Краткая история Англии Дженкинс Саймон

Государство всеобщего благоденствия

1945–1979 гг

С окончанием войны в Европе страна вернулась к нормальной политической жизни. Коалиционное правительство Черчилля было распущено, и уже 5 июля, несмотря на то что на Дальнем Востоке еще продолжались бои, прошли всеобщие выборы. Казалось, с 1935 г. народ истосковался по демократии и просто не мог больше терпеть. Предвыборная кампания вынесла на поверхность долго сдерживаемое напряжение, которое вызывало военное положение, и желание чего-то нового. Бывшие партнеры по коалиции вдруг вспомнили о взаимной антипатии. Черчилль, говоря о социалистических предложениях лейбористов, назвал их «гестаповскими». Лейборист Эньюрин Бивен признавался в своей «глубокой, обжигающей ненависти к партии тори… С моей точки зрения, они хуже гадов». Результатом стала первая в истории полная победа Лейбористской партии – 393 места в парламенте. Либералы были просто уничтожены, получив всего 12 мест. Черчилль был раздавлен провалом. Как и его предку герцогу Мальборо, ему довелось узнать, что успех в войне редко вызывает благодарность у английского народа. После триумфа победы его без церемоний отодвинули в сторону.

Новое правительство переполняли оптимизм и эйфория. Кабинет возглавил лидер коалиции лейбористов Клемент Эттли, человек крайне скромный и непритязательный, у которого, как едко заметил Черчилль, «для скромности есть все основания». Эттли ездил с женой в маленьком автомобиле, не пользуясь услугами шофера, приходил на заседания парламента пешком, а оттуда шел через парк в свой клуб на ланч. Эттли просто идеально подходил на роль капитана своенравной, недружной команды, которая запросто могла направить общий корабль полным ходом на скалы. В команду входили и прямолинейный профсоюзный лидер Эрнест Бевин, возглавлявший Министерство иностранных дел, и горячий и вспыльчивый Эньюрин Бивен, министр здравоохранения, и Герберт Моррисон на посту заместителя премьер-министра. Хотя многие из них во время войны уже работали вместе в коалиционном правительстве, друзьями они точно не были. Услышав, что Моррисона назвали «злейшим врагом самому себе», Бевин возразил: «Нет, пока я дышу, его злейший враг я, а не он!»

Лейбористы пытались сохранить то настроение чрезвычайного положения, которое сплотило нацию во время войны, утверждая, что централизованное управление экономикой, которое было введено во время войны, должно сохраняться и далее, «чтобы добиться мира». Государственный контроль распространялся на все аспекты экономики и жизни общества – и он был гораздо строже, чем даже во времена Первой мировой войны. Лейбористы использовали госконтроль в стремлении ввести в стране некий утопический социализм. Уже в самые мрачные дни 1942 г. в докладе Бевериджа была предложена идея нового государства всеобщего благоденствия, государства, которое берет ответственность за каждого гражданина «от колыбели до могилы». В «белой книге» в 1944 г. также указывалось, что в будущем поддержание высокого и стабильного уровня всеобщей занятости, обеспеченного плановой экономикой, будет первоочередной заботой правительства. Закон Батлера об образовании от 1944 г. сделал все школы в стране государственными. Принимая на вооружение самые современные идеи педагогики, закон вводил общенациональные тесты в возрасте одиннадцати лет, по результатам которых детей распределяли по соответствующим классам в один из трех типов школ: классическую гимназию, техническое училище или государственную среднюю школу. Эти меры, следует отметить, были продуктом не социализма, а консервативного правительства под руководством Черчилля.

В 1946 г. был принят закон о государственном страховании, в котором нашли отражение почти все предложения Бевериджа, включая пособие на ребенка, государственную помощь и даже пособие на погребение. В течение всего одного года национализация достигла, как выразились лейбористы, «командных высот» в экономике. Речь шла об Английском банке, угольной промышленности, железных дорогах, авиационных, железнодорожных и автомобильных перевозках, а позже о газовой промышленности, электроэнергетике и сталелитейной промышленности. В большинстве случаев изменения означали ни много ни мало выкуп государственным казначейством доли в тех промышленных предприятиях, которые еще во время войны работали в условиях государственного регулирования. Основными бенефициариями в данном случае становились держатели акций. Кроме того, согласно закону были созданы десять национальных парков, первые четыре располагались в Озерном краю, в Скалистом краю, в Сноудонии и Дартмуре.

В 1948 г. был принят закон Бивена о Национальной службе здравоохранения, согласно которому услуги общепрактикующего врача и больничное обслуживание становились бесплатными для всех граждан страны. Оппозицию со стороны представителей медицины удалось преодолеть, как сказал Бивен, только когда «я набил их рты золотом». Ожидалось, что благотворительные больницы и общественные медицинские учреждения, подобно школам, будут на содержании местных властей, но, частично из-за неприязни Бивена к Моррисону, поборнику местных интересов, кабинет министров сделал выбор в пользу централизованной системы здравоохранения. Бивен сказал: «Когда подкладное судно стукнется об пол в какой-нибудь больнице в Тредегаре, его должно быть слышно в Уайтхолле». Этот принцип лег в основу Национальной службы здравоохранения, которая по размерам превзошла Красную армию. Прошли те времена, когда «джентльмену с Уайтхолла» было «виднее». Проблема Национальной службы здравоохранения заключалась в том, что в последующие полстолетия этот самый джентльмен постоянно менял точку зрения.

Как только прошла послевоенная эйфория, Великобритания, казалось, просто выбилась из сил. Города были мрачными и унылыми. Небо над ними затянуто серым туманом, здания почернели от сажи, улицы зияли провалами руин от бомбежек. К военной разрухе добавилось недовольство солдат, которые, возвратившись с войны, обнаруживали лишь руины и пепелища, бум рождаемости и рост уровня преступности. В 1947 г. число разводов в десять раз превышало довоенные показатели. Словно желая сбежать от этого ужаса, не менее 50 000 британских женщин вышли замуж за американских военных. Только в одном рейсе за океан в феврале 1946 г. на борту трансатлантического лайнера «Куин Мэри» насчитывалось 344 невесты и 116 младенцев. Обратный приток в страну начался только в 1948 г., когда на борту трофейного транспорта «Эмпайр Уиндраш» прибыла первая партия из 492 человек с Ямайки в ответ на объявления о рабочих вакансиях в Лондоне.

Серость и монотонность усугублялись еще и тем, что в стране по-прежнему существовала карточная система, по карточкам начали продавать даже хлеб, чего не было во время войны. В каждой деревне был свой черный рынок, свой спекулянт, якобы имевший доступ к тайным запасам. Женщины истосковались по стильным нарядам. Коллекция Диора Corolle, получившая мировую известность как New Look, которую в Париже показали в 1947 г., в Лондоне оставалась под запретом до 1949 г., когда отменили карточки на одежду. В стране катастрофически не хватало жилья. Тысячи семей, чьи дома были разрушены во время бомбежек, продолжали жить в общежитиях и приютах, даже в некоторых частях лондонского метро. Вместо того чтобы позволить частному сектору решить эту проблему, правительство предлагало временные блочные дома, которые производились на бывших авиационных заводах. Эти сборные дома оказались вдвое дороже, чем дома, традиционно возводившиеся в частном секторе. Программу вскоре отвергли, но некоторые такие дома стоят и сейчас, в начале XXI в., охраняемые и даже внесенные в списки исторических зданий.

Министры были скорее склонны поддаться на уговоры современных архитекторов, рвавшихся за пределы разрушенных городов и мечтавших возводить «небесные грады» в чистом поле. Закон о новых городах, принятый в 1946 г., предлагал построить в различных частях страны новые поселки, в том числе Кроули, Стивенидж, Реддич, Ранкорн и Питерли. В основу планов этих поселений легла довоенная концепция «города-сада». Намерения градостроителей были весьма благородны: обеспечить большой ассортимент домов для тех, кто, будучи горожанином, стремился избежать вынужденного чрезмерно компактного проживания в городском центре. Трудности и неудобства, связанные с переездом за пределы города, стали причиной появления «депрессии новых городов». Стивенидж называли Силкинградом в честь министра жилищного строительства Льюиса Силкина.

Зима 1946 г. добавила к бедствиям страны самые низкие температурные показатели за всю историю метеонаблюдений. Замерла работа в шахтах, фабрики закрылись из-за недостатка электроэнергии. Жителям приходилось стоять в очередях за хлебом и углем с угрюмой покорностью, напоминающей безысходную обреченность беженцев на континенте. В январе 1947 г. мясной рацион был урезан настолько, что оказался меньше норм военного времени. Для многих мирное время ничем не отличалось от военного, разве что не гибли люди. В 1947 г. давление наконец сказалось и на кабинете министров Эттли, который подвергся серьезным нападкам враждебной консервативной прессы и столкнулся сразу с двумя заговорами, целью которых была смена премьер-министра. Новым главой кабинета должен был стать Эрнест Бевин. Эттли спасло только то, что Бевин отказался сотрудничать с заговорщиками.

Вопрос о том, насколько экономика послевоенной Европы зависела от тех 13 миллиардов долларов, которые были выделены в 1947 г. по предложению американского госсекретаря Джорджа Маршалла в рамках Программы восстановления Европы, сегодня вызывает серьезные дискуссии. В течение первого года Британия получила 700 миллионов фунтов, но вся эта сумма пошла на поддержание обороноспособности, в значительной степени по настоянию самой Америки. Черчилль, ярый сторонник борьбы с коммунизмом, предупреждал всех, кто был готов его слушать, что «над континентом опустился железный занавес», отделяющий свободную Европу от Советского Союза и его социалистических сателлитов. В 1945 г. Великобритания присоединилась к Организации Объединенных Наций, которая стала правопреемницей распущенной Лиги Наций. В 1949 г. западные страны объединились в Организацию Североатлантического договора (НАТО), ставшую неприступным бастионом на пути советской экспансии и, как гласила броская фраза того времени, созданную, «чтобы сдерживать Германию, привлекать Америку и не пускать Россию». Великобритания стремительно теряла позиции мировой державы. По совету последнего вице-короля Индии, лорда Маунтбеттена, в 1947 г. кабинет министров постановил, что Великобритании следует предоставить Индии государственную независимость. В результате произошло стремительное разделение страны на Индию и Пакистан, которое сопровождалось кровавой резней на религиозной почве. В 1948 г. Великобритания отказалась от мандата, которым ее наделила еще Лига Наций, и вывела свои силы из разделенной теперь на две части Палестины. Этот шаг тоже вылился в военное противостояние. Подтекст был вполне очевиден. Отныне под влиянием Америки Великобритания меняла свои приоритеты во внешней политике, перейдя от сохранения империи к сдерживанию коммунизма.

В феврале 1950 г. лейбористам удалось победить на парламентских выборах с минимальным перевесом голосов. 25 июня того же года коммунистическая Северная Корея напала на Южную, развязав таким образом первый из серии конфликтов, позже получивших название «холодная война». Великобритания по-прежнему тратила на оборону больше, чем когда-либо в мирное время. Чтобы оплатить пребывание контингента британских вооруженных сил в Корее, правительство повысило плату за медицинское обслуживание. Это привело к выходу из правительства в знак протеста Бивена и ряда других представителей левого крыла лейбористов. Призванных на военную службу молодых людей, которые думали, что им не придется воевать, неожиданно погрузили на корабли и отправили на Дальний Восток для участия в нелепой войне, к которой привело разделение Кореи на две части. Именно опыт Корейской войны двумя десятилетиями позднее удержал Великобританию от участия во Вьетнамской войне.

Лебединой песней лейбористского правительства стал необычный «тоник для нации» – Фестиваль Британии к столетию Всемирной выставки 1851 г. в Саут-бэнке, на южном берегу Темзы. Павильон «Купол открытий» для выставки «Фестиваль Британии» и павильоны достижений промышленности были задуманы как яркий модернистский вызов мрачному серому прошлому. Несмотря на непрекращающиеся дожди, тот летний фестиваль, по общему мнению, прошел с большим успехом. На следующих выборах осенью того же года партия консерваторов получила парламентское большинство, и 76-летний Черчилль вернулся к власти. Первым же указом Черчилль распорядился снести все павильоны, кроме Королевского фестивального зала. Девизом нового правительства стал лозунг «долой регулирование», обозначивший стремление освободить народ от послевоенной лейбористской регламентации и бюрократии. При этом консерваторы не стали отказываться от общества всеобщего благоденствия или от национализации. На том этапе послевоенная политика консенсуса, которой придерживались политики минувшего полувека, оставалась в силе. Она получила название «батскеллизма» (от сложения фамилий двух политических деятелей того периода, лейбориста Хью Гейтскелла и консерватора Раба Батлера).

В 1950-х гг. Великобритания прилагала усилия к тому, чтобы оставаться ведущей мировой державой. Дети читали в журналах о том, «как мы победили в войне», и рассматривали карты, на которых красным имперским цветом была раскрашена значительная часть мира. В 1952 г. Великобритания запустила в эксплуатацию «Комету», первый пассажирский реактивный самолет, первой в Западной Европе провела испытания атомной бомбы. 29 мая 1953 г., за четыре дня до коронации новой королевы, Елизаветы II, Джомолунгму покорила международная экспедиция, которой руководил сэр Джон Хант. Эти два события вызвали небывалое воодушевление среди населения страны. Коронация была первым национальным событием, которое транслировалось по телевидению, – великолепное, пышное зрелище, вызвавшее необычайный ажиотаж, сравнимый, пожалуй, только с коронацией Виктории.

Но не успела новая королева взойти на престол, как ее империя начала рушиться. Британские войска столкнулись с восстаниями в колониальной Кении и на Кипре. В 1957 г. была предоставлена независимость Гане. В 1956 г. преемник Черчилля на посту премьер-министра Энтони Иден снова вернулся к имперским принципам в международной политике. В ответ на национализацию Суэцкого канала правительством Египта Иден отдал приказ о начале полномасштабного военного вторжения, в котором кроме британских войск принимали участие Франция и Израиль. Войска коалиции высадились в Порт-Саиде и попытались оккупировать зону канала. Но Вашингтон, желая сохранить хорошие отношения с президентом Египта Насером, оказывал серьезное давление на британское правительство – была даже озвучена необычная для союзника угроза применить экономические санкции против Британии и прекратить поставки нефти. Столкнувшись с резким падением курса фунта, Иден капитулировал и приказал войскам отступить. И, хотя националистически настроенные британцы одобряли борьбу за Суэцкий канал, результат военного конфликта был для Великобритании унизителен. Этот провал окончательно доказал, что со статусом Британии как ведущей мировой державы покончено. Теперь всем заправлял Вашингтон.

Вскоре после Суэцкого кризиса Иден подал в отставку. Ему на смену пришел Гарольд Макмиллан, еще один представитель политиков старой формации, переживший Первую мировую войну и получивший в политических кругах ироническое прозвище Супермак. Партия консерваторов вернулась к традиционной осмотрительности, даже отстраненности на международной арене. В 1957 г. Великобритания отказалась подписывать Римский договор о создании Общего рынка для основных стран послевоенной Европы. По мнению Макмиллана, Великобритания должна была оставаться независимой ядерной державой, что предполагало ее место среди ведущих мировых держав. В 1958 г. противники ядерного оружия объединились в Кампанию за ядерное разоружение. Они организовали марш из Ольдермастона, где расположен научно-исследовательский центр по разработке ядерного оружия, в Лондон. Со следующего года Ольдермастонские походы стали традиционным весенним маршем британских сторонников мира. Изменения происходили и в высшем свете. Так, в том же году королева отменила ежегодное представление ко двору дебютанток.

На выборах 1959 г. правительство Макмиллана удерживает власть. Его переизбирает население, которому, как утверждал Макмиллан двумя годами раньше, «так хорошо еще не бывало!». Но вскоре страну охватила неуверенность. В 1962 г. американский политик Дин Ачесон заметил: «Великобритания потеряла империю, но еще не нашла свою роль». Подразумевалось, что Великобритания по-прежнему сторонилась Европы, отделяла себя от остальных стран континента. В том же году впервые вступило в силу ограничение на въезд в страну цветных иммигрантов из стран Содружества. В районах компактного проживания иммигрантов отмечаются межрасовые конфликты, в частности в 1958 г. вспыхнули беспорядки на расовой почве в лондонском районе Ноттинг-Хилл. Огромное количество иммигрантов работало в текстильной промышленности, в здравоохранении и на транспорте. Но было принято решение, что с этой имперской практикой использования труда жителей колоний нужно покончить. Министр внутренних дел Р. А. Батлер отметил, что «на данный момент значительная часть всего населения Земли имеет законное право приехать и поселиться в этой и без того густонаселенной стране». Закон об иммиграции из стран Содружества от 1962 г. негативно отразился на репутации Великобритании как либерального государства и при этом имел весьма незначительный долгосрочный эффект. Так, процент населения Великобритании, родившегося за пределами Британских островов, вырос с 5 % в 1962 г. до 10 % к концу столетия.

К началу 1960-х гг. консерваторы, как многие партии, давно находящиеся у власти, стали терять доверие и популярность в обществе. В 1963 г. они решили в конце концов вступить в Общий рынок, но французский президент Шарль де Голль наложил вето на решение о принятии Великобритании. В 1967 г. он снова сказал свое веское «нет». Правительство Макмиллана оказалось втянуто в крупный скандал, связанный со шпионажем и безнравственностью высокопоставленных чиновников. Так, стало известно, что военный министр Джон Профьюмо делил услуги девушки по вызову с русским военным атташе. Это разоблачение было неожиданным подарком для новых британских сатириков, чьи работы напоминали безжалостные карикатуры Джеймса Гилрея и Джорджа Крукшенка эпохи Регентства. В 1961 г. стал выходить сатирический журнал Private Eye («Частный сыщик»), а в 1962 г. появилось часто довольно жестокое телевизионное шоу That Was the Week that Was («Такой была прошедшая неделя»). Они знаменовали собой начало конца более степенного юмора Punch.

Новый лидер лейбористов Гарольд Вильсон быстро воспользовался настроениями «свингующих шестидесятых». Он призывал свою партию использовать «неистовство» технического прогресса и снова дать возможность правительству планировать экономику, чтобы провести модернизацию и реконструкцию промышленности страны. На выборах 1964 г. он добился победы с трудом, лишь благодаря обаянию новизны, как в свое время либералы в 1906 и лейбористы в 1945 г. Вильсон был решительным модернистом. Правительство внесло поправки в закон Батлера о селективном образовании и уделяло особое внимание развитию сети общеобразовательных школ. Оно также взяло под свой контроль основные программы социальных реформ, которые рьяно отстаивал либеральный министр внутренних дел Рой Дженкинс. Эти программы включали отмену смертной казни, либерализацию законов о разводах, абортах и гомосексуализме. В 1970 г. правительство представило закон о равной оплате труда, который предусматривал, что за одинаковый объем работ мужчины и женщины должны получать равную плату. Таким образом, началась длительная кампания по устранению социального неравенства. Правительство даже отменило давнее право лорда-гофмейстера подвергать цензуре театры. Весьма сомнительным результатом отмены цензуры стало стремительное неоправданное возрастание сквернословия на сцене и чрезмерная демонстрация наготы в лондонском мюзикле «Волосы» (Hair). Британская мода и популярная музыка завоевали огромное влияние во всем мире, хотя Вильсона высмеивали за то, что в 1965 г. на волне битломании он наградил членов поп-группы орденами Британской империи.

Надежды лейбористского правительства на то, что более тщательное экономическое планирование поможет модернизировать неконкурентную британскую промышленность, не оправдались. Власти потерпели поражение в двух ключевых моментах: им не удалось реформировать денежный рынок Сити и обеспечить гибкость трудовых отношений путем реформирования профсоюзов. У лейбористов были связаны руки, ведь они нуждались в деньгах профсоюзов и в их голосах на выборах. В 1967 г. Вильсону, чтобы защитить внешний платежный баланс Великобритании, пришлось прибегнуть к девальвации фунта. «Не важно, что фунт в вашем кармане подешевел», – отчаянно взывал премьер. Но девальвация деморализовала правительство. Целое десятилетие в экономической политике страны царили пассивность и пораженческие настроения.

Традиционный источник проблем Англии, Ирландия, оставалась незаживающей раной. В 1920-х гг. разделение страны привело к установлению в Ольстере правления протестантского большинства. В 1968 г. на смену католическому движению за гражданские права пришла ИРА (Ирландская республиканская армия), которая, по сути, развязала слабоинтенсивную войну против британской армии, войну, которая в той или иной мере продолжалась почти двадцать лет. К 1970 г. Северная Ирландия полностью погрузилась в вооруженный хаос. Кроме того, ИРА устраивала террористические акты уже на улицах Лондона. И сколько бы правительство ни старалось, оно, как и во времена Кромвеля, Вильгельма Оранского или Ллойд Джорджа, не могло найти выход из этой ирландской трясины. Властям предстояло искать этот выход еще долгих тридцать лет.

Кое-кто полагал, что перед Великобританией стоит иная угроза. В 1960-х гг. лейбористское правительство постепенно оставило старые имперские базы к востоку от Суэца, включая Малайю, Сингапур и, наконец, в 1967 г. Аден. Этот уход, казалось, ознаменовал конец влиянию Великобритании как мировой державы. Но от империи не так просто было избавиться. В 1968 г. правительство решило, что страна должна принять 50 000 членов семей существующих иммигрантов из Британского Содружества наций, которые прибыли в страну еще до ограничений 1962 г., хотя по результатам опроса общественного мнения 74 % респондентов высказались категорически против. Страстный оратор из партии консерваторов, Энох Пауэлл назвал это решение «безумием, совершенным безумием». «Как римлянин, я вижу Тибр, «что от пролитой пенится крови»[50]», – пророчил он. Эта демагогия в сочетании с яростным сопротивлением вступлению в Общий рынок переполнила чашу терпения его однопартийцев. Его исключение из партии неожиданно сблизило Пауэлла с воинствующими ольстерскими протестантами.

В 1970 г. консерваторы вернулись к власти под руководством пессимистичного бывшего главного парламентского партийного организатора Эдварда Хита. Экономическая политика стала теперь основной темой британской политики, в частности баланс власти между правительством и организованными трудящимися. Деятельность правительства Хита ознаменовала конец политики послевоенного консенсуса. Премьер объявил, что освободит рынки и ослабит контроль государства над коммунальным и частным секторами экономики, активно при этом побуждая к «холодному душу» вступления Великобритании в Европейское экономическое сообщество. В 1973 г. Великобритания была наконец принята в ЕЭС, что возобновило в стране дебаты об особых и непростых взаимоотношениях британцев с Европой, восходящих еще к временам Столетней войны. Правительство Хита, казалось, преследовали неудачи. Казначейству пришлось претворять в жизнь весьма непопулярное решение прежнего правительства о переводе денег в десятичную систему, отказавшись от столь любимой, но неудобной старой системы (12 пенсов в шиллинге и 20 шиллингов в фунте). Марш в защиту гражданских прав в Лондондерри был подавлен английскими парашютно-десантными войсками, открывшими огонь по безоружным католикам, что привело к гибели 13 человек, – этот день получил название «Кровавое воскресенье». Взлетевшие мировые цены на нефть спровоцировали виток инфляции и привели к яростным сражениям с профсоюзами. Хит был вынужден совершить поворот на 180 градусов, чтобы спасти компанию Rolls-Royce и других «хромых уток» – предприятия, оказавшиеся под угрозой банкротства, и тут его добила забастовка шахтеров.

Кабинет отреагировал в традиционном стиле, как все правительства на протяжении столетия. Столкнувшись с проблемами, он предпочел усилить контроль. В бюджетной сфере и в частном секторе экономики вводилась предусмотренная законодательством сложная политика регулирования доходов, подрывающая лозунги Хита о свободных рыночных отношениях и ведущая к дальнейшей дестабилизации обстановки, что особо сказалось на энергоснабжении. В декабре 1973 г. в стране вновь создалась ситуация, которую многие помнили со времен войны: трехдневная рабочая неделя в промышленности, длинные очереди на заправочных станциях, селективное отключение электроэнергии. Лондонские водители, которые испытывали весьма необычные ощущения, проезжая попеременно то по сверкающим огнями улицам, то в кромешной темноте, с иронией отмечали, что транспортный поток двигался гораздо свободнее на темных участках. В отчаянии горнякам повысили заработную плату на 35 %, обеспечив тем самым в последующие десять лет сокращение шахт почти в два раза.

В 1970-х гг. Британия окончательно лишилась уверенности в своих силах. Когда-то всемогущее правительство утратило способность управлять государством. Шрамы войны уже исчезли с городских улиц, но здания, которые возводились на месте прежних руин, едва ли были более привлекательными. Современная архитектура демонстрировала полное отсутствие чувства стиля. Обширные расчистки большей части центра Бирмингема, Манчестера и Ливерпуля лишили эти города привычных узнаваемых зданий, на смену им пришел мрачный городской пейзаж из бетона и асфальта. Так называемый «новый брутализм» домов-башен, торговых центров и стандартных многоквартирных домов выглядел мрачно и однообразно. Лондон едва удалось спасти от строительства «клетки» пересекающихся магистралей, которые проходили бы прямо через центр города – к северу от Риджентс-парка, – и от сноса значительной части Уайтхолла. Пока во многих городах Западной Европы, серьезно пострадавших во время войны, педантично восстанавливали городские центры в довоенном виде, английские архитекторы были скорее склонны подражать модернизму стран социалистического блока, где предпочитали расчищать развалины до основания и строить на их месте совершенно новые здания.

В феврале 1974 г. подавленный Хит объявил о досрочных выборах, вопрошая: «Кто станет управлять Британией?» После ожесточенных предвыборных дебатов электорат однозначно ответил: «Не вы». Лейбористское правительство возвращалось в тот год дважды, сначала с так называемым «подвешенным парламентом» (лейбористы победили, но не получили большинства в палате общин), а второй раз – с минимальным большинством. Однако они не могли предложить ничего нового, кроме повышения максимальной ставки подоходного налога до 83 % плюс 15 % на дивиденды – самая высокая ставка в послевоенный период. Экономическая ситуация в стране была откровенно критической. Правительство расходовало почти половину национального продукта. Инфляция составила 30 % при одновременном застое в экономике – феномен, известный как стагфляция. Какой бы ни была политика консенсуса, которой страна придерживалась начиная с 1945 г., у экономики просто не было средств ее оплачивать. Зарубежные комментаторы говорили о «чисто британском заболевании» и называли страну «европейским больным». В 1976 г. Вильсон передал свои полномочия на Даунинг-стрит, 10, своему старому коллеге по партии, полному энтузиазма Джеймсу Каллагану. Это единственный политик, который за свою карьеру занимал посты министра внутренних дел, министра иностранных дел, министра финансов и премьер-министра. «Когда я бреюсь по утрам, – мрачно сказал он как-то Вильсону, – то говорю себе, что, будь я моложе, эмигрировал бы». Правда, он добавил, что не знает куда.

Хотя нефть на дне и шельфах Северного моря добывали с 1975 г., прибыль от ее продажи была недостаточно велика, чтобы вывести казначейство из бедственного положения. В 1976 г. министр финансов Дэнис Хили был вынужден обратиться в Международный валютный фонд с просьбой о предоставлении 2,3 миллиарда фунтов займа для выхода из экономического кризиса. Чтобы вернуть эти деньги, ему пришлось сократить запланированные государственные расходы на 3 миллиарда фунтов. Каллаган и сам кардинальным образом пересмотрел свои взгляды на производственную дисциплину. Он был просто в ужасе от поведения своих старинных соратников, профсоюзов. «Что вы скажете по поводу этого чудовищного акта – прекращения работы в детских больницах без предварительного уведомления?» – вопрошал он свой кабинет министров. Он предостерегал делегатов партийной конференции 1976 г. от излюбленного приема 1940-х гг., «когда всеобщую занятость можно было обеспечить одним лишь росчерком пера министра финансов… Я со всей ответственностью заявляю вам, такого варианта больше не существует». Давний оптимизм корпоративного государства XX в. от административно-командной экономики Эттли до планового режима Вильсона уже не способен был решать вопросы, которые стояли перед страной. Именно денежно-кредитный кризис 1976 г., а не наступление эпохи тэтчеризма, ознаменовал собой конец послевоенной политики консенсуса. Правительство могло издавать законы о социальном обеспечении, но не в его силах было заставить экономику платить за него. Экономика – это не армия.

Но Каллаган говорил с глухими. Его не услышали. Как и Хита, его загнал в угол всплеск активности профсоюзов, который спровоцировал беспрецедентный рост бюджетной сферы, насчитывавшей уже 12 миллионов членов тред-юнионов. Но как политическая сила профсоюзы бились в предсмертной агонии. Связанная с многочисленными забастовками «зима недовольства»[51] 1978/79 г. чуть не закончилась всеобщей забастовкой работников госсектора. Замерзшие мусорные кучи на улицах, невероятные сообщения о телах усопших, которые никто не хоронит… Говорят, в какой-то момент премьер-министр сказал руководителям тред-юнионов: «Мы перед вами в невыгодном положении». В марте 1979 г. Каллаган утратил свое хрупкое большинство, проявив непростительную неуверенность, когда шотландские парламентарии восстали против его отказа предоставить им ограниченную автономию. Журнал The Economist поместил на обложке его портрет во всех шотландских, уэльских и ирландских регалиях. Премьер изо всех сил старался удержаться у власти, но оказался еще одним английским правителем, которого погубила «кельтская окраина». Его истинным врагом стала утрата обществом веры в способность правительства руководить государственным аппаратом, созданным за последние полстолетия.

Четырьмя годами ранее, в 1975 г., сложный и запутанный процесс выбора руководства Консервативной партией принес весьма неожиданный результат: преемником Хита стала 41-летняя Маргарет Тэтчер. Дочь бакалейщика из Грэнтема, получившая образование в Оксфорде, она никогда не была бедной девочкой из бесплатной средней школы, жестоко страдавшей от мужского шовинизма, какой она пыталась себя представить. Напротив, Тэтчер быстро поднялась вверх, опираясь на поддержку партии, готовой выдвигать талантливых женщин. Занимая пост министра образования в правительстве Хита, Тэтчер была свидетелем постыдных метаний в политике кабинета. Тэтчер была убеждена, что такое никогда не должно повториться. Говоря о социализме, она заметила: «Ни одна форма правления не подвергалась более тщательной проверке и не проходила столь долгого исследования. Это полный провал». Тэтчер всегда повторяла строчку Киплинга: «Мы получили урок, а впрок ли нам он пойдет?»[52] 3 мая 1979 г. народ Великобритании впервые избрал премьер-министром женщину. Ей и предстояло проверить пророчество Киплинга.

Тэтчеризм

1979–1990 гг

Тэтчер была «темной лошадкой». Ее собственная партия считала ее чужой, частью «крестьянского бунта» против Хита, аутсайдером, которого вскоре сменит на посту премьер-министра более приемлемый, внушающий доверие лидер. Маргарет Тэтчер была властным человеком. Она всегда производила впечатление чрезмерно холеной, чрезмерно самоуверенной мещанки, но этот образ несколько уравновешивал ее муж Дэнис, бонвиван, которого пилит жена, веселый завсегдатай гольф-клубов. Дэнис Тэтчер даже стал прототипом героя музыкальной комедии «Кто-нибудь за Дэниса?» (Anyone for Denis?). Кстати, поговаривали, что ни один из бывших коллег Тэтчер по кабинету министров за нее не голосовал.

От получившего вотум недоверия предыдущего правительства новому досталась страна, вступившая в один из самых тяжелых экономических кризисов, «европейский больной», как называли Великобританию в середине 1970-х гг. При всех своих консервативных правых взглядах Тэтчер пришла во власть, не имея готового программного документа, а только с истовой убежденностью, что проклятие британской экономики заключается в ограничении свободы торговли и излишней зависимости всех граждан от государства. Она утверждала, что Хит, Вильсон и Каллаган не смогли удержаться на плаву из-за своего безволия. «Мы голосовали не за ее убеждения, а за ее убежденность», – сказал один из ее коллег. На пороге резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, Тэтчер цитировала Франциска Ассизского: «Туда, где раздор, позвольте принести гармонию». Но делать этого она не собиралась. При инфляции в 22 % новый канцлер казначейства сэр Джеффри Хау оказался столь же суровым и жестким, как Сноуден в 1931 г. Его бюджет 1979 г. снизил верхние ставки подоходного налога с 83 до 60 %. Защищая государственные пособия, он сократил государственные расходы во время быстрого роста инфляции. Популярность правительства резко сократилась: в его поддержку выступали не более 20 % населения. Тэтчер оставалась непреклонной. Она считала, что не отступит, даже если количество безработных перевалит через отметку 2 миллиона. Премьер снова и снова повторяла: «У нас нет другого выхода». На самом деле она вторила словам Каллагана 1976 г.

В июле 1981 г. настроение нации ненадолго подняла «свадьба века», бракосочетание принца Уэльского и леди Дианы Спенсер. Это было событие, которое публика встретила с необычайным воодушевлением. Британцы наконец вспомнили, что хоть что-то они могут делать хорошо. В Лондон съехались до 600 000 туристов, церемонию транслировали по всему миру, и ее смотрели более 500 миллионов телезрителей. Но эта радость померкла, когда в Лондоне, Ливерпуле и других городах вспыхнули самые массовые городские беспорядки за всю современную историю. Причиной их стала смесь межрасовой напряженности, безработицы и неудовлетворительной работы полиции по охране общественного порядка. Казалось, драконовская политика Тэтчер не только не приносит плоды, но и ведет к острым социальным раздорам. В открытом письме в Times 364 экономиста просили премьер-министра изменить политический курс.

Но в тот момент удача сдала Тэтчер сразу два козыря. Лейбористы избрали главой партии престарелого представителя левого крыла Майкла Фута, который сменил на этом посту Каллагана. Это стало причиной выхода из партии «банды четырех» – корифеев рабочего движения, которые создали новую левоцентристскую Социал-демократическую партию Великобритании. Их уход сыграл для лейбористов такую же роль, какую сыграл раскол, спровоцированный Ллойд Джорджем к выгоде консерваторов. В течение 1981–1982 гг. эта новая партия опережала лейбористов, а ее лидера Роя Дженкинса даже называли наиболее вероятным преемником Тэтчер на посту премьер-министра.

Еще более неожиданная помощь пришла из-за моря. Невзирая на воинственные речи, из-за которых в Москве ее назвали «железной леди»[53], что ей очень льстило, Тэтчер в вопросах внешней политики была малозаметна. Вскоре после вступления в должность она отправила министра иностранных дел лорда Каррингтона вести переговоры в последнем оплоте империи. Его целью был демонтаж мятежного режима Яна Смита в Родезии и создание государства Зимбабве. Кроме того, были начаты подобные переговоры и по вопросу передачи британской колонии Гонконг КНР. Министр обороны Джон Нотт воспользовался этим, чтобы заявить о том, что теперь Великобритании не нужен военно-морской флот, способный достигнуть любой точки земного шара, и о необходимости сокращения флота, запланированного на середину 1982 г. Это событие прошло незамеченным для всех, кроме военной хунты Аргентины, которая давно заявляла свои претензии на Фолклендские острова – британскую островную колонию в южной части Атлантики. В апреле 1982 г. Буэнос-Айрес неожиданно высадил на Фолклендах десант, захватив территорию островов. Какой бы незаконной ни была эта операция, у Аргентины имелись серьезные причины считать, что военного ответа со стороны Британии не последует.

Захват островов ошеломил Британию настолько, что, лишившись поддержки собственной партии и всего населения, Тэтчер столкнулась с угрозой неминуемой отставки. И ее министр иностранных дел, и министр обороны находились за пределами страны, когда Тэтчер рискнула лично отправить крупное британское военно-морское соединение, чтобы вернуть контроль над Фолклендскими островами. Это было весьма рискованное решение, и тут Тэтчер могла положиться только на близкую дружбу, связывавшую ее с новым американским президентом Рональдом Рейганом. И он, хотя и не пожелал втягивать в конфликт американские войска, оказал значительную материальную поддержку и обеспечил разведданными, а также тайно держал в боевой готовности авианосец. Спустя два месяца Великобритания, потеряв 6 кораблей и 255 британских военнослужащих, полностью вернула себе контроль над островами.

Никогда еще демократия не воздавала должное военным победам подобным образом. Расследование причин вооруженного вторжения на Фолклендские острова проводил специальный комитет Тайного совета под председательством лорда Фрэнкса. В его отчете тактично замалчивалось пренебрежение Маргарет Тэтчер к вопросам обороны Фолклендских островов. Популярность Тэтчер, судя по опросам общественного мнения, взлетела на 10 %, о ней говорили во всем мире, и ей оказывали почтение как Рейган, так и его советский визави Михаил Горбачев. Ни один премьер со времен Черчилля не пользовался такой популярностью в мире. Тэтчер наслаждалась славой, прикрываясь риторикой мирового лидерства. Она поучала Советский Союз, призывая покончить с коммунизмом, а белых южноафриканцев призывала покончить с апартеидом. Она, как ей казалось, беспощадно сражалась с проявлениями социализма в Евросоюзе и вела себя достаточно бестактно, но эффективно на его бесконечных саммитах. «Мы в Британии не для того так успешно свернули границы государственного влияния, чтобы теперь нами командовало европейское сверхгосударство, диктуя свою волю из Брюсселя». В 1984 г. Тэтчер добилась от ЕЭС, чтобы Великобритании возвращали часть выплат в европейский бюджет как компенсацию за неиспользование общих сельскохозяйственных фондов.

В 1983 г. консерваторы одержали самую серьезную победу на парламентских выборах за весь послевоенный период, что позволило лидеру партии проводить политику, которая позже получит название «тэтчеризм». В тот же период глава кабинета делала лишь первые шаги в этом направлении. Премьеру впервые пришлось пережить покушение, совершенное ИРА в октябре 1984 г., когда во время партийной конференции в «Гранд-отеле» в Брайтоне взорвалась бомба. Погибли пять человек, но Тэтчер категорически отказалась отменить конференцию, а лишь попросила Marks & Spencer открыть магазин пораньше, чтобы делегаты могли сменить испорченную одежду. Это был неординарный поступок. Но после теракта в Брайтоне она значительно усилила меры личной безопасности, что отдалило ее от коллег и общественности. Сама же Тэтчер утверждала, что трагическое происшествие в «Гранд-отеле» только укрепило ее в намерении настаивать на дальнейшем проведении реформ.

Правительство уже открыто конфликтовало с шахтерами, которые под руководством президента Национального союза горняков Артура Скаргилла бастовали против запланированного закрытия 20 убыточных шахт. В результате такого сокращения потеряли бы работу 20 тысяч горняков. Хотя новые законы запрещали «выездные пикеты», которые подтягивались к месту проведения забастовок, и требовали проведения голосования о забастовке в той форме, которая категорически не устраивала Скаргилла, конфликт принял характер последней линии обороны рабочего класса. В ходе одной из таких забастовок на коксохимическом заводе британского монополиста British Steel Corporation в Южном Йоркшире, получившей по месту расположения предприятия название «Оргривское сражение», полиция и пикетчики сошлись в рукопашной, как в Средние века, – с дубинками, камнями, верхом на лошадях. Забастовка продолжалась со все возрастающим ожесточением, но в марте 1985 г. была подавлена. Последовало закрытие одной за другой всех шахт, находившихся в списке нерентабельных. Были и другие сражения между профсоюзами и предпринимателями, в частности в Уоппинге, в Восточном Лондоне, на полиграфическом комбинате News International, принадлежавшем международному газетному магнату Р. Мердоку. Поскольку традиционные отрасли промышленности переживали спад, стали возникать рабочие места в более конкурентоспособной сфере обслуживания. Власть профсоюзов ослабела, и к середине 1980-х гг. принятые Тэтчер меры наконец стали приносить свои плоды.

В той области, которая, по общему мнению, была у Тэтчер главенствующей, – в политике приватизации – премьер была гораздо осторожнее не в последнюю очередь потому, что понимала, какую политическую цену ей уже приходится платить за жесткие условия первых трех годовых бюджетов в начале 1980-х гг. В местном самоуправлении она распорядилась устраивать тендеры частных фирм на предоставление услуг, таких как сбор и вывоз отходов. Тэтчер настаивала, что у жителей должно быть «право покупать» свои жилищно-коммунальные услуги. Она вынуждала местные органы управления экономить бюджетные средства жестче, чем где бы то ни было в Европе. А в 1985 г. по распоряжению премьер-министра был упразднен стратегический орган управления Лондоном, Совет Большого Лондона, которым в тот период управлял представитель левого крыла Лейбористской партии Кен Ливингстон. И все же Тэтчер всячески препятствовала приватизации угольных шахт, железнодорожных путей сообщения и почты, которые она считала «общенародными». А себя Тэтчер отождествляла с народом: так, компанию Britoil она называла «моя нефть» и спорила с Европейским союзом из-за «своих денег». И хотя во многих отношениях она была последовательницей Роберта Пиля, ей были не чужды также взгляды и методы Дизраэли.

В 1983 г. Найджел Лоусон, бывший финансовый журналист и решительный сторонник свободного рынка, сменил Хау на посту министра финансов, что положительно сказалось на ходе приватизации. Список предприятий, подлежавших разгосударствлению, показал, что в послевоенный период консенсуса национализация коснулась едва ли не каждого сектора экономики. Список включал в себя автомобилестроение, вагоностроение, нефтедобывающие и нефтеперерабатывающие компании, авиаперевозки, аэропорты, паромы, морские порты, предприятия по производству компьютеров, телефонную и телеграфную связь, производство стали, газ и электричество. Все предприятия, которые до войны находились в частных руках, очень быстро вновь перешли в частный сектор экономики. В 1986 г. Лоусон вступил на доселе неприкосновенную территорию финансовых услуг. «Большой взрыв» в лондонском Сити 27 октября допустил иностранные фирмы к наиболее ревностно охранявшимся рынкам, торговым банковским услугам, и разрешил строительным инвестиционным компаниям также участвовать в торгах на бирже. Все барьеры пали, осторожность была отброшена. Подогреваемая выпуском акций приватизированных предприятий, занятых оказанием коммунальных услуг, экономическая активность переживала настоящий бум до «черного понедельника» в октябре 1987 г., дня обвала финансовых рынков. Это событие странным, как могло бы показаться, образом совпало с мощнейшей в истории метеонаблюдений «Великой бурей», при которой скорость ветра достигала 190 километров в час. На юго-востоке Англии эта буря вырывала с корнями целые леса. Однако Сити восстановился быстрее, чем зеленые насаждения, и всего через десять лет Лондон уже соперничал с Нью-Йорком за право называться столицей мировых финансов. Но экономика теперь в значительной мере зависела от финансовых услуг, что спустя два десятилетия дорого ей обошлись.

К этому моменту окончательно сформировались основные черты «тэтчеровской Британии». Страна восстановилась от потрясений 1970-х гг. и медленно, но уверенно продвигалась вверх в рейтинге самых процветающих стран Европы. Большинство людей стали богаче, включая тех, кто получал пособия от государства, хотя пресса уделяла особенно много внимания тратам на машины и дома «яппи» (young urban professionals, молодых горожан с высшим образованием и высокими доходами). Первое поколение выпускников быстро развивающихся новых университетов, как мужчин, так и женщин, боролось за рабочие места. В сатирической пьесе Кэрил Черчилль «Серьезные деньги» (Serious Money, 1987) описывается делец-миллионер с фондовой биржи, среднестатистический преуспевающий выходец из рабочего класса, «медианный избиратель» Маргарет Тэтчер. Но постановкам лучших лондонских театров бросали вызов здания Кэнэри-Уорф и бесконечные американские телесериалы «Даллас» и «Династия». Лондон все больше походил на Нью-Йорк. Если 1960-е гг. были «травоядными», а 1970-е – «плотоядными», то 1980-е стали совершенно «всеядными».

Несмотря на имидж бессердечного, безжалостного политика, Тэтчер идея пресловутого послевоенного консенсуса была ближе, чем многим могло бы показаться. Ей было трудно ограничивать социальное обеспечение, бюджетные отчисления на эти цели увеличивались на протяжении всех 1980-х гг. Выросли даже затраты на жилищные субсидии, что ей особенно не нравилось – если только это не были ипотечные кредиты на покупку жилья. Представитель правого крыла консерваторов Николас Ридли даже назвал правительство 1983 г. «впустую потраченными годами Тэтчер». Конечно, только после третьей победы на выборах 1987 г. Тэтчер чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы нападать на департаменты Уайтхолла так же решительно, как в свое время на местные органы управления и на сектор госторговли. Но даже здесь она отказалась от приватизации Национальной службы здравоохранения, а в сфере образования ее реформы сводились скорее к централизации, чем к приватизации. Тэтчер ввела первую в Англии общенациональную учебную программу, которая строилась вокруг «ядра», включавшего английский, курсы естественных наук и технологии и краткий курс истории и географии. Изменения в руководстве университетов покончили с самоуправлением этих учебных заведений, которое зародилось еще в Средние века. Министр образования Кеннет Бейкер в «белой книге» по образованию 1988 г. провозгласил, что университеты должны «стать ближе к миру бизнеса». Это было возрождение централизованного планирования 1940-х гг. Нейтральный комитет по распределению субсидий университетам был распущен, и оценивание научных достижений переходило непосредственно под юрисдикцию Уайтхолла. Достижения ученых стали измерять количеством напечатанных книг и написанных статей.

Запас жизненных сил у Тэтчер просто поражал. Она могла засидеться допоздна с бокалом виски и встать рано после каких-нибудь четырех часов сна, сделать прическу у парикмахера, пока ей докладывают новости сельского хозяйства. Личный секретарь стоял рядом, чтобы передать ее недовольные замечания по поводу «чересчур больших субсидий фермерам» дежурному чиновнику в Министерстве сельского хозяйства. К концу десятилетия, однако, Тэтчер заметно сдала. В ноябре 1989 г. она с радостью восприняла новость о падении Берлинской стены как доказательство победы в длительной борьбе с коммунизмом, но не прониклась духом времени и резко возражала против объединения Германии. Ее властность и категоричность привели к тому, что коллегам было все труднее работать с ней, и, как и многие премьеры до нее, достаточно долго находившиеся у власти, она замкнулась в узком кругу своих помощников на Даунинг-стрит.

В последний год пребывания Тэтчер на посту премьер-министра она стремительно теряла влияние. В своем манифесте от 1987 г. Тэтчер обещала заменить поимущественный налог, тогда известный как местный налог, коммунальным налогом, в реальности же он стал первым подушным налогом со времен Джона Гонта. Его так и называли в народе. Этот налог ввели в 1989 г. в Шотландии, и он был настолько непопулярен, что консерваторы лишились поддержки избирателей в этой части королевства. В Англии налог ввели в 1990 г., и уже в марте на Трафальгарской площади прошли серьезные массовые акции протеста. К концу года на 2,8 миллиона человек были наложены штрафные санкции за неуплату налога. Члены парламента от партии консерваторов были близки к отчаянию: этот налог чрезвычайно негативно влиял на их шансы на переизбрание. К этому добавилось и отступничество двух самых верных помощников Тэтчер, Лоусона и Хау – министра финансов и министра иностранных дел. Они оба выступали за то, чтобы Великобритания приняла участие в новой системе, введенной Европейским сообществом, которая получила название «Европейский механизм регулирования валютных курсов», в рамках подготовки к введению единой европейской валюты. На тот момент этот вопрос не являлся ключевым или значимым, но отношения внутри кабинета министров были настолько скверными, что оба министра подали в отставку в 1989 и 1990 гг., оставив Тэтчер без политической поддержки. В своей разгромной речи об отставке 13 ноября 1990 г. Хау говорил о своих коллегах, которые вели переговоры в Европе: «Это все равно что посылать ваших ведущих игроков в крикет на линию только затем, чтобы в тот момент, когда им нужно будет сделать первый удар, они обнаружили, что их биты накануне игры сломаны самим капитаном команды». Напряжение быстро росло. Вслед за Хау бросил вызов Тэтчер давний критик ее диктаторского стиля Майкл Хезелтайн, выдвинув свою кандидатуру на пост лидера Консервативной партии. И хотя Тэтчер победила в первом туре голосования, перевес голосов был недостаточным, чтобы предотвратить второй тур, в котором второстепенные кандидаты уже бы не участвовали. В этом раунде Тэтчер могла проиграть, и 22 ноября она по одному вызывала своих коллег по кабинету министров, чтобы спросить их совета. Каждый из министров порекомендовал ей подать в отставку, но не рисковать на выборах, так как она может проиграть Хезелтайну, а такого лидера партии никто из них не хотел. Тэтчер была совершенно раздавлена. Позже эту ситуацию назовут «дефенестрацией на Даунинг-стрит». К удивлению всей страны и к потрясению всего мира, Тэтчер действительно подала в отставку. Позже в тот же день, на последнем заседании палаты общин, во время, отведенное для вопросов правительству, лидер лейбористов Нейл Киннок попытался напасть на нее с критикой. Впоследствии она вспоминала, как благодарна была за возможность гневно ответить ему и остальным своим критикам, «иначе я расплакалась бы». «Мне начинает это нравиться», – закончила она под общий смех.

Причины успеха, как и причины краха правления Маргарет Тэтчер кроются в самой личности этой женщины. Она стала воплощением тори, твердой, закаленной, классово ориентированной и тенденциозной партии, которую противники называли «отвратительной». Одно из самых спорных замечаний Тэтчер гласит: «Нет такого понятия, как общество». С кабинетом министров и с палатой общин Тэтчер справлялась мастерски, но чем дальше от Вестминстера, тем меньше значило ее слово. Влияние ее было особенно слабым там, где политические баталии приобретали предельную остроту, в так называемой «малой Англии». Она разрушала аппарат Консервативной партии в больших городах, а то и в графствах и своим подушным налогом отвратила от себя простых членов партии. Не удалось ей совладать и с теми, кто на протяжении всей истории страны резко критиковал правителей Англии, – лидеров кельтских окраин и континентальной Европы. Для них, как и для большинства представителей рабочего класса Великобритании, наследием тэтчеризма стали закрытые сталелитейные заводы, безмолвные шахты, холодные стеклянные вышки над лондонским Сити и доками, инвесторы в жилищном строительстве с заоблачными бонусами.

Тэтчер управляла страной скорее в нормандском, чем в саксонском стиле. Она была сторонником централизации и конечно же отнюдь не поборником делегирования власти и принципа невмешательства государства в экономику. Она свято верила во власть государства и в свое право распоряжаться этой властью. Хотя Тэтчер и распростилась с большей частью старого сектора государственной торговли, все то, что оставалось в собственности правительства, находилось под ее жестким личным контролем и контролем казначейства. Местная демократия, на долю которой в Великобритании приходилось 85 % политического участия, была выхолощена. Относительную независимость судов, университетов и органов образования, здравоохранения и полиции буквально задушила масса законодательных актов, навязывавших политику Уайтхолла. Государство для Тэтчер было машиной управления, которая в основном базировалась в Лондоне. Эта машина издавала множество статутов, напичканных статьями в стиле Генриха VIII, которые позволяли министрам принимать решения, действуя по собственному усмотрению в обход парламента.

И тем не менее достижения Тэтчер на посту премьера были впечатляющими. Она была первым лидером Великобритании за последние пятьдесят лет, который стал фигурой мирового масштаба. В 1970-х гг. Великобритания была «европейским больным», которого терзали сомнения и неуверенность в себе. Франкфурт и Брюссель могли соперничать с Лондоном за право называться коммерческим центром Европы. Тэтчер положила этому конец. Она вновь выдвинула концепцию «управляемости правительством», временно пошатнувшуюся с уходом Хита, и вдохнула новую жизнь в так называемые викторианские ценности – законопослушание, трудолюбие и высокую нравственность, – склоняясь к так называемому «государству-няньке» с быстрым развитием законодательной базы для здравоохранения и системы безопасности. И все же Тэтчер управляла довольно терпимым, либеральным и непочтительным государством. Чего бы она ни добивалась, ее действия не шли вразрез с социальной революцией 1960-х и 1970-х гг. Не было ужесточения или реформ, направленных против разводов или абортов, и, что самое удивительное, Тэтчер признала тот факт, что общество стало терпимее относиться к гомосексуализму, а это, пожалуй, одно из важнейших изменений в общественном сознании в период ее пребывания у власти.

К 1990-м гг. правительства других стран спрашивали у Уайтхолла совета относительно политики в духе Тэтчер. Немцы, французы, мексиканцы, бразильцы, даже американцы сталкивались со своими «зимами недовольства» на пути к построению послевоенного государства всеобщего благоденствия и консенсуса в своих странах. И везде вера в способность демократического правительства упорядочить политические аспекты экономических проблем подвергалась серьезному испытанию, когда государственный сектор чрезмерно расширялся и экономика была не в состоянии его содержать. Все страны были свидетелями того, как Тэтчер смогла удержать или восстановить контроль, пусть и вернувшись к централизованному управлению. Ей удалось снизить инфляцию в стране с 22 до 4 %, кроме того, она урезала правительственные сборы с валового внутреннего продукта с 43 до 36,5 %. Тэтчер вернула страну на путь роста благосостояния при помощи сбалансированного госбюджета и процесса приватизации. Это было очень непросто, и премьер-министром восхищались, но редко любили как народного лидера. И все же к 1990 г. она добилась процветания державы, что не удавалось ее предшественникам на протяжении трети столетия.

Преемники Тэтчер

1990–2011 гг

Человеком, который после ухода Маргарет Тэтчер со всех постов, вызванного разногласиями в партии, был в ноябре 1990 г. избран лидером консерваторов и вследствие этого назначен новым премьер-министром, стал верный сподвижник Тэтчер Джон Мейджор. Соратники по партии остановили на нем свой выбор, чтобы, как они говорили, «придать тэтчеризму человеческое лицо». При его бесцветной внешности и обыкновенности, нередко вызывавших насмешки, он был привлекательным и порядочным человеком. Его прошлое никак не соответствовало образу политика-тори: сын циркача из Брикстона, он не имел университетского образования, но благодаря его деловым качествам на него смотрели как на надежного партийного работника, безукоризненного «почетного секретаря клуба» и стража «золотой осени» тэтчеризма.

Новый премьер невозмутимо приступил к своим обязанностям. Он вернул в правительство ниспровергателя Тэтчер Майкла Хезелтайна, сделав его своим заместителем, и отменил подушный налог. При нем в тесном союзе с Америкой Великобритания успешно завершила Первую войну в Персидском заливе, изгнав иракские войска из Кувейта. При подписании Маастрихтского договора, определившего будущее Европы, Мейджору удалось добиться для Великобритании «особой позиции». Таким образом, страна осталась вне зоны действия единой европейской валюты и избежала наложения ограничений на трудовое и социальное законодательство. Вопреки опросу общественного мнения и к невероятному разочарованию лейбористов, он привел консерваторов к победе на выборах в 1992 г. Мейджор завоевал самый высокий рейтинг популярности за всю историю, став единственным партийным лидером, которому отдали свои голоса 14 миллионов избирателей, но в палате общин тори получили непрочное большинство в 21 место.

Правительство решительно и энергично проводило приватизацию, затрагивая даже те сферы, на которые сама Тэтчер не осмелилась в свое время посягнуть. Так, правительство Мейджора приватизировало угольную промышленность, железные дороги, водоснабжение, привлекло частный капитал к строительству новых дорог, школ и больниц. При этом Мейджор стремился охватить Хартией граждан, сводом документов, где были зафиксированы стандарты работы общественных служб по предоставлению услуг, принятых в 1991 г., как можно больше социальных сфер жизни общества. Эта хартия, импонировавшая политикам на рубеже тысячелетий, была своеобразным договором, причем весьма расплывчатым, между власть имущими и народом, которым они правили.

Свой успех 1992 г. Мейджору закрепить не удалось. Вопреки опасениям Тэтчер, в 1990 г. Великобритания присоединилась к Европейскому валютному механизму (ЕВМ), и теперь экономика страны переживала незначительную рецессию. Международные инвесторы стали сбывать фунт. 16 сентября 1992 г. наступает «черная среда». В этот день по классическому сценарию обвала курсов валют произошло резкое падение фунта, и Лондон вынужден был в спешном порядке покинуть Европейский валютный механизм. Хотя вынужденная девальвация фунта благоприятно сказалась на экономической ситуации, ее, оправдывая нежелание Тэтчер проводить любые формы валютного регулирования, трактовали как унизительную. У Мейджора теперь постоянно возникают разногласия с правым крылом партии по поводу стратегии развития отношений с Европой. Кроме того, он нажил себе нежелательных врагов в Уэльсе и Шотландии после того, как отверг все просьбы об автономии их парламентов. Рейтинг популярности консерваторов упал ниже рейтинга лейбористов и уже не смог подняться.

Еще более радикальные перемены после выборов 1992 г. проходили внутри Лейбористской партии. Новым лидером партии был избран Джон Смит, который назначил молодого члена палаты общин Тони Блэра на пост министра внутренних дел в теневом кабинете. Наделенный харизмой Блэр и лишенный этого дара Гордон Браун подготовили «проект нового лейборизма», направленного на кардинальную реорганизацию лейбористского движения сверху вниз. Со временем, после того как в 1994 г. скоропостижно скончался Смит и Блэр сменил его на посту лидера партии, члены этой инициативной группы превратились в настоящих революционных вождей. Каждая следующая партийная конференция предлагала программу конституционных реформ, урезала полномочия профсоюзов, ослабляла власть всемогущего Национального исполнительного комитета Лейбористской партии. На большинстве внутрипартийных выборов старое голосование тред-юнионов блоком заменили системой «один человек – один голос». Вопреки традиции, на ежегодной конференции больше не составлялся программный манифест. Целое массовое движение, характер которого почти не изменился за сотню лет со времени его возникновения, было мгновенно преобразовано в механизм, направленный на обеспечение победы партии во главе с могущественным вождем на выборах. Трансформация Лейбористской партии впечатляла. Ушли в прошлое распри, расколы, враждебная атмосфера митингов. Партия во многом стала напоминать «новых демократов» Б. Клинтона в США, опыт которых Блэр и Браун старательно изучали.

В период между 1994 и 1997 гг. Блэр и Браун вместе с политическим консультантом Питером Мандельсоном и журналистом таблоида Аластером Кэмпбеллом, превратившимся в «спин-доктора» (что-то вроде мастера интриг), провернули второе преобразование. Они заверили общественность, что политика лейбористов возьмет на вооружение элементы тэтчеризма, которые доказали свою эффективность. Блэр публично отказался аннулировать антипрофсоюзные законы, принятые правительством Тэтчер. Он также пообещал развивать программу приватизации, начатую «железной леди». Когда-то активный участник Движения за ядерное разоружение, Блэр стал ярым сторонником накопления Британией ядерных арсеналов и проамериканской внешней политики. Браун энергично ратовал за бережливость в расходовании государственных финансов, одновременно давая обещание, что в случае победы лейбористов на выборах подоходный налог не увеличится. В качестве символического жеста Блэр и Браун исключили из устава партии историческую статью IV, напечатанную на каждом членском билете: «Обеспечить работникам физического и умственного труда полный продукт их труда… создавая общественную собственность на средства производства, распределения и обмена». Точно так же как Джон Мейджор стремился оградить партию консерваторов от излишне суровых крайностей тэтчеризма, Блэр отдалил лейбористов от их социалистического прошлого и повел их по «третьему пути». Кстати, это словосочетание вошло в один из многочисленных лозунгов, украсивших его предвыборную программу. Оба лагеря делали все возможное для достижения победы, но было уже очевидно, что лавры триумфатора достанутся Блэру. В 1995 г. в самый пик опроса общественного мнения он, насмехаясь над изрядно потрепанным предвыборной гонкой Мейджором, сказал: «Я свою партию возглавляю, а он у своей идет на поводу». Привычная расстановка правых и левых сил опрокинулась.

В 1990-х гг. тэтчеризм постепенно выветривался. Экономика пережила масштабную деиндустриализацию. Ее основу теперь составляли финансовые операции, информационные технологии, туризм, индустрия культуры и развлечений. Дальнейшая судьба устремленных ввысь сооружений заново отстроенных доков Лондонского порта зависела только от финансирования и финансистов. В отличие от городков континентальной Европы провинциальные центры Англии буквально чахли. Главной причиной их упадка стали ограничения, наложенные органами центрального государственного управления на местное частное предпринимательство. В то же время сельское хозяйство быстро развивалось под защитой законов, предусматривавших краткосрочное планирование. В Кембриджшире вдоль автомагистрали M11, в Восточном Мидленде, в долине реки Северн как на дрожжах вырастали все новые жилищные комплексы и служебные постройки. Ежегодно строительная лихорадка съедала территорию, равную по площади Бристолю.

Ситуация в сельском хозяйстве нормализовалась в основном благодаря европейским сельскохозяйственным субсидиям. Впрочем, для сельской Британии нашлось и другое применение. Набирали популярность такие виды досуга, как пешие прогулки, езда на велосипеде, отдых на лоне природы в палатках и даже серфинг. Количество членов организации по охране исторических памятников, достопримечательностей и живописных мест возросло с 2 миллионов в 1990 г. до почти 3 миллионов к концу десятилетия. Гластонберийский музыкальный фестиваль привлекал более 100 000 гостей каждый год. После принятия в 1997 г. Киотского протокола по проблемам изменения климата политика окрасилась в зеленый цвет. Активисты движения в защиту окружающей среды призывали нацию к сокращению выбросов парниковых газов. С середины 1990-х гг. Всемирная паутина Интернета начала проникать в каждый дом, меняя способы ежедневного общения и доступа к информации. Люди смогли работать не выходя из дома, вследствие чего произошел всплеск деловой активности в отдаленных районах страны.

В 1997 г. лейбористы одержали над консерваторами сокрушительную победу. Они получили рекордное большинство мест в палате общин – 419. Тори потерпели самое тяжелое поражение на выборах после 1906 г. Беспрецедентная по размаху избирательная кампания Блэра, гимном которой стала популярная песня «Все будет только лучше» (Things Can Only Get Better), была проведена просто блестяще. В мае в сопровождении своей жены Шери он вошел в резиденцию премьер-министра на Даунинг-стрит с торжествующим видом главы государства. Календарь Даунинг-стрит был заполнен вечеринками, проходившими под лозунгом Cool Britannia (Крутая Британия). Звания пэров посыпались на так называемых лейбористских «милашек» из области искусства и шоу-бизнеса. Даунинг-стрит превратилась в новый Камелот. «Шампанский социализм» Рамсея Макдональда возродился для нового поколения знаменитостей.

Администрация Блэра неустанно проводила презентации. Его ближайший соратник и пресс-секретарь Кэмпбелл, обладавший сильным волевым характером, буквально подчинил себе весь кабинет. Казалось, что деятельность правительства свелась к непрерывной череде мероприятий, каждое из которых подвергалось испытанию под названием «Как это событие будет освещено в завтрашнем выпуске Daily Mail?». Стиль правления премьер-министра был охарактеризован как наполеоновский или, как его назвали в Англии, «диванное управление». А ветеран Лейбористской партии, член палаты общин Тэм Дальелл сравнил кабинет Блэра со двором Людовика XVI.

Особый стиль Блэра проявился уже в августе 1997 г., после гибели в автомобильной катастрофе в Париже принцессы Дианы, бывшей жены принца Уэльского. Народная скорбь была безграничной. Страсти подогревала растиражированная прессой трогательная история о том, как простота и наивность молодости были изгнаны из ханжеского королевского семейства. Под нажимом общественного мнения королевская семья, не входившая в число поклонников Дианы, вынуждена была вернуться из Шотландии в Лондон и принять участие в публичных похоронах. Возле Кенсингтонского дворца, где жила Диана, выросла целая гора завернутых в целлофан букетов. На траурной церемонии Блэр произнес панегирик в честь «народной принцессы». Брат Дианы в своей речи практически без обиняков обвинил в гибели сестры главных ее порицателей. Его слова были встречены аплодисментами.

Блэр быстро разобрался с вопросом, который немало досаждал его предшественникам. Были приняты законопроекты о создании выборных законодательных ассамблей в Шотландии, Уэльсе и Лондоне. В 1999 г. впервые после 1707 г. заработал парламент Шотландии. В том же году начала работу новая Национальная ассамблея Уэльса. Кстати сказать, прежде валлийцы имели право на самоопределение лишь в далеком Средневековье. Не без тайного вмешательства Мейджора состоялись переговоры между республиканскими лидерами Северной Ирландии. В 1998 г. Блэр подписал «Соглашение Страстной пятницы» (Белфастское соглашение), предусматривавшее примирение протестантской и католической сторон. Впрочем, разразившаяся в результате подписания соглашения борьба за власть привела к тому, что потребовалось еще целое десятилетие, чтобы это соглашение вступило в силу. Все эти меры преображали политику Соединенного Королевства. Заметно активизировались антианглийские настроения в Эдинбурге, Кардиффе и Белфасте, где резко усилились сепаратистские движения. В 2007 г. Шотландская национальная партия фактически сформировала собственное правительство. После тысячелетней централизации власти в Лондоне Британские острова в конечном счете получили определенный конституционный противовес. На протяжении всего своего существования союз англичан и кельтов никогда не был счастливым. Появился шанс, что они придут к согласию в более мягкой федерации, если только не возникнет угроза повторения ситуации, сложившейся в Ирландии, и не произойдет полное отделение.

Эпоха тэтчеризма не закончилась с приходом «новых» лейбористов, как сторонники Блэра ни старались это скрыть. Тэтчер стала первым официальным гостем нового премьера на Даунинг-стрит, 10, и ее визит широко освещался в средствах массовой информации. В Министерстве финансов Браун твердо следовал программе расходов, принятой консерваторами. Его единственным нововведением, а заодно и предметом необыкновенной гордости стало предоставление Банку Англии права устанавливать размер учетной ставки. Уважая исторические корни своей партии, Блэр определил размер минимальной заработной платы, разработал программу «Уверенный старт» для детей из бедных семей. Но, конечно, самым смелым его шагом стало принятие кодекса по доступу к правительственной информации. Правда, позже он сильно сожалел об этом решении. Однажды у него даже вырвалось: «Я содрогнулся, осознав его нелепость». Были проведены и другие реформы, затронувшие образование, здравоохранение и органы местного самоуправления. По существу, они стали продолжением курса консерваторов, направленного на привлечение частного сектора к предоставлению общественных услуг. Блэр особенно стремился, к вящей выгоде финансовых домов Сити, привлечь частный капитал к инвестированию в общественный сектор. Не было и речи о возврате к провинциализму, или локализму. Благосостояние большинства европейских стран регулировалось на местном уровне и совершенно не нуждалось в постоянной реорганизации, тогда как в Великобритании, государстве всеобщего благоденствия, размещение капитала и уровень оплаты труда продолжали навязывать из центра.

На пороге нового столетия становилось все более очевидно, что неуклонное продвижение вперед по пути всеобщего благоденствия «от колыбели до могилы» резко замедлилось. Правительство Блэра всячески совершенствовало систему рыночной экономики, предлагало разнообразные инструменты ее развития, включая субподряд и опцион на выход. Так, выплаты частной подрядной фирме Capita возросли со 112 миллионов фунтов в 1997 г. до 1,4 миллиарда в 2005 г. Все новые больницы, построенные за время правления лейбористов, финансировались частным капиталом, чьи инвестиции в эту сферу составили 6 миллиардов фунтов. По всей стране возникали «Сити-академии». Эти школы отделились от государственной системы обучения и находились на попечении частных спонсоров. За счет частных компаний также обеспечивалось содержание тюрем, инспекторов дорожного движения, видеокамер по контролю за соблюдением скоростного режима на дорогах. Блэр надеялся, что приватизация наконец пробьет косность и инертность Уайтхолла, но осуществить задуманное оказалось нелегким делом. Он терпел неудачу за неудачей и даже жаловался, что «заработал шрамы на спине», стараясь что-то сделать и падая навзничь от бессилия. Кабинет все более и более ощущал свою беспомощность и бесполезность. Секретарь кабинета министров лорд Батлер в докладе, представленном специальной парламентской комиссии, сообщил, что в 1975 г. было 146 правительственных документов, а в 2002 г. только четыре.

Народ оценил усилия Блэра и в 2001 г. переизбрал его на новый срок. Последовал быстрый рост расходов на общественные нужды. Поменялась форма руководства страной. Вместо решений правительства информационный портал секретариата кабинета министров стал публиковать свои цели и таблицы рейтингов. Один из крупных чиновников пожаловался на усталость от «ежедневной канонады приказов и инициатив». В 2005 г. затраты на «консультантов перемен» достигли 2,5 миллиарда фунтов, а темпы роста расходов на содержание Уайтхолла в три раза опережали уровень инфляции. Из-за такого расточительства результаты опросов общественного мнения фиксировали устойчивое нарастание недовольства качеством работы государственных ведомств и служб. Регулярные отчеты социологического агентства YouGov свидетельствовали о том, что, по мнению большинства опрошенных, «в период правления лейбористов ситуация ухудшилась».

По примеру многих политических лидеров, не находящих поддержки внутри страны, Блэр направил свою энергию в более спокойное русло внешней политики. Поведение своей страны на международной арене он выстраивал, целиком и полностью опираясь на давнюю дружбу с американским президентом Биллом Клинтоном. За свою преданность он удостоился торжественного обеда в Белом доме, причем британский посол в Вашингтоне сэр Кристофер Мейер неоднозначно отметил, что от свиты премьер-министра «ощутимо разило имперским самодовольством». Спустя год британские и американские войска выдворяли сербов из Косова. Чтобы оправдать эту интервенцию, Блэр объявил о «новом поколении освободительных гуманитарных войн». Однако британские политики, оценивая конфликт, утверждали, что зло творилось одним государством в отношении другого, а правительствами – в отношении своих народов. В то время мало кто задумывался о том, что осмотрительность, стоявшая во главе угла внешней политики Великобритании в XIX столетии и почти всего XX, была предана забвению, и если Тэтчер иногда следовала этой традиции, то Блэр полностью ей пренебрег. Один из советников нового главы Белого дома, республиканца Джорджа Буша-младшего, пожаловался, что Блэр «чересчур обильно сдобрил свою овсянку адреналином».

Новый интервенционизм резко активизировался после 11 сентября 2001 г., когда Всемирный торговый центр на Манхэттене подвергся террористической атаке Аль-Каиды. Уровень адреналина Блэра зашкалил, когда он произносил речь на партийной конференции: «Этот момент нельзя упустить. Калейдоскоп событий встряхнули… давайте попробуем перестроить окружающий нас мир». И Великобритания присоединилась к американской военной операции против Кабула. За этой акцией последовало «расползание задачи», то есть распыление ресурсов, затягивание операции и уход от первоначальной цели в сторону долгосрочного проекта строительства национального государства. Блэр безоговорочно согласился принять участие в объявленной Бушем в одностороннем порядке войне террору. В апреле 2002 г. на ранчо президента в Кроуфорде Блэр и Буш заключили секретное соглашение о расширении масштабов операции возмездия: не ограничиваться только Афганистаном, но и осуществить неспровоцированное нападение на Ирак.

Закрыв глаза на сомнительность заявления об имевшемся в Ираке «оружии массового уничтожения», Блэр рассматривал эту кампанию как современный Крестовый поход, в котором Великобритания была призвана бок о бок с Америкой сражаться против воинствующего ислама. В ответ на решение о нападении на Ирак 15 февраля 2003 г. в Лондоне прошел самый большой за всю историю Великобритании антивоенный марш, в котором приняли участие более миллиона человек, и все же британская оккупация Ирака продлилась целых шесть лет, в течение которых в этой стране погибли 179 британских военнослужащих. В апреле 2009 г. Великобритания вывела войска из Ирака, но еще раньше Блэр отвел британской армии главную роль в эскалации конфликта в Южном Афганистане. Начавшиеся в 2006 г. военные операции, направленные на установление контроля войск НАТО над провинцией Гильменд, ключевая роль в которых отводилась британцам, закончились фиаско, и в 2010 г. американцам пришлось проводить их самим. И хотя в 2005 г. Блэр выиграл свои третьи выборы, это была победа с самым минимальным перевесом голосов за всю современную историю парламентских выборов. В отличие от войны за Фолклендские острова, которая принесла Тэтчер лавры триумфатора, военные кампании в Ираке и Афганистане воинской славы Блэру не снискали.

27 июня 2007 г. после десяти лет пребывания на посту премьера Тони Блэр ушел с постов главы правительства и лидера Лейбористской партии, без соперничества уступив дорогу своему старинному другу и бескомпромиссному коллеге по партии Гордону Брауну.

Правительство Блэра, хоть и расширило приватизацию почти на все сферы общественных услуг, стремилось сгладить шероховатости тэтчеризма. С 2004 г. стали законными гражданские партнерства для однополых пар, и уже в 2005 г. парламент смог гордиться тем, что 11 его членов открыто заявляли о своей нетрадиционной ориентации. В повестку дня, во всяком случае номинально, были внесены вопросы, связанные с изменением климата. Люди по-прежнему нарасхват покупали самые дешевые билеты на внутренние авиалинии за «1 фунт плюс налоги и сборы», но, по крайней мере, кто-то уже начал задумываться о своем «углеродном следе». Железнодорожный транспорт, когда-то обреченный на банкротство, с каждым годом перевозил все больше пассажиров, достигнув пика востребованности в мирное время в 2010 г. Новый лидер консерваторов Дэвид Кэмерон, избранный на этот пост в 2005 г., чувствовал себя вынужденным предпринять экспедицию на ездовых собаках по сокращающимся льдам Арктики, а также и объявить о планах по установке на крыше своего дома в Лондоне ветротурбины. В рекламных роликах автомобилей, домов и продуктов питания стали подчеркивать экологичность, безопасность и пользу для здоровья предлагаемых товаров.

Но обратной стороной деятельности правительства стали все большие назойливость и диктат властей. «Государство-нянька», забота которого о благополучии граждан нарушает их личную свободу и независимость, было одержимо внедрением всевозможных форм и способов обеспечения безопасности. Ежедневно сообщалось об отменах экскурсий, мероприятий, концертов в связи с угрозой «здоровью и безопасности». Ни одна другая европейская страна не устанавливала так много камер наблюдения и не выделяла такие огромные средства на полицию и общественную безопасность. После террористических актов 11 сентября 2001 г. и серии взрывов, осуществленных террористами-смертниками в лондонском транспорте в июле 2005 г., Министерство внутренних дел внедрило интернирование без суда и следствия – меру беспрецедентную для мирного времени (за исключением Северной Ирландии). Вокруг общественных зданий воздвигались бетонные барьеры. В результате ужесточения лейбористами политики в сфере уголовного права число заключенных в стране в 2010 г. достигло рекордного показателя в 85 тысяч. Под прикрытием борьбы с терроризмом правительство, по сути, навязало стране модель национальной безопасности военного времени. Практически ежегодно принимался очередной антитеррористический закон.

Блэр в свое время спас Лейбористскую партию от разгрома и заставил ее продолжить крутую ломку, начатую Тэтчер. Он, в соответствии с английской пословицей «нет лучше лесника, чем бывший браконьер», сначала отвергал, а затем принял политику своей радикальной предшественницы. Подражая агрессивному внешнеполитическому курсу Тэтчер, Блэр неосмотрительно принимал решения относительно участия в войнах, во внутренней же политике ему не хватало ее умения заставить государственную машину без промедления выполнять приказы. Блэр находился в жесткой зависимости от колеблющихся избирателей правоцентристского толка, точно так же как его лейбористские предшественники зависели от тред-юнионов. В сущности, «новый лейборизм» Блэра представлял собой маркетинговую уловку. Инстинкт самосохранения и выживания позволял Блэру избегать неприятностей. Премьер пришел в правительство, преисполненный саксонского духа коммунитаризма, а уходил, оставив нетронутым казенный нормандский порядок, суровую экономию в государственном хозяйстве. Более чем нетронутым. На момент его вступления в должность правительственные расходы составляли 36 % от валового национального продукта, на момент ухода – 47 %, которые покрывались за счет очень крупных займов.

Но по крайней мере в одном вопросе Блэр оказался прав. Он был твердо убежден, что Браун не подходит на роль вождя нации. Его советник Кэмпбелл признался, что именно Блэр вскользь обозвал Брауна «психологически неполноценным». Бывший министр финансов оберегал государственную казну почти столько же лет, что и Гладстон, но на протяжении всего этого времени находился в постоянно нараставшем конфликте с премьер-министром. В результате он утратил контроль над государственными расходами. Мрачный интроверт Браун, известный своими неукротимыми вспышками гнева, совершенно не сочетался со столь высоким постом. Ему явно не стоило покидать свою «башню из слоновой кости», казначейство. Он не мог сработаться с министрами, с которыми расходился во мнениях, а в политике нужно уметь находить общий язык. Осознав это, он в конце концов обратился за помощью к своему старому другу, превратившемуся в недруга, – Питеру Мандельсону, который в 2008 г. получил пожизненное пэрство и фактически стал исполняющим обязанности премьер-министра.

К тому времени пришла пора расплачиваться за неумеренные траты казначейства Брауна. Прежние обещания повысить финансирование Национальной службы здравоохранения до уровня европейских стандартов, модернизировать каждую среднюю школу страны постепенно вылились в непосильное для бюджета бремя. Когда осенью 2008 г. рухнули мировые фондовые рынки, Великобритания держалась на плаву за счет займов. Но хваленый сектор финансовых услуг оказался несостоятельным. Первой жертвой проблем на кредитных рынках стал банк Northern Rock, затем под удар попали Lloyds и Royal Bank of Scotland (RBS). Все они были вынуждены обратиться за помощью к государству. В самый пик кризиса Браун обратился к налогоплательщикам с просьбой поддержать его план по спасению финансовой системы страны. Он предложил выкупить у банков крупные пакеты акций на общую сумму 500 миллиардов фунтов. Не способствовал народному доверию к правительству и нашумевший скандал о расходах, когда в 2009 г. выяснилось, что сотни парламентариев бесконтрольно и незаконно тратили деньги налогоплательщиков не по назначению. Политики стали соседями банкиров в нижней строчке рейтинга народного доверия.

Майские выборы 2010 г. Браун проиграл. Горечь поражения смягчилась окончательным подсчетом голосов. Несмотря на победу консерваторов, ни одна партия не набрала абсолютного большинства (более половины) мест в палате общин. В стране возникла ситуация «подвешенного парламента». Оживились либеральные демократы, посчитав, что повторили свой успех 1920-х и 1930-х гг. Но их радость оказалась недолгой. Они стали триумфаторами всего на день, а потом оказались заложниками тори. В результате долгих воскресных переговоров с лидером Консервативной партии Дэвидом Кэмероном либералы, оценив свои ставки, согласились на коалицию с консерваторами. В новом коалиционном правительстве тори, естественно, заняли господствующее положение. Лидер либеральных демократов Ник Клегг получил портфель заместителя премьер-министра. Во время переговоров о коалиции в официальной обстановке заранее была обговорена его программа, как и непременное условие, что срок полномочий нового парламента истечет только через пять лет. Любопытное переписывание конституции, если учесть, что любая коалиция постепенно разъедается изнутри и в итоге разваливается. Новая команда вынуждена была сразу же приняться за спасение государственного бюджета, взяв на вооружение программы урезания расходов 1921, 1931 и 1980-х гг. На период в пять лет буквально каждый сегмент государственного сектора экономики подвергся сокращению финансирования. Экономика страны испытывала экономический спад. Несмотря на риторику 1990-х гг. о том, что «циклы подъема-спада в экономике остались в прошлом», по коридорам Вестминстера снова, казалось, бродили призраки Ллойд Джорджа, Макдональда и Тэтчер. По всей стране прокатилась волна акций протеста и забастовок. В них принимали участие студенты, профсоюзы государственных служащих, полицейские, учителя и работники здравоохранения. Общественная жизнь Британии переживала бурный всплеск дежавю.

Помимо этих безотлагательных проблем, старые нерешенные конфликты приобретали новые формы. Правительство в очередной раз изъявило желание осуществить децентрализацию власти, сосредоточенной в Лондоне, уменьшить масштаб и влияние современного государства. Однако реализовать эти планы все еще было нелегко. Финансовая политика в Англии оставалась самой централизованной в Европе. Муниципальные власти по-прежнему не могли распоряжаться местными налогами, принципы децентрализации так и не получили развития, почти все общественные институты находились под неусыпным контролем государства. Процесс развития местной демократии по ситуации на 2011 г. безнадежно завис, так как правительство твердо придерживалось политики жесткой экономии во всех сферах. Оно потребовало от автономных ассамблей Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии последовать его примеру в области переданных полномочий. Английский парламент, который на протяжении доброй половины тысячелетия ревностно охранял независимость государства, в 2009 г. был вынужден подчиниться условиям Лиссабонского договора и теперь стал делить законодательную власть с государствами по ту сторону Ла-Манша, а суды страны, в свою очередь, делили судебную власть с Европейским судом.

Другими словами, бремя забот, тяготившее Англию со времен Средневековья, осталось неизменным. Правительство прилагало все усилия, чтобы управлять, народ отбивался, протестовал, жаловался и в конце концов подчинялся. Но главная роль отводилась тому институту, который в течение почти тысячелетия стоял на страже неписаной конституции, – парламенту. Ничто не предвещало конца наследственной монархии. Не звучали требования избирать главу исполнительной власти прямым голосованием или призывы ввести пропорциональное представительство в палате общин. Парламентская арифметика, которая создала коалицию 2010 г., найдет и формулу ее стабильности и установит дату возможного конца. Парламент Симона де Монфора бросил вызов Генриху III, Долгий парламент – Карлу I, парламент спас Великобританию от революции в 1832 г., парламент и по сей день остается тем органом, который определяет стратегию государственного управления Англией.

Эпилог

Англия как страна состоялась. Она довольно рано обрела государственность, обойдясь при этом без значительного кровопролития – за всю историю только две продолжительных гражданских войны, в XV и XVII вв. К концу Георгианской эпохи большинство граждан страны жили в безопасности, имели средства к существованию и гарантированные гражданские права, каких не было у граждан никакой другой страны в мире. И сегодня, когда другие народы догнали и даже превзошли в этом отношении Англию, она по праву считается мировой державой, обладает ядерным оружием и наравне с США претендует на статус мировой силы сдерживания. Страна может похвастаться высочайшим уровнем образования, медицины, науки и литературы. Ее столица Лондон, красота ее природы, историческое и культурное наследие, а также достижения в области искусств привлекают туристов со всего мира.

Успешное развитие страны зависело от целого ряда самых разнообразных факторов. Еще в давние времена плодородные земли и географические особенности восточных районов Британских островов пришлись по вкусу германским поселенцам-земледельцам. Границы страны, которые образуются Северным морем и Ла-Маншем, а также возвышенности Уэльса и Шотландии редко были спокойными, но они служили естественной защитой от нашествий. Викинги и норманны неоднократно вторгались на остров, но не смогли полностью сокрушить англосаксов. Пришельцы ассимилировались, а поселения англосаксов, их культура и язык в значительной степени уцелели. С тех пор, как отмечал Шекспир, Англию защищает ее островное положение, океан, «который, словно замковой стеной, / Иль рвом защитным ограждает остров / От зависти не столь счастливых стран»[54]. Островное положение послужило защитой и от испанской Армады Филиппа II, и от Великой армии Наполеона, и от гитлеровского блицкрига.

Ключевым для истории Англии в Средние века стал тот факт, что страна оказалась под властью Нормандской династии, которая непрерывно воевала. Война с Францией продолжалась с переменным успехом около четырех столетий, с 1066 по 1453 г., и завершилась только тогда, когда Плантагенеты стали сражаться друг с другом еще яростнее, чем дрались с французами. Однако эта семейная воинственность породила традицию «согласия на правление»: чтобы оплатить военные расходы, монархи были вынуждены собирать деньги, что требовало определенного сотрудничества с широкими массами. Ничто не могло обуздать нормандскую аристократию лучше, чем нужда короля в налогах и сборах. Именно из этого выросли и власть лондонского Сити при Ричарде I, и принцип верховенства права, закрепленный при Иоанне Безземельном Великой хартией вольностей, и палата общин в парламентах при Генрихе III и Эдуарде I. Эти сделки власти с плательщиками налогов были нерушимы. Даже жестокий Эдуард I беспокоился, что народ может восстать против него и «помощь и налоги, которые они прежде платили добровольно, по собственной воле… могут в будущем стать подневольной обязанностью». Он был прав.

История Англии XVI и XVII вв. богата на монархов, их советников и политиков, таланты которых позволили провести страну сквозь бури восстаний и революцию к новому конституционному государственному устройству. Брачные невзгоды Генриха VIII привели его к конфискации собственности церкви в пользу монарха, а потом и к передаче ее новому среднему классу негоциантов, юристов и чиновников. А с богатством, как водится, пришла и власть. Церковную реформу, проведенную Генрихом VIII, закрепила его вторая дочь, Елизавета, одна из немногих европейских правителей с природным даром к монархии, основанной на «согласии на правление». В XVII в. недавно приобретший права средний класс устроил вторую, уже политическую, революцию, восстав против династии Стюартов. В 1649 г. парламент развенчал идею божественной природы королевской власти, казнив Карла I, а несколькими годами позже и саму идею исключительного королевского права, призвав в 1688 г. на царствование Вильгельма Оранского. К началу XVIII в. Англия покончила со средневековой автократией и превратилась в современное государство. Законодательное собрание, включающее представителей Англии, Уэльса, Шотландии, а позднее и Ирландии, определило партийную политику, парламентскую процедуру и независимость судебной власти в том виде, который узнаваем и в наши дни.

Это обеспечило стабильность, которая придала сил и доблести британским военно-морским силам и позволила Уильяму Питту-старшему и его сыну, Уильяму Питту-младшему, создать самую обширную колониальную империю в мире. Империя пережила и утрату американских колоний в 1780-х гг., и потрясение от Французской революции – события, которые привели не к восстанию, как многие предсказывали, а к общенациональной дискуссии, кульминацией которой стала революционная реформа избирательной системы 1832 г. В результате этой реформы Викторианская эпоха характеризовалась как период процветания и более широкого «согласия на правление», поскольку все больше граждан Великобритании обретали избирательное право. Именно это обусловило положение Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии как ведущей мировой державы, одаренной природными богатствами, свободной торговлей, либеральными традициями, духом научного поиска и предприимчивости, – и всему этому как будто нет предела.

На протяжении всего этого времени центральный законодательный орган государства Великобритания, двухпалатный парламент, не выпускал бразды правления из рук. Он бывал непредставительным, нерешительным по отношению к каким-либо переменам, но здесь всегда чтили открытые дебаты и всегда следили за тем, чтобы правительство неукоснительно исполняло волю британского народа, направляя Великобританию к торжеству демократии и всеобщего благоденствия в XX в. Среди преобразователей, которые «меняли правила игры» английской политики, можно назвать Кромвеля, Уолпола, Питта-старшего, Пиля, Дизраэли, Гладстона и Ллойд Джорджа, но именно парламент как коллективный орган направлял таланты этих людей на службу государству. Ни в один момент английской истории внепарламентские действия не набирали политической силы. Когда же такое произошло в Ирландии, это привело к катастрофе. Если и можно назвать главного героя этой книги, по крайней мере до начала XX в., то это парламент.

Но к 1901 г., когда умерла королева Виктория, все эти достижения оказались под угрозой. Свободная торговля подрывала экономическую мощь империи. Некоторые другие европейские государства Европы и США опережали Великобританию и по темпам капиталистического производства, и по уровню развития природных и людских ресурсов. А стремительный подъем конкурирующих империй, в частности Германии, дорого обошелся Великобритании в двух мировых войнах, настолько дорого, что после Второй мировой войны Британская империя, вернее ее остатки, всего за два десятилетия распалась. И дело не только в заморских колониях: былая империя подверглась испытанию на самих Британских островах. Большая часть Ирландии откололась от королевства в 1921 г., только Ольстер остался в его составе, причиняя Англии постоянную головную боль. Возрождение сепаратистских выступлений в Шотландии и в Уэльсе привело к предоставлению им частичной автономии, и, хотя монархия в стране оставалась незыблемой, впервые в истории парламент был вынужден отказаться от части полномочий как в пользу кельтских окраин Британских островов, так и нового объединения государств Западной Европы. Плантагенеты перевернулись бы в гробах, узнав о таких уступках.

Эти изменения привели к росту напряженности. Постимпериалистическая Британия, по словам американского политика Дина Ачесона, которые он произнес в 1962 г., «еще не определила, какую роль она будет играть в современном мире». Отношение островных государств к близлежащим континентам обычно двойственное, но отношение Великобритании к Европе скорее можно назвать нервозно-двойственным. По отношению к Европе мнения британцев разделились, и определенности до сих пор нет. И если империю сбросили со счетов относительно легко, то склад ума, создавший ее, переделать трудно. В XXI в. Великобритания последовательно принимала участие в различных военных «гуманитарных интервенциях», заявляя, что защищает демократию, или государственное строительство, или региональную стабильность, или не допускает гуманитарную катастрофу. Временами казалось, что нормандские крестоносцы возродились в своих далеких потомках. Как только электорат избирал исполнительную власть, она вдруг начинала относиться к парламенту не как к органу, контролирующему ее деятельность, а как к сборищу марионеток, которые механически утверждают все, что предлагает правительство.

Кроме того, возникали сомнения по поводу размера аппарата исполнительной власти. Война в XX в. означала резкое увеличение размера доли государства и размаха госаппарата, однако этот рост продолжался и в мирное время, чтобы удовлетворить стремление граждан к заботе государства «от колыбели до могилы». К середине XX в. британские системы здравоохранения и образования, социальная сфера и сфера коммунальных услуг, а также большая часть промышленного сектора и торговли перешли под государственный контроль. Эта централизация власти изначально воспринималась весьма благожелательно ка часть так называемой политики консенсуса во имя строительства «государства всеобщего благоденствия». Но к 1980-м гг. размер государственных расходов и неспособность государственного аппарата ограничить или реформировать себя самого привели к краху политики всеобщего согласия. Единственно правильным ответом на сложившуюся ситуацию была приватизация значительной части государственного сектора экономики, и этого курса придерживалось как правительство консерваторов, так и правительство лейбористов. Но даже там, где правительство передало контроль частному сектору, никак не удавалось сократить госрасходы. К началу XXI в. на них уходило 47 % всего валового продукта страны, рекордный показатель в мирное время.

Создавалось впечатление, что британские правители, лишенные заморских колоний, теперь решили превратить в нещадно эксплуатируемую колонию собственную страну. Но эта новая империя была столь же громоздкой и тяжеловесной, как и старая. Масштабные меры экономии имели отрицательные последствия. Уайтхолл и его учреждения не реагировали на систему «сдержек и противовесов» того, что до сих пор оставалось неформальной конституцией. Система налогообложения оказалась неспособной содержать стареющее население с взлетевшими до небес счетами за медицинские услуги и социальным обеспечением. Правительство легко соскользнуло в долги. Возродилось могущество нормандского государства, но теперь англосаксы, некогда боровшиеся с расточительностью власти, с благодарностью принимали ее щедрые дары. Избиратели поддерживали цели государственной власти, но отказывались предоставлять для этого средства за счет повышения налогов.

У каждой эпохи свои пророки, которые предупреждали о некоем Левиафане. В начале нового столетия широко распространилась идея, что государственный сектор, какими бы благими ни были его намерения, не может расти бесконечно, поскольку экономика не в состоянии его содержать. Но правительства по всей Европе не могли отказаться от власти. В Греции, Ирландии, Португалии и даже в Великобритании расходование правительственных средств давно превысило доходы, но демократия, похоже, не могла призвать госаппарат к дисциплине. Спросите любого политика, почему он не может продемонстрировать непреклонную твердость, и он ответит, что люди, которые его избрали, этого не допустят. Централизованное руководство, которое прежде было основным блюстителем дисциплины и порядка, стало соучастником в беспорядке и бесконтрольности.

На протяжении всей истории английскую конституцию приходилось изменять только в тех случаях, когда правители страны оставались глухи к мольбам народа или, по крайней мере, к ходу событий. Это происходило, когда средневековые монархи уступали территориальной власти и баронам. Это происходило, когда церковь уступила Реформации и только появившемуся классу торговцев. Это происходило, когда короли династии Стюартов уступили власти закона и палаты общин в парламенте. Всякий раз стремлению государства к монолитности противостояли оппозиционные силы в обществе, которым власть должна была идти на уступки. Даже в XIX в. парламент, крупнейший вклад Англии в европейскую цивилизацию, был вынужден уступить давлению народных масс, требовавших реформ. А вот идея государства всеобщего благоденствия исходила не от парламента, а от прогрессивных муниципальных корпораций. Перемены стали возможны потому, что правящая элита оказалась в значительной мере готовой ответить на вызов и вступить в состязание.

Я рассматриваю эту открытость английского общества как решающий фактор в истории. Сегодня он снова подвергается испытанию. Если централизованный госаппарат не проявит больше уважения к территориальным и местным органам власти, он тем самым обречет себя на застой, лишит возможности обновления снизу, какого бы то ни было эксперимента, какой бы то ни было новизны, откажется от притока свежей крови. Гражданский провинциализм в XIX в., в эру наивысшего могущества страны, увлекал Англию далеко от столицы. Люди быстро теряют веру в самоуправление, когда те, кого избирали действовать от их имени, становятся далекими и незнакомыми. И это уже заметно в снижении доверия к государственным службам и в обращении к услугам частных компаний в сфере здравоохранения, образования и обеспечения безопасности. Мало кто из англичан в состоянии узнать или назвать имя руководителя местного сообщества, и эта анонимность деполитизирует сообщества и перекраивает социальное деление общества в некую внутреннюю классовую систему. Когда такие государства, как Испания, Италия, Германия и даже Франция, постепенно передавали власть провинциям, городским общинам и мэрам, Англия продолжала концентрировать всю полноту власти в Лондоне, на Уайтхолле и в Вестминстере.

И все-таки общая картина не столь удручающая. Университеты, средства массовой информации и законодательство остаются сильными и относительно плюралистическими, чему в немалой степени способствуют такие новшества, как Интернет, свобода информации, законы о правах человека и новый Верховный суд. Кроме того, существуют значительные препятствия излишней централизации в пределах Соединенного Королевства – речь идет о конституционной ограниченной автономии Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии. Границы Англии, установленные еще в раннем Средневековье, постепенно всплывают из тумана времени. Процесс формирования и укрепления централизованной власти, который был необходим сначала англосаксам, потом норманнам, чтобы определить и защищать границы Англии от древних бриттов, меняет направление. Лондон был вынужден ретироваться из заморских колоний, теперь постепенно отступает из автономий внутри страны. Уже можно прочесть акты местных законодательных органов Эдинбурга, Кардиффа и Белфаста как первые документы нового конституционного соглашения.

Англия, таким образом, теряет желание управлять народами вне своих границ, даже теми, которые проживают на территории Британских островов, но не являются этническими англичанами. По-прежнему существует потребность в институтах некоего «объединенного королевства», поскольку они нужны шотландцам, валлийцам и части ирландцев. Но несколько асимметричная природа парламента, заседающего в Вестминстере, учитывая, что правительство Англии находится в почти рабской зависимости от членов парламента от полуавтономных кельтских окраин, не может быть устойчивой в длительной перспективе. Это деформированная демократия. Рано или поздно Англии потребуется ее собственное национальное собрание, внутри или вне контуров Вестминстерского парламента.

Раньше я считал письменные конституции инструментом только незрелых государств, но теперь мое мнение изменилось. Включение Европейской конвенции по правам человека в британские законы уже дало Великобритании письменную хартию значительных размеров. Вне зависимости от того, будет ли она позже дополнена или заменена новым Биллем о правах, в Англии, где, по словам Теннисона, свобода «…нисшед к полям и градам / Смешалась с смертною толпой / И понемногу нашим взглядам / Разоблачила образ свой»[55], одних конституционных традиций может оказаться недостаточно, чтобы защитить страну от угрозы выборной диктатуры. Права должны быть зафиксированы документально, поскольку им постоянно угрожают либо технические средства наблюдения, либо патологическое стремление упрятать неугодных в тюрьму и постоянно растущий произвол власти. Следует привести в систему границы местной демократии, обновить кадровый состав лондонского бюрократического аппарата и реформировать бюджетную сферу, которая на нынешнем этапе поглощает треть валового продукта Англии. В этом нет ничего нового. Такая многослойная, субсидиарная политика действовала на протяжении всей английской истории и по-прежнему применяется во всей Европе.

Именно эти традиции английской политической истории вдохновили американских революционеров в XVIII в., хотя те и восстали против английской короны. Американцы подражали и независимым тюдоровским боро, графствам, институту шерифов и мэров; они чтили демократические принципы общегородских собраний. Они обратились к истокам власти закона, к Долгому парламенту, к «Славной революции» и к Биллю о правах. Народы Британского Содружества наций, такие как Канада, Австралия и даже Индия, последовали их примеру. Они записали все, что имело значение, и, руководствуясь этими записями, создали то, что теперь можно назвать примером мировой демократии.

История учит, что наиболее успешно страны развиваются тогда, когда любые изменения – социальные, экономические или политические – идут снизу. Централизованная власть развращает тех, кто обладает ею, становясь при этом консервативной, репрессивной силой. Те, кто верит в свободу и демократию, должны контролировать ее. Строки Киплинга как нельзя лучше описывают самый ранний пример обуздания власти, Великую хартию вольностей:

Сто ключевых дат

Даты – это вехи истории. Я считаю следующие сто дат самыми важными в истории Англии.

410 г.

Римские колонисты в Британии остаются без защиты римских легионов и в одиночестве противостоят англосаксонскому завоеванию.

597 г.

Христианские миссионеры во главе с Августином Кентерберийским прибывают в Англию.

602 г.

Заложен первый камень в основании Кентерберийского кафедрального собора.

664 г.

Синод в Уитби из двух бытовавших в Британии христианских обрядов, кельтского (айонского) и католического, делает выбор в пользу католического.

731 г.

Беда Достопочтенный завершил «Церковную историю народа англов».

785 г.

Король Мерсии Оффа на границе с Уэльсом возводит земляной вал, устанавливая границу между Англией и Уэльсом.

865 г.

В Англию вторгаются датчане (даны).

878 г.

Альфред в битве при Эдингтоне наносит поражение датчанам под предводительством Гутрума.

991 г.

Этельред выплачивает данегельд («датские деньги»), чтобы предотвратить вторжение викингов.

1016 г.

Кнуд становится королем Англии.

1066 г.

В битве при Гастингсе Вильгельм I Завоеватель наносит поражение Гарольду.

1086 г.

Составлена «Книга Судного дня».

1154 г.

Генрих II приходит к власти.

1170 г.

Убийство Бекета завершает кампанию Генриха против церкви.

1199 г.

Смерть Ричарда Львиное Сердце.

1215 г.

Король Иоанн Безземельный уступает баронам и подписывает Великую хартию вольностей.

1264 г.

Симон де Монфор созывает парламент.

1277 г.

Эдуард I вторгается в Уэльс и наносит поражение Ллевеллину.

1295 г.

Эдуард I созывает «образцовый» всесословный парламент.

1314 г.

Эдуард II терпит поражение от шотландцев в битве при Бэннокберне.

1327 г.

Убийство Эдуарда II в замке Беркли.

1337 г.

Начало Столетней войны с Францией.

1346 г.

Эдуард III побеждает в битве при Креси.

1348 г.

Черная смерть уносит четверть населения страны.

1381 г.

Ричард II подавляет крестьянское восстание.

1399 г.

Генрих IV незаконно лишает власти Ричарда II.

1415 г.

Генрих V одерживает победу в битве при Азенкуре.

1431 г.

Жанна д’Арк сожжена на костре.

1453 г.

Столетняя война заканчивается поражением англичан в битве при Кастийоне.

1455 г.

Битва при Сент-Олбансе служит началом Войны Алой и Белой розы.

1469 г.

Уорик, прозванный «делателем королей», переходит в лагерь сторонников Генриха VI Ланкастера.

1471 г.

Йорки одерживают победу в битве при Тьюксбери.

1483 г.

Убийство двух малолетних принцев в лондонском Тауэре.

1485 г.

Победа Генриха Тюдора над Ричардом III при Босуорте кладет конец Войне Алой и Белой розы.

1509 г.

Генрих VIII коронован на царство.

1520 г.

Генрих встречается с Франциском I на «Поле золотой парчи».

1533 г.

Генрих женится на Анне Болейн.

1534 г.

Акт Генриха VIII о супрематии, провозгласивший его единственным верховным земным главой церкви Англии.

1536 г.

Начало секуляризации монастырей, казнь Анны Болейн.