-либо вслух отпугивали его даже от посещения церкви: несмотря на религиозное воспитание в семье, Клиффорд до смерти боялся, что пастор может вдруг попросить его прочитать отрывок из Ветхого Завета. Постоянно меняя школы, где он никак не мог прижиться, колледжа Клиффорд так и не смог закончить. Казалось, что ничего, кроме жалкого прозябания на техасской ферме, ему в этой жизни не светит.

Однако все переменилось в одночасье, когда приятель отца устроил парня на курсы для банковских клерков низшего звена, организованные при Банке строительства и реконструкции в Далласе. И вот здесь открылся его талант.

Клиффорд научился прекрасно анализировать и составлять документацию по предоставлению займов и кредитов. И, что немаловажно, он отлично зарекомендовал себя как мастер подать и продать клиентам любой, даже очень слабый, проект. Его перевели в управление национальных счетов, где он стал помощником главного эксперта. Управление, куда попал Клиффорд, занималось распределением банковских кредитов по всей стране. Впервые к простому парню из западного Техаса пришел настоящий успех!

Из «умственно отсталого» он неожиданно превратился в восходящую банковскую звезду. Внешне он тоже преобразился – стал более общительным, улыбчивым, всегда готовым помочь коллегам по работе. Клиффорд делал все, чтобы попасть в «высшее общество» Далласа, а для этого надо было каким-то образом добыть деньги. И много денег.

Выход он нашел быстро. Все началось с того, что однажды он ложно заявил о пропаже сертификатов на принадлежавшие ему ценные бумаги. Когда Хатчинсон, проделав соответствующие формальности, получил дубликаты сертификатов, он их попросту продал. Потом взял кредит под залог ничем не обеспеченных сертификатов в одном уважаемом банке. Выплачивать кредит он, конечно, не собирался. Именно в это время, как позднее отмечали сослуживцы, у него появилась неутолимая жажда шикарно одеваться, разъезжать в дорогих спортивных автомобилях в обществе красивыхженщин.

Через два года, когда он получил право самостоятельно рекомендовать подающих заявление в банк на предоставление займов, его преступная деятельность увеличила обороты. С этой поры Клиффорд стал сам заполнять необходимые бланки для того, чтобы проталкивать фальшивые займы. В некоторых случаях он придумывал имена для несуществующих просителей кредитов, в других – использовал фамилии известных в Далласе людей. После чего с легким сердцем снимал деньги, выделенные банком на поддельные займы, и переводил их на свой счет. С этой целью он учредил подставную компанию, которая была ему нужна для обналичивания поддельных переводов. Пока все проходило гладко.

Хатчинсон бездумно упивался ощущением, что он обладает значительными суммами, забывая, что долго незамеченным это продолжаться не может. В конце концов, старшие служащие банка заметили, что их младший коллега тратит денег значительно больше, чем зарабатывает. Было решено для начала просто поговорить с Хатчинсоном, а затем, если это будет необходимо, провести расследование. Главный аудитор банка Рик Хейли вызвал к себе Клиффорда и попросил объяснений по поводу его непомерных затрат. Тот раздраженно заявил, что это его личное дело, и попросил Хейли не совать свой нос в его частную жизнь. Это только подлило масла в огонь, и через несколько дней Хейли детально разобрался в нехитрых комбинациях Хатчинсона. Банк связался с конторой федерального прокурора Далласа. В это самое время Клиффорд уехал на несколько дней в Лас-Вегас и, как выяснилось позднее, просадил там в рулетку кучу денег. По возвращении он был встречен прямо у трапа самолета агентами ФБР и препровожден в местную тюрьму

В результате короткого расследования и суда Хатчинсона признали виновным по всем пунктам обвинения: растрата, подделка банковских документов и использование чужих имен для незаконного получения кредитов. Судья вынес приговор – три года тюрьмы. Дело было настолько очевидным и бесхитростным, что адвокаты Клиффорда даже не стали подавать на апелляцию.

Впервые в жизни Хатчинсон попал в среду, где он мог читать и писать значительно лучше, чем большинство других ее обитателей. В тюрьме он познакомился с крупными гангстерами, включая «расколовшихся» членов мафии, находящихся там под защитой властей. Многие из них были поражены «выдающимися» способностями Клиффорда и просили его поработать на них, как только он выйдет на волю. Однако он благоразумно отказался. К этому времени Клифф уже был наслышан о судьбах тех, кто связывал свое будущее с «семьей».

Поразмыслив на досуге, что ему делать дальше, Хатчинсон пришел к единственно правильному решению: нужно использовать время в тюрьме с максимальной пользой.

«Я должен получить хорошее профессиональное образование, – решил он. – Единственный, пожалуй, способ выбраться из этой клоаки».

Клиффорд стал упрашивать тюремные власти дать ему возможность учиться в соответствии с существующей программой по реабилитации заключенных. В конце концов, он убедил их в этом, и специальная тюремная комиссия дала добро.

Вскоре он был переведен в особую тюрьму для исправляющихся преступников с облегченным режимом. Хатчинсон тут же подал заявление и был принят в университет. Он не стал тратить время зря, дожидаясь нового учебного года, а начал учиться с текущего семестра, догоняя ушедший вперед курс.

Редкие прохожие в это время суток могли наблюдать необычную картину: симпатичный молодой человек в грубой тюремной одежде каждый день спозаранку садится в городской автобус и едет в университет. В шесть часов утра он уже коротал время в студенческом кафетерии, ожидая начала занятий.

Хатчинсон энергично взялся за университетскую программу. Он с увлечением познавал тонкости операций с недвижимостью, и можно без натяжки сказать, что весьма преуспел в этом предмете. Через год Клиффорда за хорошее поведение досрочно выпустили из тюрьмы. Еще через год он получил диплом бакалавра. Но учебу продолжил и успешно защитил диплом МБА, став специалистом высшей категории по вопросам управления бизнесом.

Вполне понятно, что Клиффорду было трудно найти компанию, которая была бы готова предоставить работу бывшему зеку, да еще сидевшему за растрату.

Однако и здесь судьба улыбнулась Хатчинсону. С помощью профессора университета, которого он покорил своей прилежностью, упорством да и просто личным обаянием, Клиффорду удалось получить работу по специальности.

Его работодатель Берт Уэлч души не чаял в новом помощнике и, обладая связями среди влиятельных людей Далласа, всячески протежировал Хатчинсону, который успешно продавал акции проектов Уэлча на фондовых рынках. Вскоре Клифф чувствовал себя как рыба в воде среди представителей местной элиты, куда Уэлч, уважаемый бизнесмен и гражданин штата, ввел бывшего зека.

К началу 70-х Клиффорд имел уже солидные накопления и хорошую деловую репутацию. Его хозяин и покровитель Берт Уэлч вскоре умер от сердечного приступа. Это на время опечалило, но не обескуражило неунывающего авантюриста. Хатчинсону удалось подбить двух инвесторов образовать с ним новую компанию, «Хатчинсон Гроссмен Ассоушиейшн», которую он позднее за сто тысяч долларов договорился выкупить у своих партнеров. Был подписан соответствующий документ, по которому он стал единоличным хозяином компании. Может быть, и не стоит упоминать о такой мелочи, но эти сто тысяч долларов Клиффорд так и не выплатил бывшим компаньонам.

В это время он начал добиваться получения «президентского прощения», используя свои влиятельные знакомства, обаяние и созданную деловую репутацию. В США существует подобная практика, которая снимает с бывшего заключенного ряд ограничений в его гражданских и юридических правах. Эта процедура в некоторой степени похожа на процедуру снятия судимости в России. Однако никакими официальными декретами и указами невозможно вычеркнуть из памяти законопослушных граждан сам факт совершения уголовно наказуемого деяния. Посему шлейф причастности к преступному миру всегда тянется за бывшим зеком всю его жизнь, создавая дополнительные трудности, а чаще – непреодолимые преграды.

Клиффорду, в конце концов, удалось получить «президентское прощение». Однако, как и следовало ожидать, клеймо бывшего зека постоянно преследовало его. Куда бы ни забрасывала Хатчинсона судьба, оно все же неумолимо всплывало на поверхность в самые неподходящие моменты, нанося сокрушительные удары по его хитроумным схемам и планам. Ради справедливости следует заметить, что эти самые схемы и планы Хатчинсона большей своей частью носили характер афер и финансовых мошенничеств. Скоро его имя прочно увязалось со скандалом в одной из самых крупных американских страховых компаний.

До появления на «сцене» далласовского зека компания «Надежное страхование» служила непоколебимым символом надежности и стабильности на Уолл-стрит. Все началось с того, что после череды следовавших одна за другой неудач заурядная маклерская фирма «Бест энд Ко» была куплена компанией «Надежное страхование». Посредником в этой сделке был Клиффорд Хатчинсон.

Вскоре маклерская фирма, переименованная в «Надежные ценные бумаги», стала распоряжаться самостоятельным трастовым фондом. Создался фонд для привлечения тысяч новых инвесторов, стремящихся поместить свои сбережения в солидные и надежные инвестиционные проекты. Одним из инициаторов создания фонда был Клиффорд Хатчинсон.

И вот, когда миллиарды долларов со всех уголков страны начали вливаться в фонд, топ-менеджеры фирмы «Надежные ценные бумаги» и внештатные спонсоры инвестиционных проектов тайно стали транжирить наличные средства, которые, как предполагалось, они должны были всеми силами защищать и умножать в интересах своих клиентов. Как можно догадаться, одним из самых «продуктивных» спонсоров был Клиффорд Хатчинсон.

В то время как брокеры проталкивали финансово сомнительные сделки, представляя их как надежные и солидные инвестиции, сотни тысяч клиентов фирмы – от пожилых пенсионеров до искушенных инвесторов – были грубо одурачены. В результате они теряли свои дома, сбережения в пенсионных фондах или большую часть того, что у них было отложено на черный день. А тем временем топ-менеджеры фирмы и их коллеги наслаждались экзотическими путешествиями, устраивали роскошные обеды и вечеринки, дарили друг другу непомерно дорогие подарки. Они устраивали «деловые» командировки на борту таких шикарных лайнеров, как «Королева Елизавета 2», куда приглашались под видом «эскорта» шикарные проститутки. Шампанское по четыреста долларов за бутылку лилось рекой. И все это за счет инвестиционного капитала, который доверили им клиенты. Организатором всех этих мероприятий был все тот же Клиффорд С. Хатчинсон.

Таким образом фирма «Надежные ценные бумаги», действуя под крылом одного из крупнейших столпов американского предпринимательства, погрязла в бесчестных деяниях, пуская по миру тысячи своих клиентов.

После того как контрольно-финансовые и налоговые органы смогли наконец собрать компрометирующий материал на фирму, то, что казалось чудесной историей о славном возрождении фирмы «Бест энд Ко», обернулось самым громким скандалом на Уолл-стрит.

В результате компания должна была выплатить беспрецедентно огромную цену для компенсации убытков, нанесенных ее работниками. Ей также пришлось возместить все судебные издержки и выплатить громадные гонорары лучшим адвокатам страны.

Компании «Надежное страхование» был нанесен непоправимый урон по ее когда-то безукоризненному престижу и имиджу.

Вот тогда-то Клиффорд Хатчинсон понял, что пора сматывать удочки, пока дело вновь не кончилось отсидкой. Собрав кейс с так называемыми инвестиционными проектами, он срочно вылетел в Париж. На номерные счета в швейцарских банках он успел отложить кругленькую сумму. Однако в природе не существовало таких сумм, которые Хатчинсон не смог бы растранжирить в самые короткие сроки.

Оставаясь верным себе, первое, что он сделал в Париже, – купил для разъездов шикарный «бентли», на котором и прикатил на Лазурный Берег.

Позже Натали докопается и до этой истории, а пока…

Клиффорд был само обаяние. Они прекрасно смотрелись вместе: зрелая, красивая пара, – еще не став любовниками, они со стороны выглядели как муж и жена. Совершив быстрый тур по залам выставки, устав от многочисленных улыбок, рукопожатий и традиционных поцелуев со старыми знакомыми, Натали подвела Клиффорда к небольшой нише, где экспонировались несколько русских икон, недавно доставленных ей контрабандным путем. Иконы были в хорошем состоянии, достаточно красочные, чтобы привлечь взор неискушенных коллекционеров или просто любителей экзотического декора. В действительности ничего выдающегося в этой партии икон не было. Однако, учитывая грошовую сумму, за которую они приобретались в Москве, бизнес этот стал вполне рентабелен.

Иконы, а также различные предметы антиквариата провозили в своем багаже дипломаты одного африканского посольства в Москве, с которыми у Натали давно установились взаимовыгодные коммерческие отношения. Из Москвы дипломаты обычно выезжали поездом и довозили «товар» до Франкфурта-на-Майне, где выходили, чтобы сделать пересадку на самолет по пути на родину, а перед этим хорошенько развлечься. Там их встречал доверенный человек Натали, после чего контрабанда оказывалась во Франции. Натали платила определенную сумму всем задействованным звеньям, и посему цепочка была хорошо отлажена. Что касается «товара», то она сама его находила, используя свои старые связи среди коллекционеров, или приобретала его у перекупщиков-спекулянтов во время своих наездов в Москву. Оплата западной валютой всегда давала большие преимущества как в выборе товара, так и в договорной цене. В Москве, несмотря на усилия КГБ искоренить валютчиков как класс, продолжал процветать подпольный валютный рынок.

Клиффорд Хатчинсон стал с видом знатока разглядывать иконы. Он многозначительно кивал, цокал языком, округлял глаза, выражая свое восхищение. Натали поняла – он ни черта не соображал ни в иконах, ни в живописи вообще. Однако откровенно признаваться в этом ему не хотелось.

«А ты, парень, тщеславен и насквозь фальшив!» – Натали «положила» это наблюдение в записную книжку своей уникальной памяти.

Походив по залам еще какое-то время, Натали и Клиффорд отправились обедать в открытое кафе, расположенное тут же, на площади.

– Натали, ты давно занимаешься антиквариатом? – полюбопытствовал Клиффорд.

– Да. Мне всегда нравились красивые и дорогие вещи. Можно сказать, с детства.

– Чтобы разбираться в искусстве, вероятно, нужно долго учиться?

– Учиться этому надо всю жизнь. Предмет такой же безбрежный, как океан. В недвижимости ведь тоже много своих особенностей и нюансов, не правда ли?

– Да, но там активно участвуют точные науки. Вплоть до строгих математических формул. Это чистой воды экономические расчеты плюс знание тенденций рынка. Самое главное – это предвидение наступления экономического кризиса. Любой кризис означает крушение рынка недвижимости.

– А как можно прогнозировать наступление кризиса?

– В этом-то и весь трюк. Предвидеть невозможно. Выручить может только интуиция. Расскажу одну показательную историю. Мой друг из Нью-Йорка был владельцем одной из крупнейших компаний по развитию недвижимости. Ему принадлежали крупнейшие офисные центры, гостиницы, жилые дома, складские помещения по всей Америке. В течение года он неоднократно получал предложения от одного миллиардера из Японии, который намеревался купить его компанию на чрезвычайно выгодных условиях. Он не соглашался… Как-то японец позвонил ему и сказал, что последний раз предлагает сделку, значительно увеличив сумму. Мой приятель вежливо отверг и это предложение. На следующий день разразился один из тяжелейших кризисов, связанных с решением стран ОПЕК ограничить квоты на нефть. Рынок недвижимости моментально среагировал. Кризис продолжался два года…

– И что же стало с твоим другом? Выкарабкался он?

– Нет. Он потерял все до последнего доллара. Представь себе эти огромные площади, не приносящие ни цента дохода и которые невозможно продать во время кризиса. Более того, они требуют значительных затрат на содержание и обслуживание. Он в один день терял сотни тысяч долларов… Дело кончилось полным банкротством.

– Грустная история. Подумать только о тех годах, когда он распоряжался сотнями миллионов, – дух захватывает! Продай он этому японцу свою фирму вовремя, к сегодняшнему дню мог бы владеть миллиардом. А это уже те деньги, которые придают новое качество личности…

Клиффорд с интересом взглянул на Натали. Он как бы увидел ее в новом ракурсе. Помимо женской привлекательности и обаяния он разглядел в ней родственную душу авантюристки и страстную поклонницу золотого тельца. Правда, он не пошел дальше в своем анализе и не увидел той существенной разницы в их отношении к деньгам.

Клиффорд жаждал денег для того, чтобы тут же бездумно тратить их на земные наслаждения, не задумываясь о завтрашнем дне. Натали же стремилась к богатству ради своего душевного комфорта. Наивысшим наслаждением она считала не только обладание деньгами, но и сам процесс их приумножения. Схожим в их отношении к деньгам было только то, что оба были глубоко убеждены: все средства хороши для достижения богатства.

К концу обеда Натали и Клиффорд, не обсуждая этого вслух, убедились, что смогут использовать один другого в своих целях. Как это будет в реальности – подскажет будущее. А пока – наслаждение отдыхом, красотами Лазурного Берега, теплым морем и обществом друг друга.

Создание нового инвестиционного фонда «Женераль Имобилье» при компании «Женераль де Минеро» стало вполне естественным событием в деятельности этого гиганта, имевшего собственность, разбросанную по всей стране. Вряд ли в то время у кого-либо во Франции возникли по этому поводу ассоциации со скандалом, разразившимся два года назад в нью-йоркской компании «Надежное страхование».

Начало событию положил телефонный звонок, раздавшийся в одно прекрасное утро в кабинете Жан-Клода Милье – президента «Женераль де Минеро».