Джек Ричер, или Выстрел Чайлд Ли

– Я не шучу.

– И вы тогда рассказали ей все о Барре и сержантах?

– Нас связывали близкие отношения. Естественно, мы были на одной стороне баррикады.

– Два одиноких человека в пустыне.

– У нас все получалось просто прекрасно. Три замечательных месяца. Эйлин Хаттон была хорошим человеком. Да и сейчас, наверное, не изменилась. Она мне очень нравилась.

– Это даже больше того, что мне необходимо знать, Ричер, – спохватилась Хелен.

Он промолчал.

– Теперь все вышло из-под контроля, – вздохнула Хелен.

– Эйлин Хаттон не сможет использовать то, что ей известно. Даже в еще большей степени, чем я. Информация засекречена, а Эйлин продолжает служить в армии.

Теперь промолчала Хелен.

– Поверьте мне, – сказал Джек.

– Тогда почему же она в этом проклятом списке?

– Моя вина, – признался Ричер. – Я упомянул Пентагон в разговоре с вашим отцом, когда не мог понять, откуда всплыло мое имя. Вероятно, он провел собственное расследование. Я не исключаю такой возможности.

– Если она заговорит, все будет кончено еще до того, как начнется.

– Она промолчит.

– Полной уверенности в этом нет. Возможно, она намерена заговорить. Кто в состоянии предсказать, как тогда поведут себя военные?

Зазвенел звонок, и кучка людей, сгрудившихся у входа в лифт, пришла в движение.

– Нам необходимо с ней поговорить, – сказала Хелен. – Она приедет сюда для того, чтобы дать показания под присягой. Вам нужно узнать, что она намерена сказать.

– Теперь она уже, наверное, бригадный генерал. Я не в состоянии оказать на нее давление.

– Найдите способ, – сказала Хелен. – Попытайтесь воспользоваться вашими прежними отношениями.

– Может быть, я этого не хочу. Не забывайте, мы с ней все еще на одной стороне баррикады. Пока речь идет о сержанте Джеймсе Барре.

Хелен Родин замолчала и вместе со своими спутниками вошла в кабину лифта.

Дверь лифта открылась, и они оказались в коридоре шестого этажа. Здесь бетонные стены были также выкрашены в белый цвет, выделялась лишь дверь из армированного стекла, ведущая внутрь. За дверью Ричер увидел стрелочку, указывающую, где находятся блок интенсивной терапии и две больничные палаты – мужская и женская – и помещение для ухода за новорожденными. Джек догадался, что весь шестой этаж финансируется штатом. Не самое приятное место. Смесь тюрьмы и больницы – сочетание, не вызывающее радости.

За конторкой сидел мужчина в форме Управления исправительных учреждений. Пришедших обыскали, после чего им пришлось подписать отказ от всех возможных претензий. Затем появился врач и отвел группу в небольшой вестибюль. Врач был усталым человеком лет тридцати, он предложил всем посидеть на металлических стульях с зеленой виниловой обивкой, которые выглядели так, словно их вытащили из «шевроле» производства 1950 года.

– Барр проснулся, он в сознании и способен поддерживать беседу, – сказал врач. – Мы считаем его состояние стабильным, но из этого не следует, что он здоров. Поэтому сегодня мы можем впустить к нему одновременно не более двух посетителей. Кроме того, разговор должен быть коротким.

Ричер увидел, как улыбнулась Хелен Родин, он сразу понял, в чем дело. Полицейские предпочитают работать парами, а вместе с Хелен получается уже три посетителя. Иными словами, в этот день с обвиняемым сможет поговорить только защита.

– Сейчас у него сестра, – сообщил врач. – Она хочет, чтобы вы немного подождали.

Когда врач вышел, Хелен сказала:

– Я войду первой. Мне нужно представиться и заручиться согласием Барра на то, что я буду его адвокатом. Затем с ним побеседует доктор Мэри Мейсон. На основании ее выводов мы решим, кто будет следующим посетителем.

Хелен говорила быстро: она немного нервничала. Впрочем, все присутствующие, за исключением Джека Ричера, были напряжены. Никто из них, кроме него, прежде не встречался с Барром, который интересовал всех, хотя каждый относился к нему по-разному. Для Хелен он был клиентом, которого она не хотела защищать. Для Мейсон и Нейбура – объектом изучения. Вероятно, темой будущих научных статей, источником славы. Кто знает, вдруг благодаря Барру им удастся сделать себе имя в академических кругах. Не исключено, что его состояние позволит говорить о «синдроме Барра». Личный интерес есть и у Алана Дануты. Может быть, для него это шанс обратиться с протестом в Верховный суд. Возникновение прецедента. Глава в учебнике. Тема семинара в юридическом колледже: «Индиана против Барра», «Барр против Соединенных Штатов»… Они многого ждали от человека, которого никогда не видели.

Пришедшие сидели на зеленых виниловых стульях. В вестибюле пахло хлоркой и царила тишина, которую нарушали лишь тихий шум воды в трубах и едва слышное гудение компьютера из соседнего помещения. Все молчали, словно готовились к длительному и важному разговору, понимая, что нет ни малейшего смысла выказывать нетерпение. Ричер сел напротив Мейсон и принялся ее разглядывать. Она была сравнительно молодой для эксперта и показалась ему доброжелательной и открытой. Мэри носила большие очки, не препятствующие видеть ее глаза, в которых каждый легко ощутил бы доброту и поддержку. Ричер не знал, что здесь профессиональная маска, а что действительно соответствует природе этой женщины.

– Как вы делаете оценку состояния больного? – начал он.

– Оценку? – спросила Мейсон. – Я начинаю с полного доверия пациенту. Повреждения головы, приводящие к продолжительной коме, почти всегда являются причиной амнезии. Это установлено довольно давно. Я просто наблюдаю пациента. Люди, действительно потерявшие память, испытывают очень серьезное беспокойство. Они сбиты с толку и напуганы. Пытаются все вспомнить. Симулянты ведут себя иначе, стремятся всячески избежать разговора об интересующих медиков фактах. Стараются их мысленно игнорировать. Их состояние часто узнается по бессознательной жестикуляции и мимике.

– Все это довольно субъективно, – заметил Ричер.

Мейсон согласно кивнула.

– Да, как правило. Получить надежные доказательства потери памяти очень трудно. Можно сделать сканирование мозга, чтобы показать изменение его активности, но до сих пор нельзя уверенно утверждать, что означают показания приборов. Иногда помогает гипноз, но суды опасаются его применять. Вы правы. Речь может идти только о мнении эксперта.

– А каких экспертов привлекает в подобных случаях обвинение?

– Таких же специалистов, как я. Я работала как на защиту, так и на обвинение.

– Значит, все сводится к «он сказал», «она сказала»?

Мейсон вновь кивнула.

– Обычно вопрос решается в зависимости от известности или авторитета эксперта. Именно на такие вещи реагируют присяжные.

– Вы известны?

– Больше, чем многие, – ответила Мейсон.

– Что мог забыть Барр?

– Несколько дней как минимум. Он получил свои травмы в субботу, и меня очень удивит, если он помнит что-нибудь после среды. Перед этим должен находиться достаточно долгий сумеречный период, из которого он одни вещи помнит, а другие – нет. Но это минимум. Я сталкивалась со случаями, когда человек забывал о целых месяцах своей жизни после сотрясения мозга, не говоря уже о комах.

– А потом память возвращается?

– Да, такое возможно, если речь идет о сумеречном периоде. Человек способен мысленно вернуться к тем моментам, которые он помнит, опираясь на события предыдущих дней. Пострадавший даже может вспомнить некоторые эпизоды. Но часто возникают более серьезные трудности. Если он помнит ужин, то ему по силам вспомнить обед. Если он помнит начало фильма, то может вспомнить, как ехал потом домой. Но где обычно находится граница памяти? Чаще всего такой границей является вечер последнего дня, который человек помнит. Потом сон – и все.

– А будет ли Джеймс Барр помнить то, что произошло четырнадцать лет назад?

Мейсон кивнула.

– Память о прошлом обычно остается нетронутой. Считается, что идет некий химический обмен веществ между отдельными частями мозга, а в природе не существует двух одинаковых мозгов. Физические процессы до сих пор остаются для нас тайной. Теперь люди предпочитают использовать компьютерные метафоры, но они неверны. Речь не идет о жестких дисках и случайном доступе к памяти. Мозг полностью состоит из органической материи. У разных людей периоды выздоровления бывают разными. Все равно что высыпать корзину яблок на лестницу. Некоторые побьются, другие не пострадают. Однако я бы сказала, что четырнадцать лет считается долговременной памятью для всех.

Наступило молчание. Ричер прислушивался к легкому гудению электронных приборов. Оно имело синусоидальный ритм, наверное, это был прибор, который следил за работой сердца. Ричер насчитал около семидесяти ударов в минуту. Ему понравился этот приятный звук. Между тем дверь приоткрылась, и из палаты появилась Розмари Барр. Она успела принять душ и причесаться, но выглядела измученной и невыспавшейся – казалось, за ночь постарела на десять лет. Она постояла у двери, посмотрела направо и налево и медленно пошла к ним. Хелен Родин поднялась и шагнула ей навстречу. Женщины о чем-то тихо заговорили. Они обменивались информацией – медицинской и юридической. Ричер ничего не услышал. Потом Хелен взяла Розмари за руку, и они вместе подошли к остальным. Розмари молча обвела взглядом психиатров, Алана Дануту и Ричера, а потом, не оглядываясь, направилась к столику охраны.

– Она нас избегает, – сказал Нейбур. – Мы собрались здесь, чтобы изучать состояние ее брата физически, психологически, юридически, метафорически. Это вторжение в личную жизнь выглядит непривлекательно. А признание нашего существования равносильно признанию опасности, грозящей ее брату.

– Может быть, она просто устала, – предположил Ричер.

– Я иду к Барру, – сказала Хелен.

Она прошла по коридору и скрылась в палате, из которой вышла Розмари. Ричер смотрел ей вслед, пока дверь не закрылась. Потом он повернулся к Нейбуру.

– Вам уже доводилось видеть такие случаи? – спросил Ричер.

– Случаи принуждения? А вы их наблюдали?

Ричер улыбнулся. Все психиатры, которых он встречал, любили отвечать вопросом на вопрос. Возможно, этому их учили с самого первого студенческого дня.

– Я видел многое, – ответил Ричер.

– И?

– Обычно присутствуют доказательства серьезной угрозы.

– А разве угроза жизни сестры несерьезна? Насколько я понял, вы сами выдвинули эту версию.

– Розмари не похитили. Ее не держат в плену в каком-то неизвестном месте. Барр мог бы обеспечить ее защиту. Мог бы заставить ее уехать из города.

– Совершенно верно, – сказал Нейбур. – Нам остается лишь предположить, что Джеймса Барра предупредили, чтобы он этого не делал. Очевидно, ему велели оставить свою сестру в неведении и без защиты. Это доказывает нам, насколько сильным было принуждение. И это доказывало Барру, доказывало каждый день, насколько он беспомощен против этого принуждения. Должно быть, он жил в состоянии глубокого отчаяния, полной беспомощности и его мучила совесть.

– Вы когда-нибудь видели разумного человека, который был напуган до такой степени, чтобы совершить нечто похожее?

– Да, – ответил Нейбур.

– И я видел, – сказал Ричер. – Один или два раза.

– Угроза должна исходить от настоящего монстра. Однако я полагаю, что налицо и другие факторы, которые усиливают нажим. Весьма вероятно, недавние отношения, какая-то зависимость, безрассудная страсть, желание угодить, произвести впечатление, быть оцененным и любимым.

– Женщина?

– Нет, человек не станет убивать людей, чтобы произвести впечатление на женщину. Обычно это приводит к прямо противоположному эффекту. Скорее, речь идет о мужчине. Соблазняющем, но не в сексуальном смысле. Каким-то образом способным к принуждению.

– Альфа-самец и бета-самец.

– Именно, – кивнул Нейбур. – А последние колебания были устранены угрозой его сестре. Возможно, мистер Барр так до конца и не понял, были ли эти угрозы его шуткой или вполне реальны. Однако он предпочел не испытывать судьбу. Причины тех или иных действий человека очень сложны. Большинство людей не способны объяснить, почему они совершают те или иные поступки.

– Это верно.

– А вы всегда знаете, почему что-то делаете?

– Иногда, – ответил Ричер. – Но бывает, что не имею ни малейшего представления. Может быть, вы мне объясните?

– Обычно мои услуги стоят очень дорого. Вот почему я иногда позволяю себе оказывать их бесплатно.

– Я мог бы платить вам пять долларов в неделю как ренту.

Нейбур неуверенно улыбнулся.

– О нет, я так не хочу, – возразил он.

Воцарилось общее молчание. Оно продолжалось десять томительных минут. Данута вытянул длинные ноги, открыл портфель и принялся изучать бумаги, которые разложил на коленях. Мейсон прикрыла глаза; казалось, она спит. Нейбур смотрел в пустоту. Все трое привыкли ждать. Как и сам Ричер. Он тринадцать лет был военным полицейским. «Торопись и жди» – вот девиз людей этой профессии. А вовсе не «Помогай, охраняй, защищай». Ричер сосредоточился на созерцании электронных пульсаций медицинских приборов, и время пошло быстрее.

Григор Лински развернул машину, теперь он наблюдал за входом в больницу через зеркало. Может быть, ему стоит заключить пари с самим собой, что в ближайшие шестьдесят минут ничего не произойдет. Не меньше шестидесяти, но не больше девяноста. Затем он задумался о том, что ему делать, если они выйдут не одновременно. Кого упустить, а за кем продолжать слежку? В конце концов Лински решил, что поедет за человеком, который выйдет один. Скорее всего, это будет бывший военный. Адвокаты и врачи вернутся в офис. Они вполне предсказуемы, в отличие от этого солдата.

Хелен провела в палате Джеймса Барра пятнадцать минут. Она вышла и сразу направилась к ожидавшим. Все посмотрели на нее, а она кивнула Мэри Мейсон.

– Ваша очередь, – сказала Хелен.

Мейсон встала и поспешила по коридору к палате. С собой она ничего не взяла. Ни портфеля, ни блокнота, ни ручки. Ричер дождался, когда дверь палаты закроется, а потом молча откинулся на спинку стула.

– Мне мистер Барр понравился, – поделилась Хелен, ни к кому конкретно не обращаясь.

– И как он? – спросил Нейбур.

– Чувствует слабость, – сказала Хелен. – Сильно пострадал. Словно попал под грузовик.

– Он в сознании?

– Речь у него вполне разумная. Однако он ничего не помнит. И мне не кажется, что он симулирует.

– Сколь значителен провал в памяти?

– Не могу сказать. Он помнит, как слушал репортаж о бейсбольном матче. Возможно, игра состоялась на прошлой неделе или в прошлом месяце.

– Или в прошлом году, – добавил Ричер.

– Он согласился, чтобы вы его представляли? – спросил Данута.

– На словах, – ответила Хелен. – Барр ничего не может подписать. Ему надели наручники и приковали к кровати.

– Вы познакомили его с обвинениями и уликами?

– Я должна была это сделать, – сказала Хелен. – Он спросил, почему я считаю, что ему необходим адвокат.

– И?

– Барр пришел к выводу, что он виновен.

Некоторое время все молчали. Алан Данута закрыл свой портфель, снял его с колен и поставил на пол. А потом сел совершенно прямо. Все это он проделал одним быстрым и плавным движением.

– Добро пожаловать в «серую зону», – сказал он. – Именно оттуда и появляются все хорошие законы.

– Для нас в них сейчас нет ничего хорошего, – возразила Хелен. – По крайней мере пока.

– Мы не можем допустить, чтобы Барр попал под суд. Он получил серьезные ранения из-за недосмотра государственных служащих, а теперь они хотят судить его по серьезному обвинению? Нет, я так не думаю. Он же не помнит того дня, о котором идет речь. Как он может защищаться?

– Мой отец устроит скандал.

– Естественно. Мы будем вынуждены ему противодействовать. Нам придется обратиться в федеральный суд. В любом случае есть «Билль о правах». Федеральный суд, затем апелляционный, потом Верховный. Таков порядок.

– Это длинный процесс.

Данута кивнул.

– Он займет года три, – сказал он. – Если нам повезет. Наиболее близкий прецедент – Уилсон, его дело разбирали три с половиной года. Почти четыре.

– И у нас нет никаких гарантий, что мы одержим победу. Мы можем проиграть.

– Когда начнется процесс, мы постараемся сделать все, что в наших силах.

– У меня нет для этого необходимой квалификации, – сказала Хелен.

– В интеллектуальном плане? Я слышал совсем другое.

– Тактически и стратегически. И материально.

– Существуют объединения ветеранов, которые могут оказать финансовую помощь. Мистер Барр служил в армии США, не будем об этом забывать. И служил с честью.

Хелен ничего не ответила, лишь взглянула в сторону Ричера. Тот промолчал, отвернулся и посмотрел в стену. Он думал: неужели этот парень опять не будет наказан за убийство в Эль-Кувейте?

Алан Данута зашевелился на своем стуле.

– Есть и другой вариант, – сказал он. – Не слишком вдохновляющий с точки зрения законности, но он существует.

– Что вы имеете в виду? – спросила Хелен.

– Предложите вниманию вашего отца историю с кукловодом. При таких обстоятельствах половина выигрыша лучше, чем ничего. К тому же кукловод – это лучшая половина.

– А он согласится?

– Вы наверняка знаете своего отца лучше меня. Будет очень глупо с его стороны, если он откажется. Тогда ему предстоят трехлетние апелляции, прежде чем мистер Барр предстанет перед судом. И любой прокурор, который чего-то стоит, постарается добиться большего.

Хелен вновь посмотрела на Ричера.

– Кукловод – это пока всего лишь предположение, – возразила она. – У нас против него нет никаких улик.

– Вам виднее, – сказал Данута. – Но ни в том, ни в другом случае не следует допускать суда над Барром.

– Не будем принимать поспешные решения. Выслушаем сначала мнение доктора Мэри Мейсон, – предложила Хелен Родин.

Доктор Мейсон вышла из палаты двадцать минут спустя. Ричер наблюдал за ее походкой. Длина ее шага, взгляд и выражение рта подсказали ему, что она сделала определенный вывод. У нее не осталось ни малейших сомнений в характере заболевания Барра. Она уселась на свое место и разгладила юбку на коленях.

– Ретроградная амнезия, – изрекла она. – Подлинная, чистейший случай.

– Продолжительность? – спросил Нейбур.

– Любой специалист по бейсболу назовет вам точную дату, – сказала Мейсон. – Последнее, что он помнит, конкретная игра «Кардиналов»[14]. Я готова спорить, что это неделя, считая от сегодняшнего дня.

– В том числе и пятница, – заметила Хелен.

– Боюсь, что так.

– Ладно, ситуация прояснилась, – обрадовался Данута.

– Замечательно! – воскликнула Хелен.

Она поднялась, и остальные последовали за ней к лифту. Ричер так и не понял, правильно все они поступили или нет. Однако не вызывало сомнений, что дело Барра каждый воспринял по-своему. Для всех них он перестал быть человеком, превратившись в пациента или юридическую проблему.

– Вы идите, – сказал Джек.

– А вы останетесь? – спросила Хелен.

Ричер кивнул.

– Я хочу взглянуть на старого приятеля, – сказал он.

– Зачем?

– Я не видел его четырнадцать лет.

Хелен подошла к нему вплотную.

– Но зачем? – тихо спросила она.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь выключать систему жизнеобеспечения, – заверил ее Ричер.

– Очень надеюсь.

– Я просто не могу это сделать, – сказал он. – Ведь у меня нет алиби.

Она немного помедлила, а потом повернулась и присоединилась к остальной компании. И все вместе направились к выходу. Ричер подождал, пока они минуют стальную дверь и скроются в лифте. Потом зашагал по коридору к палате Барра. Он не стал стучать. Лишь постоял немного, повернул дверную ручку и вошел.