Тайный суд Сухачевский Вадим

Глава 23

В яме

– Призрак! – произнес майор Чужак, и все в зале притихли, уставившись на него.

– Гм… – скрипнул помойный император, словно его мельничный жернов на миг заело. – Я тут что-то услышал или мне почудилось?

– Услышали, ваше… Услышали, сир! – закивал майор, чувствуя, что каждое произнесенное слово призадерживает его в этом мире. – Призрак как есть! Где-то тута, рядышком!

– И ты полагаешь, это тот самый Призрак, которого и мы имеем в виду?

– Тот, ваше… Тот самый, сир! – Видя, что на него все еще смотрят с сомнением, майор затараторил: – Я письмишко этого Призрака держал в руках! Мне сам Николай Иваныч доверил. Ну, то есть Ежов, падла! А я это письмишко – и на нюх, и на зуб! И пахло от него заграничными пачулями, я их сразу унюхал! А сейчас вот принюхался – ну точно, они самые, пачули эти!

– Может, тебе капустка наша нюх затуманила? – усомнился свинорылый.

– Никак нет, сир! Нюх у меня завсегда как у пса легавого, это все знают. Тот самый запах, как на духу вам говорю! Пущай никто не расходится, я этого Призрака вам в один миг вынюхаю!

– Всем стоять на месте, – проскрежетали мельничные жернова. Этой команды он мог бы и не давать, все в зале и так стояли не шелохнувшись.

– А что в письмишке том было? – спросил скрипоголосый.

– Да всё! И про ваших, и про наших, и про Тайный этот Суд, едренть! Все ему, Призраку, известно! Последнюю вот маляву самому Лаврентий Павловичу накатал. Все знает, сучий потрох… Это я, пардон, про Призрака, гниду.

– И что он такое задумал?

– Ну а кто его знает? Призрак же! Думаю, даже самому Лаврентию Павловичу не известно. Но мы с этим – живо, не извольте сумневаться, ваше… сир! Не таких раскалывали, все выложит: и что троцкист с бухаринским уклоном, и что детей травил в детдомах, и что эфиопский шпион!

– Ну, это будет лишнее, пожалуй, – усмехнулся свинорылый. – А вот по собачьей своей части – давай, служи, Чужачок, авось что и вправду унюхаешь.

– Унюхаю! Бог свят, унюхаю! – с этими словами майор совсем по-собачьи вытянул нос и взял стойку. Некоторое время ходил между собравшейся тут публикой, тщательно принюхивался к каждому, остановился возле Кати, обнюхал ее всю и завопил как оглашенный: – Вот он, Призрак! Хватайте ее, сучку! И уж отдайте ее мне, сиры, ни от чего не отвертится, слово даю.

– Ну-ну, Чужак, – сказал свинорылый, – ты свою работу сделал. Ну а тебе, милая барышня, – он устремил свой мутноватый взор на Катю, – тебе, ясное дело, придется нам кое-что объяснить.

Катя то ли впрямь ничего не понимала, то ли очень умело делала вид.

– Но это мои обычные духи, – растерянно проговорила она, – я всегда покупала их в Лондоне.

– В Лондоне!.. В Лондоне!.. Ишь, в Лондоне! – эхом прокатилось по залу.

– В Лондоне… – отозвался свинорылый. – Вон ты, оказывается, птица какого полета. И какая ж нелегкая занесла тебя из Лондона в наше несчастное подземелье?

– А мы тут люди простые, – добавил темнолицый, – мы тут, вишь, одной капусткой пробавляемся.

Пока они ерничали, у Юрия бешено работали мозги. Призрак!.. Неужели Катя и есть тот самый Призрак?! К ужасу его, все сходилось, как детали часов. Не случайно она ждала на морозе, пока он там, в «Национале», беседовал с Домбровским, не случайным было то нападение в Марьиной Роще – наилучший способ снова завязать с ним, с Юрием, отношения. Ну а то, что было между ними потом, у нее в квартире? Неужели тоже какой-то хитрый ход в дьявольской игре? Неужели, неужели?!

И потом вдруг исчезла. Тоже ради каких-то целей? Почему бы и нет? Ей нужно было держать его на привязи. Не случайно, наконец, и место ее последней работы – в НКВД: для Призрака не могло быть надежнее убежища. И на этих подземных монархов вышла как-то уж больно легко. Да, черт возьми, сходилось, сходилось!..

И несмотря на всю логику, не верил он, ну никак не мог поверить!.. Или просто был слишком легковерен?

Катя смотрела на него непривычно, непохоже на себя – и открытость была в ее взгляде, и непонимание происходящего.

Юрий отвел глаза: не знал, что сейчас противопоставить этому взгляду.

– Что ж, мы тебя, птичку-невеличку, выпотрошим, с этим у нас не заржавеет, – с ухмылкой сказал свинорылый. – А может, еще сама одумаешься, мы с братом Фомой до кровушки не больно-то охочи, что бы о нас ни думали. Ну так, самую разве малость. (Юрий вспомнил кошмарную смерть Викентия и понял, какой злой юмор исходит из этих слов.) А пока, – продолжал монарх, – посидеть тебе, душа моя призрачная, придется; не взыщи, что местечко не такое уютное, как в твоем Лондоне, но – чем уж богаты! – Он хлопнул в ладоши: – Hey garde![31]

От толпы отделилась дюжина уродцев, ростом с гномиков – при других обстоятельствах Юрий рассмеялся бы виду этой гвардии. Экипированы, впрочем, гномики были вполне под стать своему названию – в кирасах, в шлемах, с алебардами в руках. Окружили их с Катей, развернули к выходу. Юрий почувствовал болезненный укол алебарды в спину и вынужден был двинуться туда, куда вели.

– Ведут!..

– Парочку!..

– Барана да ярочку! – похихикивали в толпе.

Их вывели из зала и повели длинным петляющим коридором, уходящим все круче куда-то вниз. Коридор освещался редкими факелами, торчащими из стен. В этом тусклом свете Юрий увидел железную решетку в полу.

Один из гномов забежал вперед, поднял решетку, другой, шедший сзади, вонзил конец алебарды Юрию в спину, тот полетел вниз и едва не сломал ногу, приземлившись на каменный пол темной ямы.

– А теперь, баран, лови свою ярочку! – послышался чей-то писклявый голос.

Юрий ничего не видел, но почувствовал, что надо делать. Он вскочил, вытянул руки и поймал Катю. Вместе они упали на пол.

– Что, барашек, ярочка твоя курдючок себе не отшибла? – спросил кто-то сверху, тоже какой-то пискля, – видно, писклявость была отличительной чертой этой подземной гвардии.

– На-ка, напоследок обслужи, хромой, свою ярочку! – пропищал еще один.

Вместо ответа Юрий нашел возле себя какой-то камень и запустил его в остряка-самоучку.

Тот лишь матюгнулся – особенно пискляво – и сказал:

– Может, пути-мути ему сделать, а то борзый больно?

– Оставь его, – посоветовал другой, – приказа не было. Будет приказ – будет и пути-мути. Пойдем пока, Вонмиглас.

Даже не смотря на свое положение, Юрий удивился именам, расхожим в этом подземном мире.

Решетка захлопнулась. Гномы, над чем-то беспрерывно тоненько смеясь и переговариваясь, стали удаляться. Затем задребезжала какая-то их воинственная песня, и наконец все стихло.

Юрий обнял Катю и так держал ее не выпуская. Он знал, что если выпустит, то придется начать разговор. И боялся этого разговора. Так они стояли не шевелясь. Долго-долго. Казалось, целую жизнь. Да и иди знай, сколько ее, этой жизни, им еще осталось…

Наконец он все же отпустил девушку. Темнота была хоть глаз выколи.

– Надо придумать что-нибудь со светом, – прошептала Катя.

У Юрия в кармане нашелся коробок со спичками, а у Кати флакончик с духами.

– Те самые, «Шанель номер пять», будь они неладны! – через силу улыбнулась она.

Юрий выковырял из лацкана пиджака немного ваты, скрутил из нее жгут, вставил во флакон, поджег. Лампадка получилась хилая, но какой-то свет все же давала.

Помещение, в котором они находились, было каменным колодцем глубиной метров в пять. На стенах висели всяческие орудия пыток – щипцы странной и неприятной конфигурации, плети, еще что-то непонятное, но явно зловещего назначения.

– Первая степень, – проговорила Катя.

– Что? – не понял Юрий.

Катя пояснила:

– Пытками первой степени в Средние века называли показ орудий истязания. Самые слабодушные сдавались сразу же.

– Ничего, пока как-нибудь перетерпим, – сказал Юрий.

Он снова попытался притянуть Катю к себе, но на этот раз она отстранилась.

– Не надо, – попросила она. – Ведь я как бы… Ну, дочь твоего отцеубийцы, что ли.

Юрий отмахнулся:

– Чепуха! Быть такого не могло, потому что не могло быть никогда.

– Это ты по моим честным глазам понял? – спросила Катя с горькой иронией.

– Глаза тут ни при чем, – усмехнулся он. – Просто липа слишком уж заметная.

– Ты тоже понял?

– А чего там понимать! Только этот Чужак мог поверить. Кем бы я ни считал твоего отца, но уж только не дураком. Называться этим бандюгам архитектором ничуть не умнее, чем дать им свой паспорт. Ты это имеешь в виду?

– Да, и это тоже. Помимо, конечно, того, что были еще причины, по которым мой отец не желал смерти твоему отцу, но об этом потом еще поговорим… – И, взглянув на стены с пыточными принадлежностями, добавила невесело: – Будет еще, надеюсь, и для этого время. – Усилием воли заставила себя повеселеть: – Нет, додуматься! «Архитектор»! А ведь кто-то же придумал! С мозгами там явно дефицит! И насчет духов – такая же дурь! Тоже – на кого рассчитана?!

Юрий кивнул:

– На таких же шерлоков холмсов, как этот их майор Чужак.

– Самое обидное, – Катя закусила губу, – что они и нас за таких же недоумков держат. Да я с этими духами с юности не расстаюсь. Вот если бы перешла на «Красную Москву» – это вправду для леди Сазерленд было бы подозрительно. Даже как завскладом Синичкина духи не сменила, говорила всем, что у одной княгини подследственной взяла, там это в порядке вещей. Но опрыскивать этими духами письмо от какого-то Призрака – это уж надо вовсе не иметь извилин!.. Кстати, почти сразу по приезде в Москву, еще в гостинице, я обнаружила, что у меня пропал один флакончик с этими самыми духами. Тогда не придала этому значения, на гостиничную прислугу подумала. Не хватило фантазии представить себе, что кто-то пойдет на такую примитивную провокацию. Ладно, хоть с этим вроде разобрались… – Немного помолчав, вздохнула: – Но самое печальное то, что я все равно не была искренна с тобой, Юрочка. Наверно, следовало сразу рассказать тебе все о себе, но… Да нет, я и не могла! Ты еще был не готов, да и я тоже.

– Ну а теперь-то ты готова? – спросил Васильцев.

– Теперь – и не к такому готова. – Она снова взглянула на эти зловещие стены. – Мне будет проще, если ты станешь задавать вопросы сам, клянусь, теперь буду говорить всю правду. Давай, спрашивай.

Вопросов накопилось множество, и Юрий начал с самого незначительного:

– Там, в Марьиной Роще, – это все-таки ты подстроила нападение?

Она кивнула:

– Да, Юрочка, прости. Мне казалось, что так проще всего сойтись с тобой теснее. Я только велела оставить тебя невредимым. То, что он тогда ножом тебя пырнул, – инициатива исполнителя: московской шпане простого дела нельзя поручить, обязательно как-нибудь напортят. Надеюсь, у тебя уже все зажило?

– Чепуха, – махнул рукой Юрий, – уже и думать забыл… Но ждала тогда, у «Националя», ты все-таки не меня, а Домбровского, ведь верно?

– Верно. У меня и в мыслях не было, что в тот день увижу там тебя.

– Так ты приехала из Лондона, чтобы следить за ним?

– Ну, не то чтобы следить – просто надо было прояснить кое-какую ситуацию. К московскому отделению Суда там, в Центре, накопилось много всяческих вопросов…

– Домбровский говорил о какой-то проверке из Центра, – вспомнил Юрий. – Так это тебя он имел в виду?

– Вряд ли именно меня, но кого-нибудь оттуда он, несомненно, ждал. Человек-то он не глупый и давно, видимо, сообразил, что в его здешних делах многое не стыкуется, а там тоже не дураки и очень даже могут этими нестыковками заинтересоваться.

– Что ты имеешь в виду?

– Видишь ли, там, в Лондоне, умеют считать деньги. И вот вдруг там обнаружили, что у Домбровского бухгалтерия не сходится: деньги ему шлют и шлют, а траты его не так велики, как он это показывает. С некоторыми поднадзорными тоже большой вопрос. Бывало, совсем уж законченных упырей под надзор отпускали. И возникло подозрение, что подчас это делается совсем не даром. Да и несколько доказательств тому имеется.

– Под маркой Тайного Суда – частная лавочка… – проговорил Васильцев.

– Вот-вот, что-то наподобие того, – подтвердила Катя. – Короче говоря, во всем этом надо было срочно разобраться, с этой целью и послали сюда меня.

Юрию не хотелось верить, что в Тайном Суде столько времени председательствовал обычный жулик. Он попытался вступиться:

– Но он же, Домбровский, еще и художник. Вольный художник – он, во всяком случае, так представился. Не исключено, что зарабатывал картинами.

Катя едва не расхохоталась.

– «Вольный художник»! Не смеши меня. По профессии он часовых дел мастер, и кисти, насколько я знаю, ни разу в руках не держал. А вот что касается коллекционирования… Ты видел, какие картины у него на стенах висят?

– Да, отличные репродукции.

– «Репродукции»! – усмехнулась Катя. – Чтоб ты знал, там ты найдешь и подлинники – Рубенс, Гойя, Веласкес… Я уж не говорю о собраниях импрессионистов и кубистов, о персидской живописи, о китайских вазах!

– Вазы были разбиты, – вставил Юрий.

– А к осколкам ты не приглядывался? Я вот пригляделась. Черепки дешевой кустарной керамики, которую на Сухаревке купишь за копейки! Нет, тут явная инсценировка для простаков! А одна только его коллекция старинного оружия чего стоит! Кстати, ты все это видел у него на стенах, когда был там в последний раз?

– Нет, – вспомнил Юрий, – все было разгромлено, стены голые.

– То-то и оно! Значит, готовился заранее, в один миг все это не унесешь.

– Но ведь там побывали эти подземные уроды!

– И ты полагаешь, он к их визиту не подготовился?

– А побоище? Мы же видели… Думаешь, инсценировка?

– Почему бы и нет? На такое у этого «вольного художника» вполне хватило бы ума. Так же, как оставить тебя в живых.

– Я-то при чем? – удивился Юрий.

– Ну как же! Кто-то должен был стать свидетелем его якобы кончины. У Центра длинные руки, и знай там, что он сбежал, его бы рано или поздно все равно нашли. Нужен был кто-то, вызывающий доверие, кто поведал бы о его героической кончине в неравном бою. Какому-нибудь Борщову с его репутацией могли и не поверить, а вот тебе…

Да, все сходилось! Юрий нахмурился:

– И по-твоему, он вступил в контакт с этой подземной братией?

– Тут тоже не вижу ничего странного, – она пожала плечами. – Не даром, конечно, поделиться пришлось, но можно пойти и на некоторые расходы, чтобы сохранить главное.

– А что ты вообще можешь сказать об этих подземных королях-императорах? Слышала о них прежде?

– Доводилось, – кивнула Катя. – В наших анналах есть о них упоминания. Эдакая подземная коммуна, наподобие той, что пытался построить Оуэн[32], только оказавшаяся более прочной. По нашим сведениям, она существует уже едва ли не третье тысячелетие… Ну, это, может быть, и легенда; но тому, что она есть, ты сам свидетель. Вообще, в нынешнем мире столько всякой нежити развелось! Посмотри, что у нас тут делается! А на Германию нынешнюю посмотри!

– А что там, в Германии? – удивился Юрий. Он был почти не в курсе происходящего в мире, ибо газет в последнее время совсем не читал, поскольку знал теперешним советским газетам цену.

– Совсем ничего не знаешь?! – изумилась Катя. – Я там как раз недавно была. Там тоже один свободный художник решил осчастливить немцев. И самое удивительное – за ним пошел народ! Так что глупость не только у нас процветает. Этот, кстати, будет пострашнее, чем наши король с императором. Тоже – посмотреть на то, что там делается, – не сразу поверишь, что оказался в реальном мире.

Да, эти миры, которых не может быть, видимо, существовали во множестве.

– Идиотизм людской долговечен, – продолжала Катя. – Правда, не столь долговечны вожди, стоящие во главе. По-моему, в нашем подземном царстве тоже вскоре готовится очередной переворот.

– С чего ты взяла? – спросил Юрий.

– Так, предположение. Ты заметил, что2 шьют эти уродицы на скамьях?

– Как-то не приглядывался.

– А вот я пригляделась. И мне показалось – это погребальные саваны.

– Ну, мало ли кого собрались хоронить…

– Ну да… Один явно рассчитан на кого-то горбатого, с толстым брюхом и большой головой, а другой – на кого-то огромного роста и длинными ручищами… Причем оба савана почему-то расшивают золотой канителью и драгоценными камнями.

– Думаешь, для короля с императором?

– Не знаю, – покачала головой Катя, – но как-то сомневаюсь, что каждого тут после смерти обшивают золотом и самоцветами… Боюсь только, – добавила она, – что для нашей с тобой судьбы это не слишком существенно.

Скорее всего, она была права, но Юрий сейчас не об этом думал. Одна мысль терзала уже давно, и только сейчас он решился высказать ее вслух:

– Скажи, а тогда, в твоей квартире… ну, ты помнишь… когда это случилось между нами… ты… тогда…

Катя нашла в себе силы улыбнуться.

– Выполняла задание? – за него договорила она. – Глупенький ты, глупенький, Юрочка. Не хочу поджимать губки и говорить: «За кого ты меня принимаешь?!» – пошло и не к месту; но спроси лучше самого себя: неужели ты тогда ничего не почувствовал?

Вместо ответа Юрий прильнул к ней. Возможные муки, смерть – все сейчас не имело значения. Он верил ей. И она была тем единственным, ради чего следовало жить… Жаль, по-видимому, недолго; но только это и было настоящей жизнью: когда рядом с ней!

Катя потянула его к себе. Они оказались на грязном каменном полу. Но грязь, мышиные запахи, даже близкая гибель – все сейчас не существовало, точнее, существовало, но где-то среди всякой нежити, в тех мирах, которых не должно было быть…

…Потом, когда лежали счастливые, усталые на его расстеленном на полу плаще, Катя спросила:

– Ты хоть немного сомневаешься, что мой отец не причастен к смерти твоего? Очень боюсь, что где-то в тебе это прячется.

– Нет, правда – нет! – горячо произнес он. – Сначала все же копошилось что-то, но потом, когда ты сказала…

– Мало ли что я могла сказать – ведь он мой отец!

– Я не о том. Когда ты сказала, что Домбровский – часовщик… Я ведь этого прежде не знал… А на покупателя отца навел именно какой-то часовщик, только он один знал, когда и куда отец понесет их.

– Да, похоже на то, – согласилась Катя. – Как раз именно Домбровский, в отличие от моего отца, страстно желал занять место председательствующего. И Призрак, я уверена, – это тоже он: слишком уж много этот Призрак знает о Тайном Суде. И Викентия тоже он убил – тот, насколько я знаю, о чем-то начал догадываться.

Тут, правда, Юрий, вспомнив силищу бывшего атлета Викентия, усомнился:

– Не знаю… С Викентием не так-то просто справиться.

– А ты знаешь, какой силой обладает Домбровский? – фыркнула она. – Это он с виду такой благообразный старичок, а мне рассказывали, он подковы разгибает запросто. К тому же он мог быть и не один.

– Ты имеешь в виду кого-нибудь из НКВД?

– Вряд ли. Он не тот человек, чтобы давать им лишнюю информацию, а с НКВД, если он вправду Призрак, явно затевает какую-то свою игру.

– Значит, помогли эти подземные вурдалаки – ты это думаешь?

– И тоже не в его духе. Посвящать в свои делишки целое подземное царство? Нет, не так он прост. Разве что еще кого-нибудь одного, да и то не собираясь потом оставить его в живых…

– Борщова?

– Во всяком случае сбрасывать его со счета я бы не стала, человек он достаточно мутный, и сил у него тоже достаточно… – Вдруг она вздрогнула: – Ой, по-моему, там кто-то есть!

При свете их импровизированной лампады Юрий оглядел стены колодца. Нет, никого там не было, да и не могло быть. Только вековая плесень и пыточные причиндалы.

– Тебе показалось, – успокаивающе проговорил он.

Но все-таки оба разом встали и оделись. Катя снова прислушалась.

– Там точно крыса! – девушка поежилась. Оказывается, при всем ее бесстрашии, существовало все-таки нечто, чего она боялась.

Тут лишь Юрий увидел, что один большущий камень в кладке стены все сильнее раскачивается. Еще минута – и он заходил ходуном.

– Если крыса, то уж больно большая, – заметил он и, увидев, что Катя задрожала еще сильнее, поспешил добавить: – Хотя можешь быть уверена, это вовсе не крыса.

Катя сразу перестала дрожать: похоже, кроме крыс, она действительно ничего не боялась.

– Кроме того, крыса вряд ли стала бы стонать, как человек, – добавил Юрий. – Надо бы ему помочь.

Вдвоем с Катей они стали расшатывать камень со своей стороны. С противоположной стороны кто-то, покряхтывая, работал с ними в такт.

Вскоре камень сдвинулся и упал по ту сторону стены. На его месте образовалась большая черная дыра, и затем из дыры показалась знакомая асимметричная голова, перевязанная бинтами.

Глава 24

В яме (продолжение)

– Борщов, ты?! – воскликнул Юрий.

Наконец бывший шулер просунулся в дыру целиком. Очутившись в их камере, он отряхнулся и по-гаерски раскланялся:

– Так точно, мы! Собственной персоной! Надеюсь, не сильно помешал?