Джек Ричер, или Выстрел Чайлд Ли

– Я же говорила вам, что он невиновен.

– Приношу свои глубочайшие извинения, – сказал Ричер. – Вы были правы. Барр изменился в лучшую сторону. Он сдержал свое обещание и заслуживает уважения. Я сожалею, что он болен.

– Теперь вы должны ему помочь. Вы обещали.

– Я ему помогаю. С вечера понедельника я только этим и занимаюсь.

– Это безумие, – сказал Франклин.

– Нет, это как раз то, что и должно быть, – возразил Ричер. – Кто-то подставил Джеймса Барра. Но вместо того, чтобы заставить его совершить преступление, они устроили все так, словно он действительно убил тех людей.

– Неужели такое возможно? – спросила Энн Янни.

– А почему нет? Подумайте. Воссоздайте картину последовательных действий настоящего преступника.

И Энн Янни принялась выполнять его просьбу, тщательно обдумывая каждое слово.

– Он облачился в одежду Барра, надел его ботинки, нашел в кармане монету. Натянул перчатки, чтобы не испортить отпечатки Барра. Еще прежде он отвез на подземную парковку конус из гаража Барра. Он взял из подвала его винтовку, которую тот зарядил собственными руками. Выехал в город на его машине. Оставил все улики. Покрыл себя цементной пылью. Вернулся в дом, все положил на прежние места и быстро уехал. Даже не стал пользоваться туалетом. А когда Джеймс вернулся домой позже, то оказался в западне, о существовании которой даже не подозревал.

– Полностью с вами согласен, все так и произошло, – сказал Ричер.

– Но где же Барр находился все это время? – спросил Франклин.

– Вне дома, – ответил Ричер.

– Какое удачное совпадение, – заметил Франклин.

– Думаю, что совпадение тут ни при чем, – сказал Ричер. – Полагаю, что они каким-то образом заставили его уйти из дома. Джеймс помнит, что куда-то уходил. И что у него было хорошее настроение, словно его ждало что-то приятное. Думаю, они его каким-то образом заинтересовали. Полагаю, у него в пятницу было свидание.

– С кем?

– Может быть, с рыжей девушкой. Потом они ее использовали против меня. В пятницу Барр был одет по-праздничному. В отчете следователей написано, что его бумажник лежал в хороших брюках.

– И кто же все это проделал? – спросила Хелен.

– Кто-то очень хладнокровный и предусмотрительный, – ответил Ричер. – Человек, который может после такого преступления даже не заходить в туалет.

– Чарли! – воскликнула Розмари. – Это он. Бесспорно. Он маленький, странный. И отлично знает дом брата. Ему известно, где все лежит. И собака его много раз видела.

– И он очень опасный человек, – сказал Ричер. – Вот вам вторая причина, по которой я поехал в Кентукки. Я хотел проверить эту теорию.

– Так кто же это был?

– Чарли, – подтвердил Ричер. – Он и мишени подделал. Только неудачно. Отверстия на мишенях пробиты в самых разных местах. Но их распределение неслучайно. Чарли пытался скрыть свое мастерство. Он целился в определенные точки – и всякий раз в них попадал, уж поверьте мне. Иногда ему становилось скучно, и тогда Чарли стрелял в центр мишени. Или выбирал квадрант вне мишени и поражал его. Однажды он прострелил все четыре угла. Не имеет значения, куда ты целишься, если ты в эти места попадаешь. Это всего лишь традиция, что для поражения мишени нужно попасть в «десятку». С таким же успехом можно выбрать целью любую другую точку. Даже если ты стреляешь не в мишень, а в дерево. Именно этим и занимался Чарли. Он превосходный стрелок, который напряженно тренировался, но все время притворялся, что промахивается. Однако, как я уже говорил, людям не под силу действовать произвольно. Невольно возникают какие-то закономерности.

– Но зачем он это делал? – спросила Хелен.

– Для алиби.

– Убеждая людей, что он плохо стреляет?

Ричер кивнул.

– Он заметил, что хозяин стрельбища сохраняет использованные мишени. А Чарли из тех хладнокровных профессионалов, которые заранее обдумывают все детали.

– Кто же он? – спросил Франклин.

– Его настоящая фамилия Ченко, он связан с бандой русских. Вероятно, ветеран Советской армии. Полагаю, из снайперов, а те знают свое дело.

– И как нам добраться до Ченко?

– Изучая его жертвы.

– Мы вернулись к тому, с чего начали. Все жертвы – самые обычные люди. Нужно найти о них новые сведения.

– Босс Ченко называет себя Зэком.

– И что это за имя?

– Это слово, а не имя. Старый советский сленг. Так называли заключенных в трудовых лагерях. В сибирском ГУЛАГе.

– Эти лагеря давным-давно уничтожены.

– Зэк очень старый человек. Однако он крутой старик. Настолько крутой, насколько это вообще возможно.

Зэк чувствовал себя усталым после работы на бульдозере. Однако он привык к усталости. Она сопутствовала ему в течение шестидесяти трех лет и не оставляла с того самого дня, когда весной 1942 года в его деревню пришел вербовщик. Деревня находилась в страшной глуши, а вербовщик был из москвичей, которых здесь никогда не видели. Напористый и самоуверенный, он не слушал никаких возражений. Не вступал в споры. Он просто объявил, что все мужчины от шестнадцати до пятидесяти лет пойдут вместе с ним.

Зэку в то время исполнилось семнадцать. Поначалу его не взяли, потому что он сидел в тюрьме. Его посадили за то, что он спал с женой другого мужчины, а потом, когда тот начал возмущаться, сильно его избил. Покалеченного освободили от призыва по состоянию здоровья, и он рассказал вербовщику о своем обидчике, который сидел в тюрьме. Вербовщику требовалось собрать как можно больше солдат, поэтому Зэка вытащили из камеры и приказали встать на деревенской площади в шеренгу вместе с остальными. Он сделал это с радостью. Решил, что получил свободу, рассчитывая, что у него будет множество шансов сбежать.

Он ошибся.

Рекрутов заперли в автофургоне, а потом – в вагонах поезда. Путешествие продолжалось пять недель. В течение всего пути шло превращение новобранцев в красноармейцев. Им выдали обмундирование – плотную шерстяную одежду, а также сапоги и солдатские книжки. Однако оружия и денежного довольствия они не получили. Не было и никаких занятий, если не считать непродолжительной стоянки на заснеженной железнодорожной станции. Тогда их даже не выпустили из вагонов, когда комиссар прокричал короткую речь в металлический рупор. Зэк запомнил ее надолго: «Судьба всего мира решается в Сталинграде, в котором вы будете сражаться за родину до последней капли крови!»

Пятинедельное путешествие закончилось на восточном берегу Волги, где рекрутов выгрузили, как скот, и заставили бежать к старому парому и прогулочным лодкам. Противоположный берег выглядел как ад. Невероятно большой город – ничего подобного Зэку прежде видеть не доводилось – лежал в развалинах, над которыми поднимался дым. Повсюду полыхали пожары. Вода в Волге горела, в ней постоянно рвались снаряды. С неба пикировали бесчисленные самолеты, сбрасывали бомбы и стреляли из пушек и пулеметов. Повсюду валялись трупы и останки тел, отчаянно кричали раненые.

Зэка заставили сесть в маленькую лодку с маскировочным тентом, набитую солдатами. Никто не мог даже пошевелиться. Ни у кого не было оружия. Лодка поплыла к другому берегу, а самолеты постоянно атаковали. Переправа продолжалась пятнадцать минут, и к ее концу Зэк был мокрым от крови товарищей.

Когда лодка добралась до берега, солдат выстроили в одну шеренгу на деревянном причале, а потом приказали бежать к городу мимо небольшого укрепления. Здесь новобранцы получили от двух снабженцев заряженные винтовки и запасные обоймы. Зэк потом вспоминал, что солдат заставили запомнить какую-то песню или гимн:

Зэку дали только обойму. Винтовки он не получил. Его подтолкнули вперед, и он последовал за солдатом, шедшим впереди. Они свернули за угол, прошли мимо своего пулеметного гнезда. Зэк понял, что передовая рядом. В это время снова появился комиссар с флагом и большим рупором. Он крикнул: «Не отступать! Ни шагу назад! Шаг назад – расстрел!» И Зэку пришлось бежать вперед. Вдруг на него обрушился шквал немецких пуль. Он остановился, полуобернулся и получил три пули в руки и ноги. И Зэк упал среди развалин кирпичной стены. Через несколько минут раненого завалило грудой трупов.

Зэк пришел в себя через сорок восемь часов в импровизированном госпитале, где он впервые познакомился с советским военным правосудием: суровым, тяжеловесным, идеологизированным, действующим в соответствии с собственными карающими законами. Решался вопрос: получил ли Зэк свои раны в бою с врагами нашей родины или во время бегства с позиций? Поскольку всех обстоятельств выяснить не удалось, его не стали расстреливать и приговорили к службе в штрафном батальоне. Так для Зэка начался процесс выживания, который продолжался шестьдесят три года.

И он намеревался этот процесс продолжать.

Зэк набрал номер Григора Лински.

– Можно предположить, что солдат узнал многое, – сказал Зэк. – И все, что известно ему, теперь знают остальные. Пришло время позаботиться о собственной шкуре.

Франклин взял слово:

– Мы топчемся на месте. Нет никаких шансов, что Эмерсон нам поверит, если мы предъявим ему только то, что у нас есть сейчас.

– Нужно поработать со списком жертв, – сказал Ричер.

– На это уйдет слишком много времени. Пять жизней – пять разных историй.

– Так давайте сосредоточимся на ком-то одном.

– Прекрасно. Великолепно. Только скажите мне на ком.

Ричер кивнул. Вспомнил то, что ему рассказала Хелен Родин. Первый выстрел, едва заметная пауза, затем еще два. Потом еще одна, более длительная пауза – на самом деле прошли доли секунды – и последние три выстрела. Ричер закрыл глаза. Он вспомнил запись выстрелов на сотовом телефоне, которую ему дал прослушать Беллантонио. Представил себе картину, которую мысленно нарисовал, находясь в сумраке подземной парковки, когда выставил одну руку, как винтовку: «Клик, клик-клик, клик-клик-клик…»

– Не первый, – сказал он. – Только не первый выстрел. Не было гарантий, что он окажется удачным. Значит, первая жертва не имеет значения. Она для камуфляжа. И не последние три. Сознательный промах и опять – камуфляж. К этому моменту дело уже было сделано.

– Значит, второй или третий. Или оба.

Ричер открыл глаза.

– Третий, – сказал он. – Налицо некий ритм. Первый выстрел – разогревочный, затем – последняя проверка, а потом – главная цель. Небольшой перерыв. Убийца смотрит в прицел и проверяет: попал ли в искомую жертву. Да, все получилось. И тогда он делает заключительные три выстрела.

– Кто был третьим? – спросила Хелен.

– Женщина, – ответил Франклин.

Лински позвонил Ченко, а потом Владимиру и Соколову. Он объяснил им суть задачи и велел переместиться поближе. У офиса Франклина не было другого выхода. Только открытая лестница. Машины преследуемых находились рядом на стоянке. Разделаться с противниками будет легко.

Ричер сказал:

– Расскажите мне об этой женщине.

Франклин просмотрел свои записи. Затем сложил их в порядке очередности.

– Ее звали Олайн Арчер, – сказал он. – Белая, замужем, детей нет, тридцать семь лет, жила в одном из западных пригородов.

– И работала в здании, где расположен Отдел транспортных средств, – заметил Ричер. – Если именно она являлась намеченной жертвой, то Чарли должен был знать, где она работает и когда должна выйти на площадь.

Франклин кивнул.

– Да, она действительно работала в этом отделе. Почти полтора года.

– И чем занималась?

– Руководила клерками.

– Значит, это как-то связано с ее работой? – предположила Энн Янни.

– Чарли пришлось слишком долго стоять в очереди? – проворчал Франклин, разглядывая копию портрета Ченко. – Или неудачна его фотография на водительских правах? Сильно в этом сомневаюсь. Я проверил базы данных. Клерков Отдела транспортных средств посетители не убивают. Такого просто не бывает.

– Ну а что известно о ее личной жизни? – спросила Хелен Родин.

– Ничего особенного мне в голову не приходит, – сказал Франклин. – Она была обычной женщиной. Но я буду продолжать поиски. Должно же что-то проясниться.

– Действуйте быстрее, – попросила Розмари Барр. – Ради моего брата. Мы должны его освободить.

– Нам нужно получить заключение врачей, – вмешалась Энн Янни. – Обычных врачей, а не психиатров.

– А Эн-би-си оплатит их услуги? – спросила Хелен Родин.

– Если это что-то даст.

– Конечно, даст, – сказала Розмари. – Разве может быть иначе? Болезнь Паркинсона вполне реальна. Либо она у него есть, либо ее нет.

– Это может повлиять на решение суда, – сказал Ричер. – Веская причина, по которой Джеймс Барр не мог совершить преступление, плюс правдоподобное доказательство того, что это мог сделать кто-то другой. Именно таким образом следует вселять разумные сомнения в умы присяжных.

– Правдоподобное – неточное слово, – заметил Франклин. – А разумные сомнения – рискованное понятие. Лучше заставить Алекса Родина просто снять обвинение. А сначала нам необходимо убедить Эмерсона.

– Я не могу с ними говорить, – сказал Ричер.

– А я могу, – вызвалась Хелен.

– И я, – предложил Франклин.

– Черт побери, и я могу, – заявила Энн Янни. – Мы все можем, кроме вас.

– Но вы можете не захотеть, – заметил Ричер.

– Почему? – спросила Хелен.

– Эта часть нашего расследования кому-то из нас совсем не понравится.

– Почему? – повторила Хелен.

– Подумайте, – сказал Ричер. – Вспомните, как все было. История с убийством Сэнди, эпизод в спортивном баре вечером в понедельник – почему все это произошло?

– Чтобы связать вам руки. Чтобы помешать принять участие в расследовании.

– Верно. Две попытки, то же намерение, та же цель, тот же исполнитель.

– Очевидно.

– История, случившаяся вечером понедельника, началась с того, что за мной следили от самого отеля. Сэнди, Джеб Оливер и его дружки кружили в центре города, дожидаясь, пока кто-то им позвонит и скажет, где я нахожусь. Значит, все началось с того, что проследили, в какой отель я отправился. А это было значительно раньше.

– Мы это уже обсуждали.

– Но откуда кукловод мог узнать мое имя? Как он выяснил, что я в городе? С чего взял, что я могу оказаться опасен?

– Кто-то ему рассказал.

– А кто мог это знать с утра понедельника?

Хелен задумалась.

– Мой отец встречался с вами рано утром, – ответила она. – Вероятно, вскоре об этом узнал и Эмерсон. Они говорили о Джеймсе Барре. Естественно, они должны были связаться друг с другом, как только возникла опасность осложнений.

– Правильно, – кивнул Ричер. – А потом кто-то из них позвонил кукловоду. Задолго до ланча в понедельник.

Хелен ничего не сказала.

– Если только один из них сам не является кукловодом, – предположил Ричер.

– Зэк – вот кто кукловод. Вы сами сказали.

– Я сказал, что он – босс Чарли. Вот и все. Но мы не можем знать, сидит ли Зэк на самой верхушке.

– Вы правы, – сказала Хелен. – И мне совсем не нравятся ваши рассуждения.

– Кто-то сделал этот звонок, – продолжил Ричер. – Черт возьми, тут не может быть ни малейших сомнений. Либо ваш отец, либо Эмерсон. Мое имя стало известно через два часа после того, как я вышел из автобуса. Следовательно, один из них является нашим врагом, а другой не станет нам помогать, поскольку уверен, что преступление полностью раскрыто, и все его устраивает.

Наступило долгое молчание.

– Мне нужно вернуться на работу, – наконец сказала Энн Янни.

Ей никто не ответил.

– Позвоните мне, если будут новости, – попросила она.

И вновь ей никто не ответил. Янни пересекла комнату и подошла к Ричеру.

– Ключи, – сказала она.

Он извлек из кармана ключи и протянул их ей.

– Спасибо за помощь, у вас отличная машина.

Лински смотрел, как уезжает «мустанг». Машина свернула на север. Шумный двигатель, громкий выхлоп. Его было слышно на весь квартал. Потом снова наступила тишина, и Лински позвонил по телефону.

– Женщина с телевидения уехала, – сказал он.

– Частный детектив останется у себя в офисе, – сказал Зэк.

– А что делать, если все остальные выйдут одновременно?

– Надеюсь, они поступят иначе.

– И все же?

– Тогда возьмите всех.

Розмари Барр спросила:

– А болезнь Паркинсона лечится?

– От нее невозможно излечиться, и ее нельзя предотвратить, – ответил Ричер. – Однако развитие болезни можно замедлить. Существуют лекарства. Также помогает физиотерапия. И сон. Симптомы исчезают, когда человек спит.

– Может быть, Барр именно по этой причине просил снотворное. Он пытался спастись.

– Снотворным не следует злоупотреблять. Полезнее больше общаться с другими людьми.

– Мне нужно съездить в больницу, – сказала Розмари.

– Объясните все Джеймсу, – попросил Ричер. – Расскажите, что произошло в пятницу на самом деле.

Она кивнула, встала и покинула офис. Минуту спустя Ричер услышал, как отъехала ее машина.

Франклин отправился в кухню, чтобы сварить кофе. Ричер и Хелен Родин остались в офисе вдвоем. Ричер пересел на стул, который занимала Розмари Барр. Хелен отошла к окну и, стоя спиной к комнате, выглянула на улицу. Она была одета так же, как Розмари Барр. Черная рубашка, черная юбка, черные лакированные туфли. Однако Хелен не выглядела как вдова. Скорее она напоминала женщину из Нью-Йорка или Парижа. У нее были высокие каблуки, а стройные загорелые ноги притягивали взгляд.

– Эти типы, о которых мы говорили, – русские, – заметила она.

Ричер молчал.

– Мой отец – американец, – продолжала она.

– Американец по имени Алексей Алексеевич, – сказал Ричер.

– Наша семья приехала сюда еще до Первой мировой войны. Тут не может быть никакой связи. Ну подумайте сами! Эти люди, о которых идет речь, – настоящие отбросы Советов.

– Чем ваш отец занимался до того, как стал окружным прокурором?

– Он был помощником окружного прокурора.

– А еще раньше?

– Он всегда там работал.

– Расскажите мне о том, как в его офисе подают кофе.

– А это тут при чем?

– У него фарфоровые чашки и серебряный поднос. Округ не стал бы их покупать.

– И что с того?

– Расскажите мне о его костюмах.

– О костюмах?

– В понедельник на нем был костюм стоимостью в тысячу долларов.

– У него вкус к дорогим вещам.

– А он может себе их позволить?

– Я не хочу об этом говорить.

– Еще один вопрос.

Хелен молчала.

– Он давил на вас, когда вы согласились взять на себя защиту Джеймса Барра?

Хелен не стала отвечать сразу, посмотрела сначала налево, потом направо. И повернулась лицом к Ричеру.

– Он сказал, что поражение может оказаться победой.

– Тревожился о вашей карьере?

– Я так подумала. Я и сейчас так считаю. Он честный человек.

Ричер кивнул.

– Существует пятидесятипроцентная вероятность, что вы правы.

Франклин вернулся с кофе, налитым в три разные фаянсовые чашки, две из которых были щербатыми. Чашки он принес на пробковом подносе вместе с открытым пакетом молока, желтой сахарницей и одной ложкой из штампованной стали. Он поставил поднос на письменный стол, и Хелен Родин посмотрела на него так, словно Франклин поддержал Ричера: «Вот как должны подавать кофе в офисе».

– Дэвид Чепмен знал ваше имя в понедельник, – сказала она. – Первый адвокат Джеймса Барра. Он знал о вас еще с субботы.

– Однако он даже не подозревал, что я здесь появлюсь, – ответил Ричер. – К тому же едва ли ему кто-то обо мне рассказал.

– Я тоже знал ваше имя, – заметил Франклин. – Может быть, я также в этом замешан.

– Но вам было известно, почему я сюда приехал, – сказал Ричер. – Вы не стали бы устраивать мне ловушки. Вы бы настаивали на моей явке в суд, прислали бы повестку.

Наступила тишина.

– Я ошибся относительно Джеба Оливера, – заговорил Ричер. – Он не продает наркотики. В его сарае ничего не оказалось, за исключением старого грузовика.

– Я рада, что вы способны ошибаться, – сухо заметила Хелен.

– Джеб Оливер – не русский, – сказал Франклин.

– Типичный американец, – сказал Ричер.

– Значит, эти типы могут работать и с американцами. Вот что я хотел сказать. Возможно, за всем стоит Эмерсон. Вовсе не обязательно, что виноват окружной прокурор.

– Вероятность пятьдесят процентов, – сказал Ричер. – Пока я никого не обвиняю.

– Если вы вообще правы.

– Плохие парни слишком быстро оказались у меня на хвосте.

– И это совсем не похоже ни на Эмерсона, ни на окружного прокурора, а я их хорошо знаю.

– Вы можете назвать его имя вслух, – сказала Хелен. – Его зовут Алекс Родин.

– Не думаю, что он один из них, – не сдавался Франклин.

– Мне нужно вернуться на работу, – сказала Хелен.

– Вы меня подбросите? – спросил Ричер. – К автостраде.

– Нет, – резко ответила Хелен. – Не хочу.

Она взяла сумочку и портфель и в гордом одиночестве покинула офис.

Ричер стоял и внимал шуму улицы. Он услышал, как открылась и закрылась дверца машины. Заработал двигатель. Авто уехало. Он сделал пару глотков кофе и сказал:

– Похоже, я ее огорчил.

Франклин кивнул.

– Так и есть.

– У плохих парней есть свой человек внутри. Очевидный факт. Нам стоит это обсудить.

– Полицейский – более вероятная кандидатура, чем окружной прокурор.

– Я не согласен. Полицейский может наложить руку только на те дела, которые ведет сам. А прокурор контролирует все.

– Я бы и сам предпочел такой вариант. Я был полицейским.

– Как и я, – сказал Ричер.

– Должен сказать, что Алекс Родин не доводит до суда многие дела. Люди говорят, что это осторожность, но возможны и другие причины.

– Было бы неплохо покопаться в делах, которые он закрыл.

– У меня и без того хватает работы.

Ричер кивнул. Поставил свою чашку и встал.

– Начните с Олайн Арчер, – сказал он. – С жертвы. Сейчас она очень важна.

Потом он подошел к окну и выглянул на улицу. Ничего не увидел, попрощался с Франклином, прошел по коридору и оказался на крыльце.

Ричер немного постоял на верхней ступеньке и потянулся. Было тепло. Он повел плечами, размял руки, сделал глубокий вдох. Целый день Джек провел за рулем или сидя на стуле. Ему надоело прятаться. И сейчас было приятно стоять под открытым небом, в свете дня, у всех на виду, и ничего не делать. На стоянке осталась только одна машина – черный «шевроле». На улице было тихо. Ричер посмотрел направо. На шоссе, ведущем с юга на север, стало больше машин. Слева особого движения не наблюдалось. Он решил, что ему следует направиться на запад. Однако идти придется довольно далеко, поскольку где-то рядом должен находиться полицейский участок. Нужно его обойти. А потом он двинется на север от центра города. Там располагался заповедник. Именно там Ричер чувствовал себя лучше всего.

Он начал спускаться по ступенькам, и, когда оказался на тротуаре, в пятнадцати футах у него за спиной послышались шаги. Ричер подался в сторону. Тонкая подошва наступила на гравий. Тихо. Затем донеслось знакомое клацанье затвора. Потом голос: