Кошка колдуна Астахова Людмила

Насчет экипажа Диху предупредил нас с Прошкой сразу: ни к чему, а особенно ни к кому не прикасаться, вопросов не задавать, с разговорами не лезть. Викинги, даже живые, были те еще отморозки, а уж мертвые… То есть не-мертвые. Неупокоенные. Зомбовикинги. Жуть! Да и корабль сам тоже. Одного только украшения на штевне хватит, чтобы заиметь перманентную икоту. В почерневшей то ли от времени, то ли от пропитки деревянной фигуре сходство со свиньей, конечно, угадывалось. Отдаленное. Только вот не бывает у нормальных домашних свинок таких клыков. И рогов тоже.

Короче, драккар как драккар. Весла, парус полосатый – все как положено. Если зажмуриться и уши заткнуть, то почти не страшно. Но зато если прислушаться… Вот тут-то и накатила очередная волна жути. Потому что привычных звуков не было. Зато были иные…

Вода, взрезаемая штевнем со свиной мордой, не журчала, а словно чавкала. Или это «Черная Свинья» сама издавала такие потусторонние звуки – то ли визг, то ли хрюканье, то ли хруст, пожирая время и пространство. Я откуда-то знала, копчиком, наверное, чуяла, что плывем мы вовсе не по тому же морю, что и все прочие живые корабли.

Ветер. Он имел запах. Но веяло не свежестью и солью, точнее, не только. Это был запах мертвенного холода, пропитавший все, словно в морозильной камере. На мясокомбинатах так пахнет, когда вымороженные свиные туши выгружают из вечных минус двадцать восемь по Цельсию в тепло летнего дня. Может, это зомбовикинги оттаивают, пригревшись рядом с сидом?

«Свинья» скрипела и стонала, ветер скулил, как кладбищенский пес ненастной полночью, холодная и влажная ладошка бедного Прошки, зажатая в моей руке, мелко дрожала, как заячий хвостик. Парнишку трясло, да и я сейчас, прямо скажу, не была образцом хладнокровия. Страшно было до позорных спазмов в животе, еще и потому, что мерно сгибающиеся за веслами гребцы тоже поскрипывали. Вместо вздохов, разговоров и ругани только этот сухой скрип. И глаза. Во мраке, который разгонял только сияющий в ладони Диху огонь, глаза дружины Кетиля Безносого горели неугасимым синим пламенем.

Без приказов и понуканий они вдруг подняли парус, немедленно вздувшийся тугим брюхом под напором потустороннего ветра. Конечно, попутного. Иного и быть не могло для этого корабля и этой команды. А я, устав до рези в глазах всматриваться в темноту, вздрогнула от морозного скрипа шагов за спиной. И голоса – ну да, как из холодильника. Наверное, так звучала бы речь той самой свиной полутуши, подай она вдруг голос из морозилки.

– Условием была виса, дева-скальд. Пой.

Я отчаянно глянула на Диху. Сид едва заметно поморщился, но кивнул. И моргнул зеленым глазом, тоже, кстати, светящимся. Не по-кошачьи даже, а как светофор в ночи.

Ну что ж, если родич и господин изволил, блин, дозволить…

– Неужели настолько понравилась песня? – пробормотала я.

Неупокоенный ярл внезапно ответил, словно это был самый обычный вопрос. Или… или не мог не ответить. В этом потустороннем фольклоре может ведь всякое быть. Какие-нибудь правила и условия, мне по незнанию неведомые, а для Кетиля Безносого – непреодолимые.

– Дело не в песне. Не только в песне. Мы пьем твою память, когда ты поешь. Она сладкая, почти как кровь. Теплая, почти как огонь туата. Хмельная, почти как жизнь. Пой.

То есть они, эти синеглазые беспокойные покойники, кормились моими чувствами и воспоминаниями, словно клопы кровью? Я разозлилась так, что почти перестала бояться, и уже приоткрыла рот, чтобы тявкнуть что-то резкое и глупое, как вдруг заметила, что зомбовикинг аж прижмурился в предвкушении, как кот над миской парного мяса. Чувства, эмоции. Гнев – тоже чувство, сильное и наверняка… питательное. Этим неупокоенным совершенно все равно, смеюсь я или плачу, пою или ору на них матом, брызгая слюной. Они не понимают разницы. Главное – тепло, живое тепло живого человека. Жалость сменила гнев и окончательно победила страх.

– Конечно. – Я вздохнула. – Есть много хороших песен.

И чувствовала я себя лавровым листом в супе. Лишь одно утешало: продолжая кулинарную аналогию, бульоном была Сила Диху, а мозговой косточкой – сам гордый сид.

Спустя несколько часов (то есть по моим внутренним часам прошло какое-то время, на самом же деле не уверена, что время как категория на борту «Черной Свиньи» вообще имело значение) я успела охрипнуть и потерять свой невеликий голос. А рассвета все не было. И путь наш казался бесконечным и бессмысленным, и уже не важно становилось, есть ли вообще впереди хоть что-то… Какая земля, какая цель? Здесь, над чуть мерцающей призрачным светом водой, под тяжелым и темным, словно из мутного стекла, небом, воспоминания о суше, о жизни, о мире людей с горячей кровью и живыми голосами блекли очень быстро, выцветали, словно паруса проклятого драккара…

Пощечина привела меня в чувство. Я очумело потрясла головой и, сморгнув слезы, сумела разглядеть перекошенное лицо Диху. Сид оскалился по-звериному и прошипел:

– Не смей! Дыши, дурное отродье!

Я моргала и щурилась, пытаясь понять: что он хочет от меня? Почему кричит? Зачем бьет по щекам? И почему… почему я почти не чувствую боли и едва слышу сида?

Диху нахмурился и вдруг рывком притянул меня к себе, встряхнул еще раз, словно куклу, прижал. Сид был горячий, словно печка. Я вяло завозилась, сквозь странное отупение заметив, что светящиеся татуировки потомка Дану ожили, зашевелились, будто змеи, и поползли, действительно поползли с его руки на меня. А потом вспыхнули, или это мы с сидом загорелись, как будто оказались в середине костра. Рядом шевельнулся еще кто-то. Прижатая к груди сида, я могла только скосить глаза, но Прошку узнала. Мальчишку Диху держал второй рукой, и горела, и светилась не только я, но и боярский сын. Тепло сменилось жаром, почти нестерпимым, но прежде, чем я взвыла от боли, Диху отпустил нас.

– Осталось недолго, – сказал сид, как будто ничего не произошло. – Терпите. Скоро Ставангер.

– Скоро, – подтвердил неслышно подкравшийся ярл Кетиль. – Мы входим в Хаврс-фьорд, но в сам город нам пути нет. Я высажу тебя и твоих спутников между землей и морем, туата.

– Им не дано ступать на твердую землю иначе, чем во время отлива, – проворчал сид. – Или пока их не позовут.

– Но кто может позвать сгинувших и проклятых? – Будь у неупокоенного ярла возможность, он бы сейчас точно фыркнул. – Нас давным-давно забыли. И нет конца нашему пути. Разве что…

Призрачный шепот стал почти неслышен. Мертвец смотрел на Диху с какой-то дикой жаждой, пугающей и жалобной одновременно. Сид брезгливо скривил губы, но, чуть помедлив, словно нехотя кивнул.

– Я ничего не обещал тебе, Кетиль Безносый. Назови хоть одну причину, чтобы я сделал то, чего ты так жаждешь.

– Ты ведь можешь!

– Навлечь на себя гнев асов и ванов, поспорить с твоими богами на их собственной земле?

– Это уже не их земля. Богам давно нет дела до нас, а нам – до них. А ты можешь, туата.

– Ты прав. Могу.

Кажется, здесь только я ничего не понимала. О чем просит Кетиль? На что способен Диху? В чем суть-то?

Прошка потянул мене за рукав и оттащил от сида и ярла.

– Гляди! – одними губами прошептал мальчишка. – Царица Небесная, заступница, неужто добрались?

Сквозь серое сумеречное марево проглянуло что-то такое этакое… Вроде темно-серого на просто сером.

– Горы это, – оповестил Прошка по-прежнему шепотом. – Урманские горы, значит, и земля урманская недалече уже.

– Прошенька, – тихонько спросила я. – А ты-то понимаешь, о чем они вообще?

– Тихий с умруном? Что ж непонятного, Катюха? Наш-то может зараз всех мертвяков пожечь, а им, беднягам, только того и надобно.

– А…

– Вот только сподобится али плюнет на это дело? – Мальчик зябко поежился, нахохлившись, как мокрый воробей. – Кто ж его, Тихого, разберет, что на уме у него…

Посвящать нас с Прохором в свои мысли и планы Диху, конечно, не собирался. Да и не успел бы. Берег показался внезапно, буквально выпрыгнув на нас из тумана. Киль драккара с шипением прочертил глубокую борозду по серому песку. От мягкого, но все-таки изрядного толчка я с трудом удержала равновесие.

– Прибыли, – буркнул сид, тут же оказавшись рядом. – С борта, живо!

– А… – Я оглянулась на хозяев драккара.

В тишине они стояли изломанным строем, мерцали синим огнем глаза, туман стелился и струился, оплетая иссохшие тела, ластясь к истлевшим одеждам и проржавевшим мечам. Молчали. Молчал и предводитель, глядя, словно сквозь сида, туда, на берег, ступить на который ему было не дано.

– Шевелись! – прошипел Диху, подтолкнув меня в спину так, что я чуть не кубарем повалилась с борта «Черной Свиньи».

Прошка спрыгнул сам. Следом – сид, этакой черной птицей в развевающихся одеждах.

Едва наши ноги коснулись песка, как драккар с отчетливо различимым стоном пополз обратно, туда, в туман, в море, где нет места живым, прочь от земли, где нет места не-мертвым.

Я стиснула зубы и невольно сморщилась, чтобы не зареветь. Жалко их было нестерпимо. Что же должны были сотворить эти люди, наказанные так страшно? И сколько еще им скитаться вот так? До самого Рагнарека, что ли? А если день Последней Битвы так и не наступит, что тогда?

– Прощай, ярл Кетиль Носатый из Хаврс-фьорда! – Сильный и резкий голос Диху внезапно взрезал туман, словно клинок. – Твой путь окончится здесь. Я так хочу.

Я так и не поняла, что именно он сделал. Казалось, что и вовсе ничего – просто поднял руку, раскрыв ладонь в сторону уходящего в туман корабля. Но сквозь серую пелену, смыкающуюся за хищным силуэтом «Черной Свиньи», мне померещился яркий и неуместный, возмутительно живой лепесток огня. Нет, не померещился. Один удар сердца, другой… Почему-то здесь и сейчас я не могла отсчитывать время секундами и минутами – только так, только дыханием и ударами сердца. Да, пламя взметнулось и мгновенно охватило проклятый драккар. Бездымное, но яростное, такое, что жар ощущался даже на расстоянии.

Рядом судорожно вздохнул Прошка, до боли стиснув мою ладонь.

– Почему? – справившись кое-как с чувствами, спросила я.

Диху с безразличным видом пожал плечами:

– Я же сказал. Таково мое желание.

– Но…

Да, я хотела, отчаянно хотела спросить: откуда в жестокосердом сыне Дану вдруг зародилось такое желание? Не жалость же его подвигла! Но злой зеленый взгляд отрезвил лучше давешней пощечины.

Конечно, не жалость. Откуда бы ей взяться, а? Это у сида-то, у скотины бездушной – моего дедушки в степени n+1? Совершенно невозможно.

– И куда они теперь? – вдруг деловито осведомился Прохор. – В ад, поди, али все же в чистилище, ежели по латинской вере?

– Понятия не имею. – Сид вернулся к своему всегдашнему брезгливо-сварливому тону. – Откуда мне знать, дитя? Да и не мое это дело, право.

– А мне показалось, что они теперь… счастливы, – пробормотала я.

– Почему это? – Мальчик, видимо, наверстывая долгое вынужденное молчание, не унимался: – Почему, Катюня?

Диху снова остро глянул на меня и едва заметно кивнул. Конечно же с его-то слухом он наверняка тоже различил за рокотом прибоя и свистом ветра далекое: «Там окончится путь, путь по бурному морю…»

Глава 13

«Вместе весело шагать…»

Кеннет и Кайлих

Темное от низких туч небо навалилось огромной тушей на каменистую долину, зажатую между горной грядой и цепью высоких холмов. Оно, это мрачное небо, словно хотело почесаться об негустую еловую поросль на склонах, но места оказалось мало, поэтому оно ворочалось и бурлило снежными зарядами. И такое унылое все вокруг, ни тебе озерца, ни тебе ручейка, только камни да низкорослые, искривленные ветром деревья.

Горец не успел даже рта раскрыть, чтобы высказать свое удивление убогостью страны альфар, но Кайлих его опередила. Зычно и откровенно она поведала камням и кривым елкам, куда она засунет живую чайку этому сучьему конунгу и сколько раз провернет там противосолонь за подобные шуточки.

– Ух ты!

Однако Кеннета восхитила совсем не крепость словесная. Его папаша и покруче мог загнуть.

– Так я теперь что, и по-сидски разумею?

Неблагая тут же обозвала родича «полиглотом» и велела радоваться свежеобретенному знанию молча. И объяснила, что вредный конунг открыл им Длинную дорогу – через Тролльхейм.

– Тебе понравилось троллей рубить, дитя? У тебя этого добра теперь будет вдосталь. Рука махать устанет, – пообещала сида. – Тут этих и других тварей видимо-невидимо.

Кеннет прикинул расклад сил и понял, что им с тетушкой Шейлой придется изрядно побегать по здешним неприветливым горам. Иначе ничего не выйдет. С троллями, если те скопом навалятся, вдвоем им нипочем не справиться. Да и втроем тоже.

– А если обратно?

И показал на скалу, из которой они только что вышли.

– Ну, давай-давай, попробуй лбом пробить! – рявкнула Кайлих.

С рассерженными женщинами спорить себе дороже, конечно, но рукоятью меча по камню Маклеод все же постучал. А вдруг? Скала оказалась, как ей и положено, твердая, но взгляд сиды был еще тверже и неприступнее.

– Убедился?

– Угу. Закрылась дверца, это я понял. А далеко-то нам идти до Альвхейма? Или снова ждем, пока чайка прилетит?

– А ты сам подумай-то.

Кеннет неохотно, но последовал совету. И – о чудо! Ответ пришел сам собой: дорога будет неблизкая, а вместо чаек тут скорее всего сплошь воронье. Слишком уж неуютное местечко этот Тролльхейм. И не только потому, что солнца тут нет.

– Стало быть, надо нам бежать шибче, – молвил горец, поддевая ногой обломок чьей-то начисто обглоданной кости. – Это прямо как по землям Камеронов в одиночку топать – пока бежишь вперед, меньше шансов угодить в подготовленную засаду.

Сида стратегию одобрила, и они побежали, причем именно так, как предложил Маклеод – быстро и без остановок. Направление особого значения не имело. Пока конунг Велунд не натешится, входа в Альвхейм им не видать.

– А если он так и не надумает нас впустить, чего делать станем?

– Пустит, куда он денется, – успокоила горца Кайлих.

Сида полностью сбросила все личины и стала настоящей, как во время памятной охоты на оленя в горах Альбы. Грозная, точно январская вьюга, и такая же неумолимая, дочь Ллира была не из тех, кого Велунду захочется иметь смертельным врагом. Нет, конунг не осмелится обмануть Неблагую.

Кайлих

Велунд нарывался. Несмотря на то что конунг альфар был в своем праве и на своей земле, столь явно демонстрировать пренебрежение по отношению к одной из Неблагого двора… Это странно даже для вероломного и хитромудрого повелителя Льюсальвхейма. Пусть Кайлих и не самая могущественная среди своей родни, все же она сидит достаточно высоко в собрании детей Дану, чтобы какой-то хромоногий альв из земли, чье единственное достоинство – перекресток туманных троп между мирами, проявлял такое неуважение. И будь он хоть трижды конунг и четырежды великий кузнец.

Нет, нет, тут должна быть иная причина. Велунд не дурак, он умеет трезво оценивать и противника, и союзника. Сиды до сих пор довольно сильно влияют на смертных, их помнят и боятся, и не важно, Эйре называется тот зеленый остров, Эрин или Ирландия. С Добрыми Соседями не принято ссориться. И даже если почтение демонстрируется смешным блюдечком с молоком или наивной байкой, никто из гойделов или их потомков не усомнится: Народ Холмов силен, могуч, а главное – злопамятен. Неплохо бы и Велунду такое не забывать!

Да он скорее всего и сам помнит. Иначе не послал бы вестника, да и просто не принял бы весть, поданную через изгнанника. И если конунг льюсальфар путь в свои чертоги для дочери Ллира проложил через Тролльхейм, значит, дело нечисто.

Кайлих на бегу тряхнула головой и покрепче сжала копье. Это хорошо, что сейчас приходится бежать. Размеренное дыхание и слаженная работа мышц смиряют гнев и прочищают мозги. Вот уже и ярость улеглась, вот и мысли потекли плавно и спокойно. Возможно, Велунд и не собирался оскорблять Кайлих. Быть может, ему просто хотелось припугнуть обнаглевших троллей? Или дюжина клыкастых голов кажется владыке альфар слишком скромным даром? Что ж, Кайлих не откажется срубить для него еще пару-тройку дюжин, если Велунд столь переборчив.

Но пока что рубить было нечего. И некого. Нет, сумрачные долы и ущелья Тролльхейма не пустовали, стремительные уродливые тени его исконных обитателей мелькали то тут, то там среди камней, но пока что никто не решался заступить дорогу Кайлих и ее эмбарр. То ли опасались рогатого копья сиды, то ли меча Кеннета. Второе даже вероятнее. Сида ухмыльнулась. Доблесть Маклеода ничуть не умаляла ее собственную, напротив – Кеннет ведь тоже был ее оружием. Живым, двуногим и внушающим страх. Есть чем гордиться, право! Вон как споро перебирает ногами, дышит правильно и взором настороженным сверкает – приятно посмотреть.

Прошка

Тихий шагал чуть впереди, и вроде не быстро, и они с Катькой тоже не плелись, а угнаться за легконогим сидом не получалось. Да и не слишком хотелось Прошке в этот Ставангер. Нет, если бы просто так – посмотреть, как здешний люд живет, помыться да пожевать чего вкусного, то можно и даже нужно. Но Тихий посулил скорую разлуку. Мол, на епископском подворье у него есть знакомый монах родом из Эрина, который отвезет Прошку в Британию и там пристроит в Оксфорд.

Радоваться бы следовало, что до мечты заветной уже рукой подать. Подумаешь, Северное море переплыть! Теперь-то, после путешествия на драккаре с проклятыми мертвяками, Прохор ничего не боялся. Но расставаться с Тихим и Катькой ему страсть как не хотелось. Самое интересное ведь начинается. Куда этот Оксфорд денется? Как стоял, так и стоять будет. А в чертоги альфар так вот запросто без Тихого не попадешь. С другой стороны, обещание Катюхе давалось? Давалось. Богородицей ведь клялся, что станет настоящим Зрючим Мастером и отправит девку обратно в ее мир. Обет есть обет, и нарушать его нельзя. Вот и что тут делать? Надвое разорваться?

Тихий называл такое состояние греческим словом «дилемма», что означало наличие двух противоположных положений, которые исключают друг друга и не допускают возможность третьего. А третья-то возможность как раз и требовалась Прохору позарез. Только где ж ее было взять?

– Катюнь, а Катюнь, а ты в своем мире в том Ставангере бывала? – спросил он как бы просто так, но с дальним прицелом.

– Нет, я в Дуйсбурге была, в Ченстохове, Варшаве и Кракове, – устало молвила та. – Туры в Норвегию дорогие. Это самая дорогая страна Европы… хм… будет потом.

Прошка недоверчиво оглядел безлюдный берег, пытаясь углядеть признаки грядущего богатства этих земель. Горы, лес, море, и песок под ногами скрипит.

«Леса тут, конечно, много – им можно хорошо торговать», – решил парнишка.

– В Оксфорде, поди, тоже жизнь недешевая, а Британия, ты говорила, страна шибко богатая.

– Прош, я не знаю, какая она здесь, в этом мире. В моем она станет Владычицей Морей… тоже потом.

Вот это Катькино «потом» Прохора завораживало, как и тот факт, что вся его жизнь, весь Божий мир для нее – прошлое. То, что было или могло быть, но не случилось. Он до сих пор забыть не мог лютой жути, которая сталась с Новгородом в Катином мире. Да кто сейчас про Москву знает, а поди ж ты, где-то в ином времени она в столицы выбилась да все земли вокруг под себя подмяла.

– Я вот и говорю. А вдруг знакомец Тихого деньгу, что батюшка дал, себе приберет, а я останусь в чужой земле гол как сокол?

– Он же монах. Диху попросит его поклясться на распятии, чтобы все было без обмана, – утешила его как могла Катя. – Не переживай.

– Да я и не переживаю, – ворчал Прошка, а сам переживал, да еще как.

Монах тот незнакомый веры латинской и небось ничуть не веселее русских монахов окажется. Точно так же бухтеть начнет касательно Сил – мол, не от Господа они, негоже человекам в дело Божье лезть. Ну и все такое прочее, как они обычно любят. А потом еще чего доброго попробует обратить отрока в свою веру. Спаси и сохрани!

Прохор трижды перекрестился, отгоняя неприятные мысли. И словно что-то почуяв, Тихий немедленно остановился, обернулся и уставился на паренька, словно тот у нищего кусок хлебца из шапки спер. До печенок глазищами прожигал.

– А чо такого? – не удержался и начал оправдываться Прошка. – Люди всякие бывают, хоть монахи, хоть миряне. А сатана кого хошь искусит, коль захочет.

– Угу! – бойко поддакнула Катька, которую тоже, видать, напугало затянувшееся мрачное молчание Диху. – Аццкий сотона, он такой. Искусит даже святого.

– Уже! – рыкнул сид. – Не знаю, чем и как искусил меня ваш сотона, когда я сжигал драккар, но теперь мы точно в Ставангер не попадаем. Ни в Ставангер, ни в Берген, ни уж тем паче в Оксфорд.

– Почему? – хором воскликнули юные смертные.

– Потому что Кетиль Носатый высадил нас прямехонько в Тролльхейме. Короче, асы сыграли со мной старую злую шутку. – Сид зло сплюнул под ноги. – И теперь тебе, Прохорус, университетская скамья еще долго не грозит.

– Стало быть, к альфарам пойдем? Ух ты!

Радость в голосе у мальчишки была такая неподдельная, такая искренняя, что даже раздосадованный сверх всякой меры Тихий и тот не мог не ощутить азарт и предвкушение. Сид вымученно улыбнулся.

– Дурачок ты малолетний, Прохорус… Снейп. Тоже мне, нашел, куда рваться.

Но Прошка его слова, как обычно, мимо ушей пропустил. Его сложная дилемма сама собой разрешилась, причем именно так, как не положено – третьим способом. Это же хорошо!

– Катюнь, тока ты не думай, я свой обет твердо помню. Будет тебе Зрючая машина. Рано или поздно, но будет обязательно, – пообещал он и подумал, что, пожалуй, надо бы и самому ею воспользоваться – посмотреть, что у Катьки там за механизмусы водятся, в мире ее чудном. – А ты чего такая недовольная?

– Что-то не нравится мне Тролльхейм, – сказала та. – Тут же, наверное, тролли водятся.

Про троллей Прошка как-то совсем не подумал.

Катя

Мне всегда хотелось побывать в Норвегии. Фьорды, горы, чистейшая природа, маленькие охряного цвета домики в цветах, свитера с оленями. Короче, все, о чем пишут в рекламных проспектах и гуглится в сети, меня влекло со страшной силой. Но не складывалось – и по деньгам, и по разным другим причинам, а так хотелось. Если разобраться, то и на борт драккара-призрака я поднялась только потому, что плыл он не куда-нибудь, а в Норвегию. Про Ставангер я ничего не знала, а потому с нетерпением ждала встречи с настоящим норвежским средневековым городом. И вот такой вышел облом. Вместо нормальной Норвегии, пусть ей пока еще пять веков жить до социализма с человеческим лицом, я очутилась в очередной волшебной стране, уже третьей по счету, если считать междумирье, где плавают корабли-привидения. Вот что это за рок судьбы такой – попасть в начало шестнадцатого века, а толком ни Великого Новгорода, ни Ревеля, ни Выборга, ни Ставангера не посмотреть? Кочую по каким-то магическим задворкам настоящего мира, словно героиня романтического фэнтези. Нет, ну точно! Вот сейчас иду в гости к эльфам… Тьфу ты! К суровым альфарам, которых надо бояться и уважать.

Мы шли в направлении, одному только Диху известном, потому что сориентироваться на местности без солнца и звезд на небе не представлялось возможным. Да и солнце скорее всего здесь не светит. Тролльхейм же!

Сначала и впрямь все вокруг напоминало норвежские фотографии – густой лес и живописные темные склоны гор, но чем дальше мы уходили от побережья, тем сильнее Норвегия превращалась в окрестности города Мончегорска Мурманской области. Каменистые сопки, осыпи, бурый мох и редкие, низкие, перекрученные морозами и ветрами деревца, одним словом, этакая постапокалиптическая тундра. Только вместо туристов-экстремалов тут водятся тролли. Но если подумать, как еще может выглядеть земля чудовищ-людоедов?

– А куда мы идем? – спросила я, с третьей попытки нагнав неудержимого Диху.

– Туда, куда Велунд позволяет, – отрезал он и ускорил шаг.

Как будто это я виновата, что в сердце бывшего ирландского бога прорезалась вдруг жалость к бесприютным зомби-викингам. Не сжег бы он драккар вместе с командой, не осерчали бы асы. Или ваны? Короче, не нужно было у богов отнимать их любимую игрушку. Или надо?

Изгнанник всегда поймет изгнанника и посочувствует, а если выпадет случай, то и поможет. Другой причины поступить так, как он поступил, у Диху не было, в этом я уверена. Он лучше всех знает, что такое веками скитаться между мирами и временами, быть везде и всегда чужим, пришлым, опасным незнакомцем. Прям аж слезы на глаза навернулись.

Что ж, похоже, я окончательно притерпелась к прадедушке в степени n+1. Раз он для меня из самодура-рабовладельца превратился в кого-то, кто может посочувствовать чужой беде и даже проявить милосердие. Об этом стоило поразмыслить основательнее. От настроя и планов Диху вся моя жизнь зависела, если уж на то пошло.

И если бы нашего Прохора Ивановича не прихватил внезапный приступ неуемного и неуместного любопытства, я бы обязательно додумалась до чего-то толкового. Но в мальчишку словно бес вселился. То в одну сторону ускачет, то в другую, и не страшно ему, и тролли ему нипочем.

– Прош, не убегай далеко, а? – попросила я его.

Как чувствовала, что в вечных сумерках Тролльхейма прячутся не только скользкие черные валуны, но и кое-кто похуже.

Сначала из темноты блеснула одна пара глаз, затемвторая, потом третья…

Ой, мамочки! В единый миг я живьем оказалась посреди какого-то высокобюджетного блокбастера-ужастика. Опять же, благодаря кинематографу и современным спецэффектам я представляла троллей несколько иначе. Более человекообразными, что ли. Твари, которые окружили нас со всех сторон, меньше всего походили на уродливых злобных людишек из фильмов. Нет, эти тролли были гораздо ближе к животным, такие же мохнатые, быстрые и пластичные. Подвижные уши, кривые клыки в широких пастях, изогнутые когти, как у зверей, но при этом почти человечьи круглые головы и руки, покрытые короткой шерстью. И – глаза! Горящие красным, абсолютно разумные, злющие. Таких тварей не отгонишь факелом, как гиен или волков. Не боятся они ни огня, ни стали, и намерения имеют самые плотоядные.

Диху толкнул нас с Прошкой к валуну, заслонил собой и резко преломил посередине свой посох, моментально превратив его в два укороченных меча. А я только и могла, что прижать к себе боярского байстрюка покрепче и постараться не мешать сиду драться. И даже если бы у меня каким-то чудом оказался в руках пистолет, я бы ничем помочь Диху не смогла. Разве только автомат или пулемет, и то вряд ли. Тролли нападали стремительно, почти молниеносно. Наскакивали, получали удар сидским мечом, с воем отбегали в сторону и снова бросались в бой. У меня в глазах зарябило от этой чертовой карусели. Кошмар! Я не выдержала и что есть силы зажмурилась. Уши тоже неплохо было бы заткнуть, чтобы не слышать рыков и визгов. А заодно и нос. Вонь от паленой шерсти, когда Диху прижигал огнем особо настырных тварей, была просто тошнотворной.

– Катенька, миленькая, не вой, Христа ради, не вой, – заскулил мне на ухо Прошка, шлепая мокрыми от слез губами.

– Я… не… вою…

– Еще как! Прямо как волчица на луну. Стра-а-ашно, – всхлипнул мальчишка. – Матерь Божья, прости нас грешных и помилуй!

Наверное, я и в самом деле завыла от ужаса и отчаяния. Нет, не сможем мы выбраться из этого кошмара. Сожрут нас тут на фиг и косточек не оставят! Живьем сожрут! Уцелеть я уже и не надеялась.

Кайлих и Кеннет

– Сглазила, – пробурчала сида, резким движением стряхивая с копья пронзенное мохнатое тело. – Накликала! – И пинком отправила в короткий смертельный полет еще одного тролля. – Сбежались! – Копье, пронзив добычу, вернулось в руку Кайлих, требовательно звеня: хотело крови. – Сползлись! – Подпрыгнув, дочь Ллира легко пробежалась прямо по головам визжащих троллей, заодно отпинывая их под размашистые удары горского клеймора.

– Не наговаривай на себя, добрая тетушка, – пропыхтел Кеннет. Мечом хайландер крутил без видимых усилий; ни побагровел, ни запыхался, знай себе машет да машет. Кайлих, удачно забравшаяся на подходящий валун, даже залюбовалась потомком. Иной бы и поднять не сумел такой клеймор, а Кеннету этот меч по руке. Доблесть и сила – что еще надобно Маклеоду? Особенно когда тот и умом не обижен.

А вот у «тетушки» с рассудком словно затмение случилось. Гадала, планы строила, варианты прикидывала, в тайные мотивы конунга альфар проникнуть тщилась. Какие тайны, когда все явно и откровенно? Неспроста в Тролльхейм заманил, крови потомков Дану возжелал, интриган хромоногий! Будет ему кровь, сполна напьется!

– Гляди, Велунд! – прошипела сида, наколов на свое оружие, словно на гигантскую вилку, сразу двух потерявших страх уродцев. – Любуйся, ясень, мать твою, тинга! По нраву ли зрелище, дуб сражений?! Алой браги лютой битвы вдосталь ты напьешься, Велунд! Остеречься не побрезгуй – ну-ка, сдуру захлебнешься?!

Кеннет с таким изумлением вытаращился на «тетушку», вдруг заговорившую кеннингами, что чуть не пропустил удар когтистой лапой пониже пояса. Тяжелый спорран[15] спас достоинство горца и его возможных потомков, а наглую лапу Маклеод, подпрыгнув, попросту раздробил, приземлившись на зазевавшегося тролля всем своим немалым весом.

И внезапно все кончилось. То есть тролли кончились. Ушли, пропали, растворились в тенях и камнях, словно их и не было. Даже трупы стремительно сливались с каменистой землей, словно плавились, теряя очертания.

– Отвернись, – отирая со щеки брызги синей крови, посоветовала сида. – Да не от меня, дитя! На них не смотри. Пусть возвращаются под камни, где им и место. Или хочешь еще пару голов отпилить Велунду на радость?

– Что-то я в толк не возьму, добрая тетушка, – проворчал Кеннет, послушно отворачиваясь от побоища. – Почему они отступили? Ты, конечно, воительница грозная, спору нет, да и я не пальцем деланный, однако ж маловато их было, не находишь? И сбежали больно уж споро! Не к добру. Наверняка решили засаду устроить, раз наскоком не вышло.

– Не обязательно. – Кайлих осмотрелась и принюхалась. – И впрямь убрались, словно спугнул их кто. Или… – Сида насторожилась и медленно повернула голову, словно вдруг услышала одной ей слышимый звук. – Или нашли добычу позавидней.

Маклеод тоже обратился в слух, но ничего, кроме свиста ветра и шороха осыпающихся камней, не различил. А вот Кайлих застыла на своем валуне, словно сама, подобно троллю, обратилась в камень – напряженная, чуткая, будто до предела натянутая тетива. Горец подозрительно нахмурился, видя как свирепый оскал сиды сменяется чем-то иным. Не понять сразу, то ли недоверчивая, то ли радостная, то ли злая, то ли усмешка, то ли гримаса.

– Ты, тетушка Шейла, прости за дерзость, – кашлянул Кеннет, когда молчание и напряжение стало невыносимым. – Но ты сейчас смеяться начнешь или, помилуй бог, возрыдать надумала?

– А? – Сида вздрогнула и глянула на него, моргнув, будто спросонья. – Может быть, все быть может, родич. Нет! Я не ошиблась! Это и впрямь… Ах! – Она хлопнула себя ладонью по бедру. – Ну, Велунд! Ну, ясень битвы! Удружил так удружил! Сочтемся!

Кайлих потрясла копьем и расплылась в дикой ухмылке, от избытка чувств щелкнув зубами и притопнув. Валун под сидой тотчас дал трещину. Дочь Ллира легко спрыгнула наземь и скомандовала:

– За мной! Беги так, чтоб обогнать ветер, дитя!

– За… зачем? – срываясь вслед за легконогой сидой, возопил Кеннет.

– Драться будем! Да, тролли действительно нашли добычу получше, чем мы с тобой. И Велунд не просто подшутил надо мной, нет, все лучше, много лучше! – с непонятным горцу восторгом отозвалась Кайлих. – Ах! Что за славный Дар! Но нам надобно успеть, а потому прибавь-ка шагу, дитя!

– Куда успеть?

– К твоему предку! – Сида хохотнула на бегу. – К другому твоему предку, родич. Пока его тролли не загрызли!

И тут Кеннет запутался окончательно. Она так злорадно ухмылялась, что и самый тупой догадался бы, какой именно предок попал в переделку с троллями посреди Тролльхейма. Но зачем тогда так спешить? Неужто для того, чтобы самой прикончить давнего обидчика, прежде чем это сделают чудища?

«Вот и пойми этих баб! – мысленно сплюнул Кеннет. – То рычит, то спасать несется. Не-эт, страшное дело эти женщины, что Евины дочки, что Дану…»

Катя

Сначала я подумала, что к троллям подоспело подкрепление – что-то еще более ужасающее, чем наши звероподобные враги с синей кровью, и приготовилась умереть. С воем и улюлюканьем оно подскочило к Диху и… Я взвизгнула.

Оно было гибкое, как леопард, со сверкающей изумрудными искрами гривой, переливающееся вспыхивающими и гаснущими золотыми узорами, стремительное и опасное. Нет, оно не проткнуло сида насквозь молнией, а наоборот, пронзило самого упорного тролля, а потом заняло место рядом с Диху. Плечом к плечу.

Следом за существом примчался жуткий дикарь – окровавленный, лохматый, рычащий и вращающий над головой огроменным мечом. С воплем «Hold fast!»[16] он, точно вертолет со сломанным винтом, врезался в самую гущу тролльих тел. В разные стороны тут же полетели брызги крови и куски плоти, как из какой-то адской мясорубки. Теперь мы с Прошкой орали уже в две глотки – то ли от радости, что так неожиданно пришла помощь, то ли от ужаса перед учиненным спасителями побоищем.

Только спустя несколько бесконечных минут я догадалась, кто это к нам пожаловал. Женщина из народа Богини Дану! И когда их, настоящих сидов, стало двое, я окончательно прозрела. Я смотрела лишь на этих двоих, как зачарованная, и не могла отвести взгляд от сплетающихся и расплетающихся узоров на их золотистой коже. Ах, что это были за узоры! Ажурные ветви рвались к солнцу, на них появлялись бутоны, расцветали и завязывались плоды, змеи извивались и птицы кружились, без устали мчались диковинные звери и бились не на жизнь, а на смерть чудовища. Я была потрясена и околдована. Сидами и их нечеловеческой силой, их совершенством, их божественной яростью, их сиянием. Какая банальность – сравнивать бой с танцем. Никакой это не танец! Разве танцует ураган, вырывающий деревья с корнем? Неужели разящие высверки молний хоть чем-то напоминают плясовую? Или буря, швыряющая корабли по волнам, как щепки, так вальсирует? Фигня! Даже я, ничтожная букашка, глядя на сражающихся сидов, ничего на свете не боялась. Они словно излучали неиссякаемую силу и непоколебимую веру, и они оба, страшно даже представить, были моими предками. Очень далекими, такими далекими, что во мне не осталось от них ничего, кроме редкой удачливости, но это уже было не важно. Главное, мне посчастливилось увидеть их именно вместе, рядом. И этот миг следовало запомнить навсегда.

Диху… Куда подевался тот вредный бритт, заставлявший меня мурлыкать? Ведь это он сейчас самозабвенно дрался, защищая меня, как если бы я была его крошкой Этне, а не ее тусклым отблеском во тьме веков. Яростный и прекрасный, мой бессмертный предок! Я просто обезумела, слезы счастья застилали мои глаза, сердце радостно пело, и… да, весь этот чертов мир принадлежал сейчас мне одной безраздельно! Мне, только мне, той, чей дух соткан из ветра, тумана и огня.

– Катюшка, кажись, уже все. Эй! Слышишь меня? Да ты чего вся такая очумелая?

Это Прошка энергично тряс меня за плечи.

– А? Что?

Я сморгнула, тряхнула головой несколько раз и очнулась от сидских чар. Что это за наваждение было?

Рядом, прямо на земле сидел дикарь, замотанный в какие-то лохмотья. Он хрипло дышал и сплевывал себе под ноги сгустки крови.

Сида же, которая выглядела теперь как обычная женщина, стояла, небрежно опираясь на свое копье, которое тоже уже не сверкало, и говорила с Диху. А потом она повернулась и посмотрела мне прямо в душу.

Кайлих и Диху

Сида отвернулась от перепуганной эмбарр и снова обратила взор на Диху. И взгляд ее сулил мало хорошего сыну Луга.

– Сдается мне, твой долг все растет, а, Диху Благого двора?

Ей хотелось, чтобы это прозвучало небрежно и язвительно, но верхняя губа сиды помимо воли вздернулась, обнажая зубы в неприятном оскале, и вместо насмешки вышла почти неприкрытая угроза.

Диху молчал, просто смотрел на нее. Но он так смотрел, что Кайлих, сжав древко своего копья так, что захрустели пальцы, прошипела:

– Ну?! Есть ли хоть одна причина, почему я не должна вспороть тебе грудь, вырвать лживое сердце и сожрать его прямо сейчас?

– Одна есть. – Диху на миг склонил голову, признавая ее право и гнев. А потом кивнул в сторону девушки: – Вот она.

Кайлих осеклась, снова быстро глянула на эмбарр и тут же отвела взгляд.

– Этне… – тихо молвила она и совершенно человеческим жестом потерла глаза. – Этне.

– Нет. Не Этне. Но ее потомок. Кровь от крови твоей дочери. И… один из наших Даров.

– Какой?

– Мой, – немного помолчав, признался сид. – Дар Удачи. А ты…

– А я нашла Доблесть. – Кайлих тряхнула головой и показала на потрепанного горца. – Это оказалось несложно.

– Ведь именно ты даровала Этне ее Доблесть. Твою доблесть, Кайлих Семи Битв и Семи Побед. Но этого не хватит, чтобы…

– Да, да, я знаю! – Женщина встряхнулась и раздраженно пристукнула пяткой копья о каменистую землю Тролльхейма. – Нужен еще и третий. Я знаю, где он. Но… – Она огляделась, а потом уставилась на Диху, жестко прищурившись. – Но ты не можешь не понимать, что теперь, когда ты привел ко мне Дар Удачи, сам ты не так уж и нужен мне, Диху изворотливый. Что удержит мою руку теперь?

– Нетрудно сказать что.

Нет, Диху не пал на колени, склонив голову и признавая вину, хотя, возможно, и следовало бы. Перед кем угодно, кроме Кайлих. Но деве Семи Битв и Семи Побед, Кайлих жестокосердой, Кайлих, носящей рогатое копье, показная покорность была ни к чему. Она и так слишком хорошо читала в его сердце. Не только теперь, но и всегда.

– Ну так поведай, коли нетрудно, – хмурясь, сказал она. И это не было приказом.

– Только ты сама способна удержать свою руку, о Кайлих трех Даров и трех проклятий. И нет таких, кто посмел бы спорить с тобой, ни среди народа Дану, ни меж прочих.

– Не поздно ли для лести? – фыркнула она.

– Это правда, не лесть. – Диху пожал плечами. – Скорым на речи ты называла меня, но разве называла льстецом?

Сида надменно вскинула подбородок и повела бровью.

– Что ж, это и впрямь так. Но что теперь?

– Я твой, если ты того желаешь, Кайлих дочь Ллира.

– Немного в том чести, Диху Благого двора. – Сида усмехнулась снова, и Диху вспыхнул, скрипнув зубами. Но смолчал.

Кайлих с ухмылкой смерила его взглядом, скосила глаза на троицу притихших смертных и хохотнула, довольная.

– Немного в том чести, Диху Благого двора, – повторила она, явно наслаждаясь его едва сдерживаемым гневом, – чтобы обсуждать наши с тобой дела посреди Тролльхейма на глазах не только у собственных потомков, но и всех окрестных троллей!

– Что?! – задохнулся сид и выместил возмущение на ближайшем камне.

Кайлих выгнула бровь, оценив красоту удара и веселый сноп искр, высеченный клинком Диху.

Страницы: «« ... 1011121314151617 »»

Читать бесплатно другие книги:

Тайна случайно найденного дневника навсегда перевернула жизнь главной героини романа, увлекла в водо...
Сборник составлен из произведений непрофессиональных авторов, поклонников великого сыщика Шерлока Хо...
Впервые снимается завеса с одной из ключевых фигур историй о Холмсе – с Майкрофта Холмса.Действие ро...
Зловещее Братство, изгнанное из Англии усилиями Майкрофта Холмса и его отважного помощника Гатри, ме...
В книгу вошли сборники рассказов знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) «Железны...
Книга авторитетного французского онколога профессора Д. Хаята содержит советы по корректировке образ...