Дочь Сталина Салливан Розмари

Глава 3

Хозяйка и ее бедняк

Светлана всегда делила свою жизнь на две части: до смерти матери и после нее, когда весь мир полностью изменился. Ее отец сразу же решил переехать из Потешного дворца, где все напоминало ему о Наде. Николай Бухарин предложил ему свою квартиру на первом этаже здания кремлевского Сената, который также называли Желтым дворцом, где когда-то была резиденция Ленина.

Квартира была длинная и узкая со сводчатыми потолками и темными комнатами. Она также служила Сталину рабочим кабинетом. Светлана возненавидела это место. Единственной знакомой вещью здесь была фотография Нади, сделанная в Зубалово. На ней была надета ее любимая вышитая шаль. Фотографию Сталин увеличил и повесил над изысканным резным буфетом в столовой. Светлана собрала в своей комнате вещи, напоминавшие ей о матери. Кабинет Сталина находился этажом выше, Политбюро собиралось в том же здании.

Теперь в доме было полно каких-то неприятных незнакомцев. Дом велся по военному образцу с помощью персонала, набранного из агентов ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление, политическая спецслужба в СССР). Их следовало называть обслуживающим персоналом, а не прислугой. Светлана чувствовала, что на всех, кроме ее отца, эти люди смотрели как на пустое место. Она была уверена, что мама никогда не допустила бы такого вторжения в свой дом, но Сталину явно нравился полувоенный способ ведения хозяйства. Его дети не должны быть испорчены. Никакой роскоши, никаких привилегий. Возможно, он также думал о безопасности. Враги мерещились ему повсюду.

Даже Светино любимое Зубалово изменилось. Когда они с Василием приехали туда после смерти матери, Светлана была подавлена: домик на дереве, который они называли «Робинзон Крузо», пропал, и качели исчезли. По соображениям безопасности песчаные дорожки были покрыты отвратительным серым асфальтом, а красивые кусты сирени и вишневые деревья вырубили. Хотя вся семья часто приезжала в Зубалово по выходным, а дедушка Сергей жил там почти все время, Сталин стал редко бывать на даче.

Бабушка Ольга по-прежнему жила в маленькой квартирке в Кремле. Эта квартирка с восточными коврами, тахтой, на которой лежали вышитые подушки, и старым сундучком с фотографиями осталась для Светланы единственным уютным местом в новом незнакомом мире. Когда девочка приходила в гости, бабушка совершенно не скрывала своего недовольства нововведениями Сталина. Она говорила, что новый «обслуживающий персонал» в квартире – это только перевод казенных денег. Они же за глаза называли ее «суетливой старой дурой».

Вскоре стало понятно, что Сталин больше не собирался жить в Кремле. Вскоре после смерти Нади он заказал своему любимому архитектору Мирону Мержанову проект новой дачи в селе Волынское в Кунцеве, примерно в десяти километрах от центра Москвы. Дача стала именоваться «ближней» по сравнению с предыдущей дачей Сталина, располагавшейся в Успенском. Это название нравилось ему из-за его неопределенности. Если враги подслушают, например, телефонный разговор, то по этому названию ничего не поймут. Всего на даче было шестнадцать комнат. Она со всех сторон была окружена лесом и пятиметровым металлическим забором, выкрашена в защитный цвет; строение невозможно было увидеть с улицы. За забором была еще одна изгородь из колючей проволоки. Внутрь вела одна узкая асфальтовая дорожка. Светлана ненавидела новую дачу своего отца. По ее словам, эта дача и кремлевская квартира многие годы снились ей в ночных кошмарах.

К 1934 году дача в Кунцево была готова. Вечерами Сталин спускался по лестнице в здании Сената в свою кремлевскую квартиру, чтобы поужинать вместе с детьми. Вместе с ним обычно приходили члены «внутреннего круга», все мужчины. Светлана всегда торопилась в столовую. Отец сажал ее по правую руку от себя. Пока мужчины разговаривали о делах, она разглядывала висящую над буфетом фотографию матери в рамке. Во время ужина отец обращался к ней, расспрашивал о школьных отметках и подписывал дневник. По крайней мере, именно так Светлане запомнились их семейные ужины. Хотя она и не упоминала своего брата, очевидно, что Василий тоже присутствовал на них и, так же, как и она, хранил молчание. После еды Сталин обычно отправлял детей из-за стола и продолжал беседовать с членами Политбюро до раннего утра. Затем он уезжал в Кунцево, где ложился спать. Иногда он, уже надев пальто, поднимался наверх, чтобы поцеловать свою спящую дочь.

Отъезд Сталина был тщательно продуман. У дома его ждали три совершенно одинаковые машины с затемненными стеклами. Сталин выбирал одну из них, садился в нее, и весь кортеж отправлялся в путь в сопровождении охраны. Каждую ночь он выбирал разные машины и разные маршруты. Движение на Арбате и Минском шоссе перекрывалось в четырех направлениях. Сталин всегда только в последнюю минуту сообщал о намерении поехать на дачу своему секретарю Александру Поскребышеву или охраннику Николаю Власику.

Жизнь в Кунцево тоже была окрашена в полувоенные тона. Там были коменданты и охранники, два повара, приходящая уборщица, водители и караульные, садовники и женщины, которые прислуживали Сталину за столом. Все они работали посменно и были наняты через ОГПУ. Коменданты и охранники были, в частности, правительственными служащими, которые за хорошую службу награждались партией: они получали хорошие квартиры, дачи и служебные автомобили. Вскоре Валентина Истомина – все, даже Светлана, ласково называли ее Валечкой – стала личной экономкой Сталина и оставалась ею в течение восемнадцати лет. По словам Молотова, ходили слухи, которые он не подтвердил, но и не опроверг, что она была любовницей Сталина.

Хотя няня Александра Андреевна много раз просила разрешения остаться со Светланой в новой кремлевской квартире, в 1933 году появилась новая воспитательница, Лидия Георгиевна. Светлана сразу же невзлюбила ее за то, что она сказала ее няне: «Знай свое место, товарищ!» В ответ на это семилетняя Светлана крикнула: «Не смейте кричать на мою няню!»

После смерти матери Светлана ощущала опустошение и старалась стать нужной своему отцу. Август 1933 она провела с няней в Сочи и написала Сталину, который оставался в Москве, такое письмо:

5 августа 1933 года

Здравствуй, мой дорогой папочка!

Как ты живешь, как твое здоровье? Я получила твое письмо и очень рада, что ты разрешил мне остаться здесь и дождаться тебя. Я переживала, что я уеду в Москву, а ты приедешь в Сочи, и я опять тебя не увижу. Дорогой папочка, когда ты приедешь, ты меня не узнаешь! Я сильно загорела. Каждую ночь я слушаю вой волков. Жду тебя в Сочи.

Целую, Сетанка.

Прошло десять месяцев со дня смерти ее матери. Девочка, боящаяся темноты, слушала вой волков в лесу, беспокоясь, что ее отец может исчезнуть. Ей было всего семь лет. Она ждала. Этот неудовлетворенный эмоциональный голод неожиданно возвращался к Светлане в течение всей ее жизни.

Сталин, как ни странно, что-то знал о психологических нуждах своей дочери. Кандид Чарквиани, писатель и партийный деятель, которым Сталин восхищался и которого всячески продвигал, описал в своих воспоминаниях, как он был поражен, обнаружив, что «Сталин, который казался лишенным всякой сентиментальности, был так необычно нежен к своей дочери. «Моя маленькая хозяюшка», – говорил Сталин, сажая Светлану на колени и целуя ее. «С тех пор, как она потеряла мать, я все время повторяю ей, что теперь она хозяйка дома», – сказал нам Сталин».

Сталин любил придумывать для Светланы ласковые прозвища. Она была его «маленькой бабочкой», «маленькой мушкой», «маленькой воробушкой». Он придумал для нее игру, которую продолжал, пока ей не исполнилось шестнадцать. Когда бы она ни попросила его о чем-то, он отвечал: «Почему ты просишь? Отдай приказ, и я сделаю все в ту же секунду». Он называл ее хозяйкой, а себя – ее секретарем. Она была на службе. Он спускался из своего кабинета в верхнем этаже Сената и входил в коридор, крича: «Хозяйка!»

Но это все равно был Сталин. Он придумал для Светланы воображаемую подругу по имени Лелька. Она была двойником Светланы, маленькой девочкой, которая была идеальной. Отец мог сказать, что он только что видел Лельку, и она что-то сделала великолепно. И Сетанка (так Сталин ласково звал дочь) должна это повторить. Или он мог нарисовать, как Лелька делает то или это. Втайне Светлана ненавидела Лельку.

Когда Сталин был на своей даче в Сочи, он писал своей дочери письма большими детскими буквами и подписывал их «папочка».

Моей Хозяйке Сетанке

Ты не пишешь своему папочке. Думаю, ты забыла его. Как твое здоровье? Ты не болеешь, правда? Чем ты занимаешься? Как там Лелька? Как твои куклы? Я думал, что скоро получу от тебя какой-нибудь приказ, но его все нет. Очень плохо. Ты делаешь больно своему папочке. Ну неважно.

Я целую тебя и жду твоего ответа.

Папочка.

Сталин называл себя «секретарем № 1» или «секретаришкой». Светлана писала шутливые записки с приказами своему секретарю и прикалывала их булавками на стену около телефона над столом. Забавно, но она переписывалась и с другими «секретарями» в Кремле. У государственных министров, например, Кагановича или Молотова, не было другого выхода, кроме как присоединиться к этой игре.

Светлана приказывала своему секретарю взять ее в театр, покатать ее по новой дороге или приехать на дачу в Зубалово.

21 октября 1934 года

товарищу Сталину И.В.,

Секретарю № 1

Приказ № 4

Я приказываю тебе взять меня с собой.

Подпись: Сетанка, хозяйка.

Печать.

Подпись: Первый Секретарь

Покоряюсь. И. Сталин

Осень Сталин всегда проводил, в одиночестве работая на своей даче в Сочи. Светлана оставалась в Москве с няней. Она писала отцу письма, полные любви, но внимательный наблюдатель мог бы увидеть в них беспокойство и неуверенность.

Как ты поживаешь и как твое здоровье? Я доехала хорошо, если не считать того, что няня сильно разболелась в пути. Но сейчас уже все хорошо. Папочка, не скучай обо мне, лечись и отдыхай, а я буду стараться учиться на «отлично», чтобы ты был счастлив…

Крепко целую тебя, твоя Сетанка.

Письма Сталина могли быть и ласковыми, и шутливыми:

Здравствуй, хозяюшка!

18 апреля 1935 года

Посылаю тебе гранаты, мандарины и засахаренные фрукты. Ешь – веселись, моя хозяюшка! Васе ничего не посылаю, так как он все еще плохо учится и кормит меня обещаниями. Объясни ему, что я не верю в словесные обещания, и поверю Васе только тогда, когда он на деле начнет учиться хотя бы на «хорошо». Докладываю тебе, товарищ хозяйка, что был я в Тифлисе на один день, побывал у мамы и передал ей от тебя и Васи поклон. Она более или менее здорова и крепко целует вас обоих. Ну, пока все. Целую. Скоро увидимся.

Он подписал свое письмо так: «От никудышнего секретаришки Сетанки-хозяйки, бедняка И. Сталина».

Были и другие, кто не забывал маленькую «хозяйку». Никита Хрущев сумел попасть в милость к Сталину после Надиной смерти. Он запомнил Светлану как живую маленькую девочку, которая была всегда «аккуратно одета в украинскую юбочку и вышитую блузку» и со своими рыжими волосами и веснушками походила на «разодетую куколку».

Сталин, бывало, говорил: «Ну, хозяйка, развлекай гостей!» И она убегала на кухню. Сталин объяснял: «Когда она на меня злится, она всегда говорит: «Я пойду на кухню и пожалуюсь на тебя повару». А я всегда прошу ее: «Пощади меня! Если ты пожалуешься повару, то мне конец!» Тогда Светланка твердо говорит, что все расскажет своему папе».

Игра в хозяйку и бедняка может показаться очаровательной, но была у нее и темная сторона. По словам Хрущева, он всегда жалел маленькую Светлану, «как я жалел бы сироту. Сталин был грубым и невнимательным… (Сталин) любил ее, но… это была нежность кота к мышке».

Британская журналистка Эйлин Биглана так вспоминала о встрече со Светланой, которая была десятилетней «угловатой школьницей», в 1936 году: «Отец восхищался ею. Он любил слушать ее рассказы о том, что она делала в Парке культуры и отдыха. Он восторженно аплодировал ей, когда она играла на пианино «Синие колокольчики Шотландии». Он был для нее грубым и переменчивым отцом, пройдохой и задирой – как медведь с медвежонком. И все время было ощущение, что он может ударить ее, как медведь. Она была веселой маленькой девочкой».

В Кремле был маленький кинотеатр, расположенный на месте бывшего зимнего сада и соединенный со зданием Сената переходом. После обычного двухчасового ужина, заканчивающегося в девять часов вечера, Светлана начинала просить отца позволить ей пойти туда. Вначале он был недоволен, а потом смеялся: «Ну, веди нас, веди, хозяйка, а то мы собьемся с дороги без руководителя!»

И Светлана с трепетом шествовала впереди длинной процессии в другой конец безлюдного Кремля, за ней шел отец, а позади ползла тяжелая бронированная машина и шагала бесчисленная охрана… Фильмы заканчивались в два часа ночи. По окончании последнего фильма Светлана возвращалась назад одна, оставив взрослых продолжать их разговоры.

Сталин смотрел в Кремле все новые советские фильмы до того, как они были представлены зрителям, поэтому Светлана видела много русских фильмов: «Чапаев», «Цирк», «Волга-Волга». Но Сталин любил американские вестерны и фильмы с участием Чарли Чаплина, которые всегда заставляли его смеяться. Исключением был только «Великий диктатор», запрещенный для показа.

Светлана всегда вспоминала это время с теплым чувством: «Это были годы, оставившие мне память о том, что он любил меня, старался быть мне отцом и воспитывал так, как умел. С началом войны это все кончилось».

После смерти матери в восприятии Светланы отец стал «последним непререкаемым авторитетом во всем». Никто не достиг таких высот в психологических манипуляциях, как Сталин, «бедняк», во всем контролирующий свою маленькую «хозяйку». Светлана всю жизнь старалась избавиться от маски податливости, которую когда-то надела для своего отца. Иногда ей казалось, что она добилась успеха, но эта маска тут же снова оказывалась на ней. Это противоречие сформировалось в детстве: она была ребенком, отдающим приказы самым могущественным членам Политбюро как своим секретарям и ужасно одинокой маленькой девочкой, которая училась, как себя вести.

Хотя часто говорят, что после смерти Нади семья распалась, ее родственники отрицают это. Все они: дедушка Сергей и бабушка Ольга, дядя Павел и тетя Женя, тетя Аня и дядя Станислав, дядя Алеша и тетя Мария Сванидзе – продолжали бывать в доме Сталиных. Следующие два или три года семьи Аллилуевых и Сванидзе были по-прежнему близки к вождю. Летом они ездили с ним в Сочи, принимали участие в праздновании Нового года и дней рождения на даче в Кунцево. По словам двоюродного брата Светланы Александра Аллилуева, это было хрупкое единение. Все еще не отошли от шока после самоубийства Нади, все спрашивали себя: «Почему мы ничего не заметили? Почему не смогли ничего предотвратить?» Отец Александра, Павел чувствовал себя виноватым в гибели сестры: ведь именно он подарил ей злополучный пистолет.

Возможно даже, что именно Сталин пытался сохранить семейные связи. Когда Светлане было девять лет, он отправил ее, Якова и Василия навестить бабушку в Тифлисе. Это было в 1935 году, когда до смерти Кеке оставалось два года. Хотя дворец, где она жила, был огромен, она по-прежнему занимала в нем только маленькую комнатку в первом этаже. Визит к бабушке прошел не очень успешно. Кеке ужаснула Светлану. Она сидела в черном на своей железной койке, вокруг были одетые в черное женщины, похожие на ворон. Бабушка пыталась говорить с внуками по-грузински, но грузинский знал только Яков. Светлана взяла предложенное печенье и ушла, как только смогла.

В этот раз Сталин с детьми не поехал. Он навестил свою мать только тогда, когда она уже лежала при смерти. И, разумеется, она, как обычно, упрекала его. Она спросила:

– Иосиф, так кто же все-таки ты теперь?

– Помнишь царя? – спросил он. – Так я теперь как царь.

– Как жаль, что ты так и не стал священником! – вздохнула Кеке.

Светлана вспоминала, что ее отец всегда пересказывал этот разговор с удовольствием.

Светлана училась в 25-ой образцовой школе в Старопименовском переулке в центре Москвы. Когда ей исполнилось семь лет, Сталин приказал Карлу Викторовичу Паукеру, начальнику его охраны, проверить самые лучшие школы столицы. 25-я образцовая настолько понравилась Сталину, что он перевел туда и Василия, который до этого учился в более простой 20-й школе. Каждое утро в 7 часов 45 минут кремлевский лимузин увозил Светлану и Василия на Пушкинскую площадь. Оттуда они шли до школы, входили в нее через большую дубовую дверь и поднимались на второй этаж по лестнице, на площадке которой висели портреты Ленина и их отца.

Школьные годы Светланы совпали с культом личности, когда повсюду появились портреты ее отца и к его имени начали прибавлять различные титулы, например, «великий рулевой» или «лучший друг советских женщин». По утверждению его родственницы Марии Сванидзе, это не было вызвано его личным тщеславием. Сталин заявил, что «русскому народу необходим царь, то есть, кто-то, перед кем люди могут преклоняться и во имя кого они будут жить и работать». Это заявление не выглядит полностью убедительным. Вероятно, в возникновении культа личности сыграл свою роль не только политический расчет, но и, в большей степени, мания величия вождя. Как бы то ни было, Светлана каждый день поднималась по лестнице, где висел портрет ее отца.

Привыкшая к частным домашним учителям, она была в ужасе от школы. В первый день она зашла в туалет для мальчиков, как делала это дома, где и она, и братья, и кузены пользовались одной уборной. После этого за Светланой закрепилась сомнительная слава девочки, которая ходила в мужской туалет.

25-ая образцовая школа не была обычной школой. Она считалась лучшей в стране. По словам одного из бывших учеников, «это была школа, где учились дети больших шишек». 25-ая образцовая школа занимала такую головокружительную высоту, что по сравнению со всей остальной страной, могло показаться, что, зайдя в нее, попадаешь совсем в другой мир. В коридорах стояли пальмы и лимонные деревья. На столах в столовой лежали скатерти. В ней учились дети самых известных и могущественных людей в стране. Среди учеников были сыновья и дочери актеров, писателей, известного полярного исследователя, авиационного инженера, членов исполнительного комитета Коминтерна и Политбюро, а также высших государственных чиновников. По утрам и после уроков к школе часто подъезжали лимузины.

Образцовая школа № 25 имела очень высокие стандарты обучения. К 1937 году в ее библиотеке, украшенной неизменным лозунгом «Без знаний не может быть коммунизма», насчитывалось 12 000 книг, а также выписывалось 40 журналов и газет. Кроме библиотеки в школе была специальная комната, где дети могли играть в домино, настольный крокет и шахматы.

В школе был театральный кружок, кружок бальных танцев, литературный клуб, кружки фотографии, авто– и авиамоделирования, радио– и электротехники, прыжков с парашютом и шахмат. Секции бокса и легкой атлетики находились на соседних улицах. В школе проводились спортивные соревнования, волейбольные турниры, была команда по стрельбе из винтовки. В здании всегда был врач и стоматолог. Детей водили на экскурсии в знаменитую Третьяковскую галерею и в музей Л.Н. Толстого. На каникулах их вывозили в санаторий на Черном море. Даже когда поезд вез их по территории опустошенной голодом Украины и на станциях вагоны окружали толпы людей, разоренных коллективизацией, образцовая школа держала свою марку. Учителя не обсуждали с детьми голод.

Образцовая школа № 25 была своеобразной «витриной социализма», и в ней бывали тысячи посетителей, в том числе иностранцы. Репортеры и фотографы посещали ее постоянно. В 1936 году американский певец Поль Робсон отдал в 25-ую школу своего сына, правда, под вымышленным именем. Когда школе нужны были деньги, директор писал письмо Сталину или Кагановичу и всегда получал необходимые средства. Гость из Америки Джозеф К. Льюкс записал в гостевой книге: «Стандарты освещения, отопления, вентиляции и чистоты в этой школе выше, чем в американских». После этого школа получила новые средства для обновления и развития, поскольку образцовая школа № 25 была признана лучше американских.

За границами Москвы были и другие школы, где никогда не бывали иностранцы. Там в начале 30-х годов у детей не было тетрадей (они писали на газетах и страницах старых книг), а ручки были по счету. Мебели не хватало, поэтому ученики занимались в несколько смен. В школах не хватало дров для отопления и керосина для ламп. За пределами столицы опустошение, вызванное насильственной коллективизацией и истреблением кулаков, привело к тому, что количество учеников уменьшилось наполовину. Многие из них просто умерли от голода.

В 1929 году Андрей Бубнов, нарком просвещения РСФСР и заведующий Агитационно-пропагандистским отделом ЦК РКП(б), призвал все школы «включаться в классовую борьбу, направленную на преобразование советской экономики и общества». Учителя и ученики образцовой школы № 25 должны были усвоить сталинское кредо: «выполнение указаний, уважение к иерархии и официальной власти; вера в разум, оптимизм и прогресс; признание необходимости изменений природы, общества и людей и принятие необходимой жестокости». Как и все советские школы, образцовая школа № 25 проводила внушение этих принципов с помощью плакатов, развешенных в коридорах: «Против фашистской интервенции в Испанию» или «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее» (известное сталинское высказывание в 1935 году).

Все советские дети воспитывались как коммунисты. Вначале они были октябрятами, потом становились пионерами, затем – комсомольцами. Ребенок становился октябренком в 1-м классе к Седьмому ноября, празднику годовщины Октябрьской революции, которая по старому стилю произошла 25 октября. Все дети носили на груди красные звездочки с портретом маленького Ленина.

В третьем классе вступали в пионеры. Детям повязывали на шею красные галстуки. Еще они носили пионерские значки с надписью: «Будь готов!» Светлана с гордостью носила пионерскую форму и с энтузиазмом маршировала в колонне образцовой школы № 25 на первомайской демонстрации на Красной площади. «Ленин был нашим идолом, Энгельс и Маркс – его апостолами, каждое их слово – божественным откровением», – так скажет она в будущем. И, само собой разумеется, ее отец был прав во всем «без исключений».

Но внутри самой образцовой школы № 25 было противоречие. Когда Светлана поступила туда в 1933 году, только пятнадцать процентов всех учителей были членами коммунистической партии. У многих из них было сомнительное происхождение, следы которого легко было отыскать в дореволюционных благородных семействах, Белой гвардии, религиозных конфессиях или купеческих семьях. Образцовая школа № 25 должна была быть, в общем и целом, демократичной, но, как это ни парадоксально, воспитывала идеологически неприемлемый индивидуализм. Некоторые из ее выпускников впоследствии выступали против коммунистической системы, став реформистскими редакторами, историками, адвокатами и защитниками прав человека.

Интересно сравнить репутацию детей Сталина в школьные годы. Они очень отличались друг от друга. Большинство Васиных одноклассников вспоминали его как веселого и неугомонного мальчика, у которого постоянно были проблемы. Его лучшего друга прозвали колхозником, потому что семья этого мальчика недавно приехала из деревни и его мама мыла в школе полы.

Василий пользовался дурной славой из-за своих выходок. Позади образцовой школы № 25 когда-то стояла часовня, и остатки могильных холмов на кладбище при ней все еще были заметны. Одной из любимых проделок Василия было пробираться туда вместе с друзьями и выкапывать кости. Также он был хорошо известен благодаря тому, что ругался отборным матом. Когда же учителя ловили Васю на месте преступления, он клялся, что больше не будет, что обязательно исправится и говорил: «Вспомните, чей я сын!»

Тем не менее, одноклассники воспринимали его как равного. Когда Вася разбил окно и обвинил другого, они побили его. Когда он издевался над мальчиком с плохим зрением, товарищи постановили исключить его из комсомола. Был даже забавный момент, когда Василий преднамеренно прервал фильм, который показывали приглашенным в школу учителям, и его классный руководитель крикнул: «Сталин, выйди из комнаты!» Все присутствующие замерли в ужасе, пока маленький Василий не выбежал из помещения. Когда бы он ни попытался воздействовать на учителей и соучеников своей фамилией, об этом сразу же сообщали Сталину, которые оставил четкие инструкции – относиться к его детям так же, как и ко всем остальным.

Василий явно боялся своего отца, но он и пользовался властью, которую давало его имя. В возрасте двенадцати лет он написал такое письмо, подписав его прозвищем Васька Красный, придуманным, скорее всего, для того, чтобы угодить отцу.

5 августа 1933 года

Здравствуй, папа!

Я получил твое письмо, спасибо. Ты пишешь, что мы можем выехать в Москву 12-го. Папа, я спросил коменданта, может ли он лично позаботиться о благополучии жены учителя, но он отказался. Поэтому учитель устроил ее на работу в барак, где живут рабочие… Папа, я посылаю тебе три камня, которые сам раскрасил. Мы живы-здоровы, я буду заниматься до нашей скорой встречи. Васька Красный.

В тот момент вмешательство Василия, кажется, было проявлением его великодушия, но иметь детей Сталина на своем попечении – нелегкий труд. В другом письме Василий жалуется отцу:

26 сентября (год не проставлен,)

Здравствуй, папа!

Я живу хорошо, хожу в школу, все отлично. Я играю в нашей школьной футбольной команде, но каждый раз, когда я прихожу на тренировку, все обсуждают, можно ли мне играть без разрешения моего отца. Напиши, можно ли мне играть, и все будет, как ты сказал. Васька Красный.

Только Светлана, кажется, понимала, чего стоило Василию самоубийство их матери. Она считала, что исчезновение Нади из их жизни полностью разрушило ее брата. В тринадцать лет он начал пить и, напившись, часто вымещал злобу на сестре. Когда его грязные выражения и грубые сексуальные истории становились слишком уж недвусмысленными, их сводный брат Яков приходил на помощь сестре. Позже она рассказывала в нескольких интервью: «Мой брат обеспечил мне очень раннее сексуальное образование самого грязного сорта». Светлана прямо не говорила об этом, но понятно, что она держала Василия на расстоянии и сказала, что поняла, что любила брата, только после его смерти.

Тем не менее, за одну вещь она была ему благодарна. В детстве Светлана часто болела, но отец не отправлял ее в больницу, в основном, по соображениям безопасности. Она запомнила длинные одинокие дни, проведенные в своей комнате под опекой медсестер и няни. Но в отрочестве все изменилось. Василий сказал, что она «толстая и больная» и заставил ее заняться спортом. Вскоре Светлана записалась в лыжную и волейбольную секции и приобрела крепкое здоровье на всю жизнь.

В 1937 году Василия, в конце концов, перевели в московскую специальную школу № 2, где он продолжал, прикрываясь своим именем, не выполнять домашние задания, бросать в классе шарики жеваной бумаги, свистеть, петь и выходить за дверь, когда ему вздумается. Но в новой школе администрация сквозь пальцы смотрела на его выходки. Василия даже освободили от выпускных экзаменов. Учителю немецкого, который собирался вывести ему неудовлетворительную отметку, пригрозили увольнением. Даже когда доведенный до белого каления Сталин приказал вести «тайный дневник» поведения своего сына, администрация школы продолжала покрывать Василия. Про него ходили и куда более страшные слухи. Поговаривали, что Василий спровоцировал арест родителей мальчика, победившего его на спортивных соревнованиях.

В 1938 году семнадцатилетнего Василия отправили в Качинскую военную авиационную школу. Сталин надеялся, что военное училище дисциплинирует его сына, но Василий и там требовал и получал привилегии. Он уже научился пользоваться властью отцовского имени, что, в конце концов, привело его к гибели.

Тем временем Светлана, как примерная ученица, продолжала приносить домой свой дневник, где отражались ее академические успехи и поведение. Во время ужинов в Желтом дворце Сталин, как внимательный родитель, просматривал и подписывал его. Он гордился ею. Она была хорошей маленькой девочкой. То, насколько Светлана усвоила принципы коммунизма, видно по тем словам, которые она написала в третьем классе в поздравлении директору школы Нине Иосифовне Грозе: «Под вашим руководством наша школа войдет в число лучших школ Советского Союза! Светлана Сталина». Светлана стала одним из маленьких «бойцов коммунизма».

До своего шестнадцатилетия, как и многие ее одноклассники, Светлана оставалась искренним приверженцем коммунистических идей, отражая идеологию правящей партии. Вспоминая об этом, она апеллировала к тому, что эта идеология требовала постоянного контроля всех частных мыслей вне коллектива и привела к массовому гипнозу миллионов советских граждан. Она называла ее «психологией рабов». Василий научился цинично манипулировать системой, которая по самой своей природе приветствовала продажность. Он рано понял, что лучший способ пробиться наверх – это предать другого человека.

Глава 4

Террор

6 декабря 1934 года, через два года после смерти матери, Светлана стояла в Колонном зале, провожая в последний путь Сергея Кирова. Он был одним из ее любимых «дядей», с которым она играла в «хозяйку». Несколько дней назад «клан» Сталина был в Малом театре на комедийном спектакле «В чужом пиру похмелье», а потом отец пригласил всех на ужин на дачу в Кунцево. Дядя Сергей прислал из Ленинграда снетки. А теперь дядя Сергей тоже умер. «Мне не нравилась эта вещь, которую называли смертью, – рассказывала позднее Светлана подруге. – Я была в ужасе. Я боялась темных мест, темных комнат, темных глубин».

Вечером 1 декабря 1934 года, в Смольном, где располагался Ленинградский горком и обком ВКП(б), С. М. Кирова, первого секретаря ленинградского обкома партии, убил выстрелом в затылок Леонид Николаев. По первоначальным докладам НКВД, убийца руководствовался личными мотивами – ревностью. Версия о ревности опирается на свидетельства о любовной связи Кирова с Мильдой Драуле, женой Леонида Николаева. Но вскоре было объявлено, что он был членом контрреволюционной террористической организации, имеющей своей целью свержение правительства. К концу декабря Николаев и его четырнадцать соучастников были казнены.

Кировы, Сталины, Аллилуевы и Сванидзе стояли в строгом Колонном зале вместе. В своем личном дневнике, позже конфискованном госбезопасностью, Мария Сванидзе так описывала эту сцену:

…Зал был ярко освещен, украшен тяжелыми плюшевыми драпировками до потолка… Зал высокий, в два этажа. Посреди зала… стоял гроб, простой красный кумачовый гроб, с рюшками, в ногах лежало покрывало из красного плюша. Лицо [Кирова] было зеленовато-желтое, с заострившимся носом, плотно сжатыми губами, с глубокими складками на лбу и щеках, углы губ страдальчески серьезно опущены. У левого виска и на скуле синее пятно от падения. Кругом гроба много венков, красные ленты переплетены с подписями от всех организаций… Кругом стояли прожектора для киносъемок. Толпились фотографы с “лейками”, охрана, на эстраде все время играл оркестр Большого театра… Несмотря на полное освещение, казалось, что темно, мрачно и болезненно неуютно…

В 11 часов появились лидеры страны под предводительством Сталина.

На ступеньки гроба поднимается Иосиф, лицо его скорбно, он наклоняется и целует лоб мертвого Сергея Мироновича. Картина раздирает душу, зная, как они были близки, и весь зал рыдает, я слышу сквозь собственные всхлипывания мужчин».

Мария записала, что сразу же после известия о смерти Кирова ее брат Павел приехал на дачу в Кунцево. Сталин сидел, положив голову на руки, и неожиданно произнес: «Совсем я осиротел». Павел был так тронут, что бросился к своему зятю, чтобы обнять его и поцеловать.

Но в тот день Сталин не был на даче. Сцена, так тронувшая Павла, очевидно, произошла несколькими днями позже. В день смерти Кирова Сталин был в своем кабинете в Кремле. Новость об убийстве он узнал примерно в пять часов вечера. Тогда Сталин был вовсе не сентиментален: он сразу же вызвал членов Политбюро и Генриха Ягоду, главу НКВД, чтобы тем же вечером поездом отправиться в Ленинград. Возможно, именно той ночью он написал Постановление от 1 декабря, предписывающее «следственным властям – вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком. Судебным органам – не задерживать исполнение приговоров…» Таким образом, правила ведения следствия были упрощены, и за этим постановлением последовали массовые репрессии против партийных и хозяйственных руководителей СССР.

Существовала версия, что Сталин сам организовал убийство Кирова, опасаясь его как конкурента на пост Генерального секретаря партии. Кроме того, Киров был очень популярен в народе и выступал за снижение темпов индустриализации. Эта версия, скорее всего, является вымыслом. Но нельзя отрицать, что убийство Кирова положило начало Великому террору, в результате которого пострадали сотни тысяч людей.

Во время коллективизации и раскулачивания ОГПУ, переименованное в НКВД в 1934 году, уже раскинуло свои сети сквозь все слои населения в поисках классовых врагов. Прослушивание телефонных разговоров, слежка, давление на арестованных, одиночное заключение, признательные показания, полученные под пытками, – все это стало нормой. Компрометирующая информация распространялась как вирус, задевая тысячи людей.

В 1935 и 1936 годах, когда массовые аресты были начаты, страну охватила коллективная истерия. На пике «Великого террора» только за «семнадцать месяцев в 1937 и 1938 годах были арестованы 1,7 миллиона человек, более 700 тысяч из них расстреляны, примерно 300 или 400 тысяч отправлены в лагеря или ссылку в Сибирь, Казахстан или другие отдаленные регионы страны.

В 1937 году Сталин произнес такую речь для своих ближайших соратников на банкете, посвященном двадцатой годовщине Октябрьской революции:

Мы будем уничтожать любого врага, пусть это даже старый большевик; мы будем уничтожать весь его род, его семью. Мы будем уничтожать каждого, кто своими делами или своими мыслями – да, даже мыслями – угрожает единству социалистического государства.

В 1938 году, когда репрессии осуществлялись НКВД, население тюрем ГУЛАГа выросло до двух миллионов человек.

Одиннадцатилетняя Светлана, конечно, не могла ничего понять в этом, но она лично почувствовала эту новую атмосферу террора, когда вернулась из Сочи, где проводила каникулы, в конце лета 1937 года. Каролина Тиль, немка-домоправительница, которая проработала в семье Сталина десять лет, была уволена как ненадежная, и ее место заняла лейтенант Александра Накашидзе. Накашидзе полностью изменила комнату Светланы, убрав всю мебель, которая когда-то принадлежала матери девочки, выкинув из шкафа все детские дневники, альбом с рисунками, глиняные фигурки и подарки, полученные от тетушек. Несколько дорогих ей вещей, которые связывали девочку с матерью, – эмалевая коробочка с драконами на крышке, крошечный стаканчик и несколько чашек – пропали без следа. Когда Светлана пожаловалась няне на это исчезновение, та сказала, что ничего сделать не получится: ведь все вокруг принадлежало государству.

Накашидзе была лейтенантом госбезопасности. Молодая женщина моложе тридцати лет, она была плохой домохозяйкой, но ее брали вовсе не для этого. Главной ее обязанностью было соглядатайство. Она должна была сблизиться со Светланой и ее братом Василием и отслеживать их знакомства.

Осенью 1937 года у Светланы появился личный охранник Иван Кривенко, кислый, желчный мужчина, который ей сразу не понравился. Он сопровождал ее везде: в школу, в театр, на уроки музыки. Однажды она обнаружила, как он роется в ее портфеле и читает ее дневник.

В школе тоже все стало по-другому. Светлана больше не пользовалась общим гардеробом, она раздевалась в отдельной комнате рядом с учительской. Ей запретили обедать вместе с другими учениками. Теперь она ела еду, принесенную из дома, в маленьком уголке, отгороженном от столовой, под присмотром офицера НКВД, что заставляло девочку краснеть от смущения.

Затем случилась беда с Мишей, близким другом Светланы. Рыжеволосый и веснушчатый, как и она сама, Миша был страстным читателем. Они знали друг друга с восьми лет. Дети любили рыться в богатых библиотеках своих родителей и обсуждали прочитанные книги. В одиннадцать лет они разделили страстную любовь к Мопассану и с ума сходили от Жюля Верна и индейских романов Фенимора Купера. В школе Миша и Светлана обменивались шутливыми любовными записочками, а дома целый день звонили друг другу по телефону. Вскоре родители Миши, которые работали в ГОСИЗДАТе, были арестованы. Гувернантка Светланы отнесла ее любовные записочки директору школы и настояла на том, чтобы Миша был переведен в другой класс. Его влияние явно сочли опасным из-за его «ненадежных» родителей и прекратили их со Светланой дружбу. Встретились они только через девятнадцать лет.

С первых дней революции в большевистской идеологии было принято разоблачать «врагов народа» и «антисоветских элементов». Показательные процессы и сфабрикованные доказательства были в порядке вещей во время Гражданской войны. Люди привыкли верить в то, что тайные враги пытаются сорвать великий советский эксперимент. После Первого и Второго московских процессов, организованных Сталиным в августе 1936 года и январе 1937 года и нацеленных на старую большевистскую гвардию, тетя Светланы Мария Сванидзе писала в своем тайном дневнике:

17 августа 1937 года

Душа пылает гневом и ненавистью. Их казнь не удовлетворит меня. Хотелось бы их пытать, колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими… Продавцы Родины, паразиты на теле партии! И их так много!

Ага, они хотят уничтожить все победы революции, все наше общество, убить наших мужей, наших сыновей…

Без конца исчезают люди с именами, которые годами были нашими героями, занимали большие посты, которым доверяли и много раз награждали. Они превратились в наших врагов, предателей человечества, продававших и покупавших все… Как мы могли пропустить все это?!

Мария Сванидзе верила во все эти злодейства, пока ее саму не арестовали.

21 декабря Мария и Александр Сванидзе стали первыми членами семьи Светланы, которые попали в лапы НКВД.

По словам Анастаса Микояна, Сталин относился к Александру Сванидзе как к брату. Он был заместителем председателя правления Внешторгбанка СССР с 1935 года, а до этого – торговым посланником в Германии. В апреле Сталин приказал новому главе НКВД Николаю Ежову (предыдущий глава Генрих Ягода в это время ждал расстрела) начать чистку во Внешторгбанке.

21 декабря Павел и Женя Аллилуевы принимали гостей у себя дома. Мария и Александр были у них, а после окончания праздника вернулись в свою квартиру в соседнем подъезде. После полуночи в дверь позвонил их сын Джоник, названный так в честь американского писателя Джона Рида, автора «Десяти дней, которые потрясли мир». «Маму и папу арестовали! – закричал он. – Они увезли ее прямо в нарядном платье!» Сестру Александра Марико тоже арестовали, так же как и брата Марии. Джоник, товарищ Светланы по играм в Зубалово, вскоре исчез.

У Светланы в голове не укладывалось, что дядя Алеша и тетя Мария могли оказаться «врагами народа». Она считала, что они стали «жертвами такой страшной ошибки, в которой даже сам отец не смог разобраться». Все в семье были перепуганы и пытались передать Сталину какие-то сообщения через Светлану. Когда она их пересказывала, Сталин говорил: «Что ты повторяешь все, что тебе скажут, как пустой барабан!» Он приказал девочке перестать «адвокатствовать».

Александр Аллилуев, сын Павла и Жени, рассказывал историю о том, как Мария сумела передать его матери письмо из тюрьмы. Оно было написано на обрывке рубашки: «Женя, ты не представляешь, что здесь делается. Я уверена, что Сталин ничего не знает об этом. Я прошу тебя о милости – пожалуйста, расскажи ему». Ничего не сказав мужу, Женя перепечатала письмо Марии и отдала его Сталину. Его ответ был холодным и сдержанным: «Женя, я прошу тебя больше никогда не подходить ко мне с письмами наподобие этого».

Летом 1938 года дядя Павел часто бывал в кремлевской квартире, надеясь вымолить прощение для Сванидзе. Подавленный, он сидел в комнате Светланы или у Василия, глубоко вздыхал и ждал Сталина. Сын Павла Александр считал это совершенно бесполезным: «Сталинская широкая сеть стукачей бесперебойно поставляла доносы. В нее постоянно попадали старые большевики и представители высшего военного эшелона, которые могли быть потенциальными соперниками вождя. Как ужасно это ни звучит, люди были разделены на категории. Бесполезно было просить за тех, насчет ликвидации кого Сталин сам лично распорядился.»

Вскоре чистка добралась и до армии. Павел был заместителем командира танковой дивизии. Первого ноября Павел приехал с отдыха из Сочи, пришел на работу и узнал, что большинство его коллег арестовано. Тогда ему стало плохо.

Его жене Жене звонили с работы мужа и спрашивали, чем она накормила его на завтрак. Когда Женя приехала в больницу, Павел был уже мертв. Все стояли вокруг в ужасе, когда она рвала на нем одежду. Женя искала дырки от пуль, потому что муж говорил ей: «Если они придут за мной, то я застрелюсь».

У Павла на самом деле и раньше были сердечные приступы. Так что, возможно, это была естественная смерть, если можно назвать естественным то давление, которое человек выдерживает в такие страшные времена. Павла похоронили на Новодевичьем кладбище, туда его тело отвезли на пушечном лафете в сопровождении почетного караула. Хотя Сталин позвонил Жене, чтобы выразить свои соболезнования, на похороны он не пришел, заявив, что там очень легко организовать покушение на него. Вспоминая об этом, сын Павла Александр назвал эти слова «хорошей отговоркой».

Другие члены семьи пытались вымолить пощаду для своих родных. Дедушка Сергей часами ждал на диване в кремлевской квартире, пока Сталин не приходил рано утром. Сталин прогонял старика, потешаясь над ним. «Вижу, вы пришли меня повидать. Точно, точно», – Сталин повторял выражения, которые все время использовал дедушка Сергей.

Бабушка Ольга злилась на своего зятя: «Что бы где ни случилось, все-то он знает». Ольга была права: Сталин и вправду знал все. На кунцевской даче или в своем саду в Сочи, он часами сидел на террасе над бумагами, зажав в руке синюю ручку. Глава НКВД Ежов предоставил ему 383 «альбома», где содержались имена 44 тысяч предполагаемых жертв. Сталин просматривал эти списки и выбирал тех, кого пора «пустить в расход». Несмотря на огромный объем работы и свое пристальное внимание к деталям, вождь находил время на это занятие.

Муж Надиной сестры Анны, Станислав Реденс, был арестован вскоре после смерти Павла. 19 ноября Реденс приехал из Казахстана, где занимал должность наркома внутренних дел. Светлана знала его как своего дядюшку Станислава, полного жизни и кипучей энергии, доброго к детям. Она совсем не знала его как человека государственного. Будучи председателем ГПУ Украинской ССР, он принимал участие в чистках начала тридцатых годов, но теперь, занимая большой пост в НКВД, сам стал мишенью. 22 ноября Реденс был арестован. Как и многие другие, он стал жертвой жестокости, в которой сам принимал участие.

По всей видимости, Сталин сам организовал для тети Ани свидание с мужем в Лефортовской тюрьме. Он был готов лично гарантировать свободу и жизнь их детей, если только Реденс сознается в своих контрреволюционных преступлениях. Анна передала это предложение мужу, но он не принял его, сказав, что никаким обещаниям Сталина верить нельзя. Сталин одобрил смертный приговор своему родственнику, и Реденс был расстрелян 20 августа 1941 года (Во всех других источниках указано, что Реденс был расстрелян зимой 1940 года. – Прим. пер.)

С Анной и детьми ничего не случилось. Ей даже позволили сохранить за собой квартиру в знаменитом «Доме на набережной», хотя обычно жен арестованных офицеров оттуда выселяли. Тем не менее, Анне было запрещено встречаться со Светланой и Василием в кремлевской квартире, хотя она могла бывать у них в Зубалово.

В 1939 году НКВД попыталось избавиться от няни Светланы. Сталину сообщили, что Александра Андреевна была замужем за бывшим чиновником, служившим до революции в царской полиции, следовательно, она «неблагонадежная». Услышав о «заговоре» против няни, Светлана начала биться в истерике и умолять отца вмешаться. Она была почти в ужасе, когда он разозлился и позвонил в НКВД. «Мой отец не мог выносить слез», – говорила она. Эту фразу следует уточнить: кажется, он не мог выносить только слезы собственной дочери.

Однажды в школе, в 1940 году, Светлана заметила, что ее подруга Галя плачет. Когда Светлана спросила, в чем дело, та ответила, что ее отец был арестован прошлой ночью. Мать дала Гале письмо, чтобы она попросила Светлану передать его своему отцу. Этим вечером за ужином Светлана в присутствии членов Политбюро отдала Сталину письмо и попросила его вмешаться. Сталин разозлился и сказал: «НКВД никогда не ошибается». Светлана заплакала и воскликнула: «Но я люблю Галю!»

«Иногда приходится идти и против тех, кого любишь», – коротко ответил Сталин.

Обсудив вопрос со всеми своими сотрапезниками, в том числе и с Молотовым, Сталин долго ругал Светлану, предупредив ее, чтобы она больше никогда не брала никаких писем у своих друзей в школе. Но в этот раз ее просьба помогла. Через несколько дней Галиного отца выпустили из тюрьмы, и он вернулся домой. Но Светлана кое-что поняла: «Жизнь человека целиком и полностью зависела от слова моего отца».

Атмосфера страха завладела образцовой школой № 25, где велась активная пропаганда бдительности. Учеников предупреждали по поводу антисоветских агитаторов и шпионов, которые пишут невидимыми чернилами, передают секретные записки и, прочитав их, тут же сжигают.

Хотя никто из учителей Светланы или руководителей школы, по всей видимости, не пострадал, некоторым родителям ее одноклассников повезло гораздо меньше. Как бы то ни было, пока один из родителей оставался на свободе, ребенку разрешали посещать образцовую школу. Они были совершенно сбиты с толку, детям было очень трудно разобраться в происходящем. Один ученик так объяснил арест своего отца: «Я верю, что мой отец невиновен, хотя органы безопасности не ошибаются. Значит, его одурачили, и он стал инструментом наших врагов».

Но большинство вообще не говорило о том, что происходит. Светлана вспоминала: «Это было что-то вроде несчастного случая, который мог произойти с каждым». Дети продолжали учиться так хорошо, как только могли, но она всегда знала, когда у кого-то арестовывали родителей. Директору было приказано переводить таких детей из ее класса как «ненадежных элементов».

Конечно, четырнадцатилетняя Светлана видела во всех этих трагедиях не больше смысла, чем кто-либо еще. Став взрослой, она объясняла: «Много лет должно было пройти до того момента, когда все стало на свои места, когда я поняла происходящее не только в нашей семье, но и во всей стране, соотнесла все с именем моего отца и осознала, что все это сделал он». Ее слова говорят о том, каким ужасным грузом легло на ее душу это понимание.

Тем не менее, о своих потерянных родных она писала с чистой грустью: «У нас был свой круг, который формировался вокруг моей матери, и исчез вскоре после того, как она умерла. Он распадался поначалу не очень быстро, но безвозвратно, раз и навсегда». Она начала верить, что, если бы ее мать была жива, то Надя этого бы не допустила. В самые страшные моменты своей жизни Светлана была уверена, что ее мать тоже стала одной из жертв ее отца.

Возможно, что Сталин в это время вовсе не собирался специально расправляться со своей семьей. Он просто отказался спасать родных. Они имели несчастье попасть под жернова власти, которые неизбежно должны были их перемолоть. Они играли в игру с властью и выигрывали или проигрывали в ней. И они были нужны Сталину как прикрытие: он всегда мог отмежеваться от своей политики чисток. Он мог сказать: «Вы же видите, что это не я. В моей семье это тоже случилось.

Одним из орудий любой диктатуры является кажущаяся приверженность судебной системы закону. Под видом требований законности совершаются самые ужасающие злодейства. После ареста Марии и Александра Сванидзе в декабре 1937 года расследование по их делу продолжалось три с половиной года. Оба они были приговорены к расстрелу.

Расследование (по делу Александра Сванидзе) продолжалось с декабря 1937 года по декабрь 1940 года. 4 декабря 1940 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила А.С. Сванидзе к высшей мере наказания по обвинению в том, что он якобы был завербован Сокольниковым и являлся «активным участником национал-уклонистской группировки в Грузии», будто бы примкнул к «антисоветской организации правых и проводил вредительскую деятельность», а в 1932 установил антисоветские связи с Сокольниковым, дав ему согласие на участие в антисоветской деятельности. В материалах следствия имеются указания на то, что обвиняемый был осведомлен о подготовке убийства Л.П. Берии. Сталин ожидал, что Александр попросит прощения, покается во всех своих преступлениях и будет молить о спасении своей жизни, но тот не стал.

23 января 1941 года высшая мера наказания Президиумом Верховного суда СССР была заменена на 15 лет лишения свободы. Но 20 августа Пленум Верховного суда СССР отменил свое постановление в отношении А.С. Сванидзе, оставив в силе приговор Военной коллегии – расстрел. В тот же день по распоряжению Л.П. Берии приговор был приведен в исполнение.

Его жена Мария Анисимовна Сванидзе 29 декабря 1939 года была приговорена постановлением Особого совещания при НКВД СССР к восьми годам лишения свободы за то, что «скрывала антисоветскую деятельность своего мужа, вела антисоветские разговоры, осуждала карательную политику Советской власти и высказывала террористические намерения против одного из руководителей Коммунистической партии и Советского правительства (Берии)».

3 марта 1942 года по тем же материалам Особое совещание при НКВД СССР вынесло постановление о расстреле М.А. Сванидзе, которое было приведено в исполнение в тот же день.

Сестра А.С. Сванидзе Марико была приговорена к десяти годам тюремного заключения, но 3 марта 1942 года она также была расстреляна по решению Особого совещания при НКВД СССР.

В 1955 году, после смерти Сталина, А.И. Микоян поручил Прокуратуре СССР разобраться с делом Сванидзе. 6 января 1956 года военный прокурор В. Жабин сообщил Микояну о том, что решением Военной коллегии Верховного суда СССР по протесту Прокуратуры СССР дело А.С. Сванидзе и М.А. Сванидзе прекращено за отсутствием состава преступления. Это означало, что дело против Сванидзе как предателей Родины продолжалось еще много лет после их смерти. Но теперь они могли быть посмертно реабилитированы, так как не совершили никакого преступления.

Глава 5

Тайны и ложь

Для Светланы это были «годы постоянного уничтожения всего, что создала моя мать, годы планомерного уничтожения ее духа». Те, кого она любила, те, кто делал ее детство счастливым, исчезли, и девочка не знала, почему. Стена молчания окружала темы, о которых было слишком опасно говорить. Когда Светлана спрашивала бабушку, что случилось с их родственниками, Ольга говорила: «С ними просто что-то случилось. Это была судьба». Няня советовала ей не спрашивать вообще.

Семья нашла способы справиться с ужасом и жить дальше, отрицая происшедшее или придумывая утешительные мифы. Хотя Сталин сам сказал Анне Реденс, что ее муж Станислав был расстрелян, она всегда настаивала, что он бежал в Сибирь. Семья продолжала проводить выходные в Зубалово. Молодежь каталась на лыжах или играла в прятки в лесу, а охрана все время маячила на горизонте. Одиннадцатилетний сын Анны Леонид вспоминал одну прогулку уменьшившейся теперь семьи: он, его мать, Светлана, ее няня и охранник. Была ранняя весна. Светлана, которая была тремя годами старше, осторожно, шаг за шагом, отделилась от группы и увела его за собой. Они шагали несколько километров до маленькой реки. На обрывистом склоне Леонид споткнулся и упал. Светлана вытащила его, сняла с себя жакет и отдала ему. Он запомнил ее доброту. Еще он запомнил, что именно тогда в первый раз подумал, что Светлана хочет «выскочить из ловушки». Когда они вернулись домой, ее сильно отругали за то, что она убежала от охранника.

В четырнадцать лет Светлана страстно желала отстоять свою независимость. Она писала отцу письма, пытаясь объяснить, что она больше не ребенок: «Здравствуй, мой дорогой отец! Я больше не буду ждать твоих приказов. Я уже не маленькая, чтобы так развлекаться». Через несколько недель она написала снова. Странно, но Светлана использует тот же самый требовательный, но игривый тон, каким пользовалась ее мать. Возможно, это был единственный способ хоть как-то достучаться до Сталина.

22 августа 1940 года

Мой дорогой, дорогой папочка!

Как ты поживаешь? Как твое здоровье? Ты скучаешь по мне и Васе?

Нет. А я, папочка, ужасно скучаю. Я буду и дальше тебя ждать, а ты так и не приедешь. Я нюхом чую, что ты снова пытаешься меня провести. Я пишу, что мне грустно, а от тебя нет никаких указаний и ты не приезжаешь. Ай-яй-яй…

Теперь с географией снова путаница. Добавилось еще пять республик, поэтому территория больше, населения больше, выросло количество промышленных предприятий, а наш учебник издан в 1938 году. Из-за того, что это экономическая география СССР, в ней особенно многого не хватает. Зато полно мусора… Изображения Сочи, Мацесты, других курортов, в общем-то, никому не нужны.

Папочка, пожалуйста, напиши мне сразу, как получишь это письмо. Потом ты про него забудешь или будешь занят. А потом и я сама приеду.

Ну хорошо, крепко целую тебя, мой дорогой папочка! До встречи, твоя Светлана.

Как Сталин мог ответить своей дерзкой четырнадцатилетней дочери, критикующей учебник по географии? Не приходится удивляться, что он был женоненавистником. Однажды Светлана застала отца и брата за обсуждением женщин. Василий сказал, что он предпочитает женщин, с которыми есть, о чем поговорить. «Мой отец разразился смехом: «Посмотрите на него, он хочет женщину с мозгами! Ха! Знаем мы таких: мозгов как сельдей в бочке, зато сама – кожа да кости». Говорил ли он о Надежде? Это замечание так врезалось в сердце Светланы, что она его никогда не забывала.

Светлана превращалась в умную молодую женщину. В школе она любила литературу и ценила все необычное. Ее любимое воспоминание, оставшееся от подростковых лет, проведенных в Зубалово, – это две юрты, которые стояли на лужайке перед дачей. Ее дядя Алеша Сванидзе, теперь умерший, привез эти юрты из поездки в Куангси, в Китай. Подростками она и ее юные двоюродные братья Леонид, Александр, Сергей и Владимир любили сидеть в этих странных жилищах и представлять себе их обитателей.

Юрты представляли собой круглые деревянные строения, сделанные из тонких пластинок. Их стены были покрыты украшенным узором войлоком, а полы – толстыми войлочными коврами. В каждой юрте на маленьком деревянном ящике из красного дерева стояла статуэтка Будды. Его застенчивая улыбка и таинственный третий глаз завораживали Светлану. Это было первое изображение бога, которое она увидела в своей жизни. Полвека спустя она могла в подробностях описать эти юрты своей подруге.

Здесь скрывалось увлечение Светланы другими культурами, но ее отец не разделял этого любопытства. Сталин терпеть не мог путешествовать; у него не было настоящего интереса к культуре других стран. Будучи у власти, он покидал Советский Союз только два раза, чтобы присутствовать на мирных переговорах с союзниками. Светлане никогда не разрешали путешествовать, если не считать поездок из Москвы в Сочи. Ей было двадцать девять лет (ее отец умер), когда она поехала в Ленинград. Хотя такая ситуация была в порядке вещей для советских граждан, это было лишением для любопытной молодой девушки.

Когда Светлане исполнилось пятнадцать, юрты исчезли. Как и весь остальной ее мир – в одно мгновение.

Вторая мировая война для Советского Союза началась неожиданно. 22 июня 1941 года Сталин, который спал на кушетке на своей кунцевской даче, был разбужен телефонным звонком от своего главнокомандующего, маршала Жукова. Он сообщил, что немецкие самолеты бомбят Киев, Вильнюс, Севастополь и другие города. 147 немецких дивизий перешли границу и продвигаются по территории Украины.

Многие месяцы Сталин получал сообщения от британской и советской разведки о том, что Гитлер планирует начать вторжение, имеющее кодовое название «Операция Барбаросса», 22 июня. По словам Степана Микояна, сына Анастаса Микояна, последнее предупреждение было в полночь 22 июня. В присутствии Анастаса Микояна и нескольких других членов Политбюро Сталин получил информацию, что был пойман немецкий солдат-перебежчик, который рассказал, что начало операции назначено на утро. Микоян-младший объяснил это так: «Отношение Сталина к разведданным отражало его общее недоверие к людям. По его мнению, любой был способен на предательство или обман». Когда его полевые агенты присылали предупреждения об опасности, Сталин приказывал отозвать их и отправить в лагеря, где «стереть в мелкий порошок».

Сталин настаивал на том, что Гитлер будет соблюдать Пакт о ненападении, который два лидера подписали в 1939 году. СССР не напрашивался на войну. Возможно, вождь знал, что советская армия не готова – его чистки слишком ослабили ее. Теперь на фронте была анархия, советские войска бежали от противника, и Сталин был в этом виновен. Гитлер перехитрил его по-крупному.

29 июня, когда немцы окружили 400 тысяч советских солдат и взяли столицу Белоруссии Минск, открыв себе прямую дорогу на Москву, Сталин, забираясь в свою машину, стоящую около Кремля, обратился к своим товарищам. «Все пропало, – сказал он. – Ленин оставил нам великую страну, а мы, его наследники, все просрали». Всю дорогу до Кунцева он ругался, признавая свое поражение и грозя уйти в отставку. Два дня Сталин молча просидел на даче. Ходили слухи, что у него удар, но это на правду не похоже. Скорее он проверял своих товарищей, чтобы понять, выдержит ли его власть наступивший кризис.

Перепуганные министры, в том числе Берия, Микоян и Молотов, ездили в Кунцево просить Сталина вернуться на работу в качестве Верховного главнокомандующего. Они не представляли себе, как будут вести войну без Сталина. Как объяснил Анастас Микоян, «одно только его имя поднимало моральный дух людей».

3 июля Сталин в роли Верховного главнокомандующего обратился к народу с речью, в которой объявил начавшуюся войну Великой Отечественной войной. Он призвал народ «сплотиться во имя партии Ленина и Сталина». Теперь его имя символизировало идею, не просто его самого. В речи вождь подчеркнул, что в этой «безжалостной борьбе» все «трусы, дезертиры, паникеры» будут раздавлены без пощады.

Став взрослой, Светлана говорила, что ее отец так и не признал, что Гитлер обдурил его: «Он считал себя непогрешимым… свои политические таланты непревзойденными». После войны она вспоминала его привычку повторять: «Эх, а вместе с немцами мы были бы непобедимы!» Затем он прибавлял: «Так они думали, что могут одурачить Сталина? Ну так посмотрите сейчас на них, это Сталин их одурачил!» Светлана всегда пугалась, когда Сталин говорил о себе в третьем лице, и всегда удивлялась, не вышло ли так, что он «сам себя одурачил».

Пытаясь контролировать пришедший с войной хаос, Сталин принял меры, чтобы защитить свою дочь. Он попросил свою золовку Женю отвезти семью на дачу в Сочи. «Война будет долгой, – сказал он ей, – прольется много крови. Пожалуйста, отвези Светлану на юг».

Удивительно, но Женя отказалась, сказав, что она должна быть со своим мужем (она снова вышла замуж после смерти Павла) и спасать своих детей. Никто и никогда не говорил «нет» Сталину. Он никогда не прощал и не забывал ни единого предательства. Сталин мог ждать возможности отомстить годами, в чем Жене еще предстояло убедиться.

После отказа Жени Сталин обратился к Анне, Надиной сестре. Пробравшись сквозь молчаливые толпы людей, безуспешно пытающихся покинуть Москву, Анна сумела посадить маленькую группу родственников Сталина на поезд, идущий на юг, к Черному морю. Анна, двое ее сыновей, дедушка Сергей и бабушка Ольга, жена Якова Юля и их дочь Гуля и Светлана с няней теснились в беспорядке отдельного купе. Несмотря на то, что в их школе регулярно проводились военные учения – у Светланы даже сохранилась фотография 1935 года, где их класс стоит в противогазах – только сейчас она поняла ужас настоящей войны и сокрушительный страх за любимых, которые оказались в опасности.

23 июня, на следующий день после начала немецкого вторжения, Сталин послал своих сыновей Якова и Василия и своего приемного сына Артема на фронт. Позже Артем уклончиво говорил об этом:

Мы с Яковом записались в артиллерию, Василий был пилотом. Все мы отправились на фронт с первого дня войны. Сталин специально позвонил, чтобы нас немедленно взяли. Это была единственная льгота, которую он нам предоставил. Сохранилось несколько писем от Василия к отцу. В одном письме с фронта он просит прислать ему денег, потому что в его отделении открыли буфет и ему хотелось купить новую офицерскую форму. Отец ответил: «1. Насколько мне известно, летчики получают вполне достаточное пищевое довольствие. 2. Сын Сталина не нуждается в особой форменной одежде». Денег Василий так и не получил.

Лето семья Сталина провела в Сочи. Подруга Светланы Марфа Пешкова, которая тоже эвакуировалась, навестила их однажды утром. Светлана вышла в комнату очень расстроенная и, после того, как Марфа спросила, что с ней, сказала: «Сегодня ночью мне приснился очень странный сон. Мне снилось, что я вижу огромное гнездо на дереве. В гнезде был орел с птенцами. И вдруг он взял одного из них и выкинул из гнезда. Птенец упал и разбился». Тут Светлана заплакала: «Ты знаешь, что-то ужасное случилось с Яшей!» Перед отъездом она попрощалась с ним по телефону незадолго до того, как он ушел на фронт.

Вскоре после этого сна Светлана сняла телефонную трубку и услышала голос отца. Она спросила про Якова, и Сталин ответил: «Яша попал в плен». Она не успела ничего сказать, как Сталин добавил: «Пока не говори ничего его жене». Юля с волнением ждала на кушетке неподалеку, впиваясь глазами в лицо Светланы. Светлана решила, что ее отец прав и промямлила Юле: «Он сам ничего не знает о нем». У нее не хватило сил сказать правду.

Светлана была потрясена звонком отца. Последние несколько лет она стала очень близка со своим сводным братом. Хотя он был на девятнадцать лет старше, они вместе занимались в бане в Зубалово, расстелив одеяла на душистых березовых скамейках и валяясь на них с книгами.

У Сталина всегда были плохие отношения с его старшим сыном. По мнению всей семьи, он постоянно издевался над Яковом, называя его слабым и бессильным. Когда отец с неодобрением отнесся к его первой женитьбе, девятнадцатилетний Яша пытался застрелиться, но пуля только скользнула по его груди. Сталин писал Наде из Сочи: «Передай Яше от меня, что он поступил как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть больше ничего общего». Ходили даже слухи, что, когда Сталин узнал о попытке самоубийства сына, он рассмеялся: «Ха! Этот даже застрелиться не смог!» Яков уехал в Ленинград и не виделся с отцом восемь лет. Светлана всегда защищала Якова: «Яшина мягкость и спокойствие всегда раздражали отца, который был вспыльчивым и порывистым даже в старости».

После трагической смерти первого ребенка, женитьба Якова закончилась разводом. Возможно, для того, чтобы помириться с отцом, он бросил карьеру инженера и в 1935 году поступил в артиллерийскую академию в Москве. В 1936 году он женился на Юлии Мельцер. Сталин не одобрял и этот брак. По словам Светланы, ему не нравилось, что Юлия была еврейкой, а ее отец «никогда не любил евреев, хотя тогда они еще не были для него такими заклятыми врагами, как после войны». Их дочь Галя родилась в 1938 году. Летом до войны они приезжали в Зубалово, где Яков, все еще жаждущий отцовского одобрения, пытался снискать его расположение.

В начале сентября в Сочи стало небезопасно, и семья вернулась в Москву. Разрушительное действие войны было повсюду. Из окон кремлевской квартиры Светлана могла видеть зияющую дыру от немецкой бомбы на углу здания Арсенала, стоящего напротив. Василий был в квартире, когда упала эта бомба, и его сбросило с кровати, а окна разлетелись вдребезги. Светлана с ужасом узнала, что разбомбили и образцовую школу № 25. Конечно, ученики к тому времени были эвакуированы. Строители спешно возводили помещения для работы Ставки верховного главнокомандования в защищенном от бомбежек Московском метрополитене.

После их приезда Сталин объяснил Светлане, что планы изменились: «Яшина дочь может какое-то время побыть с тобой. Но, кажется, его жена была нечестной. Мы должны это проверить». Светлана испугалась; она совершенно не поняла, о чем говорит ее отец. Как Юля могла быть нечестной?

Юлю арестовали и отправили в Лубянскую тюрьму. Возможно ли, чтобы еще один член семьи пропал таким образом? Когда прошла последняя волна арестов родных в 1938 году, Светлане было двенадцать лет. Теперь ей было пятнадцать, но она по-прежнему ничего не понимала. Что происходит с ее семьей? Кто это делает?

16 августа Сталин издал указ № 270, приравнивающих всех, кто сдался или был захвачен в плен к «предателям Родины». Жены захваченных в плен офицеров арестовывались и заключались в тюрьму. Яков был изменником, Юля должна была быть арестована. Не было никаких исключений, даже для сына Сталина.

Между тем бедная Юля сидела в одиночной камере в темных внутренностях печально известной Лубянки. «Расследование» продолжалось полтора года. Даже когда немцы подошли к Москве, ее перевели в город Энгельс на Волге. Когда Юля, в конце концов, была освобождена весной 1943 года, ее пятилетняя дочь Галя не узнала мать. Девочку пришлось заставлять подойти к Юле. Юлии никак не объяснили, почему она провела в тюрьме полтора года. Ей просто сказали, что теперь она свободна. Юлия больше никогда не разговаривала со Сталиным.

Информация о том, что же действительно произошло с Яковом, доходила медленно. Один доклад пришел от Ивана Сапегина, командира 303-го легкого артиллерийского полка. В июле 1941 года бронетанковая дивизия, где служил Яков, попала в окружение под Витебском, в Белоруссии. 12 июля при выходе из окружения Яков Джугашвили был взят в плен.

Немецкое командование немедленно информировало Сталина о том, что его сын захвачен в плен, и это будет использовано в целях пропаганды. Листовки с фотографией Якова в форме без ремня и с оторванными погонами в окружении немецких офицеров разбрасывались в расположении советских войск:

Сын Сталина, Яков Джугашвили, старший лейтенант, командир батареи, сдался. Если такой важный советский офицер сдается без всяких сомнений, значит, любое сопротивление немецкой армии бесполезно. Прекращайте драться и переходите на нашу сторону!

Яков побывал в нескольких лагерях для военнопленных. Весной 1943 года, после сокрушительного поражения под Сталинградом, немцы попытались обменять его на маршала Фридриха Паулюса. Сталин отказался от обмена пленными. Той весной Яков был либо расстрелян, либо покончил с собой, точно о его гибели неизвестно. Светлана узнала о судьбе брата только через несколько лет, как и миллионы советских женщин, которые до конца войны не знали, что сталось с их мужьями, отцами и братьями.

Когда немцы стояли под Москвой и вторжение в город казалось неминуемым, в качестве новой столицы был выбран город Куйбышев к юго-востоку от Москвы. В начале октября 1941 года государственные органы, иностранные дипломатические миссии и учреждения культуры начали спешную эвакуацию. Мумифицированное тело Ленина уже было отправлено из Мавзолея секретным поездом в сибирский город Тюмень.

Над Москвой стоял дымок от сжигаемых в архивах документов. Семья Сталина усаживалась в небольшой автобус. Большая часть родственников уже уехала в Куйбышев, но пока было не ясно, будет ли Сталин эвакуироваться вместе с ними, хотя предполагалось, что это необходимо. Кунцевская дача была заминирована, на запасных путях Сталина ждал секретный поезд.

В Куйбышеве спешно вывезли экспонаты из маленького местного музея на Пионерской улице, который был превращен в дом для семьи Сталина, а также для их охранников, поваров и прислуги. Вместе со Светланой приехала ее няня, а также Михаил Климов, ее личный «полицейский сторожевой пес». Молодая жена Василия Галина (они поженились в 1940 году, когда Васе было девятнадцать) тоже была здесь так же, как и бабушка Ольга. Дедушка Сергей решил вернуться в Тбилиси и большую часть войны провел в Грузии. По требованию Светланы в Куйбышев привезли и маленькую дочку Якова Галю.

Сталин решил остаться в Москве и руководить ходом войны. Светлана писала ему из Куйбышева 19 сентября 1941 года:

Мой дорогой папочка, мое счастье, здравствуй!

Как ты поживаешь, мой дорогой секретарь? У меня здесь все хорошо.

В нашей школе есть и другие дети из Москвы. Нас много, поэтому я не скучаю.

Я только очень скучаю по тебе… сейчас особенно хочу тебя увидеть.

Если бы ты позволил мне на два или три дня прилететь в Москву на самолете! Здесь есть рейсы каждый день…

Недавно дочка Маленкова и сын Булганина уехали в Москву, так почему мне нельзя? Они мои ровесники и, в общем-то, ничем не лучше меня…

Мне не очень нравится этот город… Здесь, я даже не знаю, почему, очень много слепых людей… Примерно каждый пятый – инвалид. Очень много нищих и уличных мальчишек. В Куйбышев за время войны было эвакуировано много жителей Москвы, Ленинграда, Киева, Одессы и других городов, и местные относятся к ним со злобой, какую беженцы вовсе от них не ожидают.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»