Слуги дьявола (сборник) Владич Сергей
Найти в Интернете текст «енохианских ключей» из «Сатанинской библии» Шандора ЛаВея было делом пятнадцати минут. Сомнения отпали, когда Сергей Михайлович прочитал первый «ключ». Как утверждалось, в примерном переводе с «енохианского» языка на русский он гласил:
«Я правлю вами, — говорит Бог Земли, — властью, вознесенной с земли до небес, в чьих руках солнце — сверкающий меч, а Луна — пронзающее пламя; ваши одежды находятся средь моих одеяний, власть эта связывает вас воедино, как ладони моих рук, и озаряет ваши деяния светом Преисподней.
Я учредил для вас закон, управляющий святыми, и передал вам жезл своей высочайшей мудрости… Вы возвысили свои голоса и присягнули Ему — тому, кто живет, торжествуя, у кого нет ни начала, ни конца… тому, кто сияет, как пламя, посреди ваших дворцов и правит среди вас, как жизненное равновесие.
Посему же покажись немедленно! Открой тайны своего творения! Будь ко мне благосклонен, ибо я равен тебе, — истинный почитатель высочайшего и несравненного Короля Ада!»
— Смотри, — сказал Сергей Михайлович Анне, — здесь говорится, что это — «воззвание сатаны, излагающее начало законов мирских теологических учений и несокрушимой силы, свойственной тем, кто достаточно смел, чтобы признать земные начала и абсолюты». Теперь я понимаю, почему князь был столь спокоен в отношении восьми утерянных страниц. Он передал свое послание другим способом! Ибо дьявол может перевоплощаться в кого угодно, в том числе и в ангела света. Но в чувстве юмора ему не откажешь — взять и назваться Уриэлем…
Некоторое время спустя догадка Трубецкого получила косвенное подтверждение из совершенно неожиданного источника. Как-то ему на глаза попалась написанная еще в 1888 году статья Е. П. Блаватской «Культ звезд и ангелов в Римско-католической церкви», опубликованная в журнале «Люцифер». И вот что он в ней прочитал.
«В середине VIII века христианской эры хорошо известный архиепископ Адальберт из Магдебурга — знаменитость, каких немного в анналах магии, — предстал перед своими судьями. Он был обвинен и в конце концов осужден Вторым собором в Риме под председательством Папы Захария за то, что он использовал в ходе представлений церемониальной магии имена „семи духов“ — в то время наиболее могущественных в Церкви, — и среди прочих имя УРИЭЛЬ, при помощи которого он достиг успеха в создании величайших из своих феноменов. Как это легко показать, Церковь выступает не против магии как таковой, а против тех магов, которые не соглашаются с ее методами и правилами вызывания духов. Однако, поскольку чудеса, совершенные его высокопреподобием колдуном, были не такого характера, чтобы их можно было классифицировать как „чудеса по милости Божией и во славу Бога“, они были объявлены дьявольскими. Кроме того, архангел Уриэль (lux et ignis, свет и огонь) был скомпрометирован такими проявлениями и его имя должно было быть опозорено. Но, так как такое бесчестие одного из „тронов“ и „посланников Всевышнего“ уменьшило бы число этих еврейских саптариши [семерки риши] до шести и, таким образом, внесло бы путаницу во всю небесную иерархию, прибегли к помощи весьма хитрой и мудрой отговорки. Однако она была не нова и не оказалась достаточно убедительной и эффективной.
Было объявлено, что Уриэль епископа Адальберта, „огонь Божий“, не был архангелом, упомянутым во второй Книге Ездры; не был он также и знаменитым персонажем, столь часто упоминаемым в магических книгах Моисея — особенно в 6-й и 7-й. Византиец Михаил Гликас говорил, что сферой или планетой первоначального Уриэля было солнце. Как же тогда это возвышенное существо — друг и компаньон Адама и Евы до их падения и позднее приятель Сифа и Еноха, как это известно всем набожным христианам, — как мог он когда-либо протянуть руку помощи колдуну? Никогда и никоим образом! Сама эта идея была абсурдной.
Таким образом, Уриэль, столь почитаемый отцами Церкви, остался таким же неприступным и непорочным, как и всегда. Это был дьявол с тем же самым именем — скрытый дьявол, следует думать, поскольку он нигде больше не упоминался, — тот, кто должен был нести ответственность за черную магию епископа Адальберта. Этот „дурной“ Уриэль, как это настойчиво пытался внушить некий украшенный тонзурой адвокат, связан с неким важным словом оккультной природы, используемым и известным лишь масонам высшей ступени. Однако, не зная самого этого „слова“, защитник оказался совершенно неспособным доказать свою версию».
Magna est veritas et prevalebit. Истина велика и восторжествует.
Где-то под Киевом, 2010 год
Была уже глубокая ночь, когда синий «СААБ» вырулил наконец на трассу и начал набирать скорость во всю мощь своих форсированных двухлитровых легких. Они держали путь на юг. Сидящий за рулем Шон ЛиВей нервным движением достал сигарету и прикурил от зажигалки, заботливо предложенной супругой. Минут пятнадцать они ехали молча, не отрывая глаз от дороги и думая каждый о своем. Только что им каким-то чудом удалось ускользнуть от милиции, и в целях предосторожности они проехали несколько километров по проселочной дороге, даже не включая фар. ЛиВей был просто вне себя от ярости.
— Черт, черт, черт! — вдруг выкрикнул он с дикой злобой в голосе и ударил рукой по рулю. — Как же это мы попались! — ЛиВей покачал головой. — Ума не приложу, что могло пойти не так… Кажется, все было настолько тщательно спланировано и до цели оставалось только руку протянуть, а тут такое! — выговорил он, уже овладев собой и глубоко затянувшись едким дымом.
— Прошу тебя, успокойся. — Екатерина ЛиВей нежно погладила его по плечу. — Все равно ты — гений. Это, видимо, просто какое-то чудовищное недоразумение… Может, позвоним в Рим, его преосвященству, объясним ему все? Ведь никакой непоправимой трагедии не случилось…
— Еще успеем, — раздраженно ответил Шон. Он только на мгновение представил себе разговор с генералом и его объяснения по поводу того, зачем надо было пытаться похитить саму Библию, когда задача стояла всего лишь отыскать пропавшие страницы. Разве объяснишь этому закостенелому фанатику-иезуиту, что уникальная, самая большая в мире Библия, да еще древняя, с портретом дьявола во весь рост, — это же просто находка, ключ на пути к признанию его главой церкви сатаны! Именно эта книга была истинной целью всей его игры! Он и согласился-то помогать иезуитам лишь потому, что хотел заполучить саму Библию дьявола, а не какие-то жалкие утерянные страницы. Просто иезуитам он об этом ничего не сказал.
— Сначала надо снять стресс, — заявил, обращаясь к жене, ЛиВей и грубоватым жестом обнял свободной рукой супругу. — И лучше всего для этой цели подходит женщина. Но об этом его преосвященству знать вовсе не обязательно. Он у нас девственник.
Шон ухмыльнулся, затушил сигарету и свернул к своевременно показавшейся впереди придорожной гостинице. Он припарковал машину за отелем так, чтобы ее не было видно с дороги. Погони ЛиВей уже не опасался — видимо, им удалось улизнуть от ментов незамеченными, однако он справедливо считал, что осторожность лишней не бывает.
Они быстро сняли номер и поднялись наверх. Екатерина была в ванной, когда у него зазвонил телефон. Номер был незнаком, но Шон ответил. Он несколько раз прокричал в трубку «алло», однако с другой стороны никто не отозвался. ЛиВей с раздражением бросил телефон на тумбочку и сел на кровать. Затем он подумал, снова взял телефон и набрал номер.
— Привет тебе, мой черный брат, — сказал он без малейшей доли иронии в голосе и продолжил говорить тоном человека, не терпящего возражений. — Мне нужна машина. Возьмите БМВ с дипломатическими номерами. И паспорта тоже прихватите, мой и Екатерины. Да, я думаю, румынские подойдут лучше всего. Снимите сколько получится денег, хоть и все. Часть возьмите в долларах, часть — в евро. И чтоб купюры были не новые. Я в гостинице на 156-м километре одесской трассы. Жду вас через два часа.
Шон выключил телефон.
— Кто это был? — томным голосом произнесла Екатерина, неслышно, по-кошачьи подкравшись и обнимая мужа сзади. Она уже разделась, за исключением стрингов и лифчика, которые он любил снимать сам.
— Так, видимо, ошиблись номером.
При этих словах Екатерина ловким движением повалила его на кровать и уселась сверху.
— Ну, показывай теперь, какой ты дьявол, — томно зарычала она и принялась сдирать с ЛиВея рубашку.
В эту минуту дверь номера резко распахнулась и в комнату ворвался человек спортивного телосложения, на голову которого была надета трикотажная шапочка с прорезями для глаз. В его руке был пистолет с глушителем. Екатерина умерла сразу. Выстрел в спину откинул ее на пол. Шон, запутавшийся в собственной рубашке, попытался приподняться, но первый выстрел — в живот — пригвоздил его к кровати.
— За что? — прошептал он, корчась от боли.
— За самодеятельность. Ваши люди в Стокгольме чуть было все не испортили. Мы столько сил потратили на то, чтобы проникнуть в эту проклятую протестантскую Швецию, создать там свою сеть, а ваши идиотские выходки поставили под угрозу все усилия ордена. Зря вы затеяли собственную игру, господин ЛиВей. Вы нарушили главный принцип организации — безусловное подчинение. Генерал приговорил вас к смерти, — обстоятельно ответил вошедший и выстрелом в голову довершил начатое.
— Ad majorem Dei gloriam. К вящей славе Божьей, — произнес убийца, перекрестившись. Затем он взял из шкафа куртку Шона, нашел и положил в карман ключи от машины, мобильный телефон ЛиВея и вышел из комнаты, тщательно прикрыв за собой дверь.
В коридоре гостиницы он снял шапочку, водрузил на голову кепку, надел куртку ЛиВея и вышел на улицу через черный ход. Не спеша, чтобы даже в темноте не привлекать внимания, он прошел на парковку, где стоял синий «СААБ», и открыл багажник. Затем сделал вид, что роется в каких-то вещах, а сам отогнул сбоку обшивку, достал из-под нее небольшое устройство, которое обычно используется милицией для слежения за угнанными автомобилями с помощью спутника, сунул его в карман, закрыл багажник и выбросил ключи от машины в ближайший мусорный контейнер. Перед гостиницей его ждала неприметная грязно-белая «копейка» с водителем и заляпанными грязью номерами. Как только пассажир сел, «копейка» беспрепятственно выехала на трассу и умчалась в сторону Одессы. По дороге с телефона только что убитого ЛиВея он отправил текстовое сообщение на телефонный номер Трубецкого. Сообщение гласило: «Жду вас, как и договаривались, в гостинице на 156-м километре одесской трассы». Убедившись, что сообщение доставлено, он выкинул телефон на обочину дороги. Туда же немного погодя отправилась и куртка ЛиВея. «Пусть теперь полицейские ломают голову, чем это ему насолил ЛиВей со своей бабой», — ухмыльнулся про себя убийца. Лишь после этого он позвонил в Рим и отчитался о проделанной работе.
Рим, 2011 год
Мрачное серое здание неподалеку от собора Святого Петра не отмечено на туристических картах Рима. Посторонним тут делать нечего, это место — для посвященных. Да и те предпочитают приходить в этот дом не для праздного любопытства, а лишь по личному приглашению генерала Адольфо Николаса, ибо глава ордена иезуитов не любит неподготовленных сюрпризов. Хотя таковые все же случаются, и иногда — даже против его воли.
Именно таким сюрпризом оказался неожиданный звонок из Ватикана от камерлинго — испанского кардинала Хосе Торреса, старшего из кардиналов Римской курии и хранителя престола его святейшества.
— Монсеньор хотел бы с вами встретиться. На вашей территории. Он сейчас прибудет, — сказал камерлинго. — Надеюсь, вы не откажете нам в этой любезности.
Последнее замечание было излишним. Глава ордена иезуитов был связан клятвой безусловного подчинения своему патрону, Папе Римскому, и готов был служить ему в любое время дня и ночи.
От резиденции Папы в курию ордена ведет подземный ход — пассетто, причем весьма комфортно обустроенный для проезда небольшого электромобиля. Папа прибыл ровно через десять минут. Генерал Николас приветствовал патрона при входе в здание и проводил в комнату для тайных переговоров. По этому поводу подсказки ему не требовались — Папы Римские просто так свидания не назначают. Все их заботы и чаяния связаны со Святой католической церковью; «Общество Иисуса» служит той же цели. В этом деле мелочей не бывает, зато есть вопросы, которые обсуждать на публике не принято. Они прошли в небольшой, отлично обустроенный зал без окон, но с камином и расположились в стоящих возле него креслах. Здесь они могли говорить совершенно спокойно.
— Я встревожен, друг мой, — задумчиво произнес Папа. Его благородное лицо, обычно полное смирения, выражало грусть. — Мы получили и проанализировали отчеты европейских приходов за последние двадцать лет. Популярность Церкви падает, пустеют храмы и беднеют монастыри. В некоторых странах численность монахов сократилась вдвое! Все меньше доходы, а некоторые страны, Турция например, позволяют себе не признавать статус католической церкви на своей территории… Статистика дает очень неутешительную картину. В последний раз всплеск симпатий к Ватикану был отмечен наблюдателями, когда произошло покушение на нашего святейшего брата Иоанна Павла II… Тогда еще эта история с тремя пророчествами Фатимы сыграла свою роль. Но теперь я крайне огорчен тем, что слово Ватикана уже не так веско звучит, как в былые годы…
— Мы осведомлены об этих не слишком обнадеживающих тенденциях, — осторожно произнес генерал Адольфо, — и мы предприняли кое-какие меры.
— Вот как? — Его собеседник был, очевидно, удивлен таким заявлением. — Весьма любопытно… И что же это за меры, позвольте узнать? Я слушаю вас, генерал, внимательно слушаю.
Адольфо Николас выдержал паузу, как бы еще раз обдумывая то, что намеревался сказать.
— Видите ли, Ваше Святейшество, с конца XVI века в анналах нашего ордена хранится один свиток, цены которому нет. Он попал к нам из источников при дворе императора Рудольфа II, и с тех пор мы бережем его как зеницу ока.
— И что же это за свиток? — поинтересовался Папа. В его голосе сквозило нетерпение. — Говорите же скорее! Почему я ничего о нем не знаю?
— Это ужасные пророчества о конце света, продиктованные одному бенедиктинскому монаху семьсот лет тому назад самим… — генерал сделал паузу, как бы не решаясь продолжить, — самим дьяволом.
Папа оторвал взгляд от огня в камине и медленно повернул голову к Адольфо.
— Я не ослышался? Вы сказали — самим дьяволом?
— Да, Ваше Святейшество, в этом нет никаких сомнений. И нам кажется, что настал час этим пророчествам поработать на благо Церкви.
— Каким же образом вы собираетесь это сделать? Как можно использовать пророчества князя Тьмы на благо Церкви?
— План таков, монсеньор. Приближается 2012 год. Вы, конечно же, слышали об этих зловещих предсказаниях, приписываемых то ли индейцам майя, то ли Нострадамусу, что в следующем году на земле следует ожидать глобальных катаклизмов, чуть ли не конца света. Да и гематрия говорит о том же, ведь году 2012 соответствует цифра 5 — нумерологический символ риска, отсутствия стабильности, непредсказуемости. Но все это удел астрологов и гадалок. Церкви не пристало учитывать фантазии всяких там исчезнувших индейцев, хотя, должен заметить, наши братья-проповедники, которые в свое время обращали в истинную веру коренных жителей Латинской Америки, неоднократно подтверждали в своих донесениях магические способности их жрецов предсказывать будущее с помощью специальных обсидиановых зеркал и заклинаний. Якобы они так общались с духами и делали свои предсказания с феноменальной точностью!
Мы же с вами понимаем, что никакого конца света в будущем году не предвидится. Но Церковь может и должна воспользоваться существующей на эту тему дискуссией и, я бы сказал, паническими настроениями, распространенными среди определенной категории людей, которых, кстати, совсем немало. Уже опубликовано с десяток книг, посвященных 2012 году, выпущена дюжина фильмов. Я с ними ознакомился лично и должен вам сказать, что все это весьма поверхностные произведения, рассчитанные на потребителей со средним интеллектом. А теперь представьте, каков будет общественный резонанс, если мы в ближайшие дни распространим в прессе информацию, что не где-нибудь, а в архивах Ватикана найден и расшифрован документ с ужасными пророчествами о конце света, — а парочку из них можно и опубликовать, — источником которых являются не какие-то там непонятные и исчезнувшие с лица земли жрецы майя, а сам дьявол! И при этом будет сказано, что именно католическая церковь и вы, как ее глава, берете на себя высокую миссию нейтрализовать ужасные пророчества нечистого духовным щитом, святой молитвой и благими делами, для которых понадобится мобилизация духовных сил всей паствы! Этот призыв неминуемо должен привести миллионы людей назад в лоно Церкви, ибо страх перед неведомым и ужасным будущим плохо контролируется разумом.
Папа молча слушал, лишь изредка утвердительно кивая. А когда были произнесены последние слова, его взгляд оживился, в глазах появились искорки.
— Почему же вы раньше молчали? — спросил он.
— Всему свое время, монсеньор, — был ответ. — И потом, план этот начал разрабатываться не так давно — после громкого убийства Алоиза Эстермана и его жены, когда репутации Святого престола был нанесен огромный ущерб. Пришлось выдержать паузу, чтобы публика успокоилась. Слишком много шума было в прессе.
Упоминание имени погибшего при странных обстоятельствах командующего швейцарской гвардией, любимца покойного Иоанна Павла II, привело Папу в легкое замешательство. Он подался вперед и с волнением спросил:
— Вы что же, хотите сказать, что дело Эстермана было как-то связано с пророчествами нечистого?
— Прошу прощения, Ваше Святейшество, — на лице генерала Николаса не дрогнул ни один мускул, — но я не хотел бы ворошить прошлое. В том деле было много неясного, пусть оно так и остается, ибо тех, кто точно знает, как развивались события, уже давно нет с нами. — Генерал перекрестился. — Пусть им будет спокойно на Небесах. Я думаю, нам с вами следует позаботиться о будущем, а не тревожиться о прошлом.
Возникла продолжительная пауза, во время которой собеседники не произнесли ни слова. Они просто сидели молча, не отрывая глаз от огня. Каждый думал о своем. Папа вспомнил, как год тому назад в громком заявлении для прессы главный экзорцист Ватикана отец Габриэле Аморт обвинил в смерти Эстермана, его жены и капрала Седрика Торнэ самого дьявола. По его мнению, в Ватикане орудовал нечистый, а на месте преступления были обнаружены следы четвертого участника драмы, так и не установленного.
В свою очередь, у Адольфо Николаса та история вызывала совершенно другие ассоциации. Тройному убийству в среде швейцарской гвардии предшествовал конфликт ордена иезуитов с влиятельным Опусом Деи, активным членом которого был Эстерман. Будущий полковник швейцарской гвардии, а тогда молодой гвардеец Алоиз Эстерман был рядом с Папой Иоанном Павлом II во время покушения Али Агджи, и со временем у Николаса возникли обоснованные сомнения относительно легенды о «чудесном спасении» понтифика и о третьем пророчестве Фатимы. От имени Опуса Деи он на протяжении нескольких последних лет проводил собственное тайное расследование этой истории, которое могло привести к истинным организаторам покушения. Орден не мог допустить такого развития событий, однако решить эту проблему путем переговоров с Опусом Деи не удалось. Тогда-то и пришлось прибегнуть к другим средствам.
Кроме того, в свое время ордену было поручено урегулировать дело с родными капрала Торнэ, которого обвинили в двойном убийстве — Эстермана и его жены. По требованию матери Торнэ было проведено повторное вскрытие его тела. Ведь публике была предложена версия, что Торнэ убил полковника и Глэдис из-за ревности на почве гомосексуальной связи, а затем покончил с собой. Когда же выяснилось, что внутренние органы предполагаемого убийцы имели серьезные повреждения, характерные для избиения, отверстия от пуль не соответствовали количеству выстрелов из найденного на месте трагедии оружия, а так называемое предсмертное письмо Седрика, якобы обнаруженное в его кармане, — подделка, продолжение следствия могло привести к колоссальному скандалу. Орден тогда задействовал все возможные аргументы, в том числе угрозы, уговоры и подкуп, чтобы независимое расследование не состоялось. Так что к тому делу и правда не стоило возвращаться.
— Ваш план просто великолепен, хвала Всевышнему, — произнес наконец Папа. — Вы правы, не будем ворошить прошлое. Но в будущем мне ни при каких обстоятельствах не хотелось бы допустить новых человеческих жертв. Уверены ли вы, что где-нибудь случайно не обнаружатся другие копии этих пророчеств или вдруг найдутся доказательства, которые могли бы вызвать сомнения в их подлинности?
— Как раз наоборот, у нас есть документальные доказательства, что они подлинные и что единственная копия — у нас! — ответил генерал. — Мы предприняли все необходимые шаги, хотя, должен признать, в этом деле с самого начала было очень много белых пятен. Мы выяснили, что в оригинальном виде эти пророчества были записаны в самой большой Библии мира — Codex Gigas. Вы, конечно же, осведомлены об этом шедевре безвестного монаха-бенедиктинца из Богемии?
— Разумеется, — ответил Папа. — Но ведь эта Библия хранится в Королевской библиотеке в Стокгольме, не так ли?
— Именно. Однако никто не знал, где же находятся восемь утерянных из этого кодекса листов и что на них написано. Так вот, в наших архивах есть подлинное свидетельство, что именно на них первоначально и были записаны пророчества дьявола, сразу после изображенного в упомянутой книге портрета нечистого. Чтобы избежать даже случайной возможности привлечения к этому делу наших «заклятых друзей» — протестантов, — в Стокгольм был приглашен ученый из России, которому были созданы все условия для того, чтобы найти утерянные страницы. И он нашел их! Он обнаружил, что ныне на них записан устав святого Бенедикта, а предыдущие записи стерты. Это в точности соответствует имеющимся у нас свидетельствам из других источников. Так что у нас собраны самые что ни на есть научные доказательства, которые, в отличие от многих других аргументов, невозможно оспорить.
— Но, значит, этот ученый посвящен в тайну пророчеств?
— В том-то и прелесть, что нет. Он не имеет ни малейшего понятия о том, что было записано в оригинале. Впрочем, хочу признаться, что и у нас были свои недоработки. Мы попытались заполучить эти восемь листов, чтобы окончательно, раз и навсегда решить проблему дьявольских предсказаний, но нам, к сожалению, не удалось это сделать. Люди, которых мы задействовали для этой цели, стали играть свою игру, чересчур увлеклись и чуть было не погубили все дело. Но сейчас я могу заверить вас, что все в полном порядке. Если вы одобрите наш план, мы начнем действовать — для начала через газеты, затем подготовим официальное заявление Ватикана, дадим несколько комментариев по телевидению. Можно даже договориться с Би-би-си и снять фильм. В нужный день и час вы упомянете в своей проповеди о необходимости вселенского очищения, покаяния и духовного единства паствы перед нависшей над человечеством угрозой. Цель оправдывает средства, тем более когда цель благородна.
Папа снова задумался. Он вспомнил, как разворачивались события вокруг пророчеств Фатимы — одной из последних успешных попыток Святого престола воссоздать свойственный религиозным институтам ореол таинственности. Она была предпринята в самом начале третьего тысячелетия.
Началась та история 13 мая 1917 года в португальском местечке Фатима, когда трем детям — двум девочкам и мальчику, которые пасли коз недалеко от пещеры Кова де Ириа, — явилась Богородица. Двое детей — 7-летняя Жазинта и 9-летний Франсишку Марто — только видели Пресвятую Деву, а одной из девочек, 10-летней Лусии Сантос, ставшей впоследствии монахиней, Дева Мария открыла три тайных пророчества. Брат и сестра Лусии умерли еще в раннем детстве, а сама Лусия со временем покинула Португалию, уехала в Испанию и поступила в монастырь ордена кармелиток. Позже она записала эти послания, которые католическая церковь хранила в строжайшей тайне. Первое из них стало известно лишь в 1941 году. В нем содержались видения ада и ужасных мук душ грешников. Второй секрет гласил, что Первая мировая война скоро закончится, но за ней последует новая, еще более кровавая и разрушительная, если только Россия не будет посвящена «Непорочному Сердцу» Девы Марии. При этом именно безбожная Россия указывалась в качестве источника «распространения своих ошибок», «войн и гонений на Церковь». Третий секрет Ватикан хранил в глубочайшей тайне на протяжении восьми десятилетий.
В мае 2000 года, на пороге третьего тысячелетия, когда все ожидали каких-то чрезвычайных событий, было решено вновь вернуться к теме пророчеств Фатимы. Тогда Папа Иоанн Павел II лично посетил Фатиму и причислил к лику святых давно покойных португальских пастушков, которым явилась Мадонна. Тут же возникли слухи, что третье пророчество как-то связано с покушением турецкого террориста Али Агджи на понтифика в 1981 году, которое произошло как раз 13 мая. Но сам текст пророчества, записанного в свое время сестрой Лусией, по-прежнему сохранялся в тайне. Раскрыть ее Иоанн Павел II поручил префекту Конгрегации веры кардиналу Йозефу Ратцингеру и секретарю этой Конгрегации кардиналу Тарсизио Бертоне. Они и составили официальное послание Ватикана, касающееся тайн Фатимы.
Две странички — тридцать строчек по-португальски — таким было третье пророчество. И вот спустя 83 года после упомянутого чуда явления Богородицы кардинал Ратцингер вошел в ватиканский зал «Стампа» и начал свою речь так: «Многие из вас разочаруются после того, как будет открыта третья фатимская тайна. Там нет великих откровений. Мы увидим Церковь, ее жертв и мучеников двадцатого века». В третьем пророчестве Богородицы, открытой детям в Кова да Ириа Фатима в 1917 году, были Ангел с пылающим мечом в левой руке и епископ, одетый в белое, — Святой Отец. Он был убит группой солдат, которые стреляли в него пулями и стрелами; и так же погибли там один за другим епископы, священники, церковные мужчины и женщины и разные светские люди разных занятий и должностей.
Именно кардинал Ратцингер — будущий Папа Бенедикт XVI — на протяжении многих лет лично опекал сестру Лусию, которая жила в монастыре в глубоком уединении. Он же следил за тем, с кем она встречается. Ни настоятельница монастыря, ни местный епископ не имели права разрешать кому-либо видеться с ней. Даже когда она посещала врача по необходимости, в больнице делали так, чтобы ее никто не видел. Йозеф Ратцингер был также одним из ближайших посвященных Папы Иоанна Павла II, в том числе во всем, что касалось пророчеств Девы Марии. В своем выступлении он интерпретировал третью тайну Фатимы как призыв к пробуждению совести, покаянию и вере в Бога. Явление ангела с огненным мечом символизировало, по его словам, Страшный суд, которым будут судить все грешное и земное. Противостоящая ему сила — это сияние Богоматери, а священник в белом, который показался Лусии Святым Отцом, — это Папа Иоанн Павел II. Именно его чудесное спасение от смерти во время покушения 1981 года должно было стать доказательством Божественного заступничества. В прессе тогда не было недостатка в восхищенных комментариях по этому поводу: Папа как раз благословил какую-то девочку и наклонился, чтобы поцеловать икону — образ фатимской Богоматери, поднесенный кем-то из женщин, когда пуля убийцы прошла мимо его сердца…
Чудеса Фатимы, деньги и пресса сделали свое дело, и образ католической церкви вновь засверкал во всем своем величии. Даже сам Али Агджа заявил на суде, что имеет прямое отношение к третьему пророчеству… Хорошо, впрочем, что он не сказал тогда, сколько усилий и денег стоило Ватикану убедить его в этом. Ибо еще за год до Агджи была попытка взорвать Папу в Карачи, когда он посещал Пакистан, а год спустя после покушения Агджи в той же самой Фатиме Иоанна Павла II пытался заколоть армейским штыком католический диссидент аббат Хуан Фернандес Крон. Он нанес две раны понтифику, однако исполнение третьего пророчества было решено доверить все же «турецкому террористу», а историю с аббатом Кроном пришлось тщательно скрывать целых двадцать шесть лет…
Не стоит также забывать, что особенное значение пророчества Лусии имели для Португалии, ибо после их опубликования и по сей день миллионы людей стекаются ежегодно в некогда скромный городишко для того, чтобы прикоснуться к великой тайне. Ныне к их услугам — огромный и процветающий туристический бизнес. Повсеместно распространяются также слухи о чудесных исцелениях, происходящих с истинно верующими вблизи освященной Богородицей пещеры Кова да Ириа, что дополнительно способствует притоку паломников. И слава Богу! Все это — на благо людей и Церкви.
И вот наступил, очевидно, черед следующей даты конца света — 2012 год. Почему бы предложенному верными иезуитами плану не осуществиться? Может быть, благодаря этому удастся нейтрализовать еще одно пророчество, которое висит над Римским престолом, как дамоклов меч, с XII века? Восемьсот лет тому назад уроженец Ирландии святой Малахий предсказал, что Пап Римских будет ровно сто двенадцать, начиная с Селестина II (1143 год), а после того престол святого Петра перейдет к некоему Петру Римскому, который «будет пасти свое стадо среди многих невзгод и бед; после чего город на семи холмах будет разрушен и Грозный Судия будет судить народ». Малахий не предоставил никаких объяснений своему пророчеству и не назвал имен, лишь дал краткую характеристику каждому из будущих понтификов. Нынешний епископ Рима был как раз сто двенадцатым.
С этой мыслью Папа поднялся с кресла — и Адольфо Николас поднялся вместе с ним.
— Благословляю вас, сын мой, — сказал он генералу. — Боль и страдания в мире ширятся, и нет иного пути, как вернуть заблудшие души обратно в храмы, обратить отринувших от Церкви к Богу. Мы будем молиться всем миром и закроем щитом великой, благостной веры Христовой славное человечество от козней нечистого. С Богом!
Киев, 2010 год
Тревожный звонок в дверь раздался рано утром. Сергей Михайлович собирался в университет, на лекции, и гостей не ждал. Однако Анна еще не была одета, и дверь пришлось открывать ему. Он посмотрел в глазок и увидел на лестничной площадке двух мужчин крепкого телосложения.
— Кто там? — спросил Трубецкой.
— Откройте, милиция, — прозвучало в ответ. Удивленный до крайности, Сергей Михайлович приоткрыл дверь. Он убедился, взглянув на предъявленное удостоверение, что перед ним действительно стражи закона, и впустил мужчин в квартиру.
— Чем могу служить? — спросил он, немало удивленный.
— Сергей Михайлович Трубецкой? — вопрос задал тот, что был постарше, в серой куртке и слегка небритый.
— Да, это я.
— Капитан Мирошниченко, — представился старший по званию и, указав на своего напарника, добавил: — А это старший лейтенант Лопатин. У нас к вам есть несколько вопросов.
— Пожалуйста, проходите. — Трубецкой жестом пригласил их в гостиную и предложил присесть.
— В доме еще есть кто-нибудь? — спросил капитан.
— Да, жена, но она еще спит.
— Скажите, где вы были позавчера в течение дня?
— В Праге, — без колебаний ответил Сергей Михайлович.
— Вот как? Прекрасно. И кто это может подтвердить?
— Да вот паспорт — тут есть отметка, когда я выехал в Чехию и когда въехал обратно.
Капитан взглянул на паспорт.
— Этого недостаточно. Тут указан день, а нас интересует еще и время.
— Увы, — растерянно произнес Трубецкой, — но посадочные талоны с самолета я выбросил еще в аэропорту… Впрочем, — нашелся он, — думаю, для вас не составит труда проверить списки пассажиров на Прагу и установить точное время отлета и прилета. А что, собственно, случилось?
Тут в комнату вошла закутанная в халат Анна.
— Что тут происходит? — спросила она. — Кто вы такие?
— Это из милиции, — пояснил Трубецкой, — я как раз пытаюсь узнать, что произошло.
— А где ваш мобильный телефон? — поинтересовался на этот раз Лопатин.
— Вот, пожалуйста. — Сергей Михайлович протянул ему трубку.
Лопатин взял ее, взглянул на экран, нажал несколько кнопок и показал его коллеге. Тот задумчиво кивнул.
— Вы регулярно пользуетесь текстовыми сообщениями? — спросил Лопатин.
— Разумеется, что за странный вопрос.
— А вот это сообщение вы почему-то даже не открыли.
Он показал Трубецкому телефон, на экране которого светился желтый конвертик, означающий, что получено смс. Сергей Михайлович пожал плечами.
— Вы знаете, у нас тут с супругой такое приключение случилось, что мы два дня в себя приходим, не до смс нам было.
— А что за приключение, если не секрет?
Трубецкой вкратце изложил гостям историю с похищением Анны сатанистами. Правда, он не стал рассказывать о фотографиях, которые чуть было не разрушили их семейную жизнь. Незваные гости снова переглянулись.
— Ладно, я вижу, тут чистая подстава, — сказал, выслушав его, Мирошниченко. — Дело в том, что позавчера ночью в придорожной гостинице на одесской трассе были найдены убитыми Шон ЛиВей и его супруга. По данным телефонных операторов последнее текстовое сообщение с телефона ЛиВея было отправлено той же ночью именно вам. Он вроде как назначал вам встречу в том самом месте, где нашли их трупы. Прочитайте сами.
Мирошниченко вернул Трубецкому телефон. Тот взял его, нажал пару кнопок и прочитал смс, пришедшее с незнакомого номера: «Жду вас, как и договаривались, в гостинице на 156-м километре одесской трассы».
— Я понятия не имею, от кого это, и могу только сказать, что я ни с кем ни о чем не договаривался, — заявил Трубецкой. — У меня и оружия-то отродясь не бывало. Я, знаете ли, профессор, лингвист, специалист по древним рукописям, а не бандит какой-то. Да и зачем мне их убивать?
— Ну, мотив-то присутствует — из-за похищения вашей жены. Но это теперь уже не столь важно. Вы упомянули, что причиной похищения были утерянные страницы из некой книги? Я правильно понял? — спросил Лопатин.
— Да, именно так. Хотя я до сих пор не могу взять в толк, кому и зачем понадобилось таким способом их заполучить. Страницы эти интересны лишь с точки зрения науки.
— А их можно где-то увидеть?
— Ну, оригинал находится в пражском музее, а фотокопии я могу вам показать.
Сергей Михайлович сходил в кабинет и принес большие фотографии страниц кодекса с уставом святого Бенедикта.
Лопатин взял их и бегло просмотрел.
— А что на них написано?
— Это устав католического монашеского ордена бенедиктинцев. Достаточно стандартный церковный документ.
— Простите, вас, кажется, Анной Николаевной зовут? — Мирошниченко вдруг обратился к Анне. Та кивнула.
— Мы так понимаем, что вы-то как раз знакомы с ЛиВеем?
— Да, если это можно назвать знакомством. Я один раз с ним разговаривала и после этого видела лишь на сатанинском ритуале — черной мессе. К счастью, больше мы с ним не пересекались. В остальном все было так, как рассказал Сергей Михайлович.
— Как они с вами обращались?
— Как для сатанистов, то вполне пристойно. У нас не было никаких причин их убивать, если вы это имеете в виду.
— Ваш супруг упомянул, что вас освободил милицейский спецназ?
— Да, так и было.
— Хорошо, мы это проверим. Вот что, — капитан Мирошниченко встал, а с ним поднялся и лейтенант, — мы не будем вас больше задерживать, но если вас это не затруднит, к концу дня загляните вместе к нам в отделение. Вот адрес. А сейчас мы желаем вам хорошего дня. Фотографии, если вы не возражаете, мы пока возьмем с собой.
Надо ли говорить, что вдохновение в тот день покинуло Трубецкого. Он весьма рассеянно и без привычного блеска провел обязательные пары в университете, а после занятий они вместе с Анной нанесли визит капитану Мирошниченко. То, что они узнали, напоминало детективную историю в стиле сериала «Менты-2».
Оказалось, что ЛиВей — имя вымышленное. На самом деле так называемой семейной парой ЛиВеев были Шон Данофф, американец со славянскими корнями, и Екатерина Белая, его сообщница и любовница, но отнюдь не жена. Екатерина окончила школу актерского мастерства, однако работала не по специальности — переводчиком в турагентстве. С Шоном они познакомились во время одного из туров, когда тот приезжал в Украину. Господин Данофф получил образование в области психиатрии со специализацией по гипнозу и нейролингвистическому программированию. За деньги и при технической поддержке одной из сатанинских сект, базирующихся в США, несколько лет тому назад они с госпожой Белой открыли под Киевом нечто вроде филиала, но нигде не регистрировались. Через несколько интернет-сайтов и популярные блоги они весьма успешно вербовали себе сторонников из числа «золотой» и «серебряной» молодежи, а также ранее судимых и пока еще не судимых лихих парней и барышень, которым сатанинский антураж пришелся по душе. Сексуальные оргии, магические ритуалы, наркотики, ощущение «элитности» — все это, с учетом опыта практической психологии Шона, позволило им довольно быстро встать на ноги. Как и почему они начали виться вокруг Трубецкого, установить пока не удалось — рядовые члены ничего об этом не знают, а лидеры секты, увы, уже пару дней как дают показания в другом месте — на суде архангелов. Однако известно, что несколько членов секты были заблаговременно отправлены в Стокгольм, якобы в туристическую поездку. Там посланцы ЛиВея обустроились, а затем попытались силой захватить какую-то ценную книгу, но были пойманы, допрошены, и в результате отечественная милиция получила наводку на штаб-квартиру ЛиВеев под Киевом. Во время захвата здания Шону и Екатерине удалось удивительным образом незаметно скрыться, а потом их нашли мертвыми в гостинице на одесской трассе. Там же был обнаружен и синий «СААБ», но ключей от машины при них не оказалось. Может, трупы еще долго не обнаружили бы, но за парочкой приехала машина, которую, видимо, незадолго до смерти вызвал сам ЛиВей. Водитель сначала ждал несколько часов, затем узнал, в каком они номере, поднялся и увидел два уже почти остывших тела с огнестрельными ранениями. В гостинице, разумеется, никто ничего не знал и не слышал. Машина, как выяснилось, принадлежала сектантской церкви Божьей Благодати, зарегистрированной в Киеве. Проверка показала, что они к убийству никакого отношения не имели, просто поддерживали с сектой ЛиВея партнерские связи на духовной, если в данном случае можно так выразиться, почве.
Сергей Михайлович и Анна покинули отделение милиции, дав честное слово, что в случае необходимости к ним можно будет обращаться по мере осуществления следственных мероприятий. Анна немного повозмущалась по этому поводу, а Трубецкой согласился без всяких проблем. Что-то подсказывало ему, что дело это еще долго будет портить статистику раскрываемости убийств во вверенном отделению районе. Если оно вообще когда-нибудь будет раскрыто. Там, где сатана действует в сговоре с Церковью, милиция бессильна.
Прага, 1594 год
Император долго и тщательно готовился к этому дню, осуществляя все необходимые мероприятия в строжайшей тайне. О том, что в Каменной башне находится зал для магических церемоний, кроме него знал еще только глухонемой слуга, который там прибирал. Потайная дверь была скрыта за массивным на вид книжным шкафом в библиотеке и открывалась даже не ключом, а специальным пружинным механизмом, сконструированным десять лет тому назад одним ныне покойным флорентийским мастером. Император никогда не посещал этот зал без крайней необходимости, ибо, как научил его Джон Ди, общение с обитающими в тонких мирах ангелами требует длительной очистки помещения, собственного тела и духа, а также отсутствия каких-либо посторонних мыслей в голове медиума и предметов в зале для церемоний. Именно поэтому зал содержался в идеальной чистоте и был пуст; здесь не было окон, украшений на стенах и мебели, не считая престола, установленного на восточной стороне. Это был небольшой квадратный стол из камня, покрытый белоснежным покрывалом — символом чистоты, на котором стояли две освященные восковые свечи, кадильница и лежал ритуальный кинжал. Два последних предмета были привезены из Палестины и, как утверждали придворные святые отцы, были самыми что ни на есть подходящими для ритуальных церемоний: кинжал якобы использовался в иудейском храме для жертвоприношений, а кадильница — для воскурения фимиама Всевышнему.
Император неоднократно пользовался этим залом для медитаций, но сегодня он намеревался совершить нечто необычное — проникнуть в мир духов как можно глубже, чтобы получить совет высших сил по поводу дьявольских пророчеств, оказавшихся в его руках. Если бы не вмешательство самого нечистого, он бы уже давно их уничтожил, однако теперь было ясно, что собственными силами ему не обойтись.
Рудольф вошел в зал ранним утром, за час до рассвета, зажег свечи и тщательно запер за собой дверь. Он был чисто умыт, одет в белые ритуальные одежды, а в его руке находился кусочек освященного мела. Император нарисовал мелом посреди зала квадрат с углами, ориентированными на север, юг, запад и восток, и три вписанных в него концентрических круга, каждый из внутренних — на расстоянии ладони от внешнего. В углах квадрата Рудольф проставил кресты и рядом с ними — небольшие жаровницы для курений. В них он положил немного раскаленных углей и по кусочку ладана. Жаровницы, как и уголь, заблаговременно доставил слуга, причем уголь был приготовлен из оливкового дерева, опять-таки привезенного из Святой земли. Во внутренний из трех кругов он вписал два пересекающихся равносторонних треугольника, так что они образовали шестиугольную звезду. В вершинах ее углов он написал четыре буквы тайного имени Бога: (йод) (хей) (вав) (хей):, а также знаки «альфа» и «омега». Именно такую формулу магического круга он избрал сегодня, чтобы как можно тщательнее скрыть от дьявола то, что намеревался совершить.
Закончив приготовления, Рудольф встал в середину круга, взял в руки принесенный с собой кожаный футляр с принадлежностями для писания, обратился на восток, к престолу, и запел псалом «Beati Immaculari In Via». После этого он стал произносить священную формулу одного из заклинаний белой магии: «О Господь Адонай, о Иегова, о вечный небесных сил Иеве-Зебаот, о высший судия Элохим, о всемогущий Эль-Шаддай, о превысший Отец, Творец неба и земли, четырех элементов и всех сторон света, и высших духов, всего живого и неживого, заклинаю Тебя ради Твоих сил и добродетелй освятить все эти принадлежности для писания, ибо изготовлены они и применяются для твоего блага. Я заклинаю Тебя именем истины, жизни, вечности, именем творения, происшедшего по Твоей воле, чтобы ничто не было в моем обладании, кроме непорочности и добродетели. Дай мне силы и знания познать истину, умножь своим покровительством дела благие, открой тайну тайн.
О вы, Духи Света, заклинаю вас тайным именем Того, кто создал мир; кто сказал, и свершилось; кто возжелал, и стало так, явиться здесь, перед этим кругом, дабы дать мне, созданному по Его воле, образу и подобию, совет и помощь; придите, придите, придите!»
Повторив заклинание трижды и воскурив ладан, Рудольф опустился на колени в середине круга, достал обсидиановое зеркало, доставшееся ему от Ди и Келли, повернул его так, чтобы в нем отражался восток, и стал призывать ангелов.
Но у него ничего не получалось. Зеркало было темно и безмолвно. Тогда Рудольф достал из внутреннего кармана небольшой флакон. В нем был особый эликсир, состав которого подобрал Эдвард Келли. Именно с помощью этого эликсира тот вызывал ангела Уриэля и, как утверждали знающие люди, преуспел в этом. К сожалению, Келли ушел в мир иной, так и не раскрыв секрета магического напитка. Несколько капель в этом флаконе — все, что от него осталось. Немного, но и немало. Рудольф откупорил флакон, выпил оставшуюся на дне жидкость и закрыл глаза. Прошла минута. Келли был гений — эликсир сработал. Рудольф ощутил, как его тело постепенно стало невесомым, оно как бы растворилось в окружающем пространстве, освободив от материальных оков сознание и саму душу… Перед его мысленным взором, словно в калейдоскопе, стали мелькать видения. Он открыл глаза и вновь обратил свой взгляд на зеркало.
Сначала он заметил, как в его черной глубине появился маленький мерцающий огонек, который прямо на глазах рос и приближался, будто издалека, пока не занял большую часть поверхности зеркала. Он напоминал живой сгусток света, окутанного туманным облаком, в котором то и дело проскакивали искорки. Но еще важнее было ощущение мощной невидимой энергии, которая разливалась повсюду вокруг него. Рудольфу показалось, что даже воздух в зале стал более плотным. Наконец, в какой-то момент он всем естеством почувствовал присутствие Духа.
«Ты звал меня, и я пришел», — сказал неслышимый голос.
«Приветствую тебя, прошу помощи и совета», — так же мысленно отвечал Рудольф.
«Все знаю, — отвечал голос, — и вот тебе мое слово. Пророчества нечистого должны быть стерты, ибо лживы они, как сам он есть лжец и обманщик перед лицом Господа нашего. Ибо сказано: когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи».
«Будет исполнено», — смиренно отвечал Рудольф. Это вне окружающих зал стен он был императором и королем, а здесь — лишь скромным путником, алчущим живительной влаги Божьего слова и ангельского благословения.
«Одно лишь Даниила пророчество истинно, и изречено, и ему исполненному быть должно… — Голос, звучавший медленно, нараспев, отдавался в засыпающем сознании Рудольфа гулким эхом. — И будут смуты, войны, мор, лишь верные спасутся. Двенадцать душ святых стоят на рубеже двенадцатого года… О том и весть моя, умеющий ее услышать да услышит…»
Голос говорил еще что-то, но Рудольф его уже не слышал. Сознание вернулось к нему лишь через несколько часов. Придя в себя, он поспешил в библиотеку. Теперь король знал, что ему нужно делать.
Киев, 2011 год
Сергей Михайлович Трубецкой был коренным киевлянином. И ему, как всем уроженцам этого прекрасного города, было хорошо известно хмурое серое здание на Владимирской, 33. Прожив полжизни во времена СССР, он всегда с опаской обходил этот дом стороной, хотя после объявления независимости бывший КГБ уже не нес такой угрозы гражданам собственной страны, как прежде.
И все-таки его сердце неприятно защемило, когда в университете в перерыве между парами к нему подошел невозмутимого вида молодой человек и, удостоверившись, что перед ним действительно Трубецкой, попросил прийти на Владимирскую, 33 в определенные день и время. Он не объяснил причину приглашения, сославшись на то, что подобные вопросы находятся вне его компетенции. Сергей Михайлович раздумывал недолго. «В конце концов, моя совесть абсолютно чиста и потому бояться нечего. А чему быть, того все равно не миновать», — решил он и в указанный день отправился в СБУ.
От органов он ожидал чего угодно. Это могли быть скользкие вопросы о его контактах с иностранцами или невинная просьба об экспертизе каких-нибудь старинных документов, попавших по той или иной причине в поле зрения чекистов. Но каково же было удивление Трубецкого, когда он узнал, что причиной его появления на Владимирской был… предполагаемый конец света.
В бюро пропусков ему не только выдали необходимые документы, но и выделили сопровождающего, который проводил профессора Трубецкого в незатейливо обставленную комнату на первом этаже основного здания. Через минуту в комнату вошли двое: уже знакомый Сергею Михайловичу капитан Мирошниченко из милиции и невысокого роста худощавый мужчина лет пятидесяти, с приятным лицом и темными живыми глазами.
— Полковник Саенко, — представился он, поздоровавшись с Трубецким за руку. — Я очень рад, что вы нашли возможность откликнуться на наше приглашение. Прошу вас, присаживайтесь.
Все трое разместились за столом. Краем глаза Сергей Михайлович заметил, что Мирошниченко достал и положил перед собой какую-то папку. Трубецкой взглянул на Саенко.
— Мне было нетрудно это сделать. Ваш сотрудник был очень настойчив и убедителен, — спокойно произнес он. — Чем могу служить нашим доблестным чекистам?
Полковник чуть заметно усмехнулся.
— Не преувеличивайте, мы уже давно не играем в ЧК. Но — к делу. — Саенко вдруг сделался чрезвычайно сосредоточенным. — У нас к вам совершенно необычный вопрос, он может вас удивить, поэтому заранее прошу отнестись к нему со всей серьезностью. — Он сделал паузу. — Что вы можете сказать по поводу конца света?
У Сергея Михайловича пропал дар речи. В этих стенах можно было ожидать любых вопросов, но подобное выходило за рамки самого буйного воображения.
— В каком смысле? — спросил Трубецкой. — Что вы имеете в виду? Это только Всевышний знает о таких вещах, и вы, следовательно, не по адресу…
— Да, конечно, прошу прощения. Я уточню вопрос. Видите ли, не секрет, что мы по долгу службы сопровождаем масштабные, государственного уровня финансовые сделки, различные трансакции, приобретения движимого и недвижимого имущества, подписания долговременных контрактов. Так вот, все подобного рода операции обязательно страхуются, и суммы эти порой колоссальные. С недавних пор ведущие мировые страховщики, которых раньше более всего беспокоили политические риски, ныне резко увеличили ставки на страхование долгосрочных сделок сроком на 25–30 лет, аргументируя это высокой вероятностью возникновения в течение этого периода глобальных природных катаклизмов и масштабных катастроф. Все аргументы нашей стороны, что Украины это не касается в силу ее чрезвычайно удачного географического расположения и максимальный риск связан с избранием еще одного члена «отряда космонавтов» мэром Киева, полностью отвергаются. Причем аналогичная картина наблюдается повсюду — от Уолл-стрит до Эмиратов. Такое впечатление, что организован какой-то сговор.
— Прошу прощения, что перебиваю вас, — сказал Сергей Михайлович, чувствуя растущее внутри него раздражение, — но вы, наверное, спутали меня с кем-нибудь из экономистов-финансистов. Я — палеограф, моя сфера — древние рукописи, и я ничего не понимаю в страховом бизнесе.
— Минуточку терпения, профессор, — полковник был невозмутим, — я просто хочу, чтобы вы получили полную картину происходящего. Так вот, мы вынуждены были задействовать наши связи и, скажем так, специальные возможности и выяснили несколько удивительных вещей. Во-первых, аналогичные требования страховщики выдвигают не только по отношению к нам, но и ко всем остальным, в том числе к государствам «большой восьмерки»! Во-вторых, все началось некоторое время тому назад с Банка Ватикана, который вдруг потребовал от заемщиков дополнительных гарантий и резко увеличил суммы страховых взносов, ссылаясь на какие-то секретные документы, свидетельствующие о возможных глобальных катаклизмах в конце 30-х годов этого столетия, т. е. в промежутке 2030–2040 годов. Туда же примешивают прогнозы различных западных исследовательских центров о возможных актах ядерного терроризма. Финансисты — народ пугливый, да еще, как выяснилось, верующий, и снежный ком покатился… Если не удастся доказать, что выдвигаемые нам требования страховщиков не обоснованы, государство понесет убытки в сотни миллионов долларов. Денежки просто уплывут к какому-нибудь Уоррену Баффету, у которого их и так немерено, а у нас каждый доллар на счету. Мы копнули еще глубже, и вот что оказалось. Ноги растут от какого-то старинного манускрипта, к которому Ватикан имеет доступ и в котором якобы указана дата предполагаемого «конца света» и «второго пришествия Иисуса Христа» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этот манускрипт попал в руки одного особо рьяного католика, у которого родственник работает в банке. Слово за слово — и пошло-поехало… На первый взгляд звучит неправдоподобно, даже забавно, но теперь у нас проблемы. На Уолл-стрит, наверное, и не подозревают, что именно вызвало панику, однако дело уже сделано.
Сергей Михайлович сосредоточенно слушал.
— Звучит не так уж и смешно, — сказал он, — но я готов вас успокоить: даты конца света уже сотни раз назначались и переносились, иногда они даже совпадали с реальными катастрофическими явлениями, однако мир выжил раньше, выживет и теперь. К сожалению, человечество никогда не испытывало дефицита лжепророков.
— Но разве в Библии нет четких указаний на этот счет? — переспросил Саенко.
— Как раз наоборот, именно в Библии и содержится указание на то, что человеку знать о дате кончины мира не суждено и не положено. Так что смею вас заверить, что, с точки зрения страхового бизнеса, все эти выходки — чистой воды спекуляции. Просто глупость какая-то. Надеюсь, я вам помог и могу идти?
— Увы, Сергей Михайлович, это еще не все. Вы, безусловно, вольны уйти в любой момент, — у полковника в глазах появились лукавые огоньки, — но что-то мне подсказывает, что вы предпочтете остаться. Особенно когда узнаете, что ноги у всей этой истории растут отсюда. — Он указал на лежащую перед Мирошниченко папку. Тот за все время разговора не проронил ни слова. Зато теперь он медленно раскрыл папку, достал и положил перед Трубецким ее содержимое. Это были сделанные самим Сергеем Михайловичем фотографии страниц, вырезанных из Библии дьявола, на которых, как теперь было хорошо известно, был записан устав святого Бенедикта. Пока шло расследование убийства ЛиВеев, эти фотографии оставались в милиции, хотя Трубецкому не терпелось заполучить их обратно.
— Что вы имеете в виду, говоря, что ноги растут отсюда? — переспросил он, глядя на снимки. — Это весьма безобидный текст, написанный, правда, поверх более древнего, который был стерт и восстановлению не подлежит.
— В том-то и дело, Сергей Михайлович, что нас интересует именно этот, более свежий текст. Есть основания считать, что как раз он и содержит указания о конце света. Вы детально его исследовали?
— Да нет… — неохотно признался Трубецкой. — Честно говоря, я лишь бегло его просмотрел, поскольку совершенно не интересуюсь уставами монашеских орденов.
— Мы бы попросили вас вернуться к этому вопросу и готовы вам помочь. Есть подозрение, что именно в этом документе содержится важная информация, которую сознательно спрятали среди безобидного и хорошо известного текста. Что вам для этого нужно?
— Вот как? Ну ладно, я готов посмотреть внимательнее… Собственно, мне ничего особенного не требуется. Я бы просто-напросто забрал эти фотографии с собой. В Центральной библиотеке имеются несколько вариантов текстов этого устава, датированных XVI–XVII веками, по ним вполне возможно провести сравнительный анализ. И еще. Было бы здорово получить хотя бы во временное пользование оригиналы этих листов из Праги. Вы можете связаться с Пражским музеем и договориться с ними?
Саенко и Мирошниченко переглянулись.
— Связаться-то мы можем… — нерешительно произнес полковник. — Признаться, мы это уже сделали. Дело в том, что некоторое время тому назад оригиналы были украдены из музея. Так что имеющиеся у вас в руках копии — все, чем мы располагаем. Будьте с ними осторожны. И успехов вам.
«На всякого мудреца довольно простоты» — именно эта поговорка как нельзя лучше подходила для описания сложившейся ситуации. Сергей Михайлович был не просто расстроен и растерян, он рассматривал происшедшее как личное поражение, причем в самом что ни на есть профессиональном смысле. Он никак не мог понять, как это ему не пришло в голову внимательно прочитать текст бенедиктинского устава, ведь для этого у него были две (!) реальные возможности. Кроме того — эта мысль лишь сейчас посетила его, — явной подсказкой о необходимости тщательного анализа текстов был тот факт, что листы пергамента с записанным на них вполне безвредным уставом бенедиктинцев оказались замурованы столь необычным образом — в арках Каменного моста. Кому и зачем понадобилось это сделать, если текст не представлял какого-то особого интереса?
Несколько последующих дней Трубецкой провел в библиотеке. Он работал не отрываясь, сличая слово в слово текст устава святого Бенедикта с двумя другими аналогичными текстами, полученными из независимых источников. Они совпадали практически полностью — слово в слово. Но время от времени в тексте из Пражского музея встречались отдельные слова, явно выпадающие из общего контекста, поскольку они были чужеродны для данного документа. Сначала Сергею Михайловичу эти слова показались просто случайными, однако затем он догадался выписать их все подряд, одно за другим. Результат превзошел все ожидания. В переводе с латыни получившийся текст гласил: «…будет много смут, и войн, и мор, и солнца гнев… конец времен грядет с числом святых апостолов — двенадцать; так Даниил предрек».
Двенадцать! Первое, что пришло Трубецкому в голову, — это 2012 год, как предсказывается календарем майя. Но тогда при чем здесь пророк Даниил? Сергей Михайлович открыл первоисточник — экземпляр синоидального издания русской Библии. И когда прочитал двенадцатую главу книги пророка Даниила, то все понял…
Уже на следующий день уставший, но довольный Трубецкой рассказывал о своем открытии полковнику Саенко.
— Понимаете, — Сергей Михайлович говорил несколько возбужденно, стараясь как можно более доходчиво донести логику своих рассуждений, — в новозаветном Евангелии от Матфея, заканчивая описание грядущего «конца времен», Христос произносит следующие слова: «Претерпевший же до конца спасется. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец. Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, — читающий да разумеет, — тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы…». Так вот, фраза эта явно двусмысленная, особенно на иврите, где слово «видеть» имеет еще одно значение — «предвидеть». Первый ее смысл прямой и прозрачный: любая «мерзость запустения», а именно так называли в Иудее разрушение Храма, всегда сопровождается бегствами и катастрофами. Это понятно и в комментариях не нуждается. С другой стороны, эти же слова можно рассмотреть и так: события, предшествующие «концу времен» и «второму пришествию», начнут осуществляться в период, определенный пророчеством Даниила, в котором речь идет о «мерзости запустения». Если принять эту точку зрения, хотя я и не утверждаю, что она единственно верная, то необходимо сделать и следующий шаг. Прежде всего важно установить, что же может «разуметь читающий», если, последовав указанию Евангелия, обратится непосредственно к тексту «Книги пророка Даниила». В первоисточнике образ «мерзости запустения» встречается у ветхозаветного пророка два раза, и оба связаны с разрушением Храма. Один из них касается Второго Храма и даты 70 года н. э. Однако Даниил упоминает о «мерзости запустения» еще один раз, в двенадцатой главе, которая целиком посвящена лишь одному — хронике последних дней этого бренного мира. Именно она заканчивается следующими словами: «Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет тысяча двести девяносто дней. Блажен, кто ожидает и достигнет тысячи трехсот тридцати пяти дней. А ты иди к твоему концу и упокоишься, и восстанешь для получения твоего жребия в конце дней».
Можно попробовать рассчитать этот срок, приняв в качестве допустимой замены, что под «днями» вполне могут скрываться и «годы». Дело в том, что на иврите слово «день» означает также «время», «эпоха», «промежуток времени», именно потому, к примеру, «древний период» на этом языке прозвучит как «день древности». Так что «годы» в данном случае — вполне допустимая замена. Тогда промежуток времени от «прекращения ежедневной жертвы» (то есть от разрушения Храма, ибо никакой другой причины прекращения ежедневной жертвы Всевышнему в иудаизме быть не может) до радостных дней «блаженства» составляет 1290 + 1335 = 2625 лет. Полученную цифру остается только прибавить к дате разрушения Первого Храма и посмотреть, что получится.
Так вот, общепринятой датой разрушения Первого Храма считается 586 год до н. э., хотя на самом деле абсолютного единодушия в этом вопросе нет. В некоторых источниках упоминается 587 год до н. э., а в известном энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона присутствует 588 год до н. э. Другими словами, точность составляет плюс-минус несколько лет, что, соответственно, отразится и на результате. После прибавления числа 2625, данного Даниилом, к этим датам мы получаем 2037 или 2039 год нашей эры… Кстати, подобные даты встречаются и у Нострадамуса. Я лично думаю, что речь идет все-таки о 2039 годе — по той простой причине, что 9 + 3 = 12. Вот такая арифметика выходит.
Впрочем, справедливости ради следует учитывать, что пророк Даниил — ветхозаветный. В христианстве же принято считать, и я с этим абсолютно согласен, что, какие бы измышления разума не предпринимались, точная дата конца света и второго пришествия все равно останется сокрытой от мира. Спаситель говорил: «Не ваше дело знать времена и сроки» (Деян. 1:7); «О дне же том или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец; Смотрите, бодрствуйте, молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время» (Марк. 13, 32–33). Лично я считаю просто недопустимыми любые спекуляции на эту тему. Уж сколько раз пророчили глобальную катастрофу человечества, а оно, слава Богу, все еще здесь и неплохо выглядит. Пророчества о конце света — это не Божий промысел, а происки сатаны!
— Отлично, — произнес Саенко, — я очень благодарен вам за исчерпывающий анализ. А теперь взгляните вот на это.
Он положил перед Трубецким пачку свежего выпуска итальянских, французских и немецких газет. Все они пестрели заголовками на первых страницах, которые гласили: «Ватикан провозглашает обретение пророчеств дьявола! Дата конца света известна! Папа молится за спасение человечества!» «Бог им судья», — только и подумал Сергей Михайлович, а вслух сказал:
— Знаете ли вы, что означает само слово Ватикан? Оно образовано от латинского слова vaticinia — место пророчеств, гаданий или, если хотите, сновидений. Это еще до святого Петра его так звали, там располагался храм богини Кибелы — Великой Матери Богов. Ее поклонников крестили в бычьей крови, наводя ужас на христиан. Поэтому ничего удивительного, что обитателям этого холма до сих пор мерещатся всякие кошмары…
Богемия, 1229 год
Герман всматривался своими слезящимися воспаленными глазами в Тьму, затаившуюся в углу его кельи. В отблесках чуть дрожащего огонька масляного светильника ему мерещились там глаза самого дьявола. Ему казалось, что звучавший в келье — или только в его ушах? — голос, который произносил ужасные пророчества — одно за другим, — исходил именно оттуда, из этой непроницаемой Тьмы. Она ширилась, захватывая всю келью, медленно, по-змеиному обволакивая и самого Германа. Слабенький свет от лампы, его единственное оружие против Тьмы, ничего не мог с ней поделать. Германа била мелкая дрожь, донимал озноб. Он был болен, слаб и с трудом находил в себе силы для работы. Последние несколько месяцев его мучил жестокий кашель, и Герман чувствовал, как с каждым вдохом силы покидают его. У него не было сил сопротивляться Тьме, и он против своей воли стал записывать все, что говорил голос. А закончив писать, Герман уронил голову на манускрипт и потерял сознание.
Неизвестно, сколько времени прошло с тех пор, как он впал в небытие. Но когда Герман очнулся, лампа потухла, и ему пришлось заправить ее свежим маслом. Затем он прочитал только что им самим написанное и ужаснулся:
«Я вижу, и я знаю, что будет.
Когда свершится тысячелетие, пришедшее за нынешним, человек окажется перед темным входом в непроницаемый лабиринт. И в глубине этой ночи, в которую ему предстоит войти, он увидит лишь красные глаза Минотавра. Его ярость будет беспощадной к живущим в тысячелетии, которое придет за нынешним.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, все золото окажется в крови. Взирающий на небеса и там увидит деньги, а кто в собор войдет — тот встретит там Ваала. В ростовщиков, менял и торгашей обернутся вассалы, меч станет защищать Змею. Огонь заполнит души, умерших от болезней забудут хоронить, а их останками украсят храмы.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, всю землю, море, небеса собой заселит человек. Он станет призывать, не зная никаких границ, и будет рваться к власти, равной власти Бога. Но кончится все в одночасье, качнется, как пьяный исполин, помчится, как всадник слепой, ударами шпор загоняя коня в непролазную чащу, за которой в конце — только пропасть.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, построены будут повсюду вавилонские башни, а в полях воцарит запустенье. Не будет Закона для всех, но у каждого свой, как у всякого подобного ему. Варвары отнимут города, и хлеба на всех не хватит, а зрелище будет одно — разрушенье. И люди, не имеющие завтра, устроят большой пожар.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, голод настигнет людей, и руки их посинеют, и возжелают они новый увидеть мир. Но торговец придет и устроит пир, и будет яд предлагать в золотой оправе. Душу и тело отравит тот яд, и кто свою кровь с ним смешает, станут, как зверь в западне, насиловать и убивать, грабить и вымогать, и жизнь станет вечным концом.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, к страстям и похоти потянется каждый, кто и как сумеет. Старик возжелает ребенка, отец обесчестит дочь. Мужчина захочет мужчину и женщина — женщину, и все сотворят это на глазах у всех. Кровь их станет нечистой. И зло поползет от дома к дому, тело познает весь грех и всю боль земли. Гримасы застынут на лицах, недуги скрючат тела. Любовь станет самой большой угрозой для тех, кто сам для себя не только плоть, но спасенья не будет.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, голос, о законе и клятве кричащий, больше не будет услышан. Голос, о вере высокой молящий, останется гласом в пустыне. И мощные волны неверных хлынут, все затопив. Ложный Мессия сплотит вокруг себя слепых. Придет Неверный и будет говорить о справедливости и праве, его пора будет жаркой и разящей, и будет мстить он за крестовые походы.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, гром смерти разразится над землею. Порядок и закон падут. Ненависть, как пламя в сухостое, людей охватит. Случится избиение солдат, безбожники задушат верных. Жестокость будет в каждом сердце и во всех. И города обратятся в пепел.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, все будут знать, что в разных уголках земли творится. Увидят черных детей, чьи кости торчат через кожу, и тех, чьи глазницы кишат червями, и тех, в которых стреляют, как в крыс. Но человек, что увидит все это, лицом отвернется — для него нет выше личных забот. Как милость бросит горстку ржи, а сам спит на мешках добра. Что дал он правою рукой, назад он заберет другою.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, каждая вещь обретет свою цену, и вода, и дерево, и воздух. В подарок никто ничего не получит, только купить можно будет теперь. Цена человека не больше чем фунт задней части свиньи. Кто ухо возьмет, кто сердце захочет — ничто тогда не останется свято, ни жизнь, ни душа. Споры пойдут за кровь его, и бренное тело будто стервятники падаль делить соберутся.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, изменит человек лицо земли. Он будет мнить себя хозяином лесов и пастбищ, он пролетит все небо, перепашет земли, избороздит все реки и моря. Но земля станет бесплодной и голой, воздух будет гореть, и вода дурно пахнуть. Жизнь будет вянуть — человек уж растратит к веку тому всего мира богатства, и станет он, как волк одинокий, жить в ненависти и злобе.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, то даже дети будут на продажу. А некоторых возьмут как жертву для гнусных наслаждений, чтоб прикоснуться к юной коже. С другими станут обращаться, как со скотом ничтожным. Неприкосновенная слабость ребенка будет забыта, и тайна детства канет в Лету. Жеребенком он объезженным предстанет, ягненком срезанным, со спущенною кровью. А человек будет знать лишь наживу.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, без веры править будут господа, безвинным немощным народом помыкая. Они лицо свое сокроют и сокроют имена. Их замки неприступные укроются в лесах. И участь каждого и всех они решать возьмутся. Но никого чужого с собой не позовут в собранье, чтобы решать порядок мирозданья. Каждый будет на деле их крепостным, считая себя и рыцарем, мужчиной вольным. И тех из них, кто из диких деревень, с еретической верой поднимется против, побьют, уничтожат и заживо сожгут.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, не будут люди больше к закону Бога обращаться. Они хотят, как всадник, жизнью управлять, и выбирать дитя еще в утробах женщин, и отмечать убийством тех, что стали нежеланны. Каким же станет человек себя вдруг Богом возомнивший? Имеющие власть захватят лучшие наделы и самых лучших женщин, а бедные и слабые — как скот. Их хижины убогие станут им тюрьмой, и страх, как яд, засядет в каждом сердце, его сжигая.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, возникнет темный и секретный порядок уложений, в котором основным законом будет ненависть и яд — оружием. Ему потребно будет золото в количествах неисчислимых и власть на всей земле. Служители его соединятся кровавым поцелуем. Праведники и немощный люд познают жизнь по страшному тому закону. Сильные мира сего будут на службе его, единственный закон признает тот порядок, который сам украдкой сочинит, и яд проникнет даже в храмы, а мир пойдет вперед со скорпионом под стелькой башмака.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, болезни водные, болезни неба и земли настигнут человека и сразят его. Он станет думать и о том, что сам разрушил, и снова строить и хранить, что целое осталось. Страшиться станет он тех дней, что дальше предстоят. Но будет поздно — сетью плотною пустынь затянет землю, и вода уйдет так глубоко, что в страшный час все разорвет собою, нахлынет, как потоп, лишит всю землю завтрашнего дня, и воздух разорвет тела у самых слабых.
Когда придет к концу тысячелетие за нынешним вослед, во многих тех местах, где землю сотрясет, все города погибнут, уйдя под землю. Все, что без совета мудрых построено когда-то, будет снесено. Ил с грязью погребет селенья, земля разверзнется под новыми дворцами. Но человек, гордыней одержимый, упрям и твердолоб, не будет слышать то предупрежденье, посланье от Земли, как вновь и вновь она к нему взывает. И новые пожары разрушат новый Рим, и бедняки и варвары разграбят брошенные замки.