Примерные девочки Сегюр София

Соня боялась войти в гостиную. Она просила своих подруг пойти вперед, чтобы мачеха не заметила ее, но оказалось, что спрятаться от зоркой мачехи невозможно.

– Как ты смеешь входить сюда? – закричала на нее госпожа Фичини. – Неужели ты думаешь, я посажу со всеми за стол такую воровку, такую лгунью, как ты?

– Соня не виновата, – смело ответила Мадлен, – мы знаем, кто на самом деле выпил ваше вино. И это вовсе не Соня!

– Та-та-та, моя милая! Она вам наврала что-нибудь, я ее хорошо знаю. Пусть обедает в своей комнате!

– Нет, – разгорячилась Маргарита, – Соня добрая, а вы злая! Вино выпила Пальмира, а Соня упросила садовницу, чтобы та не наказывала свою дочь. А вы высекли Соню, даже не выслушав ее! Я люблю Соню, а вас не люблю.

– Отлично, душенька! – притворно засмеялась госпожа Фичини. – Это очень любезно, очень вежливо с твоей стороны! А история с Пальмирой – прекрасная выдумка.

– Маргарита сказала правду, – вмешалась Камила. – Пальмира принесла в вашу спальню травы, выпила вино, выскочила в окно и вывихнула себе ногу. Она во всем созналась своей матери, которая высекла бы ее, если бы Соня не упросила. Вы видите, что Соня не виновата. Она очень добра, и мы все ее любим.

– Вы убедились, что наказали Соню несправедливо, и должны чем-нибудь вознаградить ее, – обратилась к хозяйке дома госпожа де Розбур. – Вы сейчас говорили, что вам хочется поскорее уехать и что Соня будет мешать вам собираться. Позвольте нам взять ее с собой сегодня же. Вам будет удобнее укладываться.

Госпоже Фичини было стыдно, что пред всеми обнаружилась ее несправедливость к Соне, и она не осмелилась отказать госпоже де Розбур. Подозвав свою падчерицу, она недовольным тоном сказала ей:

– Ты сегодня уезжаешь, я приготовлю твои вещи.

Соня не могла скрыть своей радости, а мачеха продолжала:

– Кажется, ты очень рада, что уезжаешь от меня. У тебя нет ни добрых чувств, ни благодарности, и я не рассчитываю на твою нежность, как ты, конечно, не можешь рассчитывать на мою. Можешь не писать мне, я тоже не стану напрасно переводить чернила. Надеюсь, ты столько же будешь беспокоиться обо мне, как и я о тебе.

Затем госпожа Фичини обернулась к гостям:

– Идемте обедать, милые дамы! По возвращении я непременно приглашу вас вместе со всеми соседями и прочту свои путевые впечатления. Это будет чудесно!

Все пошли садиться за стол. Соня воспользовалась тем, что мачеха забыла о ней, и ела жадно. Хороший обед и уверенность в том, что она нынче же расстанется с госпожой Фичини, вполне изгладили печальные впечатления от утренней сцены.

После обеда дети пошли с Соней в малую гостиную, где были приготовлены ее куклы и мелкие вещи. Девочки взяли одну куклу и куклины платья, остального брать не стоило.

Госпожа де Флервиль и госпожа де Розбур, горя от нетерпения поскорее уехать, велели подавать свою коляску.

– Как! Вы уже уезжаете? – воскликнула госпожа Фичини. – Ведь всего восемь часов!

– Мне очень жаль расставаться с вами, но я хочу до ночи быть дома, – сказала госпожа де Флервиль.

– К чему непременно до ночи? Дорога хорошая, и луна светит.

– Маргарита еще мала, я боюсь, что она чересчур устанет, – заметила госпожа де Розбур.

– О, ведь сегодня мы вместе последний вечер, один раз Маргарита может лечь и попозже, – настаивала госпожа Фичини.

– Очень жаль, но мы заботимся о том, чтобы дети ложились вовремя, – покачала головой госпожа де Розбур.

Слуга доложил, что коляска подана. Дети надели шляпы, Соня бросилась поскорее к двери, боясь, чтобы ее не забыли. Госпожа Фичини простилась с гостями и детьми, потом сухо подозвала Соню.

– Простимся. Ты, бессердечная особа, кажется, в восторге от того, что уезжаешь. Я уверена, что, если бы этим девицам случилось прощаться с маменьками, они заплакали бы.

– Маменька никогда бы не уехала без меня, – заявила Маргарита с детской непосредственностью, – как и госпожа де Флервиль без Камилы и Мадлен. Мы любим мам, потому что они добрые и милые. А если бы они были злые, мы не любили бы их!

Соня задрожала, Камила и Мадлен улыбнулись. Госпожи де Флервиль и де Розбур закусили губы, чтобы не расхохотаться. Госпожа Фичини покраснела со злости, глаза у нее загорелись, она чуть не ударила Маргариту, но удержалась и, подозвав еще раз Соню, сухо поцеловала ее в лоб и, отталкивая, сказала:

– Вижу, ты про меня много хорошего нарассказала своим подругам! Берегись, мы еще увидимся! Прощай.

Соня хотела поцеловать мачехе руку, но госпожа Фичини ударила ее этой рукой по лицу и в сердцах отвернулась от девочки. Соня поскорее бросилась в коляску.

Госпожи де Флервиль и де Розбур простились с хозяйкой дома и вместе с девочками уселись в экипаж, намереваясь ехать домой.

Лошади тронули. Соня начала дышать свободнее, как вдруг раздался крик:

– Остановитесь! Постойте!

Бедная Соня чуть не упала в обморок. Она боялась, что мачеха передумала и хочет взять ее с собой. Кучер остановил лошадей, слуга, запыхавшись, подбежал к дверцам и сказал:

– Барыня приказали… сказать… барышне, что они… забыли… свои вещи… и получат их… только завтра утром… или пусть барышня… вернется ночевать… домой.

Соня ожила от радости и протянула руку слуге.

– Спасибо, спасибо, Антуан. Мне очень жаль, что вам пришлось так бежать. Поблагодарите маменьку, скажите, что мне не хочется ее стеснять, что я обойдусь сегодня и так, пусть завтра пришлют. Прощайте, Антуан, прощайте!

Госпожа де Флервиль, видя беспокойство Сони, приказала кучеру трогать и ехать побыстрее. Через четверть часа коляска остановилась у крыльца замка, и довольная Соня легко соскочила наземь и поблагодарила Бога и госпожу де Флервиль за свое счастье.

Госпожа де Флервиль поручила Соню няням, решив, что та будет спать в одной комнате с Маргаритой. Там девочка и проспала спокойно до утра.

Глава XV

Черная смородина

Соня уже две недели жила в Флервиле и чувствовала себя вполне счастливой. Ни разу за это время не проявлялись ни ее недостатки, ни дурные привычки. Утром, просыпаясь, девочка вскакивала со своей постели, умывалась, одевалась, молилась вместе со своими подругами.

Соне не нужно было воровать хлеб, чтобы не остаться голодной – еды давали столько, сколько ей хотелось. Сначала она не верила своему счастью и ела и пила за троих. Через несколько дней девочка поняла, что нет нужды с утра впрок набивать желудок на весь день. Она стала рассудительнее и подобно подругам на завтрак довольствовалась куском хлеба с маслом и чашкой чаю или шоколада.

В первые дни за завтраком и обедом девочка спешила есть, боясь, что ее выгонят из столовой, прежде чем она насытится. Подруги смеялись над ней, госпожа де Флервиль обещала, что никогда не будет высылать ее из-за стола. Соня покраснела и обещала есть не так жадно.

– Бедная Соня, у тебя лицо всегда точно испуганное, – заметила Мадлен. – Ты спешишь, скрываешь самые невинные вещи.

– Мне все кажется, вот-вот войдет мачеха, – вздохнула Соня. – Я беспрестанно забываю, что я у вас, что вы такие добрые и что я так счастлива!

Говоря это, Соня со слезами на глазах поцеловала руку госпожи де Флервиль:

– О, какая вы добрая! Всякий день я молю Бога, чтобы навсегда остаться с вами.

– Не этого надо просить у Господа, – покачала головой госпожа де Флервиль. – Надо просить, чтобы он помог стать тебе такой умной, послушной, доброй, чтобы смягчилось сердце твоей мачехи, и ты могла бы жить с ней счастливо.

Соня ничего не ответила, казалось, она считала этот совет неисполнимым. Маргарита посмотрела на госпожу де Флервиль так, точно считала ее слова невозможной вещью. Госпожа де Розбур заметила это и улыбнулась:

– Что с тобой, Маргарита? Что ты надулась, глядя на госпожу де Флервиль, точно мышь на крупу?

– Маменька, я не люблю… мне не нравится, что… что… – замялась Маргарита. – Я не знаю, как сказать, но я не стану молиться Богу, чтобы злая мачеха снова вернулась и принялась сечь бедную Соню.

– Госпожа де Флервиль и не говорила, что надо об этом молиться, – возразила госпожа де Розбур. – Она сказала, что Соня должна молиться о том, чтобы стать такой доброй, чтобы мачеха любила ее и сделала ее счастливой.

– Но, маменька, госпожа Фичини такая злючка, что не может сделаться доброй! Она так ненавидит Соню, что если вернется и возьмет ее к себе, то опять будет мучить, а вовсе не сделает счастливой.

Госпожа де Флервиль улыбнулась:

– Милая моя, для Бога все возможно: он может смягчить сердце госпожи Фичини. Соня должна молиться, чтобы стать такой доброй, что ее доброта смягчит сердце мачехи и та станет любить ее.

– И я хотела бы, чтобы госпожа Фичини стала доброй, но будет лучше, если она останется там навсегда, а Соня станет жить с нами! – не сдавалась Маргарита.

– Все это хорошо, Маргарита, и доказывает, что у тебя доброе сердце, но, рассудив, ты поймешь, что Соня, если мачеха будет любить ее, будет счастливее, живя с нею, чем с чужими, которые хотя и любят ее, но ничем не обязаны ей, и от которых она не имеет права ничего требовать.

– Правда, Маргарита, если бы мачеха любила меня, как тебя любит твоя мама, я была бы так же счастлива, как ты, и я не беспокоилась бы о том, что будет через несколько месяцев, – подала голос Соня.

– А все-таки я боюсь, что госпожа Фичини скоро вернется, – вздохнула Маргарита.

– И я тоже, – прошептала чуть слышно Соня.

После обеда дамы остались в гостиной работать, а дети пошли вскапывать свой садик. Камила и Мадлен поручили Маргарите и Соне отыскать несколько молоденьких кустиков красной смородины и малины, вырвать их с корнями и принести в садик, чтобы посадить там.

– Куда же мы пойдем? – спросила Маргарита.

– Я видела недалеко отсюда, у рощицы, и смородинные, и малиновые кусты, – объявила Соня.

– По-моему, лучше спросить садовника, – заметила младшая из девочек.

– Пойдем сперва посмотрим те, про которые я говорю, – скомандовала старшая. – Если нам не удастся их вырвать, мы попросим садовника помочь нам.

Девочки побежали и скоро увидели кусты, про которые говорила Соня. Как они обрадовались, увидев, что на них пропасть ягод! Соня набросилась на них и стала жадно запихивать ягоды в рот, особенно черную смородину, Маргарита, покушав немного, остановилась.

– Ешь же, дурочка, – сказала ей Соня, – пользуйся случаем!

– Каким случаем? – удивилась малышка. – Я ем ягоды каждый день.

– Они вкуснее, когда сам срываешь, а потом тут ешь, сколько хочешь. Господи, как хорошо!

Маргарита с удивлением посмотрела на подругу: она никогда не видела, чтобы ели с такой жадностью, с такой поспешностью. Когда Соня уже не могла больше есть, она вздохнула от удовольствия и отерла губы листьями.

– Зачем ты обтираешься листьями? – спросила Маргарита.

– Чтобы платок не запачкать, на нем пятна останутся от черной смородины.

– Ну и что? Платки всегда пачкаются.

– Если увидят, что я ела черную смородину, меня накажут.

– Какие глупости! Тебе и слова не скажут. Мы едим, что хотим.

– Как – что хотите? – удивилась Соня. – А вы не бываете больны оттого, что покушаете чересчур?

– А мы никогда не едим «чересчур», ведь обжорство – большой грех.

Соня покраснела и, чтобы Маргарита этого не заметила, предложила ей вырвать несколько кустиков красной смородины и отнести подругам. Девочки принялись за работу, но рядом послышались голоса Камилы и Мадлен:

– Соня, Маргарита, где вы?

– Мы здесь, здесь! Вырываем кустики.

Камила и Мадлен подбежали.

– Что вы тут делали без малого час? – поинтересовалась Камила. – Мы вас ждали-ждали, теперь пора уже идти заниматься.

– Да вы всего один кустик вырвали! – разочарованно протянула Мадлен. – Во что же вы играли?

– Да Соня набросилась на ягоды… – засмеялась было Маргарита.

– Замолчи, доносчица, как бы мне из-за тебя не досталось! – перебила ее Соня.

– А я тебе говорю, что ничего не будет, моя маменька не такая злая, как твоя, – отмахнулась малышка.

– Что такое? Что случилось? – вмешалась Камила. – Говори Маргарита, а ты Соня, не мешай ей говорить!

– Мы пришли сюда, и Соня все это время ела красную и особенно черную смородину, а я смотрела, как она ест. Ужасно, как она проворно ест! Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так много ел! Любопытно было, – сказала Маргарита.

– Зачем ты так много ела, Соня? – испугалась Камила. – Ты же заболеешь!

– Не заболею, – буркнула Соня. – Просто мне очень хотелось есть.

– Есть хотелось? Да мы только что вышли из-за стола!

– Да мне не говядины есть хотелось, а черной смородины.

– Ха-ха-ха! Голод распространялся только на смородину?.. Но ты побледнела, тебя тошнит?

– Вовсе нет! – слегка рассердилась Соня. – Мне и еще есть хочется, и я могу сесть еще целую корзину черной смородины.

– Не советую, – предостерегла Мадлен. – Полно же, Соня, не сердись, пойдем с нами.

Соне было не по себе, и она, ни слова не ответив, пошла за подругами в комнаты. Всю дорогу она молчала. Камила, Мадлен и Маргарита, думая, что она дуется, говорили лишь между собой. Девочки вошли в классную, где маменьки ждали их, чтобы заняться уроками.

– Вы опоздали, дети, – заметила госпожа де Розбур.

– Мы бегали в рощицу за смородинными кустиками, это неблизко, маменька, – принялась оправдываться Маргарита.

– Не будем тратить времени попусту, дети, возьмите книги и тетради, – сказала госпожа де Флервиль.

Камила, Мадлен и Маргарита сели на свои места, Соня медленно подошла, не говоря ни слова. Эта медленность в движениях не ускользнула от госпожи де Флервиль.

– Какая ты бледная, Соня! – сказала она. – Что с тобой? Ты больна?

Соня слегка покраснела, девочки посмотрели на нее, Маргарита закричала:

– Вот тебе и черная смородина!

– Черная смородина? Что это значит, Маргарита? – спросила госпожа де Флервиль.

– Ничего. Маргарита сама не знает, что говорит. Я здорова, только… только… мне тошно немножко… пройдет.

Но Соня почувствовала себя дурно, она объелась смородины, и все это тотчас же узнали: смородина очутилась на паркете.

Госпожа де Флервиль поморщилась, молча взяла Соню за руку и отвела в спальню, где ее раздели, уложили, дали чашку липового цвета. Когда девочка выспалась, госпожа де Флервиль пошла узнать, лучше ли ей. Соня от стыда едва могла говорить:

– Благодарю вас, теперь лучше, пожалуйста, простите меня, вы были так добры, не высекли меня.

– Милая Соня, ты и без того наказана за свое обжорство, – сказала госпожа де Флервиль. – Ты больна, лежишь в постели, а мы скоро собираемся ехать к соседке, будем там есть вишни… Ачтобы сечь тебя, на этот счет можешь быть спокойна, я никогда этого не делаю. Надеюсь, впредь ты не станешь чрезмерно переполнять желудок. Я не запрещаю есть ягоды и фрукты, но есть их надо с умом, иначе недолго и заболеть.

Соня, потупившись, молчала. Ей было стыдно, и она сознавала правдивость слов госпожи де Флервиль. Потом с Соней осталась только няня, которая старалась ее успокоить. Но маленькую обжору стало опять тошнить, и она долго не могла уснуть: у нее было время подумать о том, как нехорошо переедать.

Глава XVI

Карцер

Через час Камила, Мадлен и Маргарита пришли к Соне узнать о ее здоровье, они были в шляпках и свежих платьях.

– Зачем вы переоделись? – спросила Соня.

– Мы едем в гости к соседям, – пояснила Камила, – будем там рвать вишни.

– Как жаль, что тебе нельзя с нами ехать! – воскликнула Мадлен. – С тобой было бы веселее.

– Прошлый год нам было там весело! – добавила Маргарита. – Мы лазили на деревья, мы сами рвали вишни на варенье и ели, сколько угодно. Только после не были так больны, как ты от смородины!

– Не напоминай об этом, Маргарита, – одернула малышку Мадлен. – Ты видишь, как Соне стыдно и досадно.

– Да, мне очень стыдно, – призналась Соня. – В другой раз я съем немного, потому что знаю, что могу есть и завтра, и потом. Я не привыкла к ягодам и другим лакомствам, а потому если увижу, то ем и не могу остановиться. Теперь я этого делать не стану. Так неприятно, когда тошнит! Да и стыдно…

– Маменька говорит: кто много ест, тот похож на свинку, – проговорила Маргарита.

Это сравнение не могло понравиться Соне, она стала сердиться и вертеться на постели. Мадлен потихоньку велела Маргарите замолчать, и та послушалась. Все трое поцеловались с Соней и пошли на крыльцо.

Через несколько минут Соня услышала, как тронулась карета. Она скучала целых два часа, потом няня позволила ей встать. Скоро вернулись ее подруги, в восторге от своей поездки, и привезли с собой большую корзину вишен.

На другой день Камила сказала Соне:

– Сегодня вечером мы станем варить вишневое варенье. Нас научили, как это делать, ты будешь помогать нам. Маменька сказала, что варенье будет наше, потому что вишни наши, и что мы можем делать из них, что захотим.

– Отлично! – воскликнула Соня. – Вот полакомимся!

– Надо будет дать варенья Жанне, жене садовника, – заметила Мадлен. – Она больна, и у нее шестеро детей.

– Это уже чересчур лакомо для бедных людей! – возмутилась Соня.

– Отчего же для нее чересчур лакомо, а для нас не чересчур? Нехорошо так говорить! – вступила в разговор Камила.

– Скажите, пожалуйста! – не унималась Соня. – Не хочешь ли ты уверить меня, что Жанна привыкла есть варенье?

– Мы потому-то и хотим отнести ей, что у нее нет варенья.

– С нее довольно хлеба, овощей и масла. Я бы не стала варить варенья для всяких нищих.

– А кто тебя просит об этом, гордячка? – кинулась на помощь Камиле Маргарита. – Мы не нуждаемся в твоей помощи. Камила пригласила тебя, чтобы тебе же веселей было.

– Но в корзине есть и мои вишни, – настаивала Соня. – И я имею право их взять.

– И вовсе ты ничего такого не можешь, тебе их никто не дарил! – выкрикнула Маргарита. – Но раз ты такая сластена и жадина, вот тебе! На, бери!

И с этими словами малышка схватила горсть вишен и бросила Соне прямо в лицо. Та, и без того уже рассерженная, окончательно вскипела, кинулась на Маргариту и ударила ее кулаком в плечо. Камила и Мадлен бросились между ними, чтобы помешать драке. Мадлен держала Соню, а Камила Маргариту. Камила стыдила малышку за вспыльчивость. Маргарита тотчас утихла, и ей было стыдно за свое поведение. Соня же рвалась из рук Мадлен и во что бы то ни стало хотела отомстить за обиду.

– Оставь меня! – кричала она. – Оставь, я столько раз ее ударю, сколько она мне вишен в лицо бросила. Пусти меня, я отколочу ее!

Соня кричала, Камила и Мадлен старались успокоить ее и сами кричали. Шум встревожил матерей. Они подошли как раз в то время, когда Соня, вырвавшись от Камилы и Мадлен, бросилась на Маргариту. Увидев, что идут взрослые, Соня остановилась, покраснела и задрожала, боясь наказания.

Госпожа де Флервиль молча подошла к ней, взяла ее за руку, увела в неизвестную ей комнату, в карцер, посадила на стул перед столом и, указав на бумагу, перо и чернила, сказала ей:

– Вы целый день пробудете в этой комнате, и вы…

– Право, это не я, это все Маргарита… – начала было Соня.

– Не перебивайте!.. – тон госпожи де Флервиль был суровым. – Вы десять раз перепишете вот эту страницу. А когда поуспокоитесь и помолитесь Богу, чтобы он простил вас, я пришлю вам сюда обед. Своих подруг вы сегодня не увидите.

– Это не я, это Маргарита…

– Не перебивайте, пишите.

Госпожа де Флервиль вышла из комнаты, заперла дверь на ключ и пошла узнать, из-за чего Соня рассердилась.

Она нашла только Камилу и Мадлен, дочери рассказали ей все и прибавили, что госпожа де Розбур очень рассердилась на Маргариту и, несмотря на ее раскаяние, посадила на целый день в спальню.

– Все это очень печально, – покачала головой женщина, – но госпожа де Розбур хорошо сделала, что наказала Маргариту.

– Все-таки, мама, Маргарита была права, что хотела дать варенья бедной Жанне. А с Сониной стороны очень дурно, что она такая гордая и злая, – высказала свое мнение Камила.

– Правда твоя, Камила, – кивнула мать, – но Маргарите не следовало сердиться. Лучше бы она мирно объяснила, что следует помогать бедным и работать для них.

– Да Соня и слушать не хотела, маменька!

– Соня очень живая девочка, она дурно воспитана и не привыкла любить ближних. Но у нее доброе сердце, и она поняла бы урок, который вы дали бы ей своим примером. Она тогда стала бы лучше, а теперь только рассердилась.

– Маменька, позвольте мне пойти поговорить с ней, – попросила Мадлен. – Я уверена, она теперь плачет и раскаивается от всего сердца.

– Нет, Мадлен, пусть она посидит одна до вечера. Она еще слишком сердита и не станет тебя слушать. Через час я пойду и сама поговорю с ней.

И госпожа де Флервиль вместе с Камилой и Мадлен пошли к госпоже де Розбур. Девочкам было грустно, они тихо играли в куклы и размышляли обо всем, что произошло.

В это время Соня, оставшись одна в карцере, рыдала – только не от раскаяния, а со злости. Девочка осмотрелась: нельзя ли убежать из карцера? Но окно было так высоко, что, даже поставив стул на стол, она не могла достать до него. Соня бросилась к двери, но двери были тяжелые и плотно заперты. Тогда она стала искать, нельзя ли чего сломать, разорвать.

Голые стены были окрашены серой краской, кроме простого соломенного стула и белого деревянного стола, другой мебели не было, чернильница была вырезана в самом столе. Оставались перо, бумага да книга, из которой велено было переписывать. Соня схватила перо, бросила его на пол и раздавила ногой. Потом она разорвала бумагу на мелкие кусочки и принялась за книгу – стала вырывать из нее страницу за страницей, мяла и рвала на куски.

Соня хотела сломать и стул, но силы не хватило. Усталая, обливаясь потом, она упала на пол. Рвать было нечего, пришлось поневоле лежать смирно. Мало-помалу, она успокоилась, одумалась и ужаснулась тому, что натворила.

«Ах, что-то скажет госпожа де Флервиль! – думала она. – Она меня накажет, наверняка накажет… Да, да, она меня высечет… Меня мачеха так часто секла, что я уже привыкла… Нечего думать об этом… Лучше посплю…»

Соня закрыла глаза, но сон не приходил. Девочка тревожно вздрагивала от малейшего шума, ей все казалось, что дверь отворяется. Прошел час. Вдруг в замке повернулся ключ. На этот раз Соня не ошиблась, дверь отворилась, и вошла госпожа де Флервиль. Девочка встала.

Госпожа де Флервиль посмотрела на клочки бумаги, валявшиеся на полу, и спокойно произнесла:

– Поднимите все это.

Соня не шевельнулась.

– Я вам говорю, поднимите все это, – повторила госпожа де Флервиль.

Соня не трогалась с места. Госпожа де Флервиль так же спокойно продолжала:

– Не хотите? Это дурно. Вы увеличиваете и свою вину, и наказание. Лиза, – позвала госпожа де Флервиль, – войдите, пожалуйста, сюда на минутку.

Няня вошла и остановилась в недоумении, увидев такой беспорядок.

– Пожалуйста, Лиза, – сказала госпожа де Флервиль, – подберите все это. Это Соня разорвала книгу и бумагу. Да принесите мне, пожалуйста, другую книгу, бумагу и перо.

Пока Лиза убирала мусор, госпожа де Флервиль села на стул и посмотрела на Соню. Та дрожала от испуга, хотя госпожа де Флервиль нимало не сердилась. Чего бы не дала бедная девочка, только бы книга была цела, бумага не разорвана и перо не раздавлено!

Когда Лиза принесла все, что было приказано, госпожа де Флервиль встала, спокойно подозвала Соню, посадила ее на стул и сказала:

– Вы перепишете десять раз вот эту страницу, как я велела вам. Вместо обеда вы получите суп, хлеб и воду. Вы заплатите за все порванные вещи из ваших карманных денег. Вместо того чтобы играть с подругами, вы целые дни будете сидеть здесь. Два часа вы будете гулять с Лизой, но ей будет запрещено говорить с вами. Обед вам будет присылаться сюда. Вы до тех пор просидите здесь, пока не раскаетесь, пока не испросите у Бога прощения за жестокость к бедным, за любовь к лакомствам, за вспыльчивость против Маргариты, за вашу злость, с какой вы все, что могли, рвали и ломали, и за непослушание моим приказаниям. Надеюсь, вы раскаетесь, испросите прощения у Бога и людей. Я думала, что вы уже раскаялись, но, кажется, придется прождать до завтра. Прощайте.

Госпожа де Флервиль пошла к двери и уже взялась за ключ, как Соня схватила ее за платье, упала на колени, взяла за руки, стала целовать их и обливать слезами. Сквозь рыдания только могла проговорить:

– Простите! Простите!

Госпожа де Флервиль остановилась, посмотрела на не поднимавшуюся с колен Соню, наконец наклонилась к ней, подняла и ласково сказала:

– Милая моя, раскаяние искупает проступки. Ты виновата, во-первых, перед Богом, а потом и передо мной. Искренность твоего раскаяния заставляет простить тебя, но не избавляет от наказания. Ты до завтрашнего вечера не увидишься с подругами и сделаешь все, что я тебе приказала.

– Нет-нет, накажите меня! – с жаром попросила Соня. – Мне будет легче! Я так тронута вашей добротой, что прошу только простить меня. Ах, какая я была злая, отвратительная! Простите ли вы меня?

– От всего сердца, дорогая. Будь уверена, что я против тебя ничего не имею. Теперь помолись Богу и попроси у него прощения. Я пришлю тебе обед, потом ты перепишешь, что я тебе велела, а вечером почитаешь, я принесу тебе книгу.

Госпожа де Флервиль поцеловала девочку и вышла, но на этот раз не заперла дверь на ключ. Это доказательство доверия тронуло Соню, и она еще больше стала сожалеть, что наделала столько глупостей.

«Как, – говорила она сама с собой, – как я могла до такой степени рассердиться? Как я могла быть такой злой с такими добрыми подругами? И не слушаться такую милую, такую любящую женщину, как госпожа де Флервиль? Как она была добра ко мне! Как только я раскаялась, она стала говорить со мной так ласково, так нежно смотрела на меня! Вся ее строгость вмиг исчезла! А простит ли меня Бог? О, Господь есть сама любовь, он увидит мои покаянные слезы и простит меня!»

И девочка стала на колени, истово прося Бога, чтобы он простил ее и дал силы исправиться. Едва успела она кончить молитву, как вошла Лиза и принесла тарелку супу, большой кусок хлеба и графин воды.

– Вот вам, барышня, арестантский обед. Но, если вы проголодались, он вам покажется вкусным.

– Ах, Лиза, мне и этого не стоило бы давать! И этого много такой дрянной девочке, как я!

– A-а! Вы иначе теперь заговорили? Я очень рада, барышня. Если бы вы видели, какое у вас было лицо… Ну, просто можно было вас назвать дьяволенком!

– Да, я была такая злая… Как мне грустно это! Но я постараюсь вперед ничего подобного не делать, ничего, никогда!

Соня села за стол и съела суп, потом доела кусок хлеба и выпила стакан воды. Лиза с сожалением смотрела на нее.

– Видите, барышня, – сказала она, – как нехорошо быть злой. Мои барышни добрые, и их никогда так не наказывают. Они никогда не доводят себя до этого, оттого они всегда веселы и добры.

– Да, Лиза, – кивнула Соня. – Но вот что странно: когда я была злой и мачеха наказывала меня, я после этого еще злее становилась. А госпожу де Флервиль я, напротив, теперь, после наказания, еще больше люблю, и мне хочется исправиться.

– Ваша мачеха со злости или по капризу наказывала вас, а госпожа де Флервиль вам хочет добра. Вы это и чувствуете, – пояснила няня.

– Именно так, Лиза, вы сказали правду!

Когда Соня закончила обед, Лиза унесла прибор, и девочка принялась за работу. Она писала долго, потому что ей хотелось написать как можно лучше, и, окончив письмо, стала читать.

Начинало темнеть, Соня положила книгу, и у нее было довольно времени подумать о том, как скучно сидеть в карцере. Долго сидела она, наконец явилась Лиза и позвала ее спать. Маргарита уже крепко спала. Соня потихоньку подошла к ней и поцеловала, как бы прося прощения за давешнее, потом помолилась, легла и скоро уснула.

Глава XVII

На завтра

Следующий день прошел довольно печально. Маргарите было стыдно, что она вчера рассердилась и тем подвела Соню под наказание, Камиле и Мадлен было скучно потому, что скучала Маргарита и что Сони не было.

Соня весь день просидела в карцере, никто не приходил к ней, кроме Лизы, которая принесла ей чай.

– Как там девочки, Лиза? – спросила Соня.

– Здоровы, только не веселы, – ответила няня.

– Говорили они обо мне? Называли меня злой? Разлюбили меня? – волновалась девочка.

– Говорили ли о вас! Да они только и повторяют: «Бедная Соня! Как она несчастлива! Бедная Соня! Как ей скучно! Как долог покажется ей день!»

– Какие они добрые! А Маргарита не сердится на меня?

– Сердится? Как же! Она в отчаянии, что рассердилась. Говорит, это ее вина, что вы вспылили, что это ее следовало бы наказать, а не вас, и что как только вас выпустят отсюда, она попросит у вас прощения.

– Бедная Маргариточка! Я сама во всем виновата. Но знают ли они, как я сердилась здесь в карцере, как я разорвала книгу и бумагу и не хотела слушаться госпожу Флервиль?

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Данный конспект лекций представляет собой сжатый курс современных представлений об инфекционных забо...
Два боевых друга, капитан Неверов и старлей Макеев, плечом к плечу гоняли духов по Афгану. Казалось ...
Времена изменились. «По понятиям» теперь живут лишь «ты, да я, да мы с тобой». Беспредельщики всех м...
Эльф, гном, огр и штатный маг – лучшая диверсионная группа Десятой Ударной армии под командованием м...
В этом странном и страшном мире господствуют Многоликие – свирепые оборотни, а обычные люди считаютс...
Дача, где жил легендарный сыщик, полковник в отставке Матвеич, стояла на берегу большого Белого озер...