Ребус Константинов Андрей

Нестеров забрался на командирскую первую парту и скомандовал:

– Паша, запроси настроечку «семь-три-третьего».

– Что-то случилось? – спросила Полина.

– Ага, случилось. Похоже, у нас появляется шанс взглянуть в глаза организатору твоего похищения. А если повезет, то и поприсутствовать на съемках финальной серии долгоиграющего сериала «Ребус: взлет и падение». Паш, ну чего там Пасечник?…

19:07 мск

Приморский проспект. Где-то в районе виадука. 733-й экипаж.

737 – Григорич, вы из пробки выскочили?

733 – Вот только-только у виадука малость порассосалось. Вроде, поживее пошли. Хотя, лично я предпочел бы еще с часик помучиться.

737 – Понял. Тогда как раз оттуда мы вывернем на Савушкина и потянемся параллельно с вами.

733 – Эдик, не хочу тебя огорчать, но по-моему сейчас немного не тот случай, чтобы конспиративно обставлять свои действия.

737 – В смысле?

733 – В прямом – нас расшибли.

737 – Есть основания или просто чутье?

733 – Да какие в жопу основания! Похоже, головная машина с Ребусом решила пойти в отрыв, а этих козлов на «Тахо» отдать нам на закланье. Или на заклинанье. Кстати, как правильно?

737 – Правильно – «закланье». Григорий, я малость не понял про «Тахо»…

733 – А что там понимать?! Ребус, гад, в Сокольники рвет, а эти зайцы у нас перед носом скачут, задницей виляют. За пару километров пути из ряда в ряд уже раз восемь перестроились. Не пущают к телу, с-суки! Короче, как говорят в американских фильмах – мы теряем его. Тем более что коробка уже в надрыве, на следующей неделе машину должны были на профилактику ставить.

737 – Понял вас! «Держитесь, Федор Иванович, сейчас поближе подойдем…»

Не продержались! Не хватило каких-то пары минут, за которые экипаж Каргина, расталкивая «чайников» и нахально выдавив со своего пути многое повидавших, но тем не менее обалдевших от твердолобого упорства опушников, вырвался из броуновского движения километровой пробки и выпущенный на волю опять-таки пробкой кинулся нагонять своих и объекта. Не доезжая метров триста до мостика, соединяющего материковую твердь Старой Деревни и островную Елагина, водитель «семь-три-третьего» Коля Кривицкий втопил по газам, выскочил на осевую и, обогнав парочку железяк, стал перестраиваться обратно на свою полосу, пытаясь вклиниться между джипом охраны и столь ревностно оберегаемой им машиной с телом Папы Ребуса. Сбоку в этот момент было свободно, но двигавшийся по правой полосе «Тахо», оценив финт «грузчиков», безо всякого обозначения поворотником попытался прижать «семь-три-седьмой» обратно на осевую.

Люди, сидевшие в джипе, так увлеклись этим маневром, что не обратили внимания на загоревшийся перед мостом зеленый, на сигнал которого со стороны Елагина острова парами двинулась группка детишек, ведомая воспиталками, вооруженными сигнальными флажками. Водитель «семь-три-седьмого» мгновенно оценил ситуацию и понял, что через пару-тройку секунд процесс примет необратимый характер – и все, «уноси готовенького». А то и парочку-другую «готовеньких».

В первое мгновение Кривицкому инстинктивно захотелось увернуться и уйти влево, благо в этот момент встречная полоса была свободна и лобовым столкновением не грозила. Но тут же он сообразил – не факт, что «Тахо» успеет, либо захочет повторить сей маневр, а времени на то, чтобы затормозить, у них уже на оставалось. Между тем детские лица, которые еще пару секунд были едва различимы, надвигались навстречу с пугающей обреченностью: вот уже воспитательница, обернувшись на гул «лошадей», беззвучно вскрикнула и выронила из рук флажок, вот уже…

И тогда Коля Кривицкий, безо всякого согласования с бригадиром, принял решение. Собрав всю свою волю в кулак и крикнув: «Народ, прижмись!», он крутанул руль и со всего размаха впечатался в бронетанковую крепость так и не сбросившего скорость джипа, в левую его бочину – «Помойтесь, ребята!»…

Много позже, когда закончатся служебные проверки и разбирательства по факту ДТП, когда окончательно и бесповоротно будет доказано, что, не соверши Коля сей маневр, то жертв среди детишек было бы не избежать, когда сам Коля выйдет из больницы, а у Пасечника наконец срастется рука, когда бывший красавец цвета «кофе с молоком» «семь-три-третий» «Форд» будет списан, как непригодный хлам и уйдет зятю начальника гаража за смешную сумму в 10 тысяч рублей, когда… Короче, когда произойдет еще очень много самых разных «когда», в Петербург по специальному поручению редакции приедет корреспондент малоизвестного (потому как ведомственного и секретного) милицейского журнала, раз в квартал рассылаемого по оперативно-поисковым подразделениям страны. Корреспондент приедет писать очерк о герое-водителе, который, рискуя своей жизнью и жизнями своих товарищей по экипажу, спас от неминуемой гибели детсадовских малышей.

– Скажите, – спросит он смущающегося Кривицкого, – о чем вы подумали в тот момент, когда приняли решение идти в буквальном смысле на таран машины с преступниками?

– Так, а чё там было думать? – искренне удивится Коля. – Все, подумал, пиздец машине – где «Тахо», а где мы?…

– А еще о чем вы подумали? Вы же понимали, что столкновение могло обернуться летальным исходом? Знаете, многие говорят, что в такие секунды перед глазами пролетает вся жизнь, как одно мгновение?

– Не, жизнь не пролетела, врать не буду. Я, помнится, подумал, что начальник гаража теперь мне точно новую машину не даст – «Форда» как раз через неделю на капиталку собирались ставить. А еще подумал: хоть бы тринадцатой не лишили, потому как за ДТП могут. Причем, хоть ты прав, хоть виноват.

– Ну, хорошо, а что было непосредственно после столкновения? Когда вы поняли, что все члены экипажа остались живы?

– Так, а что было? Вытащили нас с Григорьичем. Наши же «грузчики», которые с задней парты, и вытащили. Еще Виталик помог, это из экипажа Эдика парень. Я смотрю: мать моя, женщина! Половину морды напрочь снес. Подвеска, движок – все в хлам. Руль, так тот вообще погнулся, а геометрия кузова – полный трындец. Опять же обе двери справа менять надо. Все, думаю, теперь точно без тринадцатой останусь.

– А потом?

– А потом у меня чего-то голова куда-то стала отъезжать, поплохело резко и дальше уже ни фига не помню. Очухался только в больнице. И то – на второй день…

Вот такое будет первое, да, наверное, и последнее в Колиной жизни интервью. Но это потом, а пока…

Пока в сложившейся ситуации «семь-три-третий» сделал все, что мог.

И пусть, кто может, сделает больше!

19:18 мск

Глухоозерское шоссе. Где-то в районе Обводного канала. 735-й экипаж.

– …Эдик! Хоть ты-то можешь объяснить, что там у «семь-три-третьего» произошло? Диспетчер несет какую-то пургу, а до Нечаева мне никак не дозвониться… Что с ребятами? Вы их видели?

– Видели. Проскочили мимо на бреющем полете.

– И что там?

– Вроде все живы, но подробностей, честное слово, сам не знаю. Мы там своего «грузчика» выкинули на подмогу… Короче, все, что могли, потому как начальство визжит одно – Ребуса тянуть, не бросать… Во, по встречке «Скорая» проскочила. Наверное, туда, к нашим.

– Вы сами где сейчас?

– С Каменноостровского моста ушли на Песочную. Гонит, сука, как умалишенный. Боюсь, при такой езде без эпитафий мы тоже не обойдемся. В общем, Сергеич, если с нами такая же, как с Пасечником, хрень приключится, будь другом, напиши на моем могильном камне кратко, но емко: «Родился и умер от дырки в резине».

– Не кипешуй, Эдик. Помни, Чип и Дейл в нашем лице спешат к вам на помощь. Кстати, я уже отдал по экипажу своего боевого корабля команду «Приготовить пиво и графит». Советую тебе сделать то же самое.[29]

– Боюсь, пивом здесь не обойдется – не тот масштаб… Блин, мужики, давайте, и правда, поскорее. А то нам в свете последних событий одним тут совсем тоскливо…

19:42 мск

Конногвардейский бульвар. Где-то в районе площади Труда. 737-й экипаж.

Если не знать, что в данный момент Ребус поставил цель, во-первых, оторваться от преследования «наружки», а во-вторых, спешно покинуть город, то можно было подумать, что люди, сидящие в роскошном «Лэнд Ровер Дискавери», совершают обзорную экскурсию по городу. Черная Речка, Петроградка, Васька, Мост Лейтенанта Шмидта… За последние полчаса вектор движения Ребуса был столь причудливо и столь же многократно преломлен, что предугадать его последующее направление не мог не только из последних сил висевшей на хвосте «Ровера» «семь-три-седьмой», но и экипаж Нестерова. В душе матерящийся Паша Козырев, все более и более раздражающийся от порою дельных, а порой не очень, «маршрутных» советов бригадира, неуклонно продолжал длившееся уже второй час преследование.

На Конногвардейском бульваре «Ровер», наконец, стал притормаживать. «Грузчики» Каргина, которые уже давно не маскировали своих действий и сейчас откровенно работали по принципу «главное – не потерять», вслед за ним вынуждены были повторить этот же маневр. Причем водитель «семь-три-седьмого» Дима Устинов сделал сие с заметным облегчением: руки, несколько часов не выпускавшие штурвал, давно налились свинцом и сейчас мелко дрожали.

Джип остановился. Из него тут же выскочили сидевшие на заднем сиденье трое отнюдь не интеллигентной наружности и кинулись в сторону машины милицейской разведки. Ситуация читалась как «похоже, нас идут убивать», поэтому «грузчики», не сговариваясь, щелкнули кнопками замков дверей, а правая рука Эдика Каргина сделала неосознанное движение под куртку, где расстегнула кобуру со штатным «пээмом». «А потому что не надо дразнить гусей», – вспомнилось Эдику в этот момент.

Однако «гуси», вместо того, чтобы начать громить служебную «шестерку», либо, того хуже – стрелять на поражение в порядком поднадоевших ментов, подбежали к машине и рассредоточились: один занял позицию спереди, нахально поставив ногу на бампер «шестерки», второй, обежав машину, встал как вкопанный за багажником, демонстративно скрестив руки на груди. Теперь ситуация читалась несколько иначе, а именно: «Это вы можете нас убивать. При соответствующих полномочиях, конечно». Но таких полномочий у майора Каргина, понятное дело, не было.

После того, как «семь-три-седьмой» оказался столь нехитрым образом заблокирован, чуть подотставший третий, который был явно постарше и поподкрученнее, вразвалочку подошел к машине со стороны водителя и небрежно побарабанил пальцами по стеклу:

– Але, мужики, вы кто такие будете?

В ответ на это Дима Устинов повернул ключ зажигания и угрожающе взревел мотором. Однако впереди стоявший парень не испугался, а напротив – гадко ухмыльнулся и ногу с бампера не убрал.

– Я говорю, чьи вы, хлопцы, будете? – как ни в чем не бывало снова поинтересовался старший архаровцев.

«Красного командира Щорса», – буркнул про себя Эдик. Окончательно осознав, как просто, а главное – как изящно, их взяли в клещи, он решил идти ва-банк. Перегнувшись через водителя, он приоткрыл форточку на ширину спичечного коробка и как можно развязнее ответил:

– Криминальная милиция ГУВД… Прикажи своему животному, пусть копыто уберет. Как бы не наступили ненароком.

– Круто! А на документики можно взглянуть?

– А в задницу тебя, случаем, не поцеловать? – огрызнулся Каргин, взбешенный деланным спокойствием парня. Хотя почему «деланным»? За этим спокойствием угадывались сила и уверенность. В конце концов, ежели по уму да разобраться, то ничего криминального и даже хулиганского эта троица сейчас не совершала. Но это-то больше всего и бесило!

– Во как! А мне мама говорила, что в милицию только вежливых берут. И не меньше, чем с семью классами образования. Хотя… Наверное, это раньше так было. Она ведь у меня старенькая уже, – доверительно сообщил парень.

– Дима, врубай «тревожную», – решился Каргин. Все равно теперь уже семь бед – один ответ. Тем более что после серьезнейшего ДТП и «расшибона» объектом сразу двух оперативных экипажей расшифровка перед гласными сотрудниками милиции казалась уже чем-то совершенно несущественным.

Водитель кивнул, незаметно для постороннего глаза нажал кнопку станции и заголосил, отчетливо (в первую очередь для «нападавших») проговаривая слова:

– Дежурный, внимание! Вызывает «семь-три-седьмой». У нас «фейерверк»! Нападение на оперативную машину. Конногвардейский бульвар, дом четыре.

– Ну вот, обиделись, – констатировал чуть напрягшийся парень. – А на что? Мирное население обратилось с вполне законным требованием представиться и предъявить документы, свидетельствующие о принадлежности к глубоко почитаемой им (населением) краснознаменной милиции. В свою очередь, в качестве жеста доброй воли, мы готовы засветить свои ксивы. Так в чем же здесь, собственно, конфликт? А вы сразу: «Папоцка ГУВД, приезжай, спаси, обижають!» Несерьезно это, мужики…

Парень продолжал балагурить, а сам тем временем сделал неопределенный жест рукой, и все это время стоявший метрах в пятидесяти впереди «Ровер» вдруг надрывно заурчал и плавно тронулся с места. То бишь, вслед за ситуацией из-под контроля «грузчиков» прямо на их глазах начал уходить и Ребус.

Вот тогда Эдик все-таки решился, достал ствол, загнал патрон в патронник и тихо скомандовал сидящим сзади «грузчикам»:

– По моей команде Кира и я одновременно вынимаем кнопки и выскакиваем из машины. Двери за нами сразу же заблокировать! Я иду к их старшему, а Кира, разрядник наш драгоценный, бежит за «Ровером», пока… Короче, пока не упадет. Но перед тем, как упасть, пеленгует сигнал «семь-три-пятого» и сбрасывает им самую последнюю настроечку Ребуса. Должны услышать – Нестеров сейчас где-то в районе Вознесенского, то бишь совсем рядом, на подходе… Всем все ясно? Тогда: раз-два-три – делаем!!!

Дверцы по правому борту «семь-три-седьмого» распахнулись – и обладатель почетного термоса из нержавейки за третье место в пятикилометровом кроссе, проводимого среди ОПП Северо-Запада и посвященного шестидесятилетию освобождения Ленинграда от немецко-фашистских захватчиков, Кирилл Комольцев, едва не сбив с ног чуть замешкавшегося на выходе бригадира, бросился догонять «Лэнд Ровер» Ребуса, массивная задница которого («Ровера», не Ребуса!), маячила уже близ Колонны Славы.

Догонять Киру не стали, поскольку в данной ситуации оголить фланг означало дать возможность «семь-три-седьмому» вырулить из зоны «живого оцепления». Да и лихой вид выскочившего из «шестерки» Эдика Каргина с обнаженным стволом, горящим взором человека, которого таки достали, и при этом громко вопящего: «…в голове и холоде жизнь его прошла, но не даром пролита кровь его была…», вынуждал троицу опричников Ребуса срочно переходить от атакующих к оборонительным действиям.

Но в конце концов, свою задачу они фактически выполнили – вторую (и, похоже, последнюю, на их взгляд) машину ментов от тачки с шефом отцепили.

19:49 мск

Исаакиевская площадь. Где-то в районе «Англетера». 735-й экипаж.

Киру Комольцева, мечущегося вдоль гигантских стекол-витрин «Астории», за которыми в этот час трапезничали чинные иностранцы и пили кофе с коньяком чопорные русские, первой заприметила Полина.

– Александр Сергеевич, смотрите, вон там «грузчик» из нашего отдела, видите?

– Точно, Кира-марафонец! Значит, «семь-три-седьмой» где-то поблизости. Паша, давай к нему, только осторожно, чтобы не слишком засветиться…

Но Комольцев был так возбужден, что заметил машину «семь-три-пятого», лишь когда она, жалобно всхрюкнув шинами, уже в открытую притормозила у тротуара буквально в двух шагах от него. В открытое окошко высунулась голова Нестерова:

– Молодой человек! Не подскажете: к Эрмитажу как проехать?

– Александр Сергеевич! – мгновенно воспрянул духом Кира. – Ребус… Он… Они… Они туда, по Большой Морской поехали. Только что!

– А где ребята?

– Они… На нас… Люди Ребуса… Там… – Комольцев, который до сих пор не мог отдышаться от кросса по пересеченной светофорами, многополосным движением и общественным транспортом местности, махнул рукой, указав направление, но какой-либо определенности его словам этот жест не прибавил.

– Понятно, – констатировал Нестеров. – Короче, лезь в машину, по дороге расскажешь. Лямка! Давай, метнись по Большой Морской. Они все равно в Невский упрутся – дашь настроечку куда пошли: налево или направо.

– «Лэнд Ровер Дискавери», цвет металлик, номер 077700, – принялся объяснять Кирилл.

– Да знаю я! – отмахнулся Лямин, вылезая. – А вы как? Разве не здесь поедете?

– Если мы сюда сейчас сунемся – минут двадцать из пробки вылезать будем. Ребус за это время успеет долететь если не до канадской, то до финской границы точно. Паша, давай на Малую Морскую.

– Там же одностороннее движение!

– А то я сам не знаю?! Блин, Козырев, ты дальше будешь целку из себя строить, или мы все-таки объекта погоним? Давай двигай! Только огни включи.

– Какие?

– Все!!!

Включив аварийку, дальний свет и спецсигналы, «семь-три-пятый» выдвинулся в створ Малой Морской и, держась правой стороны, нахально попер навстречу потоку машин, который в этом месте в любое время суток (разве что за исключением ночи) всегда полноводен и могуч. Уже совсем стемнело, а потому не в лад и невпопад мерцающие на «семь-три-пятом» разномастные огни придавали сходство оперативной «девятке» с рождественской елкой.

Летевшие навстречу машины гудели, но всякий раз в конечный момент предпочитали уступать дорогу странному неопознанному движущемуся объекту. «Это не мы идем против течения, – довольно зубоскалил Нестеров, – Это течение идет против нас».

Правда, набитому людьми троллейбусу они все-таки решили уступить – но исключительно из уважения к нелегкому труду водителей общественного транспорта. Ради этого пришлось резко уйти вправо и выскочить на тротуар, аккурат напротив центрального входа в здание, что на Малой Морской, 10 (для тех, кто не в курсе – здание Поликлиники ГУВД Санкт-Петербурга). Сей маневр обошелся в энное количество навсегда потерянных для членов экипажа нервных клеток (если, конечно, верить тезису, что таковые действительно не восстанавливаются) и в несколько с ног до головы облитых грязной осенней жижей пешеходов – Паша умудрился отыскать одну-единственную на весь отрезок от Гороховой до Кирпичного колдобину.

Одним из «испачканных потерпевших» стал инспектор ДПС капитан Гуслимов, на беду свою именно в этот момент выходивший из дверей поликлиники. За многие годы капитан настолько врос в шкуру стража дорог, что даже на прием к врачу всегда являлся в полной боевой амуниции и с аксессуарами – открыто носимой радиостанцией и жезлом всевластия. Пятнадцать минут назад Гуслимов мужественно перенес пренеприятнейшую медицинскую процедуру, которая по самой природе своей омерзительна и противна любому нормальному мужику. Согласитесь, есть в этом что-то противоестественное, когда вам вкручивают в задницу трубку с телевизором, а потом пристально вглядываются в экран, рассматривая ваш, истерзанный шавермами и бульонными кубиками, кишечник! Чувствуешь себя при этом на порядок хуже, нежели серьезно проштрафившись и на ковре перед начальником. Тот, по крайней мере, только грозится сделать с тобой это, а медики, они не грозятся, они – делают.

Словом, настроение у капитана Гуслимова и так было совсем не подарок. Он вышел из поликлиники, ощущая себя едва ли не опущенным, сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой, и в этот момент мимо него пролетело нечто, едва не отдавившее ему пальцы ног и окатившее ноябрьской (а потому холодной) и далеко не стерильной водой из лужи. Гуслимов подавился причудливым ассорти из возмущения, грязной воды и сигареты «Винстон лайт», а откашлявшись, схватился за радиостанцию и голосом диктора Левитана с легким, едва улавливаемым осетинским акцентом, заголосил: «Внимание, всем постам! Говорит капитан Гуслимов, номер жетона 123321. Остановить к досмотру темно-синюю „девятку“, движущуюся по Малой Морской в сторону Невского проспекта. 78-й регион. Госномер…»

Сильно, ой как сильно обидели сегодня капитана! Прямо до глубины души. А пятнадцать минут назад – тоже, до глубины… Правда, малость с противоположной стороны.

Не считая досадного эпизода с прохожими, «семь-три-пятый» добрался до поворота на Невский без особых приключений, а главное – быстро. Здесь притормозили, запросили Лямку:

– «Грузчик», голос подай. Где ты есть?

– Я у «Баррикады» стою. Здесь, и правда, пробка жуткая. «Ровер» Ребуса только сейчас поворачивает налево… Поняли меня? Налево. Пойдет в сторону Дворцовой.

– Поняли тебя. Давай мухой к магазину «Парнас». Ждем ровно минуту. Опоздаешь, будешь догонять на своих двоих…

20:04 мск

Адмиралтейский проспект. Где-то в районе Дворцовой площади. 735-й экипаж.

– …Паша! Где он?

– Пока не вижу, Александр Сергеевич.

– Ч-черт! Аналогично. Хотя, казалось бы, большое должно видеться на расстоянии… Хоть бы фонари зажгли, что ли? Тоже мне, исторический центр культурной, блин, столицы!

– Вон они! Под светофором! Сейчас направо, к Эрмитажу, пойдут.

– Точно! Молодец, Полинушка, есть контакт. Пока визуальный, но уже хоть что-то. Стой, Козырев, куда ты ломанулся?

– За ними.

– Да не успеем через перекресток. Сейчас зеленый начнет мигать. Давай на Дворцовую.

– В смысле? На какую?

– В смысле на площадь! Мимо колонны! Мимо дворца! И с песней! А песня, она же ориентир, будет такая: «Атланты держат небо на каменных плечах»! Теперь доступно излагаю?

Темно-синяя «девятка» привычно-нахально выскочила из правого ряда и ступила на булыжник святая святых города, где официально разрешено барражировать лишь экскурсионным автобусам, лошадиным повозкам да машинам госавтоинспекции. Паша направил машину по кратчайшему расстоянию, то бишь наискосок. Впрочем, громоздившийся на пути экипажа гигантской потухшей свечкой Александрийский столп во избежание недоразумений все-таки пришлось объехать, оставив его по борту слева.

Уже на подъезде к Миллионной с ее пресловутыми Атлантами на хвост «семь-три-пятому» прыгнули пасшиеся неподалеку «гиббоны», над головой которых немедленно вспыхнул ярко-синий проблесковый маячок. В сгустившихся над городом сумерках это выглядело даже красиво, но все портил хрипатый и отнюдь не гостеприимный голос, который предлагал «девятке» незамедлительно остановиться – мол, «иди, чё покажу!»

– Будем отрываться, Александр Сергеевич? – поинтересовался Паша, наконец вкусивший подлинный азарт погони и теперь готовый к самым запредельным безумствам на дорогах.

– Хочешь, чтобы нам начали стрелять по конечностям? Если у них в машине такие же стрелки, как Лямка, то тридцать очков, конечно, не выбьют, но вот башку одному из нас запросто прострелят. Причем по чистой случайности. Все, ну их в баню, тормози…

«Девятка» остановилась, и спустя пару секунд к ней лихо подрулила ее до неприличия новенькая и чистенькая «сестра в квадрате» – гаишная «девяносто девятая». Выскочившие из машины парни с «калашами» способны были нагнать страху и жути на любого, даже быкообразного участника дорожного движения. За исключением, естественно, членов экипажа «семь-три-пятого», позиция которых сейчас была почти неуязвима. В данном случае на «почти» следовало оставить малюсенький процент вероятности того, что гаишники могли начать стрельбу без предупреждения – мало ли что может привидеться им в потемках, да еще и рядом с таким мистическим местом, как Малый Эрмитаж, где, говорят, до сих пор водятся призраки.

Засвеченные непроверяйка Козырева и подполковничья ксива Нестерова вызвали у стражей дорог затяжной и массовый вздох разочарования. Еще бы, ведь каких-то пять минут назад эту самую тачку объявили к задержанию, и вот уже она сама идет к тебе в руки! А тут, на тебе – выясняется, что это всего лишь местечковые агенты Малдеры,[30] не поставившие в известность гаишное руководство о своих спецоперациях. Ах, какой пассаж!

– Ладно, объявленный на вас сторожок мы сейчас снимем. Вот только… Нет, я, конечно, все понимаю, – проворчал в усы бравый старшина, который за все время краткосрочного контакта с «грузчиками» так и не убрал ладонь с цевья автомата, – но аварийку вам все ж таки желательно выключить. Потому как издалека в глаза бросается и вообще – все это ваше дискотечное мерцание со стороны выглядит немного комично.

– Пашка! Ты что, после Морской огни не погасил? – шепотом поинтересовался бригадир.

– Бли-ин, забыл! То-то думаю, чегой-то на меня водилы встречные пялятся?

– Идиот! Приедем в контору – оставлю без сладкого! На месяц, не меньше, – рявкнул (насколько это возможно сделать шепотом) бригадир, после чего обратился к старшине:

– Все, мужики, рады были познакомиться. Пообщались бы с вами еще, но нам пора. Спасибо за консультацию. И доброй вам охоты…

– Вы бы еще, Александр Сергеевич, сказали: «Мы с вами одной крови», – усмехнулся Козырев, включая зажигание.

– И сказал бы. Но, к сожалению, кровь у нас с ними разная. А, может, и к счастью…

20:12 мск

Миллионная улица. Где-то в районе Суворовской площади. 735-й экипаж.

– Неужели маханули?… Это все из-за этих чертовых гаишников!!

– Лямка, кончай зудеть! Ничего не маханули – я их в створе Мошкова переулка видел. Вернее – кажется, видел.

– Вот именно что «кажется». Как ты в такой темноте вообще что-то мог разглядеть?

– По-моему, это были они, – робко подал голос Кира, который в данный момент весьма неуютно чувствовал себя в «чужой избе».

– Парни, вы можете помолчать, а?! – раздраженно шикнул на своих Нестеров. Хотя, если честно, сам он, как ни старался, тоже не смог разглядеть движущийся параллельно по набережной «Ровер» ни в створе Мошкова, ни в створе Мраморного переулков.

И все же ровно через минуту после напряженного, томительного «всматривания» машина Ребуса выскочила из-за Мраморного дворца и остановилась на светофоре перед Троицким мостом.

– Вон они! – радостно завопил Лямка.

– Сам вижу, – как можно равнодушнее подтвердил Козырев. – На мост не пойдут – прямо перестроились.

– Значит, и нам туда дорога, – облегченно выдохнул бригадир. – Давай, Паша, гони через площадь, чуть подальше, за Крупой[31] выскакивай на набережную и садись к ним на хвост. Надоели мне эти пряталки-догонялки – хочу, наконец, видеть картинку своими глазами. Кстати, если ты сейчас скажешь, что там поворота направо нет, – я тебя стукну.

– И станешь ты, Паша, фиолетовым в крапинку, – улыбнулась Полина.

– Можно начинать смеяться? – буркнул Паша. В последнее время любую насмешку со стороны Ольховской он воспринимал уже даже не болезненно, а почти враждебно. Козыреву почему-то казалось, что, в отличие от него, подтрунивать над Ладониным Полина себе не позволяет.

«Семь-три-пятый» выкатил в проулочек, примыкающий к Лебяжьей Канавке. В следующий момент мимо них со свистом пронесся «Ровер» Ребуса, играючи перемахнув через знаменитый горбатый мостик. Пропустив пару-тройку идущих следом машин, Паша чертиком из табакерки вынырнул из-за угла здания и под запрещающий знак не менее красиво вспорхнул на самую хребтину моста. Никак не ожидавший столь нахальной и резвой помехи справа, шедший по главной дороге «Ниссан» вынужден был бить по тормозам и, едва начав движение наверх, чуть скатиться с мостика назад. Этот, не от хорошей жизни исполненный маневр водителя «Ниссана» в результате стоил основательно помятого «анфаса» дышавшей ему в затылок «Вольво S-60». У ее хозяина времени на то, чтобы затормозить, уже не оставалось…

Похоже, это был особый, знаковый день во взаимоотношениях сотрудников «наружки» с представителями остальных, более-менее «легальных» милицейских структур. Иначе чем еще объяснить тот факт, что за неполные два часа погони за Ребусом «грузчики» трех оперативных экипажей НН по совокупности умудрились выдать своим гласным коллегам изряднейшую долю адреналина, каковой те не получали от них, пожалуй, еще со времен аномального трехсотлетия города. Как говорят в таких случаях метеорологи, «за текущие сутки в городе выпала месячная норма осадков».

Так или иначе, но «мистика» дня нынешнего на этот раз заключалась в том, что за рулем «потерпевшей» «Вольво» сидел сам начальник транспортной милиция Всея Руси генерал Бахаренцов. Выкроивший в служебной суете два выходных дня для посещения родного города, генерал вырвался из столицы на берега Невы, и черт его дернул именно сегодня с ветерком покатать свою даму сердца по вечерним набережным Северной Венеции на личном авто.

– Хочу подпрыгнуть на горочке. Так, чтобы сердце бу-бухнуло! – капризно пожелала дама, подразумевая перелет на скорости через горбатые мостики Летнего сада, которые, и правда, обладают своеобразным «бубухающим» эффектом.

– Сейчас, моя радость, – повиновался генерал и добавил газку.

Следует признать, что вслед за последовавшим «бабахом» об «Ниссана» сердце действительно «бубухнуло». Но то было сердце самого генерала, ибо нынешняя «Вольво» была приобретена им буквально два месяца назад, взамен разбитого в хлам любимого трехсотого «мерса». Оставив ничуть не пострадавшую в результате ДТП даму сердца страдать в салоне, генерал Бахаренцов кинулся назад, к Суворовской площади. Будучи уроженцем здешних мест, он прекрасно знал, что на этом пятачке невской земли гаишника можно разыскать в любое время дня и года. Так оно и оказалось.

Генеральская ксива возымела должное действие. Дорожный полицейский выслушал сбивчивый монолог Бахаренцова, выразил полагающиеся в таких случаях соболезнования и переписал в засаленный блокнотик данные «девятки», которая, со слов потерпевшего автомобилиста, явилась истинным виновником дорожно-транспортного происшествия. В наблюдательности генералу не откажешь, одно слово – школа! И не какая-нибудь – милицейская!

Отойдя чуть в сторону, гаишник в течение нескольких минут эмоционально, но вместе с тем немного доверительно-интимно пообщался с невидимым собеседником по трогательно всхлипывающей рации, после чего вернулся к Бахаренцову и виновато развел руками. Мол-де, «сделал все, что мог, но, увы – не все в моей власти». Генералу эти разведенные в сторону руки понравились не шибко:

– «Девятку» в розыск поставили?

– Поставили, – подтвердил гаишник, ибо это было правдой. А затем добавил: – А потом сняли, – и это тоже было чистой правдой.

– Не понял! – удивился генерал.

– Я тоже, – в течение этого дня за неполные десять секунд страж дорог третий раз подряд был удивительно правдив. А такое с ним на его памяти случалось редко.

Генерал Бахаренцов демонстративно переписал номер жетона ни в чем не повинного милиционера и побрел обратно к машине и даме, на ходу набирая номер своего страховщика. Благо полисы ОСАГО в этой жизни ему, как заслуженному работнику МВД, не стоили ни копейки. И все равно, в данную минуту начальник транспортной милиции страшно сожалел о том, что по улицам и набережным его родного города гоняют не локомотивы и даже не паровозы, а всего лишь отмороженные отечественные «девятки». Увы, не входящие в зону его служебной ответственности.

20:25 мск

Смольная набережная. Где-то в районе Водопроводного переулка. 735-й экипаж.

– Ну, что там? – явно не справляясь с нетерпением, спросил Лямка, едва только бригадир отключил трубку и убрал ее в карман.

Нестеров закончил говорить с начальником отдела Нечаевым, и хотя по отпускаемым Александром Сергеевичем фразам общее впечатление о разговоре складывалось вполне определенное, «грузчикам» не терпелось узнать подробности.

– Передаю сводку с фронтов… Але, Паша, следи за дистанцией, не отпускай его слишком далеко…

Последние десять минут гонка за Ребусом вошла в более-менее спокойную фазу. Похоже, водила «Ровера» окончательно уверовал в то, что милицейский хвост сбросить удалось, а посему той суетливости и непредсказуемости в поведении, которые имели место в случае с 733-м и 737-м экипажами, сейчас не наблюдалось. По крайней мере, пока – не наблюдалось.

– Итак, по сообщениям Совинформбюро: Колю Кривицкого увезли в больницу в Озерки – состояние средней тяжести. Если кто сомневался, уточняю – жить будет. Не знаю, насколько счастливо, но врачи уверяют, что якобы долго. Пасечник в травме – похоже, перелом руки. Открытый или закрытый – в настоящее время устанавливается. Остальные «грузчики» «семь-три-третьего» отделались ушибами, царапинами и мокрыми штанишками, состояние – удовлетворительное. Что касается горячо любимого всеми белого «Форда» – он не жилец. Отныне свадебные процессии в отделе будут проходить много скромнее.

– А как там наши? – осторожно поинтересовался Кира Комольцев.

– «Ваши», то бишь экипаж позывной номер «семь-три-семь» под руководством доблестного командира Эдуарда Каргина и при поддержке летучего отряда ППС Центрального района, обезвредили шайку сподвижников Ребуса количеством трех отмороженных личностей и в настоящее время с минуты на минуту ожидают прибытия господина Есаулова сотоварищи, готовых взять на себя бремя приземления этих субъектов на срок, предусмотренный действующим законодательством РФ… Во, как сказал! Похоже, пора мне переквалифицироваться в штабного… И еще: как заверил наш непосредственный начальник и сэнсэй Василий Петрович свет Нечаев, сразу же после этого «семь-три-седьмой» кинется нам на помощь. Даже невзирая на то, что их машина окончательно и бесповоротно засвечена прихвостнями негодяя Ребуса. Словом, тебе, Кирилл, какое-то время еще придется воспользоваться нашим, пускай и не слишком хлебосольным, гостеприимством. Кстати, о хлебосольстве – народ, корочкой хлеба случайно никто не поделится?

– Александр Сергеевич, бутерброд с сыром будете?

– Благодарствую. Буду. Два… И последнее: к настоящему времени на вокзалах, в аэропорту и на основных выводящих из города трассах уже расставлены специально обученные (и очень надеюсь, хорошо обученные) люди, и на наши хрупкие плечи сейчас возложена одна, но почетная миссия – дотянуть Ребуса до места сосредоточения этих самых людей. Подполковник Нестеров, доклад окончен. Вопросы к докладчику имеются?

– Имеются.

– Задавайте, Полина Валерьевна. Только кратко и по существу.

– Я кратко и по существу: а что, кроме нашего экипажа и экипажа Каргина, целое Оперативно-поисковое управление со штатом чуть ли не в тысячу штыков и рыл не в состоянии перебросить на столь ответственную работу еще хотя бы пару-тройку оперативных экипажей?

– Без комментариев, – помрачнев, отрезал Нестеров и спешно принялся заглатывать бутерброд. Ответа на этот вполне разумный вопрос он и сам не знал.

Между тем ответ этот был на удивление прост: начальник ОПУ Конкин, ужаснувшись, какой «кровью», а главное, какими неслыханными нарушениями ведомственных приказов и инструкций оборачивается Управлению спонтанная погоня за Ребусом, решил, что в сложившихся условиях объекта гораздо выгоднее потерять, нежели тянуть дальше. Пиррова победа хороша лишь для учебников истории, практика же показывает, что ни одно, пусть даже самое разблестящее подведение под задержание еще ни разу не перевешивало по совокупности допущенных при этом косяков и «незачетов» со стороны сотрудников конторы.

– …Александр Сергеевич, у нас поворот. «Ровер» ушел на улицу Смольного.

– Давай за ним, малым ходом. Да, и скинь настроечку дежурному… Блин, опять Ребуса в исторический центр потянуло. Надеюсь, он не намеревается получить политическое убежище в здании городской администрации?…

20:32 мск

Улица Смольного. Где-то в районе площади Растрелли. 735-й экипаж.

Не доезжая метров пятидесяти до площади Растрелли, машина «семь-три-пятого» встала. Встала исключительно по объективным причинам, так как прямо по курсу образовался абсолютно непроходимый автозатор, в котором, соответственно, застрял и «Ровер» Ребуса. Странное дело – в обычные дни, а уж тем более в вечернее время, этот участок дороги был вполне «проезжабельным». Близость к зданиям властных структур мобилизовывала дежуривших здесь сотрудников ДПС разруливать движущиеся потоки с особым усердием, а потому «более чем по трое» здесь, как правило, не собирались.

– Паша, что там стряслось? Авария, что ли?

– Не. Похоже, байкеры тусуются… Точно, они. Все движение перекрыли.

– Сегодня у них праздник, – пояснил доселе молчавший Кирилл.

– Это какой такой?

– Закрытие сезона.

– Круто! – восхитился Лямка.

– Раз круто, вот тогда и сгоняй туда, – распорядился бригадир.

– Это зачем?

– Видишь, как наш поток рассеивается? По машине-две в минуту… Следовательно, у Ребуса перед нами имеется фора минуты в три-четыре. Так что, Ваня, дуй на площадь, потому как непонятно, в какую сторону двинет Ребус, выбравшись из пробки.

– Это точно, – подтвердил Козырев. – Там вариантов немерено: Таврический, Шпалерная, Суворовский, Тверская…

– Александр Сергеевич, – подал голос Кирилл. – Давайте, может, я сбегаю?

– Сиди. Отдыхай. Ты у нас в гостях. Лямка?

– Да понял я, понял. Иду, – проворчал Иван и с явной неохотой вылез на воздух, где за это время не то чтобы похолодало, но посвежело существенно.

– Настроечку поточнее давай, – бросил ему вслед бригадир…

Огибая столпившиеся на подступах к площади машины, большинство из которых надрывно и абсолютно бесполезно гудело клаксонами, Лямка демонстративно прошел мимо джипа объекта, с трудом удержавшись, чтобы не пнуть его в колесо. Стекла «Ровера» были тонированы, поэтому самого Ребуса он так и не разглядел, испытав при этом небольшое разочарование – увидеть «живого» вора в законе ему на своем веку еще не доводилось. А интересно, между прочим! Хотя… Все-таки, это скорее на любителя.

Зато на самой площади было на что посмотреть: мотоциклисты всех мастей и окрасов, числом не менее сотни, съехались на свой последний в этом году слет, чтобы перед начинающимся «несезоном» напоследок и от души потусоваться, похвастаться своими железными меринами и оттянуться под разухабистый музон. В основной массе своей здесь были представлены не слишком дорогие аппараты, переделанные собственноручно, но зато с любовью. Впрочем, попадались и такие экземпляры, которые тянули на эдакий мини-домик, вмещавший в себя стереосистему, кондиционер и даже компьютер. Но больше всего Лямку поразил не столько вид «тачек», к которым он, в принципе, был равнодушен, сколько зрелище, которое представляли собой их владельцы: черная кожа, банданы, заклепки, очки, фашистские каски и рогатые шлемы с лисьими хвостами… А еще – подруги мотоциклистов! О, эти затянутые в кожу пышногрудые и крутобедрые особы впечатлят и сведут с ума кого угодно. Даже мужчину, который в скором времени готовится стать отцом.

От всего этого великолепия, от рокота моторов, воя сирен, мигалок и горящих фар Лямка окончательно прибалдел и на какое-то время забыл, за каким-таким собственно он вообще сюда заявился. Осознание главной миссии вернулось к нему сразу же после того, как, пробираясь между мототусовщиками, он неосторожно задел до неузнаваемости затюнингованного «ИЖака», который рухнул на землю с весьма неприятным грохотом.

Неприятным как для Ивана, так и для хозяина «типа байка».

– Эй, чувак, ты чё, в натуре, охренел в атаке? – Внешность и настрой парня, задавшего столь сакраментальный вопрос, не сулили Лямке ничего хорошего.

– Извините, я нечаянно. Я сейчас подниму.

– Я тебе щас помацаю! Клешни от моего «чопера» убери!

Иван поспешно убрал «клешни», потому как аналогичные части тела у парня были не в пример внушительнее. По крайней мере кулаки точно.

– Лямин! Ванька! Здорово, чувак! – раздался откуда-то из-за спины хоть и прокуренно-простуженный, но все же явно девичий голосок.

Лямка обернулся.

Это была Маринка Каретникова, с которой Иван в свое время учился в одной группе в топографическом техникуме и за которую он несколько раз делал черчение в обмен на записи новомодных зарубежных рок-групп. Маринка и тогда уже была рокершей и заядлой тусовщицей, но Лямка и представить себе не мог, что это ее увлечение оказалось настолько всерьез и надолго. Надо признать, что она смотрелась классно – на Каретниковой были куртка-«косуха» из толстой кожи (Пашка Козырев как-то говорил, что такие куртки носили еще во времена гражданской войны в Америке), черные обтягивающие джинсы, остроносые «казаки» и опять же черная кожаная шляпа. Единственным предметом, явно диссонирующим с ее «ковбойским» видом, была закрепленная на шляпе короткая белая… фата.

– Привет, Маринка! А ты чего в таком виде-то?

– А у меня сегодня свадьба! – захохотала Каретникова, обдав Ивана легким алкогольным выхлопом. – Знакомься, это мой муж.

– Боб, – протянул Лямке руку хозяин поваленного на землю «Чопера».

– Иван.

– Тоже нефигово, – прокомментировал молодожен и, тут же потеряв к Лямину всякий интерес, отошел к своим.

– Вы что, прямо так в загс и ездили? – удивился Лямка.

– Ага, знаешь, как прикольно было!

– Представляю, – соврал Иван, поскольку на такую картину воображения у него не хватало.