Уловка «Прометея» Ладлэм Роберт
– Нам нужно поговорить, мистер Ланчестер. И немедленно.
– Ну так говорите! Я вас слушаю! Какую еще грязную выходку задумала «Пост»? Слушайте, Годдар, я вас не знаю, но я, как вы наверняка понимаете, знаком с вашим издателем. И я позвоню ей без малейших колебаний!
– Нам нужно поговорить лично, не по телефону. Я сейчас в Брюсселе; я могу появиться в штаб-квартире НАТО через час. Позвоните охране у ворот и скажите, чтобы они меня пропустили. А потом мы сможем поговорить начистоту.
– Вы в Брюсселе? Но я думал, что вы сейчас в Вашингтоне! Что за чертовщина...
– Через час, мистер Ланчестер. И я надеюсь, что до моего прихода вы не станете никому звонить.
Брайсон осторожно постучал в дверь к Лейле. Женщина быстро отворила; она уже успела принять душ и одеться. От нее пахло шампунем и мылом.
– Я проходила мимо твоего номера несколько минут назад, – сообщила Лейла, когда Ник вошел в комнату, – и услышала, как ты говоришь по телефону. Нет, не надо, я все понимаю; ты расскажешь, когда придет время.
Брайсон уселся все в то же колченогое кресло, где он сидел прошлой ночью.
– Ну что ж, Лейла, я думаю, время пришло, – произнес он и испытал почти физическое ощущение свалившейся ноши. Как будто ему давно уже не хватало кислорода, и вот наконец представилась возможность вдохнуть полной грудью. – Я должен рассказать тебе все, потому что мне понадобится твоя помощь. Я уверен, что они попытаются меня остановить.
– Они? – Лейла коснулась его руки. – О чем ты?
И Брайсон, тщательно подбирая слова, принялся рассказывать ей о том, о чем не говорил ни с кем, кроме ныне исчезнувшего заместителя директора ЦРУ Гарри Данне. Он сообщил, что у него было всего одно задание: проникнуть в законспирированную организацию, известную под названием Директорат (известную тем немногим людям, которые вообще знали о ее существовании), а затем уничтожить ее. И Ник рассказал о своей отчаянной попытке втянуть в это дело Ричарда Ланчестера.
Лейла слушала, широко распахнув глаза; потом она встала и принялась расхаживать по комнате.
– Боюсь, я не совсем тебя понимаю. Это агентство – оно не американское, а какое-то международное?
– Можно сказать и так. Когда я работал на них, они базировались в Вашингтоне. А теперь их штаб-квартира куда-то переместилась. Не знаю, куда.
– То есть как – они что, просто взяли и исчезли?
– Примерно в этом духе.
– Невероятно! Любая спецслужба в чем-то похожа на все прочие учреждения: у нее есть телефонные номера, факсы, компьютеры – я уже не говорю о персонале. Это, если говорить по-английски, все равно что пытаться спрятать слона посреди комнаты!
– Директорат, когда я работал на него, был очень компактной и подвижной организацией. И чрезвычайно поднаторел в разнообразной маскировке. Скажем, ЦРУ маскирует свою собственность, создавая якобы частные корпорации. А в Советском Союзе зачастую создавали так называемые потемкинские деревни, фальшивые фасады, и маскировали, скажем, предприятие, производящее биологическое оружие, под мыловаренный завод или даже под школу.
Лейла покачала головой, задумчиво и недоверчиво.
– Ты хочешь сказать, будто они способны потягаться с ЦРУ, МИ-16, Моссадом и Сюрте? С осведомленностью других агентств?
– Нет, не совсем так. Его сотрудникам дали понять, что они занимаются операциями, которые для прочих агентств запретны то ли в силу их устава, то ли из-за политики правительства.
Лейла кивнула, очень серьезно глядя на Брайсона.
– И при этом они как-то умудряются держать собственное существование в тайне? Как такое может быть? Людям свойственно сплетничать, у секретарш есть приятели... есть еще всякие комиссии конгресса, которые надзирают за подобными организациями...
Она подошла к туалетному столику, повертела в руках свою черную кожаную сумочку, покопалась в ней – все движения женщины выдавали душевное смятение, – в конце концов вытащила тюбик помады. Лейла слегка подкрасила губы, промокнула их платочком и спрятала помаду обратно.
– Но это очень остроумный ход! За счет строго изолированных отделов и тщательного подбора людей – а работников они подбирают очень тщательно, выискивают по всему миру людей, которые за счет происхождения и личных данных наилучшим образом подходят для этой работы, – они создают кодекс молчания. Жесткое разделение приводит к тому, что ни один оперативник не знает о другом ничего сверх самых поверхностных сведений; более того – каждый имеет дело только с одним руководителем. Мой руководитель был живой легендой агентства – один из его основателей, Тед Уоллер. Человек, которому я поклонялся, – тоскливо добавил Ник.
– Но ведь президент наверняка должен обо всем этом знать!
– По правде говоря, понятия не имею, в курсе он или нет. Я думаю, существование Директората всегда держалось в тайне от человека, занимающего Овальный кабинет. Отчасти для того, чтобы избавить президента от лишних знаний об этой грязной работе и предоставить ему возможность в случае чего правдоподобно открещиваться. Это стандартная процедура, ее используют спецслужбы всего мира. А отчасти, как мне кажется, потому, что сообщество спецслужб относится к президенту всего лишь как к арендатору Белого дома. Как к временному жильцу. Он въезжает туда на четыре года – ну, может, на восемь, если окажется удачливым, – покупает новые сервизы и мебель, кого-то нанимает, кого-то увольняет, произносит немереное количество речей, а потом удаляется. А шпионы остаются. Они и есть настоящий Вашингтон, подлинные наследники.
– И ты думаешь, что единственный человек из правительства, который может знать об их деятельности, – это председатель президентского Совета по делам внешней разведки? Ну, этой группы, которая втайне надзирает за деятельностью АНБ, ЦРУ и прочих американских спецслужб?
– Именно.
– А председатель этого Совета – Ричард Ланчестер.
– Верно.
Кивнув, Лейла произнесла:
– Именно поэтому ты и хочешь встретиться с ним.
– Правильно.
– Но зачем?! – воскликнула женщина. – Что ты ему скажешь?
– Расскажу все, что я знаю о Директорате, и все, что я по этому поводу думаю. Существует очень серьезный вопрос, из-за которого меня и отозвали из отставки: кто сейчас контролирует Директорат? Что происходит на самом деле?
– И ты думаешь, что знаешь ответ?
Лейла вдруг принялась вести себя воинственно, почти враждебно.
– Конечно, нет. Но у меня есть предположения, подкрепленные доказательствами.
– Какими доказательствами? У тебя ничего нет!
– Лейла, на чьей ты стороне?
– На твоей! – выкрикнула женщина. – Я хочу защитить тебя, и мне кажется, что ты совершаешь ошибку.
– Ошибку?
– Ты отправляешься на встречу с этим Ланчестером, не имея на руках ничего – совершенно ничего, кроме сумасшедших обвинений! Да он просто выставит тебя за дверь! Он решит, что ты чокнутый!
– Вполне возможно, – согласился Брайсон. – Но это моя задача – добиться, чтобы он мне поверил. И, думаю, это мне под силу.
– И с чего ты вдруг решил, что ему можно доверять?
– А что мне еще остается?
– Он может оказаться одним из твоих врагов, одним их этих лжецов! Почему ты уверен, что это не так?
– Я ни в чем больше не уверен, Лейла. У меня давно уже такое ощущение, будто я заблудился в лабиринте. Я больше не знаю, кто я и с кем я.
– Почему ты так уверен, что стоит верить рассказу того типа из ЦРУ? Почему ты уверен, что он не один из них?
– Я же тебе сказал – я не уверен!
– Здесь дело не в уверенности, а в расчете, в вероятности.
– Так, значит, ты ему поверил; когда он сказал, что твоих родителей убили?
– Моя приемная мать – женщина, которая меня опекала после смерти моих родителей, – вполне ясно это подтвердила. И хоть она и больна – кажется, у нее болезнь Альцгеймера, – она все еще в сознании. Строго говоря, единственные люди, которые знают правду, – это Тед Уоллер и Елена, а их я уже отчаялся отыскать.
– Елена – это твоя бывшая жена?
– Официально – не бывшая. Мы не разводились. Она просто исчезла. Скорее, я бы сказал, что мы расстались.
– Она бросила тебя! Отказалась от тебя!
Брайсон вздохнул.
– Я не знаю, что на самом деле произошло. Мне хотелось бы это знать. Мне очень нужно это знать.
– Она что, просто исчезла, не оставив и следа? Вчера была, а сегодня не стало?
– Именно так.
Женщина неодобрительно покачала головой:
– Похоже, ты все еще любишь ее.
Брайсон кивнул:
– Мне... мне трудно даже думать о ней. Я не знаю, во что мне верить. Любила ли она меня хоть сколько-то? Или я был ее заданием? Почему она бежала от меня – в отчаянье, или из страха, или потому, что ее вынудили? Где мне искать правду? Что есть правда?
Неужели бухарестская миссия каким-то образом обернулась против него самого? Вдруг «чистильщики» добрались до Елены и она от испуга поспешила скрыться? Но если так – почему она не оставила ему хоть какого-то сообщения, ничего ему не объяснила? Хотя возможен и другой вариант: Елена откуда-то узнала, что он провел те выходные совсем не так, как рассказывал ей, что он ее обманул. Вдруг она выяснила, что Брайсон вовсе не ездил тогда в Барселону? Конечно, она могла почувствовать себя обманутой, преданной – но стала бы она уходить, не высказав Нику все, что она о нем думает?
– И ты предполагаешь, что узнаешь эту правду, мотаясь по свету и выслеживая оперативников Директората? Это безумие!
– Лейла, как только я выслежу это осиное гнездо, с ними будет покончено. Они не могут не понимать, что у меня достаточно улик против них. Мне в подробностях известны различные операции, проводившиеся на протяжении двадцати лет и нарушавшие почти все международные законы и множество законов отдельньис стран.
– И ты собираешься изложить все это Роберту Ланчестеру в надежде, что он остановит и разоблачит их?
– Если он действительно такой порядочный человек, как о нем говорят, именно это он и сделает.
– А если нет?
Брайсон промолчал. Лейла же не унималась:
– Ты возьмешь с собой оружие?
– Конечно.
– А где твое оружие? При тебе его нет.
Брайсон удивленно взглянул на женщину. Лейла ответила ему быстрым проницательным взглядом.
– В моем багаже. Я его разобрал, чтобы пронести в аэропорт, и пока что не собрал обратно.
– Ну, тогда... – протянула Лейла и вынула из сумочки свой «хеклер-и-кох».
– Спасибо, но я лучше возьму «беретту». – Брайсон улыбнулся. – Конечно, если у тебя завалялся тот «орел пустыни» пятидесятого калибра...
– К сожалению, нет, Ник.
Ник? Брайсону почудилось, будто что-то гулко толкнулось в его грудь изнутри. Лейла знала его настоящее имя, хотя никогда прежде не упоминала об этом, и сам Брайсон тоже ей его не говорил. О господи! Что еще ей известно?
Лейла же тем временем взяла его на прицел. Брайсону потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать происходящее. Ник оцепенел, и обычно молниеносная реакция на миг отказала ему.
Взгляд Лейлы был полон скорби.
– Я не могу позволить тебе встретиться с Ланчестером Ник. Мне ужасно жаль, но я действительно не могу.
– Что ты делаешь?! – возмутился Брайсон.
– Выполняю свою работу. Ты не оставил нам выбора. Я никогда не думала, что до этого дойдет.
Брайсону показалось, будто в комнате стало нечем дышать. Он похолодел, внутренности словно стянуло в тугой клубок.
– Нет, – хрипло произнес Брайсон. Кресло, в котором он сидел, медленно вращалось где-то в миллионе миль от него. – Только не ты! Они заполучили и тебя! Когда они...
И он сорвался с кресла, словно распрямившаяся пружина, и метнулся к Лейле. Внезапность броска испугала женщину, вынудила ее инстинктивно податься назад. Яростная сосредоточенность Лейлы на миг оказалась разрушенной. Потеряв равновесие, женщина выстрелила. В маленькой комнате грохот выстрела показался оглушительным. Пуля прошла впритирку с левой щекой Брайсона, пороховая гарь обожгла висок. Стреляная гильза звякнула об пол. И почти в тот же миг Брайсон взвился в воздух, его удар сбил Лейлу с ног. Пистолет отлетел в сторону.
Но она больше не была той женщиной, которую знал Брайсон; она превратилась в тигрицу, дикоглазую хищницу, обезумевшую от жажды крови. Лейла вскочила и правой рукой нанесла Брайсону удар в горло. Одновременно с этим ее левый локоть врезался Брайсону в солнечное сплетение, да так, что у него перехватило дух.
Кое-как распрямившись, Брайсон попытался с размаху нанести удар рукой, но Лейла поднырнула под его руку, одновременно с этим метнувшись вперед. Ее правая рука, пройдя под мышкой у Брайсона, обвила его шею, – и, перехватив правой рукой левую, женщина попыталась задушить противника.
Брайсону случалось сходиться в рукопашной кое с кем из самых опытных и опасных наемных убийц мира, но Лейла была из другой лиги. Она была по-звериному сильной, неутомимой, как машина, и дралась с такой яростью, какую Нику еще не приходилось видеть. С трудом вывернувшись из захвата, Брайсон снова попытался ударить Лейлу, но женщина отскочила назад, блокировала удар левой рукой, потом резко ушла в низкую стойку и ударила Брайсона под ложечку, продолжая при этом левой рукой прикрывать голову.
Судорожно выдохнув, Брайсон попытался вцепиться ей в шею, но Лейла оказалась слишком проворна: сильный удар в колено заставил ногу Брайсона подломиться, Локоть Лейлы тут же впечатался в затылок Брайсона. Она едва не сбила Брайсона с ног, но Ник, заставив себя не обращать внимания на боль, от которой мутилось в глазах, собрал все силы. И техника рукопашного боя, которую он изучал много лет назад, теперь вернулась к нему на уровне рефлексов.
Резко развернувшись, Брайсон ушел из-под атаки, потом, приняв фронтальную стойку, всем весом обрушился на Лейлу и нанес удар по правой почке. Женщина вскрикнула, пронзительно и громко, – скорее от ярости, чем от боли. Она тут же в прыжке, с разворотом ударила Ника ногой в живот. Брайсон застонал. Кулак Лейлы тут же врезался ему в лицо; а затем, схватив Брайсона за плечи, она ударила его коленом в пах. Когда Ник скорчился от боли, женщина нанесла сверху удар локтем по позвоночнику, а потом, вцепившись в голову Брайсона, резко повернула ее в сторону, и Брайсон упал.
В последнем отчаянном порыве Ник схватил ее за ноги, ударил по нервному узлу над коленом и, вцепившись в колено, заставил Лейлу тоже рухнуть на пол. Когда же она упала, Брайсон врезал ей коленом в корпус и нанес боковой удар локтем в шею. Лейла вскрикнула и потянулась куда-то; Брайсон увидел, куда тянется рука женщины – «хеклер-и-кох» валялся в каком-нибудь футе от места драки. Нельзя позволить ей завладеть оружием! Слегка сместившись, он надавил локтем Лейле на гортань. Задохнувшись, Лейла инстинктивно попыталась убрать его локоть, защитить уязвимую зону – этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Брайсон успел схватить пистолет левой рукой и ударить Лейлу рукояткой по макушке. Ник тщательно рассчитал удар – ему не хотелось ни убивать, ни калечить женщину.
Лейла растянулась на полу; глаза ее были закрыты, но неплотно, и через щель виднелась белая полоска. Брайсон поискал пульс у нее на шее и нашел; Лейла была жива, но ей предстояло несколько часов пролежать без сознания. Кем бы она ни была, на кого бы ни работала, но все же у Лейлы был шанс убить его в самом начале, когда она держала его под прицелом. И все-таки она тогда заколебалась – не смогла выстрелить. Почему-то мысль об убийстве Брайсона показалась ей почти невыносимой. Возможно, что Лейла, как и он сам, была всего лишь орудием в чьих-то руках, слепым исполнителем задания, истинный смысл которого от нее тщательно скрывали. В определенном смысле слова она тоже была жертвой.
Жертвой Директората?
Очень на то похоже.
Кроме того, ему нужно расспросить Лейлу, выяснить все, что ей известно. Но не сейчас. Сейчас на это просто нет времени.
Брайсон раскрыл крохотный шкафчик, в котором Лейла повесила несколько предметов своего гардероба и поставила пару туфель: он надеялся отыскать там веревку или что-либо подходящее, чем можно было бы связать ее. Опустившись на колени, Ник пошарил по дну шкафа. Ему под руку подвернулись туфли на шпильке – те самые, что были на Лейле во время ее визита в женевский банк, – и Брайсон укололся: из каблука торчало что-то очень острое. Скривившись, Ник вытащил туфлю из шкафа, чтобы рассмотреть поближе, и увидел, что с той стороны каблука, которая примыкала к подошве, торчит бритвенно-острое лезвие. Похоже, узкое лезвие как-то ввинчивалось в каблук.
Брайсон снова взглянул на Лейлу. В щели между веками все так же виднелись белки глаз; женщина по-прежнему оставалась без сознания.
Действительно, отличный ход: снабдить туфли-шпильки встроенным лезвием, которое извлекается при повороте каблука. Брайсон осмотрел вторую туфлю. Та была устроена так же. Гениальное решение.
И тут до него дошло.
Перед его мысленным взором предстала картина: Лейла, запертая в чулане, связанная по рукам и ногам ярким полиуретаном – путами того типа, который обычно используют служители правопорядка, когда перевозят куда-либо опасных заключенных. Ян Вансине, оперативник Директората, связал Лейлу крепкими пластиковыми путами, которые она с легкостью могла перерезать!
Все женевские события были одной сплошной подставой.
Лейла была в сговоре с Вансине. Они оба работали на Директорат. Вансине только сделал вид, будто дерется с ней. Все было договорено. При необходимости Лейла могла освободиться в любой момент.
Что все это значит?
В конце темного коридора располагался маленький рассчитанный на двух человек лифт, с внутренней дверью, которую нужно было открывать вручную. К счастью, других жильцов на этом этаже не было. Во всяком случае, Брайсон не видел, чтобы хоть в один номер кто-нибудь заходил или выходил. Да, похоже, что здесь никого нет.
Брайсон поднял Лейлу – хоть ее и нельзя было назвать крупной женщиной, сейчас, в бессознательном состоянии, она казалась очень тяжелой, – пристроил ее голову себе на плечо и, подхватив женщину под ягодицы, словно выпившую лишку супругу, отнес в лифт. Ник готов был при необходимости отпустить какую-нибудь печальную шутку насчет загулявшей жены, но этого не понадобилось.
Ник спустился на лифте в подвал, воняющий сточными водами, и положил Лейлу на бетонный пол. После нескольких минут поисков он обнаружил подходящий чулан, повытаскивал из него ведра и тряпки и перетащил Лейлу туда. Брайсон крепко связал ей запястья и лодыжки старой бельевой веревкой, несколько раз обмотал веревку вокруг ног и туловища и завязал; потом проверил путы на прочность, дабы убедиться, что Лейла не сумеет освободиться до его возвращения. Веревка оказалась крепкой, а Лейла теперь была босиком, так что прятать лезвия ей было негде.
Затем Брайсон принял еще одну меру предосторожности – на тот случай, если Лейла вдруг слишком рано придет в сознание и захочет позвать на помощь, – сунул ей в рот кляп и примотал его, но позаботился при этом, чтобы кляп не мешал женщине дышать.
Брайсон запер чулан, предварительно убедившись, что Лейла не сможет открыть замок изнутри – равно как и запереться там.
А потом он вернулся к себе в комнату, чтобы приготовиться к встрече с Робертом Ланчестером.
В темной комнате, находящейся почти на противоположной стороне земного шара, трое мужчин столпились вокруг экрана компьютера; их напряженные лица освещал зеленоватый свет диодов.
– Это сообщение поступило через «Ментор», один из наших спутников системы «Интелсат», – многозначительно подчеркнул один из них.
На эту реплику тут же последовал ответ. Судя по интонациям, отвечающий уже не первый час пребывал в состоянии стресса.
– А как насчет опознания голоса – насколько надежен ваш «Войскаст»?
– Вероятность ошибки – три десятитысячных процента, – отозвался первый мужчина. – Чрезвычайно надежная система.
– Опознание проведено, результат утвердительный, – сообщил третий мужчина. – Звонок был сделан с сотового телефона GSM; его местоположение – Бельгия, Брюссель. Второй собеседник находился в Монсе.
Он подрегулировал настройку. Звук, исходящий из панели, был поразительно чистым.
" – Что вообще происходит?
– Нам нужно поговорить, мистер Ланчестер. И немедленно.
– Ну так говорите! Я вас слушаю! Какую еще грязную выходку задумала «Пост»? Слушайте, Годдар, я вас не знаю, но я, как вы наверняка понимаете, знаком с вашим издателем. И я позвоню ей без малейших колебаний!
– Нам нужно поговорить лично, не по телефону. Я сейчас в Брюсселе; я могу появиться в штаб-квартире НАТО через час. Позвоните охране у ворот и скажите, чтобы они меня пропустили. А потом мы сможем поговорить начистоту.
– Вы в Брюсселе? Но я думал, что вы сейчас в Вашингтоне! Что за чертовщина...
– Через час, мистер Ланчестер. И я надеюсь, что до моего прихода вы не станете никому звонить".
– Приказ на перехват, – сказал один из наблюдателей.
– Решение должно быть принято на высшем уровне, – отозвался другой, явно занимающий более высокое положение. – Возможно, «Прометей» предпочтет продолжить сбор информации о действиях объекта или захочет узнать, насколько много объекту известно.
– Но если эти двое встретятся в защищенном от прослушивания помещении, как мы туда проникнем?
– Боже милостивый! Мак-Кейб, да разве существует такое место, куда мы не в состоянии проникнуть? Отошлите звуковой файл. «Прометей» решит, как следует действовать.
Часть III
Глава 17
Советник президента по вопросам национальной безопасности сидел напротив Брайсона за полированным столом из красного дерева, морща лоб от напряжения. Вот уже больше двадцати минут Ричард Ланчестер сосредоточенно слушал повествование Брайсона, кивая, делая пометки и изредка перебивая Ника, чтобы что-то уточнить. Задаваемые им вопросы были не просто уместными – они проникали в самую суть сквозь всю путаницу и нагромождение двусмысленностей. Этот человек и его блестящий, живой ум произвели на Брайсона глубокое впечатление. Ланчестер слушал, сконцентрировавшись на главном. Брайсон рассказывал, словно отчитываясь перед руководителем или судьей, точно так же, как когда-то он докладывал Уоллеру о выполненном задании – спокойно, объективно, хладнокровно обсуждая различные возможности, но не строя безосновательных предположений. Он пытался воссоздать контекст, в котором было бы видно все значение его открытий. Это было нелегко.
Двое мужчин сидели в специально оборудованном помещении, расположенном в командном центре Генерального секретаря НАТО. Это была акустически изолированная комната внутри комнаты, известная под названием «пузыря». Ее стены и пол действительно представляли собою единый модуль. От окружающих бетонных стен его отделяли резиновые бруски в фут толщиной, не пропускающие наружу никаких звуковых вибраций. Ежедневно здесь проводился комплекс мер по предотвращению подслушвания, дабы убедиться, что «пузырь» остается полностью безопасным местом, свободным от записывающих и подслушивающих устройств. Офицеры службы безопасности каждый день прочесывали комнату и прилегающие помещения. Окон в «пузыре» не было, а значит, не существовало и риска, что кто-либо сумеет при помощи лазерного или микроволнового устройства прочесть по вибрации оконного стекла идущие в комнате разговоры. Кроме того, здесь существовала тщательно разработанная система подстраховки: постоянно работали спектральный коррелятор, способный засечь подслушивание, ведущееся при помощи анализатора спектра, и акустический коррелятор, использующий инертную звуковую схему и способный автоматически засечь и идентифицировать любое подслушивающее устройство. И в завершение всего, здесь непрерывно работал акустический генератор помех, создающий звуковую завесу, – он делал бесполезными микрофоны, встроенные в стены, контактные микрофоны и любые аудиопередатчики, вмонтированные в электрические схемы. Ланчестер настоял, чтобы их встреча проходила именно под защитой «пузыря», и это свидетельствовало о том, с какой серьезностью он отнесся к сообщенной Брайсоном информации.
Ланчестер поднял голову. Он явно был потрясен.
– Весь ваш рассказ – это абсурд, чистейшей воды безумие, и все же в нем чувствуется отголосок правды. Я говорю так потому, что различные детали из вашего рассказа в точности соответствуют тому немногому, что известно мне.
– Но вы должны знать о Директорате! Вы же председатель Совета национальной безопасности! Я думал, вам все известно.
Ланчестер снял свои очки без оправы и тщательно протер их носовым платком.
– Существование Директората – это одна из наиболее тщательно охраняемых тайн правительства. Вскоре после того, как я вошел в Совет национальной безопасности, мне доложили о нем, и, должен признать, сперва я подумал, что докладывающий мне офицер, один из безымянных сотрудников спецслужб, которые действуют из-за кулис и являются неотъемлемой частью вашингтонского истеблишмента, – что он слегка свихнулся. Это была одна из самых фантастичных, самых неправдоподобных историй, какие мне только доводилось слышать. Тайное разведывательное агентство, действующее целиком и полностью без надзора, без контроля, без какой-либо отчетности, – что за чушь! Если бы я сунулся с подобной историей к президенту, он тут же отправил бы меня в больницу Святой Елизаветы и был бы совершенно прав.
– Так что же показалось вам таким неправдоподобным? Вы имеете в виду истинную природу Директората, это нагромождение лжи?
– На самом деле нет. Гарри Данне сообщил мне об этом несколько месяцев назад – тогда он, видимо, раскрыл лишь часть этой истории. Он сообщил, что, по его мнению, основателями и руководителями Директората являются офицеры ГРУ, а настоящее имя Теда Уоллера – Геннадий Розовский. Его рассказ чрезвычайно поразил и встревожил меня. Открытие Данне следовало держать в секрете – в силу самой его природы, иначе в правительстве поднялся бы форменный переполох, а все уязвимые места спецслужб были бы выставлены на всеобщее обозрение, и эти службы были бы потрясены до самого основания. Именно потому вы, упомянув это имя, немедленно завладели моим вниманием.
– И все же вы, должно быть, скептически отнеслись к словам Данне.
– Воистину так. Я не хочу сказать, что отмахнулся от него. Данне обладал слишком весомыми верительными грамотами, чтобы их можно было проигнорировать. Но, по чести говоря, трудно и поверить в операцию прикрытия, проведенную с таким размахом. Нет, ваша оценка сегодняшней деятельности Директората обеспокоила меня куда сильнее.
– Данне должен был держать вас в курсе.
Ланчестер медленно покачал головой – едва заметное движение.
– Я не разговаривал с ним на протяжении уже многих недель. Если бы Данне занимался составлением подобного досье, он в силу служебных обязанностей должен был бы поставить меня в известность. Возможно, он ждал новых введений, ждал, пока у него на руках не окажутся веские, неопровержимые данные.
– У вас наверняка имеется возможность разыскать его, связаться с ним.
– Я не держу никаких козырей в рукаве. Я позвоню и посмотрю, что я могу сделать. Но люди не исчезают так просто с седьмого этажа штаб-квартиры ЦРУ. Если Данне взяли в заложники или если он мертв, я сумею это выяснить. Ник. Я совершенно уверен, что сумею его отыскать.
– Во время нашего последнего разговора он упоминал о том, что Директорат внедрил своих людей в ЦРУ.
Ланчестер кивнул.
– Я бы сказал, что документы, которые вы забрали в Шантийи у вашего несостоявшегося убийцы, говорят сами за себя. Конечно, необходимо учитывать еще один вариант: они попросту были украдены, или парня перевербовали. Но я склонен согласиться с вами и Данне. Мы не можем пренебрегать вероятностью того, что эти люди проникли в ЦРУ, причем достаточно глубоко. Через несколько часов я лечу обратно в Вашингтон и по дороге позвоню в Лэнгли, поговорю с директором. Но, если вы не возражаете, Ник, я буду с вами полностью откровенен. Давайте рассмотрим ваше повествование в целом. Тот разговор, который вы подслушали в замке французского торговца оружием и из которого следует, что этот торговец и Анатолий Пришников были причастны к подготовке катастрофы в Лилле. Я не сомневаюсь в том, что это правда, но что мы имеем в действительности?
– Слово оперативника, проработавшего в разведке два десятилетия, – тихо произнес Брайсон.
– Оперативника того самого загадочного агентства, которое, как нам теперь стало известно, являлось враждебной силой, действовавшей в самом сердце Америки в ущерб американским интересам. Прошу прощения за грубость, но именно так это выглядит со стороны. Вы перебежчик, Ник. Лично я нимало не сомневаюсь в вашей честности, но вы же знаете, как наше правительство всегда относилось к перебежчикам – с величайшим подозрением. Ради бога, вспомните хотя бы, как мы обошлись с несчастным Носенко, перебежчиком из КГБ, который предупредил нас, что за убийством Кеннеди стоят русские и что их человек проник в высшие слои ЦРУ. Мы засунули его в тюрьму, в одиночную камеру, и много лет вели дознание. Джеймс Джезус Энглтон, тогдашний руководитель отдела контрразведки ЦРУ, был уверен, что это приманка, подкинутая Советами, что они пытаются манипулировать нами, навести нас на ложный след, – хоть у него и не было никаких доказательств. Энглтон не просто отказывался верить, что это самый значительный перебежчик из КГБ, с каким только нам довелось иметь дело, – и это при том, что Носенко неоднократно проходил проверку на детекторе лжи, – он очень грубо обращался с этим человеком, даже бил его. А ведь Носенко располагал точной информацией: именами агентов, подробностями различных операций. Вы же сообщаете мне лишь слухи, подслушанные разговоры, предположения.
– Я сообщил вам более чем достаточно для того, чтобы начать действовать! – огрызнулся Брайсон.
– Ник, выслушайте меня. Выслушайте и поймите. Ну, предположим, я пойду к президенту и расскажу ему о некоем спруте – безликой, туманной организации. Это при том, что я не могу со всей определенностью доказать, что она действительно существует, а касательно ее целей могу лишь строить предположения. Надо мной будет хохотать весь Овальный кабинет – или даже хуже того.
– При том доверии, которым вы пользуетесь, – не будет.
– Доверие, которым я пользуюсь, как вы выразились, основано на том, что я никогда не был паникером и всегда требовал предоставить достаточные обоснования, прежде чем переходить к действиям. Боже милостивый, да если бы кто-то выступил в Совете национальной безопасности или в Овальном кабинете с подобным заявлением и не обосновал его, я был бы в ярости!
– Но вы же знаете...
– Я ничего не знаю. Предположения, намеки, воображаемые модели – вот все, что мы видим. Это не является знанием. Если выражаться на языке международного права, все это не образует доказательного свидетельства. Этого недостаточно...
– Вы предлагаете ничего не делать?
– Этого я не говорил. Послушайте, Ник, я верю в игру по правилам. Меня постоянно бранят за педантизм. Но это еще не значит, что я собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как эти фанатики берут весь мир в заложники. Я только говорю, что нуждаюсь в большем. Мне нужны доказательства. Я мобилизую все государственные силы, какими мы только располагаем, но для этого мне надо чтобы вы вернулись с чем-то существенным.
– Проклятие, у нас нет для этого времени!
– Брайсон, выслушайте меня!
Ник видел нравственные терзания, отразившиеся на лице Ланчестера.
– Мне нужно больше. Мне нужны подробности. Мне нужно знать, что они замышляют! Я рассчитываю на вас Мы все на вас рассчитываем.
«Я рассчитываю на вас. Мы все на вас рассчитываем, – доносящийся из динамика голос Ланчестера заполнял темную комнату, расположенную в тысячах миль от Брюсселя. – Ну, а теперь, – чем я могу вам помочь? Какие ресурсы я могу предоставить в ваше распоряжение?»
Человек, слушавший разговор, снял телефонную трубку и нажал на кнопку. Через мгновение он произнес, понизив голос:
– Итак, он вышел на контакт. Как мы и ожидали.
– Это соответствует его досье, сэр, – произнес на другом конце провода его невидимый собеседник. – Он сразу прорывается к верхам. Меня только удивило, что он не попытался пустить в ход шантаж или угрозы.
– Я хочу точно знать, с кем и на кого он работает.
– Слушаюсь, сэр. К сожалению, мы не знаем, какой следующий шаг он собирается предпринять.
– Не беспокойтесь. В наше время мир стал очень тесен. Он не сможет от нас уйти. Ему просто некуда будет деться.
Брайсон оставил арендованную машину в нескольких кварталах от Мароля и дошел до пансиона пешком, настороженно приглядываясь, не видно ли вокруг чего-то необычного или людей, непохожих на здешних завсегдатаев. Ничего подозрительного в поле зрения не мелькало, но Брайсон никак не мог успокоиться. Им слишком часто манипулировали и слишком часто обманывали. Ричард Ланчестер протянул ему руку помощи, но при этом не пожелал немедленно перейти к действию. Значит ли это, что его тоже следует подозревать? Паранойя питает сама себя.
Брайсон знал, что этот путь ведет к безумию. Нет, он будет принимать Ланчестера за того, кем он является, – за человека, который искренне обеспокоен происходящим, но вполне резонно желает получить веские факты, на основании которых уже можно будет определить порядок действий. Это было задержкой, но, если посмотреть на дело с другой стороны, это можно было счесть и шагом вперед – ведь теперь у Брайсона появился влиятельный союзник. Ну, если не союзник, то хотя бы сочувствующий человек, готовый его выслушать.
Пройдя мимо мрачной хозяйки, восседавшей за столом, Брайсон сразу направился к лестнице, ведущей в подвал. Подойдя к чулану, Ник увидел, что тот по-прежнему закрыт снаружи, и облегченно вздохнул. Но все равно, с Лейлой нужно постоянно быть начеку. Брайсон вытащил из-за пояса пистолет, спрятал его под пиджаком, встав сбоку, бесшумно повернул ручку замка, а потом резко распахнул дверь.
Лейла из чулана не выпрыгнула. Внутри было тихо.
С того места, где стоял Брайсон, было прекрасно видно, что чулан пуст. Бельевая веревка была порвана, обрывки валялись на полу.
Лейла исчезла.
Она не могла бежать без посторонней помощи. Она никоим образом не смогла бы развязать узлы или порвать веревку. У нее не было ни ножа, ни какого-либо другого инструмента. Ник специально в этом убедился, прежде чем уйти.
Теперь Брайсон был твердо уверен: у Лейлы имелись сообщники, которые находились где-то поблизости.
Сейчас они явно неподалеку; они знали, где он остановился, и если Лейла заколебалась на мгновение, прежде чем выстрелить в Брайсона, они колебаться не станут. Уходя из своей комнаты, Брайсон по привычке расположил вещи таким образом, чтобы впоследствии можно было понять, не рылся ли кто в них, – подобная информация часто бывает полезна. Ник давно уже приучился прятать все ценные вещи в тех случаях, когда предполагал, что его могут ограбить. Кроме того, он привык разделять ценности на две категории: те, которые имеют денежную ценность, и те, которые ценны со стратегической точки зрения. Случайные воры, нечистые на руку горничные и тому подобные непрошеные гости скорее покусились бы на вещи из первой категории: деньги, драгоценности мелкая бытовая техника, дорогая на вид. А вот вещи второй категории – вроде паспортов, как настоящих, так и поддельных, удостоверений личности, лицензий и других документов, видеопленок или дискет – вряд ли соблазнили бы обычных воров, но их утрату зачастую невозможно было компенсировать.
А потому Брайсон предпочитал оставлять наличные деньги в багаже, но фальшивые паспорта забирал с собой. Верный своей привычке, он и сейчас держал при себе все свои бумаги, оружие и переписанный ключ от секретного телефона Жака Арно, крохотный крипточип, с которым Ник некоторое время намеревался не расставаться. Если он попросту бросит все, что осталось в комнате пансиона, и уйдет, он как-нибудь это переживет. Ему понадобятся деньги, но этот вопрос нетрудно будет уладить. Но он сможет продолжать дело.
Но что ему теперь предпринять? О проникновении в Директорат можно позабыть. Им уже известно о его враждебных намерениях. Единственное, что остается, – действовать в лоб. Попытаться отыскать Елену, используя в качестве наживки положение бывшего мужа.
«Они не знают, что именно мне известно, что я мог узнать от нее».
Даже если Ник действительно был заданием Елены, если ей было поручено манипулировать Брайсоном, держа его при этом в неведении, она тем не менее могла что-то сообщить ему, умышленно или ненамеренно. Пусть даже их брак замышлялся как фиктивный, но все-таки Ник был ее мужем. И между ними случались моменты близости, мгновения, когда они становились единым целым.
Обман мог оказаться двойным, обращенным в том числе и против них. Почему бы, собственно, и нет? Что, если он даст понять, что кое-что узнал от Елены – кое-какие факты, которые, на взгляд его бывших работодателей, ему лучше бы не знать? Какие-нибудь сведения, котороые можно где-то спрятать и использовать как товар для сделки, оставить у адвоката с приказанием обнародовать в случае его смерти?
А он действительно кое-чем располагает. Муж знает о своей жене такие вещи, каких никто больше не может знать. Они не знают, что Елена могла передать ему, вольно или невольно. Вот на этой неопределенности, на двусмысленности ему и нужно сыграть – сделать из этого обстоятельства огонь маяка, приманку.
Правда, как именно это можно сделать, оставалось пока неясным. Но ведь ему приходилось в разное время иметь дело со множеством агентов; с оперативниками, осевшими в Амстердаме и Копенгагене, Берлине и Лондоне, Сьерра-Леоне и Пхеньяне. Он будет методично устанавливать контакты, выяснять, кто из них все еще функционирует, и использовать их как каналы для передачи сообщения Теду Уоллеру.
Для этого ему понадобятся деньги, но этот вопрос решается без особых проблем. Он воспользуется своими потайными счетами в банках Люксембурга и острова Большой Кайман, которые пока что держал нетронутыми. Потребность держать припрятанными значительные суммы – так, на всякий случай, – была для оперативников Директората второй натурой, а зачастую и вопросом выживания. Нужно будет организовать перевод денег и взять сумму, которой хватит, чтобы беспрепятственно путешествовать по миру. Полагаться на ЦРУ он больше не может.
А потом он начнет устанавливать связи с бывшими коллегами, чтобы передать через них свои угрозы. И свои требования – настаивать на встрече с Еленой. И обещать, что, если эта встреча не состоится, он сделает достоянием гласности информацию, которую до сих пор держал в резерве. Шантаж в чистом виде, тупой и незамутненный. Такой подход Тед Уоллер поймет. Ему это покажется совершенно естественным.
Брайсон закрыл дверь чулана и огляделся в поисках другого выхода, чтобы убраться из пансиона, минуя вестибюль. Несколько минут покружив по темным закоулкам подвала, он отыскал служебный выход, которым, похоже, редко пользовались. Металлическая дверь проржавела настолько, что теперь не хотела открываться. После нескольких минут борьбы Брайсон заставил ожить дверную ручку, и вскорости ему удалось рывком распахнуть дверь. Он очутился в узкой, заваленной всяким хламом улочке с булыжной мостовой. Пройти здесь можно было лишь с большим трудом, и, очевидно, это мало кто пытался проделывать.
Переулок – место парковки для жителей окружающих домов, и не более того, – вывел его к крупной улице, а там уже Брайсон растворился в толпе пешеходов. Первым его пунктом остановки стал невзрачный универмаг, где Ник приобрел новую смену одежды. Переоделся он тут же, в примерочной, а прежнюю одежду бросил за ненадобностью, чем немало озадачил продавца. Кроме того, Ник купил рюкзак, комплект одежды на разные случаи и дешевую сумку с ремнем, которую можно было бы брать с собой в самолет.
Отправившись на поиски филиала какого-нибудь крупного международного банка, Брайсон прошел мимо витрины магазина бытовой электроники. Господствующее положение в витрине занимали выстроившиеся рядком телевизоры, и все они сейчас передавали одну и ту же программу. Картина сразу же показалась Нику знакомой – он узнал виды Женевы. Сперва ему почудилось, что это рекламный ролик какого-то турагентства, расписывающий красоты Швейцарии. Потом до него дошло, что на самом деле это – выпуск новостей. Тогда Брайсон замедлил шаг, чтобы взглянуть, что там будет дальше.
А дальше была женевская больница кантона. Сперва оператор показал коридоры, забитый носилками пункт неотложной помощи, трупы в пластиковых пакетах. На экране мелькнула жуткая сцена: подготовленные к вывозу ряды трупов. Титры гласили: «Женева, вчерашний день».
Вчерашний день? Что за катастрофа там успела разразиться?
Брайсон повернул обратно. Пройдя совсем немного, он наткнулся на газетный киоск и тут же увидел заголовки передовиц: «Вспышка сибирской язвы в Женеве».
Брайсон схватил «Интернэшнл геральд трибьюн». Поперек всего листа крупными буквами было написано. «В женевские больницы продолжают поступать жертвы сибирской язвы. Тем временем международные власти ищут объяснения происходящему. Число умерших приближается к тысяче».
Чувствуя, как у него голова идет кругом, Брайсон в ужасе принялся читать.
"ЖЕНЕВА. Внезапная вспышка сибирской язвы превратилась в эпидемию. Все больницы города заполнены пострадавшими. По оценкам специалистов, смертельной болезнью заразились около трех тысяч человек, из них 650 уже умерли. Администрация больниц проводит сейчас комплекс чрезвычайных мер, готовясь бороться с сокрушительной вспышкой сибирской язвы, которая, как многие опасаются, должна последовать в течение ближайших 48 часов. Городские власти приказали всем частным фирмам, школам и правительственным учреждениям закрыться на карантин и призывают туристов и бизнесменов воздержаться от поездок в Женеву до тех пор, пока не будет определен очаг инфекции. Мэр города Ален Призетте, невзирая на горе и потрясение, призывает жителей и гостей города сохранять спокойствие.
Пациенты начали во множестве поступать в больницы Женевы вчера, в предрассветные часы, с симптомами, напоминающими грипп. Около пяти утра в больнице кантона было диагностировано около десятка случаев сибирской язвы. К полудню число жертв исчислялось тысячами.
Читать бесплатно другие книги:
