Иванушка Первый, или Время чародея Арутюнянц Карен
В тот день ни на какое Синее озеро мы не попали. И даже на открытие выставки нас не пустили. У входа в зал мы столкнулись с Петром, он покачал головой и сказал:
– Мужики, не делайте так, чтобы я думал о вас плохо. Давайте-ка в школу. И сюда только после уроков!
– А Нельку увидеть можно? – спросил Лёха. – Мы ей рыбалку обещали.
– Нельзя, – коротко ответил Пётр. – Рыба ещё не проснулась.
Кощей открыл было рот, но Пётр не дал ему и слова сказать.
– Ты хочешь снова заниматься боксом?
Кощей кивнул.
– Всё понял или ещё раз объяснить?
Кощей снова кивнул.
– Приду в школу и проверю, – пообещал Пётр. – И чтоб ходил на все уроки!
И мы отправились назад. Шли молча, словно с Горбуньковым, с которым не о чем говорить.
– А чего это он? Про бокс намекнул? – удивлённо спросил Лёха, когда мы уже подошли к школьной калитке. – Ведь намекнул?
– Намекнул, – ответил я. – Наверное, хочет помочь. Сделать из тебя человека.
– А с чего это? – Лёха сплюнул. – Я ему сын родной, что ли? Мне отродясь никто никогда не помогал. Только дед, да и тот чаще грозится котлету из меня сделать.
– А может, хочет, чтобы ты сам себе помог, – сказал я. – У тебя дисциплина хромает. Лёх, ты же сам это понимаешь и на весь мир злишься.
– А у тебя она не хромает? Ты-то сам чего по городу шатаешься? – возмутился Лёха. – Вот возьму за ухо и отведу в школу!
– Больше не буду шататься, – ответил я. – И знаешь, чего скажу?
– Ну? Чего? Чего ты мне можешь сказать? Малявка! – разошёлся Кощей. – Да ты мне ничего не можешь сказать! Ну давай, давай, левой или правой! Вмажь! Да я тебя…
– Не быть тебе боксёром, – спокойно сказал я и вошёл в калитку.
– Чё-ё?! – крикнул Лёха. – Чё-ё ты сказал?! А ну повтори!
Но я ничего повторять не стал. Я шёл и бормотал себе под нос:
– С таким, как ты, разговор короткий – никакого разговора. Ни слова!
Открыв школьную дверь, я всё-таки оглянулся. Лёха застыл посреди двора и смотрел куда-то вверх.
Я-то думал, он всё это время испепеляет меня взглядом.
В вестибюле уборщица баба Шура проводила меня недобрым взглядом, но ругаться не стала. На втором этаже Роза Максудовна схватила меня за локоть и недовольно произнесла:
– Сколько можно ходить за мелом? и отпустила.
Так, практически без препятствий, я добрался до своей парты.
Но тут ко мне пристала Василиса, как-то уж очень заботливо:
– У тебя всё нормально?
Я пожал плечами. Неохота мне было отвечать.
– Если у тебя что-то не так, я могу помочь, – сказала она. – Ты не стесняйся.
– Да всё у меня нормально, – отмахнулся я. – Не дави на психику! Отстань!
Больше за весь учебный день ко мне никто не обращался, не задавал глупых вопросов, и Лена на меня не смотрела, словно я превратился в невидимку. Даже Горбуньков куда-то исчез. Я и отправился спокойно после уроков домой.
– Раз так, – бормотал я, – значит, так. И лучше мне посидеть у себя в комнате и почитать. Это знак.
Хотя ни в какие знаки я не верю, всё это ерунда. Ну стрелец я там или козерог, какая разница? Все эти гороскопы-холмоскопы только для того и созданы, чтобы людей с толку сбивать. Если судьбой уготован тихий день, значит, будет тихий день. Ну а если ненормальный, никуда ты от него не денешься.
Дома я решил вымыть полы. И вымыл. Мама, когда вернулась, очень обрадовалась. А я к тому времени сделал все уроки, мы с мамой поужинали, даже телевизор посмотрели, а потом разбрелись по комнатам.
Я завалился на свою любимую кровать, включил торшер и достал из-под подушки «Время Чародея». Что там у нас с Касмандьёркой происходит?
Так… Происшествий пока нет… Одни мысли… Сплошные эмоции… Тоже, бедолага, влюбился, как и я. Мучается.
Кто может помешать молодому волшебнику взрастить любовь к самой чудесной девушке на свете? Её родители? Эти несносные горожане?
Кто осмелится запретить ей видеться с молодым волшебником, утверждая, что он – беспечный фокусник? Глупые родители?
Кто рискнёт припугнуть молодого волшебника? Разве что-то может его напугать? Разве упустит он своё счастье, свою Кристину?!
Что позволяют себе эти горожане? Что они о себе вообразили? Глупцы!
Да… Видно, туго пришлось Касмандьёрке. Все против него. И в первую очередь – родители семнадцатилетней Кристины…
К сожалению, о том, как именно туго пришлось Волшебнику, ничего я в дневнике не нашёл, но кое-что узнал про девушку…
Ах, Кристина, и ты не поняла меня! И ты отреклась от своего Волшебника! Во имя чего?! Во имя кого?! Что связывает тебя с этим мелочным миром?! Я же люблю тебя!..
Прочь из мерзкого городишки! Жалкие создания, не ведающие, что творят!
Мда-а, Волшебник вспылил…
И снова ни единой строки о том, что произошло… То ли не записал, то ли кто-то стёр. Может, тот самый Чёрный маг Этхей? Если вообще чёрные маги существуют на свете…
Какой я безумец! Как посмел я обидеть тебя, Любовь моя?!! Я лечу к тебе! Прости! Прости!.. Громы и молнии, скалы и камнепады! Прочь с моего пути!..
Да нет, не всё так страшно. Вернулся Касмандьёрка к своей принцессе!
О, Кристина! Вот и ты! Ну же! Почему ты ничего не спрашиваешь?
– Где ты был, дурачок?
– Я сидел на самой высокой горе, окружённый грозовыми облаками и молниями, ослеплявшими меня, и моё горе…
– Не надо так страдать.
– Я не буду, Кристина! И я понял! Все наши страдания мы выдумываем сами. Они вырастают в уродцев или в злых волшебников, которые мучают и себя, и себе подобных!
– Мы все любим тебя и уважаем, – прошептала Кристина. – Милый, ты всё нафантазировал!.. Тебя больше никто не оскорбит и не станет над тобой насмехаться. Разве можно обидеть такого, как ты? Ну что ты, мой хороший, не плачь! Пойдём-ка лучше на пруд и посидим на солнышке. Просто так. И будем слушать стрекоз и глазеть на головастиков…
Я подумал про Лену. А потом вспомнил, как нагрубил Василисе. Зачем я это сделал? Я и сам не мог понять. Может, Волшебник прав – все наши страдания мы выдумываем сами?
Я встал с кровати и подошёл к окну. В небе мерцали звёзды…
Где ты, волшебник Касмандьёрка? Выдумка ли ты шутника или и вправду жил-был на этом свете, а может, и живёшь до сих пор, и любишь свою Кристину?..
А сколько живут волшебники? Триста лет? Пятьсот? Тысячу?.. Что же, им приходится влюбляться раз в сто лет? А может, раз влюбившись, они потом любят и любят одну и ту же девушку и веками тоскуют по ней в своём волшебном одиночестве?..
Жаль, если так…
А может, Волшебник способен продлить жизнь любимой?! Было бы здорово!
Я лёг поуютней, укутался и уснул.
Во сне я ничего не видел. И никакие автомобили-призраки не смогли бы разбудить меня в ту ночь. Ведь я тогда кое-что понял в этой жизни, а это не так уж мало. И требует крепкого сна.
На следующее утро я первым делом нашёл в школе Кощея. Он сидел в кабинете истории. Не поверите! На первой парте! И что-то сосредоточенно переписывал с доски.
– Сам напросился, – хмыкнул он и добавил своим хриплым шёпотом: – Так и сказал училке, мол, хочу на первую парту. У неё челюсть отвалилась. Прикинь? Нервный шок, прям в нокдаун отправил!
Кощей быстро оглянулся, я тоже. Мы успели заметить, как нас подслушивает востроносая девчонка, а она сделала вид, что копается в рюкзаке.
– Пойдём выйдем… – вздохнул Кощей.
Мы вышли в коридор, где все вокруг носились, толкались, а значит, можно было спокойно поговорить. Мы отошли к окну.
– Круто, – сказал я. – Ты не просто сиди, ты ещё и слушай, запоминай, вникай…
– Ты чё? Совсем меня за дурака считаешь? – обиделся Кощей. – Я слушаю, вникаю… Много придётся вникать-то. И читать. Догонять мне надо этих малявок. Как Михайло Ломоносову. Ты мне только лекцию про него сейчас не читай, сам, если надо, прочитаю.
Кощей искоса глянул на меня, мол, здорово выдал про великого русского учёного, и кивнул в сторону своих одноклассников из шестого «Б»:
– Стыдно мне с ними…
– Терпи, – сказал я. – Сам до такой жизни докатился.
– Ну, ты у меня ещё поговори! – сверкнул глазом Кощей. – Ты-то чего мне на мозги капаешь? Тоже нашёлся – Лев Толстой!
Мне стало смешно, Лев Толстой-то здесь при чём?
Словно прочитав мои мысли, Кощей добавил:
– Он для детей писал. Уму разуму учил. Дома книжка лежит. От матери осталась.
Я никогда не спрашивал Лёху, где его родители. Да и когда я мог спросить? До недавнего времени с ним невозможно было нормально поговорить.
И сейчас не спросил. Я стараюсь лишних вопросов не задавать. Если человек захочет, сам расскажет. А лезть в душу – самое последнее дело.
И снова Лёха угадал, о чём я думаю.
– Нет у меня матери. И отца нет. Умерли. Ладно, пошёл я… – он сделал несколько шагов и снова повернулся ко мне: – А чего ты приходил-то?
– Давай после уроков пойдём к Нельке? – предложил я, Кощей хмыкнул, я продолжил: – А я Василису из нашего класса позову. Она новенькая, приезжая, просила город показать. Я ей нагрубил вчера, хочу извиниться.
– Ну знаю я её. Она в соседнем доме живёт, с бабкой, – сказал Кощей. – Ну и детство у нас, Вань! Она с бабкой, я с дедом, ты вон с матерью один…
Кощей осёкся. Потому что я зло на него посмотрел.
– Давай, зови свою Ваську! – миролюбиво сказал он. – Пойдём покажем ей город! И Нельке покажем заодно! Мороженым угостим!
– Ну и хорошо, – я махнул ему рукой и пошёл себе. – Только она не Васька, а Василиса.
– У нас сегодня шесть уроков! – крикнул Кощей. – А у вас?
– У нас тоже, – пробормотал я. – Вот и встретимся…
Я вдруг снова почувствовал, что очень устал. Голова у меня закружилась. Я прислонился к стене. Кощей ко мне сразу подскочил, не стал дожидаться, пока я грохнусь.
– Вань, что с тобой?! Ты чего такой зелёный?!
Я ничего не ответил. Надо же! Никогда не видел его таким испуганным.
– Постой-ка! – сказал он и крикнул однокласснику: – Ручкин! Воды принеси! Мигом!.. Вань! Пошли к окну! Я сейчас открою, подышишь!
Через секунду появился Ручкин со стаканом воды. Я выпил, вдохнул свежего воздуха, и мне стало получше. Прозвенел звонок.
– Ну как ты? – спросил Лёха.
– Всё хорошо, спасибо, – я вернул стакан Ручкину.
– Ну, иди, чего встал? – шикнул на него Лёха, и тот мгновенно исчез.
– Ты тоже иди, – сказал я. – И я пойду, всё нормально… Иди, тебе учиться надо…
– Ещё чего! – возмутился он. – Мы своих не бросаем! Я тебя до дома доведу.
– Иди, – произнёс я твёрдо. – Я никуда не пойду. Встретимся после уроков внизу.
Из кабинета истории выглянула учительница и крикнула:
– Кощин! Звонок для кого прозвенел? Может, для меня одной? Тебя долго ждать?
Я оттолкнулся от подоконника и пошёл в кабинет географии.
География – мой любимый предмет. Без неё наша планета не была бы Землёй и путешественники не пускались бы в опасные экспедиции, чтобы потом рассказать миру о странах, которые открыли.
Глава 2
Малиновый звон
Василиса очень обрадовалась, когда я пригласил её на экскурсию.
– Мы правда-правда-правда пойдём гулять по городу? И ты мне всё покажешь и расскажешь? – она захлопала в ладоши, совсем как маленькая. – Как здорово! Большое спасибо!
– Нас будет четверо – ты, я, ещё Лёха Кощин и Нелька, она кубинка, наша гостья. Тоже приехала недавно.
Я стал рассказывать про Нельку и, пока раздумывал, стоит ли говорить про её русскую маму, приехавшую к нам рожать, вернее, не к нам, а к своей маме, то есть к нашей землячке, полностью запутался во всех эти новостях. К нам подошла Лена и спросила с таким видом, словно обращалась к стенке:
– Я тут случайно услышала, вы на экскурсию собираетесь. И сколько она стоит?
Лена была почти в таких же джинсах и свитере, что и Василиса.
Может, мне показалось, но Лена была чем-то раздражена.
– Нисколько не стоит, – буркнул я.
– Пошли с нами, – Василиса приветливо улыбнулась Лене. – Будет весело! Я этого дня так ждала!
– А кто идёт? – спросила Елена Прекрасная. – Я слышала какую-то не очень приятную фамилию, кажется… Кощин? Неужели это тот самый дебил, который избил Горбунькова? Ванечка, ты дружишь с Кощеем? Или, может, я ослышалась?
– Каждый может ошибиться, – ответил я. – И каждому надо дать шанс. Лёша Кощин – хороший человек, просто однажды он оступился.
– Ты говоришь, как положительный герой в американском фильме, – скривила губы Лена.
– А т-ты г-говоришь, – умудрился вставить Горбуньков, как всегда, словно из-под земли выросший, – к-как м-моя б-бабушка.
– Да чего я с вами болтаю? – дёрнула плечом Лена. – Только время теряю. Идите куда хотите! Я с шантрапой не вожусь!
И села за свою парту.
Василиса снова мне улыбнулась, а я улыбнулся Горбунькову:
– Пошли с нами? Нас уже четверо, будешь пятым.
– Я пойду, – без заминки ответил Горбуньков. – А можно с сестрой?
– У тебя есть сестра? – удивился я. – Чего ты раньше не говорил? А сколько ей лет?
– П-пять, – снова начал заикаться Горбуньков. – В детском саду к-карантин, так она на м-моей шее с-сидит. Её Настя зовут.
– Очень красивое имя, – сказала Василиса. – И популярное.
– Ну, – заметил я, – лет через двадцать станет редким. С именами всегда так. Это только моё имя обычное. Иваны на Руси были, есть и будут всегда.
Лёха сидел во дворе на лавочке. Ждал нас. Когда мы появились, он вскочил. По его лицу было видно, что он рад всей нашей компании. Даже Горбунькову.
По дороге мы забрали Настю из дома и заверили маму Горбунькова, что всё с её дочкой будет в порядке, мы с неё глаз не спустим. Мама Горбунькова дала нам в дорогу пирожков с яблочным повидлом и хотела ещё положить в пакет куриных котлет, но мы сказали, что пирожков хватит.
Нельке мы позвонили с мобильника Горбунькова, у него оказался классный мобильник с фотоаппаратом, и договорились, что будем ждать её у выставочного зала. Я и не знал, что у Горбунькова есть мобильник, да ещё с фотиком, и тут же вспомнил про «Оку».
– А чего ты его с собой не носишь? – спросил я.
– Т-так мне его т-только вчера п-подарил мой д-дядя, – сказал Горбуньков. – Он в г-гости п-приезжал, из М-москвы. Н-но я пока н-не знаю, к-куда нажимать.
– Ничего, – успокоил я его. – Я тебе покажу.
– С-спасибо, – сказал Горбуньков.
– А откуда у тебя телефон Нельки? – Кощей схватил меня за локоть.
– Вчера сказала, – спокойно ответил я. Вот и запомнил. У меня память на числа.
Весело мы шли. Лёха по дороге решил продемонстрировать на Горбунькове несколько боксёрских ударов. Всё-таки Кощей без царя в голове. Но я сказал, что лучше бы он продолжал тренироваться на своей боксёрской груше и вообще не мешало бы ему перед Горбуньковым извиниться, а не оттачивать на нём свои приёмчики.
После этих слов Кощей неожиданно исчез.
– Об-биделся, – заволновался Горбуньков. – Теперь снова с-станет злым как чёрт.
– Не станет, – сказал я. – Не дадим.
Тут Лёха снова появился.
В руках у него было шесть вафельных стаканчиков с лимонным мороженым. Он и Нельке купил, только, пока мы до неё добрались, стаканчик подтаял. Лёха бросил его пробегавшему псу. Тот, обалдев от неожиданности, радостно загавкал, не веря привалившему счастью, и одним махом проглотил мороженое.
Нелька нас увидела издалека и побежала навстречу. Красиво она бежала. Так бегают профессиональные бегуны.
– А я занимаюсь лёгкой атлетикой, – объяснила Нелька и засмеялась. – Кто меня сможет догнать?
И она снова побежала, и мы помчались за ней, но потом вспомнили про Горбунькова с его младшей сестрой Настей. Им за нами не угнаться, вот мы и остановились.
– Может, на речку? – предложил Лёха. – А потом по городу прошвырнёмся?
– Нет, сначала в церковь, – сказал я, и Лёша послушно согласился.
У нашей церкви три синих купола, которые видны издалека. Сама она белая и стоит на пригорке. Чтобы подойти к ней, надо пройти по длинной светлой берёзовой аллее.
Я взял на себя роль экскурсовода.
– Когда-то церковь была деревянной, рассказывал я. – Но во время сильного пожара тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года она сгорела. Её возвели снова. На благотворительные пожертвования синеградских крестьян. Поэтому до сих пор церковь в народе называют Крестьянской. А ещё у неё очень нарядная колокольня. В звоннице семь колоколов.
– Они здорово на Пасху звонят, – сказал Лёха.
– Да, – кивнул я. – Мне тоже очень нравится. Звонарям дозволяется звонить вдоволь, в любое время, на радость всему миру! Но такая неделя в году единственная…
– Почему? – спросила Нелька.
– Такие правила. Церковные каноны, – объяснил я. – Звонят в определённый час, определённым образом. А вот на Пасхальную Светлую Седмицу – хоть всю неделю! Праздник.
Я замолчал.
Вспомнил, как красиво звонили колокола и звон их наполнял мою душу покоем. Оказывается, учёные выяснили, что такие недуги, как беспричинное беспокойство, страхи, нервозность, бессонница и депрессии прекрасно исцеляются колокольным звоном. Особенно малиновым. Между прочим, это научно доказанный факт.
– Но малиновый звон, – продолжал я вслух, – никакого отношения к малине не имеет.
– Чего? – не понял Лёха.
– Да нет… ничего… – пробормотал я, – вспомнил просто…
– А ты расскажи, – попросила Василиса. – Ты очень интересно рассказываешь.
– П-правда, – кивнул Горбуньков, а его младшая сестра Настя спросила:
– А малиновый звон, потому что, как малина, сладкий?
– Может, и поэтому, – улыбнулся я. – А вообще, первые колокола с таким звоном начали лить в Западной Европе, в бельгийском городе Малине. У этих колоколов звон благолепный, то есть очень красивый, мягкий, переливающийся…
В это время зазвонили колокола нашей Крестьянской церкви.
– Такой? – спросила Настя. – Это малиновый звон?
– Да, – ответил я.
Мы стояли и слушали, а небо было чистое, как звон, разносившийся над нами, и над берёзовой аллеей, и над белой церковью с тремя синими куполами.
– А теперь – на речку! – вспомнил Лёха. – Последние денёчки остались!
– Почему – последние? – засмеялась Нелька. – Я не хочу последние! Я хочу первые!
– Потому что сентябрь! – крикнул Лёха. – Бабье лето! В октябре не поныряешь!
И мы побежали на речку. Мы ныряли, плавали наперегонки, и вообще было здорово!
А потом мы грелись на песочке и жевали вкусные пирожки с яблочным повидлом.
А потом стали играть в города, фоткать-ся на мобильник Горбунькова, но скоро нам и это надоело, и мы начали носиться по берегу, вопить разные глупости и играть в ловитки, прямо как в детском саду…
И тут Лёха крикнул:
– А малявка где?!
Насти нигде не было. Горбуньков запаниковал и не смог вымолвить ни единого слова. Мы тоже заволновались, заглянули за все кусты – может, она устала, прилегла и уснула. С детьми такое бывает. Да чего там с детьми? Если я устану, усну там, где сяду, – пушкой не разбудишь.
Горбуньков испугался так сильно, что в ужасе произнёс страшным шёпотом:
– Она утонула…
– Глупости! – крикнула Нелька. – Я её только что видела, минуты три назад. Вон у той берёзки.
Мы невольно взглянули на высокую берёзу, которая росла почти у самого берега.
Настя преспокойно сидела себе на толстой ветке и довольно улыбалась. К ветке была привязана тарзанка – верёвка с перекладиной, чтобы раскачиваться и прыгать в воду. И как мы про эту тарзанку забыли? Можно было попрыгать-понырять.
– Как ты туда влезла? – удивился Лёха.
– Очень просто! – засмеялась Настя. – По лесенке!
К берёзе с обратной стороны и правда была приставлена деревянная лестница. Видно, для того, чтобы было удобней добираться до тарзанки. Предусмотрительный у нас народ.
– П-почему ты м-молчала? – рассердился Горбуньков и забегал вокруг берёзы. – М-мы тебя з-звали! Н-ну-ка сейчас же слезай!
– Не слезу! – засмеялась Настя. – И всё маме расскажу! Как вы про меня забыли! Все пирожки съели, а мне не дали! Жадины-говядины!
– Да вот твой пирожок! – возмутился Горбуньков. – С-слезай, иначе я его сам съем!
– Мы про тебя не забыли, – крикнули мы хором. – Извини нас!
– Я тебе куклу подарю, – пообещал Лёха. – Шикарная кукла! Говорит «мама».
– А я подарю перламутровый гребешок! – засмеялась Нелька.
– А я – розы! В нашем саду очень красивые розы! – улыбнулась Василиса.
Кстати, после речки она совсем не пахла, а как надела свой свитер с джинсами, я снова почувствовал этот странный запах… кажется, какого-то лекарства… или лекарств…
– Я тебе подарю говорящее волшебное зеркальце! – пообещал я Насте.
– Хорошо, – согласилась сестрёнка Горбунькова и ловко спустилась с берёзы. – Давайте!
– Сначала п-поешь, а всё остальное п-потом, – Горбуньков отдал сестре пирожок.
– Не врёте? – сощурилась Настя и пригрозила: – А то я снова на дерево влезу!
– Во даёт, – хмыкнул Лёха. – Пошли за куклой! Экскурсия продолжается!
И мы отправились за подарками для Насти.
Домой я вернулся поздно. Мамы ещё не было. Я пожарил картошку, съел половину, и тут раздался телефонный звонок. Он у нашего телефона дребезжащий. Сам телефон старый и пузатый, на длинном проводе, ровесник моей мамы. Но маму старой не назовёшь. Она у меня красивая, только уставшая.
Читать бесплатно другие книги:
