Стихия боли Стрельцов Иван

Глава 2 Два бойца

Покидали Таиланд в обычном режиме — первым в небо поднялся дородный и вальяжный «Ил-76», за ним взмывали стремительные «МиГи» «Соколов», следом мощные и грозные «сухари».

Дамская спарка взлетела последней, замыкая строй. Самолеты развернулись над Сиамским заливом, выстроившись в фигуру «воздушный змей», только теперь уже без цветного дымового хвоста. Был взят курс на Бангкок.

Пройдя на высоте двух тысяч метров над столицей Таиланда, российские самолеты поднялись на десять тысяч, заняв свой походный эшелон.

Теперь истребители летели не так четко, выдерживая строй, да и на такой высоте их мало кто мог разглядеть, тем более что внизу простиралось бесконечное зеленое море тропического леса. А в воздушном пространстве Китая и вовсе придется перестраиваться для встречи с летающими танкерами, которые должны будут их дозаправить.

Они возвращались домой победителями, от переполнявшего ее восторга душа Натальи Серпень пела. Сколько себя помнила, с раннего детства, с первого класса, такое с ней обычно происходило, когда добивалась своего. Сейчас даже не хотелось думать о конфликте с генералом Гончариным, но, тем не менее, неприятный осадок все же просачивался в сознание молодой женщины.

«Миллион, миллион алых роз… да пошел он, — неожиданно оборвав песнь души, с ненавистью подумала Серпень, сконцентрировала все свое внимание на серебристом силуэте флагманского „Ила“, на борту которого летел руководитель российской делегации. — Из авиации он меня выгонит, ага, как же. Так тебе главком и отдал меня под раздачу».

Такое умозаключение не особо обнадежило летчицу — Наташа, несмотря на то, что жила небом, тем не менее, была хорошо осведомлена о суровых буднях повседневной земной жизни, которую можно было охарактеризовать короткой поговоркой «Жалует царь, да не жалует псарь». Покровительство большого начальника запросто может изгадить начальник поменьше, но непосредственный. «Да пошел он, уйду из придворной авиагруппы. В Липецк меня заберут с руками и ногами, или пойду в Академию имени Жуковского. Давно уже зовут».

В конце концов Серпень взяла себя в руки, запретив думать о неприятном, решив: чему быть, того не миновать. Ведь проблемы следует решать по мере их поступления.

Неожиданно Наталья вспомнила о подарке, который им со Светланой сделал король Таиланда, как было написано в открытке: «В благодарность за красоту воздушного боя».

Бомбардировка бронеколонны, конечно же, не совсем была воздушным боем, но, тем не менее, подарки оказались солидными.

Его величество презентовал российским летчицам копии своего любимого слона. Две статуэтки высотой в метр из чистого серебра с позолотой и большими рубинами вместо глаз весили по доброму пуду. Такой сувенирчик в карман не сунешь, пришлось королевский подарок грузить во флагманский «Ил». Думать о том, как дома придется разбираться с таможней, не приходилось — король позаботился, чтобы к статуям прилагались необходимые сопроводительные документы.

«Может, мне больше и не придется летать на подобные мероприятия, по крайней мере, останется память о достойном финале», — подумала Наталья. В следующее мгновение приборная панель истребителя погасла, даже в наушниках шлемофона прекратилось потрескивание радиопомех.

— О, господи! — тонко вскрикнула Серпень, самолет был обесточен, связь как внутренняя, так и внешняя отсутствовала. Летчики — народ суеверный, имеют множество примет, никогда не фотографируются перед полетами, а слово «последний» заменяют на «крайний». В первые мгновения бесстрашная летчица ощутила приступ настоящего животного страха, подумав, что сама накликала беду, помянув про себя «финал».

Но страх тут же улетучился, уступив место трезвому профессионализму. Первое — это оценка ситуации, «тридцать третий» обесточен, но продолжает лететь с прежней крейсерской скоростью.

Серпень левой рукой сжала рукоятку управления самолетом, а пальцами правой стала нажимать клавиши включения дублирующих систем. Но тщетно, приборная панель оставалась пугающе безжизненной. Еще через несколько секунд стало ясно, что до сих пор послушный управлению истребитель окончательно забастовал, совершенно не реагируя на приказы пилота, продолжая лететь в том же направлении и с прежней скоростью.

Пальцы Натальи вновь лихорадочно забегали по кнопкам панели управления в надежде оживить приборы, но индикаторы по-прежнему пялились на пилота мертвыми глазницами потухших экранов.

Вдруг «тридцать третий» стал терять высоту, постепенно заваливаясь на правую плоскость крыла.

Повернув голову влево, Наталья смотрела, как стремительно удаляется «ромб» из тяжелых «Витязей» и стремительных «Соколов». Отряд не заметил потери бойца, опытные летчики даже не подозревали, что замыкающий строй истребитель терпит аварию, а пилоты «тридцать третьего» были лишены возможности подать сигнал бедствия.

В том положении, что оказались девушки, выход был лишь один-единственный — катапультироваться, но майор Серпень в каком-то исступлении все жала и жала на кнопки, дергала ручку управления, пытаясь добиться от падающего истребителя хоть какой-то реакции. Но тот, развернувшись на добрую сотню градусов, терял высоту. Продолжая свои попытки реанимации системы управления «сухого», Наталья жестами приказала своей напарнице покинуть самолет, на что Болотина отрицательно мотнула головой. Это была уже не борьба за спасение самолета, это была истерика, вернее ступор, прикрытый истеричным поведением, когда о собственной безопасности просто не думаешь.

Впереди появилась стена из волнистых, набухших влагой облаков. Острый нос истребителя в них вошел, как нож в масло.

Проскочив грозовой фронт, «тридцать третий» решительно нацелился в остроконечную гору, до половины поросшую густой изумрудной растительностью. Вершина увеличивалась на глазах, занимая собой все пространство лобового стекла.

«Это конец», — понимая, что катапультироваться они уже не успеют, подумала девушка…

Считается, что мысль опережает действие, но случаются и исключения из правил. Наташа еще до конца не успела осознать грозившую им опасность, неизбежность гибели, как ее ладони обхватили мягкие широкие зажимы, а туловище притянули к спинке кресла поясной и плечевой ремни. Серпень лишь рефлекторно прижала затылок к подголовнику, и в следующее мгновение вместе со стеклянным куполом фонаря взрыв пиропатрона выбросил кресло с пилотом. Прежде чем раскрылся парашют, вершина горы вспыхнула огромным оранжево-золотистым шаром взорвавшегося истребителя.

Серпень даже сквозь защитное стекло шлемофона ощутила горячее дыхание смерти. Только сейчас она вспомнила, что все самолеты палубной авиации еще с середины семидесятых годов оснащались системой принудительного катапультирования, которая впоследствии спасла жизнь не одному морскому летчику. Одно только было непонятно Наталье: если вся электроника вышла из строя, то как уцелела эта система.

На самом деле ларчик просто открывался — в отличие от современной авионики, состоящей из проводников и полупроводников, старая советская система была собрана из микроламп, которые на Западе уже давно считались анахронизмом. Но именно эти самые микролампы не реагировали на электромагнитный импульс, который сжигал современную электронику.

Хлопок над головой сообщил, что раскрылся купол парашюта. Держась за стропы, Наталья только теперь смогла оглядеться. В нескольких километрах от себя она с облегчением увидела бело-оранжевый купол, под которым болталось тело Светланы Болотиной. Майор вынуждена была признать, что обычно эффектная напарница сейчас выглядела как подвешенная марионетка.

Некоторое время Наталья с опаской смотрела на стремительно приближающиеся зеленые кроны тропических деревьев. Серпень достаточно много прыгала с парашютом и могла им управлять довольно сносно. Натянув стропы, девушка направила посадку в узкую полоску, которая промелькнула между деревьями.

Приземление прошло удачно, купол плавно проскользнул мимо пышных шапок пальм, и девушка по-десантному коснулась мягкой земли носками ботинок, затем завалилась на бок, натягивая стропы так, чтобы купол опустился рядом.

Отстегнув лямки, Наталья пружинисто вскочила на ноги, проверяя, как организм перенес катапультирование. В голове немного шумело, но в целом никакого дискомфорта майор не ощущала.

— Значит, еще не все потеряно! — громким шепотом радостно произнесла молодая женщина. За время службы в ВВС она дважды проходила обучение в лагере Поисково-спасательной службы, где летчиков готовили для выживания в экстремальных условиях дикой природы. И что делать на земле, Серпень хорошо знала.

Сняв с головы уже бесполезный шлемофон, она первым делом собрала купол парашюта, для выживания эта вещь просто необходима, и не только потому, что из него можно легко соорудить палатку — выкрашенный в бело-оранжевый цвет материал был хорошо виден с воздуха, таким образом служа своеобразным сигналом бедствия.

Запихнув ткань в парашютный мешок, Наталья достала брезентовую упаковку с аварийным неприкосновенным запасом. Расстегнув чехол, Серпень стала раскладывать содержимое НЗ и тут же выругалась: «Все через жопу!»

Вместо штатного пистолета Макарова с двумя полными обоймами и универсальным мачете она обнаружила лишь складной летный нож с двумя лезвиями — обычным и стропорезом.

— Очень правильно, пригодился бы мне этот нож, если бы стропы перехлестнулись в небе, — пробормотала летчица. Впрочем, насчет оружия она не особо расстроилась, так как понимала — пистолет мог отсутствовать из-за международного договора. Все остальное соответствовало аварийному запасу летчиков — пара сигнальных ракет, металлический тюбик с таблетками, обеззараживающими воду, портативная аптечка, упаковка сухого спирта, непромокаемые спички и два десятка высококалорийных конфет. — Небогато, но все же лучше, чем ничего. — Серпень сложила свое «богатство» обратно в чехол, забросила за спину мешок с парашютом. Теперь ей предстояло разыскать напарницу.

Поддерживая одной рукой лямки мешка, а в другой сжимая раскрытый нож, Наталья резво припустила прямиком в лесную гущу…

Светлану Болотину она отыскала через два часа, та сидела под высокой пальмой и плакала навзрыд. Опытную летчицу Серпень и на этот раз не подвели глазомер и умение ориентироваться.

Увидев горько плачущую девушку, порядком подуставшая Наталья бросилась к ней и, упав рядом на колени, обняла, громко, по-бабьи заголосив:

— Светочка, девочка, что случилось? Что с тобой? Неужели что-то сломала?

Подняв на подругу красные от слез глаза, Болотина с детской обидой в голосе пролепетала:

— Да, сломала.

— Что сломала?! — внутри майора все похолодело — оказаться в диких джунглях с покалеченной напарницей было равносильно смерти, медленной и мучительной.

— Сломала, вот, — Светлана, хлюпая носом, продемонстрировала левую руку с растопыренными пальцами. — Пока я с этой чертовой березы слазила, — блондинка указала подбородком на растущую рядом пальму, — два гелевых ногтя сломала. А я их, между прочим, только перед приемом нарастила.

— Дуреха ты, Светка. — Наталья села рядом и залилась горючими слезами…

Под сводами древнего полуразрушенного храма густым облаком висел серый дым сгоревшего опиума.

Опиум был самопальный, выпаренный в кустарных условиях, отчего вышел отвратительного качества. Наркотик, насыщенный канцерогенными веществами, терзал мозг кошмарными галлюцинациями.

Кун по прозвищу Змей едва смог раскрыть глаза и мутным взглядом окинуть помещение. Лепнина со стен храма давно была отбита, и теперь наружу щерились прямоугольники кирпичной кладки, местами с отметинами пулевых попаданий.

Змей протер кулаками узкие глаза, которые склеились от сочившегося уже не один год из слезных желез гноя. Впрочем, к этим маленьким неприятностям он уже давно привык, они его доставали только в первые моменты пробуждения. Совсем другое дело кошмары, терзавшие его во время тяжелого сна. Раньше с ними можно было бороться при помощи опиума, но теперь вытяжка из мака только усиливала страдания.

После таких пробуждений Змей некоторое время находился в прострации, тогда на память приходили беззаботные годы детства из того довоенного времени.

Оно закончилось во второй половине апреля семьдесят пятого года, когда отряды красных кхмеров под командованием главнокомандующего Пол Пота вошли в столицу Камбоджи Пномпень. Через несколько дней главнокомандующий объявил, что их страна теперь называется Кампучия и у нее свой, индивидуальный путь развития. Сразу после этого была объявлена эвакуация из городов страны, вне закона оказались деньги, промышленность, медицина, образование. Соответственно, под запрет попали литература, радио, телевизор, телефон. Все это было названо извращениями феодализма и буржуазии, а потому подлежало уничтожению.

Кун тогда был десятилетним мальчишкой, его отец преподавал математику в миссионерской школе, а мать была воспитательницей в младших классах. Их всех забрали в один день. Пришла многоголосая разношерстная толпа, обвешанная оружием, родителей отправили в лагерь врагов революции, где содержались чиновники, офицеры королевской армии, учителя, банкиры и священники. Куна определили в лагерь для перевоспитуемых.

Территория за колючей проволокой представляла собой огромный четырехугольник с десятком навесов, под которыми вповалку спали несколько сотен воспитанников, и большого плаца, на котором каждый день собранным там подросткам объясняли политику нового руководства страны и будущие перспективы для подрастающего поколения.

Смышленого мальчика Куна вскоре заметили и через пару месяцев перевели в другой лагерь.

Здесь кормили лучше, вместо обычной баланды давали отварной рис с кусочками мяса, да и общее содержание было куда выше.

На следующий день Куну выдали «Калашников» и начали учить обращению с ним, при этом не забывая каждый день пояснять, что именно они — будущее новой Кампучии. В конце концов Кун поверил, что он суперчеловек, от которого зависит судьба его страны. Подросткам мозги промывали настоящие профессионалы, которых, правда, в их учебном лагере называли комиссарами. Все они, как и сам главнокомандующий Пол Пот, получили образование в Западной Европе, оттуда же и привезли свои идеи об индивидуальном пути страны кхмеров.

Изнурительная муштра в сочетании с многочасовыми лекциями сделали свое дело — через полгода Кун превратился в вымуштрованного солдата, исполнительного и абсолютно бездумного. Такие люди с восторгом и ликованием в душе готовы были отдать свои жизни за папочку Пота. Теперь оставалось их научить так же уверенно и без угрызений совести убивать.

Первое испытание кровью новоиспеченные солдаты армии красных кхмеров должны были пройти без автоматов. Им выдали обычные мотыги, которыми в трудовых лагерях рыхлили землю, потом провели за высокий частокол из толстых стволов бамбука. На огражденной площадке оказалась небольшая группа изможденных и оборванных людей. Среди пленников Кун узнал своих родителей, но никаких чувств при этом не испытал. Он знал, что их сейчас ждет — врагов Пол Пота казнили каждый день. Сегодня настала их очередь, родителям был брошен жребий стать жертвами, а сыну их палачом.

— Перед вами враги Кампучии, — указывая на узников, произнес инструктор, который все это время находился возле новобранцев. — Их всех приговорили к смертной казни, ваш долг перед страной — привести его в исполнение. Вперед, мои мальчики.

Услышав свой приговор, узники никак не отреагировали, продолжали стоять неподвижно, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели перед собой неживыми стеклянными глазами.

Получив команду к действию, подростки, как один, подняли вверх свои мотыги и, сотрясая воздух звериными криками, бросились на приговоренных. С глухими звуками лопались расколотые черепа, трещали ломающиеся кости, отовсюду раздавалось утробное чваканье, когда железные жала мотыг проникали в человеческую плоть… Через минуту все было кончено. Забрызганные кровью и сгустками мозга новобранцы окружили трупы.

— Теперь вы стали настоящими красными кхмерами, — торжественно объявил инструктор. И это они почувствовали уже на следующий день, когда всем выдали к автоматам боеприпасы, поставив на посты охранять трудовые лагеря, где заключенные выращивали рис, разводили скот для того, чтобы кормить армию папаши Пота.

Тех из заключенных, кто не справлялся или был заподозрен в подготовке к побегу, казнили, забивали мотыгами или закапывали в джунглях, оставляя над поверхностью земли лишь головы на съедение хищникам или насекомым.

В этом правом деле Кун весьма преуспел, еще через год ему несказанно повезло — из охраны перевели в личную гвардию главнокомандующего. Тогда он впервые увидел Пол Пота. Камбоджийскому мальчику казалось, что тот, кого называют вождем кхмерской революции, должен быть кем-то наподобие ожившего божества. На деле вождь и главнокомандующий оказался обычным человеком, среднего роста, как и все кхмеры, с раскосыми глазами и смуглой кожей. В общем, ничем не отличался от тех, кто ему прислуживал, и тех, кого он не колеблясь отправлял на смерть. Из этого следовало, что когда-то Куну правду говорил его отец: «Не боги собирают рис», а также выходило, что и он сможет встать если не во главе революции, то по крайней мере рядом с ее лидерами. По сути, мозг ребенка, но уже закаленный множеством казней и безжалостной муштрой, мгновенно составил картину собственного величия. Теперь он знал, к чему стремиться…

Детские мечты редко осуществляются — через четыре года в Пномпень вошли механизированные дивизии армии социалистического Вьетнама, прекратив резню граждан Кампучии. Еще совсем недавно всемогущий и ужасный Пол Пот бежал в Китай, красные кхмеры, ожесточенно огрызаясь огнем, ушли в джунгли, снова превратившись в партизан.

Отряд, в котором находился Кун, за коварство и изощренный ум прозванный Змеем, в лесной чаще обнаружил древний храм, видимо, появившийся еще до появления в этих местах буддизма. На стенах были изображены странные фигуры, то ли полулюди, то ли полуживотные, многие из которых были вовсе незнакомыми — мифическими. Впрочем, эти чудища нисколько не пугали красных кхмеров, они были выдрессированы в духе атеизма.

Решив, что полуразрушенный храм в глухой лесной чаще самое надежное место для базы, боевики, недолго думая, взорвали статуи и расстреляли лепные фрески.

Потянулись долгие годы кровопролитной партизанской войны с диверсионными отрядами вьетнамского спецназа. На этой войне и взрослел Кун Змей, а когда он по-настоящему возмужал, то возглавил отряд. К этому времени все остальные претенденты были мертвы, некоторые не без помощи самого Змея.

Свой отряд Кун формировал по отработанной схеме, набирая волонтеров из подростков, по собственному опыту зная, что это самый лучший материал для ковки исполнительных и бездушных солдат. Он уже давно отдалился от движения красных кхмеров и не признавал вернувшегося из Китая папашу Пота. Теперь он сам себе был хозяином и господином. За эту власть время от времени приходилось воевать, но это нисколько не пугало Змея, ведь он знал, что только настоящая война готовит настоящих бойцов.

В этих войнах он отвоевал огромный кусок территории, пусть непролазных джунглей, но никто сюда даже не пытался сунуться. А находящиеся в его вотчине несколько племен диких чам-малай безропотно поставляли его отряду еду, рекрутов, ну а женщин, когда требовалось, они брали сами.

Уже почти двадцать лет он жил лесным оборотнем, его жизнь не изменил ни уход из страны вьетнамской армии, ни сдача новой власти Камбоджи дряхлого Пол Пота и ни последующая амнистия красным кхмерам. Он по-прежнему оставался лесным хозяином. Вскоре у него появился союзник — наркобарон Нэй Сэй, владения которого граничили с империей бывшего революционера, который решил, что при его рискованном бизнесе лучше дружить, чем воевать. Кроме «пакта о ненападении» наркобарон подбрасывал партизанам боеприпасы, обмундирование и амуницию, в свою очередь, рассчитывая, в случае необходимости, на их помощь.

Кун добился того, о чем мечтал, и когда уже казалось, что можно расслабиться и отдохнуть, началось самое страшное — Змея стали одолевать ночные кошмары.

Снились ему горы черепов с дырками от мотыг, кровавая человеческая требуха, которую пожирают свиньи. Кун просыпался в холодном поту от собственного крика, а снилось ему всегда одно и то же — он узнавал себя в свинье, с огромными, как у крокодила, зубами и хвостом змеи.

Первое время от кошмаров спасало курение опиума, который для партизан варили дикари. Но вскоре и это перестало помогать, к ночным кошмарам добавились жуткие галлюцинации. Теперь его душу терзали видения, очень похожие на уничтоженные партизанами статуи, полулюди терзали его, пытаясь вырвать из тела душу. И это была самая страшная пытка.

Кун сопротивлялся кошмарным видениям сколько мог, а когда не выдерживал, брал небольшую группу и шел в джунгли для обхода поселений своих рабов. Ему требовалась чужая боль, чужие страдания, чужая смерть. Он уже не мог без этого обходиться, как вампир не может обходиться без свежей крови…

Поднявшись с топчана, Кун подтащил к себе брезентовый ремень с тяжелым армейским «кольтом» и подсумками для запасных обойм, потом громко позвал:

— Мангуст!

На зов командира, откинув тростниковую циновку, вошел плотно сбитый камбоджиец, его камуфляж сплошь покрывали соляные разводы от чрезмерного потоотделения, а плоское раскосое лицо густо избороздили глубокие морщины, отчего оно напоминало морду шарпея. Службу они начинали вместе, и все это время практически не расставались. Мангуст никогда не претендовал на лидерство в отряде, вот поэтому до сих пор оставался жив, а во время редких отлучек командира даже замещал его.

— Подготовь мою группу, — затягивая на поясе ремень, проговорил Змей. — Пройдемся по дикарям, посмотрим, какой они собрали урожай для нас.

Мангуст хотел напомнить, что командир совсем недавно ходил в джунгли с ревизией, где четвертовал двоих крестьян, а одного посадил на кол, но ничего говорить не стал. Он отдавал себе отчет, что в этом состоянии Змею все равно кого убивать, а потому коротко, по-военному, ответил:

— Сейчас отдам приказ…

— Руки, ноги целы, значит, мы с тобой не пропадем, дурешка, — вытирая слезы, вымученно улыбнулась Наталья Серпень. Она уже полностью владела своими эмоциями и теперь ею обуяла жажда деятельности. — А сейчас нам нужно выбрать направление, в котором двигаться.

— Как это — выбрать? — всхлипнула Светлана, как ребенок размазывая слезы по щекам. — Ясно дело, идти нужно на север.

— Это почему же?

— Наши ведь полетели на север, — последовал вполне логичный ответ. Неожиданный экстрим порой на людей действует непредсказуемо.

Наталья на мгновение представила карту Юго-Восточной Азии до самых южных границ родины и невольно присвистнула.

— Таким маршрутом, подруга, если будем добираться, в конце пути станем седые и косматые, как пушкинская Наина из «Руслана и Людмилы». Поэтому пойдем другим путем, на юг.

— Почему? — длинные ресницы Болотиной завибрировали.

— Потому что до океана ближе. А чем ближе к побережью, тем гуще селится народ. Как только попадем в большой населенный пункт, так и сможем связаться с нашим посольством или консульством. Что тут у них есть? А пока давай будем собираться в дальнюю дорогу.

Сборы заняли не много времени, у напарницы оказался такой же комплект АНЗ с обеззараживающими таблетками и складным ножом вместо положенных пистолета и мачете.

Серпень еще раз помянула крепким, вовсе не женским словцом чиновников, которые так позаботились о попавших в аварию летчиках, потом махнула рукой и сказала со вздохом:

— Когда нет гербовой бумаги, можно писать и на простой. — Теперь, когда майор вновь стала командиром экипажа, думать она стала тоже по-командирски. Без эмоций, рационально, одновременно вспоминая то, что ей известно об этой экзотической стране.

Климат и растительный мир был у девушек перед глазами, а вот географический ландшафт…

— По-видимому, как и в соседних странах, — вслух принялась размышлять Наталья. — Горы и долины, реки и непролазные малярийные болота.

— А я знаю, что сейчас сезон дождей и здесь полно всяких гадюк, других хищников и множество кровососущих насекомых, — хвастливо внесла свою интеллектуальную лепту Светлана, которая на примере Серпень окончательно успокоилась, — от москитов до пиявок, которые падают на голые участки кожи с деревьев и присасываются намертво.

— Намертво — это плохо, — брезгливо поморщилась Наташа, вспомнив, как в студенческие времена они отдыхали на природе и во время купания в пруду к ее ляжке прицепилась пиявка. Пришлось прижигать эту тварь зажигалкой — ощущения, прямо сказать, не из приятных. Вдруг ей мучительно, до ломоты в скулах, захотелось закурить, хотя позволяла сигаретку-другую довольно редко, да и то в хорошей компании под чашечку крепкого кофе и рюмочку марочного коньяка. Эти воспоминания Наталье показались сладким сном из другой, далекой жизни.

Тряхнув головой, как будто отгоняя наваждение, молодая женщина снова заговорила деловым тоном:

— Змеи, кровососы и дожди — вещи довольно неприятные. Поэтому, думаю, нам не стоит избавляться от «боевых штанов», — пальцы Серпень скользнули по прочной и водоотталкивающей, но в то же время позволяющей телу дышать ткани. — Нам нужно стащить с себя полевую форму и остаться в перегрузочных комбинезонах, — продолжала вслух размышлять майор. — Спасательные жилеты тоже забираем, возможно, придется преодолевать водные преграды, вот они и пригодятся. — Спасательные жилеты были необходимой частью амуниции пилотов, летающих над водой. Полет над Сиамским заливом был приравнен к полетам над морем, и слава богу. — На палатку нам хватит купола одного парашюта, но второй бросать не будем. Из ткани можно соорудить подобие гамаков, не спать же на земле, если она кишит всякими гадами. А стропы могут нам понадобиться на манер веревок, мало ли что.

— Ножи можем привязать к палкам, получатся копья, — с восторгом влилась в обсуждение плана выживания в условиях дикой природы Светлана.

Наталья раскрыла свой нож и внимательно осмотрела узкое, остро отточенное лезвие. Потом раскрыла второй клинок стропореза, осторожно потрогала двойные зубцы пилки.

— Копье вряд ли будет эффективным, а гарпун может получиться очень даже неплохой. Вот только черт его знает, съедобная здесь рыба или нет. Ну да ладно — с рыбой потом определимся, пока еще не так оголодали.

— А если нападут дикие звери? — вошла в раж Света, воинственно размахивая своим ножом.

— Дикие звери — это, конечно, неприятно, — согласилась майор. — Здесь как нельзя лучше пригодился бы «ТП-82».

— А что это?

— Космический пистолет, я такой видела в центре подготовки космонавтов.

— А зачем в космосе нужно оружие, с кем там воевать? — еще больше удивилась Болотина.

— Да не в космосе. Этот пистолет входит в аварийный запас космонавтов, у него три ствола — два охотничьих, а один малокалиберный нарезной. С таким оружием можно и охотиться, и обороняться, там даже под съемный приклад устроено мачете. Но такого чуда у нас, к сожалению, нет, придется обходиться тем, что есть. Как учили на курсах выживания, если нет огнестрельного оружия, можно вместо него использовать сигнальные ракеты. — Наталья продемонстрировала цилиндр, снаряженный ракетой, который сунула в накладной карман перегрузочного комбинезона. Так, чтобы средство защиты было всегда под рукой. Потом хотела завязать конец пускового шнура за вшитую металлическую скобу, но, вспомнив, как инструктор рассказывал, что бывает, если, пробираясь сквозь чащу, зацепишься этим шнуром за какую-то неправильную ветку. После секундного размышления решила не рисковать. — Убить этим не убьешь, но напугать реально можно хоть медведя, хоть льва или тигра.

Постепенно сборы подходили к концу, остался последний штрих — приготовиться к походу через тропический лес. Девушки стащили летные скафандры, потом сняли полевую форму, оставшись в ажурных трусиках и бюстгальтерах.

— Благодать, — запрокинув голову, мечтательно протянула Светлана, проведя руками по животу и бедрам. — Вот сейчас бы обратно в Таиланд, на нашу базу, поваляться на пляже.

— Я бы и от Кубинки не отказалась, — ворчливо откликнулась Наталья; наклонившись, она быстрыми движениями стала кромсать свою полевую куртку, вырезая бандану. Неожиданно где-то неподалеку в джунглях с громким треском обвалилась ветка. Обе девушки испуганно обернулись на звук. Серпень выставила перед собой нож, а Болотина успела подхватить две сигнальные ракеты, причем одну она держала в «боевом положении» двумя руками, а цилиндр второй сжимала в зубах.

Сердца обеих девушек работали со скоростью двигателя гоночного автомобиля, казалось, что через мгновение «пламенные моторы» вырвутся из груди. Время шло, напряжение нарастало, но ничего не происходило.

— Кажется, птица или обезьяна, — тихо прошептала Наташа, она с облегчением вздохнула, опуская руку с ножом. Только сейчас ощутила, как от испуга дрожат ноги. Так всегда бывает в момент опасности, организм мобилизуется, а когда она минует, на смену приходит страх. Как звуковая волна, догоняющая реактивный самолет после приземления.

Светлана ничего ответить не успела, как вдруг зеленая стена джунглей разошлась в разные стороны и оттуда появилось несколько низкорослых людей с длинными волосами, в руках они держали высокие гнутые луки и длинные бамбуковые палки, видимо, служившие им копьями или рогатинами. Из одежды на их лоснящихся от пота телах были лишь лоскуты набедренных повязок. Глаза полыхали неприкрытым интересом, этот огонь испугал полуголых девушек. Наталья снова вскинула руку с ножом, начав пятиться назад. Зато Болотина не успела испугаться и тут же рванула пусковой шнур. Ярко-красная ракета с пронзительным воем рванулась в сторону туземцев, которые тут же рухнули ниц на землю. Блондинка, отбросив пустой футляр, рванула изо рта вторую, при этом пронзительно завизжав:

— Лежать, пендосы. Кто шевельнется, изжарю, как цыпленка табака!!!

Было непонятно — то ли дикари испугались угрозы на непонятном языке, то ли их поразил вид полуголой блондинки-красавицы, но никто не поднял даже головы. Агрессии не проявляли, только что-то непонятное залопотали по-своему, напоминая кваканье лягушек в брачный период. Девушки ничего не поняли, хотя услышанное звучало вполне миролюбиво.

Вскоре один из туземцев настолько осмелел, что поднялся во весь свой рост и жестами стал что-то объяснять, его руки изображали разные фигуры — то волнистый шар, то какие-то сферы, дальше — еще больше. После каждой фигуры он пальцем указывал в небо, потом его переводил на девушек. В глазах туземца уже не было вожделенного блеска, его сменили почитание и страх.

Закончив свое повествование, туземец опустился на колени, его соплеменники проделали то же самое, после чего все дружно стали бить неистовые поклоны.

— Натаха, что-то я ничего не поняла из этого сурдоперевода, — продолжая воинственно держать ракетницу, одними губами прошептала Светлана.

— А насколько я поняла, они видели, как гробанулся наш «тридцать третий», — задумчиво ответила Наталья. — И приняли нас за ангелов, или еще там кого-то, спустившихся с небес. — Потом, сообразив, что они по-прежнему стоят в одном неглиже, добавила: — Ну прям богини стриптиза, чтоб я их…

— Мы спасены, — тихо шмыгнула носом Болотина, вслух выстраивая логическую цепочку. — Пендосы нас выведут к какому-нибудь городу, а оттуда мы доберемся до посольства. Ура!!! — громко закричала блондинка, вскинула руки к небу и дернула за пусковой шнур. Очередная сигнальная ракета с воем взмыла в небо, где ее тут же поглотили огромные грозовые тучи, которые, как по команде, закружились в гигантском хороводе. В следующую секунду хлынул тропический дождь…

Глава 3 Ханойский связной

С виду это был самый обычный белоснежный лайнер «Ту-134» с триколором на хвосте и надписью АЭРОФЛОТ через весь фюзеляж. И рейс его тоже был самый обычный — из Китая во Вьетнам. Необычными были всего две вещи: лайнер взлетел с военного аэродрома китайской народной армии и пассажиров было немного, даже не половина и не четверть салона. Их было всего шестеро, шесть офицеров разведки морской пехоты.

Напряженность, после того как Денис с общего согласия группы отказался брать на операцию старлея Иволгина, постепенно сошла на нет. Николай понимал, что товарищи это делали не со зла или из-за мести за рапорт о переводе на Балтийский дважды Краснознаменный флот. Все сидящие в салоне были настоящими мужиками и попытались женатого отца семейства уберечь от возможного риска потери и отца и кормильца.

«Ну что я здесь, как институтка после пьяной вечеринки в студенческой общаге, — мысленно обругал себя Иволгин, уткнувшись взглядом в затылки сидящих впереди морпехов. — Как говорится, стеснительная девушка иногда готова морально, а физически уже не в состоянии. Надо первым ломать порочный круг обиды».

— Перед самой отправкой на учения ко мне подходит Юлька, — ни к кому не обращаясь, громко заговорил Николай, чтобы все слышали. Старшую дочь Иволгина, которая ходила в третий класс, в роте хорошо знали. Сероглазая деваха со щеками, как наливное яблочко, была едва ли не с самого рождения генератором различных идей. В четыре года она решила, что станет всемирно известной певицей, но вместо того, чтобы выучить какой-нибудь модный шлягер, репетировала всеми уже забытую песню, которую распевала целыми днями во все свое детское горло: «А я несчастная, торговка частная…» и т. д. Где домашнее дитя с внешностью херувима отыскало этот шедевр, родителям выяснить так и не удалось. Жена утешалась лишь тем, что чадо не додумалось стать всемирно известной барабанщицей из рок-группы. При упоминании о Юльке офицеры заметно оживились, заулыбались и повернулись к Николаю. — Так вот, спрашивает меня доця: «Папа, а кто такие пионеры?» Ну я отвечаю: «Это такие дети, они жгли костры, собирали макулатуру, металлолом». У Юльки готов новый вопрос: «Что, как бомжи?»

Салон лайнера содрогнулся от дружного хохота разведчиков, и тут же в разговор вступил Журило, неиссякаемый кладезь всяких историй и баек:

— Эх, пионерия, пионерия, золотое детство. Помню, в школе наш класс был самый спортивный, и вот межрайонные соревнования среди шестых классов, а там все дохляки. Команду набрали из нашего девятого, поехали на соревнования, пока суд да дело, стоим, ждем, подходит к нам какой-то мужик, посмотрел, потом повернулся ко мне. «Говоришь, шестой класс?» Отвечаю: «Ну да, конечно, шестой». И тут до меня доходит: «Бля, я же забыл утром побриться». Снова хохот, ведь самый низкорослый в роте Генка даже лет десять назад никак не мог походить на шестиклассника. Лед взаимной обиды был растоплен…

Все время полета Денис Давыдов не выпускал из рук фотографии космической съемки.

— О чем задумался, командир? — к нему подсел замполит Шувалов. — Как выполнить задание? Так там вроде ничего сложного: высадиться в зоне катастрофы и установить факт гибели истребителя. Работа больше для МЧС, чем для разведки.

— Работа нелегальная за границей всегда полна неожиданностей. Поверь моему опыту, — покачал головой Денис.

— Это все Генка виноват. — Олег шутливо погрозил кулаком взводному.

— Я-то здесь при чем? — искренне изумился Журило.

— А кто накрапал вирш про самураев, собравшихся в поход? А, бисова твоя душа, — замполит снова погрозил кулаком.

— Так тех было семеро, а нас только шестеро. Неувязочка, товарищ начальник…

Через четыре с половиной часа из кабины появился бортинженер и деловито произнес:

— Ну что, господа офицеры, готовьтесь к десантированию. Через пять минут выходим на точку.

— Ага, — кивнул летчику Ку-Клукс-Клан, — вы на своей фанере хоть на нужный аэродром выйдите, а не то что в точку высадки. А то, как в прошлый раз, придется искать и бить весь экипаж. А штурмана еще и ногами, — говорил Костя серьезным тоном с мрачным лицом. Физиономии остальных морпехов тоже не выражали особой радости, отчего бортинженер зябко передернул плечами:

— Вы и вправду суровые мужики… Через десять минут начнем снижаться. Не забудьте пристегнуть ремни, — напомнив еще раз прописные истины, летчик шустро нырнул за бронированную дверь пилотской кабины.

По истечении десяти минут «Ту-134» действительно пошел на посадку…

Вьетнамская бухта Камрань была исключительно подходящим местом для размещения там военно-морской базы.

Первым ее облюбовал французский колониальный флот. Когда их выгнали из Индокитая, здесь разместилась военно-морская армада США, обеспечивая всем необходимым свои оккупационные войска, а также части армии марионеточного правительства Южного Вьетнама в войне против Северной части страны, где власть принадлежала коммунистам. Война была длительной и кровопролитной, но в конце концов американцы и их сателлиты были выброшены с материка.

Вскоре над бухтой Камрань взвился флаг Военно-морского флота Советского Союза, превратив ее в главный фортпост России на Юго-Востоке на долгие двадцать лет.

Три года назад правительство Российской Федерации официально отказалось от своей базы в Камрани. Но за один день всю технику, склады с горючим, боеприпасами и продовольствием не вывезешь, тем более когда не особо торопишься.

Потеряв статус военно-морской базы, Камрань, тем не менее, оставалась под контролем российских военных.

После приземления разведчиков на грузовике доставили в один из ангаров — огромную штольню, вырубленную прямо в толще горы. Размеры ее были впечатляющие, внутри могло свободно расположиться звено тактических бомбардировщиков.

Но теперь здесь было практически пусто, а те стеллажи, что стояли, могли показаться детскими конструкторами на полу в пустой комнате.

Морских пехотинцев, бодро выпрыгивающих из кузова армейского грузовика, встретил мрачный тип неопределенного возраста в видавшем виды тропическом камуфляже, висевшем на его фигуре мятым мешком. Голый, как колено, череп отсвечивал матовым блеском, а три полевых звездочки на погонах и отсутствие других опознавательных знаков не могли подсказать, кто стоит перед разведчиками. То ли старший прапорщик, то ли старший мичман. Красные, как у кролика, глаза, небритая физиономия, нос в фиолетовых прожилках выдавали в кладовщике верного поклонника Бахуса.

Поигрывая зажатым в уголке рта десятисантиметровым янтарным мундштуком, старший мичман (прапорщик) скептически оглядел ладные, подтянутые фигуры морпехов, потом хмыкнул и произнес:

— Все изменилось, кроме тех, кого посылают в пекло. — Почесал кончик носа и добавил: — Ладно, пошли, пластуны, будем подбирать вам одежку для прогулки в здешнюю чащобу.

Кладовщик развернулся на стоптанных каблуках и зашагал в сторону стеллажей. Остановился возле крайнего, махнул призывно рукой и вяло бросил:

— Гуляй, рванина, от рубля и больше. Нижняя полка крайнего стеллажа была завалена «джунгбутсами», американскими армейскими ботинками с камуфлированными брезентовыми голенищами и толстой рифленой подошвой. Такая обувь, легкая и прочная, лучше всего подходила для длительных переходов по тропическим зарослям.

На другой полке были аккуратно уложены комплекты маскировочной униформы. Самую верхнюю занимали различные головные уборы — платки-банданы, камуфлированные кепки с длинными козырьками, панамы разного фасона — в общем, чего только душа пожелает. Дальше шли ранцы, фляги и прочая необходимая для рейда мелочовка.

Разведчики тщательно подбирали одежду и экипировку, не спеша примеряли обувь, тщательно шнуровали. Подгоняли лямки ранцев, застежки разгрузочных жилетов. В разведывательном поиске мелочей не бывает — стертый до крови мозоль, звякнувшая фляга или другая незначительная в мирной жизни деталь могла стоить жизни всей группе.

После «примерки» наступила очередь оружия. Кладовщик, успевший выкурить пару сигарет, тяжелым запахом напоминающих забытый советский «Дымок», провел морпехов в глубь своего необъятного склада, где были разложены автоматы, пулеметы, пистолеты, гранатометы, ножи. Образцы были собраны чуть ли не со всего мира, чувствовалось, что база находилась на острие классовой борьбы с мировым милитаризмом.

— Для войны в джунглях западная экипировка, конечно же, комфортней, а оружие… — кладовщик вытащил изо рта мундштук и, хлопнув сложенной «лодочкой» рукой по тыльной стороне, выбил из него окурок. — Лучше нашего ничего не придумаешь, поэтому я взял на себя смелость и подобрал вам арсенал. Любуйтесь. Если что-то не подойдет, заменим.

«А дед вовсе не так прост, как кажется», — глядя на кладовщика, невольно подумал Давыдов.

Арсенал спецназа был серьезным — «АКМС» с откидным прикладом, подствольным гранатометом, прибором бесшумной стрельбы.

Демонстрируя разведчикам автомат, старший мичман (прапорщик) сказал:

— Калибр 7,62 в джунглях намного надежнее 5,45. Как говорится, проверено временем.

Никто с ним спорить не стал, практика подтвердила эту истину в лесистых горах Чечни.

— Патроны берите с бронебойными пулями, трассеры только демаскируют вас, — продолжал кладовщик. — В рейде пригодится не меньше шести магазинов, два с дозвуковыми патронами, остальные с бронебойными. Гранаты к подствольнику стандартные, тут вам, профессионалам, рассказывать не о чем. Так, пойдем дальше.

Дальше был длинноствольный черный пистолет, он был незнаком разведчикам, хотя что-то напоминал.