Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери Киркман Роберт
– Что у вас тут за проблемы?
Все повернулись к человеку, который вышел из угла склада, вытирая полотенцем окровавленные руки. На высоком худощавом мужчине был забрызганный кровью и костным мозгом мясницкий фартук. Загорелое рельефное лицо мясника с ледяными голубыми глазами было обращено к Джошу.
– Проблемы, Дэйви?
– Все тип-топ, Сэм, – ответил мужчина в инвалидном кресле, не сводя глаз с Лилли. – Ребят немного не устроило мое предложение. Они уже уходят.
– Погодите-ка секундочку. – Джош поднял руки в покаянном жесте. – Простите, если обидел вас, но я не говорил, что…
– Все предложения окончательны, – объявил мясник Сэм, бросив свое жуткое полотенце на прилавок и пристально глядя на Джоша. – Разве что… – Тут он, похоже, передумал. – А, забудь, неважно.
Джош взглянул на него:
– Разве что?
Мужчина в фартуке посмотрел на остальных, а затем задумчиво поджал губы.
– Смотри… Люди здесь в основном отрабатывают по счетам: налегают на строительство стен, ставят ограждения, складывают мешки с песком и все такое. Ты явно поимеешь больше, если предложишь в обмен свои внушительные мускулы. – Он одарил Лилли взглядом. – Ведь предложить можно что угодно, главное больше поиметь в итоге. – Он усмехнулся: – Женщины вот умеют убеждать.
Лилли поняла, что все мужчины за прилавком теперь смотрели на нее, похотливо ухмыляясь. Сперва она удивилась и только молча моргала в ответ. Затем она почувствовала, как к лицу прилила кровь. Голова закружилась. Ей захотелось перевернуть стол или разгромить эту провонявшую плесенью комнату, повалив на пол все ящики и послав всех к чертям. Но страх, сжимающий горло страх – ее давний противник, – парализовал ее, и ноги девушки словно прибили к полу. Она не могла понять, что с ней не так. Как она умудрилась прожить так долго и не быть съеденной? Неужели она прошла через все это и все равно не могла справиться с несколькими сексистскими свиньями?
– Ладно, – подал голос Джош, – знаете… в этом нет необходимости.
Лилли посмотрела на черного здоровяка и заметила, как напряглась его квадратная челюсть. Девушка не поняла, в чем именно не было необходимости – в том, чтобы она торговала сексуальными услугами, или в том, чтобы эти уроды отпускали такие грубые шовинистические замечания. В магазине стало очень тихо. Мясник Сэм перевел взгляд на Джоша:
– Не руби сплеча, гигант. – В его серьезных голубых глазах промелькнула искра неприязни. Он вытер липкие руки о фартук. – Красотка с таким телом, как у нее… Да вы бы месяц могли купаться в стейках и яйцах.
Ухмылки остальных мужчин обернулись хохотом, но мясник едва улыбнулся. Его безучастный взгляд, столь же напряженный, как у электросварщика, замер на Джоше. Сердце Лилли забилось быстрее.
Она положила ладонь на руку Джоша, почувствовав, как его мускулы напряглись под клетчатой курткой. Все его жилы были натянуты, подобно телефонному кабелю.
– Пойдем, Джош, – едва слышно сказала она. – Все в порядке. Забирай часы, и пойдем.
Джош вежливо улыбнулся хохотавшим мужчинам:
– Стейки и яйца. Неплохо. Слушайте, берите часы. Мы возьмем вашу фасоль, яйца и остальное.
– Принесите им еду, – сказал мясник, по-прежнему смотря на Джоша своими бледно-голубыми глазами.
Двое охранников на пару минут исчезли в задней части магазина, чтобы собрать необходимое, а затем вернулись с ящиком, забитым бумажными пакетами с маслянистыми пятнами.
– Благодарю, – тихо сказал Джош, взяв продукты. – Что ж, не будем вас больше задерживать, ребята. Хорошего дня.
Джош подтолкнул Лилли к двери, и она пошла к выходу, всем своим телом чувствуя на себе взгляды мужчин.
В тот день внимание жителей города привлек инцидент на одной из пустых парковок у северной границы деревни.
Ветер донес с той стороны сетчатого ограждения, из-за рощи, несколько душераздирающих криков. Услышав их, Джош и Лилли поспешили на шум вдоль края стройки, чтобы посмотреть, в чем дело.
К тому моменту, когда они добрались до большой кучи гравия, с которой просматривались окрестности, и залезли наверх, над деревьями разлетелось эхо трех ружейных выстрелов, прозвучавших ярдах в ста пятидесяти от них.
Джош и Лилли присели на ветру в лучах заходящего солнца и сквозь ветви разглядели в отдалении пятерых мужчин, которые стояли у дыры в ограждении. Одним из них был Блейк, самопровозглашенный губернатор. На нем было длинное пальто, а в руке он держал автоматический пистолет. Сцена казалась очень напряженной.
На земле перед Блейком, запутавшись в искореженной сетке-рабице, лежал мальчишка-подросток, из укусов которого сочилась кровь. Он извивался в грязи и отчаянно пытался высвободиться и вернуться домой.
Прямо за пареньком в тени леса грудой лежали трое мертвых ходячих, черепа которых были пробиты пулями. У Лилли в голове сложилась картина произошедшего.
Очевидно, парень один ушел в лес, где его и атаковали. Теперь он был весь изранен и уже заражен, но пытался вернуться в безопасное место и корчился на земле от боли и ужаса, пока Блейк бесстрастно стоял над ним, сверху вниз смотря на мальчишку безучастным взглядом гробовщика.
Раздался выстрел 9-миллиметрового пистолета Филипа Блейка, и Лилли подпрыгнула. Голова парня дернулась, а тело тотчас обмякло.
– Не нравится мне это место, Джош, ни капельки.
Лилли сидела на заднем бампере пикапа и потягивала из бумажного стаканчика остывший кофе.
Наступил их второй вечер в Вудбери. Сгустилась темнота. Город уже поглотил Меган, Скотта и Боба, как многоклеточный организм, существующий на страхе и подозрении и ежедневно вбирающий в себя новые жизненные формы. Руководители города дали новичкам пригодное для жизни место – квартиру-студию над заколоченной аптекой в конце Мейн-стрит. Она находилась довольно далеко за стеной, но при этом достаточно высоко над уровнем улицы, чтобы чувствовать себя в безопасности. Меган и Скотт уже перенесли туда большую часть своих вещей и даже обменяли свои спальные мешки на жалкую щепотку местной травки.
Боб застрял в работающей таверне внутри защищенной зоны и выменял половину своей доли продуктов из «Уолмарта» на несколько талонов на выпивку и чувство пьяного братства.
– Я и сам не в восторге от этого места, куколка, – согласился Джош, обходя трейлер Боба. Из его рта на морозный воздух вылетали клубы пара. Он вытер о клетчатую куртку свои огромные руки, блестевшие от жира бекона, который он только что приготовил на ужин на походной плитке. Они с Лилли весь день не отходили от машины, пытаясь решить, что делать. – Но не то чтобы у нас сейчас есть выбор. Лучше уж здесь, чем на дороге.
– Правда? – Лилли поежилась от холода и вжалась в пуховик. – Ты в этом уверен?
– По крайней мере, здесь безопасно.
– Безопасно от чего? Я боюсь не тех тварей, что отгоняют заборы и стены…
– Знаю, знаю. – Джош запалил дешевенькую сигару и выпустил в воздух несколько колец дыма. – Здесь все гайки закручены. Но теперь так, пожалуй, везде.
– Боже. – Лилли снова поежилась и глотнула кофе. – И вообще, где Боб?
– Развлекается в баре с какими-то типами.
– Господи боже.
Джош подошел и положил руку на плечо девушки:
– Не беспокойся об этом, Лил. Отдохнем, соберем кое-каких вещей… Я отработаю… И уедем отсюда до конца недели. – Он выбросил окурок и сел рядом с Лилли. – Я ничему не позволю случиться.
Она посмотрела на него:
– Обещаешь?
– Обещаю. – Джош поцеловал ее в щеку. – Я буду защищать тебя, девчушка. Всегда. Всегда…
Лилли поцеловала его в ответ.
Он обнял ее и поцеловал в губы. Она обвила руками его могучую шею, и все завертелось. Его огромные нежные руки легли на ее талию, и поцелуй стал более страстным, более отчаянным. Они сплелись в объятиях, и Джош завел Лилли в интимную темноту трейлера.
Не замечая ничего вокруг, они оставили заднюю дверцу открытой и занялись любовью.
Все было лучше, чем любой из них мог и мечтать. Сквозь узкое окно проникал лишь холодный свет полной луны. В туманном сумраке Лилли забылась, а Джош выпустил свое томление наружу, несколько раз взволнованно вздохнув. Он сбросил с себя куртку, снял майку – в лунном свете его кожа отливала синевой. Лилли через голову стянула лифчик, и ее груди мягким весом легли поверх ребер. Джош аккуратно вошел в нее и стал набирать ритм, по низу ее живота пробежали мурашки.
Они занимались страстной любовью, и Лилли позабыла обо всем на свете, даже о жестокости города за стенами трейлера.
Минуты, часы – время уже не имело значения – прошли как в тумане.
Позже они лежали среди барахла в трейлере Боба, укрывшись одеялом, отгонявшим холод. Их ноги были переплетены, а голова Лилли покоилась на массивном бицепсе Джоша. Тот прижал губы к плавным изгибам уха девушки и прошептал:
– Все будет хорошо.
– Да, – пробормотала она.
– Мы со всем справимся.
– Точно.
– Вместе.
– Верно. – Она положила правую руку на широкую грудь Джоша и взглянула в его печальные глаза. Она чувствовала себя странно – радостной, пьяной. – Я давно мечтала об этом моменте.
– И я.
Они позволили тишине поглотить их и унести далеко-далеко и лежали так некоторое время, не подозревая о подстерегавших их опасностях, не замечая, что жестокий внешний мир сжимал свои клещи…
И главное – не зная, что кто-то наблюдал за ними.
Глава девятая
На третий день в городе пошел зимний дождь, который опустил на Вудбери темно-серую завесу уныния. Было уже начало декабря, и День благодарения прошел, но не хрустнула ни одна косточка желаний[30], и теперь суставы людей ныли от сырости и холода. Песчаные парковки вдоль Мейн-стрит стали мокрыми и грязными, канализация переполнилась вонючими сточными водами. Из одной из решеток торчала распухшая человеческая рука.
В тот день Джош решил обменять свой лучший поварской нож японской марки «Шун» на постельное белье, полотенца и мыло и убедил Лилли перенести вещи в квартиру над химчисткой, где они могли бы обмыться и найти пристанище, чтобы на время покинуть тесный трейлер. Лилли большую часть дня не выходила на улицу и пылко писала дневниковые заметки на рулоне туалетной бумаги, планируя побег. Джош не спускал с нее глаз. Что-то казалось неправильным – более неправильным, чем он мог выразить словами.
Скотта и Меган нигде не было видно. Лилли подозревала, что Меган, которой начал надоедать Скотт, уже торговала собой за травку.
Боб Стуки днем обнаружил парочку родственных душ в подвалах грунтового трека, где лабиринт бетонных складов и мастерских был превращен в импровизированный походный госпиталь. Пока холодный дождь барабанил по металлическим балкам и опорам находившейся над ними арены, заставляя кости строения без устали гулко, с шипением вибрировать, мужчина средних лет и молодая женщина устроили Бобу настоящую экскурсию.
– Должен сказать, Элис здесь быстро научилась основам работы медсестры, – заметил мужчина в узких очках в белой оправе и испачканном лабораторном халате, проводя Боба и девушку через открытую дверь в заваленную вещами смотровую.
Мужчину звали Стивенсом. Он был опрятным, интеллигентным и ироничным, и Бобу казалось, что он вовсе не вписывался в этот дикий город. Новоиспеченная медсестра, тоже в поношенном лабораторном халате, выглядела моложе своих лет. Ее грязно-белые волосы были заплетены в косички и откинуты назад с девчоночьего лица.
– Я еще учусь, – сказала девушка, вслед за мужчинами входя в тускло освещенную комнату, пол которой подрагивал от вибрации центрального генератора. – Я, наверное, застряла где-то на середине второго курса школы медсестер.
– Вы оба знаете больше меня, – признал Боб. – Я просто полевой медик.
– О, видит бог, в прошлом месяце она получила свое боевое крещение, – сказал врач, остановившись около помятого рентгеновского аппарата. – Здесь некоторое время было неспокойно.
Боб оглядел комнату, заметил следы крови и хаотической сортировки раненых и спросил, что случилось.
Врач и медсестра обменялись неловкими взглядами.
– Настоящий переворот в действии.
– То есть?
Врач вздохнул:
– В местах вроде этого видишь, как происходит естественный отбор. Выживают лишь истинные социопаты. Это неприятно. – Он снова вздохнул и улыбнулся Бобу: – Но все равно неплохо иметь в своем распоряжении медика.
Боб потер подбородок:
– Неуверен, насколько смогу быть полезен… Но, признаюсь, будет неплохо наконец-то овладеть навыками настоящего врача. – Он подошел к одному из старых, побитых аппаратов. – Вижу, у вас тут старый добрый «Сименс». Я с таким знаком по Афганистану.
– Да. У нас тут, конечно, не больница «Бельвью»[31], но все основное есть – собрали по окрестным клиникам… Есть инфузионные помпы, капельницы для внутривенных вливаний, несколько мониторов, ЭКГ, ЭЭГ… Но медикаментов маловато.
Боб рассказал им о лекарствах, которые забрал из «Уолмарта».
– Можете пользоваться любыми из них, – добавил он. – У меня есть пара лишних медицинских укладок со всем стандартным. Есть еще кое-что, смотрите сами. Вам это нужно, берите.
– Отлично, Боб. Откуда ты?
– Родился в Виксберге, когда началось Обращение, жил в Смирне. А вы, ребята?
– Я из Атланты, – ответил Стивенс. – У меня была небольшая практика в Брукхейвене, пока все не покатилось к чертям.
– Я тоже из Атланты, – вставила девушка. – Училась в Университете Джорджии.
На лице Стивенса расцвела приветливая улыбка.
– Ты пил, Боб?
– А?
Врач указал на серебристую фляжку, которая торчала из кармана брюк Боба:
– Ты сегодня пил?
Боб пришибленно уронил голову на грудь, пристыженный.
– Так точно, сэр.
– Ты каждый день пьешь, Боб?
– Да, сэр.
– Крепкие напитки?
– Да, сэр.
– Боб, я не собираюсь ставить тебя в неловкое положение. – Врач потрепал Боба по плечу. – Это не мое дело. Я тебя не осуждаю. Но можно спросить: сколько ты каждый день закладываешь за воротник?
Грудь Боба напряглась от унижения. Элис из уважения на пару мгновений отвела глаза. Боб проглотил свой стыд.
– Понятия не имею. Иногда пару пинт, а иногда и целую бутылку, если сумею достать. – Он посмотрел на худощавого мужчину в очках: – Я пойму, если вы не хотите, чтобы я был рядом…
– Боб, расслабься. Ты не понимаешь. По-моему, это прекрасно.
– То есть?
– Продолжай пить. Пей как можно больше.
– Не понял?
– Не возражаешь, если я тоже глотну?
Не сводя глаз с врача, Боб медленно вытащил из кармана фляжку.
– Спасибо.
Стивенс взял фляжку, кивнул в знак благодарности и сделал глоток. Вытерев губы, он предложил фляжку Элис.
Девушка жестом отказалась.
– Нет, спасибо. Мне сегодня еще рановато.
Стивенс глотнул опять и протянул фляжку Бобу:
– Если останешься здесь хоть на сколько-нибудь, придется пить, не просыхая.
Ничего не сказав, Боб засунул фляжку обратно в карман.
Стивенс снова улыбнулся, и в улыбке этой было что-то душераздирающее.
– Таков мой рецепт, Боб. Не трезвей.
По другую сторону гоночного трека из неприметной железной двери под северной трибуной появился мускулистый, жилистый человек, который сразу поднял глаза к небу. Дождь ненадолго прекратился, но над городом по-прежнему висели низкие, словно покрытые сажей облака. Жилистый человек нес небольшой тюк, обернутый видавшим виды шерстяным одеялом цвета пожухлой травы и обвязанный кожаным шнурком.
Человек пересек улицу и пошел по тротуару. Сегодня его иссиня-черные волосы блестели от влаги и были забраны в хвост.
Пока он шел, взгляд его, необычно тревожный, скользил повсюду, не упуская ничего, что происходило вокруг. За последние недели чувства, мучившие его, поутихли, а голос в его голове умолк. Мужчина ощущал свою силу. Этот город был смыслом его существования, тем топливом, которое заставляло его двигаться дальше.
Он уже хотел повернуть на пересечении Мейн-стрит и Кэньон-стрит, но тут заметил боковым зрением какую-то фигуру. Со склада в южной части гоночного трека вышел человек – тот пьяница, что приехал несколько дней назад вместе с негром и девчонками. Потрепанный жизнью мужчина на минутку остановился, чтобы глотнуть из своей фляжки, и поморщился, когда горло обожгло выпивкой. Даже стоя в квартале от него, жилистый человек узнал выражение его лица.
Мужчина скривился, почувствовав, как алкоголь пошел вниз по пищеводу, и гримаса его была до странности знакома жилистому человеку. Эта гримаса – полная стыда и отчаяния – заставила человека почувствовать себя неловко, пробудив в нем сентиментальность, почти что нежность. Мужчина снова засунул фляжку в карман и, пошатываясь, пошел к Мейн-стрит характерной походкой – отчасти хромая, отчасти запинаясь спьяну, – которую приобретают многие бездомные после долгих лет, проведенных на улице. Жилистый человек последовал за ним.
Через несколько минут он не смог совладать с собой и крикнул пьянице:
– Эй, приятель!
Боб Стуки услышал эхом разнесшийся по ветру голос – хриплый, с легкой примесью говора маленького южного городка, – но не смог определить, откуда он доносился.
Он остановился на обочине Мейн-стрит и огляделся. Город в тот день был практически пустынным: из-за дождя его обитатели не выходили из дома.
– Боб, так ведь? – произнес голос, уже ближе, и Боб наконец-то заметил приближавшегося к нему сзади человека.
– О, привет… Как дела?
Мужчина не спеша подошел к Бобу, натянуто улыбаясь.
– Прекрасно, Боб, спасибо.
Пряди угольно-черных волос падали на рельефное лицо мужчины; в руках он держал сверток, из которого что-то капало на тротуар. Люди в городе уже стали называть этого человека «Губернатором» – прозвище очень шло ему и быстро закрепилось.
– Ну как, обживаешься в нашей деревушке?
– Да, и неплохо.
– Уже познакомился с доктором Стивенсом?
– Да, сэр. Хороший человек.
– Называй меня Губернатором. – Улыбка его слегка смягчилась. – Похоже, все меня так зовут. А какого черта? Мне нравится, как это звучит.
– Что ж, Губернатор так Губернатор, – сказал Боб и взглянул на сверток в руках мужчины. Сквозь одеяло сочилась кровь. Боб быстро отвел глаза, обеспокоившись, но внешне выказывая лишь безразличие. – Похоже, дождь перестал.
Улыбка мужчины не сошла с его лица.
– Пойдем со мной, Боб.
– Ладно.
Они пошли вниз по растрескавшемуся тротуару, направляясь ко временной стене, отделявшей магазины от внешних улиц. Ветер разносил стук пневматических молотков. Стена становилась длиннее и уже достигала южных границ делового района.
– Ты мне кое-кого напоминаешь, – сказал Губернатор после долгой паузы.
– Держу пари, уж точно не Кейт Уинслет. – Алкоголь развязал язык Боба, и пьяница тихо посмеивался на ходу. – Да и не Бонни Рэйтт.
– В точку, Боб. – Губернатор посмотрел на свой сверток и заметил, что капли крови оставляли на тротуаре небольшие пятна размером с монетку. – Ох, ну я и развел здесь грязи.
Боб отвел глаза и попытался сменить тему:
– А вы тут не боитесь, что весь этот стук привлечет ходячих?
– Мы за этим следим, Боб, так что не волнуйся. У меня вдоль леса расставлены люди. Да и стук мы стараемся свести к минимуму.
– Отрадно слышать… У вас тут все неплохо устроено.
– Стараемся, Боб.
– Я сказал доку Стивенсу, что он может использовать любые медикаменты из моих запасов.
– Ты тоже врач?
Боб рассказал Губернатору об Афганистане, о том, как латал там морских пехотинцев и как получил почетную отставку.
– У тебя есть дети, Боб?
– Нет, сэр… Долгое время мы были вдвоем с Брендой, моей женой. У нас был небольшой трейлер прямо у Смирны, неплохо жили.
– Ты ведь смотришь на мой сверток, да, Боб?
– Нет, сэр… Что бы там ни было, я нос совать не буду. Меня это не касается.
– Где твоя жена?
Боб немного замедлил шаг, как будто само упоминание Бренды Стуки тяготило его.
– Потерял ее в атаке ходячих вскоре после Обращения.
– Мне жаль это слышать.
Они дошли до ворот в стене. Губернатор остановился, несколько раз постучал, и створка отворилась. Пропустив обоих мужчин и кивнув Губернатору, рабочий снова закрыл ворота, подняв в воздух ворох мусора.
– Я живу прямо за углом, – сказал Губернатор, качнув головой в сторону восточной части города. – В небольшом двухэтажном доме… Пойдем, налью тебе чего-нибудь.
– В особняк Губернатора? – пошутил Боб, не в силах сдержаться. Нервы и выпивка давали о себе знать. – Неужели вам не пора издавать законы?
Губернатор остановился на мгновение, повернулся и улыбнулся Бобу:
– Я только что понял, кого ты мне напоминаешь.
В этот короткий миг, стоя под серыми тучами зимнего дня, жилистый человек – который с этого момента уже называл себя Губернатором – почувствовал, что в его голове произошел гигантский сдвиг. Он смотрел на грубое морщинистое лицо этого славного пропойцы из Смирны и понимал, что оно как две капли воды было похоже налицо его отца, Эда Блейка. У Эда Блейка был такой же курносый нос, заметные брови и такие же морщинки вокруг покрасневших глаз. Эд Блейк, как и этот парень, был тем еще пьяницей и обладал сходным чувством юмора. Эд Блейк за словом в карман не лез и отпускал такие же короткие саркастичные комментарии и так же спьяну наслаждался ими, если, конечно, не колотил свою семью тыльной стороной огромных грубых ладоней.
Неожиданно, на волне сентиментальности, на поверхность всплыла другая сторона Губернатора – та сторона, которая была глубоко похоронена внутри него, – и голова его едва не закружилась, лишь только он вспомнил Эда Блейка в его лучшие времена, в те дни, когда тот был обычным работящим парнем из деревни и упорно старался одолеть своих внутренних демонов, чтобы стать хорошим отцом.
– Ты напоминаешь мне одного человека, кого я знал давным-давно, – наконец сказал Губернатор, и голос его смягчился, едва его глаза встретились с глазами Боба Стуки. – Пойдем-ка выпьем.
Остаток пути по безопасной зоне мужчины говорили спокойно и искренне, словно старинные друзья.
В какой-то момент Губернатор спросил Боба, что случилось с его женой.
– Мы жили в одном месте, в трейлерном парке… – медленно, с горечью начал Боб, прихрамывая и вспоминая те темные дни. – Однажды на него напали ходячие. Я как раз пытался раздобыть нам припасов, когда это случилось… Когда я вернулся, они уже были у нас дома.
Он прервался, но Губернатор ничего не сказал, молча ожидая продолжения рассказа.
– Они разрывали ее на части, и я отогнал их как мог… и… Похоже, они не успели съесть ее настолько, чтобы она не могла вернуться.
Последовала еще одна горькая пауза. Боб облизнул пересохшие губы. Губернатор понимал, что собеседнику его позарез необходимо было выпить, принять свое лекарство, которое отгоняло воспоминания.
– Я не смог заставить себя прикончить ее. – Эти слова вырвались из Боба с сухим хрипом. Глаза его наполнились слезами. – Я не горжусь, что оставил ее. Она наверняка потом кого-нибудь схватила. Ее рука и нижняя половина тела были сильно обглоданы, но ходить она могла. И люди, которых она убила… Их гибель на моей совести.
Повисла пауза.
– Отпускать порой нелегко, – наконец произнес Губернатор, глядя на свой жуткий сверток. Из него капало уже не так сильно, кровь сгустилась до консистенции черной патоки. И тут Губернатор заметил, что Боб задумался, засмотревшись на темные капли и нахмурив брови. Он выглядел практически трезвым.
Махнув рукой в сторону чудовищного свертка, Боб спросил:
– У вас ведь кто-то обратился, так?
– А ты не так уж глуп… Правда, Боб?
Боб задумчиво потер губы.
– Мне и в голову не пришло кормить Бренду.
– Пойдем, Боб. Я тебе кое-что покажу.
Они подошли к двухэтажному кирпичному зданию в конце квартала, и Боб вслед за Губернатором вошел внутрь.
– Встань-ка на секунду позади меня, Боб.
Губернатор вставил ключ в замочную скважину двери в конце коридора на втором этаже. Засов щелкнул, и послышалось утробное рычание.
– Буду признателен, Боб, если ты оставишь то, что увидишь сейчас, между нами.
– Да без проблем… Рот на замок.
Боб последовал за Губернатором в двухкомнатную квартиру со спартанской обстановкой. Воняло протухшим мясом и дезинфицирующим средством, окна были замазаны черной краской. Высокое зеркало от пола до потолка, стоявшее в вестибюле, было заклеено газетами и скотчем. Через открытую дверь было заметно, что зеркала в ванной не было – от него остался только бледный овальный контур над раковиной. В этой квартире вообще не осталось зеркал.
– Она для меня все, – сказал Губернатор.
Боб прошел за ним в гостиную, пересек короткий коридор и вошел в тесную прачечную, где к стене с помощью U-образного болта был вертикально прикован труп маленькой девочки.
– Господи Иисусе!
Боб замер в отдалении. Девочка – все еще с хвостиками и в аккуратном платье с передником, словно одетая для похода в церковь, – хрипела, дергалась и извивалась, натягивая цепь. Боб сделал шаг назад.
– Господи Иисусе, – повторил он.
– Спокойно, Боб.
Губернатор опустился на колени перед миниатюрным зомби и положил на пол свой сверток. Девочка щелкала челюстями, кусая воздух почерневшими зубами. Губернатор развернул сверток, и показалась человеческая голова, с одного из висков которой из пробитой пулей дыры текла мозговая жидкость.
– О боже…
Боб заметил, что на голове, одна из впалых ран которой уже кишела личинками, красовалась щетинистая армейская стрижка, словно когда-то эта голова принадлежала солдату или морскому пехотинцу.
– Это Пенни… Мой единственный ребенок, – объяснил Губернатор, подвинув поврежденную голову, с которой все еще капала кровь, в зону досягаемости закованного в цепи трупа. – Мы из маленького городка Уэйнсборо. Мать Пенни – моя дорогая жена Сара – погибла в автомобильной аварии перед Обращением.