Иванушка Первый, или Время чародея Арутюнянц Карен
Всего лишь на одно мгновение она мелькнула на стене в сполохах молнии! Была гроза, и мне пришлось задержаться на чердаке. Я листал книгу, ударила молния, я вздрогнул, поднял глаза и увидел на стене тень! Это продолжалось всего лишь секунду! Миг, но это была она! Тень руки, а не голубя, как я тогда подумал!
Чья же это рука? Кому она принадлежит? По тени, наверное, невозможно понять – рука мужчины это или женщины, девочки или мальчика.
Но ведь попытаться стоит. Надо её вспомнить и мысленно хорошенечко разглядеть.
Я закрыл глаза и представил эту тень и тени всех пальцев мелькнувшей руки.
Большой палец… Вот он вырисовывается в моей памяти… Вроде – палец как палец… Указательный… тоже ничего особенного… Средний… таких теней, как минимум, полмиллиарда в этом мире… Безымянный тоже обычный… Нет! Стоп! Что это за утолщение на нём? Почти у самого основания… Странное утолщение… Может… кольцо?!
– Ей-богу, кольцо! – выкрикнул я и открыл глаза.
Передо мной на тени дубовой ветки сидела тень кота. Я обернулся. Чёрный кот посмотрел на меня своими жёлтыми глазами, но тут же потерял ко мне интерес и стал наблюдать за воробьём, который осмелился чирикать перед его носом.
Я решил идти дальше и вздрогнул от неожиданности.
На тротуар легла знакомая тень. Тень Елены Прекрасной!
Я снова оглянулся и – точно – увидел Ленку! Она улыбалась мне так, словно я принц на белом коне, а я вдруг понял, что не могу оторвать взгляда от её правой руки и безымянного пальца, на котором красовалось кольцо с большим камнем.
Значит, выследила меня и кому-то рассказала про сундук, не могла же она сама его утащить. И всё из-за говорящего зеркальца?
– Где сундук? – спросил я, глядя ей прямо в глаза.
– Что? – засмеялась Лена. – Какой сундук?
Актриса! Как она здорово притворяется! Из неё точно получится кинозвезда. Будет потом рассказывать, как провела мальчишку-одноклассника, который втрескался в неё по уши.
Ничего я и не втрескался, между прочим! Это была не любовь, а влюблённость, как говорит мама. Влюбленность приходит и уходит. А любовь – никогда!
У меня от этой влюблённости осталось одно возмущение!
Сначала зеркальце Ленке не понравилось – назвала меня дурачком, потом ей зеркальце назад подавай, а теперь отомстила? Как же это подло и глупо!
– Где сундук? – повторил я с угрозой в голосе. – Где мой сундук?!
Лена испуганно посмотрела на меня своими синими глазами и быстро ответила:
– Да какой сундук? Ты о чём? Не знаю я ни про какой сундук!
– Верни сундук! – крикнул я и пошёл на Ленку.
Так, наверное, идут на медведя.
– Мама! – вскрикнула она, попятилась и побежала, а я бросился следом.
Бегает Ленка быстро, но я разозлился так сильно, что ещё немного и догнал бы её у самой школы, если бы снова, как это уже было в воскресенье на переходе, не уткнулся носом в ладонь Сан Саныча. У меня аж искры из глаз посыпались.
– Значит, не только по воскресеньям носимся, – сказал учитель, потирая ладонь, – но и по вторникам… Это уже система.
Я схватился за нос, у меня было такое ощущение, что он сейчас отвалится.
– Постоянство – хорошая черта, хмыкнул Орлов. – Ну-ка, покажи.
Он отодрал мою руку от носа, рассмотрел его, осторожно потрогал и сказал:
– Ничего страшного… Носовой платок имеется?
– Имеется, – прогундосил я.
– Беги в туалет, намочи платок холодной водой и приложи к пострадавшему органу, – он подтолкнул меня к школьной калитке. – Иначе будешь ходить с баклажаном вместо носа. Не смертельно, но смешно. Школе на радость.
– Да знаю я, что делать, не первый раз!.. – пробормотал я, вспомнив про фингал, и поплелся в туалет, прикрывая нос ладонью.
Ленка, разумеется, давно убежала. Ничего, ещё увидимся!..
В туалете на подоконнике сидел Лёха и беззаботно насвистывал, словно ждал, когда я появлюсь со своим распухшим носом, ждал, чтобы спрыгнуть на пол и крикнуть:
– Ничего себе! Кто это тебя так?!
Я достал платок и открыл кран. Лёха внимательно осмотрел мой нос и с уважением кивнул:
– Хороший удар! Ну, чего ждёшь? Давай, оказывай себе первую медицинскую помощь!
– Да какой удар… – сморщился я, прикладывая мокрый платок к «пострадавшему органу». – За Ленкой погнался, а напоролся на Орлова…
– Голову запрокинь, чтоб кровь не приливала, – посоветовал Лёха и развеселился: – За Ленкой? Её не догонишь. Она клёво бегает. Теннисистка. У неё рывок – будь здоров!
Я послушно поднял голову кверху, сразу стало легче.
На потолке сидела муха. Скорее всего, она тоже смеялась надо мной и моим носом. Я подошёл к окну и влез на подоконник. Лёха пристроился рядом.
– Все беды – от девчонок, – заявил он со знанием дела. – С ними не то что носа – мозгов не будет… А чего бежал-то?
Сказать ему про сундук или не стоит? Вообще-то, Лёха надёжный парень.
Я вздохнул и рассказал всё, как есть.
– Её рук дело, – подытожил Лёха. – Больше некому.
Нос заныл, но терпеть было можно.
– Есть предложение, – Лёха оживился. – Последить за ней надо! Сама всё равно не расколется. Я Ленку знаю, будет врать, выкручиваться, слова лишнего не скажет.
– Да как за ней следить? Она сразу нас заметит, – покачал я головой, и напрасно это сделал: кажется, мой нос и вправду превратился в баклажан.
Лёха подумал и довольно похлопал себя по животу:
– А я Ручкину скажу. Ты его видел, он из моего класса. Она Ручкина не вычислит. Ручкина заметить трудно. Он ниже травы и тише этой, как её… пепси-колы без газа!
Лёха засмеялся. Я тоже осторожно улыбнулся, мой баклажан хлюпнул – одобрил Лёхину идею. И мы разошлись по своим классам.
Василисы не было: наверное, к бабушке собралась, в больницу. Горбуньков тоже куда-то пропал. А Лену я не видел, не слышал. Словно её и нет в этом мире. Может, она вообще инопланетянка и сидит не в трёх метрах от меня, а где-нибудь на своей планетке, в какой-нибудь другой системе, и, скажем, жуёт свой инопланетный попкорн. И журнал инопланетных мод листает. Ленка – она везде Ленка. Она несколько раз опасливо зыркнула в мою сторону, я это затылком почувствовал. А мне хоть бы хны, я в окно смотрел, на ворону. Во всяком случае, ворона честнее. Сундуков чужих не таскает.
На перемене я нашёл Лёху и мы с ним всё Ручкину объяснили. Правда, Ручкин сказал, что у него свободного времени всего час, а потом – литературный кружок. Но этот час он посвятит слежке за Еленой Прекрасной.
– Чего-о? – набычился Лёха. – Какой ещё литературный кружок? Сказано – следить, значит, будешь следить у меня, как миленький! А не то…
– Не, Лёх, – перебил я его. – Так не пойдёт. Нам Ручкин ничего не должен.
– Это он тебе не должен, – сверкнул глазами Лёха, – а мне должен!
– Но мне-то не должен, – парировал я и обратился к Ручкину: – Значит, так, ты часок этот за Леной походи. Если что подозрительное заметишь, позвони мне, пожалуйста. Я дома буду ждать. У тебя точно есть время?
Ручкин кивнул, и я протянул ему листок с номером моего телефона.
– А если я ничего подозрительного не замечу? – спросил Ручкин. – Не звонить?
– Всё равно звякни, – сказал Лёха. – И мне тоже позвони, понял? Держи в курсе. Иначе я из тебя Ножкина сделаю!
– Понял, – Ручкин вздохнул. – Исключительно из уважения к Ивану.
– Чего-о? – удивился Лёха. – Грамотей! Сейчас у меня по кумполу получишь!
– Лёх, – заметил я, – если мы не будем друг друга уважать, ничего не получится.
– Чего-о?! – вскипел Лёха. – Сейчас я и тебе две макушки сделаю!
– У меня уже две, – улыбнулся я.
– Значит, будет три! Короче, ботаны, сами разбирайтесь. Если чё, зовите. Проблему решим, – бросил он через плечо и, насвистывая, пошёл в кабинет истории.
После уроков я минуты три наблюдал за тем, как Ручкин начал слежку за Леной.
Она вышла из школы и свернула не налево, как обычно, когда шла домой, а направо. Ручкин семенил за ней на расстоянии примерно тридцати шагов, то и дело озираясь, словно что-то ищет. Когда они дошли до угла, я потерял их из виду.
Я рванул домой, опасаясь, что Ручкин позвонит раньше, чем через час. Сел у телефона и принялся ждать. Я волновался. Вдруг шестиклассник узнает что-то важное про сундук! Если честно, я не очень представлял, как он это сделает, но вдруг!
Чтобы хоть как-то убить время, я открыл рукопись Волшебника и стал читать дальше:
Я понял, что надо делать! Как замедлить Время без особого вреда для людей. Для начала я создам Мир всеобщего порядка и гармонии! А для этого следует забыть не только про зло, но и про добро! Что есть зло без добра? Пустой звук. Не будет добра, не бывать и злу! И мир людей угомонится без ненужных ссор и обид, войн и мести, правда, не будут вершиться и добрые дела, но ведь на свете существуют труд, семья, дети, знание. У человечества всё равно останется чем заняться. И время тогда потечёт в сто раз медленнее, а значит, Кристина будет жить, как и я, – тысячу лет!
Всё-таки я оказался прав. Волшебнику не хочется терять любимую в Океане Времени…
Ровно через час позвонил Ручкин. Я поднял трубку.
– Лена посетила кондитерскую и купила пончики, – сообщил он. – После кондитерской она зашла в букинистический магазин. Через несколько минуту она вышла, позвонила по мобильнику, и к ней подъехал автомобиль марки «Ока». Она села в него и уехала.
– Что?!! – крикнул я, но взял себя в руки. – А за рулём водитель сидел?
– Конечно, – удивился Ручкин. – Как же без водителя? Машину вёл полицейский.
Часть третья
Золото
Глава 1
День, отклонившийся от потока времени
В магазине «Старая книга» я был через пятнадцать минут.
– Привет, Вань, – кивнул мне букинист дядя Гриша. – Давно не заходил, где пропадал?
– Школа же! – выдохнул я и пробежал глазами по стеллажу с книгами, недавно поступившими в продажу.
– А, ну да… – вздохнул дядя Гриша. – Школа – это школа… Это святое… А чего ищешь? Может, подскажу? Ну давай, колись, по глазам вижу – в коллекционеры подался?
– Книга! – едва сдерживаясь от волнения, произнёс я. – Старая! Очень!
– Вань, ты как с Луны свалился, – дядя Гриша недоумённо повёл бровью. – У меня все книги старые. Очень! В нашем городе только у меня такие. Старее не бывает. Вот, скажем, «Приключения Ани в мире чудес», тысяча девятьсот восьмого года! Ты представляешь, это же русское издание «Алисы» Льюиса Кэрролла! Оно на вес золота! И вот так запросто стоит у меня на полочке, бери не хочу!.. Или «Гамлет» Шескпира! Ты когда-нибудь такого «Гамлета» встречал? Шедевр, а не книга!
– Дядя Гриша, – перебил я его и посмотрел прямо в глаза. – Вам сегодня ничего интересного не приносили?
– Сегодня? – переспросил дядя Гриша. Иногда он вёл себя, как маленький мальчик, почему-то начинал врать и изворачиваться, даже если у него спрашивали простую вещь, например, какая вчера была погода. – Сегодня… Дай-ка подумать… Вань, вот ты не поверишь, не помню, что было пять минут назад, а спроси, на каком трамвае я ехал в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году с Казанского вокзала до Преображенской площади в Москве, скажу. На седьмом номере.
– Дядя Гриша, – я покачал головой, лично я от вас ничего скрывать не буду. Пятнадцать минут назад сюда вошла девочка, побыла недолго и вышла. Она могла просто так к вам зайти. Но я эту девочку хорошо знаю. Просто так она в книжные магазины не заходит. И вообще, если она заходила сюда не просто так, а, скажем, по делу, то ей ведь всего тринадцать лет. А сделки подобного рода с несовершеннолетними запрещены законом! Так что если вы мне не расскажете правду, то просто так…
– Вань, ты чего заладил «просто так, просто так»? – обиделся дядя Гриша. – Не было никаких сделок. Ты за кого меня принимаешь? Я что, жулик какой?
– Хорошо, извините меня, дядя Гриша! – мне стало неловко, но я всё равно не отвёл взгляда. – Но ведь девочка заходила? Этого вы отрицать не будете?
– Ну заходила, и что с того? – пожал плечами дядя Гриша. – Цаца этакая, показала книжку, потрёпанную, на английском языке. Спросила, может ли она её сдать и сколько такая стоит. Я сказал, что у детей книг на продажу не беру, пускай лучше возвращается домой и хорошенько подумает, стоит ли таскать с родительской полки такие редкие книги. Она фыркнула и ушла… Я чего-то не пойму, это твоя книга, что ли?
Я пропустил вопрос мимо ушей и быстро спросил:
– На обложке лев с золотой короной? И называется «Зе Кинг Артур»?
– Именно, – кивнул дядя Гриша.
У тебя спёрла?
– Спасибо, – ответил я и, не попрощавшись, выскочил из букинистического.
– Ну и куда мне теперь с этим идти? бормотал я, шагая в сторону её дома.
Я остановился на перекрёстке. Нет, так дело не пойдёт. Надо всё обдумать. Или с кем-нибудь посоветоваться. Одна голова, как говорится, хорошо, а две – хоть и не три, всё ж таки на одну больше… Но с кем?
– Вань! – услышал я откуда-то сверху.
Я поднял голову и увидел Петра, выглядывавшего из окна. Надо же, ноги сами привели меня к его дому. Расскажу всё художнику, он посоветует, как быть… Нет, не всё. Только про книгу… Да нет, просто спрошу про Лену, ведь она его племянница.
– Заходи! Если не торопишься, – позвал меня Пётр. – Чаем угощу, настоящим, мне из Индии привезли. И сушки вкусные, с бразильским орехом!
Через минуту он открыл мне дверь и, прихрамывая, провёл на кухню, разрисованную драконами и тиграми. На столе уже стояли две пиалы и прозрачный заварочный чайник с чаем.
– Что у вас с ногой? – спросил я.
– Да во время пробежки подвернул, решил дома посидеть, вроде как отпуск за свой счёт, – хмыкнул Пётр. – А ты чего какой-то озабоченный?
Неужели у меня всё на лице написано? Уже второй человек замечает.
– Рассказывай! Может, помогу чем, – Пётр разлил чай по пиалам. – Горячий, недавно заварил. Угощайся.
– А Лена – ваша родственница? – неожиданно спросил я.
– Какая Лена? – удивился Пётр, прихлёбывая из пиалы.
– Елена Прекрасная, – уточнил я. – Из моей школы.
– Никаких Елен Прекрасных и Василис Премудрых я не знаю, – улыбнулся Пётр.
Ага, и про Василису вспомнил! Что-то тут не так. А может, к слову пришлось? Сострил?
– А она говорила, что вы её дядя, – сказал я и соврал: – Что тату обещали сделать.
– Да нет, Вань, ты что-то путаешь, – он посмотрел на меня такими честными глазами, что я поверил. – У меня нет ни братьев, ни сестёр. Я единственный сын. Поэтому и племянниц у меня никогда не было.
– Наврала, значит, – произнёс я вслух.
– А кто это? – спросил Пётр. – Не дочка Гор Горыча Прекрасного – нашего главного полицейского? Такая же толстушка?
– Да, его дочка, – ответил я, – но она худая… Ну я пойду.
– А чай? – огорчился Пётр. – Ты даже не попробовал.
– Спасибо, я в другой раз. Вы не обижайтесь, я спешу. Мне надо.
– Ну как знаешь, а то смотри, индийский. Правда очень вкусный, – с надеждой добавил Пётр, но я уже направился к выходу.
Погода испортилась, и нагнало тучу во всё небо.
Не успел я отойти от подъезда, как у тротуара с грохотом притормозил Толян.
– Вань! Ну ты где?! Я тебя по всему городу ищу! Нам к бабке пора! – крикнул он.
Не дадут мне сегодня дойти до Елены Прекрасной!
– Я, наверное, не смогу, – попытался отказаться я. – Дел много!
– Да ты что? Какие дела? Сегодня решающий день! Если ты не скажешь про меня старушке, считай, зря работали! Они там, в особнячке своём, к большому празднику готовятся! У бабульки юбилей, девяносто лет! Если меня на этот семейный праздник позовут, считай, наша с Викой свадьба не за горами! Садись! Будь другом! Не доводи до киднепинга!
Если кто не знает, киднепинг – это похищение детей с целью выкупа. Пошутил Толян. Глупая шутка. А может, и не глупая. Может, я с этим сундуком вообще перестал юмор понимать.
Я сел на «Харлей», и мы помчались к особняку Соловья.
В тот вечер я рассказал будущей юбилярше сказку про жениха, которого царь послал за молодильными яблочками, на верную погибель, в Кащеево царство, чтобы к дочке царёвой не приставал. А тот оказался молодцом: сначала Бабу Ягу вокруг пальца обвёл, потом Змею Горынычу все бошки открутил, ну и, наконец, избавил заколдованную Царевну-лягушку от присутствия Кощея Бессмертного. Бабушке нашей сказка очень понравилась, она меня одарила кокосом, ананасом и связкой бананов с барского стола, а я сказал:
– Сказка ложь, да в ней намёк!
И замолчал. Заинтриговал старушку. Она посидела в своём кресле, покряхтела, а потом всё-таки не выдержала и проскрипела:
– Какой это такой намёк? И кому? Старушенциям дряхлым, что ли?
– Есть у меня друг, хороший человек. Вы его знаете. Толян это, – напомнил я.
– Ничего себе парнишка, – кивнула Глафира. – За нашей Викой увивается.
– Любят они друг друга, – сказал я. – Очень. Толя – Вику, а Вика – Толю. Как Ромео с Джульеттой.
– Знаю, – подтвердила Глафира. – И молодым палки в колёса вставлять не собираюсь.
– А у вас скоро юбилей, – напомнил я.
– Девяносто! – ответила Глафира. – И до ста доживу!
– Конечно, доживёте! – поддакнул я.
– Так чего надо-то? – Глафира уставилась на меня своими хитрыми глазками, но я не успел ответить, она хохотнула, видно, придумала что-то, и пообещала: – Быть твому Толику женихом нашим. Ты тока ему не говори. Ты ему скажи, чтоб на «Харлее» своём меня прокатил, тогда на юбилей-то и позову! А заодно и внучку свому, Генке, мозги вправлю, чтоб молодых зазря не нервировал. И другу скажи, чтоб прокатил меня на той скорости, сколько мне годков стукнет!
Я даже онемел от изумления. Значит, бабушка не против Толяна? И внука своего – Соловья – уговорит? Да ещё и на «Харлее» желает прокатиться. Ничего себе!
– Чего смотришь? Или ты думаешь, бабка с ума сбрендила? А вот это видал?
И вдруг она, представляете, упёрлась ладонями в подлокотники своего кресла и… встала! Так, значит, она ходит? А я то думал, что она к этому креслу прикована из-за болезни!
– Да нет, милок, – угадав мои мысли, с гордостью заявила Глафира, – в нашем роду все до того света своими ногами дошли! Мы – Соловьёвы, а не какие-нибудь Попугаевы!
– До какого света? – не понял я.
– А который в конце тоннеля! – она захихикала, да так, что у меня аж волосы на голове зашевелились.
Как же она иногда похожа на колдунью! И нос крючком, и искры из глаз!..
– И ты, конечно, приходи на мой юбилей, – сказала мне на прощание Глафира. – В воскресенье празднуем. А до того дня свободен…
Я отправился домой. Поздно уже было идти к Елене Прекрасной за сундуком.
В том, что он у Ленки, я был уверен на все сто. Где же ему ещё быть? Наверное, ей папочка помог сундук утащить, с помощником своим! На «Оке» и увезли…
Как же так? Неужели на подобное способен подполковник полиции?! А с другой стороны, он ведь не знал, что я нашёл сундук раньше, чем Ленка. Это любая криминалистическая экспертиза докажет. Всюду – мои отпечатки пальцев!
Значит, я тоже имею право на сокровища.
Дома меня ждала мама. Мельком взглянув на кокос, ананас и бананы, она сердито бросила:
– Ты снова был у Соловьёвых?! Я же просила, чтобы ты не ходил к ним! Просила?
– Мам, ну почему? Ты хотя бы объясни!
– Не буду я ничего объяснять! – вдруг крикнула мама, хотя никогда на меня не кричала.
Я даже испугался. Мама это заметила и ещё больше разволновалась. А мне захотелось зажать уши и провалиться сквозь землю.
– Не смей к ним ходить! Слышишь?! Я не девчонка, чтобы отчитываться перед тобой!
До нас докатились аккорды: это Пупс засел за своё фортепиано. Может, он услышал, как кричит мама, и решил её заглушить? Он играл что-то громкое, но я никак не мог понять, чья это музыка, – Бетховена или Баха. Я ведь и мелодии могу сразу узнавать, если слышал хотя бы раз в жизни. А сейчас почему-то не смог. Может, из-за маминого крика.
Мама замолчала, ушла в свою комнату и прикрыла дверь. Никогда она так не делала. Мы ведь раньше не ссорились.
Мне стало ужасно грустно. Даже захотелось пойти к нашему соседу-бухгалтеру и послушать, что же он играет. Чего у него не отнять, так это музыкального таланта. С душой он исполняет. В музыке это самое главное.
Вообще, всё в жизни надо делать с душой. Вот только ругаться не стоит. А может, и ругаться, но потом мириться.
Я постоял у маминой двери и пошёл в свою комнату. Раскрыл рукопись Волшебника Касмандьёрки Тринадцатого.
День, отклонившийся от потока Времени. Я запомню его надолго. Я не желал ничего такого, что могло бы нарушить ход вещей. Почему же в кофейнике вместо кофе уголь? Почему кошка улетела с птицами на юг? Почему отцы кричали на своих сыновей, сидя на печных трубах, а матери кормили детей вениками? Почему я не смог остановить ветер? Почему я прослезился, глядя на заходящее солнце и розовеющие облака? Почему я разлюбил Кристину и спокойно сплю, позабыв про то, что собирался сделать для людей?
Глава 2
Волшебный дар
На уроке литературы в кабинет ворвалась ассистентка Ксюша. Она помахала мне рукой и бросилась к учительскому столу, не глядя на Сан Саныча, стоявшего у окна спиной к классу.
– Здравствуйте! У меня есть разрешение от директора и освобождение на целый день, мы снимаем фильм, Ивашов – дублёр главного героя, Ваня собирайся!
И только тогда посмотрела на Орлова, который в этот момент повернулся к ней.
– Ой! – вскрикнула Ксюша. – Сан Са-ныч! Здрасьте! А я и не знала, что вы в городе!
– Вы ошиблись, девушка, – спокойно произнёс Граф Орлов. – Но очень приятно сознавать, что ученик нашей школы занят в съёмках кинокартины. Ивашов, тебя ждут.
Ксюша уставилась на него, но ничего не сказала, только захлопала глазами, а я поднялся из-за парты, взял рюкзак и направился к выходу. Все, включая Ленку и Василису, проводили меня изумлённым шёпотом:
– Ничё себе!..
Мы вышли.
«Странно, – подумал я. – Она смотрела на Графа так, словно знает его сто лет, а он… Да он же отшил её! Заставил замолчать! Но почему?!»
Ксюша шла по коридору, не говоря ни слова, будто воды в рот набрала. Да и я тоже молчал. Что-то тут не так. Очередная загадка. Я бы спросил, но она вдруг схватила меня за руку и понеслась по школе.
Через минуту, проскакав мимо неизвестно чем недовольной бабы Шуры, мы выскочили на улицу.
У калитки нас ждал автомобиль, водитель приветливо кивнул мне, и через секунду мы помчались по городу к нашему заброшенному особнячку на Большой Моховой.
– Вот согласие от мамы, – я достал из рюкзака сложенный листок и протянул Ксюше.
– Спасибо, – буркнула она. – Надо бы у юриста заверить. Ладно, я этим сама займусь. И договор, кстати, подпишем. Где твоя мама работает?
– В больнице, – ответил я.
Мы снова замолчали.
Нет, правда, всё это было ужасно странно. Иначе и не скажешь. Ведь Ксюша поздоровалась с Графом так, как здороваются с хорошими знакомыми! А он прикинулся, что видит её впервые. Странно, ох как это странно! А разве не странно, что Лена стащила у меня сундук? Зачем он ей? Ну взяла бы книги, подвенечное платье и другие сокровища. Неужели она отомстила мне за то, что я подарил волшебное зеркальце младшей сестре Горбунькова? Как-то не укладывалось в голове. Чепуха! И почему сундук исчез именно тогда, когда в городе начались съёмки «Времени Чародея»? Тоже совпадение? Снова я не успел допросить Ленку с пристрастием! А Пупс? Дарит всем голубые розы! Ну не странный тип?
– А что я сегодня должен делать? – спросил я, мне надоело молчать.
– Ой, хорошо, что напомнил! – зачастила Ксюша. – Совсем забыла проинструктировать! Короче, ничего особенного! Ты должен открыть волшебный сундук и произнести заклинание! Потом ты взлетишь метра на полтора и вылетишь в окошко! Может, и не вылетишь, – всё равно будет компьютерная графика. Вот текст заклинания.
Она протянула мне страничку и я прочитал вслух:
– Энде фориге аштрафине, косма фельтика серга! Ля бишкин торба анеморба! Флинт себирик, дындыр!
– Учи-учи! – хихикнула Ксюша. – В жизни пригодится.
– Я уже запомнил, – ответил я.
– Да ну? – не поверила она и отобрала у меня листок.
Я с выражением продекламировал:
– Энде фориге аштрафине, косма фельтика серга! Ля бишкин торба анеморба! Флинт себирик, дындыр!
– Гениально! – вырвалось у неё. – Слушай, да с такой памятью ты всю роль за час вызубришь! Надо Карякину сказать!
– Зачем? – спросил я.
– Да актёр-то наш всё болеет, – вздохнула Ксюша. – Свинкой! Ты представляешь? Угораздило! А ты… да ты лучше него! Ты ж подарок судьбы!
Ксюша радостно засмеялась и толкнула меня локтем. Мне тоже стало весело, и на время я забыл про все странности, которых в моей жизни появилось столько, что лучше о них и не думать. Ну хотя бы денёк отдохнуть от них можно?
– А как я буду летать над сундуком?
– На лонже! Знаешь, что это такое? спросила Ксюша.
– Да, – кивнул я. – Верёвка такая, ею акробатов в цирке страхуют. Они на ней повисают, если падают вниз.
– Не совсем верёвка, да ладно, это неважно!