Час Черной звезды Малинин Евгений

— Трогайся!..

Лекарь недовольно покачал головой и приказал приподнявшему было вожжи вознице:

— Подожди пяток минут, потом нагоним!

Затем, открыв в своем ящике другое отделение, Бамбарак достал маленькую жаровенку, насыпал на нее немного древесного угля и поджег. Пока угли разгорались, он взял освободившуюся чашку, сполоснул ее водой из поданной возницей фляги и высыпал в нее немного порошка из небольшого холщового мешочка. Рядом с жаровенкой он выложил небольшой костяной нож и свернутую ленту чистого холста. Затем в ящичке снова было открыто отделение с флаконами, и лекарь, немного подумав, влил в чашку по нескольку капель настоев из трех разных флаконов.

В чашке у него образовалась странно густая, похожая на зеленоватое тесто масса. Бамбарак осторожно поставил ее на жаровенку рядом с тлеющими углями, а сам взял в руку костяной нож.

Мимо повозки, в которой лежал неподвижный дружинник, неторопливо проезжали другие повозки, их возницы и пассажиры с любопытством вытягивали шеи, пытаясь понять, чем там занимается изверг Бамбарак. А тот, склонившись над ногой Кайсуна, еще раз внимательно ее осмотрел, а затем, примерившись, быстро сделал глубокий крестовой разрез прямо по месту укуса. Из разреза выплеснуло темной, мгновенно вспенившейся кровью, которая тут же с поразительной скоростью начала сворачиваться, образуя толстую, почти черную, глянцевую корку. А Бамбарак, быстро схватив приготовленную льняную ленту, выложил на ее конец уже исходившую паром и, по всей видимости, очень горячую массу из чашки. Не давая массе остыть, он прижал ее к ране и принялся обматывать ленту вокруг ноги, стараясь поплотнее прижимать снадобье. Через несколько минут дело было сделано, и в этот момент обеспамятевший дружинник вдруг застонал, и тело его конвульсивно дернулось.

Бамбарак прикрыл Кайсуна легким одеялом и скомандовал:

— Трогай!

Возница взмахнул кнутом, и повозка сначала медленно, а потом все быстрее покатила по лесной дороге вслед за ушедшим вперед караваном.

Когда спустя шесть часов караван остановился, чтобы люди могли пообедать, к повозке, на которой все еще без памяти лежал Кайсун, подъехал хозяин каравана. Внимательно осмотрев неподвижное тело своего дружинника, он повернулся к стоявшему рядом с повозкой Бамбараку и негромко спросил:

— А он еще жив?

— Конечно, хозяин, — пожал плечами изверг. — Сейчас я поменяю ему повязку, и, возможно, к вечеру он очнется.

— А если не очнется? — задумчиво спросил Айрыс, не глядя на лекаря.

— Тогда он очнется к утру.

— К вечеру, к утру! — неожиданно рассердился многоликий. — Почему ты не можешь сказать точно?

— Потому что на разных людей сонное снадобье действует по-разному. Один от капли и трех часов не проспит, а другой и сутки бревном пролежит!

Айрыс еще раз внимательно посмотрел на Кайсуна и, подняв руку с зажатой в ней плеткой, погрозил извергу:

— Смотри, лекарь, если он к утру не проснется, я с тебя спрошу!

— Да, — с самым серьезным видом кивнул Бамбарак. — Господин Кайсун меня предупреждал!

Айрыс угрюмо кивнул и ускакал в голову каравана, а Вотша, вместо того чтобы обедать, начал менять повязку на ноге своего первого пациента. Когда он размотал служившую повязкой полотняную ленту, сидевший рядом возница даже охнул! Рана вспухла огромным багрово-желтым желваком, а из сделанного извергом разреза сочилась густая зеленоватая жидкость. Бамбарак еще раз очистил и обработал рану, наложил новую порцию мази и снова перебинтовал ногу. Кайсун во время этой процедуры даже не охнул.

К вечеру многоликому стало явно хуже — он начал стонать, открывавшиеся по временам глаза были воспалены и бессмысленны, на лбу и шее выступила испарина. Когда караван остановился на ночевку, к повозке, в которой лежал Кайсун, снова подъехал хозяин каравана. На этот раз он несколько минут молча смотрел на своего дружинника, затем развернул коня и ускакал. Вотша долго провожал его взглядом, потом вздохнул и вернулся к обязанностям лекаря.

Он не спал всю ночь. Как только на землю опустился час Волчьей звезды, Кайсун открыл глаза и хриплым шепотом попросил пить. Выпив чашку воды, в которую Бамбарак добавил каплю какого-то настоя, многоликий снова впал в забытье и лежал совершенно неподвижно. Только по его хриплому, прерывистому дыханию можно было догадаться, что он еще жив. А в самом конце часа Неясыти больной начал вдруг метаться, грозя то и дело вывалиться из повозки. Изверг-лекарь и проснувшийся возница с трудом удерживали его от падения, и эти метания продолжались почти до середины часа Жаворонка. Когда ночь стала отступать, звезды на небе тускнеть, а небо на востоке светлеть, Кайсун затих, и дыхание его немного выровнялось, хотя и оставалось частым и неглубоким.

Утром Бамбарак решил снова поменять повязку. Когда рана открылась, возница опять охнул от ужаса, а лекарь довольно хмыкнул. Вчерашняя опухоль немного уменьшилась, и сочившаяся из разреза зелень исчезла. Сами разрезы немного разошлись, а на месте укуса образовалось небольшое углубление, похожее на воронку, из которого медленно вытекала густая темная кровь, и в этой крови ясно были видны крошечные белые крупинки!

И в этот момент раздался суровый голос хозяина каравана:

— Что это такое?!

Возница поднял на незаметно подъехавшего Айрыса испуганные глаза и непонимающе замотал головой. А Вотша, не оглядываясь, совершенно спокойным тоном ответил:

— Это… яйца. Гнилой пильщик отложил их в ногу Кайсуна, но, похоже, я успел вовремя. Яд, который подкармливал яйца, удалось убрать, и теперь плоть Кайсуна выдавливает их из себя. Если ни одно из яиц не созрело, а мне думается, что так оно и есть, скоро все они выйдут наружу, и тогда многогранный будет здоров.

— А если они созрели? — спросил Айрыс, и голос его дрогнул.

— Тогда, господин, придется отнять ногу. Созревшее яйцо выбросит в плоть личинку, а та доберется до кости и внедрится в нее. Оттуда личинку, а затем и появившегося из нее пильщика уже не достать!

— Ну, так делай же что-нибудь! — воскликнул Айрыс.

— Я и делаю, господин, — не меняя тона, ответил Бамбарак, накладывая на рану новую порцию свежей мази и бинтуя холщовой лентой.

Хозяин каравана выругался, повернул лошадь и ускакал в голову каравана. Через несколько минут караван снова двинулся вперед, и снова лекарь-изверг шагал рядом с повозкой, на которой лежал многоликий Кайсун.

Еще двое суток многоликий был на грани жизни и смерти, но затем наступил перелом. Утром, на четвертые сутки после начала лечения, Кайсун открыл глаза, и взгляд его был ясен. Оглядев окружающий мир, он наткнулся взглядом на бледное, осунувшееся лицо стоящего рядом с повозкой Бамбарака и вдруг усмехнулся:

— Я смотрю, досталось тебе… лекарь!

— Досталось, — кивнул, соглашаясь, изверг и слабо улыбнулся в ответ. — Но оно того стоило.

— И долго я валялся без памяти?

— Трое суток.

— Так вот почему я так голоден!

Нет, в этот день Кайсун еще не встал со своей подстилки в повозке, но на следующее утро он, поддерживаемый Вотшей, уже с полчаса погулял перед отправлением каравана, а еще через сутки смог сесть в седло!

Вечером того же дня, когда караван остановился, люди, накормив лошадей и поужинав, легли отдыхать, Кайсун неожиданно слез с повозки, в которой ночевал, и, чуть прихрамывая, подошел к костру. Около костра, уставившись в невысокое, легко пляшущее пламя, сидел Вотша. Многоликий присел с противоположной стороны костра и минут пять также смотрел в пламя, а затем негромко спросил:

— Слушай, изверг, за что ты так не любишь многогранных?

Вотша не поднял на многоликого глаза. Он долго молчал, продолжая глядеть в огонь, а затем так же негромко ответил:

— Ты ведь и сам не поверишь мне, если я скажу, что люблю многоликих.

Кайсун, похоже, ждал такого ответа на свой вопрос и потому сразу же задал следующий:

— Почему же ты тогда со мной возился?!

Вот тут изверг наконец оторвался от огня и посмотрел в лицо многоликому долгим задумчивым взглядом. Кайсун понял этот взгляд по-своему и снова заговорил, стараясь, видимо, пояснить заданный вопрос:

— Если бы ты не настоял на лечении, дал бы мне повернуться к Миру родовой гранью, одним, нелюбимым тобой, многогранным стало бы меньше, так почему же ты вмешался?

Вотша пожал плечами и каким-то странно обреченным тоном проговорил:

— Не знаю. Я как-то не думал об этом. — Он немного помолчал и добавил: — А в общем-то, ничего странного — ты страдал, я мог тебе помочь.

— Нет, я все равно не понимаю! — Кайсун начал горячиться. — Ты не любишь многогранных, может быть, даже ненавидишь! — Он внимательно посмотрел в опущенное лицо изверга, словно пытаясь убедиться, что угадал его чувства, но тот ничем не показал своего отношения к услышанному, и тогда Кайсун продолжил: — Ты мог без вреда для себя уничтожить многогранного и… спас его! Почему?!

И снова Вотша поднял глаза и вдруг улыбнулся:

— А что изменилось бы в этом Мире, если бы я позволил тебе умереть?

Кайсун не ожидал такого вопроса-ответа и слегка даже оторопел, а изверг продолжил:

— Разве это утолило бы мою… ненависть? Или многоликие поняли бы, что изверги — тоже люди, хотя и не равные им в… возможностях? Нет, если бы ты ушел к Матери всего сущего, наш Мир остался бы прежним, жизнь и смерть одного многоликого или одного изверга ничего никогда не изменят. Многоликие по-прежнему будут презирать и уничтожать искалеченных ими же извергов, а изверги по-прежнему будут молча терпеть презрение и издевательства, копя свою ненависть! И так будет до тех пор, пока изверги не найдут средства бороться с многоликими на равных! Вот тогда…

Он замолчал, еще раз пожал плечами и опять уставился в огонь.

Кайсун долго молчал, словно обдумывая сказанное извергом, и наконец проговорил:

— А ведь это… тоже… в своем роде — презрение.

— Нет, — покачал головой Вотша. — Это, скорее, рационализм. Реальное понимание существующих условий.

— Рациональное понимание существующих условий… — медленно повторил Кайсун, поднялся на ноги и, прихрамывая, вернулся на свое место в повозке. Вотша еще долго слышал, как он вздыхал и ворочался на постели и наконец затих, успокоенный сном.

А следующим утром, когда Кайсун и Вотша были уже в седлах, в хвосте каравана снова появился многоликий Айрыс. Ткнув зажатой в кулаке плеткой в своего дружинника и стоявшего рядом с ним изверга, он скомандовал:

— Ты и ты, изверг, следуйте за мной!

Так Кайсун и Бамбарак снова оказались в голове каравана. И теперь караван, ведомый многоликим Айрысом из стаи южных сайг, свернул к Югу и вышел из лесов, принадлежащих стае восточных рысей, в степь, на ничейную территорию. Он направлялся к землям южных сайг, оставляя по левую руку угодья восточных волков.

Вотша с трепетом смотрел на восток, ему казалось, что он видит вдалеке голубую ленту Десыни и серую громаду крайского замка на ее берегу. Он понимал, что с того места, по которому проходит караван, невозможно все это увидеть, но его воображение рисовало ему эту картину во всех подробностях. Лишь огромным усилием воли он смог немного успокоиться, и тут же его вновь охватила тревога — до столичного города Края было далеко, а вот одна из дозорных стай восточных волков, ходивших вдоль границы их владений, вполне могла вынырнуть наперерез каравану в любую минуту. И если в стае окажется кто-то из волков, хорошо знавших извержонка Вотшу, путешествие Бамбарака могло кончиться тут же!

Однако извергу повезло, двое суток шел караван по открытому всем ветрам пространству, никого не встречая, а на третий день, на исходе часа Полуденной Лисы, многоликий Айрыс объявил, что они вступили в угодья стаи южных сайгов!

Вотша удивленно огляделся, подумав про себя: «Интересно, по каким приметам многоликий определил, что мы на территории сайгов?!»

И вдруг он понял! Далеко на юге в струящемся мареве полудня появилась ослепительно сверкающая точка! Зоркие глаза Бамбарака разглядели, что это вершина горы, но было непонятно: почему она так сверкает?!

Он взглянул на многоликого Кайсуна, скакавшего рядом, но спрашивать его не стал, справедливо решив, что со временем и сам все узнает. Но тот, словно почувствовав невысказанный вопрос, проговорил:

— Отсюда и до самого подножия южных гор простирается наша земля — земля южных сайгов! А это, — указал он плетью на сверкающую впереди точку, — наш Эльрус. Мать всего сущего увенчала его ледяной короной, и все земли, откуда эту корону видно, отдала южным сайгам!

— Значит, этот… Эльрус тоже принадлежит южным сайгам? — полюбопытствовал Вотша.

Кайсун внимательно посмотрел на изверга, словно подозревая его в насмешке, но лицо Бамбарака выражало только любопытство, потому многоликий ответил спокойно, но холодным назидательным тоном:

— Эльрус никому не принадлежит! Даже ирбисы не претендуют на владение им!

— Почему? — искренне удивился изверг, и это удивление вызвало у многоликого невольную усмешку.

— Ну, во-первых, даже ирбис не может взобраться на такую высоту, а во-вторых… Там ничего нет, кроме льда и камня, что проку в таком владении.

— Но в таком случае как близко подходят владения южных сайгов к этой вершине?!

Кайсун покачал головой:

— Ты слишком любопытен, Бамбарак. Если бы ты спросил об этом кого-нибудь другого из моей стаи, он наверняка просто заколол бы тебя! — Многоликий сделал паузу, чтобы до изверга дошло, насколько его вопрос неуместен. — Но я знаю тебя, знаю, что ты спрашиваешь единственно из желания знать, поэтому отвечу: наши владения простираются по степи от того места, где становится видна корона Эльруса, до первых скал южных гор. И можешь мне поверить, это обширные владения!

Больше вопросов изверг не задавал, но взгляд его был почти все время прикован к сверкающей впереди точке.

А на следующий день караван подошел к широкой полноводной реке, которую Кайсун назвал Купань. Многоликий Айрыс спешился, спустился по узкой тропинке, проложенной в камыше, покрывшем пологий берег, к самой воде, и, наклонившись, зачерпнул горсть. Медленно, словно совершая некий обряд, выпил эту воду и развел руки в стороны, как будто обнимая всю реку! И тут из камышей вынырнули пятеро людей и три невысоких тонконогих оленя со странно толстой, подвижной мордой. Трое из пятерки двинулись к каравану, остальные люди и олени держались около камышей, готовые при первой тревоге исчезнуть в их зарослях.

Айрыс как раз вышел от реки к каравану и, увидев приближающуюся троицу, остановился, а затем вдруг вскинул руки и закричал:

— Басар, дружище, сама Мать всего сущего послала тебя мне навстречу!!!

Один из приближавшейся троицы застыл на месте, а затем бросился бегом навстречу Айрысу.

Оказалось, что караван вышел к Купани совсем недалеко от того места, где располагалось главное становище стаи. Дозорная стая южных сайгов, которую вел многоликий Басар, только утром покинула становище. Она должна была отыскать место, куда можно будет перекочевать главному становищу. Поскольку и караван, и дозорная стая торопились, встреча была недолгой. Басар рассказал хозяину каравана, как быстрее пройти к становищу, и они разошлись. К вечеру Вотша увидел главное становище стаи южных сайгов — на низком, пологом берегу реки раскинулось множество небольших, круглых домиков с низкими покатыми крышами. Когда караван подошел ближе, изверг понял, что домики сделаны из… шкур!

Первыми навстречу каравану вынеслись ребятишки, дочерна загорелые, почти голые, они носились между лошадьми, залезали в повозки, за все хватались, тащили все, что могли прибрать к своим маленьким ручонкам! Вслед за ребятишками из домиков показались и взрослые сайги, в основном женщины. Они подходили спокойнее, но любопытства у них было не меньше, чем у детей, просто они умели себя сдерживать. Однако их сдержанность не распространялась на разговоры. Они тут же принялись обсуждать каждую деталь каравана, и высокий, белоголовый изверг привлек их пристальное внимание!

Впрочем, продлилось это обсуждение недолго. Вечер опускался на берега Купани, и женщинам надо было возвращаться к домашним заботам. А караван прошел на главную площадь становища и здесь встал на свою последнюю ночевку!

Когда караванщики поужинали и стали укладываться спать, Бамбарака неожиданно позвали к Айрысу. Многоликий мог бы уйти в свой дом, его жена, не видевшая мужа чуть ли не два года, уже прибегала к каравану, но он пока еще не хотел оставить караван.

Вотшу подвели к костру, около которого сидел сам Айрыс и его ближний дружинник, Кайсун. Взглянув на изверга, Айрыс пожевал губами и словно бы нехотя проговорил:

— Ты хорошо зарекомендовал себя, изверг. Чем думаешь заниматься теперь, когда наш путь закончен?!

— Я думаю, господин, отправиться дальше.

— Куда дальше? — недовольно поморщился Айрыс.

— В горы! — ответил изверг. — На Западе я слышал от одного из ваших родичей о красоте Улабской долины. Его рассказ так меня увлек, что мое желание увидеть эту долину стало непреодолимым!

— Ты красиво говоришь, изверг, — усмехнулся многоликий. — Но знаешь ли ты, что Улабская долина находится во владениях южных ирбисов? А южные ирбисы относятся к извергам не так терпимо, как это принято в стае южных сайгов! Ты хочешь попасть на клык снежному барсу?!

— Господин, — осторожно проговорил Вотша, — я не нарушаю законов и обычаев, зачем же великолепным ирбисам наказывать ничтожного изверга?

— Да ни за чем! — повысил голос Айрыс. — Просто затем, что ты изверг! И они не посмотрят на твое искусство лекаря, не примут во внимание, что ты племянник травницы Барбы! Они и не знают о такой травнице!

Айрыс пристально посмотрел на изверга и закончил:

— Подумай, Бамбарак! Если решишь остаться у нас, я смогу оказать тебе помощь и покровительство, а годика через два, когда я опять пойду с караваном на Запад или на Север, я возьму тебя с собой, и ты удовлетворишь свое неуемное любопытство!

— Спасибо, многогранный Айрыс, за твою доброту ко мне, — склонился в поклоне изверг. — Видимо, я приму твое предложение.

— Я надеюсь, что у тебя хватит на это разума! — проговорил Айрыс и махнул рукой, отпуская изверга.

А утром следующего дня, когда Вотша, умывшись и позавтракав, прогуливался между повозками каравана, он вдруг услышал разговор, который вели двое уже знакомых ему обменщиков из стаи западных волков.

— …Ты, конечно, решай сам! — говорил высокий худощавый многоликий, одетый в узкие штаны, короткую кожаную куртку на голое тело и короткие, порядком стоптанные башмаки. — Можешь обменять свой товар и здесь, у южных сайгов. Но что ты здесь выменяешь? Ну, шкуры, ну, может быть, неплохих лошадок, что еще?.. Если свяжешься со шкурами, надо будет нанимать еще пару-тройку повозок, платить возчикам, а навар дома, сам знаешь, какой будет. Если погонишь на Запад лошадей, то неизвестно, сколько из твоего табуна дойдет до места, да и спрос на степных лошадок у нас невелик, хотя, конечно, любители имеются. Вот и думай!

— А что думать-то, — отвечал ему невысокий плотный многоликий, которого Вотша никогда бы не признал за волка. — Особого выбора у нас нет, дальше-то куда идти, разве что на Восток или к Северу, в земли восточных волков…

— В горы надо идти! — с неожиданной горячностью зашептал высокий. — Мне один мой знакомый рассказывал, есть в здешних горах долина, Улабской называется, так в той долине дешево можно камешки взять! А камешки, сам знаешь, легки, да дороги! И товар наш — ткани и клинки хорошо в горах пойдут!

— Товар-то наш, может быть, и пойдет, да как мы сами-то в горах пройдем?! — засомневался невысокий волк. — Дороги мы не знаем, языка местного ни одного не знаем, проводника у нас нет.

«Так не я один желаю попасть в Улабскую долину», — подумал Вотша, шагая между круглыми мягкими стенами степных домов в сторону базара, звуки которого были уже хорошо слышны. И действительно, он не прошел и сотни метров, как перед ним открылась большая площадь, заставленная лотками, навесами, стойками с разложенными, развешанными, наваленными товарами. Сначала Вотша попал в ряды, где предлагали одежду — халаты, широкие, расшитые узорами штаны, шелковые, бархатные, кожаные безрукавки, изузоренные разноцветными шелками, маленькие круглые шапочки, напоминавшие чем-то круглые домики степняков. Потом Вотша свернул в ряды торговцев мясом, сыром, молоком, странным кисло пахнущим напитком, сделанным из молока. Следующий ряд выставил напоказ ковры! Таких ковров Вотша не видел в своей жизни ни разу.

Остановившись возле одной из ковровых лавок, Вотша принялся с нескрываемым восхищением рассматривать яркие, праздничные узоры, и к нему немедленно подошел один из помощников обменщика.

— Судя по платью, ты с Запада? — Вопрос был задан самым дружелюбным тоном, и на губах спрашивающего изверга сияла дружелюбная улыбка, однако Вотша почувствовал, что его прощупывают. Улыбнувшись в ответ, он вступил в разговор:

— Да, я только вчера прибыл в становище вместе с караваном многоликого Айрыса.

— Так, значит, у тебя есть что предложить для обмена! — воскликнул изверг. — Товары с Запада могут заинтересовать нас, а ты отвезешь к себе на Запад такие чудесные ковры!

Он повел рукой вдоль выставленных ковров.

Вотша снова улыбнулся:

— Я не обменщик и даже не помощник обменщика. Я путешествую, чтобы повидать Мир, узнать новое. Сейчас я собираюсь в Улабскую долину, наслышан о ее красоте и очень хочу увидеть эту красоту собственными глазами!

Улыбка сползла с лица изверга, в глазах появилась тревога.

— Улабская долина лежит далеко в горах, за перевалом, путь туда труден и опасен. Но самое страшное не это! Долина находится в землях южных ирбисов, а они чужаков не любят. Многоликие из других стай еще могут пройти по их землям, да и то, собравшись в солидный караван, а вот изверги! Я дважды пересекал земли ирбисов и каждый раз ни на шаг не отходил от своего хозяина. Во время последнего перехода восемь извергов пропали из каравана, и даже их тела не нашли!

Вотша помрачнел.

«Надо было добираться до Уругума морем! — подумал он с некоторой досадой и тут же поправил сам себя: — Только ведь корабли до этой долины все равно не доходят, так что ирбисов не миновать!»

— Но я смотрю, твое желание увидеть Улабскую долину очень велико, — проговорил изверг, внимательно глядя Вотше в лицо.

— К сожалению, не все наши желания исполняются, — пожал плечами Вотша. — Иногда приходится отступаться!

Изверг снова улыбнулся.

— Твое смирение похвально… Однако, если я не напугал тебя окончательно, попробуй обратиться к почтенному Узулаю из стаи южных тигров. Он сейчас собирается возвращаться на родину и набирает попутчиков. Его караван пройдет как раз через Улабскую долину.

— А где я могу найти почтенного Узулая? — заинтересовался Вотша.

— В полдень его всегда можно встретить в закусочной у одежных рядов, — чуть подумав, ответил изверг. — И узнать его несложно — он красит бороду в рыжий цвет.

— Благодарю тебя, друг, — улыбнулся Вотша. — Пусть Мать всего сущего благословит все твои дела!

Поклонившись, Вотша быстрым шагом направился в одежные ряды. Закусочную он нашел быстро, однако до полудня было еще далеко, а кроме того, ему пришла мысль, показавшаяся весьма удачной. Он покинул базар и поспешил к своему каравану, надеясь найти нужных ему людей.

Оба западных волка, желавших попасть в Улабскую долину, оказались на месте. Вотша подошел к высокому и почтительно произнес:

— Господин, разреши задать вопрос…

Волк, конечно же, узнал изверга-лекаря, спасшего дружинника из стаи южных сайгов, а потому молча кивнул.

— Господин, это верно, что ты хотел добраться до Улабской долины?

Волк внимательно посмотрел в лицо изверга, потом бросил быстрый взгляд в сторону своего низкорослого товарища и снова кивнул.

— Я могу сообщить тебе, кто собирает караван, идущий через Улабскую долину.

Последовал новый короткий заинтересованный взгляд, и затем волк спросил:

— Что ты хочешь за свою информацию?

— Я ничего не хочу, господин, я прошу тебя взять меня к себе на службу. Мне тоже хочется увидеть Улабскую долину.

Волки переглянулись, и Вотша, словно отвечая на этот перегляд, добавил:

— Я готов служить вам обоим, господа.

— Хорошо, — согласился высокий. — Я беру тебя к себе на службу. Когда мы сможем увидеть хозяина каравана?

— Мне сообщили, где и когда его можно найти. Это многоликий Узулай из стаи южных тигров.

— Так где и когда?..

— В полдень, в закусочной на базаре.

Ровно в полдень все трое были на базаре. Вотша, уже знавший, где искать многоликого Узулая, уверенно провел своих спутников в закусочную и, войдя внутрь, сразу увидел высокого дородного многоликого в дорогом, расшитом шелком халате, с густой, окладистой бородой ярко-рыжего цвета. Указав волкам на того, кто был им нужен, Вотша чуть приотстал, пропустив вперед многоликих. Те подошли к столу, и высокий обратился к тигру на своем наречии:

— Уважаемый, мы слышали, что ты собираешь караван, идущий через Улабскую долину?

Рыжебородый Узулай поднял голову, внимательно оглядел обоих волков и ответил на наречии южных сайгов, обращаясь к высокому:

— Я не понимаю твоей речи. Говори на местном наречии!

Волки переглянулись, явно не понимая, что сказал тигр, и не зная, что делать дальше. И тут из-за их спин подал голос Вотша:

— Господин, может быть, я попробую поговорить с уважаемым Узулаем?

Высокий волк обернулся, смерил Вотшу недоверчивым взглядом и буркнул:

— Ну, попробуй…

Вотша уважительно поклонился рыжебородому и проговорил на наречии восточных тигров, которое изучил еще в Крае:

— Господин, эти многоликие из стаи западных волков прибыли вчера с караваном Айрыса из стаи южных сайгов и хотели бы отправиться дальше. Они слышали, что ты собираешь караван, который пойдет через Улабскую долину. Они спрашивают, не позволишь ли ты им присоединиться к твоему каравану?

Изверг рассчитал правильно — южный тигр прекрасно понял его, поскольку наречия южных и восточных тигров были очень похожи, и обрадовался возможности поговорить на родном языке. Повернувшись к волкам, он указал на свободные места за своим столом и сказал, переходя на родную речь:

— Садитесь, уважаемые, мы сейчас все обговорим.

Волки поняли жест тигра и уселись на предложенные места, Вотша встал за стулом высокого волка и приготовился переводить.

Переговоры продлились недолго. Узулай согласился включить западных волков в свой караван при условии, что те поменяют свои повозки на вьючных лошадей — повозки, по его словам, не могут преодолеть перевал. Выход каравана намечался через два-три дня, так что у волков было время оглядеться, завязать обменные связи. Сбор каравана был назначен через два дня на южной границе становища.

Спустя три дня ранним утром, в середине часа Неясыти, караван рыжебородого Узулая вышел из главного становища южных сайгов и направился на Юг, в сторону посверкивающей серебром вершины Эльруса.

Трое суток караван, состоявший из шести десятков лошадей, шел по уже пожухшей, полегшей степной траве. Бродами перешли две реки и десяток ручьев, к этому времени года почти пересохших. Горы, проявившиеся в голубом мареве уже на первые сутки, вырастали на глазах, пока не превратились в казавшуюся неприступной цепь. На четвертые сутки караван оказался у первых лесистых увалов, поднимавшихся несколькими волнами к скалистым вершинам, теряющимся в облаках. А за этими скалистыми вершинами величественной, неприступной пирамидой, увенчанной белоснежной, сверкающей короной, поднимался Эльрус!

Первый день подъема в горы оказался совсем нетрудным. Лошади шли цепочкой. Впереди ехал рыжебородый Узулай, за ним шли три вьючные лошади, затем всадник, и так весь караван — после каждых трех вьючных лошадей — всадник. Тропа, по которой двигался караван, шла вначале настолько полого, что подъема почти не было заметно, и только когда лошади остановились на обеденный отдых, Вотша с седла оглядел окрестности и понял, что караван взобрался уже довольно высоко! А к вечеру они вышли к первым скалам.

Последующие трое суток были очень тяжелы. Тропа, до того шедшая по горным склонам пологим серпантином, вдруг рванулась вверх чуть ли не вертикально. Мягкая земля, покрытая травой и невысоким кустарником, сменилась голым камнем, плохо державшим конские копыта, всадникам пришлось спешиться и вести лошадей за собой в поводу. Во второй половине первого дня караван вступил на каменистую осыпь, грозившую в любую минуту ринуться вниз. И тем не менее люди и животные продолжали карабкаться вверх, по еле заметной тропинке, отмеченной не конскими копытами и каблуками сапог, а навозом и походным мусором, непонятно по каким причинам не сметенным постоянно дующими ветрами.

Ночью неожиданно похолодало, звезды, высыпавшие на черном, необычайно глубоком небе, были до странности ярки и мерцали, словно о чем-то предупреждая безумных людей, забредших во враждебный для них мир. Вотша проснулся очень рано, небо над ним посерело, скрыв за этой туманной завесой звездный ковер, все вокруг покрылось влагой, одеяла сделались тяжелыми, камни потемнели и глянцево поблескивали. Изверг открыл глаза, но выбираться из своей крошечной, нагретой за ночь каменной ниши не торопился. Его глаза неторопливо оглядывали окружающий мир и вдруг в какое-то мгновение уловили на вершине близкой скалы, нависшей над отдыхающим караваном, короткое, быстрое движение. Чуть прижмурившись, он сосредоточился на этой вершине и спустя минуту увидел, как на ней появился расплывчатый серовато-белый силуэт. В следующую секунду этот силуэт стал чуть более отчетливым, словно порывом ветра отнесло в сторону полосу тумана, и Вотша разглядел темные кольцевые пятна, разбросанные по нему. Под ложечкой у изверга противно засосало, он мгновенно вспомнил, при каких обстоятельствах впервые увидел этого страшного, клыкастого зверя!

«Вот он — ирбис… — мелькнуло в его голове. — И мы на его территории!»

Снежный барс свесился с вершины, не то готовясь к прыжку, не то просто разглядывая незваных гостей, забредших по глупости в его владения.

Но в этот момент проснулся еще кто-то из каравана. Человек поднялся во весь рост, потянулся и неловким скоком запрыгал к ближайшей гранитной глыбе. Ирбис на вершине отпрянул и в следующее мгновение пропал из поля зрения. А скоро и весь караван зашевелился, потянулся к прогоревшим кострам и бурдюкам с водой.

Вотша, приготовив легкий завтрак для своих господ, отправился к хозяину каравана. Многоликий Узулай как раз завтракал и, увидев Вотшу, вопросительно поднял бровь. Изверг подошел ближе и негромко сказал:

— Господин, я утром видел ирбиса.

— Где? — так же негромко поинтересовался рыжебородый тигр.

— На вершине вон той скалы. — Вотша показал взглядом на стоявшую рядом скалу.

Узулай хмыкнул, но глаз к вершине скалы не поднял.

— Никому не говорил?

— Нет, господин.

— И не говори… не надо беспокоить людей!

— Понял, господин.

Вотша вернулся к своему костру, а спустя несколько минут хозяин каравана дал сигнал к выступлению.

Первые три часа восхождения Вотша старался незаметно держать в поле зрения вершины ближайших скал, а затем усталость и постоянное внутреннее напряжение притупили его бдительность. Небо над скалистыми вершинами, окружавшими караван, продолжало оставаться чистым, и солнце по-прежнему светило со ставшего чуть белесым неба, но казалось, что оно совершенно перестало греть. Холод все усиливался, добавляя к тяжелому труду восхождения озноб, кашель, затрудняя дыхание. После часового отдыха на обед, во время которого люди, не в силах развести огонь, пожевали пресных лепешек с вяленым мясом, запивая эту нехитрую трапезу чистой водой, караван вышел на узкую, метра в два шириной, скальную полку. Слева вертикально вверх уходила щербатая, в разломах гранитная стена, справа полка обрывалась пропастью, глубиной около сотни метров. Караван шел очень медленно, так, чтобы лошади могли осторожно ставить ноги, примеряясь к каждому шагу. Но и эта полка неуклонно и довольно круто карабкалась вверх, к казавшемуся совсем близким небу.

Караван прошел по этой полке больше часу, когда в его хвосте раздался дикий, вибрирующий вопль. Этот совершенно безумный вопль словно плетью хлестнул по и без того натянутым нервам — в один миг по всему каравану заорали люди, забились лошади. Вотша повис на поводьях своего коня, удерживая вставшее было на дыбы животное, а затем обхватил его голову и прижался к ней грудью. Конь еще с минуту вздрагивал, напуганный ревущей толпой, а затем успокоился. Да и весь караван постепенно стал успокаиваться, особенно после того, как в его хвост, быстро и ловко лавируя между людьми и животными, прошел сам Узулай. Спустя несколько минут он уже возвращался назад и, поймав пристальный, вопрошающий взгляд Вотши, неожиданно бросил:

— Сорвались две лошади и три изверга.

А еще через минуту караван снова начал свое тягучее, бесконечное движение по узкой каменной полке.

Только перед самыми сумерками люди и лошади вышли на довольно широкую каменную площадку, годную для ночлега. Немногим из караванщиков в этот вечер достало силы развести огонь, да и дров с собой смогли поднять маловато, и тем не менее ужин был приготовлен горячий, и люди смогли улечься, немного согревшись.

Наутро Вотша снова проснулся одним из первых, может быть, потому, что даже во сне его грызла тревога. Теперь он уже жалел, что отправился в эти горы, в самое логово своего, пожалуй, главного врага — Юсута, княжича стаи южных ирбисов. Вполне могло быть так, что трижды посвященный Ратмир поверил лжи изгоя Извара, что он считает извержонка Вотшу превращенным в ходячий труп… мертвым… А значит, и бежать с Запада, возможно, не стоило!

Едва открыв глаза, Вотша быстро обвел взглядом вершины и склоны ближних скал, но никакого движения не заметил. Он полежал, завернувшись в одеяло, еще несколько минут, а затем неторопливо поднялся. Наступал новый день, время исполнять свои обязанности.

Скоро караван продолжил путь, снова надо было карабкаться вверх, скользя по обледенелым камням, удерживая равновесие под жесткими, безжалостными ударами ветра, и при этом следить за лошадьми, за поклажей, за сигналами хозяина каравана. Когда время перевалило за полдень и час Медведя вступил в свои права, караван оказался на гребне горного хребта. С этого места Вотша увидел огромный мир гор и облака, плывущие под ногами, и солнце, до которого, казалось, можно было дотянуться рукой!

Но хозяин каравана не дал ему времени налюбоваться открывшейся панорамой, надышаться сухим, холодным, легким воздухом. Караван перевалил через перевал и снова вступил на узкую каменную тропу, ограниченную с одной стороны отвесной стеной, а с другой — бездонной пропастью! Только теперь эта тропа вела вниз, и надо было следить, чтобы лошади не соскользнули с камня тропы, чтобы поклажа не разболталась в переметных сумах, чтобы камень не вывернулся из-под ноги!..

Час Волка незаметно выполз на тропу, и в этот момент она… кончилась. Караван вышел на каменную площадку, на противоположном краю которой начиналась узкая, но достаточно удобная тропа, которая должна была вывести караван в долгожданную Улабскую долину, но… Путь каравану преграждал огромный серовато-белый зверь с круговыми пятнами по всему телу и темной полосой, тянувшейся вдоль хребта до самого кончика хвоста! Снежный барс!

Ирбис!!!

Люди и лошади сгрудились на площадке, и тут же вперед вышел рыжебородый тигр Узулай. Не доходя до ирбиса трех-четырех шагов, он отвесил короткий поклон и проговорил на наречии южных ирбисов:

— Приветствую тебя, снежный барс, на твоей земле! Пусть твоя охота будет удачна, а добыча обильна!

— И тебе удачной охоты, тигр… — невнятно прорычал барс, бросая короткий, диковатый взгляд на сбившийся в кучу караван. — Куда ведешь чужаков?

— Я возвращаюсь домой, большинство идет в Апату, а оттуда продолжит путь в разные концы Мира морем, двое из стаи западных волков держат путь до Улабской долины, хотят обменять свои товары на ваши.

— Камней хотят? — рыкнул ирбис и снова бросил взгляд в сторону каравана, словно пытаясь в толпе угадать этих западных волков. — Камни нынче дороги!

— Но у них и товар неплох — оружие западной ковки, ткани… Я решил, что вас заинтересует такой товар, если ошибся, извини!

— Не ошибся, — рык ирбиса чуть смягчился. — Товар подходит.

Последовал новый взгляд в толпу, а затем ирбис медленно повернулся и, пробормотав: «Легкой дороги», исчез за невысокой гранитной скалой, сторожившей начало тропы!

А вслед за скрывшимся хозяином этих скал на тропу, ведущую вниз, к теплу и зелени, вступил и караван многоликого Узулая из стаи южных тигров.

Путь вниз был ненамного легче подъема. Лошади и люди скользили на каменистых осыпях и оледенелых камнях, обдирали руки, хватаясь за сколы гранитной стены, проплывавшей рядом с тропой, задыхались на морозном, рвущем одежду ветру. Найти ровную площадку для ночлега не удалось, и потому ночевать каравану пришлось на довольно крутом склоне, на камнях, готовых при любом неверном движении скатиться вниз!

Но любому пути рано или поздно приходит конец, пришел конец и этому, безумному, на взгляд Вотши, переходу — после полудня тропа стала более пологой, затем появились островки низенькой, чахлой травы, которая постепенно набирала рост и захватывала все большее пространство. Наконец навстречу каравану из-за камня выскочила огромная овчарка, а вскорости чуть выше тропы они увидели большую отару овец под присмотром четырех извергов и десятка собак. Хозяин каравана несколько минут выспрашивал о чем-то пастухов, а затем караван снова тронулся в путь и двигался уже гораздо быстрее, чем прежде. К концу этого дня они оказались в обширной долине, почти сплошь покрытой хвойным лесом, а на закате вышли к большому селу, раскинувшемуся на берегу речки, прихотливо пересекавшей долину из конца в конец.

Вотша, как всегда, проснулся на рассвете, но на этот раз его разбудил птичий щебет. Поднявшись со своего импровизированного ложа, изверг огляделся. Караван остановился на окраине села, недалеко от реки. День только занимался, вершины окружавших долину гор зарозовели, но ниже, на границе, от которой начиналась растительность, стоял плотный туман. Село уже проснулось, а вот караванщики, измученные тяжелым пятидневным переходом, еще спали. Вотша обулся, накинул поверх рубашки безрукавку, вытащил из дорожного мешка пустой мех и отправился на реку за водой.

Речка была неширокой, но быстрой, вода, казалось, кипела, стремительно проносясь по каменистому дну, разбиваясь на струи, закручивалась пузырящимися водоворотами. Вотша снял сапоги, зашел чуть ли не по колено в реку и опустил в воду свой мех. И тут позади него раздался тоненький девчоночий голосок:

— Эй, белый медведь, у тебя ноги не зябнут?!

Вотша, не разгибаясь, оглянулся. На берегу стояла совсем молоденькая девушка в коротком полосатом халатике, из-под которого торчали оранжевые шаровары. Ее иссиня-черные волосы были заплетены в две тугие косы, а через босые ступни перекатывалась быстрая речная вода. Девушка, наклонив голову, рассматривала Вотшу и при этом дружелюбно улыбалась.

— Нет, — улыбнулся в ответ Вотша, — не зябнут. А у тебя?

— А у меня привычные, — махнула рукой девчонка. — Мы в этой реке даже купаемся!

— Так, значит, ты местная? — спросил Вотша, вытаскивая свой наполнившийся мех и возвращаясь к берегу. — Тогда ты наверняка должна знать, как отсюда добраться до айла Четам?

— Два дня пути через Гвардский перевал, — ответила девушка и тут же спросила: — А зачем тебе в Четам?

— Да мне, собственно говоря, нужен айл Уругум, но мне сказали, что туда можно попасть только через айл Четам.