Большая книга ужасов – 61 (сборник) Некрасов Евгений

Глава I. Опасный больной

На четвертые сутки пути скучноватая и тесная жизнь в поезде стала совсем привычной. Выходя размять ноги на вокзалах незнакомых городов, мы с Жекой покачивались, как моряки, отвыкшие от берега в дальнем плаванье. Размеренный колесный перестук продолжал звучать в наших ушах.

Поезд шел на восток, а нам хотелось назад, в Подосинки. Там у нас дача. Там Жека играет с поселковыми собаками и ловит кротов, заливая водой их подземные ходы, а я хожу на речку с Варей. Ей тоже четырнадцать, и мы уже два раза целовались. Короче, в Подосинках здорово. Нет места лучше под Москвой. А что ждало нас впереди, мы с братом не знали.

В первую ночь Жека рыдал. Наши попутчицы, две студентки, отвлекали его пирожками. «С вишней? – деловито уточнял Жека. – Нет, с яблоками меня не утешают, поищите с вишней». Уничтожал пирожок и опять ударялся в слезы. В перерыве между рыданиями и обжорством он ангельским голоском пропищал, что мама выродила себе новую дочку, а нас отдала тетке. Потом, размазывая сопли, под страшным секретом выложил главную тайну: Алеша (это я) хочет обменять его на щенка; один раз дельце сорвалось, но опасность остается.

Студентки верили. Наверное, у них не было младших братьев. На меня смотрели, как на злобного идиота, а уж кем считали наших родителей, я старался не думать. Хотя на самом деле нас отправили к тетке из-за Жеки и только из-за Жеки.

Еще под Новый год мама нас обрадовала. Знаешь эти подготовительные разговоры? «Летом у вас появится братик или сестричка. Кого вы больше хотите?» и все такое, словно что-то зависит от нас.

Я-то спокойно смотрю на такие дела. Как на стихийное бедствие: появится, ну и спасибо, что хоть предупредили – успею попрятать ценные вещи. А Жека испугался, что братик или сестричка станет раскрашивать его книжки, френдить с его компа каких-то малолеток из Сыктывкара, ставить на его телефон хрюкающие и пукающие рингтоны – словом, выделывать всё, за что сам не раз получал от меня по шее.

И Жека запаниковал. Сначала он уговаривал маму выродить вместо ребеночка щенка немецкой овчарки. Хотя должен был понимать, что к чему, как-никак уже в школу пошел. Ему объяснили, что у людей, к сожалению, рождаются только люди, а овчарка нипочем не получится. «Так и быть, – разрешил Жека, – но поменяться-то с кем-нибудь всегда можно!».

Это было уже не смешно. Мама плакала после таких разговоров, потому что любила и нас, и еще не родившегося ребенка. Ей хотелось, чтоб мы жили дружно.

Тогда я сказал Жеке, что нашел, где меняют детей на щенков. Только детей там берут подрощенных, с первого класса… Обдумав эту информацию, догадливый братец объявил, что собака нам не нужна. Были б мы скотоводами, тогда другое дело. Собака могла бы стеречь наши стада. А так от нее одно разорение. Гораздо выгоднее держать в доме неприхотливого первоклассника. На одном собачьем корме он за год сэкономит себе на смартфон и новые ролики.

С тех пор, если спрашивали, кого Жека больше хочет, он отвечал: «Обоих оставим – и братика, и сестричку. Где двое, там и четверо. Что ли, мы тарелки супа ребенку не нальем?!» Взрослые умилялись. Они не знали, что у Жеки такая страховка на случай, если мама родит близнецов. Мол, даже четверо детей – еще не так много, чтобы менять одного на щенка.

В начале июня к нам в Подосинки привезли маму с новорожденной Ленкой. Жека заглянул в сверток и сказал: «Ой, косенькая!» И весь вечер пошел насмарку. Папа забыл о приготовленном фотике, мама не спросила, откуда на столе торт, который испекли мы с Варей. Битый час они стукались лбами над Ленкой, разглядывая, косенькая она или нет.

Назавтра Жека придумал новую пакость: «Чегой-то она похожа на монгольца. Мам, а вдруг ее перепутали в родительном доме?» Опять паника, мама с папой выясняют, чьи у Ленки глазки, чей носик. Как будто не привыкли, что недельный младенец похож не на маму, не на папу и даже не на монгола, а на свиную отбивную с пожарной сиреной. Жека был такой же, когда его привезли из роддома: красный, лысый и крикливый.

Каждый день Жека подкидывал нам что-нибудь новенькое. Подойдет молча и с озабоченным видом пересчитает пальчики у Ленки на руках. Разумеется, все бросаются пересчитывать пальчики, убеждаются, что их не четыре и не шесть, а ровно пять, и облегченно вздыхают. А Жека делится очередным открытием: «Мам, у ней головка кривая».

Или еще случай. Утром лежит он в постели, тихий-тихий, держится за живот и слабым голосом говорит: «Алеша, мои маленькие машинки бери себе, а ролики я завещаю Гришке из семисьпятой квартиры». А папа на работе. А маме от Ленки не отойти. А «Скорую» на дачу не вызвать, и остается одно: везти больного в Москву на электричке. Мы с Варей посадили Жеку в садовую тележку и покатили к станции. Жара, дорога никудышная, тележка пылит и застревает. Доплелись, а этот притворщик встал и говорит: «Чегой-то я уже выздоровел».

Потом Жека поджег сарай. Ему приспичило показать, как он катается на велике без рук, а мама не могла выйти, потому что купала Ленку. Тогда он поджег, и мама вышла.

После этого папа отвез Жеку к детскому психологу. И что ты думаешь? Оказалось, братец издевался над нами не просто так. У него тяжелый случай синдрома Боткина-Петкера, осложненный отдельными симптомами Эстергази-Тряпкина. В таком вот духе. По-человечески говоря, Жеке нравится быть младшим в семье, и Ленке он это место не уступит, пока не поймет, что быть старшим тоже неплохо. А для этого надо бы отправить его туда, где Жеку не будут жалеть и опекать. Пускай он там побегает, подерется с мальчишками – в общем, проявит самостоятельность.

Папа знал такое место. За Байкалом, в городке Ордынске, живет его сестра, а наша с Жекой тетка Света. Вот уж кто решительно неспособен жалеть и опекать! По-моему, она и слов этих не понимает. Тетя Света пять лет отслужила прапорщиком в воздушно-десантных войсках. И, хотя с тех пор окончила Московский университет и стала историком, директором краеведческого музея, ее характер ничуть не изменился. Мама за глаза называет ее Терминатором. Провожая Жеку, она плакала.

Так мы с братом оказались в поезде, идущем на восток. Жекин психолог сказал, что сама по себе поездка без взрослых – уже прекрасное лечение. В незнакомой обстановке больному придется проявить самостоятельность. Главное, чтобы я не вмешивался, пока не увижу, что Жекина самостоятельность грозит жертвами и разрушениями.

Всю дорогу Жека изобретательно доставал студенток. По требованию безутешного ребенка они массировали ему спинку и стригли ногти, пели песенки и читали сказки, подсчитывали, сколько часов и минут осталось до Ордынска, и приводили живого моряка.

На моряке Жека прокололся. Тот быстро понял, с кем имеет дело, и увел студенток в другой вагон.

А Жека придумал новое развлечение. Он поминутно бегал к проводнице Гале за чаем, выливал его в окно и возвращался с пустым стаканом за добавкой. Ему нравилось, что симпатичная Галя сама приносит чай, не доверяя кипяток ребенку, и удивляется: «И куда в тебя столько влезает!» Потом-то Галя поняла, что влезает не в Жеку, а в соседнее купе. Там ехали офицеры-пограничники. Все вместе они пошли обедать в ресторан, а когда вернулись, нашли чай у себя в постелях. Его занесло ветром в открытое окно. Если бы не Жекина справка про синдром Пупкина-Губкина, нас бы точно ссадили с поезда. А так Галя пожалела больного, который едет на лечение.

Ладно. Не прошло и часа, как больной опять проявил самостоятельность: залез на верхнюю полку и стал кидаться в меня сахаром. На каждый вылитый за окно стакан Галя давала по четыре куска, так что снарядов Жеке хватало. А когда я хотел снять его с полки, больной поднял такой ор, что полвагона сбежалось выручать невинное дитя из лап брата-садиста.

После этого я перестал с ним разговаривать. Ляпкин-Тяпкин ему брат, а не я. Боясь слезть, Жека тараканил на верхотуре и доставал меня дразнилками, но я не отвечал.

К вечеру он выдохся. Студентки не показывались, беситься надоело, а разумное, доброе, вечное не приходило Жеке в голову.

Россия за окном не кончалась. Включив только желтый ночничок, чтобы свет не мешал смотреть на огни далеких деревень, мы сидели в потемках и кисли.

Тогда Жека и нашел черную тетрадь.

Сейчас-то я понимаю, что шансов у него было не больше, чем у дворовой барбоски получить медаль на кошачьей выставке. Как позже уверяла Галя, хозяин черной тетради перевернул все купе, разыскивая пропажу. Потом еще месяц тетрадь путешествовала из конца в конец России, не попавшись никому на глаза. А Жеке сама свалилась на голову. Ясно, что буйна голова куда-то сунулась и стронула завалившуюся туда тетрадку. Но все равно Жекина удачливость отдает чертовщиной. Как будто ему ворожил кто-то.

А может, и правда ворожил. После всего, что с нами случилось тем летом, я не удивляюсь таким вещам…

Глава II. Последняя тайна потрясателя вселенной

Жека притих на верхней полке, а я размышлял, не грозит ли жертвами такое нетипичное поведение больного. Заснет и спикирует на пол… Может, шугануть его, пока не поздно? Вдруг слышу, он читает:

– Сыно-вья уложи-ли его в гроб из цельно-го дубово-го кря-жа, выло-жен-ный внут-ри зо-ло-том…

Высунулся, тетрадь в руке, весь дрожит от любопытства. Есть у Жеки такая слабость: обожает про гробы.

– Алеша, – говорит он счастливым голосом, – тут сказка!

Я поворчал для порядка: что еще за сказка, слезай, нечего глаза ломать в темноте. А самому тоже стало интересно. Жека перелез ко мне на полку и лег под ночником. За тетрадь он держался двумя руками, не давал полистать.

Первая страница была исписана беглым, но разборчивым почерком. Ни названия, ни своей фамилии хозяин черной тетради не оставил. Рукопись так и начиналась, как прочел Жека: «Сыновья уложили его в гроб…» Дальше стал читать я:

– Руки Великого кагана сжимали рукоять меча. Лук с надломленными стрелами, чтобы охотиться в царстве мертвых, нож, огниво и чаша для питья – все, что возил с собой каждый воин-кочевник, было с ним в последнем походе на Вечное Синее Небо Тэнгри. Двенадцать быков тянули повозку с гробом Потрясателя Вселенной. Тысяча богатырей – багадуров – скакали впереди, убивая людей и зверей на земле и птиц в небе, чтобы весть о кончине владыки не порадовала врагов и не опечалила друзей раньше времени.

Гонцы на быстроногих конях тайно отправились туда, где должен был кончиться земной путь Великого кагана.

По его завещанию рабов заставили углубить протоку Онона и отвести реку в другое русло. Когда вода ушла от подножия скалы, в ней вырубили пещеру и соорудили гробницу, да такой красоты, какой еще не знали люди. Все золото, серебро и драгоценные камни, взятые в завоеванных странах, ушли на ее украшение.

Глубокой ночью гроб с телом кагана положили в гробницу. Вместе с ним похоронили две тысячи его сановников и слуг, чтобы они служили повелителю в потустороннем мире, его любимых лошадей, сотни овец и быков.

На рассвете разрушили плотину. Замурованный вход оказался под водой на дне реки. Рабы и мастера погибли в волнах, а сумевших выплыть поразили отравленные стрелы. Скрывая последние следы, по берегам Онона прогнали табуны лошадей. Доверенная тысяча багадуров перебила охрану. После этого воины снялись со своих постов, построились в сотни и поскакали в Орду к родным очагам. Но каждую сотню встречали другие воины и уничтожали.

В живых не осталось ни одного свидетеля. Только сыновья и внуки Чингисхана знали, где захоронен Потрясатель Вселенной. Могильник его с тех пор называют «Икх Хоринг» или «Великая тайна».

– Ага, Чингисхан! Монголо-татарское иго! – с умным видом заметил Жека. Он любит поторчать у меня за спиной, когда я делаю уроки.

Я сказал, что иго было после Чингисхана. И перевернул страницу.

«Легенда слишком красива, чтобы оказаться правдой, – писал хозяин тетради. – Есть похожая о могиле Аттилы, тоже якобы захороненного на дне реки».

Жека надул губы. Он чувствовал себя обманутым:

– Что еще за Аттила-Годзилла?!

Один будущий второклассник может задать столько вопросов, что сотня мудрецов не ответит. А я и не мудрец. Я старший брат и должен отвечать.

– Ха, Аттила!.. – сказал я, лихорадочно вспоминая. Кажется, мы его не проходили. – Ну, Аттила… Ты что, Аттилу не знаешь?

– Не-а, – легко признался Жека.

– Был такой… Тоже любил конный туризм, – наугад ответил я.

К счастью, Жека не стал выпытывать подробности. Толкнул меня локтем:

– Ты давай читай!

И я прочел:

– Рашид-ад-дин в древнеперсидском «Сборнике летописей» указал, что место захоронения находится в пределах хребта Бурхан-Халдун, из которого вытекают реки Онон, Керулен и Гола. Вот как описывает он выбор места:

«Дело обстояло так: однажды Чингисхан был на охоте; в одном из этих мест росло одинокое дерево. Он спешился под ним и там обрел некую отраду. Он сказал: «Эта местность подходящая для моего погребения. Пусть ее отметят!» Во время оплакивания люди, которые слышали тогда от него эти слова, повторили их. Царевичи и эмиры, согласно его повелению, избрали ту местность для его могилы».

Автор черной тетради по этому поводу написал: «Снова река Онон! Гм, гм…»

Я тоже сказал: «Гм, гм», в смысле, ничего себе! Перед отъездом Жека спрашивал, есть ли у тети Светы лес и речка, и мы с папой нашли на карте город Ордынск. Леса вокруг оказалось хоть отбавляй, целая тайга, рек тоже хватало. А главное-то, главное, одна из них – этот самый Онон!

– Алеша! Алеша! – пихал меня Жека. – Соображаешь?!

Я соображал. Во-первых, река не короткая. Во-вторых, от города до ближайшего берега – воробьиный коготок по карте, а сколько там на деле, сейчас не подсчитаешь. Может, пять километров, а может, и пятьдесят. Но все равно от близости к тайне сосало под ложечкой.

Ниже в тетрадь была вклеена вырезка из газеты.

НАЙДЕНА МОГИЛА ЧИНГИСХАНА?

В Монголии американской археологической экспедицией обнаружен древний могильник, где предположительно захоронен великий монгольский завоеватель Чингисхан. Окончательные выводы можно будет сделать только после завершения раскопок. Об этом заявил в четверг руководитель экспедиции профессор Университета Чикаго Джон Вудс. Могильник, по его словам, расположен в 400 км к северо-востоку от Улан-Батора близ города Батширит.

Создатель империи монголов, протянувшейся от нынешнего Гонконга до Каспийского моря, умер в 1227 году. В могильнике Чингисхана, по мнению экспертов, могут быть собраны уникальные сокровища, поскольку ничего из военных трофеев Чингисхана по сей день не найдено.

РИА «Новости»

Эта маленькая заметка разъярила автора черной тетради. Он понаставил всюду вопросительных знаков и сделал решительный вывод: «ЧЕПУХА!» А сбоку приписал (видно, позже): «Не подтвердилось. Как я и думал!» И нарисовал рожицу с высунутым языком.

– Он сам ищет могилу! – разглядывая рожицу, сообразил Жека.

Я еще раз посмотрел на исчерканную заметку. Больше всего вопросов было в первом предложении: «В Монголии??? Обнаружен?.. Захоронен Чингисхан???» Да, похоже, брат верно угадал. Человеку было обидно, что могилу Чингисхана разыскали без него, и он цеплялся к каждому слову. А потом узнал, что американец раскопал не ту могилу, и обрадовался. Вон какую дразнильную рожу намалевал: «Ага, съели?!»

А рукопись продолжалась:

«Владимир Череванский в книге «Две волны. Историческая хроника» (Санкт-Петербург, 1898 г.) приводит такую версию: «Умиравший выразил желание сказать предсмертное слово. Оно было кратко: «Сыновья и багадуры! Я чувствую, что ко мне идут уже слуги Неба и Земли, и, вот, когда они сделают свое дело, вы возьмите мои останки из мяса и костей и отнесите их туда, куда укажет вам Тули (его любимый сын)»…

Могилу вырыли сыновья и багадуры – под корнями многовекового кедра, опаленного не раз ударами алтайской грозы. Боевой плащ, пробитый во многих местах стрелами, послужил погребальною пеленою этого низвергателя царств и тронов. Седло послужило ему изголовьем…»

– И никаких сокровищ?! – разочаровался Жека.

– Погоди, – сказал я, – видишь, что творится? Одни эту могилу ищут в Монголии, другие пишут, что она в Алтайских горах, третьи – что на речном дне. И с этими сокровищами так же: то ли они есть, то ли нет. Вот найдут настоящую могилу Чингисхана…

Жека лениво перелистывал черную тетрадь. Ему стало неинтересно. Сначала он переворачивал по листу, потом по нескольку… А потом из тетради выскользнула сочная цветная фотокарточка.

Скелет в ржавой кольчуге и боевом шлеме лежал под остатками сгнившего пня. Облезлое седло служило ему изголовьем.

Глава III. Глупая стычка с тяжелыми последствиями

Поезд приближался к Ордынску. В нашем купе витала призрачная тень Чингисхана. Я читал вслух, пока не начинало болеть горло. Тогда черную тетрадь выхватывал Жека и бубнил:

– По бурят-ским предани-ям местечко Дю-лун – родина Чингисхана, находит-ся на Ононе, вблизи совре-мен-ного села Нижний Ца-су-чей. Напро-тив него, на другой стороне Онона, возвышается отвесна-я скала. Река бурлит у ее подножия… Возмож-но, эта леген-да все же имеет ре-аль-ную основу. Усилива-ют это пред-поло-же-ние названия памят-ников приро-ды, рас-положен-ных вблизи от скалы: «Чаша Чингисхана», «Трон Чингисхана»…

Легенд и научных гипотез было множество. Икх Хоринг искали в древности и в наши дни, в Тибетских горах и в Монголии, у подножия Великой Китайской стены и в нашем Забайкалье. Автор черной тетради старательно все записал, не дав ответа на один вопрос: чей скелет на фотокарточке. Может быть, он уже нашел могилу Чингисхана?

Череп в ржавом шлеме скалил щербатые зубы. Он тоже хранил тайну.

В дверь купе постучали.

– Скелет! – охнул Жека и до глаз натянул одеяло.

Второй стук был громче и отчетливее. Дверная ручка задергалась. Я лежал у стены и ленился перелезть через Жеку.

– Отопри, – сказал я. – Это же Галя стучит ключом. Наверное, мы к станции подъезжаем.

– Да, отопрешь, а там скелет! – заныл Жека.

Щелкнул замок, открытый с той стороны железнодорожным ключом. Потрясенный Жека нырнул под одеяло с головой. Дверь с грохотом откатилась. На пороге, грозно уперши руки в бока, стояла проводница.

– Боткины-Шмоткины, Ордынск через три минуты! – объявила она, оглядывая купе. – Я вас давно предупреждала!

Жека уселся к столу и, как ни в чем не бывало, стал уплетать варенье из банки.

– Крышка потерялась, – объяснил он Гале. – Не оставлять же.

Проводница не уходила.

– Ох, и надоели вы мне! – вздохнула она. – Ей-богу, завезла бы вас подальше километров на полтысячи, если б вы мне так не надоели. А ну, живо собирайтесь! – Тут Галя заметила черную тетрадь. – Нашлась?!

Жека, бросив ложку, сцапал тетрадь и молча лег на нее животом.

– Не отберу, не бойся, – улыбнулась Галя. – Ее потерял пассажир, археолог. Так убивался, все купе вверх дном перевернул. А сошел в Ордынске. Я-то вряд ли его увижу, а вы найдете, если захотите. Отдайте ему тетрадку. Город маленький, археолог – профессия редкая и загадочная. Его все должны знать.

– Найдем и отдадим, – поддакнул Жека. Он был готов пообещать что угодно, лишь бы Галя не отняла черную тетрадь.

Я спросил, как зовут археолога, но проводница не помнила. С бородой, сказала, хотя нестарый. Погрозила нам пальцем, напомнила: «Собирайтесь!» – и ушла.

Еще час назад я собрал Жекин чемодан и свой рюкзак. Но с тех пор больному понадобилась куртка, потому что его знобило, мамина фотокарточка, потому что он соскучился, и еще полчемодана всякой всячины, потому что ему хотелось получить по шее. Вещи валялись по всему купе. Я как попало запихнул их в чемодан и, толкая перед собой Жеку, выскочил в тамбур.

Поезд замедлял ход. За окном рваными полосами стлался туман. Большая оранжевая луна висела низко, почти касаясь островерхих елок. Тайга начиналась шагах в двухстах от железной дороги.

Больной оттеснил меня от окна и прилип носом к стеклу.

– В такие лунные ночи покойники встают из могил, – озабоченно заметил он.

– Жека, тебе не надоело? – вздохнул я. – Ты же сам себя пугаешь больше, чем других.

– Просто я знаю, как тонка ниточка, на которой висит человеческая жизнь, – мрачным голосом поведал больной.

Подошла Галя с флажками в руках. За окном проплыл длинный дом с одиноким светящимся окошком, и поезд встал.

– А где же город? – спохватился я.

Галя махнула рукой:

– Там.

Но и там, то есть за окном с другой стороны тамбура, темнела такая же размытая туманом стена тайги.

– До него еще автобусом ехать. Как сойдете, так сразу дуйте на остановку, – сказала Галя, открывая дверь.

Пахнуло сыростью и запахом древесной гнили. Только мерцающий свет в окне говорил, что на станции есть люди. Порог вагона обрывался в темноту. А где перрон?!

Высунувшись за дверь, я увидел далеко внизу асфальтовую полосу на земле. Прыгать с тяжелым рюкзаком было страшновато, сползать – стыдно перед Галей. Пока я раздумывал, щуплая на вид проводница вдруг отодвинула меня легко, как надувного. Нагнулась, повозилась и с ржавым скрипом подняла целый кусок пола. Под откинутым настилом темнели ступеньки.

– После десятого прыжка мозг десантника утрамбовывается до объема бараньего, – назидательно сказала Галя, она любила щегольнуть военными хохмами, подхваченными от пассажиров.

Я сошел и помог спуститься Жеке.

– Счастье какое! Хоть отдохну без вас, Петкеры-Шметкеры! – вздохнула Галя.

– Мы еще обратно поедем, – бодро пообещал Жека. – Не успеете соскучиться!

– Я лучше уволюсь, – ответила проводница.

В тамбур выскочили две тетки с большими сумками. Я их видел и раньше, только не знал, что они едут в Ордынск. Суетясь и толкаясь, тетки сошли на перрон и умчались. С топотом и гиканьем пробежала навьюченная компания из другого вагона, человек шесть. Позади семенил старичок с мешком на тележке, монотонно зудя:

– Ребятки, ребятушки, скажите, чтоб подождал.

Посадка в автобус больше смахивала на бегство.

– Вот так всегда здесь: и несутся, и несутся, – зевая, заметила Галя и спохватилась: – А вы чего думаете, Ломоносовы?! Бегите, другого автобуса не будет!

– За нами тетя приедет на машине, – сказал я. – А почему автобуса не будет?

– Ну, будет через сутки, когда обратный поезд остановится. Тебе от этого легче? – ответила проводница, поднимая флажки.

Поезд сейчас же тронулся. Простучали колеса, промелькнули огни, и тогда мы увидели автобус. Он стоял за переездом, светясь в темноте окнами, как стенка с аквариумами в зоомагазине. Тетки из нашего вагона уже рассаживались. Пассажиров было немного, человек десять. Позади автобуса белел капот легковушки, и я совсем успокоился: машина есть, остается найти тетю Свету. Может, она сидит за рулем и ждет, что мы сами подойдем – это в ее характере.

Мимо пронеслась девчонка в цветастом сарафане. Увидела нас и вернулась:

– Вы что стоите? Автобус!

– А мы трамвая ждем! – прикололся Жека.

– Дурак!

С тех пор, как брат получил справку, он стал крепко обижаться на «дурака». Запыхтел, сжал кулаки:

– Что ты сказала?!

– Пойдемте уже! – Девчонка схватила наш чемодан, но Жека заступил ей дорогу:

– Нет, повтори, что ты сказала!

– Ну, дурак. Дурак, дурак, дурак!.. – очередью выпалила девчонка. – Доволен?

Жека запыхтел громче и стал бить копытом. Девчонка показала язык. Откуда она взялась на мою голову?

– А иди-ка ты, девочка, на автобус, – сказал я, вставая между ними. – Оставь чемоданчик!

– Я из кружка! Я помочь хотела, а вы…

– Мы сами справимся. Иди. Вон, тебя зовут!

На нас глазел весь автобус, многие махали руками. Я так и не понял, с кем была девчонка. Встречала, наверное, кого-то – не в поезде же приехала одна и без поклажи.

Девчонка дернулась бежать к автобусу, обернулась:

– Он же уедет сейчас, идиоты!

Услышав «идиотов», притихший было Жека взорвался. Драться он совсем не умеет, зато напористый. Зажмурился и молотит воздух руками. Я поймал его за шиворот, Жека вырывался и вопил:

– Наших бьют!

– Он у тебя всегда такой психованный или только в полнолуние? – подлила масла в огонь девчонка.

Жека совсем рассвирепел. Он рыл асфальт ногами. Его воротник трещал у меня в кулаке.

Прогудел автобус. Водитель закрыл и снова открыл дверцу, предупреждая, что ждать не собирается.

– Не помогай нам, беги! – закричал я девчонке.

– Я же из кружка! Я – помочь… Да тьфу на вас! – Девчонка швырнула чемодан и рванула к остановке.

Мы с Жекой смотрели, как она, вскочив на подножку, кидается к водителю и что-то ему говорит. Тот еще раз погудел, я в ответ помахал рукой. Автобус тронулся с открытой дверцей, как будто спрашивая: «Не передумали?» Лучи фар скользнули по белой машине. Она была разбита в аварии так давно, что сдутые колеса успели уйти в землю.

Дверца лязгнула, свет в автобусе погас.

Глава IV. Поезд, которого не было

Мы бросились за автобусом, но было поздно. Еще недолго в тумане маячили два оранжевых огонька, а потом и они пропали. Дорога была безнадежно пуста.

– А чё она обзывалась? – несмело сказал Жека. Он чувствовал себя виноватым.

– А чё ты драться полез?.. Я вот думаю, из какого она кружка.

– Из такого, в котором обзываются. И чемоданы тырят! – непримиримо буркнул Жека.

– Позвоним, – решил я. – Наверное, у тети Светы шина спустила или еще что-нибудь.

– Например, авария. Со смертельным исходом.

Мне было муторно и без Жекиного карканья. Тетя Света – военный человек, забывать и опаздывать просто не умеет. Если бы не могла приехать сама, то прислала бы за нами знакомых. А раз не приехала и не прислала, то беда случилась с ней по дороге на станцию. Что с тетей Светой? И как нам теперь выбираться? Идти пешком?.. Но мы не знали, как далеко до Ордынска. Дорога, по которой уехал автобус, упиралась в стоявшую стеной тайгу и пропадала.

Я с умным видом посмотрел на часы. Было без двух минут двенадцать. Наше положение от этого ничуть не изменилось.

– Позвоним, – повторил я и стал искать в рюкзаке мобилку. Ее приходилось зарывать подальше, чтобы Жека не названивал маме каждый час.

Вдали послышался стук колес. Он приближался с той стороны, куда ушел наш поезд. Мы еще видели на повороте светящиеся бусинки его окон. Скоро они растаяли в тумане.

А колеса встречного стучали все громче. Закрыв глаза, я бы сказал, что до поезда километра два. Но тогда мы заметили бы огни, а их не было. Рельсы блестели в лунном свете. Две рельсы, только две. Задачка из учебника для сумасшедших: «По одноколейной дороге выехали навстречу друг другу два поезда. Как они разъехались, если известно, что столкновения не было?»

– Это наш поезд, – сказал Жека. – Галя высадила нас раньше времени, а потом спохватилась и дала задний ход.

На мгновение я ему поверил. Все же поезд, вернувшийся за потерянными пассажирами, – не такая чертовщина, как два поезда, проехавшие друг сквозь друга. Потом до меня дошло:

– Где-то здесь боковая ветка!

– Какая еще ветка? – не понял Жека.

– Еще одна железная дорога, до города.

– Само собой, – с облегчением сказал Жека, и я понял, что он здорово испуган.

Поезд приближался. Мы слышали тяжелое пыхтение локомотива. И вдруг он свистнул! Не прогудел, как тепловоз, не взвизгнул, как электричка, – свистнул. Паровоз, понял я, хотя видел паровозы только в кино.

Если судить по звукам, поезд был уже в километре от нас. Еще минута – и пролетит мимо. Вихрь бежал нам навстречу, пригибая кусты и взметая мусор с насыпи. НО ПОЕЗДА МЫ НЕ ВИДЕЛИ.

Жека пискляво икнул.

На рельсы упала глубокая тень, совсем не похожая на силуэт идущего без огней поезда. Я бы не взялся даже приблизительно нарисовать ее форму – какая форма у темноты?

Тень уже накрывала нас, когда Жека, не переставая икать, шагнул на край перрона. Я успел поймать его в охапку. Жека вырывался и тянул меня под колеса призрачного поезда. Что-то блестящее вылетело из его кулака и упало на просвечивающие сквозь тень рельсы.

Лица нам обдало горячим паром. Я слышал ход паровозных шатунов и видел, как пустые рельсы прогибаются под многотонной тяжестью. Тень опять свистнула, заставив нас отшатнуться, и помчались призрачные вагоны. В ноздри ударяли запахи то навоза и сена, то печной гари. Ржали кони, метались над перроном взвизги гармошки и обрывки песен. В памяти у меня надолго застрял обрывок «Яблочка», пропетый с варварским выговором: «… куды котисся?» Остальных песен я не знал.

Не знаю, что чувствовал Жека, а у меня мороз бежал по спине, бежал и застыл, как вмерзший в позвоночник ледяной дворницкий лом. Я не мог ни шевелиться, ни думать, а просто стоял, мертвой хваткой вцепившись в Жекины плечи. Вихрь от проносящегося поезда трепал наши волосы. Мы смотрели в упор и видели только пустые рельсы!

Прогромыхал последний вагон, и тогда я услышал Жекин крик:

– Гляди!

Я поднял голову. Тайга, которая полминуты назад ясно виднелась за железной дорогой, исчезла. Перед нами стояла молочная стена тумана. Слева, где еще стучали колеса призрачного поезда, по ней как по экрану ползли тени куцых двухосных вагонов. Тень дыма из паровозной трубы завивалась над ними.

Глава V. А люди где?

– Совсем очумел! – заорал я на Жеку. – Ты куда под колеса лез?!

– Ничего я не лез, а только монетку бросил. Хотел посмотреть, как ее расплющит.

– Посмотрел? – Я тряхнул его за плечи. Жека был вялый, как снулая рыба. – Посмотрел?!

– Это они очумели: без света ездят, – сказал он, уселся на чемодан и заплакал.

– У них авария. Неполадки с электричеством, – успокоил я то ли брата, то ли себя. Других объяснений у меня все равно не было.

Мы поглядели на дом. Окошко в нем погасло.

– И здесь авария? – хлюпая носом, доверчиво спросил Жека.

– Авария по всей железной дороге. И здесь, конечно, тоже. У обходчика же нет своей электростанции. – Я нащупал в рюкзаке фонарик и отдал Жеке. – Свети. Сейчас разыщем телефон…

Жека пощелкал кнопкой – не горит – и рыдающим голосом выдавил:

– Ал-леша! С фонариком тоже ав-вария!

Вот еще новости! Я же сам проверял фонарик совсем недавно, когда укладывал разбросанные Жекой вещи… Вынув батарейки, я поскоблил контакты монеткой, собрал фонарик, включил… Ни проблеска.

– Обойдемся. Луна вон как светит, – беспечно сказал я. Полез в рюкзак и почти сразу наткнулся на телефон. – Сейчас разыщем тетю Свету! У меня оба ее номера вбиты: и мобильный, и рабочий…

Телефон молчал, как булыжник. Я жал на кнопки, но экран оставался черным.

– Приема нет. Наверное, тайга мешает, – соврал я. – Пойду к обходчику, разузнаю, что случилось.

Жека отвернулся и с увлеченным видом стал смотреть на луну.

Я пошел один. Перрон был разбит, как будто его специально долбили ломами. Раньше я этого не заметил.

– Алеша! – окликнул меня брат и замямлил: – Алеш, это… Э-э-э… Помоги мне монетку найти!