Штрафники Василия Сталина Кротков Антон
Проблема разрешилась самым на следующий день и самым неожиданным образом. Утром, когда Борис был у самолётов, ему сообщили, что его срочно желает зачем-то видеть майор Бурда. Борис удивился: что за надобность особисту говорить с ним сейчас. Несколько предыдущих дней особист пил по-чёрному, и теперь мучился похмельем. Осоловело взглянув на вошедшего командира группы, Игнат Петрович угрюмо поинтересовался:
– Что за шлюху вы притащили из города?! Мало вам местных публичных домов!
В комнате, помимо майора находились трое китайцев в одинаковых желтовато-зелёных френчах без знаков различия. Лицо одного из них показалось Борису очень знакомым. Очень он напоминал одного из тех похитителей, которых они с Лёней спугнули, спасая Мэй. Впрочем, он мог и ошибаться, ибо на неискушённый взгляд европейца китайцы почти все на одно лицо.
Оказалось, гости служат в китайской военной контрразведке. Через пришедшего с ними переводчика китайцы потребовали, чтобы Нефёдов немедленно сообщил, где он прячет опасную шпионку. Некий информатор на авиабазе «слил» им информацию о разыскиваемой персоне. Однако контрразведчики опоздали. Выяснилось, что они только что осмотрели дом, в который Нефёдов поселил Мэй, но женщины там не оказалось! Для Бориса самого такой поворот событий оказался неожиданным. Он честно заявил, что не «перепрятывал» даму. Ёрзающий на табурете Бурда тут же предложил китайским товарищам помощь. Была поставлена на уши аэродромная комендатура. Триста солдат батальона охраны буквально метр за метром прочесали всю территорию авиабазы и её окрестности, но безрезультатно.
Тогда по требованию китайцев Борис согласился указать им место, куда он по просьбе Мэй спрятал её вещи. Чекисты Мао сразу оживились и даже заулыбались, давая понять Нефёдову, что если вещички пропавшей дамочки найдутся, то дело можно замять без лишнего шума. Борис провёл визитёров в каптерку, где его подчинённые хранили свои чемоданы. И снова всех ожидал неприятный сюрприз: саквояжа Мэй здесь не оказалась. После такого облома китайцы пришли в ярость. Как Бурда не старался их ублажить, отстоять Нефёдова ему не удалось. Бориса запихнули в «воронок» и повезли в город.
В полицейском участке с лётчика сняли отпечатки пальцев, сфотографировали. После окончания этих процедур, на русского лётчика вдруг надели наручники. Этого и следовало ожидать. Борису отчего-то вспомнился повешенный лётчик на краю поля, подумалось, что в этой азиатской стране даже высокое покровительство сына Сталина может не спасти от крайне печального финала истории.
Немногословный чиновник пояснил через переводчика Нефёдову и примчавшемуся за ним вслед майору Бурде, что он прекрасно осведомлён об особом статусе советских военных в Манчжурии, но данный случай совершенно особый, и он, мол, действует строго в соответствии со специальной инструкцией. На Игната Петровича было жалко смотреть. Он пошёл красными пятнами, взмок и дышал так, словно вот-то собирался окочуриться от сердечного приступа. Бурда головой отвечал перед Василием Сталиным за выполнение порученного задания. Все его уговоры решить дело полюбовно натыкались на абсолютное равнодушие коллеги-азиата. Казалось, неприступный вид китайца не оставлял майору ни малейшего шанса договориться с ним.
У них тоже своего бардака хватает – шепнул Борису на ухо Бурда. – Пока они с тобой будут разбираться, я проинструктируюсь с Москвой. Ты главное ничего не подписывай. Тверди, мол, просто баба тебе понравилась, кто ж знал, что она, б… такая, шпионкой окажется.
Начался допрос, который продолжался без перерыва часов десять-двенадцать. Когда следователь и переводчик уставали, они поднимались и выходили из кабинета, а им на смену являлись новые. Такая карусель могла продолжать сколько угодно долго, вплоть до полного изнеможения подследственного. Чувствовался знакомый почерк лубянских костоломов. Похоже, Советский союз не только снабжал китайских коммунистов оружием, но и делился с ними передовым опытом своих спецслужб.
Однако, на следующее утро Бориса неожиданно освободили. Перед тем как его выпустить, с ним встретился приехавший в полицейский участок северокорейский чунг-йва (подполковник). Его офицерская форма практически ничем не отличалась от советской, к тому же он неплохо разговаривал по-русски, и вообще казался своим парнем. И в самом деле, кореец явно симпатизировал русским лётчикам, которых всех без исключения считал героями, жертвующими своими жизнями во имя спасения его родины. Подполковник был очень откровенен. Он рассказал Борису, что Мэй исчезла с охраняемой авиабазы при очень загадочных обстоятельствах. Никто из дежуривших на КПП солдат не видел, как она уходила. В комнате же, где она находилась до самого своего исчезновения, контрразведчики обнаружили гипсовую женскую статуэтку с символично отбитой головой. Подобный почерк очень характерен для местных мафиози из Триады.
А чтобы русский лётчик знал, за кого он по незнанию вступился, кореец рассказал, что муж Мэй никогда не был адвокатом. В сороковые года он состоял личным врачом и ближайшим советником при начальнике одного из филиалов японской военной полиции Кемпей-тай. Эта организация в годы Второй мировой войны прославилась своими зверствами на оккупированных японцами территориях – пытками, допросами, «зачистками» территорий, во время которых сотни тысяч людей обезглавливались карателями из Кемпей-тай с помощью самурайских мечей, живьём закапывались в землю, сжигались в своих домах.
Не брезговали японские гестаповцы и откровенно бандитскими методами для получения разведывательной информации и личного обогащения. Неограниченная и неподконтрольная власть всегда порождает грандиозные злоупотребления. Боссы Кемпей-тай занимались транспортировкой наркотиков, подделкой валют, торговлей «живым товаром». По приказу высокопоставленных офицеров этой спецслужбы брались в заложники бизнесмены, особенно европейцы и члены их семей, – все, кто не успел в период стремительного наступления японских войск эвакуироваться с семьями из Харбина, Пекина, Шанхая, Нанкина, Гонконга, Сингапура и других крупных деловых центров Азиатского мира. Переместившись из офиса в пыточные застенки, предприниматели готовы были отдать палачам всё, чем владели, лишь бы избежать утончённо-зверских азиатских пыток. Самых несговорчивых армейские хирурги из специальных подразделений военной полиции подвергали вивисекции54. Не удивительно, что к концу войны босы Кемпей-тай и люди из их ближайшего окружения сделались баснословно богаты. И естественно, мафия, как впрочем и нуждающиеся в средствах коммунисты, охотились за тайными миллионами перешедших после поражения Японии на нелегальное положение военных преступников…
Вернувшись на аэродром, Борис принял решение как можно быстрее лететь на фронт – подальше от местных мафиози и контрразведчиков. Вечером накануне отлёта его зачем-то под большим секретом вызвал на разговор в уединённое место Лёня Красавчик. Каково же было удивление Бориса, когда он увидел крадущегося в сумерках «Одессу» с пропавшим чемоданчиком китаянки в руке.
– Ты что сдурел? – набросился на подчинённого Нефёдов. – Эта штука пострашнее мины будет. – Убери это к Богу в рай… Или, знаешь что, давай-ка подбросим её китайцам. Они за этим чемоданчиком давно охотятся.
– Да разве от такого можно отказываться! – изумился «Одесса», преданно тараща на командира свои хитрые глазки. Он расстегнул саквояж. Чемоданчик оказался туго набитым пачками каких-то бумаг.
– К чему нам это? – Борис слегка пнул чемоданчик носком ботинка.
– Вэй з мир!55 – вырвалось у потрясённого Лёни. – Ви меня извините, командир, но я вам изумляюсь. Это же акции!
– Ну и что? Что мы, маклеры с Уолт-стрит? Для нас это просто мусор.
У Лёни снова вырвался возглас искреннего изумления.
– Зараз я вам всё объясню, – с опаской озираясь, возбуждённо зашептал Лёня. – Этот «мусор», как ви изволите выразиться, всё равно, что гора наличных золотых червонцев. За одну такую бумажку ви будете иметь в любой здешней лавке всё, что пожелаете. Девка то умная была: вместо того, чтобы таскать за собой баулы с деньгами, держала всё в ценных бумагах. Но теперь ей всё это уже не к чему. А мы её наследниками вроде как оказались. Предложение такое: толкаем кассу нужным людям на местном «чёрном рынке» и потом всю оставшуюся жизнь сами нюхаем фиалки и дарим их любимым людям. Ну как?
– Значит так, компаньон, у меня встречное предложение: ты сейчас берёшь чемодан и относишь его в особый отдел – жёстко сказал Борис. – Скажешь им, что я велел. Или лучше я тебе записку напишу. О выполнении доложишь мне сразу, как вернёшься.
Красавчик, который уже успел почувствовать себя миллионером, с минуту помолчал, тяжело вздохнул, что-то пробормотал себе про изменчивое еврейское счастье, взял чемодан и поплёлся выполнять приказ.
Глава 27
Северокорейский штурмовой авиаполк под прикрытием двух эскадрилий МиГ-15, которые пилотировали китайские летчики, возвращался на свой аэродром после удара по вражеским позициям. На подходе к реке Ялудзян колонну попыталась атаковать небольшая группа истребителей «Шутинг Стар» F-80 RAF56. Напоровшись на активное противодействие конвоя, на этот раз гордые англосаксы неожиданно дали дёру. Непривычные к зрелищу удирающих на форсаже врагов, лётчики МиГов азартно всей кучей бросились за ними в погоню. Безоглядная храбрость под ручку с глупостью вприпрыжку поскакали догонять подкинутый им на ниточке пустой кошылёк-дурилку.
Да и как могло быть иначе в армии, в которую если и принимали на службу закалённых в боях с японцами опытных лётчиков-ветеранов, то отдавали их в подчинение восемнадцатилетним юнцам. И не важно, что поучающие асов подростки не умели толком ни летать, ни стрелять. Зато они были беззаветно преданны КПК57, а значит надёжнее и в сто крат ценнее для командования, чем бывший офицер ВВС Чан Кайши.
Большинству этих мальчишек из-за постоянных войн не пришлось сидеть за школьными учебниками, зато они хорошо умели скандировать: «Бу ай мама, бу ай баба, чжи ай гоцзя!», что означало: «Не любить мать, не любить отца, любить только страну!», а точнее родную коммунистическую партию и её обожаемого лидера Мао.
Лишённые нормального детства в стране, где повсеместно статуи Будды спешно заменялись портретами и статуями вождя, где цитатники «Великого кормчего революции» вскоре станут в миллион раз популярнее у населения, чем книги Конфуция и других великих мыслителей, эти мальчики плохо знали историю своей страны. А иначе они не купились бы на приём, неоднократно применявшийся ещё в XIII веке воинами Чингисхана при завоевании китайской империи Цзинь. «И следует вам знать, что очень опасно преследовать татар, отступающих в битве, – писал древний летописец, – ибо это есть одна из излюбленных военных хитростей монголов… Сколь ни будь дорога вам ваша голова, не верьте в близость лёгкой победы, как не доверяйте щедрым посулам вероломных степняков, призванных смутить неопытные сердца…».
Не ведая заветов мудрых предков, китайские истребители, словно стайка весело повизгивающих щенков, устремились вдогонку за удирающим противником, забыв о своём долге защищать штурмовики. И как только оставшиеся без охраны Ил-10 пересекли реку, их подхватила ударная группа «Шутинг Старов» ВВС США. Отвлекающий манёвр удался на славу, наступило время главной бойни.
Правда, у угодивших в засаду северокорейцев ещё оставался шанс самостоятельно отбиться от коварного врага. Опыт воздушной войны на советско-германском фронте, который им передавали русские инструкторы, показывал, что в тех случаях, когда командиру штурмовой группы удавалось организовать грамотную оборону против вражеских «Мессершмиттов» и «Фоке-вульфов», – поставить свои самолёты в оборонительный круг, эффективно использовать грозную огневую мощь крылатых «танков», – немцам приходилось туго. Если же при появлении истребителей с чёрными крестами на плоскостях группа рассеивалась, и каждый надеялся спастись в одиночку, дело заканчивалось безнаказанным истреблением целых полков. Но именно на такой – гибельный для себя путь и вступили северокорейцы. Они в панике разбегались в разные стороны при виде появившихся острокрылых, сверкающих на солнце реактивных машин с опознавательными знаками ВВС США. Каждый пытался в одиночку прорваться к своему аэродрому. Меньше чем за пятнадцать минут полк потерял треть своих машин. В ближайшей перспективе он вообще должен был исчезнуть…
Как это обычно бывает в таких случаях, радиоэфир заполнился криками о помощи и воплями сгорающих в своих машинах лётчиков, а небо куполами парашютов и падающими обломками. А ещё можно было услышать задорные переговоры «охотников» и чертыханье одного из них, слишком близко приблизившегося к мишени и из-за этого оказавшегося залитым потоками масла из расстрелянного в упор Ила.
Исход очередного жестокого и поучительного эпизода войны казался предрешённым. Но внезапно со стороны солнца наскочила шестёрка каких-то истребителей. В первые секунды никто из участников побоища не понял, к какому подразделению они принадлежат. Некоторые пилотам американских «джетов»58 показалось, что это явились любители въехать на чужом горбу в рай из числа их соотечественников, которые решили присоединиться к удачной охоте соседей. Такие ловкачи, знающие, как пополнить свой банковский счёт лёгкими призовыми, не рискуя при этом особенно собственной головой, вызывали всеобщее презрение. Поэтому несколько пилотов «Шутинг Старов» начали орать на любителей воровать рыбу из чужих сетей, чтобы они немедленно убирались к чёрту.
Впрочем, через несколько секунд американцы осознали свою ужасную ошибку. Четвёрка «МиГов» прошла сквозь строй «Шутов» и сразу «срубила» три американских самолёта. Уцелевшие «Шуты» шарахнулись в сторону моря и напоролись ещё на пару МиГов. Одновременно МиГи основной группы вышли беглецам наперерез, отправив к земле ещё два «Шута». Американцам пришлось резким правым виражём разворачиваться в сторону берега, против своей воли втягиваясь в манёвренное сражение с более сильным противником.
Уцелевшие северокорейцы из кабин своих потрёпанных штурмовиков с восторгом следили за вторым актом спектакля, ставшим поистине торжеством справедливого возмездия. Теперь заокеанские ястребы оказались в шкуре пилотов поршневых Илов. Лётчики «Шутинг Старов» вели себя, как перепуганное вороньё, они метались между бьющими их со всех сторон быстрокрылыми соколами и гибли один за другим. Дело обещало закончиться поголовным истреблением американцев. Однако, неожиданно командир русских остановил бойню.
Борис Нефёдов пока видел в своих противниках недавних союзников по антигитлеровскому союзу, поэтому позволил уцелевшим неприятельским самолётам уйти восвояси. Всё равно в качестве трофея успевший быстро устареть с начала этой войны «Шутинг Стар» не представлял особой ценности. Поэтому можно было в честь первого боевого вылета в стране «Утренней свежести» даровать жизнь нескольким приговорённым к смерти.
Хотя и не всем подчинённым «Анархиста» понравилась такое снисхождение к почти поверженному врагу:
– Мы же могли их всех сделать! – недоумённо воскликнул «Сынок», которому единственному, не смотря на все его старания не удалось добиться победы.
– Не беги впереди паровоза, малыш – ответил ему по радиосвязи Красавчик. – Смотри, как работают взрослые, и учись пока пользоваться рогаткой. А то всю дорогу, пытаешься вылезти вперед меня. Все пятки отдавил! Палил так, что гильзы от твоих оборзевших пушек бацали чечётку по моему фюзеляжу. Кошмар и сумасшедший дом! Не забывай, что дядя тут главный, а твое место за моей широкой спиной.
– Если бы вы не болтались передо мной, как…, я бы точно сегодня завалил врага – с мальчишеским запалом ответил одесситу Сироткин.
– Чудак! – ничуть не обидевшись, пожурил ведомого «Одесса». – Да ты «мяу» не успел бы сказать, если бы папочка каждую секунду не следил, чтобы малыша кто-то не обидел. То и дело приходилось снимать всякую пакость с твоей розовой попки. И вот вам благодарность! И нужно было вам, месье Красавчик, такое еврейское счастье? Так нет же, сами на него напросились.
Эта перепалка между Красавчиком и «Сынком» продолжалась до самой посадки группы на родном аэродроме. Борис не вмешивался, не мешая притирке этой пары. Её работа сегодня его в целом устроила.
Через несколько часов после окончания боя на аэродром привезли двух спасшихся на парашютах пилотов сбитых штрафниками «Шутинг Старов». Северокорейцы предложили Нефёдову, прежде чем американцев отправят в тюрьму, допросить их. Вместо этого Борис велел повару авиагруппы приготовить сытный обед, из неприкосновенного запаса было выделено нужное количество бутылок водки. Пленных пригласили за стол.
Американцы оказались симпатичными, дружелюбными парнями. Они были такие же работяги войны. К концу застолья недавние непримиримые противники улыбались друг другу и дружно пели «Катюшу», рассказывали, кто откуда. Один американец был из Детройта, второй из Сан-Франциско. Тот, которого звали не Керри, не был профессиональным военным. Он был сыном простого рабочего и мечтал поступить в престижный колледж, чтобы в будущем получить интересную и высокооплачиваемую работу в чистом офисе. Керри не желал как отец простаивать по десять часов у конвейера, монотонно повторяя одну и ту же операцию. Но если у тебя нет денег на учёбу в хорошем колледже, то образование можно получить за счёт военного ведомства.
Ради своей цели парень был готов даже рискнуть головой. Он сумел взять в банке кредит на оплату курса лётной подготовки в частном аэроклубе. Диплом пилота-любителя открыл предприимчивому парню путь в лётную школу ВВС США. Налетав в училище около пятисот часов, Керри заключил контракт с Министерством обороны на сто боевых вылетов. Согласно договору, пилоту дополнительно оплачивались сбитые самолёты, а также вылеты в сложных метеорологических условиях, в воскресные дни и в религиозные праздники. Премии лётчику также полагались за привезённые обратно на аэродром, а не сброшенные по дороге подвесные топливные баки из дорогостоящего алюминия.
Керри оставалось выполнить в Корее всего семь вылетов и путь в колледж ему был открыт, но 93-й вылет оказался для парня роковым… Сколько именно он уже сбил самолётов, Керри благоразумно промолчал, зато в подробностях описал русским, как он и его сослуживцы по авиакрылу отлично проводят время на Гавайях, куда их отправляют самолётом через каждые две недели пребывания во фронтовых условиях.
После обеда Борис потребовал, чтобы пленных отправили не в тюрьму, где их возможно, ожидали пытки, а в чехословацкий госпиталь Красного креста. Бурда был вынужден нехотя выполнить это поручение, ибо первый же бой показал, что командир группы прекрасно подобрал людей и подготовил их для работы. Ссориться с любимчиком Хозяина, который судя по тому, как пошли дела, скоро выполнит поручения Василия Сталина и получит ещё больше влияния на него, было неразумно и даже опасно. Но чувствовалось, что из особиста так и рвуться беспощадные обвинения в сговоре с врагом.
А на следующий день Бориса и его товарищей пригласили к себе спасённые ими союзники. Для такого случая радушные хозяева приготовили для дорогих гостей особое угощение. Когда все собрались за столом повар с торжественным видом внёс симпатичную белую собачку. Присутствующий за столом переводчик пояснил гостям, что пёсика специально откармливали для подходящего случая, специальный солдат везде носил его на руках, чтобы собака быстрей набирала вес. Теперь по принятому в Корее обычаю дорогим гостям показали собаку, которую для них скоро приготовят.
– Правда, в вашей стране насколько я знаю, не едят собак, – посетовал добровольный переводчик. – Но это лишь потому, что русские не знают, насколько вкусно их мясо. Некоторые наши врачи даже считают его диетическим и прописывают больным туберкулёзом! Вам обязательно понравится!
Борис дипломатично поблагодарил хозяев от лица своих подчинённых за щедрое угощение и выразил согласие с переводчиком, что быть в Корее и не отведать фирменное местное блюдо «гав-гав» просто немыслимо. В это время у слушающих витиеватую речь своего командира штрафников на лицах было написано, что они даже под пистолетом не станут есть «Шарика». Пока никто из них не понимал, куда клонит командир, но все были озадачены и возмущены подобными гастрономическими традициями в целом симпатичного местного населения. Один лишь Кузаков сохранял невозмутимый вид. Ему в немецком плену приходилось употреблять в пищу и не такое.
Под конец своей речи Нефёдов всё же попросил командира штурмового полка подарить пса ему на память, не отправляя его в котёл. Кореец с радостью исполнил эту просьбу, выразив лишь сожаление, что вместо свежей «дичи» в такой торжественный вечер всем придётся есть макароны с консервированной тушенкой…
Пса в память об участи, которой он чудом избежал, нарекли «Бифштексом». Будто понимая своим собачьим умом, что обязан жизнью новым хозяевам, пёс сразу проникся восторженным обожанием по отношению к абсолютно всем лётчикам и техникам авиагруппы. Каждое утро пёс провожал пилотов к самолётам, а потом вместе с механиками терпеливо ожидал их возвращения. Парни даже завели привычку всегда что-то иметь в кармане лётной куртки, чтобы, вернувшись с задания, наградить радостно виляющего им хвостом вислоухого симпатягу лакомым кусочком. Особенно пёс, как и положено полноправному члену эскадрильи, уважал командира. Нефёдова «Бифштекс» слушался беспрекословно. Впрочем, это не мешало ему х4улиганить на стороне. Характер у пса оказался, как у настоящего штрафника – не ангельский. Хвостатый агрессор обожал совершать набеги на курятник хозяйственной части, но не ради трофеев. Прирождённому охотнику, кажется, доставлял удовольствие сам процесс подкрадывания к ничего не подозревающим цыпочкам, а затем преследование по двору кудахтающих несушек.
Чтобы тыловики не подстрелили всеобщего любимца, нефёдовцам приходилось выплачивать им дань за причинённый ущерб. Борису было достаточно строго посмотреть на хвостатого озорника, и он с поджатым хвостом виновато поскуливал, изображая полное раскаяние.
Когда выдавалось свободное время Борис, как и все, с удовольствием играл с собакой, кормил её.
Единственным человеком, которого «Бифштекс» на дух не переносил, оказался майор Бурда. Впрочем, антипатия у них была взаимной. Майор, едва завидев катящийся по траве с весёлым тявканьем грязно-белый шар, начинал материться и требовать, чтобы «сволочь» немедленно посадили на цепь или пристрелили. «Бифштекс» же не упускал ни одной возможности облаять своего недоброжелателя, а при случае и помочиться на его неосмотрительно оставленные где-нибудь вещи. Особенно пёс не терпел пьяных. А майор, скучая вдали от городских удовольствий, почти всё время проводил в своей комнате наедине с бутылкой.
Глава 28
Далеко не каждый бой в Корейском небе складывался так же удачно, как история с разгромом группы британских «Шутинг Старов». Не раз нефёдовцам самим приходилось весьма туго. Свою негативную роль играло стремление «штрафников» скорее выполнить задание. А в охоте на крупного и опасного хищника спешка чревата большими неприятностями. Однажды Кузаков рассказал Нефёдову, как чалдоны59 охотятся на тигров. Прежде чем взять, зверя бывалый таёжник не один день изучает его повадки: ходит по тигриным следам, узнаёт, где у полосатого хозяина леса охотничьи угодья, где он предпочитает устраивать свои лежки и засады на косуль и кабанов. В противном случае тебя самого могут подкараулить на охотничьей тропе и сожрать…
Но как тут будешь действовать расчётливо и наверняка, если тебе с одной стороны сам Василий Сталин из Москвы твердит: «Давай, давай!», а с другой особист группы майор Бурда стращает, что если в ближайшие дни не пригонишь на аэродром обещанный «Сейбр» – пощады не жди.
В результате такой штурмовщины в одном из вылетов Борису пришлось спасать «Сынка»…
Вскоре после взлёта на самолёте Алексея Сироткина обнаружились проблемы с двигателем, и Нефёдов приказал ему возвращаться. «Одессе» было велено сопровождать мальчишку до аэродрома, чтобы неисправный МиГ не перехватили вражеские «охотники».
Отправив самого юного члена команды под надёжной (как тогда казалось) охраной домой, Борис повёл остальных дальше. По дороги он не без гордости любовался ювелирной слётанностью своих людей, тем, как быстро они вошли в лётную форму, как великолепно держат строй. Каждый на своём месте, уверенно контролирует дистанцию с идущими рядом самолётами и готов в любую секунду сам выйти в атаку или прикрыть манёвром и огнём напарника. А ведь они летят в стратосфере на максимальной скорости! Всё-таки тысячу раз он оказался прав, когда поверил в своих фронтовых товарищей!
При подходе к линии фронта напряжение стало нарастать. Все радиопереговоры были прекращены, чтобы раньше времени не обнаружить своего присутствия. Каждый до боли в глазах всматривался в воздушное пространство, чтобы немедленно предупредить остальных об опасности. Если противника удастся обнаружить позже, чем он заметит тебя, – жди беды!
Вот один из МиГов начал покачивать крыльями, его пилот энергичными жестами показывал товарищам вправо вниз. Так и есть, обладающий феноменальным орлиным зрением Батур сумел разглядеть в сиреневой дымке на горизонте быстро перемещающиеся на юг крохотные светлые точки. Правда, это могут оказаться и свои. Но в любом случае необходимо действовать быстро, пока операторы неприятельских РЛС не успели сообщить своим лётчикам (если это американцы) о приближении МиГов.
Через две с половиной минуты всё выяснилось. Неизвестные самолёты оказались американские истребители-бомбардировщики «Тандерджет» F-84. Они возвращалась после бомбёжки в сопровождении двух десятков «Сейбров». Топливо у противника наверняка на исходе, так что на долгий бой им просто не хватит керосина. Более удачной сдачи козырей в начале игры и не придумаешь!
Мысленно пожелав товарищам удачной охоты, Борис пропустил вперёд арьергардное боевое охранение «Сейбров» и начал пристраиваться в хвост замыкающему звену, стараясь не попасть в реактивные струи, вырывающиеся из сопел американских машин. А чтобы раньше времени не спугнуть вражеских пилотов, Нефёдов подползал к ним медленно, повторяя манёвры «Сейбров» – всячески изображая своего.
На расстоянии пятьсот метров от выбранного в качестве мишени самолёта Борис вынес центральную марку подвижной сетки прицела перед вражеским истребителем. Расчёт Нефёдова был такой: положить снаряды перед самым носом «Сейбра», чем сразу ошеломить его лётчика, а затем агрессивными действиями попытаться «отжать» зазевавшегося янки от остальной американской группы и погнать его на свой аэродром.
Но неожиданно возникли проблемы с оружием. Экспериментальный прицел на истребителе Нефёдова установили лишь накануне. Это была идея инженера эскадрильи по вооружению, который по своим каналам раздобыл новое оборудование.
– Товарищ подполковник, хотите, я вам поставлю новый улучшенный прицел? – предложил инженер. – Он «умеет» просчитывать угловое перемещение цели. Вам только надо выносить подвижный маркер перед вражеским самолётом, а прицел сам отрабатывает угол упреждения стрельбы.
Борис привык благосклонно воспринимать технические новинки, поэтому легко согласился. Как только инженер смонтировал свой прибор, Борис тут же опробовал его. Для этого он залез в кабину стоящего в капонире истребителя, включил прицел, и начал левой рукой (правая то должна всегда находиться на ручке управления) обрамлять подвижной сеткой, то едущий по аэродрому бензовоз, то проходящую мимо группу техников… Всё, как будто получалось очень даже неплохо…
Но теперь в воздухе прицел неожиданно заглючил. Механизм управления им на ручке газа стало заедать, а сам подвижный маркер бесконтрольно перемещался по выносной сетке. Из-за возни с прицелом Борис потерял несколько секунд, Впрочем, время в запасе ещё оставалось, ибо пилот «Сейбра» спокойно продолжал свой крейсерский полёт, не подозревая, что его стараются взять на мушку. Правда, на его борту Борис заметил несколько отметок о воздушных победах. Это несколько меняло дело – настоящего профи так просто не напугаешь. Но с другой стороны, представилась возможность выбить из игры матёрого хищника, который при ином раскладе заберёт ещё не одну жизнь.
И тут Борис услышал в наушниках сдавленный голос «Одессы»:
– Ребята, выручайте, «Сынка» подбили! Меня тоже четверо прессуют… Не могу к нему пробиться. Снаряды кончаются…
Борис быстро на глазок немного довернул свой самолёт на «Сейбр» и дал по нему на прощание длинную очередь. Оранжевые шары 37-метровых снарядов попали ему в фюзеляж в районе двигателя «General Electric». Над этим местом появилось грязно-серое облачко. Такое впечатление, словно палкой по пыльному мешку ударил. Мелькнул солнечный блик от аварийно сброшенного фонаря и в нескольких метрах от кабины МиГа пронёсся впечатанный в катапультное кресло лётчик в оранжевом комбинезоне. Ещё через долю секунды «Сейбр» разломился, как орех. Нефёдов едва успел резко уйти вправо, чтобы увернуться от несущегося навстречу града обломков.
Борис не испытал обычного в таких случаях душевного подъёма. В этой командировке от него ждали другого результата. Только что может быть важнее жизни боевого товарища. Требовалось «на всех парах» спешить на выручку Лёне и «Сынку», пока от них не остались рожки, да ножки.
Между тем напарник Нефёдова – Константин Рублёв начал отставать. Выяснилось, что он оказался не столь проворен, как командир, в воздухозаборник двигателя его самолёта затянуло несколько обломков, обороты сразу стали падать. Как не хотел Борис оставлять ведомого в таком незавидном положении, но неопытному юнцу он сейчас был ещё нужнее.
– Если кто может, прикройте «Рубля»! – обратился Нефёдов по рации к Батуру и Кузакову, которых вихрь реактивного боя отнёс куда-то далеко отсюда.
– Всё понял, Батя! Идём на выручку. Держись «Рубль»! – после короткой паузы услышал Борис деловитый голос невидимого сейчас Батура…
*
Сироткина Нефёдов нашёл в удручающем положении. Его МиГ тянул по горизонту курсом на север, таща за собой шлейф дыма. Паренька преследовал непрерывно строчащий по нему из пулемётов ярко разукрашенный «Сейбр». От машины «Сынка» летели какие-то обломки, она почти не маневрировала.
Не лучше обстояли дела и у «Одессы». Истребитель Красавчик «тащил» за собой сразу четырёх американцев. И каждый раз, когда Лёня пытался прийти на выручку своему юному ведомому, ещё два «Сейбра» сваливались на него сверху или ставили перед ним отсекающие очереди. Но если многоопытный Красавчик ещё как-то держался, то зелёный юнец практически прекратил сопротивление. Борису с первого взгляда стало ясно, что жить младшему лейтенанту осталось меньше минуты.
Алексей то ли был ранен, то ли, как это часто случается с молодыми пилотами в первых боях, растерялся в критический момент и поэтому вёл себя, словно только что родившейся слепой котёнок. У Бориса сжалось сердце от предчувствия беды и сочувствия юному товарищу, который оказался на этой войне только благодаря его Нефёдова протекции. И только он один будет виноват, если мальчишку сейчас убьют. И всё-таки он явно не успевал к сынку на помощь! За те 7—10 секунд, которые требовались для сближения с пытающимся добить Алексея американцем, всё могло уже закончиться.
В мгновенном озарении Борис крикнул ученику по радио: «Тормози!».
Позволявший до этого расстреливать себя истребитель «Сынка», вдруг «зашевелился» и пошёл «змейкой». Одновременно Нефёдов стал с предельной для своих пушек дистанции навскидку палить «на отсечение», стараясь заградительным огнём закрыть молодого товарища от американца или хотя бы заставить пилота «Сейбра» начать нервничать и совершать ошибки.
И тут «Сынок», наконец, выпустил тормозные щитки. При этом нос его МиГа резко задрался, но парень всё-таки умудрился как-то извернуться и обстрелять выскочившего вперёд американца. Снаряды отрубили изрядный кусок правого крыла «Сейбра», нашпиговали осколками фюзеляж. Подстреленный хищник волчком завертелся вокруг своей оси, выбрасывая из сопла порции белого выхлопа. «А ведь попал! – удивлённо порадовался за молодого друга Нефёдов. В наушниках возник изумлённый голос «Сынка»
– Я его, кажется, подбил, Батя…
И тут же парня охватил бешеный восторг:
– Командир, я завалил гада! У меня получилось!!!
Борис не удержался от возможности тоже полюбоваться на агонию сбитой машину. Тем более что это был первый успех его ученика. От «Сейбра» отлетали куски обшивки, почти вся его кабина и носовая часть были объяты пламенем. Вдруг от кабины отлетело стекло фонаря, а затем свечой вверх взмыло катапультное кресло, над которым вскоре распустился купол парашюта. А самолёт продолжал рушиться вниз уже без человека. На несколько секунд он затерялся на фоне земли, пока на месте его падения среди жёлто-зелёных полей не распустился оранжевый бутон взрыва…
Но финала этого эпизода Борис не видел. В этот момент он уже спешил на выручку второму «охотничку»…
Позже выяснилось: на аэродроме технический персонал быстро устранил неисправность в двигателе сироткинского МиГа и они с Красавчиком, не смотря на строгий запрет командира, решили догнать товарищей. На подходе к линии фронта дружкам «повезло» встретить одиночный «Сейбр».
– Командир челюсть уронит от удивления, когда вернётся и обнаружит, что мы пригнали на аэродром этот баркас, – в предвкушении большой удачи заявил напарнику «Одесса». – Пусть знает, что «Краса и гордость Одессы-мамы» Лёдя Красавчик со своим лучшим корефаном – умеют держать фасон! Мы не какие-нибудь там дешёвые понтёры.
Казалось, добыча сама шла им в руки. Красавчик с напарником бросились в атаку и… попались на приманку. За одиночным «Сейбром» следовали десять вражеских машин. Они сразу набросились на русских. Оторваться от не менее скоростных американских перехватчиков не удавалось. Пришлось «Красавчику» принять бой с многократно превосходящими силами врага, хотя он и понимал, что с таким неопытным ведомым долго не продержится.
В завязавшейся «карусели» Лёня, как лётчик высокого класса, начал пилотировать с большими перегрузками, выполняя сложнейший каскад фигур высшего пилотажа. Иного способа уцелеть в начавшейся «собачьей свалке» против целой стаи неприятельских «псов» не было. Сироткин заданного ведущим темпа не выдержал и быстро отстал. Его зажали и вскоре должны были прикончить, если бы вовремя не подоспел Нефёдов…
Выручив «Сынка», Борис переложил самолёт с левого виража на правый, и поспешил на выручку второго «вольного стрелка». С четырёхсот метров он открыл огонь по одному из преследовавших Красавчика F-86, но из-за проблем с прицелом промахнулся. Два из четырёх «Сейбров», «висевших» на «Одессе», тут же навалились на Нефёдова.
Пулемётная очередь хлестнула по кабине МиГа. Борис поблагодарил Бога, что атаковавшие его истребители не были вооружены пушками, иначе он бы уже разговаривал с Всевышним. Но приборная доска разлетелась вдребезги, а через пробоину в стекле ворвался поток ледяного воздуха. И снова Нефёдов мог считать себя рдзким везунчиком, ибо при резкой разгерметизации кабины на такой высоте, на какой он сейчас находился, человек обречён на почти мгновенную смерть. Его лёгкие должны были просто взорваться из-за перепада давления. Но перед вылетом Борис приказал всем надеть экспериментальные высотно-спасательные скафандры…
Расстреливавший МиГ американский пилот удовлетворённо наблюдал, как его пулемётные очереди рвут кабину русского «ястребка». Он видел, как задергался советский самолёт. Это была типичная реакция «обезглавленного» самолёта, после гибели его пилота. Каково же было изумление американца, когда фактически сбитый им МиГ-15 вдруг начал разворачиваться в его сторону. Пилот «Сейбра» не мог поверить своим глазам! Он ошарашенно бормотал, что этого просто не может быть, больше всего на свете ему сейчас хотелось. чтобы творящийся кошмар оказался сном.
В это время Борис, не доверяя больше прицелу, прицелился во врага «на глазок» и ударил из трёх своих пушек. Выстрел получился удачным. Сразу несколько снарядов угодили в правую консоль неприятельской машины, ближе к её фюзеляжу, вырвав из крыла «джета» кусок в квадратный метр! «Сейбр» стал почти неуправляемым, некоторое время его пилот ещё пытался удержать самолёт, но в конечном итоге F-86 начал круто заваливаться набок, словно зачерпнувшая бортом воду лодка. Через мгновение обречённая машина перевернулась и, беспорядочно кувыркаясь, начала падать. Теперь уже американский ас в панике кричал в эфире на английском: «Mayday!60 Я сбит!!! Катапультируюсь! Вышлите спасателей!!!».
Но для Бориса настоящий бой только начинался. Против него ещё оставались «Сейбры», в то врем, как собственный самолёт имел повреждения. Драка вспыхнула с новой силой. Чаша весов клонилась то в одну в сторону, то в другую и исход схватки был не ясен. Так продолжалось до тех пор, пока к американцам не подошло подкрепление. «Вот так фокстрот!» – процедил сквозь сжатые зубы русский одиночка. Теперь для него дело и вовсе запахло керосином. В сложившейся ситуации только бегство оставляло ему хоть какой-то призрачный шанс на спасение… В погоню за ним устремились сразу три «Сейбра»…
Мышцы напряжены до предела, ручаг управления двигателем (РУД) вперёд до отказа. Борис давно потерял из виду Красавчика и «Сынка». Разбитая радиостанция и звон в заложенных ушах не позволяли узнать, живы ли они. На развороченной приборной доске тревожно мигала чудом уцелевшая лампочка аварийной сигнализации с надписью «Пожар». Топлива тоже оставалось в обрез. А «Сейбры» за спиной наседают, эти трое – настырные парни. Они сегодня ещё не участвовали в драке и полны сил, их самолёты не имеют повреждений. Ощущение собственного превосходства придаёт им азарта…
После приземления Борис заглушил двигатель, с наслаждением стащил с лица кислородную маску, свободно вздохнул полной грудью, и долго в изнеможении сидел в кабине, приходя в себя. Куртка и перчатки его были мокрыми от пота. Вокруг самолёта с нетерпеливым тявканьем носился «Бифштекс», ожидая, когда же, наконец, обожаемый им человек выйдет из своей странной железной будки. Но Нефёдов не слышал его лая из-за звона в ушах, перед глазами у него всё ещё стоял вдруг превратившийся в огненный шар «Сейбр». Если бы не внезапное появление Кузакова, американцы ни за что бы не позволили ему уйти…
В кабину заглянул механик и тревожно поинтересовался:
– Товарищ командир, вы ранены?
Борис отрицательно мотнул головой и расстегнул, наконец, привязные ремни…
Остальные лётчики группы уже произвели посадку. У Бориса буквально гора свалилась с плеч, когда он узнал, что вернулись все. Парни возбуждённо обсуждали перипетии недавнего боя. Каждый сопровождал свой рассказ характерными движениями рук, изображая манёвры самолётов.
Борис подошёл к Кузакову, благодарно взглянул на друга.
– Ну и тяжёлая у тебя рука, сибиряк! Если бы не ты…
– Обойдёмся без громких слов, командир, – с усталой теплотой глядя на Нефёдова, предложил Илья. – Такая у нас работа. Посмотри лучше, как наш «Сынок» на одном крыле притопал.
Вокруг машины Сироткина толпилось много народу. Обслуживающий персонал авиабазы и лётчики из других эскадрилий удивлённо рассматривали изрешечённый истребитель. В общей сложности МиГ получил 18 пулевых попаданий в фюзеляж и левое крыло. Механики уже произвели первоначальную оценку нанесённого машине ущерба: было выбито несколько лопаток турбины, повреждены элероны и руль высоты, пробит бензобак. Борису рассказали, что при посадке молодому лётчику пришлось выпускать шасси аварийно, так как из перебитых трубок гидросистемы ушла вся жидкость.
Ещё в воздухе двигатель его МиГа встал, отработав последние капли горючего. Машина беззвучно села, пробежала по посадочной полосе и остановилась, перегородив её. Комендант аэродрома тут же нагнал толпу корейских рабочих. За неимением тягача этих людей использовали словно бурлаков. Корейцы опутали самолёт морскими канатами и быстренько оттащили его с полосы, чтобы он не мешал посадке других самолётов.
Сам молодой лётчик не чувствовал себя побитым, а даже наоборот. Выскочив из кабины «Сынок» стал радостно кричать:
– Я завалил! Сегодня я сбил первого «Сейбра»!!!
Потом ещё несколько дней мальчишка ходил с видом именинника. Даже вид его покрытого пробоинами истребителя, на фюзеляж которого техники накладывали многочисленные заплатки, вызывал у юноши приливы гордости.
Впрочем, это не помешало Сироткину, когда на общем собрании решался вопрос, на кого писать сбитые вражеские самолёты, без колебаний проголосовать за предложение командира. В итоге единогласно было решено все сбитые лётчиками группы самолёты засчитывать Кузакову и Рублёву. Такова была традиция штрафной эскадрильи, начало которой было положено в Отечественную войну. Дело в том, что существовало негласное правило: за каждый сбитый самолёт с разжалованного в штрафники лётчика снимался один год срока. Если же в итоге побед набиралось солидное количество, то лётчика могли полностью восстановить в правах, вернуть ему звание и награды.
Глава 29
К середине войны американцы и их союзники ещё надеялись одержать победу в войне., и создали внушительную войсковую группировку. Только одних «джи-ай»61, не считая их союзников по многонациональному контингенту ООН, в Корее находилось полмиллиона штыков. В это время на заседаниях ООН и в Конгрессе США много говорилось о необходимости для стран «западной демократии» быстро одержать победу над расползающимся по Азии и Дальнему Востоку большевизмом.
Однако, на деле, как говориться, нашла коса на камень. Ведь на стороне северокорейских коммунистов были практически неограниченные людские ресурсы Китая. Обычно массы китайской пехоты прорывали фронт и вклинивались на несколько десятков километров во вражескую оборону, но затем войскам ООН благодаря техническому превосходству удавалось отбросить коммунистов на исходные позиции. Проходило несколько дней и всё повторялось вновь – уже на другом участке фронта. При этом обе стороны несли огромные потери – оправданные и даже почётные для китайских маршалов и коммунистических вождей, но совершенно чудовищные и неприемлемые для «ооновцев». Война зашла в позиционный тупик…
К июлю 1952 года противоборствующие стороны основательно зарылись в землю, создав мощные оборонительные линии в районе 38 параллели. Периодически здесь вспыхивали так называемые «битвы сторожевых охранений» – ожесточённые локальные схватки за тактически важные высоты вдоль линии фронта. Но крупных наземных операций уже не проводилось.
Накал же воздушной войны только нарастал. Столкнувшись с массовым протестом общественности в своих странах из-за больших людских потерь, американцы и их союзники решили принудить коммунистов к переговорам с помощью массированных бомбардировок их городов. То есть решить вопрос из стратосферы. По заказу военного министерства США американские учёные-футурологи с бухгалтерской точностью подсчитали на электронно-вычислительных машинах, сколько миллионов фугасных и зажигательных бомб надо сбросить на северокорейские города, сколько тысяч тонн напалма вылить на головы мирного населения, чтобы принудить Мао Цзе Дуна и Ким Ир Сена сесть за стол переговоров.
Начавшаяся тотальная воздушная война, по сути являлась хорошо спланированной операцией устрашения. Теперь армады тяжёлых бомбардировщиков атаковали не только промышленные предприятия и объекты, имеющие военно-стратегическую ценность, такие, например, как построенную с помощью СССР на большой пограничной реке Ялудзян мощную Супунскую гидроэлектростанцию, питающую электроэнергией близлежащие провинции Китая и всю Северную Корею. Отныне главными целями для ударов были выбраны крупные северокорейские города и населенные пункты Гисю, Сенгисю, Чесан, Унзан, Анею, Хамхин, Сунчен и другие.
Былые симпатии Бориса Нефёдова в отношении бывших союзников по антигитлеровскому фронту быстро прошло, когда он увидел результаты работы их бомбардировщиков. Ему пришлось побывать в разрушенном бомбардировке Пхеньяне. Город лежал в руинах и очень напоминал Сталинград 1942 года.
После очередного налёта группы «Летающих крепостей» B-29 от северокорейского города оставались дымящиеся барханы из битого кирпича, чередующиеся с огромными воронками от сверхмощных фугасных бомб. Если от сотен домов оставалось хоть что-то, то от живших здесь десятков тысяч людей не оставалось ничего, ибо новейшие зажигательные бомбы, которые использовали американцы, заставляли кипеть асфальт и плавиться стекло. Люди же превращались в пепел, который смешиваясь с удушливым дымом, кружил над бушующим в городе огненным штормом; дым поднимался на огромную высоту, проникая даже в кабины высоко летящих самолётов…
Борис и его товарищи по авиагруппе стремились принять самое активное участие в борьбе с этим «цивилизованным» технократическим варварством. К крайнему неудовольствию майора Бурды «штрафники» регулярно вылетали вместе с соседними полками на перехват вражеских тяжёлых бомбардировщиков. Вылеты эти были связаны с чрезвычайно высоким риском, ибо вооружённые большим количеством крупнокалиберных пулёмётов «Браунинг» и летящие в плотным строю, B-29 создавали вокруг себя плотную завесу огня. Когда все расположенные на «летающей крепости» огневые точки начинали работать, дым шёл такой, что могло показаться, будто самолёт горит. Что и говорить, боеприпасов экипажи «бомберов» не жалели. Воздушный стрелок «Крепости» даже получал премию, если успевал за вылет расстрелять все выданные ему пулемётные ленты. Ведь это означало, что выпускающие патроны фирмы получат от армии новые заказы, сохранятся или даже появятся новые рабочие места, и всё будет обстоять «о, кей» с налоговыми поступлениями в казну. То есть, в конечном итоге от парня с пулемётом в какой-то степени зависело процветание национальной экономики его страны.
Помимо воздушных стрелков бомбардировщиков, пилоты американских истребителей прикрытия тоже хорошо знали своё дело. Они выскакивали на тебя в тот самый момент, когда ты полностью сосредотачивался на стремительно увеличивающимся в размерах B-29 и переставал крутить головой.
Несколько раз самому Нефёдову и его товарищам лишь чудом удавалось избежать гибели… Однажды МиГ Бориса угодил под плотный огонь бортовых стрелков «крепости» и пуля попала в кислородный баллон, который взорвался. Ударной волной сорвало передний капот самолёта. Он закрыл собой козырёк кабины, перекрыв лётчику передний обзор. Пришлось немедленно выходить из боя и тянуть домой. Руководитель полётов неоднократно предлагал ему катапультироваться, ибо сажать машину, не видя полосы было крайним безрассудством. Но Борис полностью положился на собственное лётное мастерство и громадный опыт и справился…
Однако за свою нужную кровавую работу лётчики вместо наград или простого «спасибо» получали лишь нагоняи. Особист регулярно жаловался на Нефёдова в Москву. Борису звонил чрезвычайно раздражённый Василий Сталин и в очередной раз требовал не заниматься делами, не связанными с выполнением главной задачи. Василий грозил, что если «левые» вылеты продолжатся, он отзовёт «Анархиста» в Москву и разберётся с ним по полной программе. Что это означало Борис, конечно же, понимал…
Ему приходилось обещать шефу, что такого больше не повториться. Но приходило несколько дней, и Нефёдов вновь слышал от оперативного дежурного, что на северокорейский город прёт армада гружённых под завязку «бомбовозов», а поднятых для их перехвата наших истребителей теснят «Сейбры» из групп «расчистки воздуха».
Маясь от невозможности находится там, где ты сейчас нужнее всего, «Анархист» пребывал в крайне раздражённом состоянии. Даже «Бифштекс» своим собачьим сердцем чувствовал настроение Нефёдова и не крутился как обычно возле него.
Помотавшись по аэродрому, Борис залезал в кабину своего истребителя с бортовым номером «100», включал радиостанцию и слушал голоса завязавшегося боя. На подходе к городу на высоте десяти-двенадцати километров поблёскивали на солнце маневрирующие самолёты. С каждой минутой обстановка на ледяной высоте становилась всё более жаркой. Только законченная тварь в такой ситуации могла делать вид, что у неё есть более важные дела, чем спасать женщин и детей от вот-вот готовых посыпаться на них с неба бомб.
От души обматерив заботящееся лишь о собственных интересах начальство, Борис бежал договариваться с руководителем полётов, чтобы его группе в виде исключения всё-таки разрешили сегодня поддержать сражающихся ребят, которым с каждой минутой становилось всё тяжелее удерживать несущуюся на город лавину. Однако недавно получивший нагоняй от самого Василий Сталина начальник не хотел отвечать погонами за своё решение и обычно отказывал.
«Будь что будет!» – решал тогда Борис.
Его ребята только и ждали, когда раздражённый командир бросит им сердито на бегу: «А вам что – особое приглашение требуется? По самолётам!».
Они взлетали над полями, на которых, не смотря на войну, с восхода до заката, почти не разгибаясь, трудились местные крестьяне. Борис и его товарищи теперь знали, что они сражаются за этих простых людей…
А затем всё повторялось: звонок взбешённого Сталина, угрозы и покаянные обещания виновного, который в душе ни в чём не раскаивался…
– Зачем злишь начальство? – удивлялся упрямству Нефёдова «особист». – Всё равно за твоё самовольное геройство «хозяин» приказал тебе ни орденочка, ни рубля не давать. А вот голову снять за твои анархистские штучки он запросто может. У шефа характер отцовский. Смотри, когда-нибудь его терпение кончится.
Терпение у Василия Сталина действительно могло закончиться в любой момент. Особенно после истории с Кузаковым, который однажды сумел в пикировании прорваться сквозь истребительный заслон к вражеским бомбардировщикам. Да вот только скорость сближения с несущимися ему навстречу четырехмоторными «амбарами» оказалась столь огромной, что Илья не успел вовремя отвернуть. Как Кузаков потом рассказывал товарищам, крохотные «мухи» вдруг прекратились в «динозавров», заполнив собой всё лобовое стекло фонаря его кабины. Он едва успел дёрнуть ручку управления вправо, чтобы не влететь в один такой «сарай». Но всё же лётчику не удалось избежать столкновения. Его «МиГ» буквально лёг «брюхом» на американца и проехался вдоль его фюзеляжа. У советского истребителя вспыхнул двигатель. «Крепость» тоже загорелась. Кузаков катапультировался и благополучно приземлился на рисовом поле. Вокруг догорали обломки сбитых самолётов, валялись катапультные кресла, белели погашенные купола.
Едва освободившись от обвязки парашюта, Илья вступил в схватку с набросившимися на него членами экипажа сбитого им бомбардировщика. Американцы тоже успели покинуть свою машину. Их было двенадцать против одного русского. Но обладающий медвежьей силой сибиряк, словно котят раскидывал облепивших его врагов. Впрочем, неизвестно, чем бы для Кузакова кончилась дело, если бы ему на помощь не подоспели северокорейские пехотинцы. Они наблюдали воздушный бой с земли и считали Кузакова русским камикадзе. «У них были такие глаза, когда они на меня смотрели, – посмеиваясь, рассказывал Кузаков, – что мне пришлось жестами объяснять, что я не сумасшедший и не смертник, и, что если бы я немного не погорячился, то и бомбардировщик срубил бы к едрене фене, и безлошадным не остался».
Обо всех этих подвигах Бурда сразу докладывал в Москву, подавая их, как вредящую главной задаче самодеятельность. Борис прекрасно понимал, что времени на выполнение главной задачи у него остаётся не так уж много. Сталин не любит, когда его долго заставляют ждать.
Но добыть «Сейбр» никак не получалось. Американцы, надо было отдать им должное, воевали умело. Расположенные на авианосцах «Мидуэй» и «Форрестол» мощные станции РЛС очень точно наводили их самолёты. Нередко очередное рандеву с «Сейбрами» начиналось с того, что нефёдовцы вдруг обнаруживали их у себя на хвосте или пикирующими со стороны солнца.
О внезапности приходилось только мечтать! В девяти случаях из десяти прежде чем получить возможность атаковать самим, «штрафникам» требовалось выдержать несколько яростных атак противника. Благодаря своим противоперегрузочным костюмом американцы уверенно чувствовали себя на самых крутых виражах и поэтому старались затянуть «Иванов» в бой на горизонтали в расчёте, что кто-нибудь из пилотов МиГов не сдюжит катания на «русских горках».
На первых порах Борис пытался исповедовать тактику открытого силового боя. Со своими парнями он врывался в самую гущу схватки, пытаясь по ходу дела найти в американской группе самое слабое звено, чтобы попробовать «отжать» его от остальных. Но ничего путного из этого обычно не выходило. Заокеанские парни, с которыми нефёдовцам пришлось иметь дело, были настоящими профессионалами Они умели работать в команде и своих на съедение не отдавали. В прямолинейном бою с ними было не сладить…
Тогда Борис придумал тактику, которую назвал «Чикагский экспресс». Суть её была такова: маленькая стая «штрафников» барражировала на предельной высоте поблизости от линии фронта. До поры «охотники» старались не привлекать к себе внимание противника, прячась между облаками или в лучах солнца, и не ввязываясь в собачьи свалки с противником. Неплохо зная английский язык, Нефёдов настраивал бортовую радиостанцию на частоты, которые использовал противник, и слушал переговоры американских лётчиков. Защищённых каналов связи у американцев ещё не было. Поэтому можно было спокойно перехватывать ценную информацию, используя её для планирования атаки.
Обладающий феноменальным зрением и особым даром интуитивного предвидения Батур великолепно справлялся с обязанностями главного дозорного и вперёдсмотрящего группы, тем более, что с высоты на фоне облаков панорама идущих внизу воздушных сражений просматривалась великолепно. Оставалось только поймать удобный момент для скачка «на подножку уходящего поезда».
Когда у какой-нибудь группы «Сейбров» заканчивалось топливо, и она поворачивала к своим базам или появлялся караван возвращающихся с бомбёжки «крепостей», идущих как обычно в сопровождении истребительного эскорта, нефёдовцы старались незаметно пристроиться противнику в хвост.
Они словно безбилетники, пытались по нахалке запрыгнуть на заднюю подножку трамвая пока контролёр проверяет билеты у пассажиров. Несколько раз из такой затеи почти выходил прок, но каждый раз какая-нибудь досадная случайность, вроде истории с решившими самостоятельно поохотится Красавчиком и «Сынком» срывала всё дело.
Глава 30
Вечером, когда заканчивалась боевая работа, местные военные из особого подразделения обеспечения везли лётчиков на отдых – каждый раз в новое место. Было известно, что американские бомбардировщики и диверсанты специально охотятся за советскими офицерами.
Но, несмотря на все сложности, гостеприимные хозяева умели устроить для отдыха русских лётчиков с большим комфортом. Для этого под временную гостиницу они приспосабливали то великолепный дворец японского губернатора, то реквизированный народной властью особняк какого-нибудь высокопоставленного императорского чиновника или миллионера, то бывший санаторий японских лётчиков с мраморными ваннами и фруктовыми садами.
Кормили русских пилотов также прекрасно: обязательно на ужин несколько мясных блюд, на выбор, различные морепродукты, разные фрукты и овощи, на каждом столе в вазочке несколько сортов швейцарского и французского шоколада. Борису было даже неловко пиршествовать, словно он мандарин62 какой, зная о том, что миллионы жителей Кореи и Китая, особенно в деревнях, пухнут с голоду. Впрочем, отказаться от гостеприимства тоже было нельзя.
На лицах специально отобранных миловидных, аккуратно одетых официанток всегда светились приветливые улыбки.
Охочие до женского пола лётчики, конечно, сразу принялись посредством мимики и жеста флиртовать с хорошенькими официанточками, впрочем, без далеко идущих планов. Как тут объяснишься понравившейся подавальщице в любви, если не ты её, ни она тебя толком не понимают. Но вскоре проблема решилась сама собой. Как-то местный «гид», который каждый вечер встречал вымотанных за день лётчиков у служебного автобуса, сообщил им на ломанном русском: «Если товарища пожелают спать не один, а с красивый барышень из столовой, то никта возражать не будет». В ответ на вопросительные взгляды, он продолжал радостно щебетать: «Для советский лётщик это совершенно бесплатный».
Оказалось, для того, чтобы провести ночь с местной девушкой не требуется назначать её свидание и тратить время (которого у лётчиков просто не было) на ухаживания, достаточно незаметно вручить ей специальный билетик, который она через некоторое время возвращала, но с уже указанным на нём номером комнаты и временем рандеву. Советского человека, воспитанного в строгой морали, подобный «сервис» мог шокировать. Однако с точки зрения местных, никакого грязного сводничества и разврата в происходящем не было. Просто хозяева заботились о том, чтобы воины союзнической армии поскорее восстановили истощённые силы и обрели хороший настрой на дальнейшую работу. А на Востоке и в Азии традиционно всегда понимали, что хороший секс способен творить с мужским организмом чудеса, помогая ему легче переносить тяжёлые стрессы.
Оказалось также, что прошедшие тщательный отбор девушки сами счастливы отдаться постояльцам особой гостиницы. За такую важную для государства «работу» им дополнительно доплачивали и поощряли по комсомольской линии.
В гораздо более спартанских условиях приходилось жить представителям технического состава. Пока лётчики отдыхали и наслаждались прелестями местных красоток, механики и инженеры в любую погоду, часто по ночам ремонтировали самолёты, готовя их к утренним вылетам. Спали они тут же на аэродроме в палатках или в землянках…
Впрочем, даже сержанты и солдаты были вполне довольны службой. Здесь их кормили гораздо лучше, чем на родине, и денежное довольствие им шло повышенное.
Да и атмосфера в особой авиаэскадрилье создалась удивительно тёплая – товарищеская. Призванные на службу отставные лётчики относились к своим механикам без общепринятого офицерского снобизма. В тех же частях, откуда сержанты и рядовые убыли в командировку, порядки царили совсем другие. Нынешняя Советская армия уже мало напоминала ту прежнюю довоенную Рабоче-крестьянскую, где командиры и солдаты вне службы чувствовали себя на равных. Возвращение в 1943 году погон явилось началом реакции. С того времени офицеров и солдат, как в прежней царской армии, снова стала разделять социальная пропасть. Новые «Ваши Благородия» получали от государства сытные пайки, высокие оклады, качественную, красивую форму, даже могли заводить денщиков, совсем как прежние господа поручики и штабс-капитаны. Солдаты же «закрепощались» суровыми уставами, и помимо выполнения основных служебных обязанностей, должны были обслуживать своих офицеров…
Даже комиссары (по-новому замполиты), которым по долгу службы полагалось рассказывать солдатам о славных временах, когда красноармейские советы выбирали себе командиров, быстро привыкли к тому, что «не барское это дело» напрягать собственные изнеженные руки, если стоит только приказать, и крепкие молодцы в солдатских гимнастёрках и чемоданчик к поезду поднесут, когда ты с семьей на курорт собрался, и покосившийся забор на даче поправят. И платить им за такую работу ничего не надо: «служба, есть служба»…
Не смотря на свои дворянские корни, Борис был так воспитан, что ему претило подобное офицерское «барство». Он и себе не позволял относиться к солдатам, словно к отданным офицерам на весь срок службы крепостным, и своих подчинённых наказывал за подобные штучки. Поэтому в эскадрилье царил дух подлинного товарищества. Обычно достаточно было просто попросить механика сделать ту или иную работу, и он готов был всю ночь возиться в моторе, чтобы только не подвести своего командира.
Вообще, у Нефёдова легко складывались дружеские отношения с людьми, независимо оттого, какую должность занимал человек и какое звание носил. Однажды Борис познакомился с младшим техником-лейтенантом. Тот служил в подразделении синоптиков. Пухлощёкого очкарика призвали в армию с пятого курса университета. Как ценному специалисту ему сразу присвоили офицерское звание и отправили на войну. Но здесь непосредственный начальник «студента», человек недалёкий и авторитарный, всячески третировал молодого сотрудника, не давая ему полноценно работать и превращая жизнь робкого подчинённого в сущий ад.
А между тем, Борис сразу понял, что перед ним очень талантливый учёный. За три месяца, что лейтенант находился в зоне боевых действий, он изучил местные воздушные течения, суточные, недельные и месячные изменения розы ветров особенно в горных районах, где летать было особенно опасно из-за свирепствующих там диких ветров, чьи внезапные порывы, скорость которых могла превышать 100 км/ч, погубили не один десяток лётчиков. Значительная часть потерянных враждующими сторонами самолётов относилась как раз к небоевым потерям.
Но эти же коварные ветра могли сослужить крылатому охотнику добрую службу, если бы только удалось как-то «приручить» их. Борис давно вынашивал идею дальнего рейда в глубокий вражеский тыл. Там, где их не ждут, перехватчикам с гораздо большей долей вероятности могла улыбнуться удача, чем в прифронтовой полосе, где большинство лётчиков ожидают нападения.
Но всё упиралось в ограниченный запас керосина, который мог взять истребитель. Своих дополнительных топливных баков здесь у наших лётчиков не было. Те же, которые по их заказу изготовляли в своих мастерских местные ремесленники, были жуткого качества. Клепали самопальные баки из жести, используемой для производства консервных банок. Текли они страшно. Взлетаешь с таким баком, а за тобой керосиновый след тянется.
С большим трудом через «Одессу», который быстро обрастал на новом месте нужными связями, Борис добыл два великолепных алюминиевых бака, которые сбросили американские истребители. Механикам был сделан заказ – подогнать баки под параметры МиГа.
Одновременно с помощью талантливого синоптика «Анархист» составил маршрут полёта, так, чтобы местные воздушные течения подхватили самолёты и отнесли их к месту охоты, а после её окончания помогли вернуться обратно, если повезёт вместе с перехваченным «Сейбром». Для большей экономии топлива весь путь они должны были проделать на максимальной высоте, где воздух более разряжен.
В первый такой рейд Борис решил отправиться вместе с Батуром Тюгюджтевым. Но назначенный день начался с череды плохих предзнаменований. Явно предчувствуя чью-то гибель обычно беззаботный весельчак «Бифштекс» тоскливо выл всю ночь. А утром по дороге в столовую пёс всё время пытался схватить Батура за штанину, словно желая оттащить его с гибельного пути. Потом к Нефёдову подошёл Кузаков и сообщил, что накануне вечером калмык раздал товарищам все свои вещи. Так мог поступить лишь человек, считающий себя смертником.
Да и погода как будто не благоприятствовала охоте. Горизонт заволокло свинцовыми тучами, которые озарялись частыми всполохами то ли артиллерийской канонады, то ли собирающейся грозы. Но и отменить полёт было нельзя, ибо по расчётам синоптика именно сегодня направление ветров максимально соответствовало задуманному Нефёдовым делу. В другой раз такой случай мог представиться не скоро. Всё что «Анархист» мог сделать в сложившейся ситуации, это заменить Батура кем-то другим.
– От судьбы не спрячешься, Батя – совершенно спокойным голосом ответил Тюгюмджиев, когда Нефёдов предложил ему переждать неблагоприятный день на земле. – Тот, кому суждено утонуть, и в луже захлебнётся. Единственная возможность что-то изменить – идти навстречу своим страхам.
И всё же Борис попытался всё переиграть, велев Кузакову готовиться к вылету вместо Батура. А дальше началась настоящая чертовщина. Сперва Кузаков не смог запустить двигатель своего МиГа. Затем та же история повторилась ещё с двумя машинами, которые техники эскадрильи считали совершенно исправными.
Другого возможного претендента на место своего ведомого – Константина Рублёва, Нефёдов ещё утром отправил в медсанчасть лечить внезапно разболевшийся зуб.
Докуривая папиросу «Одесса» в сторонке ждал своей очереди испытать судьбу. Но по лицу «Красавчика» Борис видел, что и на него не лучшим образом повлияли ночной собачий вой и прощальная раздача Батуром своих вещей. В таком взвинченном состоянии «Краса и гордость Одессы мамы» годился лишь на то, чтобы рвануть тельняшку на груди и с матерком сигануть с гранатами под танк. Нефёдову же требовался хладнокровный расчётливый напарник. Вот и выходило, что как не крути, а кроме калмыка брать было некого.
Видя сомнения командира, Батур снова подошёл к нему.
– Бери меня, Батя, и не о чём не думай. У нас говорят: бесстрашный и ловкий воин, если повезёт, даже вороного коня смерти объездит.
Борис невольно залюбовался старым фронтовым товарищем: малорослый, но очень быстрый и точный в движениях, увёртлив, словно мангуст и чрезвычайно вынослив. Такому удальцу и впрямь под силу было увернуться от любой опасности и выдержать сколь угодно долгую схватку. Много раз Борису приходилось наблюдать, как ловко Батур выпутывается из казалось бы совершенно безнадёжных положений. Он привык считать этого сына степей почти неуязвимым. «Ладно, – сказал себе Нефёдов, – просто будем сегодня осторожнее, чем обычно».
Помогая Борису застёгивать замки парашюта, его механик Витя «Барахольщиков» по заведённому меж ними обычаю травил очередной анекдот. Этот ритуал у них сложился с первых дней знакомства. Фокус заключался в том, чтобы очередная комичная история была незнакома лётчику. Это считалось добрым знаком. Витя знал невообразимое количество анекдотов, поэтому до сих пор ему всегда удавалось рассмешить Бориса чем-то новеньким. И надо же такому случиться, что именно сегодня анекдот оказался «с бородой».
Борис полез в кабину в прескверном настроении. Внутренний голос подсказывал ему, что надо всё-таки отложить полёт. И он бы обязательно так и поступил, если бы не очередной разговор с Василием Сталиным, который состоялся чуть более десяти часов назад. После обычных упрёков в медлительности и требований любой ценой форсировать выполнение задачи, Василий вдруг поинтересовался:
– А что, этот твой Рублёв за вредительство в лагере срок тянул или за саботаж?
Борис истолковал намёк «Принца» так, что тот окончательно потерял терпение и намерен в ближайшие дни или даже часы срубить первую голову, чтобы оставшиеся лётчики поторопились выполнить его волю. Поняв это, Нефёдов испытал ярость и отчаяние – словно пехотных штрафников, его людей гнали в гибельную атаку под пулёмётами заградотряда.
Как человек, реально смотрящий на вещи, Борис не мог не понимать, что нет никакой гарантии, что нужный самолёт удастся добыть завтра или хотя бы через три дня. Когда именно это случится, зависело от очень многих факторов и в первую очередь от стечения благоприятных обстоятельств. Если же им не повезёт, за всех ответит сперва «Рубль», потом кто-то ещё, и так до тех пор, пока взбешённый Василий не предложит Нефёдову пустить себе пулю в висок…
Но эти же испытываемые им отчаяние и ярость толкали Бориса на самые решительные поступки.
Глава 31
Истребитель Нефёдова нетерпеливо вибрировал в ожидании броска в небо. Борис поглядел на замерший рядом самолёт Батура. Из его сопла вырывалась реактивная струя, и только мощные тормоза удерживали заправленную под завязку керосином многотонную машину на старте. Зато всё, что можно было снять с истребителей для их максимального облегчения, механики открутили. Даже боекомплект охотники взяли с собой минимальный, чтобы только хватило взять обнаруженный «Сейбр» в клещи и под конвоем привести его на базу. Позднее выяснится, что по ошибке механики сняли с киля самолёта Тюгюмджиева и приёмник, предупреждающий об облучении радиодальномером вражеского прицела.
Борису показалось, что он когда-то прежде уже видел именно этот момент – сосредоточенное лицо Батура под стеклянным колпаком стоящей рядом крылатой машины, стаю ворон лениво пересекающих их курс, тревожные всполохи на горизонте. «Вот бы вспомнить, чем тогда дело закончилось», – подумал он, и запросил у вышки:
– Разрешите взлёт сотке и полсотни-пятому, – голос Нефёдова был нарочито спокоен, важно было дать ведомому почувствовать свою абсолютную уверенность.
– Взлёт разрешаю, – тут же отозвался руководитель полётов. – Сводку погоды по маршруту будем давать каждые полчаса. Желаю удачи!
На самом деле на вышке не знали об истинном маршруте пары Нефёдова. В заявке на полёт Борис указал стандартный для истребителей авиакорпуса путь в район Супунской ГЭС. Всё равно никто из начальства не взял бы на себя ответственность официальное разрешить рейд за линию фронта. Ведь если самолёт или лётчик попадут в руки врага, виновному придётся отвечать перед трибуналом…
Всё произошло слишком быстро. Вначале прервалась связь между самолётами и землёй. Примерно за полчаса до этого МиГи вошли в полосу плотного тумана. Если бы не показания приборов можно было решить, что самолёт повис вне пространства и времени. Скрытый от мира плотным белым плащом ты невольно ощущал себя в безопасности, забывая, что наука научила твоих врагов видеть и ночью, и сквозь туман.
Резко прозвучал звуковой сигнал системы ТОН-3 «Сирена», предупреждающей об облучении радиодальномером вражеского прицела. Тело среагировало, как при нечаянном прикосновении к чему-то очень горячему. Мгновенная реакция тренированных мускулов и только следом запоздалый всполох мысли: «Я на мушке!» Всего несколько сантиметров движения ручки и снаряд, который должен был прошить тонкий борт кабины и разорваться на уровне твоего живота, с противным визгом лишь чиркнул по самолётной обшивке, яростно высек на прощание сноп искр и умчался прочь…
Борис опрокинул свой самолёт через крыло и обрушил его колом вниз лишь бы выскочить из зоны поражения. Любые другие действия бесполезны, когда ты не видишь противника, а он благодаря бортовому радиолокатору точно знает, где ты находишься.
Но в последний момент перед нырком к земле Нефёдов оглянулся туда, где должен был находиться скрытой молочно-белой пеленой истребитель Батура. Ему показалось, что он увидел отблеск яркой вспышки. У Бориса сжалось сердце.
Раскачиваясь на привязных ремнях в кувыркающемся самолёте, он случайно задел локтем тумблер настройки радиостанции и вдруг шипение и свист в наушниках мгновенно прекратились и до него донеслись довольные голоса двоих мужчин, обсуждающих по-английски подробности сделанных ими выстрелов:
– Поздравляю, Чёрный пёс! Одного ты точно достал, я видел, как он взорвался.
– Что ж, мистер Хан, с меня выпивка. Генерал Смит как раз вчера прислал мне ящик боевого виски за пять сбитых в последнюю неделю «бандитов». Жаль, что твой русский успел забиться в щель.
– Мне кажется, я его подранил, после чего он нырнул куда-то вниз. Я уже почти догнал его, а потом снова потерял. Он просто исчез у меня с радара, слился с землёй. Это очень хитрый русский. Определённо стоит прочесать район, он наверняка где-то близко.
– Не стоит рисковать, Хан. Теперь русский знает о нашем присутствии и будет настороже. Если он так хорош, как ты говоришь, он не даст нам второго шанса, а сам попробует напасть.
Борис вывел самолёт из штопора и начал поиск Батура, в гибель которого не желал верить. А ещё Нефёдов очень надеялся, что ему повезёт наскочить в тумане на атаковавшую их парочку. И в какой-то момент впереди действительно мелькнула чья-то серая тень. Борис тут же нажал на гашетку и стал доворачивать свою машину, стремясь вогнать в уходящий самолёт весь боезапас «до железки»…
Совершив посадку и руля к своему капониру, Борис вдруг заметил, что на том месте, где Батур парковал свой самолёт, стоит какой-то МиГ. «Всё-таки вернулся, бродяга!» – возликовал Нефёдов. Но потом он увидел, что номер на самолёте другой. Оказалось, просто механики в отсутствии Тюгюмджиева поставили в его капонир другой самолёт для осмотра двигателя.
Нефёдов вместе со всеми прождал Батура до тех пор, пока оставалась хоть какая-то надежда на его возвращение. Наконец, кто-то из механиков грустно вздохнул и подвёл черту:
– Вот и не стало нашего «Айдара»63. Э-эх… даже такого удальца укатали крутые горки…
Борис приказал механику снять со своего самолёта кассету фотокинопулемёта C–I3. Борис очень надеялся, что проявка плёнки покажет, что ему хотя бы удалось отомстить за друга. Но по результатам дешифровки специалисты дали заключение, что пилот, скорее всего, расстрелял стаю птиц…
Поисковые группы для обнаружения места падения МиГа Тюгюмджиева выслать было нельзя. Даже если бы Нефёдов сообщил начальству, где примерно их атаковали «Сейбры», никто бы не послал поисковиков так далеко за линию фронта. Борис сам трижды вылетал в район, где пропал Тюгюмджиев. Снижаясь до бреющего полёта, Нефёдов буквально метр за метром исследовал огромную территорию. Да вот только местность под крылом лежала такая, что здесь не то что самолёт, бронепоезд запросто мог исчезнуть без следа. Насколько хватало взгляда раскинулась болотистая местность с сотнями заросших густым кустарником холмистых островков. Правда, однажды Борис заметил торчащий из болота, словно крест над могилой пилота, хвост какого-то самолёта. Но на третьем заходе Нефёдов заметил валяющееся далеко в стороне крыло с надписью «USAF». Всё ясно – американец.
Оставалась небольшая надежда, что Батур всё-таки успел покинуть подбитую машину. Но и она с каждым днём становилась всё более призрачной. Между тем все в их эскадрилье знали, какое значение Тюгюмджиев, как восточный человек, придавал соблюдению посмертных обрядов. Не раз он шутливо говорил товарищам, что если его собьют и он выпрыгнет на парашюте, то особо беспокоиться не стоит. Он как-нибудь сам приползёт домой. А вот если дело кончится самым прескверным образом, тогда верные дружки, которых он не раз выручал из беды, должны позаботится о том, чтобы его бренные останки были достойным солдата образом преданы земле. И ещё по существующему у его народа обычаю Батур наказывал верным товарищам в случае чего передать родственникам немного земли и камней со своей могилы.
Ничего этого оставшиеся в живых лётчики сделать не смогли, и чувство вины отравляло их души. Эмоциональный от природы «Одесса» даже сорвался. Ведь он летал и дружил с Батуром с 1942 года. Два дня подряд Красавчик буквально не просыхал. Нефёдов не назначал его в полёты, и даже не наказывал, позволяя помянуть близкого друга.
Глава 32
Читать бесплатно другие книги:
