Железная леди Дуглас Кэрол
Теперь доктор стал пациентом, и мы вдвоем погрузили бедолагу поперек седла измученного животного. Ординарец подхватил сумку и привязал ее к седлу, после чего повел лошадь с доктором прочь.
Я понял, что выгляжу вполне здоровым, по крайней мере спереди, и поплелся следом за ними, зная, что в докторской сумке у таинственного документа больше шансов попасть в Кандагар и быть обнаруженным, чем если он останется у меня. Ординарец шел быстро, а лошадь при отступлении ценится дороже золота. Тогда я искренне полагал, что умру, – сказал Квентин и замолчал.
– И почему не умерли? – придирчиво спросила Ирен.
– Ирен! – возмутилась я, ошарашенная подобным вопросом.
Она по обыкновению пропустила мою реплику мимо ушей:
– Самая важная часть истории еще впереди, Нелл. – Примадонна подалась вперед, чтобы впиться в глаза Квентина своим магнетическим взором. Она поминала королевскую кобру, когда та гипнотизирует жертву. – Так почему же вы не умерли, как планировал Тигр?
Стенхоуп уставился на нее, а затем рассмеялся:
– Возможно, потому, что я сам почти желал этого. Но Майванд – не то место, где мне удавалось получить желаемое.
Ирен удовлетворенно уселась обратно на покрывало, готовая продолжить расспросы. Как мангуст наслаждается схваткой с коброй, так и моя подруга умела ценить добрый поединок – пусть даже всего лишь дружескую словесную дуэль – и соперника, способного ее удивить. И, как мангуст, она умела делать неожиданные выпады.
Если Годфри Нортон и обладал неоспоримым талантом, бесценным во всех отношениях, так это было умение устраивать дела, хотя такие способности не всегда вознаграждаются по заслугам.
Годфри покинул наш причудливый совместный пикник под пыльными сводами чердака и исчез в бурлящем водовороте лондонской жизни. Через два часа он вынырнул оттуда в новом экипаже и с набором верхней одежды для всей нашей разношерстной компании, в том числе и для Ирен в ее лохмотьях уличного мальчишки. За это время он также снял два номера в гостинице: супруги Нортон в один голос заявили, что Квентин ради собственной безопасности должен поселиться вместе с ними, пока не будет устранена угроза для его жизни.
В частный отель на Стрэнде мы переехали с такими предосторожностями, будто сопровождали на бал Золушку, а не укрывали заблудшего двойного шпиона.
В компании Ирен и Годфри мне частенько доводилось попадать из самых дурных и даже унизительных ситуаций в самые замечательные. И уж конечно, ни разу прежде у меня не было возможности столько узнать о мире, как в их компании, и даже если мне не всегда нравился характер уроков, я не могла оспаривать их необходимость.
В новом отеле мне снова предоставили номер с гостиной, а Ирен с Годфри заняли двухкомнатный люкс, где также поместился Квентин со своим сундуком. Честно признаться, я испытала некоторое облегчение, что смышленый, но смертельно опасный мангуст отделен от меня надежной дверью.
Мы снова встретились вечером в гостиной Ирен и Годфри, и на этот раз все были одеты подобающим образом. Комната представляла собой грандиозный салон с позолоченными карнизами, венчавшими алые парчовые шторы, и с невообразимым количеством маленьких пухлых кушеток с обивкой лавандовых оттенков. Я едва заставила себя сесть на один из кукольных диванчиков. Квентин примостился рядом; в одном из костюмов Годфри, который на удивление прекрасно ему подошел, он выглядел абсолютно приличным городским жителем.
– До чего же вы изменились, – с некоторым удивлением произнесла я. – Теперь вы вполне могли бы без стеснения приблизиться к двери дома сорок четыре по Гросвенор-сквер и смело туда войти.
Он нахмурился, услышав знакомый адрес:
– Вы были на Гросвенор-сквер?
– Мы хотели выяснить, – быстро вмешалась Ирен, – сообщили ли вы родственникам о своем возвращении.
Выражение лица Квентина стало отстраненным.
– Я вам ясно дал понять, что почти десять лет намеренно не сообщал родным о своем жалком существовании. Если вы меня обманули и рассказали им о моем состоянии…
– Мы этого не делали, – твердо произнесла Ирен. – Или, вернее, этого не делали Нелл и Годфри, потому что именно они выполняли мое поручение в Гросвенор-сквер. Однако им удалось узнать важную информацию.
– Какую? – Квентин волновался, и я не могла винить его за это.
– Два месяца назад их посетил настойчивый джентльмен с голубыми глазами, которого интересовали новости о вас.
– Два месяца назад? – Квентин резко встал. – То есть прежде чем на меня напали в Париже, и даже до моего отъезда из Индии. И все-таки почему Тигр ждал столько лет и начал меня разыскивать лишь тогда?
– Потому что, – многозначительно произнесла Ирен, – именно сейчас какой-то из его интересов стоит на кону. Какой-то… план, который может нарушить бумага, украденная вами у него много лет назад.
– Но тот листок наверняка уже не существует. Тигр гонится за призраком. Кусок бумаги, должно быть, потерялся в Афганистане или Пешаваре много лет назад.
Годфри кивнул:
– Доктор Уотсон лежал в бреду много недель и даже месяцев. Он даже не помнит, как получил второе ранение в ногу. Конечно, во время болезни его сумка затерялась или, вероятнее всего, пропала во время месячной осады Кандагара.
– Однако документ мог сохраниться, – возразила Ирен. – Мы должны выяснить его судьбу, и немедленно. Если, конечно, не хотим ждать, когда капитан Морган нас найдет и подбросит нам новых рептилий. Придется пойти на отчаянные меры.
– Какие отчаянные меры? – поинтересовалась я с сомнением.
Подруга вздохнула и изменила позу на двухместной кушетке, которую занимала одна по примеру Сары Бернар, возлежавшей в своем салоне на диване, застеленном шкурой белого медведя.
– Один из нас, – заявила Ирен, – должен вернуться в Паддингтон и обыскать дом доктора Уотсона.
– Один из нас? – переспросила я, полная нехороших предчувствий.
– Я еще не решила, кто выполнит эту деликатную задачу, – беззаботно сообщила Ирен.
– Доверьте ее мне, – мужественно предложил Квентин. – Я смогу опознать походную сумку.
– Нет, – возразила примадонна, – вы не пойдете.
– Почему нет? – возмущенно спросила я вместо Стенхоупа. Ирен уж слишком своевольно обращалась с малознакомыми людьми. Мы с Годфри привыкли покоряться ее прихотям, но Квентин не записывался в ее армию.
Теплые золотисто-карие глаза Ирен, полные решимости, обратились ко мне:
– Потому что тот, кто приближается к доктору Уотсону, рискует повстречаться с Шерлоком Холмсом или, еще хуже, попасть в его поле зрения. А это будет катастрофой, потому что в ближайшее время Квентину Стенхоупу предстоит посетить Бейкер-стрит, чтобы проконсультироваться у Шерлока Холмса по поводу той проблемы, с которой мы столкнулись.
Глава двадцать шестая
Два взломщика
– Полагаю, дело касается Афганистана, – произнес мой друг Шерлок Холмс, увидев мертвую кобру под письменным столом. – Вы ее не трогали?
– Конечно нет. Я знаю ваши методы.
– Хм. Но кто-то ее трогал, причем весьма грубо. – Холмс поглубже залез под мой стол, полностью погрузившись в задачу и сосредоточившись на ней, как всегда при столкновении с очередной тайной. – Кроме того, кто-то сидел за вашим столом, Уотсон.
– Кто-то сидел за моим столом?
– Женщина с маленькими ногами; ботинки не слишком новые, с ровно сношенными каблуками, что весьма необычно, если не сказать аномально. Похоже, леди обладает чрезмерно уравновешенным нравом. Должен вам сказать, турецкий ковер сохраняет самые малозаметные отпечатки даже лучше английского газона. Вижу, что нога вас снова беспокоила: подошва ваших ботинок, которая оставляет более слабый след, была активнее нормальной. Если бы не интересные отметины на задней части головы змеи, я бы решил, что вы сами затоптали ее насмерть, дергая больной ногой. Жаль, что вы не оповестили меня о своей находке раньше.
Это было несправедливо.
– Ее обнаружили только сегодня утром, только когда девушка-служанка пришла убираться, а кроме того, вчера вас самого до вечера не было дома.
Холмс осторожно вылез из-под стола; его впалые щеки слегка порозовели от произведенных усилий и от удовольствия обладания столь причудливым пятнистым сувениром.
– Мне нужно было привести в порядок кое-что в деле о военно-морском договоре. Как миссис Уотсон восприняла загадочную находку?
– Она, конечно, уже пережила волнующее знакомство с миром тайн и преступлений в «Знаке четырех» и…
– «Знак четырех», Уотсон? Что за глубокомысленная фигура речи.
Я умолк в замешательстве, потому что Холмс не имел понятия, насколько широко я освещаю в литературе его дела и какие вольности допускаю в выборе названий.
– Я имел в виду дело о сокровищах Агры, в котором был замешан ее покойный отец, – поспешно пояснил я. – Могу заявить, что Мэри восприняла находку абсолютно спокойно, хотя у нее и не было желания исследовать моего мертвого… гостя.
– Ха! – гавкнул Холмс, и этот звук лишь с большой натяжкой можно было принять за смех. – Очень разумно для леди. Ваш славный приятель уже начал пованивать, так что его лучше побыстрее убрать отсюда. Сейчас мне нужно осмотреть окна.
Он ринулся к оконным створкам, крепко сжимая увеличительное стекло побелевшими от напряжения пальцами. Прищурившись, детектив наклонился к стеклу с азартом гончей, почуявшей след.
– Кабинет на первом этаже имеет свои недостатки. За последние два дня у вас побывала парочка грабителей, хотя я сомневаюсь, что кто-то из них является лондонским вором, который искал остатки сокровищ Агры. Кроме того, каждый что-то нес с собой – коробки среднего размера. Видите, где на дереве свежие царапины? Человек перекидывает сначала одну, а потом вторую ногу через подоконник, а предмет, который он держит в руках, вероятнее всего, поцарапает раму.
– Но зачем приносить ядовитую змею в мой кабинет, Холмс?
– Цель весьма очевидна. А вот мотив – нет. – Сыщик опустился на колени перед окном и пополз по турецкому коврику к моему столу. – Наш гость номер один весьма силен. Шагает неслышно и широко. Ботинки иностранного производства – я бы сказал, немецкого. Кёльн. Я вижу ясный след, почерченный ногтем, справа от носка ботинка. Именно этот человек принес сюда кобру. Видите линию на ковре, где стоял контейнер, пока наш заклинатель змей направлял питомицу под стол? Человек не боялся своего смертельного партнера, это точно.
– Я вижу маленькую черточку на ковре, Холмс, и это все. Она может быть частью узора.
– Глупости, Уотсон. Это отпечаток правой части коробки два фунта в длину и, судя по глубине следа, примерно восемнадцать дюймов в высоту. Ребро коробки четко видно, потому что мужчина при своем немалом весе оперся на нее, вставая после того как выпустил змею.
– Как он мог быть уверен, что она останется у меня под столом?
– Это элементарно. – Холмс поднялся и снова подошел к окну. – Достаточно было просто накормить ее заранее. После еды змеи вялые, но, если их потревожить, они нападают на обидчика.
– Как раз на это жалуется Мэри: я так себя веду после воскресного обеда, – заметил я.
– Вы шутите по поводу своего непрошеного гостя, Уотсон, но визитеры отнюдь не собирались вас смешить, – резко произнес Холмс. – А что там в клумбе под окном? Следы мужчины весом поменьше, в походке которого заметно влияние недавней болезни. Видите нечеткие отпечатки ног? Этот человек не смог преодолеть подоконник. А… вот где он поместил свой ящик.
– Судя по вашим словам, мои гости больше похожи на персонажей из «Венецианского купца», чем не на грабителей, Холмс.
– Их дело было чертовски серьезным, Уотсон. Второй мужчина не ступал на ковер, значит, он все-таки подозревал о природе визита в ваш кабинет своего опасного предшественника. Я имею в виду настоящую рептилию, а не того гада, который ее принес. И осмотрите деревянный подоконник, где оставил следы ногтей второй человек… он отлично знал, что внутри находится кобра. Должно быть, он наблюдал за ней некоторое время, а потом ушел – почему?
– Вряд ли я угадаю.
– Да я и не надеялся. – Холмс вернулся к столу и стал вытягивать из-под него коврик, пока не появилось пятнистое тело змеи. Он склонился над ним, держа у глаза увеличительное стекло: – Видите, здесь чешуйки стерлись в пыль, – это вы так невнимательно приласкали змею ногой. Помните?
– Я помню, как мне мешала складка на ковре, только и всего.
– Ваше счастье, что в то время рептилия была уже мертва. Укус азиатской кобры за несколько минут приводит к гибели.
– Вы хотите сказать, что первый человек подкинул мне в кабинет дохлую кобру?
– Да нет же. Когда первый мужчина ее оставил, тварь была жива и готова отучить вас от привычки пинать ковер.
– А потом второй мужчина ее убил.
– Через окно, Уотсон? Я слыхал о заклинателях змей, но сомневаюсь, что даже они способны вызвать смерть на расстоянии. Представляете, как выросло бы количество преступлений, если бы такие ужасные способности добавились к арсеналу убийц!
– Значит, второй мужчина оставил меня на волю судьбы.
– Я так не думаю. Ему как-то удалось обезвредить змею. Хм. На задней части головы рептилии видны отметины зубов.
– Человеческих? – в ужасе спросил я.
Холмс поднялся, завершив осмотр; его тонкие губы были сжаты.
– Нет. – Детектив обошел стол и оглядел его поверхность и пустой стул перед ним. – Ничего не пропало?
– Э-э… нет.
– Похоже, вы не уверены.
– Некоторые… бумаги были перерыты.
– Какие бумаги?
– Всего лишь заметки, которые я делал для себя.
– Истории болезни?
– Скорее… дела, в которых я участвовал.
– Уотсон, вы что-то от меня скрываете. Не стоит, дорогой друг. Ситуация слишком серьезна, может иметь значение любая мелочь.
– Я просто заметил, что некоторые бумаги, которые я оставил на столе, лежат в другом порядке, но это случилось после того, как я вернулся и обнаружил в приемной ожидающую меня пару.
– Они, разумеется, могли перемешать бумаги или убить кобру, хотя я думаю, что это весьма мало вероятно. Как они представились?
– Мужчина назвал себя поверенным Фивероллом Маршвайном. Дама, которую он сопровождал, мисс Баксли, хотела узнать о своем пропавшем поклоннике, исчезнувшем после битвы при Майванде.
– Ага. – Холмс опустился на мой стул. – Так и знал, что всплывет заграничное вероломство.
– Майвандское сражение было ужасным, но сомневаюсь, что можно говорить о вероломстве.
– Вот что свидетельствует о вероломстве. Здесь лежит кобра. – Холмс красноречиво указал увеличительным стеклом на переднюю часть стола. – А те посетители весьма подозрительны.
– Мне показалось, что они внушают доверие.
– Фиверолл Маршвайн? Мой дорогой Уотсон, это псевдоним, и ребенку ясно.
– Почему вы так считаете?
Холмс улыбнулся тонкими губами:
– Вы часто упрекаете меня в обрывочном образовании, но даже я знаю, что Фиверолл Маршвайн был известным разбойником восемнадцатого века.
– Никогда о нем не слышал!
– У каждого из нас своя экспертная область. Моя – преступления. Доверьтесь моему опыту, Уотсон. Так чего хотели эти выдуманные персонажи Маршвайн и Баксли?
– Чтобы я рассказал о пережитом мною в битве при Майванде.
– И вы удовлетворили их любопытство?
– Насколько мог. Мои воспоминания о катастрофе весьма туманны.
– Как и впечатления бедного Фелпса о более свежих событиях. Странно. Его дилемма была связана с договором между странами, а ваша загадка, похоже, происходит из старой войны между странами.
– Здесь вряд ли может быть связь, Холмс.
– Чем менее возможна связь, тем больше ее вероятность. Эта пара посетителей объяснила, зачем им так нужны ваши воспоминания о Майванде?
– Возможно, я оказал там помощь пропавшему жениху леди.
– Девять лет – долгий срок для траура.
– Это верно. Парень почти лишился рассудка и пропал. Некий Джаспер Блоджетт.
Холмс с сомнением поднял бровь:
– Блоджетт. Имя слишком нелепое, чтобы быть настоящим. Возможно, ваши посетители совершенно ни при чем, хотя я не до конца убежден в этом. А вот змея точно при чем.
– Но ведь ничего не случилось, Холмс.
– Но это не значит, что ничего не может случиться. Совсем наоборот. Найдется листок бумаги?.. Ага, здесь под «Анатомией» Грея лежит стопка.
– Вот чистая бумага. – Я подскочил к столу, выхватил свои злополучные записи из-под книги и положил перед Холмсом несколько свежих листов писчей бумаги, а он принялся трясти мою ручку, пока из нее не брызнули чернила.
– Отлично, Уотсон. Вот что я в вас так ценю, дружище: вы готовы ко всему. Благодарите Бога, что вам не пришлось беспокоиться об этой кобре. Подозреваю, что идет большая и опасная игра, но я возьму на себя смелость помешать ей.
Глава двадцать седьмая
Сумка доктора Уотсона
На следующее утро мы все разошлись по делам.
Первыми отбыли Годфри и Квентин: они отправились в Военный архив, чтобы найти записи о военной карьере Джона Х. Уотсона, доктора медицины, Эмерсона Квентина Стенхоупа и некоего Сильвестра Моргана.
– А как же… Гросвенор-сквер? – спросил Квентин перед уходом.
Ирен отвлеклась от надевания шляпки перед зеркалом:
– Предлагаю вам пока там не появляться, Квентин, если только вы не желаете привлечь к обитателям дома более пристальное внимание Тигра.
Квентин кивнул, добавил велюровый цилиндр и трость к своему костюму, который ему достался из богатых запасов Годфри, и вышел, весело подмигнув мне на прощанье. Я снова нарядилась в скрывающую черты вуаль, которая, как выяснилось, служила самой простой и эффективной маскировкой при отсутствии театрального дара.
– Я выгляжу достаточно скромно? – озабоченно поинтересовалась у меня Ирен.
Она не слишком часто заимствовала у меня одежду, и теперь я с изумлением разглядывала подругу в моем платье: эффект был такой, как если бы я столкнулась с искаженным образом меня самой.
– Ты никогда не будешь выглядеть скромно, – сообщила я ей.
– Нет, Нелл, я же актриса. Я могу выглядеть так, как пожелаю.
– Погоди, – произнесла я, приходя к ней на помощь. – Ты слишком изящно завязала ленты на шляпке. Вот. Неровные концы и вывернутая наизнанку петля выглядят более привычно. И шнурки сумочки не перекручены… вот так лучше. Полагаю, ты хочешь быть похожей на дочку приходского священника, которая не обращает серьезного внимания на всякую дребедень?
– Но ведь ты и не обращаешь, Нелл, – упрекнула она меня, – хотя ты далеко не такая неряха, как утверждаешь.
– Далеко? – переспросила я.
Ирен оторвалась от зеркала:
– Ну как?
Она надела мое весеннее платье из саржи имперского зеленого цвета с кремовой окантовкой, тянущейся вокруг высокого воротника, по рукавам средней длины, лацканам лифа и по краю плиссированной оборки на юбке. В общем, опрятный и спокойный туалет, который никак не мог ее особо украсить. Немного коротковатая юбка приоткрывала двухцветные коричнево-бежевые туфли с нелепыми оранжевыми кисточками.
– Ирен, эти туфли ужасно не подходят к платью!
Она усмехнулась:
– Я тоже так подумала. А теперь важный акцент. – Она что-то достала из своей невероятно практичной сумки, которую я не видела с тех пор, как более года назад Ирен принесла в ней фотографию короля Богемии в контору Годфри в Темпле.
Подруга снова повернулась ко мне: у нее на носу появилось мое пенсне, теперь дополненное коричневым шнуром, закрепленным на лифе платья с помощью брошки из дешевых стекляшек на бронзовой основе табачного цвета.
Недостойное обращение с моими очками меркло по сравнению с трансформацией, которая произошла с Ирен. Ее фигура неуловимым образом изменилась: плечи округлились, торс обвис, носки туфель слегка повернулись внутрь. Я не видела более застенчивого и несчастного создания с тех самых пор, как поймала свое отражение рядом с великолепной Ирен в окнах кондитерской «Уилсонз» восемь лет назад.
– А как же я буду видеть без очков? – заныла я, поскольку не смогла придумать других возражений.
– Тебе это и незачем. Кроме того, близорукость добавит характерную черточку твоему образу. – Ирен критически осмотрела мой наряд через золотую оправу позаимствованного у меня пенсне: – Тебе в нашей паре придется изображать благодетельницу, которая собирает пожертвования для нищих, а я сыграю подслеповатую церковную мышь. Но будь осторожна и не слишком увлекайся, иначе испортишь всю картину.
– Я? Не увлекаться? Ирен, что ты задумала?
Она остановилась перед дверью и схватила мой простенький черный зонтик:
– У нас весьма деликатная миссия, Нелл. Возможно, она даже опаснее той, которая предстоит нашим спутникам.
– Что может быть опаснее, чем идти за консультацией к Шерлоку Холмсу? – Я подумала о бедном Квентине, которому скоро предстояло обмануть самого лучшего детектива в… Англии, участвуя в грандиозном плане Ирен.
Примадонна подняла зонтик, как штандарт, и распахнула дверь в плохо освещенный холл отеля:
– Мы обратимся ко второй из самых опасных женщин Лондона – миссис Джон Уотсон.
– А кто первая, позволь узнать? – поинтересовалась я.
Ирен скромно произнесла, глядя на меня сквозь пенсне:
– Это я.
Мы воспользовались столичной подземкой до Паддингтона. Ирен заявила, что экипаж привлечет внимание: если мы собираем жалкие медяки для бедных, то не можем себе позволить такой шикарный транспорт.
Не могу сказать, что мне очень хотелось попасть на суперсовременную городскую железную дорогу. Большая часть линий пряталась под землей в больших, заполненных паром туннелях, которые усиливали стук вагонных колес по путям до оглушающих ухо пропорций.
Что за шумный, грязный вид транспорта! Однако в толпе, которая наполняла чрево подземных металлических чудовищ, попадалось много прилично одетых женщин.
– Право же, Нелл, – весело обратилась ко мне Ирен, пока мимо нас во время одного из нечастых перегонов по поверхности проносился непривлекательный район города, – побереги свою кислую гримасу до прибытия в Паддингтон. Пусть мы выполняем богоугодную миссию, но пока совершенно не обязательно так кукситься.
– Из моих поездок по железной дороге никогда не выходило ничего хорошего, – заявила я.
Подруга помолчала, обдумывая мою реплику:
– Тут ты права. Сначала дорога в Богемию и вынужденное возвращение. Затем путешествие в Монако в компании индуса и Джерсового… – Я была рада, что она не упомянула инцидент с тогда еще безымянным Оскаром и газовой люстрой. – Но возращение из Франции прошло без происшествий! – торжествующе объявила она.
– Ты не присутствовала при неудачной встрече с коммивояжером – торговцем корсетами.
У Ирен сразу появилось виноватое выражение.
– Верно. Меня там не было. – И она больше ничего не сказала в пользу поездов.
Когда мы вынырнули из тоннеля близ Паддингтона, Ирен достала маленький набросок из своей большой сумки и посмотрела на него через свое – вернее, мое – пенсне.
– Можешь прочесть это, Нелл, дорогая? Я не привыкла к очкам. Годфри нарисовал, как пройти к дому Уотсона.
Я вздохнула и взяла бумагу, поднеся ее к самому носу.
– Здесь пешком совсем рядом, – определила я. – Но что за фраза по-французски тут в углу? Не могу разобрать слова…
– Ничего! – Ирен забрала у меня бумажку. – У Годфри есть привычка оставлять неожиданные послания. Я… э… потом тебе переведу.
К счастью, я достаточно долго смотрела на карту, чтобы запомнить простой маршрут. Мы пошли дальше, не привлекая никакого внимания. Очевидно, преображение Ирен оказалось поразительно удачным.
– Я все еще не понимаю, – произнесла я, когда мы приблизились к жилищу Уотсона, – почему ты думаешь, что медицинская сумка, которую носил доктор Уотсон в Афганистане, все еще находится у него. И как ты собираешься забрать ее, не раскрыв себя.
– Я планирую забирать сумку не у доктора Уотсона, а у миссис Уотсон. Здесь можно положиться на врожденный инстинкт жены – стремление выбросить любую вещь мужа, которую, по ее мнению, он хранит слишком долго без всякой причины.
– Кабинет доктора Уотсона находится в его доме. Хозяин не допустит такого самоуправства.
– Ему не придется меня никуда «допускать». Итак, где это место, столь привлекательное для кобр?
Я сообщала, что мы как раз должны повернуть на нужную улицу. Жилище доктора Уотсона находилось всего через три дома от угла на противоположной стороне, однако подруга вынудила меня остановиться перед витриной аптеки. Мы изучили выставленные там средства от бурсита, потом Ирен надела пенсне и осмотрела спокойные окрестности.
– Я ищу праздно шатающегося мальчишку, Нелл. Ты видишь кого-нибудь?
– Обычно на лондонских улицах их полно.
– Это патриархальный Паддингтон, и здесь меньше уличных мальчишек, промышляющих мелким воровством.
– А праздно шатающаяся девочка подойдет?
Ирен повернулась, чтобы посмотреть на юную мисс в ярко-голубом матросском платье, сидящую на ступеньках заведения парикмахера через дорогу.
– Даже лучше! – Ирен улыбнулась и помахала малышке, чтобы та подошла.
Девочка осторожно взглянула через плечо, затем решила, что ее мать еще не собирается выходить и что мы, несмотря на нашу прискорбную неряшливость, выглядим весьма интересно. И бедный ягненок направился к нам.
– Ах, моя дорогая, – начала Ирен, наклоняясь к малышке и добавив голосу трагические ноты, которые вызвали бы сострадание даже у моллюска, – мой дядя очень болен. Я пришла в аптеку за лекарством, но ему срочно нужен врач.
Девочка повернулась в нужном нам направлении:
– Вон там живет доктор Уотсон…
– Чудесно! Погоди-ка. – Ирен стала поспешно писать на обрывке бумаги, используя сумку как подставку. – Передай ему, пожалуйста, эту записку. Там указано, где найти моего дядю… Фрост. Джонатан Фрост. Но пусть доктор поторопится! У дяди страшный озноб. Он белый как полотно. А тебе за помощь… – Ирен показала монету в пять пенсов.
– Что вы, мисс, – горячо возразила девочка, – мне не разрешают брать плату за добрые дела.
Она побежала прочь с деловым видом, сжимая в руке записку. Ирен схватила меня за локоть и втолкнула в аптеку, где резко пахло грушевой эссенцией и нафталином.
Сквозь мутное окно, выходящее на жилище доктора Уотсона, мы наблюдали простую и ясную пантомиму: девочка потянулась и позвонила в дверь. Служанка открыла. Девочка исчезла внутри. Снова появилась уже без записки. Через несколько мгновений дверь опять открылась и вышел доктор Уотсон.
– Давай быстрее, Нелл, – прошипела Ирен. – Надо как следует рассмотреть его ручную кладь. Если мы его отослали с нужной нам сумкой, придется срочно прибегнуть к другому плану. – Она всучила необходимое мне пенсне.
Я успела вовремя его надеть, чтобы разглядеть саквояж доктора, который болтался у него в руке, пока он торопливо шагал мимо в сторону подземной станции.
– Латунь, – выдохнула я.
– Что?
– Я видела блеск яркой отделки из латуни. Это наверняка новый саквояж.
Ирен кивнула:
– Я тоже так подумала. Теперь подождем, пока уйдет наша маленькая мисс.
Однако дело застопорилось: девочка вернулась на ступеньки на противоположной стороне. От нечего делать я осмотрела ассортимент аптеки и обнаружила пастилки Виши – единственную вещь французского производства, которая пришлась мне по вкусу, – но вскоре Ирен снова подозвала меня к окну:
– Слава богу, зашла внутрь, чтобы посмотреть, как ее маму приводят в порядок.
Крадучись, как воры, мы забежали за угол, а Ирен снова нацепила мое пенсне, несмотря на мои протесты. Ничто так не ослепляет, как невозможность видеть. Вскоре подруга и я стояли перед дверью, в которую мы с Годфри зашли около трех дней назад.
Я позвонила в колокольчик. Дверь распахнулась, и появилась служанка с широким бледным лицом, и я сообразила, что именно эта бедная невинная душа, должно быть, и «обнаружила» мертвую кобру. На мгновение уста мне сковал стыд.
Образовавшуюся паузу нарушила моя бесстыдная спутница – вот уж у кого язык был без костей!
– Хозяин или озяйка дома? – напористо затараторила она. – Мы собираем пожертвования для церкви Сент-Олдвин-зе-Болдc-он-зе-Мур. Весьма благородное дело.
Губы служанки скривились в нерешительном возражении.