Кровавые кости Гамильтон Лорел
Я открыла глаза, и передо мной были глаза Серефины — бледно-серые. Высвободив руку из ее вдруг ослабевшей хватки, я сказала:
— Боль в таких случаях помогает.
И я встала, отступила от нее, а она не стала меня останавливать. Что было хорошо, потому что меня всю трясло, и не из-за вампирши. У воспоминаний тоже есть зубы.
Она осталась на коленях возле Айви.
— Поразительно, некромантка. Я тебе помогу найти мальчика, которого ты ищешь.
Ее неожиданная покладистость меня встревожила.
— Почему вдруг?
— Потому что с тех пор как я достигла полной силы, никто никогда не мог избавиться от моей иллюзии дважды за одну ночь. Никто — ни живой, ни мертвый.
Она схватила Айви за окровавленную руку и втащила себе на колени, заливая кровью белый шелк. Айви ахнула от боли.
— Вот что запомни, юная Мастер Вампиров: эта смертная сделала то, что тебе не под силу. Она вышла против меня — и победила. — Серефина резко отбросила ее, и Айви растянулась на полу. — Ты недостойна моего взгляда. Убирайся.
Серефина встала. Свежая кровь алела на белом шелке и белых перчатках.
— Ты поразила меня. А теперь уходите, все уходите.
Она повернулась и пошла к своему трону, но не села. Она стояла спиной к нам, взявшись за подлокотник. Может быть, мне показалось, но у нее был усталый вид. Призраки спустились ей навстречу клубящимся белым туманом. Отчетливых форм среди них стало меньше, будто фантомы утратили часть своей четкости.
— Уходите, — повторила она, не оборачиваясь.
Задняя дверь была открыта, но Жан-Клод пошел к двери, ведущей к парадному входу. Мне было не до споров — я просто хотела убраться отсюда. И плевать мне, через какую дверь.
Мы спокойно и собранно пошли к двери. Мне хотелось бежать. Ларри стоял рядом со мной, и я видела, как он изо всех сил сдерживается, чтобы не броситься наутек. Джейсон подошел к двери первым, но повернулся и пригласил нас проходить, как швейцар или дворецкий.
Я увидела его глаза, широко раскрытые от испуга, и поняла, чего ему стоил этот жест. Мы вышли, он следом. Последним прошел Жан-Клод. За нами хлопнула дверь, и мы оказались на улице. Вот и все.
Но впервые в жизни я знала, что меня отпустили. Я не пробилась с боем, не выторговала себе свободу. Пусть она поражена как угодно, но она позволила нам уйти. А когда тебя отпускают — это совсем не то же самое, что победа.
Я никогда по своей воле не вернусь в этот дом. Никогда по своей воле не окажусь рядом с ней. Потому что сегодня я, быть может, смогла ее поразить, но этого не хватит навечно. И даже сейчас я знала, что она могла победить. У этой вампирши есть мой выигрышный билет. У нее есть ложь, почти стоящая моей бессмертной души.
Черт побери все!
28
Джейсон пробежал по комнате мимо меня:
— Я в душ.
Это было назойливо с его стороны, но он вонял, как разложившийся труп. Обратно мы ехали, открыв все окна. Обычно, когда сам воняешь, чужой вони не чуешь. На меня тоже попало немало гнили, но запах Джейсона был очень отчетлив. Есть такие ароматы, которые ничем не заглушить.
— Погоди! — сказал Ларри.
Джейсон повернулся, не слишком довольный.
— Пойди в душ в моем номере. — Он поднял руку, не давая мне возразить. — До рассвета всего час. Если мы хотим всех до того распихать по койкам, имеет смысл использовать оба душа.
— Я думаю, мы сегодня будем все спать здесь, — сказала я.
— Почему? — спросил Ларри.
Жан-Клод стоял возле широкого кресла, красивый и абсолютно не желающий мне помочь. Джейсон всем своим видом выражал нетерпение.
— Безопасность в коллективе.
Ларри покачал головой:
— Ладно, но я же могу отвести вервольфа в соседний номер и пустить в душ? Или ты мне даже в этом не доверяешь?
— Доверяю, Ларри. Сегодня ночью ты действовал отлично.
Я ожидала улыбки, но ее не было. У Ларри был очень серьезный вид.
— Я убил Брюса.
Я кивнула:
— Мы собирались вообще всех перебить, кто был в той комнате.
— Я тоже так думал. — Он опустился в кресло. — Я никогда еще никого не убивал.
— Это был вампир. Это не то, что убить человека.
— Ага, как же! И на скольких трупах вы недавно проводили реанимацию?
Я обернулась к улыбающемуся Жан-Клоду и пожала плечами:
— Всего на одном. Вы можете дать нам поговорить наедине?
— Где бы я ни был в этой комнате, я буду вас слышать, — сказал Жан-Клод.
— Иллюзия — это все, — сказала я. — Так что просто отойдите.
Жан-Клод слегка поклонился и отвел Джейсона в другой конец комнаты, к окну. Я знала, что ему все слышно, зато он хотя бы не стоит над душой.
— Ты на самом деле не считаешь его мертвецом? — спросил Ларри.
— Ты же видел тех двух женщин-вампиров, — ответила я. — Это просто гниющие трупы, а остальное все — иллюзия.
— И ты думаешь, он тоже иногда так выглядит?
Я минуту поглядела на Жан-Клода.
— Боюсь, что так я и думаю.
— Как же ты можешь с ним встречаться после того, что ты видела?
Я покачала головой:
— Сама не знаю.
— Труп он или не труп, а ты пыталась сохранить ему жизнь. — Поглядев мне в лицо, Ларри поправился: — Жизнь или нежизнь, как хочешь, так и называй. Ты боялась, что он умрет окончательно.
Я поглядела на него в упор:
— И что?
— А то, что я убил живое существо или нежить. Черт возьми, Анита, этот Брюс так недавно умер, что казался человеком.
— Может, поэтому всего одна пуля в грудь с ним покончила.
— И как я теперь должен себя чувствовать?
— После того, как его убил?
— Именно.
— Ларри, это чудовища. Монстры. Некоторые из них приятнее других на вид, но все равно они монстры. В этом никогда не сомневайся.
— И ты можешь со всей искренностью мне сказать, что Жан-Клод — монстр?
Это было скорее утверждение, чем вопрос. Я чуть было не посмотрела на упомянутого монстра, но сдержалась. Этой ночью я на него насмотрелась достаточно.
— Да, могу.
— А теперь спросите ее, не монстр ли она. — Жан-Клод прислонился к широкому креслу, сложив руки на груди.
Ларри поглядел несколько удивленно, но сказал:
— Анита?
Я пожала плечами:
— Иногда.
— Видите, Лоранс? — улыбнулся Жан-Клод. — Анита думает, что все мы монстры.
— Кроме Ларри, — сказала я.
— Дайте ему время.
Это было слишком близко к истине.
— Я просила дать нам поговорить наедине, или вы забыли?
— Я ничего не забыл, ma petite, но время уходит. Мой волк здесь не единственный, кому нужна ванна. Только ваш юный друг еще свеж.
Я поглядела на Ларри. На нем не было ни капли крови. Он один сегодня избежал рукопашной с вампирами. Он пожал плечами:
— Извините, я просто не нашел сегодня никого, кому дать кровь.
— Не надо так шутить, Ларри. Полагаю, имея дело с Серефиной, ты получишь второй шанс.
— Горько, но правда, ma petite.
— Сколько времени вы можете продержаться без гроба? — спросила я.
Он улыбнулся:
— Забота обо мне? Я тронут.
— Перестаньте дурачиться! Я сегодня открыла вену ради вас.
— Если я не поблагодарил вас за спасение моей жизни, ma petite, то приношу свои извинения.
Я поглядела на него. Он был приятен и благодушен, но это была маска. Выражение лица, которое у него бывало, когда он не хочет, чтобы можно было прочесть его мысли, но и не хочет, чтобы вы знали, что он этого не хочет.
— Не за что.
— Я не забуду, что вы спасли меня, ma petite. Вы могли от меня освободиться. Спасибо вам.
Слова звучали очень искренне.
— Всегда пожалуйста.
— Мне надо смыть эту грязь, — сказал Джейсон слегка напряженно. Я могла бы ручаться, что ему не только грязь надо с себя смыть. Но воспоминания так легко не отмываются. А жаль.
— Давайте оба. Джейсон может отмыться в номере Ларри. Ради практичности.
Ларри ухмыльнулся:
— Спасибо.
— Я всерьез говорила, что ты сегодня отлично действовал.
Наконец-то улыбка, которой я ждала.
— Пошли, Джейсон, вода и полотенце тебя ждут.
Ларри придержал дверь для Джейсона и отсалютовал мне. Ну и ну.
Опять наедине с Жан-Клодом. Неужто эта ночь никогда не кончится?
— Вы мне не ответили насчет гроба, — напомнила я.
— Еще ночь или две вполне продержусь.
— Как вышло, что Серефина из равной вам по силе стала такой, как мы видели?
Он покачал головой:
— Я действительно не знаю, ma petite. Она меня очень удивила. Она могла не отпустить нас сегодня. Пока она не причиняла нам вреда, она могла бы оставить нас у себя в гостях на целый день.
— И вас удивило, что она отпустила нас?
— Да, — ответил Жан-Клод и оттолкнулся от кресла. — Идите в душ, ma petite. Я подожду, пока вернутся наши молодые люди.
— Я думала, вы пойдете сейчас, смывать кровь с волос.
Он провел рукой по голове и состроил гримасу.
— Действительно противно, но я хочу принять ванну, ma petite. Это дольше, чем душ, поэтому идите первой.
Я поглядела на него долгим взглядом.
— Если вы не поторопитесь, у меня не останется времени на ванну до рассвета. И мне придется спать на ваших чистых простынях в таком перемазанном виде.
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
— Ладно. Только держитесь подальше от ванной.
— Слово чести, что я не буду к вам вламываться.
— Ага, как же.
Но как это ни странно, я ему поверила. Жан-Клод давно уже пытался меня соблазнить. И фронтальная атака не в его стиле. Я пошла в душ.
29
Ронни как-то раз вытащила меня на улицу Виктории. Я отговаривалась, что моего белья никто не увидит, кроме женщин в раздевалке гимнастического зала. Ронни ответила: «Его ты увидишь». Эта логика от меня ускользнула, но халат Ронни меня купить заставила.
Бордовый, винного цвета. На фоне моей белой кожи он выделялся, но был под цвет синякам на спине. Влипнуть спиной в стену — ничем другим такого цвета не добьешься. Укус на спине был неглубок. Зубы гуманоида под таким углом входят плохо. Следы клыков на запястье были глубже. Две аккуратные дырочки, почти изящные. И болело не так, как должно бы. Может, в слюне вампиров есть анестезирующие компоненты. Или в клыках.
Никак не могла я поверить, что дала ему запустить в меня клыки. Черт бы побрал!
Я запахнулась в халат. Ткань была достаточно плотной, чтобы в халате было уютно зимним вечером, шелковые манжеты, шелковая окантовка. Я в этом халате выглядела изящно — как куколка викторианской эпохи, не до конца одетая. Под халат я надела просторную футболку. Несколько портит эффект, но так лучше, чем встретить ребят только в халате и в белье.
Я взяла браунинг, висевший на спинке стула — туда я его повесила, принимая душ. Его я отнесла в спальню — и тут задумалась. Я всегда была с оружием. Да, я спала с пистолетом, но это совсем не то, что спать на кобуре. Отложив браунинг, я сунула «файрстар» в карман халата. Может быть, он как-то неловко отвис, но если в дверь войдет что-нибудь неприятное, у меня будет чем его встретить.
Когда я открыла дверь в спальню, Жан-Клод стоял у окна. Он раздвинул шторы и наклонился наружу, всматриваясь в темноту. На звук двери он обернулся, хотя я знала, что он еще раньше услышал мое приближение.
— Ma petite, вы прекрасно выглядите.
— Это не я, это халат.
— Разумеется, — сказал он. Лицо его снова стало той же маской с оттенком лукавства. Но сейчас мне хотелось бы знать, что он думает. Полночно-синие глаза смотрели очень ярко — не под стать небрежному выражению лица. Может, лучше и не знать, что он думает.
— А где Ларри и Джейсон?
— Пришли и ушли, — ответил он.
— Ушли?
— Джейсона вдруг обуял голод, и Ларри повез его на джипе.
Я только посмотрела подозрительно:
— Можно же было заказать еду в номер?
— В эти предрассветные часы, ma petite, меню очень ограниченно. Джейсон дважды давал мне кровь этой ночью, ему нужен белок. — Жан-Клод улыбнулся. — Либо надо было ехать куда-нибудь, либо съесть Ларри. Полагаю, вы предпочитаете первый вариант.
— Очень смешно. Вы не должны были посылать их одних.
— Сегодня нам не угрожает Серефина, ma petite, а пока мы в городе, можно не опасаться и Ксавье.
— Почему вы так уверены? — спросила я, скрестив руки на груди.
Он прислонился спиной к окну и поглядел на меня.
— Ваш мсье Киркланд сегодня ночью отлично себя вел. Я думаю, вы зря о нем беспокоитесь.
— Одна героическая ночь не обеспечивает безопасности.
— Скоро уже рассвет, ma petite, даже Ксавье не вынесет дневного света. Все вампиры скрываются в убежищах. У них нет времени гоняться за нашими юношами.
Я глядела на него, пытаясь что-нибудь прочесть по этому приятному лицу.
— Мне бы вашу уверенность.
Он улыбнулся и оттолкнулся от окна. Выскользнул из пиджака и дал ему упасть на розовый ковер.
— Что вы делаете?
— Раздеваюсь.
Я ткнула пальцем через плечо в спальню.
— Там раздевайтесь!
Он стал расстегивать рубашку.
— Слышите, что я сказала? Туда идите!
Он вытащил рубашку из штанов, расстегивая последние пуговицы по дороге ко мне. Кожа на его груди была более яркой, чем рубашка. Он был похож на человека, потому что накачался кровью, в том числе и моей. Высохшие потеки несколько портили бледное совершенство тела.
Я ожидала, что он попытается меня поцеловать или предпримет что-нибудь в этом роде, но он прошел мимо. Рубашка на спине была коричневой от засохшей крови. Он снял ее со звуком рвущейся ткани, уронил на ковер и скрылся в ванной.
Я глядела ему вслед. У него на спине были белые шрамы. По крайней мере так мне показалось. Он оставил дверь открытой, и я услышала, как льется в ванну вода.
А я села в кресло, не зная, что мне делать. Вода бежала долго, потом стало тихо, потом послышался плеск. Он влез в ванну. Не закрыв за собой дверь. Ничего себе!
— Ma petite! — позвал он.
Я сидела, не желая шевельнуться.
— Ma petite, я знаю, что вы там. Я слышу ваше дыхание.
Я подошла к двери, очень стараясь не заглядывать внутрь. Прислонившись к стене, я скрестила руки на груди.
— Что вам нужно?
— Здесь нет чистых полотенец.
— И что я по этому поводу должна сделать?
— Не могли бы вы позвонить горничной и попросить принести?
— Наверное, могла бы.
— Спасибо, ma petite.
Я пошла к телефону, злясь на него, на себя, на весь свет. Он же знал, когда залезал в воду, что там их нет! Я тоже могла бы знать, но я с таким вниманием слушала плеск воды, что забыла.
На себя я злилась не меньше, чем на него. Он всегда был хитрый сукин сын, и надо было мне быть повнимательней. Я торчала в номере отеля, который по всем параметрам предназначался для новобрачных, а в ванне лежал голый и намыленный Жан-Клод. После того как я видела то, что было с Джейсоном, не должно было бы быть особого сексуального напряжения в воздухе, а оно было. То ли привычка, то ли Ларри прав: я не верю, что Жан-Клод — разложившийся труп.
Я попросила принести полотенца.
Служащие с удовольствием согласились. Никто не стал ворчать насчет времени. Никто ни о чем не спросил. Всегда можно понять, сколько платишь за номер, по тому, насколько мало ворчит обслуга.
Горничная принесла мне четыре больших мохнатых полотенца. Я посмотрела на нее, размышляя. Можно бы заставить ее отнести полотенца Жан-Клоду.
— Мэм? — спросила она.
Я взяла полотенца, сказала «спасибо» и закрыла дверь. Никак нельзя было показывать посторонней женщине, что у меня в ванне сидит голый вампир. И даже, может быть, дело было не в том, что он вампир. Хорошие девушки не пускают к себе в ванну голых мужчин в четыре с чем-то часа утра. Может, я не была хорошей девушкой. Никогда не была.
Возле двери в спальню я замялась. Там было темно. Свет шел только из ванной, продолговатым прямоугольником падая на ковер.
Я прижала полотенца к груди, сделала глубокий вдох и вошла в комнату. Отсюда была видна ванна, но, к счастью, не полностью. Только белый фаянс и пузырчатая пена. И при виде ванны с пеной напряжение у меня в плечах чуть ослабло. Пена — она много грехов может скрыть.
У двери в ванную я остановилась.
Жан-Клод лежал, прислонившись к стенке ванны. Черные волосы намокли и были уже явно вымыты. Пряди прилипли к голым плечам. Руки свободно лежали на краях ванны, голова отдыхала на черном кафеле стены. Свесилась бледная рука, будто за чем-то тянулась и передумала. Глаза закрыты — два темных полумесяца на бледных щеках. Бисеринки воды держались на лице и на той части тела, что была видна. Он, казалось, почти заснул.
Из горы пузырей вдруг показалось колено — неожиданный проблеск голой мокрой кожи. Жан-Клод повернул голову и открыл глаза. Полночная синева их, казалось, стала темнее. Может быть, дело в том, что от воды его волосы тоже казались темнее и тяжелее.
Я коротко вздохнула и сказала:
— Вот полотенца.
— Вы их не могли бы положить вот сюда?
«Вот сюда» — это было на унитаз, который стоял достаточно близко к ванне, чтобы можно было дотянуться.
— Я положу их на край раковины.
— Я все водой заляпаю, когда буду их доставать, — сказал он голосом совершенно нейтральным, без вампирских трюков, почти без интонации.
Он был прав, а я вела себя глупо. Он не схватит меня и не изнасилует. Если бы он этого хотел, мог бы уже много лет назад.
Я положила полотенца на крышку унитаза, глядя куда угодно, только не в сторону ванны.
— У вас должны быть вопросы о сегодняшней ночи, — сказал он.
Я подняла на него глаза. Вода на голом теле отражала свет, как ртуть. Пузыри полопались на груди, один как раз под соском. Меня неудержимо тянуло стряхнуть эти пузыри. Я отступила к дальней стене.
— Не в вашем стиле предлагать ответы, — заметила я.
— У меня сегодня великодушное настроение. — Голос его был похож на голос засыпающего.
— Если бы вы не сидели голым в пенной ванне, вы бы предложили мне ответы на вопросы?
Он улыбнулся — быстрой знакомой улыбкой.
— Может быть, и нет, но если я должен удовлетворить ваше жадное любопытство, почему бы не совместить это с некоторым удовольствием?
— Удовольствием для кого?
— Для нас обоих, если вы согласны это признать.
Это замечание вызвало у меня улыбку, а я не хотела улыбаться. Я не хотела радоваться, что вижу его мыльного и мокрого. Я хотела бояться его — и боялась, но при этом я его хотела. Хотела провести пальцами по мокрому телу, коснуться того, что там под этой пеной. Я не хотела близости — этого я себе с ним даже представить не могла, но мне хотелось посмотреть, потрогать. И за это я на себя злилась. Он же труп; неужели то, что я этой ночью видела, меня не убедило?
— Вы хмуритесь, ma petite. Почему?
— Я спрашивала вас, не иллюзия ли те разложившиеся вампирши. Вы сказали нет. Я спросила вас, реальна ли ваша форма, и вы сказали «да». Вы сказали, что обе формы реальны.
— Это правда, — ответил он.
— И вы — разложившийся труп?
Он погрузился ниже в теплую пенистую воду, окунул руки, и над водой осталась только голова.
— Среди моих форм такой нет.