Тьма чернее ночи Коннелли Майкл

39

Аннабел Кроу шла к свидетельской трибуне, и все взгляды в зале устремились на нее. Она была потрясающе хороша, но в движениях сквозила какая-то неловкость. Из-за этого Аннабел казалась и зрелой, и юной одновременно, что делало ее еще очаровательнее. Лэнгуайзер приготовилась задавать вопросы. Она подождала, пока Кроу сядет, прежде чем самой подойти к трибуне.

Босх едва заметил появление последнего свидетеля обвинения. Он сидел, опустив глаза, погруженный в размышления о встрече с двумя агентами ФБР. Они уже взяли след и понимали, что, если арестовать Босха по делу Ганна, то пресса не отстанет. Они могли начать действовать в любой момент.

Лэнгуайзер быстро проскочила этап общих вопросов, установив, что Кроу – начинающая актриса, участвовала в нескольких постановках и рекламных кампаниях, а также сыграла небольшую роль в художественном фильме, еще не вышедшем на экран. Ее история подтверждала, как трудно добиться успеха в Голливуде, – сногсшибательная красавица, оказавшаяся всего лишь одной из множества красавиц в большом городе. Она все еще жила на деньги, присылаемые родителями из Альбукерка.

Лэнгуайзер перешла к более серьезным вопросам, касающимся ночи четырнадцатого апреля прошлого года, когда Аннабел Кроу отправилась на свидание с Дэвидом Стори. После краткого описания обеда и напитков, которыми пара наслаждалась в «Дэн-Тана» в Западном Голливуде, Лэнгуайзер перешла ко второй половине вечера, когда Аннабел вместе со Стори отправилась в его дом на Малхолланд-драйв.

Кроу показала, что они вдвоем выпили целый кувшин коктейля на террасе его дома, после чего отправились в спальню.

– И вы пошли по доброй воле, мисс Кроу?

– Да.

– Вы вступили в сексуальные отношения с обвиняемым?

– Да.

– По обоюдному согласию?

– Да.

– Произошло ли что-то необычное, когда вы вступили в сексуальные отношения с обвиняемым?

– Да, он начал душить меня.

– Он начал вас душить. Как это было?

– Ну, я, наверное, в какой-то момент закрыла глаза, и мне показалось, что он изменил позу или передвинулся. Он был на мне, и я почувствовала, как его рука скользнула мне под шею и он вроде как приподнял мою голову с подушки. Потом я почувствовала, как он что-то надевает мне…

Она умолкла и прижала руку к губам, явно стараясь сохранить спокойствие.

– Не торопитесь, мисс Кроу.

Казалось, свидетельница с трудом сдерживает слезы. Наконец она опустила руку и взяла стаканчик с водой. Отпила из него, потом, снова собравшись с духом, посмотрела на Лэнгуайзер:

– Почувствовала, как он что-то надевает мне через голову на шею. Я открыла глаза. Он затягивал у меня на шее галстук.

Она замолчала и снова отпила воды.

– Вы можете описать этот галстук?

– С рисунком. Синие ромбы на пурпурном фоне. Я его хорошо запомнила.

– Что произошло, когда обвиняемый крепко затянул галстук у вас на шее?

– Я начала задыхаться! – резко ответила Кроу, словно вопрос был глупым, а ответ – очевидным. – Он душил меня. И продолжал… двигаться во мне… я пыталась бороться, но он был гораздо сильнее.

– Он что-нибудь сказал при этом?

– Он все твердил: «Я должен это сделать, я должен это сделать», и тяжело дышал… и продолжал заниматься со мной сексом. Он говорил сквозь зубы. Я…

Она снова замолчала, по ее щекам потекли слезы – одна слезинка за другой. Лэнгуайзер подошла к столу обвинения и достала пачку салфеток.

– Вы позволите, ваша честь?

Судья разрешил ей подойти к свидетельнице и подать салфетки. Затем Лэнгуайзер вернулась к трибуне. В зале суда было тихо, слышались только всхлипы свидетельницы. Лэнгуайзер нарушила молчание:

– Мисс Кроу, вам нужно время?

– Нет, все нормально. Спасибо.

– Вы потеряли сознание, когда обвиняемый начал вас душить?

– Да.

– Что вы помните дальше?

– Я очнулась в его постели.

– Он был с вами?

– Нет, но я слышала, как льется вода. В ванной рядом со спальней.

– Что вы сделали?

– Встала, чтобы одеться. Я хотела уйти до того, как он выйдет из душа.

– Ваша одежда была там, где вы ее оставили?

– Нет. Я нашла ее в пакете – знаете, как в продовольственных магазинах – возле двери спальни. Я надела белье.

– В ту ночь у вас была с собой сумочка?

– Да. Она тоже была в пакете, хотя открытая. Я заглянула. Оказалось, что он забрал ключи. Я…

Фауккс выразил протест, заявив, что ответ подразумевает факты, не представленные в качестве доказательства, и судья удовлетворил протест.

– Вы видели, как обвиняемый брал ключи из вашей сумочки? – спросила Лэнгуайзер.

– Вообще-то нет. Но они были в сумочке. И я их не доставала.

– Хорошо, значит, некто – некто, кого вы не видели, потому что были без сознания, – забрал ваши ключи, правильно?

– Да.

– Хорошо. Где вы нашли ключи, когда поняли, что в сумочке их нет?

– Они лежали на письменном столе рядом с его собственными ключами.

– Вы закончили одеваться и ушли?

– На самом деле я так перепугалась, что просто схватила одежду, ключи и сумочку и выскочила оттуда. Одеваться я закончила за порогом. Потом побежала по улице.

– Как вы попали домой?

– Сначала я бежала, потом устала и довольно долго шла по Малхолланд, пока не добралась до пожарного депо, возле которого оказался телефон-автомат. Я вызвала такси и поехала домой.

– Вы позвонили в полицию, когда попали домой?

– М-м… нет.

– Почему же, мисс Кроу?

– Ну, по двум причинам. Когда я попала домой, Дэвид как раз оставлял сообщение на моем автоответчике, и я взяла трубку. Он извинился и сказал, что увлекся. Мол, думал, что удушье усилит мое удовлетворение во время секса.

– Вы поверили ему?

– Не знаю. Я растерялась.

– Вы спросили его, зачем он сложил вашу одежду в пакет?

– Да. По его словам, он решил везти меня в больницу, если я не очнусь к тому времени, как он выйдет из душа.

– Вы спросили его, почему он пошел принимать душ, прежде чем отвезти потерявшую сознание женщину в больницу?

– Не спросила.

– Вы спросили его, почему он не вызвал врача?

– Нет, я не подумала об этом.

– В чем заключалась вторая причина, по которой вы не позвонили в полицию?

Свидетельница уставилась на сжатые на коленях руки.

– Ну, я была сбита с толку. После того как он позвонил, я уже не знала, что и думать. Понимаете, пытался ли он убить меня или… пытался доставить мне удовольствие. Не знаю. Столько ходит разговоров насчет людей из Голливуда и странного секса. Может быть… не знаю, я просто не крутая и вообще отстала от жизни.

Она не поднимала глаз, по щекам скатились еще две слезинки. Босх видел, как капля упала на воротник шифоновой блузки, оставив мокрое пятнышко.

– Когда же вы рассказали полиции о том, что произошло в ту ночь между вами и обвиняемым? – очень тихо спросила Лэнгуайзер.

Аннабел Кроу ответила еще тише:

– Когда прочитала, что его арестовали за убийство Джоди Кременц и что она задушена.

– Тогда вы и обратились к детективу Босху?

Она кивнула:

– Да. И я поняла, что… если бы я тогда сразу позвонила в полицию, то, может быть, та бедняжка…

Не договорив, Аннабел Кроу схватила салфетки из коробочки и разрыдалась. Лэнгуайзер сообщила судье, что закончила допрос. Фауккс заявил, что проведет перекрестный допрос, но предложил сделать это после перерыва, за время которого свидетельница сможет взять себя в руки. Судья Хоктон согласился и объявил пятнадцатиминутный перерыв.

Босх остался в зале суда, наблюдая за Аннабел Кроу, которая рылась в коробочке с салфетками. Она уже не казалась красавицей. Лицо красное, глаза распухли. Босх подумал, что свидетельница была убедительна, но ведь она еще не сталкивалась лицом к лицу с Фаукксом. От ее поведения во время перекрестного допроса будет зависеть, поверят ли ей присяжные.

Вернувшись, Лэнгуайзер сказала Босху, что у входа в зал какой-то человек хочет поговорить с ним.

– Кто?

– Я не спросила. Просто услышала его разговор с полицейскими, когда входила. Они его не пускали.

– В костюме? Чернокожий?

– Нет, обычная одежда. Ветровка.

– Приглядывай за Аннабел. И хорошо бы найти еще салфетки.

Босх встал и пошел к дверям, проталкиваясь через толпу, возвращающуюся в зал в конце перерыва. В какой-то момент он лицом к лицу столкнулся с Руди Таферо. Босх шагнул вправо, чтобы обойти его, а Таферо шагнул влево. Так они топтались туда-сюда, и Таферо широко улыбался. Наконец Босх остановился и не двигался, пока Таферо не прошел мимо.

В коридоре он огляделся, однако никого не заметил. Потом из мужского туалета вышел Терри Маккалеб, и они кивнули друг другу. Босх остановился у перил перед одним из окон во всю высоту здания, выходившим на площадь.

– У меня всего минуты две, потом мне надо вернуться.

– Я только хотел узнать, можем ли мы поговорить сегодня после суда. Кое-что произошло.

– Я знаю, что кое-что произошло. Сюда сегодня явились двое агентов.

– Что ты им сказал?

– Послал куда подальше. Это их взбесило.

– Федеральные агенты плохо понимают такой язык. Тебе следовало бы это знать, Босх.

– Угу, я плохой ученик.

– Поговорим после суда?

– Я буду поблизости. Если Фауккс не размажет свидетельницу, тогда не знаю. Вероятно, нашей команде придется куда-нибудь забиться, чтобы зализать раны.

– Ладно, я буду болтаться здесь, посмотрю телевизор.

– Пока.

Босх вернулся в зал суда, размышляя, что же Маккалеб так быстро раскопал. Присяжные вернулись, и судья дал Фаукксу сигнал начинать. Адвокат вежливо подождал, пока Босх займет место за столом обвинения. Потом начал:

– Итак, мисс Кроу, играть роли – ваше постоянное занятие?

– Да.

– А сегодня вы играете роль?

Лэнгуайзер сразу же выразила протест, сердито обвинив Фауккса в издевательстве над свидетелем. Босху ее реакция показалась чересчур резкой, но он понимал, что эта резкость должна дать Фаукксу понять: обвинение будет защищать свою свидетельницу зубами и когтями. Судья отклонил протест, заявив, что Фауккс не преступил рамки перекрестного допроса свидетеля, враждебного его клиенту.

– Нет, я не играю, – убедительно ответила Кроу.

Фауккс кивнул.

– В своих показаниях вы сказали, что провели в Голливуде три года.

– Да.

– Если я правильно посчитал, вы говорили о пяти оплачиваемых работах. Что-нибудь еще?

– Пока нет.

Фауккс кивнул:

– Хорошо быть оптимистом. Очень трудно прорваться, не так ли?

– Да, очень трудно.

– Но сейчас вас показывают по телевизору?

Кроу на мгновение замялась, поняв, что ей расставлена ловушка.

– Как и вас, – ответила она.

Босх едва не улыбнулся. Она дала лучший ответ из всех возможных.

– Давайте поговорим об этом… случае, который якобы произошел с вами и мистером Стори, – сказал Фауккс. – Ведь, в сущности, вы все придумали, прочитав в газетах об аресте Дэвида Стори, правильно?

– Нет, не правильно. Он пытался убить меня.

– Это вы так говорите.

Лэнгуайзер встала, чтобы выразить протест, но судья сам велел Фаукксу не высказывать подобные замечания вслух. Адвокат продолжил:

– Итак, после того, как мистер Стори будто бы придушил вас вплоть до потери сознания, у вас на шее образовались синяки?

– Да, синяки не сходили почти неделю. Мне пришлось сидеть дома. Я не могла ходить на пробы.

– И вы сфотографировали синяки, чтобы подтвердить их существование, правильно?

– Нет, я этого не сделала.

– Но вы показывали синяки агенту и друзьям, не так ли?

– Нет.

– А почему?

– Потому что не думала, что мне придется что-то доказывать. Я просто хотела, чтобы все закончилось, и не хотела, чтобы кто-либо знал.

– Значит, насчет синяков мы должны верить вам на слово, правильно?

– Да.

– Равно как мы должны просто поверить вам на слово во всем, что касается данного случая?

– Он пытался убить меня.

– Вы показали под присягой, что именно в тот момент, когда вы добрались домой в тот вечер, Дэвид Стори как раз оставлял запись на вашем автоответчике, верно?

– Да.

– И вы взяли трубку, чтобы поговорить с человеком, который, по вашим словам, пытался нас убить. Я правильно понял?

Фауккс сделал жест, будто поднимая трубку. И не опускал руку, пока она не ответила.

– Да.

– И вы сохранили эту запись, чтобы документально подтвердить его слова и то, что с вами произошло, так?

– Нет, я стерла запись. Случайно.

– Случайно. Вы хотите сказать, что не сменили кассету в автоответчике и в конце концов стерли запись?

– Да. Я не хотела, но забыла и случайно стерла ее.

– То есть вы забыли, что кто-то пытался вас убить, и стерли запись?

– Нет, я не забыла, что он пытался убить меня. И никогда не забуду.

– Поскольку записи не осталось, мы опять же должны верить вам на слово, правильно?

– Правильно.

В ее голосе прозвучал вызов. Но Босху он показался каким-то жалким. Все равно что орать «Да пошел ты!» в реактивный двигатель. Он понимал, что ее сейчас затянет в этот двигатель и разорвет на куски.

– Итак, вы показали под присягой, что вам помогают родители и что вы зарабатываете кое-какие деньги как актриса. Существуют ли иные источники дохода, о которых вы нам не рассказали?

– Ну… в общем-то нет. Деньги мне присылает и бабушка. Но не слишком часто.

– Что-нибудь еще?

– Нет.

– Мисс Кроу, а разве вы не берете иногда деньги у мужчин?

Последовал протест со стороны Лэнгуайзер, и судья подозвал юристов на консультации. Все время, пока длилось совещание, Босх наблюдал за Аннабел Кроу, изучал ее лицо. На нем еще оставался вызов, но появился и страх. Она понимала, что происходит. Босх решил, что Фауккс нащупал что-то серьезное. Что-то, что повредит ей и, следовательно, делу.

Консультации закончились, Крецлер и Лэнгуайзер вернулись на свои места за столом обвинения. Крецлер наклонился к Босху.

– Мы пропали, – прошептал он. – У него есть четыре человека, готовые подтвердить, что платили ей за секс. Почему мы об этом не знали?

Босх не ответил. Обеспечить свидетельницу поручили ему. Он подробно расспросил ее о личной жизни и проверил отпечатки пальцев по архивам. Все было чисто. Если ее никогда не ловили на проституции и она отрицала какую-либо преступную деятельность, Босх ничего не мог поделать.

Вернувшись на трибуну, Фауккс перефразировал вопрос:

– Мисс Кроу, вы когда-либо брали деньги у мужчин в обмен на секс?

– Нет. Это ложь.

– Вы знаете человека по имени Эндрю Сноу?

– Знаю.

– Если бы он показал под присягой, что платил вам за сексуальные отношения, он бы солгал?

– Да.

Фауккс назвал еще трех мужчин, и с ними повторилось то же самое: Кроу признавала, что знает их, но отрицала, что когда-либо вступала с ними в связь.

– Значит, вы брали у этих мужчин деньги, но не за секс? – спросил Фауккс.