Соперница Аладдина Шахразада
Средний шахзаде отправился в путь. Прошел день, три дня, пять. Наконец средний сын падишаха возвратился.
– Батюшка, – обратился он к падишаху, – радостная весть! Я нашел для тебя лекарство. Это земля со дна пропасти, что за Семью Холмами. Из такого далекого, такого глубокого места, куда до сих пор никто не спускался!
– Сынок, – печально сказал падишах, – когда я был молод, я ездил туда охотиться на уток. Ты хотел помочь мне, но не смог…
Вот так во дворце и потеряли надежду вылечить глаза падишаху… И тут приходит к падишаху его младший сын и говорит:
– Батюшка, я поеду искать лекарство от твоей болезни.
– Оставь это, сынок, – устало закрыл слепые глаза падишах. – В этом мире нет места, которого не касалась нога моего коня.
Как ни уговаривал падишах младшего сына отказаться от своего намерения, тот не послушался. В конце концов, отец с сыном обнялись и простились.
Выйдя от падишаха, юноша направился в дворцовую конюшню. Там он увидел необычного жеребенка. «Это будет мой конь», – подумал юноша и приказал поставить жеребенка отдельно и кормить особо, ячменем и изюмом. Сорок дней жеребенка кормили так, как велел младший шахзаде, и поили теплым молоком.
На сорок первый день шахзаде увидел, что конь стал могучим, как лев, громко ржет. Шахзаде велел также пустить по арыкам воду на специально выделенное поле. Это поле поливали тоже сорок дней. Младший из сыновей падишаха сел на коня и отправился на поле, которое поливали сорок дней. Он погнал коня вскачь так, что конь поднял пыль на этом поле. Тогда шахзаде сказал:
– Конь, который сумел поднять пыль на этом поле, достоин стать моим конем.
– Это более чем правда, – согласно наклонила голову Сафият. – Непросто поднять пыль на поле, которое куда больше походит на болото, чем на пашню…
– Ты права. И не каждому батыру подходит такой конь… Итак, пришпорил шахзаде коня и отправился в путь.
Долго ли ехал шахзаде, коротко ли, прошли ночь за ночью. На третью ночь шахзаде на неведомой равнине увидел нечто странное: вдали сверкнуло что-то необычное, ни на что не похожее – будто среди ночи упал на землю кусочек солнца. «Что это такое?» – подумал шахзаде и направил коня в ту сторону. Подъехал он поближе, смотрит – это светится перо неведомой птицы. Поднял он перо, стал вертеть его и разглядывать, а потом решил: «Возьму с собой, может, на что-нибудь пригодится». Только он это подумал, как послышался ему таинственный голос: «Остерегись, шахзаде, не бери. Это перо принесет тебе несчастье». Но шахзаде не обратил на голос никакого внимания, положил перо в карман, вскочил на коня и двинулся дальше.
Проехал шахзаде путь в несколько дней. В неведомом городе остановился он в караван-сарае, а хозяйкой того караван-сарая была седая старуха.
– Нет у меня мест! – сказала она.
Но шахзаде дал старухе несколько золотых – и она тут же переменилась:
– Милости просим, сынок, милости просим. И твоему коню найдется место, и твоей собаке!
Так шахзаде поселился у старухи.
Сафият мельком улыбнулась.
– Седая старуха?..
– О да, – важно кивнул Галиль. – Какой же еще может быть старуха – хозяйка постоялого двора где-то в неведомых землях?
– Молодой красавицей, например…
Сказитель поджал сухие губы.
– Молодой красавицей может быть хозяйка постоялого двора только в сказках. А я повествую тебе о событиях давних, но произошедших на самом деле…
– Да будет так, – кивнула Сафият. Но глаза ее продолжали смеяться.
Как раз в этот день властитель той страны, вдовый падишах, велел глашатаям объявить, чтобы ночью никто не зажигал огня. Но не слышал глашатаев шахзаде, ибо еще и до города не добрался. Вечером же, войдя в свою комнату, он разделся, умылся, а перо, которое было у него в кармане, положил вместо лампы и лег спать. Падишах ночью вышел погулять и увидел в окне караван-сарая яркий, словно солнечный, свет.
На следующее утро в караван-сарай приходят придворные и спрашивают, кто живет в той комнате, где горел свет. Вышел юный шахзаде. И придворные отвели его к падишаху.
– Отчего ты ослушался моего указа и зажег огонь? – сурово спросил падишах.
А юноша ответил:
– О мой падишах, я чужестранец, устал в пути и рано лег спать. Огня я не зажигал, а свет давало перо, которое я нашел на дороге.
– Отдай мне его! – приказал падишах.
– Слушаю и повинуюсь, мой падишах, – ответил юноша, принес птичье перо и отдал его падишаху.
Изумился падишах невиданному птичьему перышку: он и так вертел перо, и этак – забавлялся. А юношу отпустили на свободу. Птичье перо освещало покои дворца так, что глазам было больно. Падишах радовался этому, как ребенок, то и дело спрашивая у своего везира: «Ну, есть ли на свете кто-нибудь счастливее меня?» Так прошел день, затем три, а затем и пять дней. На шестой день падишах вновь спросил:
– Есть ли кто-нибудь счастливее меня?
И коварный везир ответил:
– Конечно нет, мой падишах. Но только… Какова же должна быть сама птица, если ее перо так сияет? Непременно нужно ее отыскать. Не дело моему великому властелину довольствоваться несчастным перышком.
– Как же это сделать? – задумался падишах.
– Прикажите юноше, который дал вам перо, пусть достанет и саму птицу, – ответил везир.
Падишах тут же позвал младшего шахзаде и приказал:
– Найди мне саму птицу, а не то лишишься головы!
Юноша растерялся, не понимает, как же он попал в такую беду. Возвратился он в караван-сарай, стал чистить скребницей коня и задумчиво пробормотал: «Что мне теперь делать?» В этот миг вдруг заговорил его конь:
– О мой шахзаде, говорил ведь я тебе: «Не бери это перо – беда будет», но ты не послушался. Теперь нужно исполнять приказ падишаха. Мы должны добыть птицу. Знай же, она – падишах всех птиц. Сделаем так. Сейчас ты вернешься во дворец и потребуешь у падишаха жирного мула. После этого мы отправимся к горе Мир-Каф. Раз в год у подножия горы Мир-Каф собираются все птицы мира. День этой встречи наступит совсем скоро. Ты достигнешь подножия горы, там зарежешь мула, разрубишь его мясо на куски и разбросаешь под огромным Деревом Совета. На ребрах мула оставишь немного мяса. Залезешь в его скелет, спрячешься между ребер, закроешь глаза и будешь ждать. Соберутся птицы, самой последней прилетит их падишах. Птицы станут переговариваться, совещаться. Потом их падишах подаст знак к пиру, и птицы набросятся на мясо. Сам же он сядет на скелет мула и станет выклевывать мясо на ребрах. Как только он клюнет, ты просунешь руку между ребер мула, схватишь птицу и, не давая ей крикнуть, завернешь голову под крыло. Потом вскочишь на меня, и мы умчимся.
Шахзаде сделал так, как сказал его конь. Он потребовал у падишаха самого жирного мула и отправился в путь. В нужный час он достиг подножия горы Мир-Каф. Сначала шахзаде спрятал в безопасном месте своего коня. Потом, зарезав мула, разрубил мясо на куски, разбросал их вокруг огромного дерева, а сам спрятался между ребер скелета и стал ждать. Прошло всего несколько минут, и птицы начали слетаться. Они хлопали крыльями и щебетали. Вдруг их голоса замолкли, все вокруг наполнилось шелестом.
Шахзаде поднял голову и увидел, что с неба на землю полилось сияние. Вспомнив советы коня, он крепко зажмурился, чтобы не ослепнуть от яркого света. Медленно, с поистине царским достоинством на землю стала опускаться птица-падишах. Все другие птицы ее встречали поклонами, переглядывались, переговаривались. Наконец совет птиц окончился и птица-падишах подала знак к началу пира. Сама же, сев на скелет мула, принялась клевать оставленные шахзаде кусочки мяса. Тут юноша схватил птицу и засунул ее голову под крыло. Потом он вскочил на коня и направился в город.
Падишах увидел птицу и словно обезумел от радости. Теперь уже весь дворец в любое время дня и ночи был ярко освещен. И падишах опять спросил своего везира:
– Есть ли в этом мире кто-нибудь счастливее меня?
– Конечно, нет, мой падишах, – отвечал везир. – Только нужна ли эта птица здесь… Дворец-то старый… Хорошо бы построить новый дворец, из слоновой кости…
– Как же построить такой дворец? Где взять столько слоновой кости? – спросил падишах. – Да и кто сможет сделать это?
– Кто достал птицу, сумеет добыть и слоновую кость, – ответил жестокий везир.
Падишах тотчас же послал гонца с приказом для шахзаде.
– Здравствуй, брат!
– И ты здравствуй… Я видел Знак…
– Его оставил не я.
Городская стена давала достаточно тени, чтобы у ее подножия могли спрятаться не двое или трое, а целая сотня людей. Вот в этой тени в встретились те, кто прочел Знак. Один из них опустился на корточки, опершись спиной о камни – так привыкли отдыхать дервиши, если им выпадала столь редкая возможность.
– Знак оставил я!..
Тот, кто произнес эти слова, тоже шагнул в густую тень.
– Брат!..
Тот, кто заговорил первым, тяжко качнул чалмой.
– Нет, не так я представлял себе этот миг! Не так… Не думал, что зрелище, которое предстанет перед моими глазами, будет столь удручающим… Во что вы превратили себя, глупцы!..
– На себя посмотри, павлин…
С этими словами в тень шагнул еще один путник.
– Не будем ссориться, братья…
– Мы не братья!..
– Пусть будет так. Однако ссориться нам нельзя… Ибо еще не настал Миг.
– Ты прав, павлин. Миг еще не настал, забот более чем много. А мы не додумались даже пристанище найти.
– Это вы не додумались… – В темноту, опираясь на посох, вошел пятый странник. Он был до оторопи похож и в то же время совершенно не похож на тех четверых, что прятались в густой тени. – Постоялый двор почтенного Ас-Саббаха совсем рядом, до него не больше двух сотен шагов.
– Так поспешим же!..
– Есть еще одно дело, которое следует сделать не медля…
– Если ты о грозе, перепуганный братишка, то она начнется после полудня… Я позаботился и об этом.
– Ты мудр, брат…
Тот, что с посохом, хмыкнул, услышав последнее слово, но спорить не стал. Ибо они действительно вовсе не были братьями, хотя и походили друг на друга, как капли из одной чаши.
Услышав новый приказ, юноша отправился чистить скребницей коня. И опять конь заговорил человечьим голосом:
– Не пристало тебе спорить с приказами повелителя. Давай собираться в путь. Пойди к падишаху, потребуй сотню бочек ракии и отряд солдат. Мы отправимся в лес к слонам. Там есть озеро, к нему в полуденную жару слоны приходят на водопой. Ты выльешь в это озеро всю ракию, а сам вместе с солдатами спрячешься. Слоны напьются воды с ракией, опьянеют до бесчувствия и повалятся спать. Тогда вы все вылезете из своего укрытия и отрубите у слонов бивни.
Юноша сделал именно так, как посоветовал ему конь. Он потребовал у падишаха сотню бочек ракии и отряд солдат, вскочил на коня, и все вместе они пустись в путь. Как только они достигли слоновьего озера, юноша вылил ракию и спрятался вместе с солдатами. Наступила полуденная жара. Пришли слоны. Попробовали они воду и отступили назад. Но когда зной усилился, слоны не выдержали жажды, вновь подошли к воде и стали жадно пить. И вскоре упали без чувств. Тогда солдаты выбежали из укрытия и поотрубали у слонов бивни.
Когда весть об этом событии дошла до падишаха, он от радости просто потерял разум. Сразу же начались приготовления к постройке дворца. Как только прибыла слоновая кость, стали спешно возводить стены, отделывать комнаты и обставлять всем необходимым. Для птицы-падишаха соорудили золотую клетку, украшенную алмазами, и повесили ее в почетном углу дворца. Падишах сел на трон, позвал везира и спросил:
– Есть ли на свете падишах счастливее меня?
– Нет, о мой повелитель, – отвечал везир. – Однако в этом дворце из слоновой кости госпожой-повелительницей должна стать Самая-Прекрасная-в-Мире.
– Кто же не мечтает о Самой-Прекрасной-в-Мире? Ты мечтаешь, мой везир… И я тоже мечтаю. Властители всего мира пытались ее заполучить, но доныне это им так и не удалось. Как же мне заполучить ее?
– Кто добыл птицу, построил дворец, тот сумеет заполучить и Самую-Прекрасную-в-Мире, – пожал плечами везир.
Падишах тотчас же отдал приказ, и шахзаде известили о новом желании повелителя. Бедный юноша, узнав о приказе падишаха, заплакал. В печали отправился он к своему коню, а тот ему сказал:
– О мой шахзаде, была не была… Давай привезем падишаху Самую-Прекрасную-в-Мире и вернемся в родные края. Между прочим, место, которого не коснулся ногой конь твоего отца, – это земля под ногами Самой-Прекрасной-в-Мире. Так мы и приказ злого падишаха выполним, и лекарство для глаз твоего отца добудем.
Сел юноша на коня и отправился в путь. Много дней скакал он во весь опор. Наконец однажды достиг он сада около дворца Самой-Прекрасной-в-Мире. Как только рассвело, конь ему и говорит:
– Теперь, мой шахзаде, ты должен войти в сад и срезать семь ветвей розы, поросших шипами. Самая-Прекрасная-в-Мире до восхода солнца вышивает на пяльцах в розовом саду. Ты должен тихонько, чтобы она не услыхала, подкрасться к ней сзади, схватить ее за волосы и начать бить розовыми прутьями, пока она не скажет «Довольно!». Тогда ты заберешь ее и мы двинемся в путь.
Шахзаде сделал так, как сказал конь. Он вошел в сад и срезал розовые прутья. Тут он увидел, что Самая-Прекрасная-в-Мире красива, как Луна в ясную ночь. Ее золотые волосы укрывают половину сада, а на пяльцы была натянута кисея из лунных лучей. Шахзаде подкрался к ней сзади и, ухватив за волосы, стал хлестать колючими прутьями розы. Наконец Самая-Прекрасная-в-Мире взмолилась:
– Довольно, юноша! Моя жизнь принадлежит тебе. Ведь я и ждала такого молодца, как ты.
Они сели вдвоем верхом на коня и отправились ко дворцу падишаха. Вернувшись, шахзаде передал Самую-Прекрасную-в-Мире падишаху. А землю, которую он взял из-под ее башмачков, крепко завязал в узелок и спрятал у себя на груди.
Самую-Прекрасную-в-Мире отвели в гарем дворца из слоновой кости. Наступила ночь, и старый падишах, предвкушая сладостную негу, подошел к дверям покоев девушки.
– Самая-Прекрасная-в-Мире, открой дверь, я хочу войти к тебе, – сказал падишах.
Но девушка со смехом ответила:
– Ступай прочь, старый дурак… Такого я не впущу тебя к себе. Ты стар!
– Увы, – кивнул падишах. – Это правда, я немолод. Но что же делать?
– За Семью Морями, – отвечала Самая-Прекрасная-в-Мире, – на зеленом острове, пасутся мои кобылицы. Прикажи доставить их сюда. Как только ты искупаешься в молоке кобылиц, сразу помолодеешь. Тогда и приходи ко мне.
– Кто же сможет доставить сюда этих кобылиц? – спросил падишах.
– Тот молодец, что нашел меня, – ответила девушка.
Снова послали за юношей, сообщили ему приказ падишаха. Опять шахзаде идет к своему коню и думает: «Что теперь скажет мой конь?» И конь вновь отвечает ему человечьим голосом:
– Когда доберешься до берега моря, зарежешь сорок буйволов. Их шкуры одну на другую наденешь мне на спину. Сам спрячешься за кустами. Я заржу, и Морской жеребец, раздвинув волны, выйдет из моря на берег. Мы начнем с ним биться. Он начнет рвать шкуры в клочья, но на сороковой шкуре выбьется из сил. Ты тотчас принесешь седло, набросишь его жеребцу на спину и сядешь верхом. Жеребец бросится в море и отвезет тебя на остров кобылиц. Ты поймаешь на острове Рыже-гнедую кобылицу и Темно-гнедую кобылицу и с ними вернешься сюда.
– Жаль, что столь мудрые советчики обитают лишь в сказках…
Сафият потянулась и, конечно, тут же капнула чернилами на платье.
– Какая же я неловкая!..
– Ты просто устала, мудрая книгочея. Слушай же, что было дальше. Шахзаде еще раз послушался своего коня. Добрались они до берега моря. Шахзаде содрал шкуры с сорока буйволов и надел на коня. Сам спрятался за кустами. Конь заржал. Море расступилось, из глубины вышел Морской жеребец и стал биться с конем. Как только он обессилел, юноша тотчас же надел на него седло. Жеребец бросился в море и вместе с юношей доплыл до острова кобылиц. Там шахзаде поймал Рыже-гнедую кобылицу и Темно-гнедую кобылицу и доставил их падишаху.
В тот же вечер падишах пришел к дверям покоев Самой-Прекрасной-в-Мире и спросил:
– Моя султанша, прибыли кобылицы. Кто будет их доить?
– Тот молодец, что привез меня сюда. Пусть покроет голову моим покрывалом, умастится моими благовониями и подоит кобылиц, – сказала девушка.
Снова зовут шахзаде, передают ему новое приказание. Юноша поступил как было велено и выдоил молоко Рыже-гнедой кобылицы в золотое ведро, а молоко Темно-гнедой кобылицы в серебряное ведро и отослал все Самой-Прекрасной-в-Мире.
После этого девушка раздела падишаха и принялась его мыть молоком Темно-гнедой кобылицы. И как только она стала мыть падишаха этим молоком, его тело начало таять. Таяло оно, таяло и истаяло совсем. Остался один скелет. Тогда девушка приказала:
– Возьмите и похороните эту гадость.
Потом девушка омыла шахзаде молоком Рыже-гнедой кобылицы. И шахзаде получил вечную молодость, какая была и у Самой-Прекрасной-в-Мире.
После этого шахзаде стал падишахом той страны. Он устроил свадьбу на сорок дней и сорок ночей и женился на Самой-Прекрасной-в-Мире. Они достигли цели своих желаний…
Вот живут они в веселье и забавах, но в один из дней шахзаде печально вздохнул. Самая-Прекрасная-в-Мире его спросила:
– Почему ты грустишь, мой прекрасный муж? Ты стал падишахом огромной страны. У тебя в женах Самая-Прекрасная-в-Мире…
– Это все так, любимая, – отвечал шахзаде. – Но ведь я сын падишаха. Прошло почти семь лет, как я уехал искать лекарство от болезни моего отца. Мне не дают покоя мысли о нем… О нем и о его неизлечимой болезни.
– Так давай отправимся к нему, – ответила госпожа султанша.
Тотчас же они двинулись в дорогу. Спустя много дней прибыли они в страну шахзаде и послали вперед гонцов с радостной вестью для падишаха. Падишах не мог поверить, что его сын жив. Наконец появился и сам шахзаде.
– Отец, я привез тебе лекарство для глаз, – сказал он.
– Где ты его нашел, сынок? – спросил падишах.
– Это земля из-под башмачков твоей невестки, – отвечал, – отвечал юноша.
– А кто моя невестка?
– Самая-Прекрасная-в-Мире, отец, – сказал шахзаде.
Падишах несказанно обрадовался. Когда же он приложил землю из заветного узелка к глазам, сразу прозрел и стал чувствовать себя так, словно только что родился на свет.
Умолк Галиль. Перестало скрипеть перо в усердных пальцах Сафият.
– Непростая история…
Сказочник молча пожал плечами. Да, история была более чем непростой – мудрой и в то же время донельзя наивной. Но сказки обычно иными не бывают: в памяти человеческой обычно остается миг обретения награды, а не годы глупых поступков. Хотя, если бы на глупых поступках хоть кто-то учился, именно их следовало бы собирать, записывать и учить наизусть.
– Удивляет меня, почтенный Галиль, что все истории, которые ты мне рассказал и которые я записала, сколь бы разными они ни были, заканчиваются одинаково. Добро торжествует, зло наказано.
– Воистину это так, уважаемая! Я и сам много думал об этом, много раз этому удивлялся. Должно быть, это оттого происходит, что человеку хочется надеяться на лучшее, хочется как можно быстрее забыть плохое, иногда и вовсе стереть его из памяти.
– Но человек же учится на ошибках…
– Лишь мгновение назад я и сам вспомнил эти слова. Но заметь, разумная Сафият, что он учится лишь на собственных ошибках. Чужие для него будто не существуют. Или ошибками не являются. Будь это иначе, именно глупости, ошибки, заблуждения стоило бы собирать, записывать и учить наизусть…
– Воистину ты прав, достойный сказитель… Хотя мне иногда так хочется услышать сказку, которая рассказывает о совсем ином… В которой добро побеждено злом… Или смерть настигла главного героя за миг до торжества справедливости… Или…
– Бойся желаний, уважаемая… Они имеют обыкновение сбываться, причем в самый неподходящий момент.
Сафият пожала плечами. Отчего она должна этого бояться? И что плохого в том, что ей захотелось услышать сказку, не похожую на все остальные…
Свиток третий
Алим поправил кожаный ремешок сандалии. С самого утра он чувствовал какое-то неудобство, что-то за пределами его понимания беспокоило его. Хотя ни удобные сандалии, ни привычное платье на широких плечах, ни уютная курительная не изменились. Не изменился и он сам, оставаясь все тем же великим магом, неспящим Алимом, волей и воображением Мераба обретшим тело.
Почти, к счастью, не изменился и мир вокруг него. Все так же правил прекрасным Медным городом Мераб-халиф, все так же сопутствовала ему Хаят-повелительница, по-прежнему влюбленная в своего мужа. Не спешили падать стены дворцов, торговали в своих лавках купцы, суровые стражники все так же хранили покой города, на который все так же никто не посягал.
Менялось лишь неумолимое время. Оно не останавливалось ни на миг, принося радости и печали, отсчитывая ход жизни каждого смертного и в огромном мире, и в Медном городе. Поэтому в указанный час и ушла из жизни Камиля, прекрасная и нежная, оставшись в памяти неспящего Алима светлой страницей его бесконечной жизни.
Да, Алим был бессмертен. То был один из даров (или, быть может, одно из проклятий) Инсара-магрибинца, могучего мага, искавшего свою судьбу и верившего в свое всевластие. Увы, неверно понятое предсказание убило Инсара. К нему же, Алиму, и перешло все то, чего лишился Магрибинец, – бесконечная жизнь, бесконечная мудрость и бескрайняя жажда обретения новых знаний.
Мераб, ныне халиф, но в далекие времена совсем мальчишка, смог избавить Алима от прозябания на страницах забытой книги, вернув его в огромный мир бестелесным советником-невидимкой. Обретя подлинные силы уже здесь, в Медном городе, халиф Мераб подарил Алиму еще и тело. Теперь он, бессмертный маг, был похож на воина, повидавшего немало кровавых битв, но уберегшегося от тяжелых ран. Виски Алима чуть поседели, и любой посторонний сказал бы, что этому достойному господину, должно быть, недавно исполнилось сорок. Или исполнится через полгода.
Беспокойство не отпускало Алима. Небо было все так же безоблачно, дали все так же прекрасны… Однако утро поздней весны перестало быть для мага радостным – словно темно-серая пелена пала на ставший привычным мир Алима.
– Аллах всесильный, у кого бы мне спросить совета? – пробормотал Алим, неспешно спускаясь в парадные комнаты. – Клянусь бородой пророка, я был бы сейчас рад даже глупым вопросам Инсара…
«Тогда, должно быть, мое появление порадует тебя…» – в разуме мага зазвучал мягкий женский голос.
– Хусни… Красавица…
«Да, мой далекий друг, это я…»
Алим заулыбался. Всегда приятно получить весточку из тех далеких дней, когда ты был молод.
– Как же тебе удалось отыскать меня?! Как ты смогла освободиться от оков книги?
«Отыскать тебя было нетрудно – наши души связаны с далеких дней и по сю пору… Избавляться от оков мне не понадобилось: я по-прежнему живу в теле царевны Будур и обитаю в истории о ревнивой лампе… А муж мой – все тот же добрый Аладдин, который все так же не чает во мне души…»
Алима нелегко было удивить. Но Хусни это удалось.
– Похоже, моя греза, твои силы несказанно возросли…
«Нет, Алим, я осталась такой же, как и была. Мераб смог освободить тебя… Мне же он просто показал дорогу в огромный мир. И теперь я могу, когда пожелаю, покидать страницы и наслаждаться изменениями вокруг, а потом возвращаться обратно, в историю о том, как я стала царевной и любимой женой».
– Женщины всегда были мудрее мужчин, – пробормотал маг. – Тебе удалось то, на что у меня не хватило бы сил…
«Оставим пустые славословия… Время не ждет!»
– Время, прекраснейшая? Отчего ты заговорила о нем?
Алим словно наяву увидел теплую улыбку девушки.
«Я отыскала тебя, мудрец, среди волн мирового эфира по твоему беспокойству. Оно столь велико, столь сильно напоминает мне крик о помощи, что становится немного не по себе…»
– Крик о помощи? – Маг пожал плечами и попытался прислушаться к себе. Да, беспокойство никуда не ушло. Но оно мало походило на панику.
«Да, крик о помощи. Ты научился хитрить с самим собой, Алим. Тебя снедает непонятная тебе самому тоска, ты видишь мир вокруг посеревшим, подготовившимся к великим бедам. И не можешь признать этого…»
– Должно быть, ты права. Меня действительно беспокоит что-то… Что-то, чего я понять не могу.
«Твое беспокойство не напрасно. Помнишь ли ты тот день, когда превратил далекого полуночного мага-наглеца в пятерых колдунов?»
Алим ухмыльнулся. Пусть случилось это невыразимо давно, но в памяти по-прежнему жило удовлетворение от той победы.
– Да, моя далекая греза, я помню тот день. И твою помощь не забыл.
«Отлично. Тогда тебе надо вспомнить и слова, которыми ты даровал тогда пятерым обрывкам колдуна возможность встречи».
– Зачем, прекраснейшая? И вряд ли я вспомню дословно, что наговорил тогда, в пылу битвы…
«Постарайся, Алим. Это очень важно!»
– Я сказал… что дарую им возможность встречи… Через много сотен лет…
«Нет, ты произнес другие слова. Ну же! Сосредоточься. Как будто впереди экзамен, а наш наставник встал не с той ноги и очень зол…»
Алим прикрыл глаза – привычные стены дома мешали ему. Маг погрузился в воспоминания. Вот перед мысленным взором встали пески, вот по левую руку осталась стена колдовской школы. Вот невидимкой шагает позади Хусни… Вот вышел из ниоткуда прыщавый полуночный маг-недоучка. Вот цветок из сотен и сотен песчинок поглотил надменного кельта…
– Я сказал, что после того, как истечет столько сотен лет, сколько песчинок в этой великой пустыне, они смогут вновь стать единым существом…
«Именно так… Однако сил у твоего врага оказалось больше, чем ты мог себе представить. И он, вернее один из них, сделал так, что человек отобрал у пустыни почти все пески. Оставшиеся песчинки уже истекли. И пятеро надменных кельтов отправились за своим освобождением…»
– Аллах великий…
«Увы, глупый мой друг. Сейчас он тебе не поможет. Вспоминай. Старайся восстановить каждое, ты слышишь, каждое свое слово…»
– Я пообещал им встречу… у стен неведомого города… Нет, не так… – Алим усердно хмурил лоб, пытаясь восстановить в памяти и самый смысл своих слов, и их звучание. К счастью, ему это удалось. Вот он вновь стоит перед расходящимися в разные стороны колдунами, вот чувствует, как дрожат колени, ведь неслышная и невидимая битва отняла невероятно много сил… – Я сказал так: «Если встретитесь у стен города, которого нет, в тот час, когда звезды соединятся в лисий хвост, а полуседая красавица подаст вам амулет, не лежащий ни в каменной шкатулке, ни в деревянном ларце, ни в плетеной корзине… Не покоящийся и не летящий… Не видевший ни света дня, ни тьмы ночи, не принадлежащий ни одному из известных миров и не упомянутый ни в одной из легенд…»
«Да, именно так…»
– Ты хочешь сказать, что пятеро кельтов отправились в путь и нашли такой город?
«Ты понял меня правильно. Они отправились в путь, они нашли такой город… Они ждут указанного тобой часа и ищут полуседую красавицу…»
– Это, конечно, скверно. Но почему ты сейчас заставила меня вспомнить об этом? Пусть себе ищут!
«Воистину, Алим, твой разум весь ушел в пудовые кулаки и широкие плечи! Приди в себя, глупец! Ведь “город, которого нет” – это твой дом, прекрасный, как сон, Медный город, возродившийся к жизни стараниями Мераба-халифа!»
– Ты хочешь сказать, что пятеро колдунов вошли в мой мир?..
«Ну наконец! Да, глупец, именно поэтому так сильно твое беспокойство! Ты просто почувствовал это!»
– Должно быть, они пылают жаждой мести…
«К счастью, месть они оставили на сладкое… Они мечтают соединиться – стать всесильным, всеведающим, всепобеждающим… А уж потом и найти того, кто одержал над ними победу. В этом твое преимущество, мой далекий друг. Ты знаешь об их приближении, а они и понятия не имеют, что вошли именно в твой город… Тебе останется самая малость – опередить их, найдя полуседую красавицу и сделав так, чтобы амулет не был найден».
«И этот лисий хвост… Да, я воистину весь ушел в свои пудовые кулаки… Лисий хвост… Комета…» Алим подошел к окну – натягивало тучи, из-за гор приближалась гроза.
– Неизвестно, существует ли этот амулет… И есть ли в Медном городе хоть одна полуседая красавица…
«Вот тебе и придется все это узнать. Если, конечно, ты хочешь остановить этого вонючего кельта…»
Алим кивнул. Да, ему придется все разведать, разведать, не откладывая в долгий ящик… Не только потому, что он и в самом деле хочет остановить полуночного колдуна, но и потому, или, в первую очередь, потому, что мечтает избавиться от беспокойства, сжигающего его душу и убивающего разум.
Свиток четвертый
– Смотри, Сафият, смотри!
Малика указывала пальцем в распахнутое настежь окно.
Девушка перевела взгляд туда, куда указывала подруга. За окном стемнело так, словно сейчас едва не перевалило за полдень, а уже спустилась долгая зимняя ночь. Порывы ветра становились все резче – они уже не колыхали занавеси, а заставляли их трепетать. Повеяло прохладой.
– Похоже, нас ждет настоящая буря… – пробормотала Сафият. – Давай-ка собираться.
Малика кивнула – она думала так же. Но сбежать казалось ей недостойным. Вот если бы Сафият начала собираться первой… Тогда бы и она с удовольствием отправилась домой.
– Закрой окна, девочка! Книги могут отсыреть…
Сафият аккуратно уложила калам, спрятала чернильницу. Придирчиво осмотрела стол. Нет, ничего не забыла. Все лежит на своих местах. И завтра можно будет продолжить. Ведь Галиль ждать не будет – он аккуратен и педантичен в каждой мелочи. А нерассказанных сказок у него, похоже, еще более чем достаточно… Не следует его злить… Хотя бы до того часа, пока он не расскажет последнюю из известных ему историй.
– Ты закончила, малышка? Пойдем!
Малика кивнула, но решила все-таки выйти после своей старшей подруги. Та умело уложила волосы и теперь закалывала вокруг дивных черных кос тонкую шелковую шаль.
– Какая ты красавица, Сафият!
– Не говори глупостей, девчонка! Ну какая я красавица… Самая обыкновенная…
Малика отрицательно покачала головой – Сафият никогда не могла оценить себя по достоинству.
– Поверь, ты так хороша… Даже эта седая прядь тебя совсем не портит! Откуда она у тебя? Ты пережила великую беду?
Сафият усмехнулась.
– Пойдем!
Девушки спускались по лестнице. Ветер добрался уже и сюда – становилось зябко и неуютно. Пахло грозой. Дождь – обе девушки чувствовали это – начнется совсем скоро.
– Нет, Малика, никакой великой беды, к счастью, я не пережила. Белая прядь у меня с первых лет жизни. Когда-то я надеялась, что все волосы будут такими… А потом привыкла.
С последними словами Сафият вышла на улицу. Ветер, должно быть, уже давно хозяйничал на опустевших мостовых.
Читать бесплатно другие книги:
