Самый сердитый гном Юрин Денис
– Вы Мортас? – наконец-то прервал Лоранто дуэль многозначительных взглядов и бесстрастных выражений лиц.
Незнакомец ответил легким кивком и небрежным, но быстрым движением рук сбросил на пол плащ. То, что скрывалось под объемистым балдахином, превзошло все ожидания герцога. Лоранто слышал много легенд о непобедимом Мортасе, покорителе драконов и грозе банд Северного Катара, но лично встретиться с ним довелось впервые.
Наемник был высок, не очень широк в плечах, но жилист и вынослив. Вместо стальных доспехов тело Мортаса плотно облегала легкая кожаная броня, обшитая маленькими коричневыми пластинами, чешуей дракона. На вид знаменитому драконоборцу было около пятидесяти лет, но уродливые, рваные шрамы от когтей, идущие по всему лицу и рассекающие даже горло, набавляли к его возрасту добрый десяток лет и делали похожим на старого бездомного кота, не знавшего в жизни ничего, кроме лазанья по помойкам и драк. Коротко подстриженные седые волосы и угловатые скулы завершали портрет типичного представителя «Гильдии наемных клинков», или как чаще всего называли в народе людей старой как мир профессии – «рыцарей кинжала и удавки».
Лоранто был богат, он мог нанять десятки, нет, сотни головорезов, создать из них целую армию и отправить ее на завоевание какого-нибудь маленького королевства. Но Мортас был уникален, герцогу был нужен только он.
– А я думал, ты побоишься показать мне лицо, – усмехнулся Лоранто и жестом указал наемнику на стоящее возле камина кресло. – Вроде бы у людей твоей профессии есть по этому поводу определенные предрассудки.
– Одни дураки пишут правила, а другие их придерживаются, – прохрипел в ответ Мортас, оставаясь неподвижно стоять посреди кабинета и осторожно положив кисть левой руки на широкую гарду абордажной сабли. – Привычка, не обращайте внимания, ваша светлость, – пояснил свой странный поступок наемник, увидев выражение недоумения и недовольства на перекосившемся лице герцога.
– Меня предупреждали, что ты большой оригинал, – хмыкнул казначей, наливая себе вина в украшенный изумрудами золотой кубок. – Не боишься, что кто-нибудь из твоих работодателей…
– Нет, – резко оборвал слова герцога Мортас, – среди моих клиентов нет лиц, уставших от жизни.
– Это угроза?! – воскликнул Лоранто, придавая своему лощеному лицу пожилого аристократа самое суровое выражение.
– Констатация факта, – надменно усмехнулся в ответ Мортас. – Можете позвать охрану и проверить, но я предлагаю оставить в стороне детские шалости и перейти к делу, тем более что ваши люди искали меня несколько месяцев явно по другому поводу.
– Ты прав, – согласился Лоранто, вернувшись к кубку с вином, и флегматично продолжил: – У меня к тебе действительно важное дело, ради которого я даже прощаю твою неслыханную дерзость. Выполнишь поручение, будешь купаться в золоте. Если провалишь или донесешь на меня, то я не пожалею ни денег, ни сил… – Лицо герцога вновь стало суровым, а его голос был на удивление тих и спокоен. – Тебя поймают, разрежут на мелкие части и будут торговать ими как сувенирами на всех базарных площадях Империи и прилегающих королевств!
Видимо, высокопоставленный столичный чиновник был не первым, кто расписывал наемнику «радужные» перспективы его будущих мучений. Эффектная речь казначея не привела к желаемому результату. Мортас лишь усмехнулся краешком губ, едва слышно хмыкнул и невозмутимо произнес:
– Понял, перейдем к делу!
– Открой шкатулку на столе, – скорее попросил, чем приказал Лоранто, решив изменить тактику поведения.
Герцог понял, что его пронзительный взгляд из-под нахмуренных бровей и угрозы не воспринимаются всерьез, выглядят пошло и банально, как бурчание пьяного таможенника или отборная брань базарной торговки. «Слишком много времени провожу при дворе, отрываюсь от действительности. Со свободолюбивыми, закаленными в боях наемниками надо обращаться по-другому, чем с обычным сбродом, – размышлял про себя Лоранто. – То, что ввергает обывателей в пучину страха и заставляет раболепно выполнять приказы, у этой породы людей вызывает лишь приступы истеричного смеха. А Мортас молодец, выдержка хоть куда!»
Наемник подошел к заваленному бумагами столу и неторопливо открыл стоявшую на самом краю шкатулку. Внутри оказалось всего четыре предмета: три маленьких портрета и кошелек, туго набитый деньгами. К чему слова и сложные объяснения, когда вещи говорят сами за себя.
– Не пойдет, – спокойно произнес Мортас, положив портреты обратно в шкатулку и закрыв крышку. – Сложная работа, тройное убийство высокопоставленных особ, а в кошельке не более тысячи сонитов. За эти деньги я готов заткнуть рот слишком разговорчивой любовнице, а о серьезном деле и речи быть не может.
– Ты не понял, – прошептал герцог, поднимаясь с кресла и подходя вплотную к наемнику. – Это не вся сумма и даже не аванс, а компенсация накладных расходов…
Мортас опустил голову. Он боялся, что не сможет выдержать взгляд Лоранто и покажет заказчику, как он обрадован баснословно огромной суммой, которая вот-вот должна свалиться на него как манна небесная. Сердце сильно билось в груди, голова внезапно закружилась, а руки начинали предательски трястись в предчувствии больших денег. «Успокоиться, надо успокоиться, иначе я все испорчу! – крутилась в голове единственная здравая мысль, тонущая в море только портящих дело преждевременных радостных эмоций. – Сколько он хочет мне предложить: десять, двадцать тысяч? О боже, это же целое состояние! Это мой шанс, главное не продешевить!»
Лицо Лоранто озарила улыбка победителя. Он понял, что сумел вывести оппонента из состояния равновесия, задеть за живое, найти самую звонкую струну его души. Теперь герцог знал, Мортас возьмется за заказ и троица обречена. А деньги – это пыль, ничто, тем более когда платишь не из своего кармана, а из государственной казны, что в принципе лично для него одно и то же…
– Избавь меня от них, Мортас, – тихо прошептали губы Лоранто, почти вплотную прижатые к уху собеседника, – и я тебя отблагодарю, щедро, очень щедро…
– Сколько? – произнес старавшийся изо всех сил сохранить спокойствие воин. Ему уже удалось очнуться от оцепенения и вернуть затуманенной мечтами голове способность трезво рассуждать.
– Достаточно много, чтобы бросить грязное занятие наемного убийцы и занять подобающее таким сильным людям, как ты, место в обществе, – ответил герцог, вернувшись в мягкое кресло.
– Сколько? – настойчиво переспросил Мортас.
– Ты получишь баронский титул и маленькое поместье в какой-нибудь из удаленных провинций: Виланьеза, Сардок, где тебе больше нравится?
Живая легенда наемного дела печально улыбнулся. Мортас понял, в чем был подвох, и мгновенно потерял доверие к именитому заказчику. Каким бы щедрым и заинтересованным в деле ни был клиент, а оплата подобных услуг никогда не переходит строго определенных границ разумного и допустимого. Герцог ему врал, заманивал лестными обещаниями и уже, наверное, отдал своим людям приказ избавиться от него, как только будет выполнен заказ.
– Я предпочитаю деньги! – не повышая голоса, произнес Мортас, быстрым, едва заметным глазу движением выхватив саблю и приставив ее острие к горлу Лоранто. – Решили надуть меня, ваша светлость?! Хотели, чтобы я сделал за вас грязную работу бесплатно, за обещание сладкой жизни?! Я не полный идиот, я не поверю, что когда-нибудь «грязный наемный убийца», как я, может превратиться в вельможу! Баронский титул, поместье – бред для наивных новичков! Думаешь, я никогда не наталкивался на таких именитых прощелыг, как ты?!
– Убери саблю и садись! – прозвучал невозмутимый голос казначея, который, казалось, предвидел такой поворот событий.
Светло-голубые, почти бесцветные глаза герцога смотрели на наемника властно и жестко. Может быть, в эту минуту Лоранто и испытывал страх, но Мортасу так не показалось.
– Убери саблю, дурак, и продолжим! – повторил герцог, пронизывая наемника насквозь своим холодным, жестоким взглядом.
Мортас засомневался, уж больно спокоен и невозмутим был вельможа, находясь всего на волосок от смерти. Неизвестно, поверил наемник казначею или нет, но сабля вернулась в ножны.
– Я могу понять твою вспышку гнева и недоверие к моим словам, – продолжил разговор Лоранто, поправляя съехавший набок воротник. – Если хочешь денег, то в том сундуке у камина твой аванс, тридцать тысяч сонитов Еще столько же получишь, когда работа будет сделана. Теперь ты мне веришь?
– Зачем тогда было разыгрывать глупый спектакль с баронством?! – спросил Мортас, еще не успевший прийти в себя после услышанной цифры.
– Это не спектакль. Видишь ли, мне как казначею императора так гораздо проще расплатиться с тобой. Не нужно платить «живыми» деньгами, прикажу кое-кому немного подправить некоторые документы… – хитро улыбнулся герцог. – Кроме того, мне хотелось бы быть уверенным, что ты никому и никогда не расскажешь об этом деле. Конечно, тебя можно убить, но…
– Что «но»?!
– Бывают глупые случайности, и жертва превращается в охотника, а мне крайне не хотелось бы такой метаморфозы, – весело произнес герцог, недвусмысленно косясь на саблю Мортаса. – К тому же я не хочу лишней крови: ни твоей, ни людей, что будут тебя ловить, ни тем более моей… Если есть возможность разрешить ситуацию мирным путем, то почему бы ею не воспользоваться?
Мортас молчал. Похоже, наемник поверил словам придворного и продолжал внимательно слушать.
– Ты получишь поместье в далекой провинции и больше никогда не покажешься в столице. Меня это устраивает, а тебя?
– Да, – едва слышно прошептал Мортас, мозг которого в ту же секунду переключился на обдумывание деталей предстоящей операции. – Но дело сложное, есть немало проблем.
– Внимательно слушаю, – ответил казначей, скрестив руки на груди и одарив наемника благосклонной, дружеской улыбкой.
– Во-первых, все трое находятся в Филании, во-вторых, они видные фигуры: крупный землевладелец, чиновник и фаворитка филанийского короля, могут возникнуть…
– Если ты о дополнительных расходах, – не дослушал до конца герцог, – то это пустяки. Ты получишь деньги в любом из филанийских банков, обещаю.
– Я не об этом. – Наемник долго смотрел в глаза герцогу, не решаясь открыть ему правду, а затем выпалил на одном дыхании: – Все трое находятся на службе у Викардия, главы имперской разведки. Мне придется иметь дело не только с вассалами этих персон и филанийскими властями, но и с агентами имперской спецслужбы.
– Браво! – Герцог громко захлопал в ладоши, искренне поражаясь информированности собеседника. – Тебе удалось меня удивить, слишком много знаешь для обычного «мастера удавки», но не волнуйся из-за их связей с разведкой. Преследовать тебя никто не будет. Видишь ли, порой знать часть правды еще хуже, чем не знать ничего…
– Терпеть не могу загадок, – констатировал Мортас и вопросительно посмотрел на герцога.
– Никто из этих лиц официально не числится среди агентов, и вообще они не работают на Викардия, а сотрудничают на взаимовыгодной основе с Корвием, самым талантливым и амбициозным из его заместителей. Тут сложная политическая борьба, придворные интриги… – недовольно поморщился казначей, – о которых тебе и знать-то не стоит. Отправляйся в Филанию и выполни свою работу, об остальном позабочусь я.
Лоранто замолчал, давая понять собеседнику, что разговор окончен. Мортас понял намек, взял шкатулку, подобрал плащ и молча направился к выходу. Лишь у самого порога он остановился и задал последний вопрос.
– У вас есть пожелания, когда они должны умереть и как?
– Как можно скорее, – ответил Лоранто, не отрывая глаз от прочтения какого-то письма, – а как, мне абсолютно безразлично, на твое усмотрение, друг мой!
Как только дверь за наемным убийцей закрылась, Лоранто кинул совершенно не интересующее его письмо от графа Нуареза в камин и поспешно подошел к письменному столу. Удобно устроившись в кресле, герцог пододвинул к себе чернильницу, обмакнул в ней остро заточенное гусиное перо и закрыл глаза.
Всего за несколько секунд память в мельчайших подробностях восстановила черты независимого и гордого лица наемника: каждую морщину, каждый изгиб уродливого шрама. Лоранто тяжело вздохнул, с горечью отметив, что даже такую мелочную работу приходится делать самому, и начал легкими, умелыми штрихами воссоздавать на листе бумаги отпечатавшийся в памяти портрет убийцы.
Еще не так давно герцог не утруждал себя подобными плебейскими занятиями, не пачкал холеные руки в чернилах, но год назад ему пришлось отказаться от услуг художника, прятавшегося за портьерой во время деловых встреч. Талантливый и не менее предприимчивый живописец делал копии с рисунков и продавал их политическим противникам казначея, сопровождая каждую картинку подробным пересказом содержания бесед. Конечно же, предатель бесследно исчез, как только о его коммерческом подходе к искусству стало известно герцогу.
Лоранто нанял другого художника, но не стал искушать судьбу во второй раз. Вельможа стал брать уроки живописи и лично рисовать портреты полуночных гостей. Вначале рисовать по памяти было трудно и утомительно, но потом появился азарт, и суровая необходимость превратилась в любимое занятие. Во время приступов меланхолии герцог часто запирался в кабинете и тайно рисовал портреты придворных и даже слуг, некоторые из них он потом написал красками.
«Ну, вот и все, – сказал герцог, сделав последний штрих. – Конечно, далеко от совершенства, но вполне узнаваемо». Скомкав черновики, Лоранто отправил их вслед за жалобой графа Нуареза в камин и позвонил в колокольчик. Казначей не доверял никому, тем более прислужнице, выкидывающей каждое утро мусорную корзину из-под его рабочего стола.
Дверь не открывалась слишком долго. Когда же наконец дубовые створки распахнулись, то на пороге возник не дежурный секретарь, а немного растерянный и смущенный Тальберт.
– Где Бертрат? – спросил герцог, не отрываясь от созерцания собственного творения.
– Ваша светлость, – неуверенно начал оправдываться охранник, – вы же сами приказали убрать всех от дверей кабинета, вот я и…
– …отправил секретаря подышать свежим воздухом, – закончил речь перепуганного Тальберта казначей, абсолютно не расстроенный таким поворотом событий.
– Я его сейчас позову!
– Не стоит, мне нужен ты, – произнес герцог, задумчиво рассматривая суровое лицо и крепкую фигуру стража.
– Готов служить, ваша светлость! – по-армейски лаконично и четко отрапортовал Тальберт, вытянувшись по стойке «смирно».
– Тебе ведь не нравится новая работа, не так ли? – задал Лоранто совершенно неожиданный вопрос, лукаво и загадочно смотря Тальберту прямо в глаза.
– Никак нет, это большая честь – служить вашей светлости! – ответил охранник, пытаясь припомнить, не сболтнул ли он кому чего-нибудь лишнего.
– Мой друг граф Арно много рассказывал о тебе. Никогда не поверю, что человек твоего склада и с таким богатым жизненным опытом смирится с работой простого охранника.
Хитро прищурившись, Лоранто не сводил глаз с Таль-берта. Он ждал ответа, хотя не задал прямого вопроса, провоцируя Арканса на откровенное признание.
– Мне кажется, – неуверенно произнес Тальберт, осторожно подбирая слова, – моя нынешняя работа чересчур спокойная.
– Ну, вот и отлично, – почему-то обрадовался казначей, – как раз это я и хотел услышать. Мне нужен преданный человек для выполнения одного деликатного поручения. Думаю, что лучшей кандидатуры, чем ты, мне не найти.
– Вы доверяете мне?! – удивился Тальберт. – Я же служу у вас не более месяца, да и в прошлом… – осекся охранник, вспомнив о приключениях бурной юности.
– Я все знаю, именно поэтому и выбрал тебя, – усмехнулся герцог. – Надеюсь, и ты понимаешь, что я единственный человек во всей Империи, заинтересованный в твоих услугах и не гнушающийся общением с бывшим герканским дезертиром? Со мной ты можешь высоко подняться, без меня – будешь торговать протухшей рыбой на базаре. Я ясно выражаюсь?
– Так точно, – прошептал бывший офицер.
– Скажи, ты запомнил лицо гостя?
– Нет, – честно признался Тальберт. – До встречи с вашей светлостью он был в капюшоне, а как вышел… – охранник осекся, ему было трудно признаться в своем промахе, – …я не заметил, как он вышел.
– Ну что ж, другого я и не ожидал, – загадочно произнес герцог, протягивая Тальберту портрет незнакомца. – Запомни хорошенько его лицо. Сегодня же отправляйся в столицу Филании и найди этого человека.
– Его нужно убить?
– Ни в коем случае, просто следи за ним и ни во что не вмешивайся. Постарайся, чтобы он тебя не заметил. Если этот человек попадет в беду, то делай что хочешь, но вытащи его живым и невредимым, понял?
Тальберт молча кивнул и уже собирался уйти, как к нему вновь обратился хозяин:
– Скажи, в Филании у тебя остались знакомые из прошлой жизни?
– Может быть. Годы идут, а у наемников опасная жизнь…
– Я не буду возражать, если ты соберешь из проверенных людей небольшой отряд, один вряд ли справишься, но только запомни – никого из Империи!
Глава 6
Предел терпения
Придорожная гостиница «Гнездо Дракона» должна была вот-вот закрыться. Солидные клиенты уже лет десять как не заворачивали в ее грязный, неухоженный двор свои украшенные гербами кареты, и даже служивый люд брезговал ночлегом среди серых, обветшалых стен. Когда-то заведение знавало лучшие времена, но об этом теперь помнил лишь его престарелый владелец, Янек Брунбаузер, в сердце которого теплилась надежда поправить свои дела и еще лет десять удержаться на плаву.
Сначала в гостинице перестали останавливаться благородные семейства и именитые гости, вслед за ними исчезли чиновники среднего звена, состоятельные горожане и купцы. Если бы постоялый двор находился в самой столице, а не в пяти верстах от окраины, то уже давно превратился бы в воровской притон: прибежище бродяг и мелких аферистов.
Разорение было неизбежно, и несчастный владелец ничего не мог с этим поделать. Как ни старался Янек привлечь состоятельных постояльцев, но красивые экипажи и казенные кареты так и проносились мимо, даже не замедляя ход.
Два года назад пришлось закрыть левое крыло, затем второй этаж и флигель, сейчас же на постоялом дворе проживали не более десяти человек, притом постоянных жильцов было только трое: небогатый дворянин из провинции, бывшая примадонна столичного театра и недавно покинувший студенческую скамью летописец по имени Жак.
Небольшой обеденный зал, совмещенный с кухней и холлом, был почти пуст. Пять часов утра, постояльцы еще спали, а новых гостей не предвиделось по крайней мере еще пару недель, пока не приедут юные провинциалы, грезящие сдать экзамены в столичный университет. Те из юнцов, кто был побогаче, жили в городе, ну а остальным приходилось ютиться в «Гнезде», где плата за скромный стол и ночлег была смехотворно низкой по сравнению со столичными ценами летней поры. Если бы не тяга молодежи к знаниям, не стремление выбиться в люди, то Янеку пришлось бы совсем худо.
В этот утренний час в зале находились лишь двое: хозяин, скорее по привычке, нежели в надежде на приход посетителей подметающий пол, и Жак, решивший пораньше и посытнее позавтракать перед долгим путешествием.
– Так я не понял, куда ты отправляешься на этот раз и когда вернешься? – спросил молодого человек Янек, не отрываясь от подметания обшарпанного пола.
– Точно не знаю, – ответил Жак, отправляя в рот очередной ломоть ржаного хлеба и запивая его молоком из глиняной крынки. – К какому-то барону Гапьрезу с северо-запада: то ли из Миларса, то ли из Контьера, точнее не припомню. Буду писать родословную барона, ну и, естественно, восхвалять его ратные подвиги.
– А вернешься когда? – В голосе хозяина чувствовалась надежда на скорейшее возвращение юноши.
Дело было даже не в том, что Жак был одним из немногих постоянных клиентов и всегда исправно платил по счетам, хотя сам голодал и донашивал старые платья более обеспеченных друзей по студенческой скамье. За три года его пребывания в «Гнезде» Янек успел привязаться к доброму и тихому парню, всегда готовому прийти на помощь и поддержать в беде не только друга, но и мало знакомого человека.
Весной позапрошлого года хозяин гостиницы заболел. Четыре месяца его единственная дочь Луиза не отходила от постели больного, а Жак взвалил на свои плечи хозяйство. В ту пору прислуги уже не было, и парню пришлось нелегко: готовка, уборка, обслуживание номеров и редких посетителей корчмы едва не доконали юношеский организм, выпав как раз на время сдачи экзаменов.
Господин Брунбаузер чувствовал себя потом крайне неловко, когда бедный студент отказался от причитающихся ему за работу денег и даже пригрозил съехать, если хозяин еще хоть раз намекнет об оплате услуг.
Янек видел, что летописец нравился его дочери. Луиза была влюблена в обходительного, нежного молодого человека, обладающего не только доброй душой, но и весьма привлекательной внешностью. Высокий, стройный, с правильными чертами лица и длинными, вьющимися волосами брюнет мог бы покорить сердца многих дам, если бы не один весьма существенный недостаток – полное отсутствие денег.
В глубине сердца Янек лелеял мечту, что когда-нибудь парню улыбнется удача, и он получит хорошее место при дворе знатного вельможи или в Городской Управе. Тогда он смог бы выдать за него дочь и наконец-то вздохнуть спокойно на старости лет. Но, к сожалению, время шло, а в жизни Жака ничего не менялось в лучшую сторону.
– Не знаю, – немного призадумавшись, ответил юноша, – как дело пойдет. Морока с ними, дворянами из глуши. Сами-то не бог весть чего совершили, а от меня требуют рассказом об их деяниях сердца потомков тронуть. Каждый героем хочет казаться…
– Ну, так и послал бы их куда подальше, – пробурчал в сердцах Янек. – Доходу-то от них все равно никакого. А ты, вместо того чтобы по провинциям разъезжать, лучше бы в столице работу поискал. Мало ли у тебя студенческих друзей, пускай замолвят словечко!
Жак тихо рассмеялся. Ему была приятна забота милого старика о его судьбе.
– Видишь ли, Янек, в университетской среде друзей нет, только собутыльники, – печально констатировал юноша, допив молоко и принявшись за яблоко. – Недавно видел Андре, ну, того парня с усами, что ко мне часто захаживал.
– Ага, с девками всякими, – недовольно поддакнул Янек, – и ключи от комнат пустых просил.
– Попросил его, чтобы помог, – продолжил Жак, сделав вид, что не заметил колкого замечания хозяина. – Знаешь, что он мне ответил? «Мы, – говорит, – друзья, а ты меня в своих меркантильных интересах использовать норовишь. Сам в жизни ничего добиться не можешь, вот и попрошайничаешь!»
– Мерзавец! – выкрикнул Янек, чуть не сломав от злости метлу. – Да если бы не ты, так этот прохвост до сих пор бы за книгами штаны протирал. Сколько ты за него трактатов и прочей ученой ерунды написал, и все наверняка по дружбе, бесплатно!
– Да ладно, это я так сказал, для примера, – отмахнулся Жак. – Пускай его совесть мучает, если она, конечно, у него есть.
– Совесть, – с горечью повторил Янек, жизненный опыт которого подсказывал, что для большинства людей она недопустимая роскошь. – Совесть вещь непонятная, в сонитах неизмеримая, да только я так понимаю: нет ее у того, кто по счетам своим платить не хочет, а твой Андре…
– Не будем об этом, – прервал Янека Жак, чувствуя, что хозяин хочет разразиться длинной бранной тирадой.
– Как скажешь, но только Луиза…
– И об этом тоже! – не сдержался и выкрикнул юноша, зная, что разговор на эту тему будет неприятен для них обоих. – Я нищ, я ей не пара!
– Эх, парень, парень… – тяжело вздохнул Янек и продолжил уборку.
В зале воцарилось молчание. Жак скоро должен был отправиться в путь, и ему хотелось как-то подбодрить старика напоследок.
– Не грусти, старина, – возобновил беседу юноша, – будем надеяться, что барон не будет слишком привередлив, и я через пару-тройку месяцев вернусь. А ты пока с Гартаном пивка попьешь да с Люсией пофлиртуешь!
– Уехал Гартан, – с грустью произнес хозяин, на время остановив размеренные движения метлы слева направо. – Вчера ближе к вечеру съехал, когда тебя не было. Ничего он от столичных чиновников не добился, вот и решил домой вернуться. Люсия расстроилась, уж очень он ей нравился. Как только Гартан на коня вскочил, так бедняжка сразу же в запой ушла.
Жак опустил голову. Попытка поднять настроение старику не удалась. Бывают в жизни моменты, когда все плохо: дела идут преотвратно, уезжают люди, к которым уже привык, спиваются близкие…
– Ты уж за Люсией посмотри, жаль ведь, хорошая женщина.
– Присмотрю, присмотрю, – пробурчал Янек, наконец-то закончив уборку и присев рядом за стол. – Сам осторожней будь! Времена сейчас вроде бы спокойные, но в дороге всякое бывает…
– Не беспокойся, – весело рассмеялся Жак, – разбойники не нападут. Денег у меня кот наплакал, да и воровать особо нечего, кроме бумаги и перьев…
Жак поднялся из-за стола, отряхнул от хлебных крошек старенький, протертый на локтях сюртук и уже собирался попрощаться с хозяином, как внезапно со двора донеслось конское ржание и топот копыт.
Не сговариваясь, оба одновременно прильнули к окну. Через маленькое, облепленное по краям паутиной и грязью стекло было видно, как во двор въехали запряженный четверкой лошадей экипаж и шестеро сопровождающих его всадников в форменных одеждах темно-зеленого цвета. Золотые шевроны и нагрудные эмблемы не оставляли никакого сомнения: к ним в гости пожаловали люди принца Контре, двоюродного брата Императора.
– Святые спасители! – испуганно пролепетал Янек, вытирая перепачканные руки о не менее грязный, засаленный фартук. – Неужели сам принц пожаловал, что же делать, как принимать?!
– Успокойся. – Жак неторопливо отошел от окна и застыл в раздумье посреди комнаты. – Вряд ли это сам принц, слишком маленький эскорт, да и к тому же я слышал, что он еще не вернулся из своего поместья на юге. Скорее всего кто-нибудь из родственников или вассалов.
Тем временем вооруженные короткими мечами охранники спешились и привязали к изгороди взмыленных лошадей. Дверцы экипажа открылись, послышался звонкий женский смех, и из кареты вышли двое мужчин в ярких карнавальных костюмах, обсыпанных конфетти и разноцветной мишурой. Вслед за кавалерами появились и дамы. Их откровенные наряды и вульгарное поведение свидетельствовали лучше всяких рекомендаций о неблагородном происхождении особ и о способе, которым они зарабатывали на жизнь.
– Ну вот, Янек, а ты испугался. – Жак снова подошел к окну и с отвращением наблюдал, как четверо полуголых девиц пытались поднять с земли не удержавшихся на ногах, изрядно перепивших господ. – Это же всего лишь граф Нуарез, дальний родственник принца, и кто-то из его дружков.
– Откуда ты его знаешь? – изумился Янек.
– Да так, – отмахнулся Жак, – видел пару раз, как благородные гуляки дебоши устраивали…
Отдыхать посреди двора именитым гостям пришлось недолго, дамам пришли на помощь солдаты и поставили на ноги перепачканных в грязи и курином помете господ. Сквернословя и осыпая проклятиями нерадивого хозяина, пестрая процессия направилась к гостинице. Наиболее изысканные перлы бранной речи сыпались из напомаженных губок облаченных в костюмы из страусиных перьев дам.
Окаменевший от испуга Янек наконец-то пришел в себя и кинулся отпирать двери. Первым внутрь ворвался здоровенный рыжий детина в форменной куртке и, не говоря ни слова, одарил старика крепкой, увесистой оплеухой. Янек опрокинул стоявший у входа стол и упал на пол. Старик охнул и застонал, схватившись левой рукой за ушибленную поясницу.
– Мерзавец, хам, быдло деревенское! – орал рыжий детина, выпучив глаза и оттопырив в разные стороны похожие на мочалку усы. – Будешь знать, скотина, как бардак во дворе разводить! Из-за тебя благородный граф Нуарез чуть лицо не разбил! – Для усиления эффекта последней реплики командир эскорта сильно пнул лежавшего на полу Янека ногою в живот.
Жак хотел было кинуться на помощь несчастному старику, но окованная железом перчатка ворвавшегося вслед за своим командиром охранника больно сдавила его плечо и заставила опуститься на табурет. Двери широко распахнулись, едва не слетев от сильного удара с петель, и тесный холл гостиницы заполнился участниками праздничной процессии.
– Хватит, Эрик, еще убьешь, а кто нас поить будет?! – невнятно пробормотал граф Нуарез, качаясь из стороны в сторону и смотря на избиение старика мутными глазами.
Если бы не девушки, поддерживающие кавалера с обеих сторон, то сиятельный граф точно упал бы и разбил красивое, холеное лицо о дубовые доски пола. Его менее родовитый, но такой же неосторожный в употреблении спиртного собутыльник закрыл глаза, прислонился спиной к двери и начал медленно сползать вниз. Двое солдат мгновенно подскочили к нему на помощь, подняли за руки и оттащили бессильное тело к ближайшему столу. Дешевые глиняные миски, пивные кружки и прочая столовая утварь были бесцеремонно скинуты на пол. Освобожденное от простой деревенской посуды место было тут же занято посапывающим во сне и пускающим слюну изо рта телом.
– Дариан скис, кто бы мог подумать… – пробормотал Нуарез, грубо оттолкнув одну из девиц, которая оттирала батистовым платочком грязь с испачканного лба сиятельного графа. – Как трешь, дура, больно же!
Пока вельможа отчитывал переусердствовавшую подружку и пытался при помощи жриц любви добраться до скамьи, стражи принца Контре усердно выполняли свою работу. Двое вышли во двор, присмотреть за лошадьми и каретой, еще пара отправилась внутрь гостиницы, проверить, нет ли среди постояльцев подозрительных лиц, а оставшийся в холле охранник обнажил меч и на всякий случай встал за спиной уже пытавшегося один раз оказать сопротивление Жака.
Расположившись за столом в обществе девиц, граф обнаружил, что кружки пусты. Совершенно позабыв о правилах этикета, Нуарез засунул два пальца в рот и протяжно свистнул.
– Хозяин, винааа! – что есть силы заорал граф, которому вторил хор обеспокоенных отсутствием выпивки девиц.
Услышав приказ господина, Эрик склонился над Янеком, грубо схватил его за шиворот и резким рывком поднял избитого старика на ноги. Нижняя губа владельца гостиницы была разбита, а руки и фартук перепачканы кровью. Янек изо всех сил пытался улыбаться и сдержать поток текущих по щекам слез.
– Чего изволите, господин? – заискивающе спросил старик, за что и получил от Эрика достаточно ощутимый удар под дых.
– Ты что, деревенщина, совсем сдурел?! – Эрик схватил Янека за грудки и притянул вплотную к своему широкому, густо покрытому рыжей щетиной лицу. – Как смеешь обращаться к сиятельному графу?! А ну, повторяй за мной: «Ваше сиятельство»!
Янек дрожал от страха и боли. Его язык онемел, и губы шевелились, не издавая при этом ни звука. Внезапно раздался громкий хлопок, это сиятельный граф Нуарез ударил ладонью по столу.
– Эрик, солдафон неотесанный, – возмутился граф, стараясь придать лицу самое грозное выражение, – чему народ учишь?! Какое я тебе «сиятельство»?! Я родственник Императора! – гордо стукнул Нуарез кулаком себя в грудь. – Пускай обращается «ваша светлость»!
– Ты слышал, старый гриб, что сказал его си… – осекся охранник, – его светлость, ну, давай живо!
– Чего изволите, ваша светлость? – съежившись от страха, пролепетал Янек и отвесил низкий поклон.
– Вина, – гордо заявил Нуарез, – тащи все, что есть, и быстрее!
До смерти перепуганный старик обрадовался возможности удалиться и быстро засеменил в подвал. Тем временем страдающего манией величия графа посетила какая-то мысль, и он, заговорщически улыбаясь, стал жестами подзывать к себе Эрика. Солдат покорно исполнил приказ: подошел к столу и, небрежно растолкав девиц, опустился на скамью рядом с господином.
– Эрик, друг, подскажи, – прошептал граф, повиснув всем телом на шее стражника и плотно прижавшись мокрыми губами к его уху, – а чего это мы с Дарианом сюда притащились?
Видимо, командиру эскорта часто приходилось общаться с изрядно подвыпившими господами. Совершенно не удивившись нелепому вопросу, солдат начал вкратце излагать обстоятельства, приведшие сиятельного графа Нуареза в захолустную гостиницу.
– Вы посетили бал у маркиза Диория, там встретились с господином Дарианом. Вашей светлости стало скучно, и вы отправились на карнавал.
– Ага, помню, – поддакнул граф, – там еще было много огней и какие-то шуты в длинных мантиях и с бородами.
– Ваша светлость изволили наблюдать фейерверк и театральную постановку «Заговор магов», – невозмутимо уточнил Эрик, – но затем и это стало вам неинтересно. Вы отправились в кабак «Пастушка и Дровосек», где встретились с маркизом Фанолем и его другом из провинции.
– А, Фаноль, – расплылось в широкой улыбке опухшее лицо графа, – такой замечательный собеседник и так остроумно шутит.
– Ну так вот, вчетвером вы вернулись на карнавал, где и подцепили этих… – солдат окинул презрительным взглядом настырно липнувших к графу девиц, – потом поехали кататься на гондолах. Господин Фаноль распереживался, что вам, благородным господам, приходится кататься по грязному каналу, в то время как всего в каких-то десяти верстах от столицы протекает самая величественная и красивая река Империи.
– Аааааа! – протянул на манер оперного певца Нуарез, широко открыв рот и подняв указательный палец высоко над головой. – Я вспомнил, мы едем кататься на лодках, но где же господин маркиз и его очаровательный Друг?
– Господин Фаноль заснул прямо в гондоле, и его пришлось отправить домой. А друг, да кто ж его знает… – пожал плечами Эрик, – куда-то пропал, наверное, дружков встретил.
Пока граф пытался при помощи верного слуги своего троюродного дяди восстановить в памяти события прошлой ночи, в зале вновь появился Янек. Кряхтя и охая, старик поставил на стол два кувшина лучшего вина и принялся осторожно, насколько позволяли трясущиеся от страха руки, разливать его по высоким пивным кружкам. Бокалов, фужеров, кубков и прочих предметов роскоши в гостинице не было.
– Куда льешь, свинья?! – заорал Эрик, больно стукнув старика кулаком в бок. – Всю руку своим пойлом облил!
Сержант стражи Эрик Болива, конечно же, преувеличивал, на рукав его форменной куртки попало лишь несколько капель дешевого виноградного вина. Еще неделю назад он даже не обратил бы внимания на такой пустяк, но последние дни службы превратили пожилого служаку в неуравновешенного, истеричного параноика. Как и все остальные охранники его небольшого отряда, он проклял тот день, когда принц Контре поручил его заботам сопровождение взбалмошного, капризного родственника.
«Граф Нуарез молод и любит веселиться, – пояснял задачу принц перед самым отъездом из столицы. – Впереди праздники, а у графа талант влипать во всякие компрометирующие и его, и меня истории. Не спускай с него глаз, следуй за ним повсюду, мне не нужны осложнения! За безопасность юноши отвечаешь головой!»
Уже целых семь дней и ночей охрана сопровождала непоседливого гуляку во всех его разнузданных приключениях. Нервы солдат были на пределе. Каждую минуту в голову благородного отпрыска приходила новая бредовая идея, и они снова трогались в путь, как будто искушая судьбу и специально нарываясь на неприятности. Только за последнюю ночь у Эрика несколько раз возникало сильное желание связать графа по рукам и ногам, заткнуть кляпом его крикливый рот и запереть юношу в темном чулане до самого возвращения принца. Тогда бы уж точно неприятностей не было. Но, к сожалению, такого самоуправства Эрик позволить себе не мог, зато никто не мешал ему излить свой гнев на головы подвернувшихся под руку беззащитных простолюдинов.
– Дрянь какая! – недовольно поморщился граф, едва пригубив напиток и с расстройства вылив содержимое кружки на пол. – Чем гостей поишь, болван!
– Извините, ваша светлость, мы люди бедные, лучшего не держим, – пролепетал Янек, то и дело сгибаясь и разгибаясь в глубоких поклонах.
– Твое счастье, что нам уезжать, – произнес граф, окинув старика презрительным взглядом, и обратился к Эрику: – Пошли двоих, нет, троих людей за лодкой или паромом. Если кто отдавать не будет, пускай не церемонятся с мужичьем! Решили кататься – значит будем кататься! – заявил граф, стукнув кулаком по столу.
Эрик подал знак сидевшим за соседним столом стражникам, и двое, послушно кивнув, направились к выходу. Через минуту со двора послышался стук копыт, трое всадников уехали исполнять очередное пожелание сиятельного графа.
– На, выпей со мной. – Нуарез поставил перед командиром эскорта до краев наполненную кружку.
– Эту дрянь, увольте! – Эрик слегка стукнул по кружке, свалив ее на пол и разбрызгав содержимое по скамье и столу.
– Ты прав, – понимающе и с уважением смотря на солдата, кивнул граф. – Нужно проучить мерзавца, чтобы впредь неповадно было… Оттащите нахала во двор, спустите портки и всыпьте, скажем, двадцать плетей!
Эрик молча поднялся из-за стола, сгреб в охапку вяло сопротивляющегося и жалобно молящего о пощаде Янека и вытолкнул его во двор под дружный хохот графа и девиц.
– Рудольф, – обратился командир к единственному оставшемуся снаружи охраннику, – привяжи уважаемого хозяина притона к изгороди и отсчитай ему двадцать плетей… для начала!
Сидевший до этого момента спокойно и не вмешивающийся в происходящее Жак не выдержал. Господский произвол перешел все допустимые границы. Юноша попытался вскочить с табурета, но стоявший позади него стражник был начеку. Его левая рука ловко схватила юношу за копну длинных волос и рывком оттянула голову бунтаря назад. Жак почувствовал, как холодное и острое лезвие меча соприкоснулось с его горлом чуть повыше кадыка. Лишившись возможности действовать, юноша мог лишь говорить:
– Ваша светлость, это произвол, насилие, переходящее все границы дозволенного и попирающее все законы! Янек – уважаемый гражданин…
– А это еще что за фрукт ученый?! – удивился граф, растерянно взирая на бедно одетого юношу.
Изрядно подвыпивший Нуарез только что заметил присутствие Жака. Если бы летописец не начал двигаться и говорить, то так бы и остался невидимым для мутного взора графа.
– Отвечай, сопляк, когда тебя спрашивают! – закричал Эрик, а стражник еще сильнее потянул назад волосы юноши.
– Я летописец, – прохрипел Жак, голову которого разрывало от боли, а приставленная к горлу острая сталь затрудняла дыхание, – пишу родословные и описываю подвиги благородных господ.
– Летописец, – расхохотался Нуарез, едва не опрокинув в порыве смеха скамью и стол. – Ну кто бы мог подумать, так повезло!
Стоявший позади стражник внезапно отпустил волосы и убрал меч. Крепко зажмуренные глаза Жака открылись, и первое, что он увидел, был маленький блестящий предмет, быстро приближающийся к переносице. Инстинктивно Жак схватил его рукой. В зале послышались одобрительные хлопки и выкрики. Рукоплескали все: и граф, и ночные красавицы, и даже стража.
– Ну надо же, – слегка искривил губы в ухмылке Эрик, – писака, а какая реакция! В лучники его, цены бы не было!
Жак разжал ладонь. Маленьким предметом, брошенным ему в лицо, оказалась золотая монета в двадцать сонитов
– Доставай бумагу и чернила! – скомандовал повеселевший и немного протрезвевший граф. – Поедешь с нами, будешь вести летопись моих великих деяний. Начни с главы «Наставление на путь истинный трактирщика-отравителя», и учти, если мне не понравится, то сменишь старика у изгороди, слово даю!
– Я… – раскрыл было рот Жак, но сильный удар чем-то тяжелым по спине повалил его на пол.
– Благодари его светлость за оказанную честь и доверие! – проорал подскочивший Эрик и легонько пнул носком сапога Жака под ребра. – Не слышу!
– Благодарю, ваша светлость! – произнес юноша так почтительно и раболепно, что не оставил мучителям возможности придраться к неподобающей интонации.
Юношу трясло от злости, таких унижений он еще никогда не испытывал. Слегка успокаивало лишь то, что Луиза на днях уехала к родственникам и не видела ни его мучений, ни позора отца.
Видимо, самым порядочным из шайки гостей был Рудольф, оставшийся во дворе гостиницы стражник. Сердце молодого солдата еще не успело огрубеть и потерять уважение к старческим сединам. Он скрупулезно и точно выполнил приказ командира, наградив Янека ровно двадцатью ударами плети, но бил явно не в полную силу и по спине.
Жак почувствовал, как сотрясся пол от глухого удара. Янека втащили обратно в зал и бросили на пол в двух шагах от стола, за которым важно восседал граф Нуарез.
– Ну что, мерзавец, усвоил урок?!
– Да, ваша светлость, – тихо и жалобно прозвучал голос избитого и униженного старика.
– Великолепно, теперь проси у меня прощения, а ты… – граф повернулся в сторону Жака, – отрабатывай потраченные на тебя деньги. Бери перо и начинай писать!
Лицо Жака исказилось от ненависти, кровь закипела у него в жилах, а тонкие, не привычные к грубому физическому труду пальцы сами собой сжались в кулаки.
– Не надо, сынок, – прошептал Янек окровавленными губами, – делай, как говорит его светлость!
«Если я не выдержу и сорвусь, то сделаю только хуже: и себе, и Янеку, и даже Луизе», – возникла в голове юноши благоразумная мысль, заставившая его полезть в валяющуюся под столом дорожную котомку, достать письменные принадлежности и, скрепя сердце, приготовиться к записи.
Судьба смилостивилась над многострадальным господином Брунбаузером, послав неугомонному графу новую игрушку. Открылась дверь, и на пороге появилась Люсия.
Бывшая примадонна была красива даже в простом деревенском платье и с растрепанными волосами. Ее большие карие глаза и черные как смоль пряди волос сводили когда-то с ума именитых поклонников и вызывали зависть у придворных красавиц. Можно было бы еще долго осыпать комплиментами прелести ее фигуры и с восхищением описывать неповторимый, чарующий шарм этой прекрасной женщины, но все же основным достоинством примадонны был божественно нежный, ласкающий души слушателей голос. Ради того, чтоб хоть раз насладиться пением непревзойденной Люсии, люди съезжались в столицу не только из далеких уголков Империи, но даже из других королевств. К сожалению, ничто не бывает вечным: слава проходит, деньги кончаются, а голос исчезает.
Несчастье произошло прошлой зимой во время гастролей в городе Ванберг. Устроители концерта поскупились на обогрев театра, и примадонна потеряла голос. Вместо божественных напевов и мелодий ее горло производило лишь сдавленный тихий хрип. Сколько доктора ни пытались вернуть голосовым связкам прежнюю звучность, но все их усилия были тщетны. После лечения Люсия могла говорить, но, увы, не петь.
По возвращении с гастролей управитель театра сразу же выкинул ее из труппы, расщедрившись на скромное пожизненное пособие. Ряды многочисленных поклонников моментально поредели, а остались лишь старые афиши и сладкие воспоминания. Конечно, у нее было несколько знакомых вельмож, питающих к ней нежные чувства и готовых в любое время взять Люсию под свою опеку, но женщина была слишком горда, чтобы согласиться на роль содержанки.
Слава прошла, а сбережений у певицы не было. Творческая душа не выдержала подлого удара злодейки-судьбы и предалась пьянству. Когда же кризис прошел, то вместе с ним исчезли и деньги. К счастью, актриса не успела наделать больших долгов, и неприятные объяснения с кредиторами ей не грозили, однако женщине пришлось покинуть шикарные апартаменты гостиницы «Империал» и переселиться в маленькую комнату «Гнезда Дракона».
Как ни странно, а радикальная смена обстановки пошла Люсии на пользу: она уже почти избавилась от пристрастия к вину и начала смотреть на превратности судьбы с философским спокойствием и невозмутимостью мудреца.
– Янек, ты не знаешь, уехал ли Жак? Я хочу попрощаться с милым юношей, – произнесла нараспев Люсия, едва переступив порог и еще не заметив, что происходит в зале.
– Какая встреча, Люсия, дорогая! – воскликнул граф, губы которого моментально расплылись в хищной улыбке. – Подойдите ближе, милая, ваш любимый Жак еще здесь.
У графа Нуареза были свои счеты с певицей. Будучи самоуверенным красавцем, покорившим немало сердец, юный вельможа многократно пытался добиться благосклонности примадонны, но каждый раз его настырные попытки ухаживания наталкивались на жесткий отпор. Граф не был влюблен, но завоевать сердце первой красавицы столицы было для него вопросом чести и уязвленного самолюбия.
– Граф Нуарез, что вы здесь делаете и что здесь происходит? – спросила Люсия, испуганно прижав прелестные кисти рук к груди.
– Не волнуйтесь, мадам, просто ваш покорный слуга взял на себя нелегкий труд научить простолюдинов учтивости.
Нуарез встал со скамьи и подошел вплотную к женщине. Ласковая улыбка ни на миг не покидала лица аристократа, а глаза горели бесовским огнем. Нуарез жаждал возмездия: только унизив и морально растоптав когда-то отказавшую ему женщину, он – мог наконец-то получить истинное наслаждение и оставить в покое обитателей гостиницы.