Героев не убивают Топильская Елена

Дальше начальник розыска обрадовал нас тем, что стреляли из автомата и что гильз криминалисты насчитали на два рожка. И все одной серии.

— Значит, стрелок один, — резюмировал Лешка. — А взяли-то много?

Начальник РУВД увлек нас с Горчаковым в служебные помещения магазина.

Там в комнате с табличкой «Директор» сидела привлекательная женщина средних лет, откинувшись на спинку стула и безвольно вытянув стройные ноги. На лбу у нее лежал мокрый носовой платок. Она беззвучно рыдала, по лицу текла тушь.

— Антонина Ивановна, — кашлянув, позвал начальник РУВД.

Она шевельнулась и открыла глаза.

— Вот следователи, — представил нас наш провожатый, — расскажите в двух словах…

Антонина Ивановна, собравшись с силами, довольно связно поведала нам о том, что магазин открылся в одиннадцать. К четверти двенадцатого подъехала пара покупателей, они договаривались, что к их приезду в магазине будет определенный товар.

— Какой? — тут же стал уточнять Лешка. — Когда договаривались, с кем, кто они такие?

— Скажу, все скажу, — прорыдала директриса, сняла со лба платок и громко высморкалась в него, потом продолжила:

— Они колье заказывали, «Ниагара», белое золото, бриллианты, грушевидный сапфир девять каратов… А где колье?! — вдруг резко вскочила она со стула.

Стоящая рядом с ней сотрудница бережно усадила ее обратно, бормоча что-то успокаивающее.

— Я посмотрю, — снова вскочила она.

— Антонина Ивановна, мы еще не начинали осмотр, пока туда лучше не ходить, — мягко сказала я. — А кто эти покупатели? Вы их знали раньше?

— Да, — она кивнула и, схватив лежавшую на столе сумочку, стала рыться в ней. — Сейчас, сейчас… Нет, не могу найти! — Она отбросила сумочку, откинулась на стул и снова зарыдала, но очень быстро справилась с собой. — У меня визитка была… Ну где же она… В общем, это… Его зовут… Ой, господи!

Все из головы вылетело… Ну, этот…

Пока она силилась вспомнить имя клиента, меня потянул за руку втиснувшийся в кабинет оперативник.

— Мария Сергеевна, — тихо сказал он, — можно вас на минутку?..

Я извинилась, вышла за ним в коридор, и он потащил меня в торговый зал, объясняя на ходу:

— Там мобильник звонит у трупа.

— Ну, возьмите и ответьте, — посоветовала я.

— Вы разрешаете?

Я кивнула, отметив, что для нового начальника РУВД скандалы с прокуратурой даром не проходят, не то, что для старого, которому все наши пожелания не топтать следы и не хватать вещдоки были как мертвому припарки. Еще и двух недель не прошло с тех пор, как участковый, вызванный на труп в парадной, нашел возле трупа нож, поднял его, аккуратно вытер от крови (как он потом объяснял — чтоб не стыдно было следователю показать) и положил в полиэтиленовый пакет, который потом аккуратно вручил прибывшему представителю прокуратуры, — Алексею Евгеньевичу Горчакову. Горчаков от такого усердия впал в тихое бешенство, был скандал. В который раз на пальцах объясняли участковым и пэпээсникам[2], что вообще нельзя менять обстановку на месте происшествия, курить даже нельзя, плевать и открывать окна — меняется температура, потом время смерти не установить достоверно… Поминали зарубежные страны, например, Германию, где члены следственной группы ходят на место происшествия в специальных костюмах, чтобы не внести туда свои микрочастицы и запах… Ой, да много чего можно привести в пример; одно непонятно — ведь любой обыватель, начитавшийся книжек и насмотревшийся сериалов, и то будет более грамотно вести себя в такой ситуации. А сотрудник милиции, даже если предположить, что он полностью неграмотный и в ведомости на зарплату ставит не свою подпись, а отпечаток пальца, — глухим и слепым по определению быть не может; так что ж, не видит и не слышит, как надо вести себя на месте происшествия? Ведь в зубах навязло. Лет десять назад прокурор города вынужден был издать специальный приказ, которым запретил работникам милиции «бесцельно передвигаться по месту происшествия и трогать без надобности какие-либо предметы», так и было написано. Объяснение одно — пришло новое поколение, которое не знает приказа десятилетней давности.

Отмечая явные сдвиги в поведении стражей порядка, я наблюдала, как опер присел перед трупом мужчины и аккуратно, почти не меняя положения мертвого тела, достал из внутреннего кармана его пиджака мобильный телефон, продолжавший трезвонить на очень знакомый мотив, который я поначалу не идентифицировала.

Теперь этим никого не удивишь, в модных телефончиках есть такая функция — можно самому создать любую мелодию, если заданный набор тебя не устраивает. Вот у нашего начальника РУВД телефон играет «Наша служба и опасна, и трудна…». Но фантазия у богатых владельцев трубок почему-то не идет дальше «Мурки» или гимна Советского Союза. А здесь, похоже, не тот случай — что-то необычное. Я не сразу осознала, что телефон покойника наигрывает себе «Похоронный марш». Опер нажал на кнопочку и стал слушать, держа трубку в некотором отдалении от уха, так, что даже я расслышала мужской голос с кавказским акцентом, спрашивающий:

«Але, Осетрина, ты где там?»

Опер посмотрел на меня, я махнула ему рукой, и он, не отвечая, отключился от соединения.

— Какая такая Осетрина? — спокойно спросил он, кладя телефон на пол рядом с трупом.

— Неужели сам Асатурян? — спросила я, присаживаясь на корточки, чтобы лучше разглядеть лицо трупа, повернутое в профиль.

В торговый зал из служебных помещений вышел Горчаков и сообщил, что колье в сейфе, а клиента звали Теодор Сергеевич.

— Ну да, Асатурян, — подтвердила я, не поднимаясь с корточек и глядя снизу вверх на Горчакова, казавшегося мне из такого положения совсем огромным, высоким и толстым.

«Туда же, — мстительно подумала я, — престарелый отец семейства, пузо отрастил и лысину, а бес в ребро…»

Опер потребовал объяснений. Я, как крупный специалист в области борьбы с организованной преступностью, рассказала ему про криминального авторитета Асатуряна по кличке Осетрина, который нажил себе немалое состояние на оригинальном бизнесе. Его соотечественники похищали людей, как правило, небедных армян, грузин, иногда — азербайджанцев, требовали выкуп, причем суммы заламывали несусветные. Родственники похищенных не знали, что делать, в милицию идти боялись, и тут кто-то советовал обратиться к авторитетному человеку — Теодору Сергевичу. Родственники шли к Осетрине, плакались, что миллион долларов собрать они не смогут. Теодор Сергеевич, выслушав ходоков, выяснял, а какую сумму они могут собрать реально, после чего обещал помочь, договориться с похитителями, чтобы те снизили до разумных пределов размер выкупа. Похитители, немного поломавшись, естественно, снижали. Родственники в результате получали обратно похищенного, живого и невредимого, а похитители и Осетрина делили пополам выкуп, и все были довольны. Но, насколько я знала, Осетрина уже несколько лет как отошел от дел. Он прикупил себе колбасный заводик, исправно получал с него дивиденды и, судя по намерению приобрести дорогущее украшение авторской работы, чтобы надеть его на шею прекрасной девушке, вовсю наслаждался жизнью.

Горчаков подтвердил сообщенную мной информацию и добавил, что касса не тронута, так как выручки в ней не было в связи с тем, что магазин только что открылся, да и вообще она в соседнем зале, и кассирша к моменту нападения еще даже не вышла из служебного помещения. По предварительным прикидкам работников магазина, пропало несколько золотых украшений с бриллиантами на общую сумму около трехсот тысяч рублей. Я пожала плечами — на мой взгляд, на полу валялось бранзулеток на гораздо большую сумму.

— Ну что, Леша, начинаем, благословясь? — спросила я Горчакова, увидев через окно, как к магазину подъезжает главковская машина, а в ней наверняка эксперты-медики.

Я не ошиблась, осталось только посчитать докторов — специалистов в области судебной медицины. Из машины вывалилась сладкая парочка — Задов и Панов. Пока «айболиты» с шутками и прибаутками преодолевали ступеньки, ведущие в магазин, мы с Горчаковым оперативно распределили обязанности по осмотру: я пишу трупы под диктовку судебных медиков, а Лешка с участием работников магазина занимается ценностями. Со стороны Горчакова это было благородно: если еще можно было прогнозировать по опыту, сколько времени займет осмотр трупов, то описание драгоценностей могло продлиться до морковкиных заговинок. Написав трупы, я ухожу собираться в дорогу, а Лешка остается улаживать все формальности. Прокурор одобрил наши планы и, убедившись, что прибыли медики, уехал в контору.

Наконец вошли доктора, размахивая экспертными сумками и отпуская шуточки, но, окинув взглядом побоище и реально оценив объем работы, приуныли.

Охая и вздыхая, они достали из сумок резиновые перчатки, стали дуть в них и крутить, чтобы легче было надевать, а мы с Горчаковым послали за понятыми и устроили себе походные письменные столы для написания протокола осмотра. Как раз в тот момент, когда Панов изготовился диктовать мне первый труп, к магазину подъехала еще одна машина. Мы с Горчаковым переглянулись — на месте происшествия явно не хватало профессиональных борцов с организованной преступностью. Но приехали не рубоповцы. В магазин, ловко миновав кордон из постовых милиционеров, вошел человек без особых примет, но с большим обаянием, это сразу бросалось в глаза. Он улыбчиво огляделся, впился в меня глазами и безошибочно направился ко мне и Горчакову. Подойдя, он каким-то совершенно факирским движением показал нам из ладони удостоверение майора ФСБ. Не знаю, почему, но в тот же момент все работники милиции, бесцельно передвигавшиеся по месту происшествия и трогавшие без надобности различные предметы, как-то рассосались, не обращая на нас никакого внимания. Вдруг притихли судебные медики, отойдя в угол, и мы оказались практически одни с майором. Он пожал руку Горчакову, как старому знакомому, кивнул мне и, показывая глазами на распростертое на полу тело Асатуряна, легко спросил:

— Ну как?

Мы с Горчаковым одновременно раскрыли рты, но сказать нам не дали.

Майор легко продолжал:

— Руководство беснуется. Дело в город пойдет?

Мы опять раскрыли рты, но майор не умолкал:

— Что будете возбуждать?

Он легонько тронул носком ботинка окровавленную руку трупа. Горчаков откашлялся и обрел дар речи:

— Э-э… Сто пятую…

— Ну, это понятно, а по каким признакам?

— Ну-у, двух и более… В связи с осуществлением лицом служебной деятельности, — Горчаков кивнул на мертвого охранника, — общеопасным способом, из корыстных побуждений, сопряженное с разбойным нападением, с целью облегчить совершение другого преступления…

— Угу. Разбоя? — переспросил майор ФСБ.

— Да. Поскольку у нас нет данных, что нападение было совершено группой, пока о бандитизме говорить оснований нет.

— А что это ваше ведомство заинтересовалось этим разбоем? — спросила я.

— Большой общественный резонанс, — ответил майор с улыбкой. — Мы должны быть в курсе.

Я кивнула.

— Скажу вам по секрету, — майор наклонился к моему уху, — здешняя директриса — подружка жены нашего главного. Ну, вы же понимаете…

Мы немного помолчали.

— Потерпевших установили? — как бы невзначай продолжил майор.

— Асатурян Теодор Сергеевич, женщина пока не установлена. Продавщица и охранник известны, — отрапортовал Лешка, а мне все происходящее перестало нравиться.

Я уже собралась потребовать подтверждения полномочий уважаемого майора, поскольку сплошь и рядом на места происшествий под видом дежурных оперов и ответственных от руководства наезжают из смежных организаций специалисты по «кровельным работам» и выясняют для себя: пора прятать накопления в швейцарских банках или еще можно подождать, а иногда еще заметают следы своих подопечных или крадут вещдоки, тьфу-тьфу-тьфу!.. Но именно в этот момент к нам приблизился начальник розыска с мобильным телефоном в руке и протянул мне его со словами:

— Мария Сергеевна, вас.

Звонил замначальника Управления по расследованию особо важных дел из городской прокуратуры. Он извинялся, что своих прислать никого не может, выражал надежду, что мы справимся своими силами, и предупреждал, что происшествием заинтересовалась ФСБ, на место подъедет их сотрудник, майор Царицын. «Не гоните», — сказал он.

Вернув телефон по принадлежности, я услышала диалог между майором Царицыным и следователем Горчаковым.

— Асатурян — личность известная, — говорил эфэсбешник. — Может, разборки?

— Да ну, тогда бы уж валили на входе в магазин, — возражал Горчаков. — Зачем напрашиваться на лишние неприятности? В магазине охрана, киллеров могли запомнить…

— Но ведь не запомнили? — Майор показал глазами на труп охранника.

— Все равно, зачем переться убивать в людное место? И потом, ведь кое-какие драгоценности забрали. Если бы это были киллеры — сделали бы свое дело, и восвояси.

— Ну, может быть, может быть… Вам виднее.

Я уже совсем было собралась прервать их увлекательную беседу, как подбежавший опер объявил о том, что прибыла пресса. Горчаков тут же кинулся на меня:

— Машка, иди ты с прессой общайся. Это ты их любишь, а меня от журналистов воротит, ты же знаешь.

— Петя, а кто приехал? — спросила я оперативника.

— Городская информационная служба, Скачков и оператор Васечкин, — добросовестно отрапортовал Петя.

— О, вот с ними я с удовольствием поговорю. — Я поднялась со стула и отправилась об-. щаться с прессой. За мной потянулся и майор, душевно распрощавшийся с Горчаковым.

На улице нетерпеливо переминался с ноги на ногу невысокий парень в джинсах и кожаной жилетке в сопровождении мрачного верзилы с профессиональной видеокамерой. В невысоком парне я бы, конечно, никогда не опознала пьяную личность, которую имела счастье лицезреть в кулуарах телецентра.

— Вы Скачков? — подошла я к нему.

— Я, — обрадовался он. — Можно мы пройдем снимем там все для городских новостей?

— Нет, трупы снимать не надо. Можете снять внешний вид магазина.

— Ну, — надулся он, — чего людям смотреть на фасад магазина? Люди крови хотят. Вы же знаете, труп оживляет кадр.

— Придется людям потерпеть, — я говорила непреклонным тоном.

Сегодня Скачков не был пьян, но от него тяжело пахло застарелым перегаром, да и набухшие под глазами мешки выдавали его не совсем правильный образ жизни.

— Не везет мне, — он скорчил комическую гримасу. — На похищение жены Масловского ездил, там фуфло оказалось, мы уже опровержение дали. Сюда приехал, думал, сюжет нарою — и тут фуфло получается. Ну что за сюжет без картинки?

— Вы ездили на набережную?

У меня к вам будет один вопрос.

— Да-да, — обрадовался он возможности быть полезным следствию и хоть так выторговать право на эксклюзивную съемку.

— Вы можете сказать мне, от кого вы получили информацию о похищении жены Масловского?

— От кого? — удивился Скачков. — А какая разница?

Теперь уже никакой, могла бы сказать я. И сама я не знала, зачем мне спрашивать об этом, когда Лешка пишет от моего имени постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Наверное, это просто любопытство.

— Женское любопытство, — сказал я вслух, обращаясь к Скачкову.

— Ага, — иронически поддакнул он.

— Так кто же вам об этом сказал?

— Кто? — Журналист задумался. — Сейчас попробую вспомнить… Герка Трубецкой, наверное. Да, точно, Герман Трубецкой.

— И он подтвердит это?

— Ну, наверное. А почему нет?

— А вы не смогли бы заехать в прокуратуру примерно через неделю? Я возьму у вас объяснение… — сказав это, я тут же спохватилась — какое объяснение? Материал по похищению я отдала прокурору, Лешка пишет постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Зачем мне нужно знать, кто сообщил на телевидение информацию о похищении? «Всех не переброишь…» Но признаваться в том, что я погорячилась, было неудобно.

— До свидания, Мария Сергеевна, — произнес за моей спиной мужской голос.

Обернувшись, я увидела майора ФСБ, наклонившего голову в знак прощания.

— До свидания. Но, по-моему, мы не знакомились.

— Ну, кто ж не знает Марию Швецову, — галантно произнес майор, и мне на секунду почудилось, что если бы на нем была шляпа с пером, он бы снял ее и с поклоном помахал ею, касаясь начищенного ботфорта. Но шляпы на нем не было, и, попрощавшись, он сел в машину.

А я, обсудив с журналистом возможные ракурсы съемки, вернулась в магазин.

— Лешка, не судьба нам сегодня начать работать. Уже третий час, а у нас конь не валялся.

— Сейчас, Марья, не беспокойся. Раз-раз, и поедешь ты в свою Англию.

— Да-а, что-то слабо верится…

— Господа, трупы стынут, — заявил незаметно подкравшийся к нам эксперт Панов. — По коням.

— Да, пока вы лясы точили, мы уже трупные явления зафиксировали, — потряс бумажками Лева Задов.

Делать было нечего; началась следственно-экспертная рутина, посыпались медицинские термины, обозначающие жуткие подробности последних минут жизни четырех человек, прошитых автоматными очередями в наше мирное время в центре большого города.

Горчаков ушел на задворки магазина, Панов возился за прилавком с убитой продавщицей, а мы с Задовым занимались остальными трупами, успевая обмениваться последними новостями в моменты передышек, пока Лева переворачивал трупы или я готовила новые листы для протокола, скалывая их скрепками вместе с копиркой.

Сплетник Задов, между прочим, сообщил мне, что в минувшее воскресенье Горчаков притащил на дежурство по городу нашу секретаршу, обнимался с ней за шкафом и на этой почве отлынивал от выездов.

«Так, — подумала я, — значит, этот роман случился не два дня назад, а гораздо раньше, теряю квалификацию, раз этого не поняла».

— Ну и что, Машка, ты об этом думаешь? — спросил эксперт Задов, засовывая палец в рану на трупе Асатуряна. — Раневой канал глубокий, ранение слепое, пулька там сидит. Так я спрашиваю, что ты об этом думаешь? Горчаков ведь был таким примерным семьянином.

— Зато Зоя давно по нему сохла.

— Мало ли… Это не повод. А как же жена?

— Лева, а что жена? Он же не дурак, жену в известность ставить.

Надеюсь, что конспирацию он соблюдает. И Зоя не дура, не будет предъявлять ему ультиматумов — мол, разведись, тогда будем целоваться.

— Я тебя не понимаю. — Задов выпрямился и стряхнул кровь с резиновых перчаток.

— А что тут непонятного?

— Ты что, их оправдываешь? — Задов на всякий случай оглянулся, чтобы его слова не достигли ушей Горчакова.

— Ну и обвинять не собираюсь. Кто мы такие, чтобы их осуждать или оправдывать?

— Ну да, я забыл, что у тебя большой опыт по части адюльтеров, — язвительно сказал Задов, и я поморщилась.

— Это ты напрасно. Но я с возрастом стала проще ко всему относиться и меньше интересоваться чужой личной жизнью. И потом, они взрослые люди, без нас разберутся.

Задов обиженно уткнулся носом в труп, и мы продолжили осмотр, уже не отвлекаясь.

Глава 7

В карманах одежды мужского трупа действительно нашлись документы на имя Асатуряна Теодора Сергеевича — заграничный паспорт, водительские права, удостоверение помощника депутата Законодательного Собрания. У его спутницы в сумочке никаких документов не было, но к вечеру оперативники установили ее имя и адрес. Ни нашему РУВД, ни РУБОПу это имя ничего не говорило, но Лешка отправил оперов в адрес для осмотра, а если двери открывать не будут, то для обыска. Начальник РУВД, который добросовестно отбыл на месте происшествия вахту до самого конца, посомневался — не надо ли санкции прокурора. Но Горчаков сунул ему под нос Уголовно-процессуальный кодекс, раскрытый на статье сто шестьдесят восьмой, и огласил ему третью часть указанной статьи:

— В случаях, не терпящих отлагательства, обыск может быть произведен без санкции прокурора, но с последующим сообщением прокурору в суточный срок о произведенном обыске…

Это начальника РУВД не особенно убедило, и он пробормотал что-то насчет того, что кодекс кодексом, а еще хорошо бы указание прокурора… Но бумагу взял и отправил кого-то из личного состава по адресу погибшей.

На всякий случай с обысками поехали к охраннику и продавщице, с инструкциями от Горчакова — максимально деликатно сообщить родным о трагическом событии и просто посмотреть квартиры, а постановления об обыске предъявлять в крайних случаях, если пускать не будут. Все-таки надо было отрабатывать версию о том, что кто-то из этих двоих — соучастник.

А вот по месту жительства погибшего — Асатуряна — Горчаков изъявил желание поехать сам, отправив туда пост под двери, чтобы они дожидались, пока он закончит осмотр места происшествия. Это он сделал для очистки совести, поскольку оперативники дружно уверяли его, что это не заказное убийство Асатуряна, а обычное разбойное нападение на магазин, и беда Асатуряна была в том, что он оказался в неподходящем месте в неподходящее время.

Горчаков и сам склонялся к тому, что они правы. Вряд ли киллер выбрал бы такое странное место для исполнения заказа на убийство Асатуряна, учитывая, что Осетрина ездил без охраны, секрета из места своего жительства не делал и активно посещал все модные злачные места Питера. Девушка его тоже вряд ли была целью киллера, поскольку ни от кого Осетрина ее не отбивал, и вообще он предпочитал иметь дело не со стриптизершами, а с невинными, насколько это возможно, созданиями.

Все это я вспоминала уже в самолете, закрыв глаза и пытаясь осознать, что я неделю не появлюсь в родной прокуратуре, что я на целых семь дней лечу в Англию, общаться с зарубежными коллегами, вдыхать воздух одного из лучших британских университетов. Какое счастье, что я вообще успела на самолет! А ведь могла и не успеть, поскольку со своей частью осмотра провозилась до четырех утра. В четыре Горчаков буквально выпихнул меня домой, хотя я готова была продолжать до победного конца, спать не хотела и испытывала угрызения совести, думая о том, что Лешка, похоже, не попадет домой до следующего вечера. Но он даже вырвался на пару часов проводить меня в аэропорт. И это было очень кстати, иначе я просто загрызла бы Кораблева и меня некому было бы везти к самолету.

Дело в том, что я ожидала Кораблева, как и договаривались, в одиннадцать. Притащившись домой с осмотра, я в хорошем темпе собралась, часам к шести уже навела дома порядок, покидала необходимые вещи в свою дорожную сумку и прилегла, рассчитав, что у меня есть время поспать до десяти, а за час я успею принять душ, причесаться, накраситься и позавтракать. Не тут-то было! В восемь утра меня подкинул в постели звонок, причем я сразу не могла сообразить, звонят в дверь или это телефон? Однако выяснилось, что звонили в дверь, и очень настойчиво. Я поднялась с постели с таким чувством, будто я сейчас умру, и, накинув халат, по дороге к двери соображала, что ранний визитер может значить только одно: я что-то забыла или напортачила в протоколе осмотра. Но, открыв дверь, я увидела улыбающееся лицо Лени Кораблева. В руках у него была огромная спортивная сумка.

— Спим? — благодушно спросил он, пройдя в квартиру, поставив сумку на пол и снимая ботинки.

— Леня! — я протерла кулаками глаза. — Какого черта?!

— Я решил немного пораньше приехать, чтобы уж наверняка. Чайку дадите?

— Он подхватил сумку и, сгибаясь под ее тяжестью, в носках прошел в комнату, где стояла моя разобранная постель и на кресле было брошено мое нижнее белье. — Ага, как всегда, бардак; — оглядевшись, констатировал он.

— Леня, тебе в голову не приходит, что приезжать раньше намеченного времени невежливо? — сердито спросила я, кутаясь в халат и испытывая неловкость за свое неглиже. — Иди на кухню.

— Да ладно, я у вас посижу немного, а то пробки в городе.

Кораблев встал с кресла, куда успел опуститься, подвинув мой лифчик и колготки, и потащился на кухню. Я пошла за ним, выражая своим видом крайнюю степень недовольства и из последних сил ворча о том, что вместо двух часов спокойного сна после изнурительного исполнения служебных обязанностей я вынуждена развлекать Кораблева, не имеющего представления о приличиях. Леня с видом незаслуженно обиженного человека уселся за стол.

— Чайничек-то поставьте, — посоветовал он, с трудом придвигая к себе сумку.

— А что это такое? — подозрительно спросила я.

— Ах, это? — Леня пнул сумку, она не шелохнулась. — Это посылочка, вы же обещали…

Я обессиленно опустилась на стул. Мне уже не хотелось ехать ни в какую Англию. Хотелось убить Кораблева и немного поспать. Но он не дал мне сделать ни того, ни другого. Для начала, со словами «ничего, поспите в самолете», он заставил меня заварить свежий чай и плотно позавтракать. Потом он загнал меня в ванную, потом проверил, все ли необходимое я собрала в дорогу, и сделал ряд ценных замечаний. Когда он убедился, что я оставила преступные мысли о его ликвидации, он мягко объяснил, что в сумке — книжки для его дочки: лучшие издания, детские энциклопедии, сказки, музыкальные истории. Я могу не беспокоиться, мне таскаться с сумкой не придется, он донесет ее до самого паспортного контроля, там сдаст в багаж, а в Англии меня встретят.

В одиннадцать, когда мы все — я, Кораблев и Лешка, прибежавший проводить меня, — присели на дорожку, я подумала, что за час, как было запланировано, я бы явно не успела спокойно собраться, так что нужно сказать Леньке спасибо.

По дороге в аэропорт Кораблев как бы невзначай задал вопрос:

— Доктору Стеценко-то адресочек свой в Англии оставили?

— Нет, — ответила я, отвернувшись к окну.

— Значит, он не знает?

— Не знает. Леня, тебе не кажется, что ты суешь нос не в свое дело?

— Не кажется. — Но больше он не касался этой темы.

Горчаков в пути рассказал, что нашли и осмотрели машину Асатуряна — ничего там не было интересного. Отогнали ее на стоянку к РУВД, завтра он посмотрит ее более тщательно. Ни один обыск ничего не дал, версия о том, что кто-то из работников магазина был наводчиком, пока не подтверждается. Кораблев вступил в беседу и проявил незаурядную осведомленность про всех фигурантов вчерашнего происшествия. Мы обсудили мотивы этого преступления, и все сошлись на том, что выполнять таким образом заказ на Асатуряна глупо, не говоря уже про всех остальных. Но тем не менее следует отдать должное преступнику — что бы он там ни задумал, заказное убийство или разбой, преступление организовано очень удачно; его никто не видел, примет его мы не знаем, ему удалось уйти с похищенным. Потом мы немножко поспорили, один это был налетчик, или все-таки банда? Мужчины склонялись к мысли, что на такие дела в одиночку не ходят. Я пока не могла определиться, но вполне допускала возможность одиночки. Вон, у меня перед глазами был пример Рыбника.

В аэропорту я выслушала последние наставления моих провожающих и пошла навстречу неизвестности.

Глава 8

В аэропорт Гатвик, Великобритания, я прибыла, когда уже стемнело.

Естественно, чего и следовало ожидать, когда имеешь дело с Кораблевым, — меня никто не встретил. Я получила багаж, вскинула на плечо свою скромную сумочку, с трудом приподняла кораблевскую посылку и, сверившись с инструкцией, поволокла багаж на электричку.

На выходе из электрички, проделав тот же кульбит с сумками, я услышала за спиной английскую речь:

— May I help you?[3].

Я обернулась. Приятной наружности мужчина протягивал руку к проклятой посылке. Я безропотно дала ему возможность поднять эту сумку и понести за мной, здраво рассудив, что вероятность того, что это местный грабитель, положивший глаз на мой багаж, или Джек-Потрошитель с гнусными намерениями, ничтожно мала.

Мы вышли с платформы в Колчестере, и мой галантный кавалер, накренясь под тяжестью сумки, проводил меня до стоянки такси. Я рассыпалась в благодарностях, но он, ответив дежурным: «О, don't mention it»[4], и не подумал уходить по своим делам, а терпеливо встал за мной в очередь.

Только я успела переварить первые впечатления от заграницы, отметив особенности английской очереди на такси, а именно — таксопарк, состоящий из красивых белых, а главное, новых машин, и быстроту продвижения, потому что фактически не пассажиры ожидали своего череда, а машины стояли в очереди, ожидая, когда отъедет предыдущее такси и можно будет подхватить своего пассажира, — так вот, только я успела подивиться на заграничные порядки, как подошло очередное такси. Из него вышел водитель — типичный английский джентльмен, этакий постаревший Ватсон, спросил, куда я желаю ехать, и забрав у меня из рук сумку, поставил ее в открытый багажник. Судорожно вспомнив странное название отеля, где мне был забронирован номер, я выговорила: «Вайвенхоу парк».

«Доктор Ватсон» невозмутимо кивнул и, закрыв багажник, распахнул передо мной дверцу такси. Я удобно устроилась на переднем сиденье, но дверца не закрывалась. Ко мне склонился мой случайный попутчик, и я услышала, как он спрашивает, не буду ли возражать, если такси доставит туда нас обоих. Ему тоже надо туда, только название отеля произносится не «Вайвенхоу», а «Вивенхоу», вопреки правилам. А если мы поедем вдвоем, нам это обойдется вдвое дешевле.

Не могла же я возражать! Кавалер уселся сзади, продолжая разговаривать со мной по-английски:

— Смею предположить, что вы в первый раз в Колчестере. Все, кто бывал здесь, уже не ошибаются в произношении названий. Но это не должно вас смущать; вы же знаете — по-английски пишется «Манчестер», а читается «Ливерпуль»…

Такси на хорошей скорости вывернуло от вокзала на трассу и понеслось по изгибавшемуся дугой шоссе, украшенному по осевой светящимися в темноте зелеными стекляшками, которые, как я уже знала, называются «кошачий глаз». Вдруг из-за поворота навстречу нам показалась другая машина, и я вскрикнула от ужаса и схватилась за рукав водителя. Машина мчалась прямо на нас, и я была убеждена, что лобового столкновения не миновать.

Зажмурившись, я пропустила момент, когда встречная машина проскочила мимо нас. «Доктор Ватсон» был по-прежнему невозмутим, а незнакомец на заднем сиденье рассмеялся бархатным смехом.

— Смею предположить, что вы и в Англии впервые, — сказал он, отсмеявшись. — Знаете, как напутствуют английских водителей, выезжающих в Европу? «Помните, что они там все сумасшедшие, они ездят по правой стороне».

Здесь левостороннее движение. Вам ведь показалось, что мы едем по встречной полосе?

Так он ненавязчиво просвещал меня всю дорогу, а когда мы по темной аллее подъехали к старинному кирпичному зданию и остановились перед внушительной дубовой дверью, обрамленной белыми наличниками, он расплатился с водителем, щедро, как я заметила, дав ему на чай, и вытащил из багажника мои сумки.

Водитель уехал, помахав нам на прощание, а мой спутник уверенно направился к гостиничным дверям, которые послушно распахнулись перед ним. Я шла за ним как пришитая до стойки портье. Там он сбросил на пол свои и мои сумки и сделал рукой жест, означающий, что я первая в очереди к портье.

Я достала из сумки свои документы, объяснила, что прибыла на международный семинар и для меня должен быть забронирован номер, и после того, как строгого вида дама-портье в очках и с кичкой на затылке проверила мои данные по компьютеру, я тут же получила ключи. Кинув благодарный взгляд на своего кавалера, я подхватила сумки и направилась в недра отеля, услышав вслед его бархатный голос:

— Встретимся за ужином.

«Ну что ж, ужин так ужин», — думала я, открывая дверь в свой номер и осваиваясь в буржуазной обстановке. Широченная кровать, окно, выходящее во внутренний дворик, полный кустов цветущих азалий. Тяжелые шторы под цвет постельного покрывала; на столе — чайник, две чашки, набор пакетиков с заваркой, с кофе, с горячим шоколадом, пакетики с сахаром и сливками.

Приведя себя в порядок и сверившись с программой семинара, гласившей, что в вечер приезда участники семинара приглашаются на welcome-ужин, я пошла в ресторан отеля по коридорам, отделанным резным дубом, смутно припоминая под стук своих каблуков, что когда-то давно, в другой жизни, я вроде бы работала в одной из районных прокуратур России…

Войдя в ресторан, я остановилась в нерешительности, но тут же заметила своего дорожного знакомца, сидящего за длинным столом у окна. Дорожную куртку он сменил на элегантный пиджак, хрустящую рубашку и шейный платок и при моем появлении помахал мне рукой. Рядом с ним сидели мужчина и женщина, занятые оживленным разговором; увидев меня, они тоже заулыбались и замахали мне.

Подойдя, я присела напротив своего знакомого, и он сразу обратился ко мне на английском:

— Прошу простить меня за то, что я поступил не в согласии с приличиями и интриговал вас всю дорогу. Я сразу понял, что вы, как и я, прибыли на семинар по борьбе с организованной преступностью, и должен был представиться гораздо раньше. Но — лучше поздно, чем никогда. Пьетро ди Кара, — Он склонил голову.

— Вы из Италии? — спросила я, припомнив все ценные наставления подруги Регины на этот счет.

— Да, из Сицилии. А наши коллеги, — он кивнул в сторону мужчины и женщины, — из Швеции, это Мадлен, и из Польши — Збигнев. Но я ломал голову, откуда вы, до самой гостиницы, пока не услышал ваше имя. Вы русская?

Отпираться не было смысла. К нам подошел официант, горя желанием узнать о нашем выборе, и отметил, что сегодняшние напитки входят в стоимость ужина. Мы дружно заказали красное вино и к нему — блюдо, от которого лично я не смогла бы удержаться ни при каких обстоятельствах, пьянея от самого названия: «Седло барашка под розмариновым соусом».

Когда мы пригубили из бокалов, Пьетро ди Кара, стихийно захвативший права тамады, объявил:

— Ну что ж, хоть и не все участники семинара в сборе, позвольте объявить наш торжественный ужин открытым. За знакомство! — Он обвел всех глазами и поднял бокал. На мне он задержался взглядом:

— За знакомство, Мария!

Чин-чин!

Глава 9

Следующим утром я проснулась от птичьего пения. Пользуясь счастливым обстоятельством трехчасовой разницы во времени между Санкт-Петербургом и Колчестером, я создала себе иллюзию, что сплю до одиннадцати, хотя в Колчестере было восемь, а в девять начинался семинар. Открыв глаза, я обнаружила, что на подоконнике сидит белка и с любопытством смотрит на меня.

Все официальное действо должно было проходить в конференц-зале гостиницы. Вчера, после седла барашка с красным вином, мы проинспектировали помещение, обнаружив, что помимо конференц-зала и деловых гостиных, носящих названия по цвету обивки мебели, здесь еще имеется очень уютный бар с камином.

А в баре — невероятный выбор заманчивых спиртных напитков. Мои зарубежные коллеги с непринужденным видом поназаказывали себе всяких мартини (после международного семинара я могу со знанием дела рассуждать о том, что под этим названием в европейских, а также американских барах понимают исключительно коктейль из сухого мартини с водкой и оливкой; если есть желание выпить чистого мартини, надо предупреждать — «мартини из бутылки»), куантро да виски с содовой. А я поначалу дергалась от предполагаемой стоимости выпивки, долго боролась с собой, потом решила, что не буду покупать никаких сувениров, только что-нибудь ребенку, и выпью чуть-чуть чего-нибудь самого дешевого, но любезные мужчины — Пьетро и Збигнев — объявили, что они считают своим долгом угостить коллег-женщин.

Оказалось, что Збигнев когда-то учился в Москве и прекрасно говорит по-русски. Мы с ним даже перекинулись парой фраз, но потом из вежливости по отношению к остальным перешли на инглиш. Поначалу я комплексовала из-за того, что мой разговорный английский далек от совершенства; понимала я всех очень хорошо, но произносить сложные фразы стеснялась, потому что не была уверена в своей грамматике. Но я точно знала, что дня через два разговорюсь и буду болтать не хуже остальных, для кого язык Соединенного Королевства не является родным, все дело в языковой практике. После нескольких дней общения на иностранном языке, знаю по опыту, из глубин памяти всплывают такие пласты, что сам поражаешься.

Збигнев, как он сказал, служил в польской разведке. «Слышали, наверное, — Дефензива?» Я так и не поняла, шутил он или мы всерьез общались с разведчиком. Шведка Мадлен, неопределенного возраста, симпатичная, но слегка взъерошенная, похожая на мокрую птичку с хохолком, работала в прокуратуре Гетеборга. Пьетро ди Кара сообщил, что он офицер полиции. Мадлен заинтересовалась, какой полиции? Похоже, она разбиралась в структуре правоохранительных органов Италии. Пьетро охотно разъяснил, что вообще он несколько лет работал в государственной полиции, а год назад перешел в полицейское формирование, которое является аналогом нашего РУБОПа, если я правильно поняла то, как Пьетро его обозвал по-итальянски: Дирезьоне Инвестигатива Антимафия. По-нашему — Управление по расследованию организованной преступной деятельности. Вообще мы как-то быстро спелись вчетвером — Мадлен, Збигнев, Пьетро и я, — наперебой делились впечатлениями и идеями, хохотали и прикалывались, но я все время ловила себя на том, что не могу глаз отвести от Пьетро и украдкой его разглядываю. Он выглядел не как типичный итальянец, и я сказала ему об этом. Светлые волосы какого-то воробьиного оттенка, светлые глаза, только ослепительная улыбка осталась от образа сицилийца. Пьетро посмеялся, ответив, что ему с детства говорят об этом.

За типичным английским завтраком, во время которого нам и впрямь предлагали вареные помидоры, но, впрочем, не навязывали, Пьетро и шведка со Збигневом сели за один столик со мной. Мы уже выяснили, что на семинар прибыли, кроме нас, три молодые девицы из стран Балтии, длинноногие и заносчивые, больше похожие на фотомоделей, чем на борцов с организованной преступностью, а также средних лет финн, Олави Пулакка, который вчера познакомился с нами, был вежлив и приветлив, но сегодня утром, придя в ресторан на завтрак, раскланялся со всеми и сел за отдельный столик с газетой, да так и завтракал, уткнувшись в нее.

Наш столик был самым веселым, девушки из Прибалтики то и дело окатывали нас ледяными взглядами, давая понять, как им стыдно за нас перед скучными англичанами. Пьетро балагурил без устали, мы покатывались со смеху, не успевая жевать, но при этом успевая обмениваться информацией о проблемах борьбы с организованной преступностью, несмотря на то что семинар еще не начался.

Из окна ресторана был виден огромный зеленый луг, усеянный маргаритками, на нем росли несколько раскидистых вековых дубов. По лугу важно гуляли серые гуси. Заметив какое-то шевеление у подножия дуба, я пригляделась и с удивлением рассмотрела пушистого серого кролика, который доскакал до могучих корней, поозирался, тряся ушами, и нырнул в нору под дубом. Я почувствовала себя Алисой в Стране Чудес. Но это было еще не все.

После завтрака мы вышли на луг подышать, и я увидела, что луг огибает речушка, в которой плавают утки и лебеди. Как только мы подошли к реке и наши тени упали на воду, к берегу моментально подплыли крупные рыбы и застыли в ожидании крошек. «Да, бомжей здесь нет, поэтому рыбы и птицы такие смелые — никто их не ловит и не ест», — подумала я, но тут же устыдилась своих мыслей на фоне коллег из благополучных стран, которым неведомы проблемы бомжей, по крайней мере в том объеме, в каком эти проблемы имеем мы.

А за речушкой стояло здание Эссексского университета, и глядя на эту благостную панораму с маргаритками, кроликами и лебедями, я подумала, что, наверное, очень приятно получать высшее образование в таком учебном заведении и жить в таком кампусе, в Стране Чудес, не опасаясь, что полюбившегося тебе кролика ночью сожрут бомжи или утром в него запустит камнем отмороженный подросток.

А потом началась программа семинара, и я подумала, что Лешка Горчаков наверняка считает, что меня отправили отдыхать, а между тем, нагрузка днем на лекциях и вечером при подготовке домашних заданий в принципе сравнима с нагрузкой следователя, работающего в самом жестком режиме.

К началу семинара в наши ряды влились два англичанина. На лекциях я узнала много нового о борьбе с оргпреступностыо, но эти знания меня не порадовали, а скорее расстроило ли из-за того, что нашим специалистам это еще долго будет недоступно. Английские коллеги неприлично хвалились парой дел, по которым их специалисты сняли отпечатки пальцев с гильз, обнаруженных на месте происшествия. Учитывая, что последними на гильзах останутся отпечатки того, кто заряжал оружие, это убийственное доказательство. Но здесь использовалась новейшая и дорогостоящая методика, разработанная американским ФБР, а что мы можем противопоставить мафии, когда у нас даже не всегда удается определить половую принадлежность крови, из-за чего бы вы думали? — из-за отсутствия необходимых реактивов. «А потом, — с грустью подумала я, — у нас в девяноста девяти случаях из ста на гильзах последними останутся отпечатки того, кто первым приехал на место происшествия».

Но это мелочи. Пьетро ди Кара порадовал нас сообщением о том, что итальянское законодательство предусматривает возможность наложения ареста на материальные активы любого лица, если расходы этого лица и его уровень жизни не соответствуют уровню его очевидных или декларируемых доходов. Причем совершенно не обязательно, чтобы это лицо обвинялось в совершении тяжких преступлений.

Даже дела уголовного возбуждать не надо. Ну живешь не по средствам — изволь объяснить, откуда дровишки? Если объяснить не можешь, суд вправе конфисковать твое имущество.

Должна заметить, что коллеги практически из всех стран отнеслись к этому совершенно спокойно, но я просто покой потеряла. Да если бы эти законы да на нашу российскую землю… Как обогатилась бы казна за счет имущества, конфискованного у добрых пятидесяти процентов населения, поскольку, по моим наблюдениям, половина наших сограждан ведет образ жизни, абсолютно не соответствующий уровню доходов. Правда, все равно то, что поступило бы в казну, опять разворовали бы те же граждане…

Руководитель семинара предложил обсудить это законодательное положение и почему-то обратился ко мне с вопросом, а как обстоит дело с предупреждением отмывания денег в России? Я слегка растерялась, но по мере того, как начала говорить, обрела уверенность. Я сообщила уважаемому собранию, что в ноябре 1995 года Государственной Думой был принят закон о борьбе с организованной преступностью, который до сих пор не утвержден президентом, и потому не вступил в законную силу. А там, в законе, написано, что предусматривается возможность наложения административного ареста на противоправно полученные деньги и имущество на срок до двух месяцев, и если хозяин арестованных средств не представит подтверждения законности капиталов, они могут быть конфискованы. Во время моего сообщения девушки из Прибалтики перешептывались и фыркали.

— Подождите, — сказал Збигнев, — если я правильно понял, средства могут быть арестованы только в том случае, если есть данные, что они получены преступным путем?

Я подтвердила, что Збигнев понял правильно. Тут уже вмешался Пьетро ди Кара:

— Мария, у вас так в законе написано? «Только если получены преступным путем»?

— Фактически да, — подтвердила я. — В тексте закона использован термин «противоправным», но по сути это одно и то же.

— Но это же нелепо. Если расходы превышают доходы, то в любом случае это противоправные деньги. А если деньги получены в результате законной сделки, но не декларированы и, значит, не обложены налогом? Тогда их не имеют права арестовать?