Крепость королей. Проклятие Пётч Оливер

– Так, значит, у меня есть надежда?

Агнес упрямо скрестила руки. Все то время, что она провела подле умирающего отца и держала его за руку, ее терзали сомнения. Решение, которое она в итоге приняла, исходило лишь из неопределенности и последнего пожелания Эрфенштайна.

Род Эрфенштайнов не угаснет, он возродится в великую династию…

Девушка сделала глубокий вдох, прежде чем собралась с ответом.

– Не будем ходить вокруг да около, – сказала она холодно. – Вы прекрасно понимаете, что мне не из чего выбирать. Так что я согласна выйти за вас. Но с тремя условиями! – Тут ее палец взметнулся вверх. – Вопервых, вы позволите мне жить прежней жизнью. Вовторых, отец Тристан и Матис останутся в крепости моими друзьями. И втретьих, не думайте, что я допущу вас в свою постель! Тут вас ждет неприятный сюрприз.

Шарфенек задумчиво погладил черную, коротко подстриженную бородку. При этом он рассматривал Агнес, точно новую покупку. А она в который раз уже обратила внимание на его проплешину. Несмотря на свой юный возраст, в ближайшие годы граф, наверное, совсем облысеет. Но в целом, если не считать его бледности, он был вполне привлекателен. А главное – богат. Агнес представила, сколько женщин умрет от зависти.

– Ума не приложу, почему даю вам помыкать собой, – ответил наконец граф. – Но ладно, даю вам слово. Старик и этот малолетний дурень мне не помешают. Что же касается последнего условия… Немало есть других красивых женщин, согласных согреть мою постель, – он двусмысленно улыбнулся. – Кроме того, я уверен, что время лечит любые раны.

– В сновидениях – возможно. Теперь что касается причины, побудившей вас присвоить Трифельс. Вы позволите?

Агнес резко поднялась, подошла к одной из книжных полок, вытянула фолиант и бросила на стол перед графом.

– Это вы искали, не так ли?

Шарфенек в изумлении посмотрел на потрепанную книгу. Это была «Большая история Трифельса», которую Агнес тайком читала последнюю пару месяцев. В прошлый раз отец Тристан просто поставил ее на полку и, скорее всего, забыл о ней. Но Агнес запомнила, где стояла книга.

Дрожащими руками граф принялся перелистывать страницы. При этом глаза у него блестели, кк у мальчишки.

– Большая история Трифельса, старая хроника крепости! – пробормотал он. – Из тончайшей кожи, с иллюстрациями и позолоченными заглавными литерами… Я столько слышал о ней и теперь могу наконец прикоснуться… Это бесценное сокровище! Как вы догадались…

– То, что вам нужно, находится где-то в середине книги, – перебила его Агнес. – Раздел о правлении Гогенштауфенов. Некоторые страницы, к сожалению, вырваны, но вас ведь интересует совсем другое.

Она посмотрела в окно – солнце было уже высоко – и процитировала по памяти:

– «В 1186 году император Генрих VI женился на норманнской принцессе Констанции, королеве Сицилийской. И с тех пор считал себя полноправным претендентом на норманнский трон. На выкуп, полученный за английского короля Ричарда Львиное Сердце, он снарядил огромную армию и отправился в поход на Сицилию. Генрих одержал победу над норманнами, короновался в Палермо и в 1195 году вернулся в Трифельс. За ним по холмам Васгау тянулся обоз из ста пятидесяти ослов, нагруженных сокровищами, каких человечеству еще не доводилось видеть…»

– Сокровища норманнов, – прошептал граф Шарфенек. – Венец всех сокровищ! С детских лет они занимают мои мысли… – Он поднял голову и с улыбкой взглянул на Агнес: – Вы смышленая девушка. О более удачном браке и мечтать не приходится. Как вы поняли, для чего мне нужен Трифельс?

– Отец дал мне понять. Он говорил, что дело в деньгах. Больших деньгах. Кроме того, были определенные… догадки.

Агнес едва не рассказала ему о разговоре с Мельхиором, но в последний момент решила не впутывать барда в это дело. Она развернулась к Шарфенеку и пожала плечами:

– Вас выдал ваш интерес к Трифельсу и всему, что с ним связано. Хотя отец Тристан и утверждает, что Фридрих II позднее переправил сокровища в Апулию, вы, похоже, придерживаетесь иного мнения. Полагаете, что сокровища по-прежнему находятся где-то здесь, ведь так? Может, даже в Трифельсе…

Граф тихо рассмеялся:

– Фридрих II был большим выдумщиком, когда дело касалось его денег. Он ни за что не расстался бы со своими несметными богатствами. Я посылал людей в Лучеру, что в Апулии, и они навели справки. Предполагается, что Фридрих доверил сокровища лояльным сарацинам. Но то была интрига Гогенштауфенов!

Охваченный волнением, Шарфенек показал на рисунок, на котором было изображено несколько ослов, навьюченных сундуками. Рядом ехали верхом на лошадях одоспешенные воины с алыми знаменами в руках.

– Сокровища в Трифельсе. Они их спрятали! – продолжал он заговорщическим тоном. – Старые источники это подтверждают. Еще мальчишкой я мечтал их отыскать. Три месяца назад мы наконец взялись за поиски!

Агнес нахмурилась. Три месяца назад?

Ей вдруг вспомнились люди в лесу, которых они с Матисом видели после того, как разыскали сокола. Они заподозрили прихвостней Вертингена. Но это граф искал с ландскнехтами сокровища!.. Неожиданно все обрело смысл.

– Потому вы и выкупили Шарфенберг, не так ли? – проговорила Агнес тихим голосом. – Не потому, что вам захотелось переселиться в крепость ваших предков. Вам просто нужно было закрепиться здесь. И вы копали! Мы с Матисом видели огни в лесу. Даже вспомнили старинные саги о Барбароссе. Но это были вы!

Шарфенек пожал плечами:

– Легенда о Барбароссе действительно сослужила нам хорошую службу. Благодаря ей простой суеверный люд не мешался у нас под ногами. Но от слухов, к сожалению, не уберечься. Произошла небольшая… – тут граф помедлил, – скажем так, заминка. Тогда-то я и понял, что необходимо купить Шарфенберг, чтобы избавиться от любопытных глаз. – он улыбнулся: – А вот Трифельс был для меня, увы, недосягаем.

Агнес с отвращением отвернулась и снова посмотрела в окно, откуда открывался вид на внутренний двор, сараи, конюшни, огород, кладбище и колодезную башню. Все это скоро перейдет к графу. Она же станет для него лишь милым украшением. Но разве у нее был выбор?

Тут взгляд ее остановился на надгробных плитах. Одна из них еще сверкала белизной в лучах восходящего солнца, лишь несколько маков цвели на свежей могиле. Там покоился бывший казначей, Мартин фон Хайдельсхайм. В рыхлой земле копались две растрепанные вороны.

Агнес вспомнила, как они обнаружили мертвого казначея и каким образом он был убит. Учитывая, насколько глубоко вошли в тело дорогие, с орлиным оперением болты, легко было заключить, что убийца стоял довольно близко. Значит, Хайдельсхайм узнал преступника. Или не подозревал об исходившей от него опасности…

Агнес уставилась в пустоту. Что там граф сказал насчет раскопок?

Произошла небольшая, скажем так, заминка.

Обе вороны с шумом взлетели с надгробной плиты.

– Какое счастье, что отец не выдал меня за нашего казначея Хайдельсхайма, – невозмутимо проговорила Агнес, глядя в окно. – Иначе вы так и остались бы ни с чем. Вы ведь его помните?

– Тот вероломный малый, что взял да и сбежал от вас?

– Не совсем так. Его в итоге нашли зарытым в яме, с арбалетным болтом в горле.

Агнес повернулась к графу. Тот, скривив губы в сочувственной улыбке, вздохнул:

– Какая жалость!.. Но в этих местах не так уж безопасно. Любой может стать жертвой грабителей и убийц. Некоторые слишком далеко заходят в лес, что-то ищут и в итоге не находят ничего… – Шарфенек говорил очень тихо, голос его ножом рассекал воздух. – Я бы на вашем месте тоже не углублялся в леса, милая Агнес. Поистине жаль было бы ваше прекрасное личико.

Граф смерил Агнес долгим взглядом, улыбка застыла на его лице. В конце концов он рассмеялся, и гроза миновала.

– Ну что мы все о мертвых! – продолжил он доброжелательно. – Поговорим лучше о живых.

Шарфенек встал и прошел к полке, на которой стоял кувшин с вином и пара хрустальных бокалов. Напевая себе под нос, разлил вино и протянул Агнес один из бокалов.

– Ты смышленое дитя, Агнес. Смышленое и любознательное, – сказал он доверительным тоном. – Даже удивительно, при таком-то непробиваемом отце… Тебе следует с гордостью носить имя Шарфенеков.

Рука с такой силой впилась в бокал, что Агнес испугалась, как бы он не треснул.

– Я никогда не стану Шарфенек, – ответила она холодно. – Я навсегда останусь хозяйкой Трифельса.

Граф удивленно вскинул брови:

– Хозяйка Трифельса? Поистине почетный титул. По-моему, ты наконец начала взрослеть. – Он с улыбкой поднял бокал: – Тогда за хозяйку Трифельса. И сокровища норманнов, которые мы скоро отыщем!

Агнес не стала чокаться. Она поднесла к губам бокал с крепким красным вином и осушила его одним глотком.

Вино по вкусу походило на кровь.

Матис устало наблюдал за жирной мухой, что нарезала широкие круги по камере. Как и он сам, насекомое, видимо, одурело от летнего зноя. С яростным гулом муха несколько раз врезалась в стену и в конце концов шлепнулась на устланный грязной соломой пол. Из щели между досками выскочил большой паук и скрылся с добычей в темном углу.

Матис прислонился к стене и закрыл глаза, но о том, чтобы уснуть, нечего было и думать. Он уже целый день изнывал на знойном чердаке сторожки. Сквозь зарешеченное окошко долгое время заглядывало яркое солнце, но и оно уже скрылось за городскими стенами. Близился вечер, и Матис невольно припомнил, как несколько месяцев назад сидел в узилище Трифельса. Ему пришлось провести там много дней и ночей, и все-таки тогда он не чувствовал себя так одиноко, как теперь в Анвайлере.

Его заперли в прославленной «сушилке» – обитой железом камере над сторожкой у нижних ворот. Зимой здесь слюна леденела во рту, а летом под жестяной крышей стояла адская жара. После этой камеры любой задира и дебошир становился шелковым.

Несмотря на духоту в камере, Матиса била дрожь. В него закрадывался страх. Похоже, в этот раз ему уж точно не выбраться. Приговор его был, в общем-то, уже оглашен: он повинен в смерти городского наместника. А если станет отпираться, то палач из соседнего Квайхамбаха просто вывернет ему все кости из суставов, подвесив к ногам тяжелые булыжники. Матис уже видел, как мастер Якоб тащил к виселице расхитителя церковных пожертвований. Упрямец даже идти не мог самостоятельно – его конечности волочились, точно у куклы, которой обрезали нити. А сам он долго ли сможет выносить пытки? Или легче сразу признаться и тем самым обеспечить себе быструю и безболезненную смерть?

Матис застонал и провел языком по пересохшим губам. Никогда в жизни ему не хотелось так пить! Похмелье с прошлой ночи еще не прошло, да и жара высушила его, как яблоко. Вероятно, советники Анвайлера надеялись таким образом быстрее добиться признания.

«Я нужен им, – подумал Матис. – Только если я признаюсь, городская знать оградит себя от подозрений, и герцог останется доволен».

Всего несколько лет назад горожане Анвайлера взбунтовались против герцога, и дело едва не дошло до войны. С тех пор назначенный герцогом Бернвард Гесслер правил в городе железной рукой. Ужасное убийство навело бы на подозрение, что жители снова замышляют восстание.

В сотый раз Матис подошел к зарешеченному окошку с восточной стороны и взглянул поверх городских крыш на гору Зонненберг, на которой возвышался Трифельс. Недосягаемо далекий… И зачем он только согласился пойти в Анвайлер? В крепости его ждали Агнес, мать, маленькая сестра, отец…

Отец.

Матис почувствовал тяжесть в груди при мысли о том, что отец при смерти лежал в постели. Жив ли он еще? Матис столько рассказал бы ему… Ганс Виленбах мог бы гордиться сыном! Юноша стиснул зубы. Теперь домочадцы в лучшем случае смогут помахать ему на прощание, пока он будет болтаться на виселице.

Матис развернулся, заслышав шаги по скрипучей лестнице, что вела на чердак. Затем послышался грохот и крики. Видимо, в знаменитую «сушилку» привели очередного постояльца.

– Пустите меня, сволочи! – донесся низкий голос. – Я и сам идти могу!

Матис вздрогнул, узнав голос. То был его друг, старый орудийщик Ульрих Райхарт.

В следующее мгновение дверь распахнулась и стражники втолкнули в камеру упрямого арестанта. Изрыгая проклятия, тот рухнул на пол, и дверь за его спиной с грохотом захлопнулась. Пару секунд Райхарт полежал на полу, а потом поднялся и взглянул на Матиса.

Старый орудийщик скалился во весь рот.

– Ну вот, – проворчал он и отряхнул пыль с разодранных штанов. – Не так-то просто было попасть сюда. Только если хорошенько их разозлить, стражники переселят тебя из подвала в «сушилку». Но «вонючего ослиного выродка» мало кто стерпит…

Он подмигнул своему юному другу. Матис устало улыбнулся.

– Рад, что ты решил составить мне компанию, Ульрих. Только должен предупредить – жара здесь и впрямь невыносимая.

– Значит, хорошо, что мы надолго тут не задержимся.

Райхарт снова ухмыльнулся, а Матис уставился на него в недоумении:

– Что… что ты имеешь в виду?

– Ну, ты же не думаешь, что я горю желанием испечься тут, как лягушка? Из подвала сбежать невозможно, а здесь все не так безнадежно.

Райхарт поднялся и обошел тесную квадратную камеру. При этом он осторожно простукивал обитый железом потолок. Участок в дальнем углу отозвался гулким отзвуком.

– Ага, – орудийщик удовлетворенно кивнул. – Видимо, про это место они и толковали.

– Кто? – растерянно спросил Матис. – Какое место?

– Матис, Матис… – Ульрих нетерпеливо покачал головой. – Может, для тебя это и открытие, но ты не после штурма стал образцом для множества здешних бедняков. Народ до сих пор рассказывает, как ты помог сбежать Пастуху-Йокелю и одурачил наместника. Ты одолел страшенного Черного Ганса. А теперь тебя славят еще и за то, что кровопийца Гесслер наконец отправился в ад… Матис, ты герой. Пойми это наконец.

– Но я же не…

– Передо мною можешь не выгораживаться, – отмахнулся Райхарт. – Ублюдок только того и заслуживал, чтоб ему голову разнесли.

Тут он заговорщически понизил голос:

– Но когда выберемся, за стаканчиком-другим вина расскажешь, как ты ухитрился пронести в город аркебузу. Не так-то просто было, а?

Матис вздохнул и не стал спорить. Это было бесполезно. Люди считали его убийцей наместника, и с этим уже ничего нельзя было поделать.

– Говоришь, кто-то подстроит нам побег? – спросил он через некоторое время.

Райхарт кивнул.

– Здесь частенько запирают бунтующих крестьян, чтобы образумились. В прошлый раз, недели три назад, городской совет отправил в «сушилку» несколько человек из Вальдрорбаха. Побег подготовили заранее, но в последний момент их переправили в Шпейер и вздернули в назидание горожанам. – он ухмыльнулся и показал в потолок. – Тем лучше для нас. От чистого неба нас отделяет лишь тонкий лист жести. Сегодня ночью следует ждать гостей.

Матис до того оторопел, что едва мог поверить в свое счастье.

– Это… что, правда? – вырвалось у него через некоторое время. – То есть совсем скоро мы можем вернуться в крепость и…

Но при мысли, что теперь наряду с мятежом ему ставили в вину еще и вероломное убийство, по лицу его пролегла тень.

– Впрочем, теперь от Эрфенштайна нечего ждать милосердия, как думаешь?

Ульрих прокашлялся.

– Мне… удалось подслушать разговор, – начал он нерешительно. – Скверные из Трифельса вести, Матис. Господина наместника… его больше нет.

– Нет?.. – Матис потрясенно покачал головой – события разворачивались с невероятной быстротой. – Но как такое возможно? – спросил он. – Я не думал, что он так тяжело ранен!

– Видимо, лихорадка сразила его крепче, чем мы думали. Он умер на рассвете. Его дочь все время была с ним.

«И меня не оказалось рядом, чтобы ее утешить!» – пронеслось в голове у Матиса.

Ульрих прикусил губу, не решаясь договорить.

– Видно, это не единственная плохая новость? – спросил Матис глухим голосом.

Орудийщик кивнул:

– Верно. Разговор, что я подслушал, шел между стражниками и… – он тяжело вздохнул, – и твоей матерью. Стражники не пустили ее к тебе – приказ совета. При том, что она плакала и умоляла, с маленькой дочкой на руках… Черви бумажные, чтоб их!

Ульрих сплюнул на пол и посмотрел на юного оружейника. Матис знал, что теперь последует.

– Твой отец тоже скончался этой ночью. Говорят, он звал тебя.

– Господи…

Опустошенный, Матис сполз по стене и сел на полу, покрытом навозом, мышиным пометом и мякиной. Затем подтянул к себе колени и уставился в потолок. В свете заходящего солнца медленно закручивался столб пыли.

Почему меня не было рядом? Почему?

– Твой отец был стар и болен, Матис, – попытался утешить его Райхарт. – Не вчера, так завтра или послезавтра он все равно покинул бы нас. Рано или поздно каждому приходит срок.

Матис вспоминал отца, каким знал его еще ребенком. Большой и могучий, Ганс Виленбах неодолимым великаном стоял у наковальни. Наместник Эрфенштайн тоже был непобедимым – благородный рыцарь и его верный оружейник! И вот оба они мертвы.

– Отец и наместник, – начал Матис тихим голосом, прикрыв глаза. – Они жили в иное время. Я думал, в новое время будет лучше, но, Господи, я не знаю… Правда не знаю.

Он погрузился в задумчивое молчание, и Ульрих не стал его беспокоить. Солнце наконец скрылось за горизонтом. В камере воцарилась тьма, и с ней пришла приятная прохлада. Матис сидел с закрытыми глазами, но не спал.

Почему меня не было рядом?

Примерно за два часа до полуночи послышался тихий шорох, словно мышь семенила по крыше. Кто-то расчистил над ними черепицу и сдвинул в сторону стропила, после чего принялся осторожно дырявить жестяной лист. Матис поднял голову и различил в потолке крошечное отверстие, сквозь которое виднелись звезды.

– А, вот и они! – с облегчением сообщил Райхарт и потер усталые глаза. – Я уж думал, они про нас позабыли.

Отверстие становилось все больше. Потом кто-то отогнул в сторону кусок жести, и, освещенное факелом, в камеру просунулось бородатое, обрамленное растрепанными волосами лицо.

Это был Пастух-Йокель.

– Добрый вечер, Матис, – произнес он с ухмылкой. – Я же говорил, что в долгу не останусь. В этот раз мне приходится спасать твою шкуру. Теперь очередь за тобой.

Он захихикал, точно после удачной шутки. За его спиной послышался тихий шепот. Затем в камеру спустилась веревка.

– Пошевеливайтесь! – прошипел Йокель. – Двое стражников у ворот на нашей стороне. Но за тех, что в сторожке, я не могу поручиться. Толстяк Маркшильд и прочие советники задницу им надерут, если заметят, что вы смылись.

Между тем помощники Йокеля расширили отверстие так, чтобы пролез взрослый человек. Матис взялся за веревку и подтянулся. Больно расцарапав бок об острые края, он выбрался на крышу. Следом пыхтел Райхарт.

Рядом с Йокелем в свете луны стояли еще два крестьянина. Матис знал обоих в лицо. Одному из них ландскнехты Шарфенека недавно растоптали лошадьми посевы. Второй был отцом мальчишки, которого Гесслер весной отправил на виселицу. Редкие седые волосы и немногочисленные пеньки зубов состарили его раньше времени. Тощий мужчина стиснул дрожащей ладонью руку Матиса.

– Все крестьяне благодарны тебе за то, что ты наконец вышиб дух из этого кровопийцы, – прошептал он. – Добро пожаловать в наши ряды, оружейник!

Матис промолчал. Он взглянул на Пастуха-Йокеля. Тот с улыбкой указал поверх крыш за городскую стену, в сторону чернеющей полосы леса.

– Нас с каждым днем становится больше, Матис, – сказал Йокель, и глаза у него заблестели. – Крестьяне и батраки, а с ними кожевники, ткачи, пастухи, живодеры и беглые монахи. Вся Германия нынче как бочка пороха с горящим фитилем. Мы живем в лесах и дожидаемся дня, когда сможем наконец выступить. Долго это не протянется, вот увидишь. Власти рыцарей, священников, герцогов и князей наступит конец!.. – Он понизил голос и огляделся, словно стоял перед широкой публикой. – Долгое время я рассчитывал на помощь горожан. Но вы же помните, к чему это привело. Что ж, придется нам, простым людям, самим решать свою судьбу!

– Адам был пахарь, пряхой – Ева, кто был король, кто – королева? – в унисон, точно молитву, прошептали оба крестьянина.

Старый орудийщик Ульрих согласно кивнул.

– Ты был прав, Матис, когда говорил, что времена меняются, – проговорил он и отечески похлопал юношу по плечу: – Грядут новые времена, и двум орудийщикам вроде нас найдется применение. Наместник Эрфенштайн был хорошим господином, но таких почти не осталось. Так что теперь мы сами себе хозяева.

Матис снова устремил взор в сторону леса. Сколько же их там томилось в ожидании, вооруженных косами, рогатинами и цепами? Сотня? Две сотни? Может, даже больше? Вот то, чего он так страстно желал. И все-таки на душе было тяжело. Казалось, он только теперь осознал, что им придется отстаивать свои права. Потом, слезами и кровью. Реками крови… Ему вспомнился первый выстрел в лесу из украденной аркебузы. Громоподобный выстрел, превративший человека в кровавое месиво.

Грядут новые времена.

Матис поймал на себе выжидательный взгляд Йокеля и крестьян.

– Что же ты медлишь? – с недоверием спросил пастух. – Или хочешь обратно в «сушилку», чтобы жирные торгаши завтра тебя повесили?

Юноша помотал головой. «Разве у меня есть выбор?» – подумал он и поспешил за остальными. Перескакивая с крыши на крышу над узкими улочками Анвайлера, они двинулись к городской стене.

Вдали молча ждал лес – точно шеренга суровых, готовых на все солдат.