Клуб худеющих стерв Парфенова Акулина
– Давай, – сказала Юля, – ну давай же!
Но Илья не был бы Ильей, если бы не попытался взять реванш.
– Попроси как следует! Ну, давай, скажи это! Ты же раньше вроде не хотела!
Эти слова отрезвили Юлю. «Получай удовольствие, – сказала она себе, – но не забывай, с кем имеешь дело».
Вместо просьбы она, спортсменка со стажем, перевернула его на спину и просто села на него. Так что фуга получилась совсем краткой и сразу наступил каданс. Они вздрогнули, замерли и еще раз вздрогнули одновременно.
– Люблю, люблю, люблю тебя, – спохватившись, прошептал он и поцеловал ее в губы, торопясь завершить свой романтический выход, пока либидо не отхлынуло и не наступила стадия расслабления.
Юля чуть было не ответила ему тем же. Иллюзия была настолько правдоподобная, что лишь усилием воли ей удалось отогнать от себя желание поверить, простить и отказаться от задуманного.
«Заснет или не заснет?» – думала она.
– Спать хочешь?
– Спать? Да я только начал.
И он не обманул, прежде чем уснуть, сделал это еще раз – менее старательно, но зато более естественно и человечно.
Волны серотонина качали и баюкали Юлю. Было очень хорошо, она сама устала и хотела спать. Горести, благодаря выделившимся во время секса гормонам, оставили ее, она понимала, что не более чем на пару часов, но все равно оставили. Она задремала, уткнувшись носом в его шею. Она чувствовала благодарность и прорастающую привязанность. Биохимия – великая вещь. Еще оставалась возможность просто расслабиться и уснуть.
Но она приходила не за этим. Зло, даже если оно способно доставить незаменимое, но, в сущности, примитивное плотское наслаждение, остается злом и должно быть уничтожено. Это как рак, если он появляется – его просто вырезают. «Вставай!» – приказала она себе. Юля тихо выползла из-под его руки, оделась. Перчатки так и оставались на руках, – хорошо, не придется протирать за собой мебель, уничтожая отпечатки. Она взяла со стола его мобильный телефон и стерла в записной книжке свои номера, а в списке звонков свой сегодняшний вызов. Потом на цыпочках прокралась в прихожую и выглянула на площадку. Никого не было. Она спустилась на этаж ниже. Там за мусоропроводом стоял пакет, в котором было спрятано орудие убийства.
Юля взяла пакет, поднялась обратно, вошла в спальню, положила пакет под кровать и приоткрыла его. В пакете лежала большая, уже слегка с душком щука. Теперь надо было бежать. Илья шевельнулся.
Юля поползла к выходу и даже не стала захлопывать за собой дверь, чтобы от звука он не проснулся раньше времени. Она поднялась этажом выше и села на ступеньки. «А как же пакет? – вдруг подумала Юля. – Его же надо будет забрать. После. Блин. Или выбросить в окно? Теперь мне придется ждать, когда он умрет».
Было два часа ночи. Завибрировал Юлин мобильный.
Звонила Люся.
– Не спишь? Не помешала? Что делаешь?
– Жду, когда он умрет.
– В каком смысле?
– Ну, у него аллергия на рыбу, даже на запах: пять минут – и анафилактический шок. Он уснул, я ему рыбу положила под кровать. Сама на лестнице сижу. Минут через пятнадцать пойду рыбу заберу и дверь захлопну.
– Ты вот, Хлудова, конечно, доктор наук, да? Но на самом деле ты знаешь кто? Ты придурок, нет, ты эмоциональный урод! – Люся перешла на крик: – За что ты его решила убить? За то, что он просил разрешить ему любить тебя? К тебе кто-нибудь когда-нибудь испытывал такие сильные чувства? Ты вообще когда последний раз видела мужчину с сильными чувствами? Может, твой отец любил тебя так же сильно? Может, кто-нибудь другой? Вспомни хоть одного! Он всего лишь хочет тебя любить! Как умеет. Может, тебя его умение не устраивает, но я лично ни разу не видела мужика, который ради женщины совершил бы столько поступков. Да, это плохие поступки! Но ведь им, остальным, им же вообще всем по барабану, есть ты на свете или нет! Ты вообще что-нибудь в этой жизни понимаешь? Быстро говори его адрес, а не то я тебя в ментуру сдам!
Юля сказала адрес, и Люся вызвала самую дорогую и быструю «скорую» в городе.
Юлина беда вмешалась в Настины планы. Потерявшая все, что у нее было, подруга нуждалась в Настиной помощи. Но как помочь, Настя пока придумать не могла. Как на грех, прихворнул Шамиль. Ревматизм загнал его в постель, он не мог ходить и едва держал в руках ложку. Пришла Настина очередь кормить его обедом, и она, не выдержав его медлительности, принялась пичкать его своей рукой, как младенца. Шамиль подавился и стал кашлять.
– Прости, – сказала Настя, – привыкла детей кормить.
– Ничего, – ответил старик, – я наелся.
Настя встала, намереваясь поскорее уйти.
– Подожди, надо поговорить.
Настя села.
– Этот климат меня убивает, – сказал Шамиль, – сама видишь. Скоро горшки придется из-под меня выносить. Я этого не хочу, Аллах свидетель. Я сейчас что-то тебе покажу, только ты не кричи и никому ничего не говори.
Настя кивнула. Шамиль вынул из-под подушки толстую фирменную папку – необычную, похоже, из натуральной кожи.
Настя взяла папку в руки, открыла, стала перебирать бумаги. Она, хоть и проявляла способности к языкам, так ни одного и не выучила.
– Это по-каковски?
– По-французски. Купчая на отель на Лазурном Берегу и десять гектаров земли с фермой.
– На кого?
– На меня.
– Я знала, что есть что-то еще. Как бы иначе он мог позволять мне покупать все те шмотки.
– Я хочу еще пожить, но здесь, в этом болоте, не получится. Поэтому предлагаю продать здесь все и переехать во Францию. Бабы будут вести отель, это несложно, ты будешь директором. Жить будете прямо в отеле – там, в верхнем этаже, квартиры. А я с мальчиком на ферме. Я все ему завещаю. Во Франции с наследованием такого бардака нет. Если помру – ты опекун. Продадим все в белое, по безналу, заплатим налоги. Откроем побольше счетов в разных банках, постепенно, каждый месяц, будем переводить во Францию. Накладно, конечно, но не здесь же оставлять. Получается за дом с участком 2 лимона, за мой хутор – 100 тысяч, да 125 тысяч за акции, да супермаркет во Всеволожске тоже лимона 2–3. Так что деньги будут.
– Супермаркет был?
– Да.
– Язык трудный.
– Ничего, молодая, выучишь.
– За четыре месяца продашь?
– Наверное, да. Еще одну зиму здесь не протяну.
– Про этот отель кто-нибудь знает?
– Нет. Только я и теперь ты.
– Вдруг бабы откажутся?
– Не откажутся. Ну, ты-то согласна?
– Ты не заставишь меня сидеть привязанной в этом отеле?
– Мне все равно, лишь бы внук был со мной.
Настя протянула Шамилю руку:
– Забирай.
Настя добралась до своей комнаты как во сне. Вот ведь как прибеднялся, а на самом деле… И тут в голове ее созр ел чудный план, который решал все проблемы, включая Юлину.
Спустя два дня, вооружившись отказами других наследников в свою пользу – ксерокопиями, конечно, не оригиналами, оригиналы она держала в сейфе, – Настя без предупреждения явилась в офис охранной фирмы.
Роберт отсутствовал, а трое остальных сидели по кабинетам. Настю пригласили в кабинет генерального, бывший кабинет Руслана, и усадили против света.
Насте их ухищрения были безразличны, ее позиция была очень сильной, они даже не представляли насколько.
– Вот отказы остальных наследников в мою пользу. Желаете ознакомиться?
– Желаем, – ответил новый генеральный.
Настя толкнула ему бумаги через стол. Генеральный не стал их читать, а попросил секретаря пригласить в кабинет юриста. Сам же с видом полового и умственного превосходства сквозь стекла очков в золотой оправе иронически смотрел на Настю.
– Предположим, что с вашими бумагами все в порядке, что вы хотели нам сообщить?
– Ну, во-первых, – Настя встала и принялась расхаживать по комнате, загибая пальцы, – перекрасьте кабинет в розовый цвет. Этот мерзкий бежевый наводит на меня тоску. Во-вторых, чтобы этой кривоногой секретарши к ноябрю здесь не было. Наймем мальчика по кастингу. В-третьих, в компании слишком много директоров, надо будет почиркать штатное расписание.
– И на каком же основании вы намерены требовать от нас все это?
– Это основание держит в руках ваш юрист. Его мы тоже уволим, галстук совершенно безобразный. Через ч етыре месяца я стану безраздельной собственницей 51 процента акций. В тот же день мы проведем собрание акционеров, на котором я большинством голосов, – Настя, как бы голосуя, подняла обе руки, – буду избрана новым директором этого предприятия. Или вы против?
– А вы в курсе, что, если в течение трех месяцев в должности директора вы совершите действия, которые приведут к потере компанией 25 процентов оборотных средств, вы будете лишены права быть директором?
Генеральный гневно посмотрел на сказавшего это юриста, он не хотел, чтобы Настя об этом узнала.
– Три месяца? Я не смогу так долго работать, милый, у меня трое маленьких детей. Я в первый же месяц приму решение о слиянии нашей фирмы с какой-нибудь другой, например с «Аресом» или «Титаном». Какие красивые, мужественные названия! Они не станут возражать. Наши клиенты придутся им по вкусу. Директор имеет право принять такое решение, не так ли? – Настя посмотрела в сторону юриста.
Ответить ему было нечего, потому что директор действительно имел такое право.
– Чего ты хочешь?
– Пансионат.
– Его рыночная стоимость выше суммы, которую мы готовы предложить, – вмешался финансовый директор.
– Зато балансовая – смехотворная. И не просто, мальчики, пансионат, а реконструированный пансионат, причем реконструкция к ноябрю должна быть уже завершена и не отражена в официальной документации, то есть балансовая стоимость должна остаться прежней. Какая именно нужна реконструкция, я сообщу на следующей неделе. Если не будет пансионата – будет слияние, а затем поглощение. – Настя торжественно вышла из кабинета.
– Придется ее заказать, – сжал кулаки директор по кадрам.
– Перестань, – ответил финансовый, – отдать этот сарай гораздо проще, чем собрать и обналичить двести тысяч. Вот только что за реконструкцию она хочет, надеюсь, не золотые унитазы. А заказывать бесполезно, не она, так дед придет – там еще дед и две бывшие жены, не мочить же всех.
– В таких случаях эффективен пожар, – гнул свое директор по кадрам.
– Посмотрим, посмотрим… – примирительно проворчал генеральный.
Люся толстела, снова становилась злобной и совсем не нравилась сама себе. От стройного и красивого Люсиного мира, в котором раньше были два полюса – Люс я и весь остальной враждебный мир, ничего не осталось. Вторым полюсом в ее новом изменившемся мире стал случайно увиденный ею пенис. А все остальное аморфно колыхалось вокруг. Такое положение было для Люси неестественным. Люсе хотелось совершенства: она и пенис на одном полюсе – на другом весь остальной мир, при этом она была готова сменить враждебное отношение к миру на индифферентное. Ей стало казаться, что она скучает по Карме, а не только по массажу. Но все-таки, кроме красивого пениса, в его облике не было ничего мужественного. Но ведь именно вульгарные признаки мужественности – табак, перегар и щетина – всегда внушали Люсе наибольшее отвращение. Для нее изящный, нежный, экзотичный и не знающий, что такое мужской шовинизм, Карма был не просто приемлемым – единственно возможным вариантом. Это был не просто случай – это был подарок судьбы. С ним было не о чем поговорить, но разве Люся когда-нибудь нуждалась в собеседнике? А слушателем он был хорошим.
Люся приняла решение. Она набрала Юлин номер. Юли не было дома. Ответил Карма.
– Возвращайся, – сказала Люся. – Я буду твоей женщиной.
Глава 15
Любовь
Спустя восемнадцать недель.
Оля пила чай со своей матерью. Настроение у нее было спокойное, депрессия прошла. Забота у нее была одна – найти новую интересную работу.
После болезни и расставания с мужьями она долго не могла прийти в себя, сказалось нервное напряжение прежней жизни. Поэтому когда Катя и Вера предложили Оле уступить им свой бизнес за пятьдесят тысяч долларов, она согласилась. Она спрашивала их, почему они не откроют новое агентство. Катя и Вера объяснили, что, по их подсчетам, выгоднее вложиться в уважаемый бренд с хорошей репутацией и готовую клиентскую базу, чем начинать все с нуля, а обворовывать Олю, которая взращивала своих клиентов, как тепличные растения, им было бы неприятно. На том и сошлись. Девочки взяли в банке кредит, немного помогли и родители.
Оле пятьдесят тысяч теперь были не особенно нужны, и она решала, что с ними делать. Юля спланировала переоборудование какого-то пансионата, который должна была получить по наследству Настя, и теперь надзирала за этим переоборудованием, пока Настя что-то делала во Франции. Они собирались открыть Спа-курорт или санаторий – в озере, на берегу которого стоял этот старый пансионат, обнаружили лечебную грязь. Оля думала тоже примкнуть к ним, но сил на активную деятельность у нее пока еще не накопилось.
Однако дальше случилось вот что. Спустя месяц после отбытия на новое место жительства мужа Миши в квартире Олиной мамы, у которой Оля жила, раздался звонок. Оля открыла дверь. На пороге стоял Миша.
– Я не смог.
– Что не смог?
– Сменить ориентацию. Я честно пытался, но не смог.
– Как нога?
– Никак. Я отказался с ним спать, он отказался финансировать операцию.
– Ясно.
– Оль, с этим твоим Сашей у тебя ничего не вышло?
Оля грустно покачала головой.
– Тогда, может, снова будем вместе?
И Оля поняла, на что надо потратить деньги.
Мишина виза все еще действовала, договоренность с германской больницей тоже. Через два дня Миша уехал назад в Германию, а еще через три была проведена успешная операция. После операции Мишу отправили в реабилитационный центр. Врачи обещали, что он действительно сможет танцевать. И они не обманули. Через три недели после операции он смог наступать на ногу, через четыре – ходить не хромая, а на пятую вернулся домой и начал заниматься на балетном станке. Еще через шесть недель он поехал с театром на гастроли в Лондон, где состоялось его официальное возвращение на большую балетную сцену. Знатоков поразило, что прыжки его стали выше, растяжка превосходила все образцы и, кроме того, появилось то, чего не было раньше, – тонкая актерская игра. О нем немедленно написали все хайкласс-газеты. В «Ковент-Гардене» аншлаг сменялся аншлагом уже вторую неделю.
Настя завтракала за столиком кафе на берегу Сены. Она только что приехала с Лазурного Берега, где руководила приведением в порядок отеля. Дети были оставлены на попечение помолодевшего Шамиля и бывших жен. Стоял ноябрь, было пятнадцать градусов тепла. Шиншилловый жакет она надела прямо на топ без рукавов, иначе было слишком жарко. Жакет был быстрой покупкой без любви, просто чтобы не выглядеть голодранкой в Париже. Она знала, что в Париже меха носят только русские, но ей было все равно, своей национальной принадлежности она не стеснялась. Если вы думаете, что это Шамиль позволил ей купить шиншилловый жакет, то ошибаетесь, этого старого скрягу, дай Бог ему здоровья, она бы и просить не стала. Все было гораздо интереснее.
Когда со дня смерти Руслана исполнилось полгода, Настя прямо с кладбища отправилась в офис холдинга, который возглавлял тот, кто заплатил за смерть ее мужа. Шамиль никогда бы не согласился иметь с ним дела, но он не знал, куда она пошла.
Там ее уже ждали, и все было готово. За директорским столом сидел хозяин кабинета – шестидесятилетний седой мужчина с густыми бровями и бычьей шеей. За столом для переговоров сидел нотариус. Больше никого в кабинете не было.
Настя прочла и подписала заранее заготовленную гербовую бумагу, затем в ней расписался хозяин кабинета, затем нотариус. После этого нотариус бесшумно удалился. Мужчина с бычьей шеей встал, стало видно, что ноги его, несмотря на внушительное туловище, коротки и кривы, подошел к сейфу. Подписанная бумага продолжала лежать на столе. Убийца достал из сейфа золотую кредитную карту уважаемого зарубежного банка с перфорированным на нем Настиным именем, запечатанный конверт с пинкодом и тринадцать банковских упаковок американской валюты. Одна из них была неполной. Кроме этого на столе оказалась и еще одна бумаг а, уже заверенная нотариусом. Настя осмотрела все, что было выложено на стол, сложила в сумку и кивнула. После этого хозяин кабинета взял со стола бумагу, которую подписывали он, Настя и нотариус пять минут назад, и убрал ее в сейф.
– Свидетельство о регистрации передадут вашему человеку через две недели.
Настя снова кивнула и вышла из кабинета.
Она отправилась в отделение «Райффайзенбанка», которое находилось по соседству. В холле банка стоял банкомат последнего поколения. Настя сунула карточку в картоприемник, распечатала конверт и ввела пинкод. Банкомат спросил, какое именно действие Настя хочет совершить. Настя нажала на кнопку «сальдо». Банкомат подумал, поворчал, и на дисплее появились цифры: 1 244 672,25 евро.
Если к этой сумме, переведенной в доллары, прибавить еще 125 тысяч долларов наличными, которые Настя должна была отдать Шамилю и бывшим женам, получалось ровно два миллиона долларов.
Кроме того, у нее на руках была бумага-обязательство передать в ее собственность тот самый пансионат.
Настя также должна была расплатиться с адвокатом, который объяснил ей, как обойти правило, согласно которому ни один из акционеров не имеет права продать свои акции постороннему лицу, пока все остальные компаньоны не дадут письменный отказ. Ее компаньоны ясно дали понять, что они таких отказов не дадут.
Адвокат придумал для нее отличный вариант.
– Данное ограничение, – сказал он, – относится только к продаже акций. А ведь их можно еще и подарить. И на дарение данное ограничение не распространяется.
С таким предложением Настя и явилась к убийце своего мужа. Сначала он удивился, потом обрадовался, потом принялся отчаянно торговаться с Настей. Настя считала, что два миллиона маловато за контрольный пакет компании, которая стоит восемь. Ее контрагент отвечал, что оценка, которой она пользуется, некорректна. На это она возразить не могла, потому что не очень владела темой. Тогда она показала ему оценочно-сальдовую ведомость, в которой содержалась информация о пансионате, и попросила отдать его ей сверх двух миллионов. Такая мелочевка, как пансионат непонятно где и с копеечной балансовой стоимостью, не заинтересовала Настиного визави, да и не хотелось выглядеть крохобором в существующих обстоятельствах, и он согласился. После этого они обговорили детали и расстались. А на другой день, будучи полностью уверенной в своих силах, Настя совершила памятное многим посещение фирмы мужа, где угрожала стать директором, если ей не отдадут пансионат. Ее целью здесь было одно – реконструкция за счет компаньонов.
Реконструкция по Юлиному проекту была закончена вовремя, генеральный и финансовый считали, что они дешево отделались, и твердо намеревались отдать пансионат Насте в уплату за акции, как только она вступит в право наследования. Они до сих пор еще спорили о том, как поделят ее акции. Обманутый Роберт и директор по кадрам таили на Настю злобу, но из-за разногласий с генеральным и финансовым на серьезные действия так и не решились. Трудно описать испытанный ими шок, когда вместо Насти на половину предприятия, которое они уже считали полностью своим, предъявил права бизнесмен с бычьей шеей.
Таким образом, в то время как Настя наслаждалась Парижем, свободой и теплом шиншиллового жакета, компаньоны ее мужа после шести месяцев сплошного отдыха подстраивались под нового крутого хозяина, и о пансионате и ставшей теперь совсем непонятной цели его реконструкции просто забыли.
Генеральный был снова назначен генеральным, поэтому кабинет остался бежевым. Остальные директора также пока сохранили свои должности.
Через пару дней финансовый получил от нового хозяина директиву оформить продажу пансионата по балансовой стоимости. Директора недоумевали, почему за тот же самый пансионат Настя предпочла отдать свои акции этому гаду, а не им. Но эта тайна так и осталась для них тайной.
Зазвонил телефон. Настя ответила.
– Договор и свидетельство о регистрации у меня на руках, – сообщила Юля.
– Отлично.
– Теперь на очереди покупка мебели, оборудования, реклама и подбор кадров.
Однако Настя считала свою миссию по спасению Юли завершенной. Тратить на пансионат деньги со своего счета она не собиралась.
– Ищи компаньона-инвестора на сорок процентов собственности, зарегистрируем предприятие, еще сорок – мои и двадцать твои.
– Ты возьмешь меня в компаньоны? Честно?
– Иначе ты будешь халявно работать, стимула не будет.
– Спасибо, подруга. Постараюсь как можно скорее начать приносить прибыль.
– На связи, – попрощалась Настя.
– Услышимся, – ответила Юля.
Настя расплатилась за кофе и круассан и устремилась в сторону авеню Монтень, улицы счастья. Золотая карточка грела ее сердце. Сегодня, после стольких месяцев воздержания у нее наконец появилась возможность воз обновить погоню за счастьем. Сердце в предвкушении шопоргазма билось гораздо сильнее обычного, лаковая ручка сумки прилипла к вспотевшей ладони, а левая нога неуклюже подворачивалась. Это были подзабытые, но в прошлом вполне обычные симптомы.
Шанель, Диор, Армани, Кензо. Она шла и пристально всматривалась в витрины.
Что случилось с парижскими магазинами? Куда подевались все клевые вещи? Настя не верила глазам! Какая заурядность, не на чем остановить глаз. Прада, Версаче. «Ага, – поняла Настя, – это новая мода, прикол – выставлять в витринах самый отстой». И она стала заходить в каждый магазин. Дольче и Габбана, Картье, Луи Вуитон. «Что случилось с модой и ювелиркой? – недоумевала Настя. – Куда делось все кайфовое? Они что, с ума здесь все посходили? Нюх потеряли?»
На ее глазах группа молодых пристойно одетых русских женщин выражала громкий восторг по поводу выставленных в витрине платьев Кавалли. Но платья были фиговые – аляпистые, безвкусные, как со Звездного рынка.
Настя решила выпить еще кофе, а потом пройтись по альтернативной моде. Может, у нее изменился вкус? Может, ее теперь разопрут Стелла Маккартни или Дрис ван Нотен? Впрочем, Стелла теперь мейнстрим, а не авангард. Но ее надежды не оправдались. И там она не встретила ничего, что пробрало бы ее до дрожи.
После восьми часов непрерывного, до ряби в глазах, и совершенно бесплодного рассматривания одежды, обуви и украшений Настя осознала страшную правду. Она стала фригидной. Гламур больше ее не пер. Не пер, и все тут. Она вертела в руках свою золотую карточку и не понимала, зачем ей теперь все эти деньги.
Юлин бизнес рухнул, а Люсин остался жив. Более того, он окреп и расширился. Люсе пришлось снять помещение под большую кухню и нанять помощника, в соседнем помещении разместили массажный салон Кармы. Семейное предприятие давало неплохой доход. Люся стала стройной, весила 65 килограммов при росте 170. Она с удовольствием покупала и носила дизайнерскую одежду и подумывала о пластической операции. Хотелось подтянуть ставшую лишней кожу на животе и вернуть на место отвисшую грудь. Денег ей хватило бы, но операции эти болезненные, реабилитация долгая. А остаться на месяц без общения с неким красивым и страстно любимым ею предметом было бы крайне тяжело. Поэтому Люся все откладывала и откладывала поход к хирургу. Этот предмет и его носителя Люся по-прежнему рассматривала как-то отдельно друг от друга. Если во время будуарных экзерсисов ей не удавалось отключить рефлексию, то, глядя на своего партнера, она чувствовала себя вампиром, тысячелетним чудовищем, которое может иметь привлекательный вид только по ночам, при свете свечей, когда силы зла, к которым она причисляла себя, властвуют безраздельно. Она была уверена, что однажды он посмотрит на нее и увидит, что она не белая богиня, а суккуб с ледяным сердцем и жадной вагиной, старая фурия, не способная даже к элементарной благодарности. Она давала ему от силы месяц.
Но прошло уже пять, а он по-прежнему встречал ее утреннее пробуждение радостной улыбкой и кофе, делал ей массаж, восковую эпиляцию зоны бикини, маникюр, ухаживал за каждым сантиметром ее тела.
Он довольно быстро понял, что такое ноты, и начал играть на старом Люсином рояле. Вечерами они иногда вместе играли какие-нибудь короткие дуэты. Он на рояле, она на арфе. Ее способность играть на этом поразившем его воображение инструменте вызывала у него преклонение и восторг. Они вместе бегали по утрам. Люсина гормональная система стала приходить в норму, ей хотелось теперь обычно, по-женски, а не так часто и сильно, как в первые месяцы их отношений. Карма даже стал втайне тревожиться, что она к нему охладевает. Но дело было не в этом, просто она выздоравливала. Люся смирилась со своей ролью божества и постоянным присутствием обожающего ее бессловесного жреца.
Люсе уже не нужно было держать постоянную круговую оборону от враждебного мира. Теперь ее спину прикрывали. Она поняла смысл компьютерной игры, за которой, бывало, проводил многие часы ее сын. Игра наз ывалась Army Of Two. И однажды Люся почувствовала, что рядом с ней не просто служитель культа Великой Люси, носитель красивого, дающего ей всеобъемлющую природную радость пениса, а бескорыстный, готовый на все друг. И благодаря этой дружбе, она наконец может дать отдых своей утомительной и утомленной ненависти. Люся не знала, каким будет ее счастье – длинным или коротким. И она не думала об этом. Главное – она вновь обрела способность его испытывать.
«Скорая» приехала достаточно быстро, без врачей войти в квартиру Юля не решилась.
Она встретила их на лестнице.
– Вы вызывали «скорую»?
– Да.
– Вы жена?
– Знакомая.
Они вошли в квартиру и увидели Илью.
– Что случилось?
– Я собиралась домой, вдруг он встал, схватился за сердце и упал…
– Понятно.
Илья совершенно голый лежал, раскинув руки, посреди гостиной. Лицо его было багровым, и он уже не дышал. Врач присел над Ильей, взял его за руку.
– Пульса нет.
Фельдшер снял со стола посуду вместе со скатертью и протянул Юле:
– Простыню, быстро!
Юля бегом принесла с кровати одеяло в шелковом пододеяльнике и расстелила на столе.
Привычным движением, надсадно крякнув, они за руки и за ноги подняли Илью и положили его на стол.
– Дефибриллятор, – сказал врач.
Фельдшер достал из чемодана прибор.
– Разряд!
Сердце удалось «завести» с первого раза.
Фельдшер занялся капельницей. Юля улучила момент и выскользнула из гостиной. В спальне она открыла окно, достала из-под кровати пакет с рыбой и выбросила его из окна, за ним последовали перчатки.
Когда она вернулась в гостиную, Илья начал подавать признаки жизни.
– Я умираю? – спросил он беззвучно.
– Уже нет, – ответил врач.
– Ты спасла мне жизнь? – спросил он Юлю.
– Вам нельзя разговаривать, – строго сказал врач.
– Нет, – тихо ответила Юля, – не я.
– Принесите одежду, – приказал врач.
Юля пошла в гардеробную за трусами и спортивным костюмом.
Возвращаясь, она столкнулась в дверях с фельдшером, который спускался к машине за носилками. Илью одели, переложили на носилки.
– Паспорт? – врач снова посмотрел на Юлю.
Юля принесла из прихожей барсетку. В ней нашелся паспорт. Бумажник, мобильный и ключи от квартиры она рассовала по карманам надетого на Илью спортивного костюма.
Юл я вышла из квартиры вслед за носилками. Захлопнула дверь, проверила, точно ли она закрылась. Процессия миновала консьержа, тот проводил их любопытными глазами, особо задержав взгляд на Юле. Но той было теперь нечего опасаться, и она не маскировалась. Жестом врач предложил ей сесть в машину. Она отрицательно покачала головой.
Машина отъехала. Юля отыскала рыбу и перчатки и бросила их в ближайший мусорный контейнер.
На другой день она перевезла аппараты из помещения салона, которое вынуждена была освободить, в Настин «мавзолей». Вике пришлось проситься назад в фитнес-клуб. Ее взяли. А еще через день Климов из фитнес-клуба позвонил Юле:
– Знаешь, эти индусы с аюрведой обосрались. Может, вернешься? Я слышал, дела у тебя не ах.
– Вернусь.
Еще через день ей позвонила Настя и предложила посмотреть пансионат, потом она попросила Юлю начертить поэтажный план, разметить назначение помещений и коммуникации. Через неделю Юля взялась надзирать за реконструкцией по своему плану. Работа в фитнес-клубе свелась к трем дням в неделю. Ее постоянные клиенты полностью забили ее расписание. Так она и жила: три дня в клубе, четыре – в пансионате. Выходных не было. Забот было много, и на рефлексию не оставалось ни времени, ни сил.
Илья выписался из больницы и сразу стал искать Юлю. Прежняя жизнь кончилась. Ему казалось, что как только он ее найдет, то сразу поймет, как жить дальше. Но найти ее было сложно даже менту, с которым Илья водил дружбу.
Юля выписалась из проданной квартиры на Станцию, в казарму к Идке. Служба, курирующая ведомственную железнодорожную жилплощадь на Станции, не была компьютеризирована. Зачем, если остались всего четыре развалюхи под снос. Поэтому люди, зарегистрированные в этих четырех домах, не попали ни в какие базы данных. Так что сведения о Юле найти не удалось. Илья принялся проверять Москву. Но тоже ничего не нашел.
Ее телефоны из его мобильника куда-то исчезли. Из помещения салона она съехала. Квартиру, понятно, продала. Эмигрировать так быстро было невозможно. Где живут ее подруги, он не знал.
Наташа попросила у него развод. Решив жить правильно, он отдал ей банный комплекс, которым владел единолично. Он со смехом представлял себе интеллигентного Дениса, за которого она собралась замуж, в роли директора бани, а анемичную Наташу в роли мадам. Они приняли комплекс с благодарностью и больше ни о чем не заикались. Он понимал, что они вернутся, когда завалят там все и начнутся убытки. Он поможет. Может быть.
Проект коттеджного поселка был готов, но опротивел Илье окончательно, и он искал на участок покупателя. Тогда сдуру он выложил за участок несуразно большие деньги. Вернуть их теперь было проблематично. Подрядчики предлагали ему на десять процентов меньше. Он уже готов был плюнуть и согласиться.
Так прошло два месяца.
Реконструкция давалась Юле тяжело. Представитель охранного предприятия жадничал, гастарбайтеры нещадно портили дорогие стройматериалы, прораб глядел на нее сально. В пятницу он предложил подвезти ее обратно в город. Она задремала на заднем сиденье. Проснулась в машине, припаркованной на обочине проселочной дороги среди леса. Прораб пересел к ней назад и шарил рукой у нее под юбкой. Пах он неприятно. Ей пришлось восемь километров идти пешком до станции.
В электричке она думала о том, что осталась совсем одна. С подругами она не виделась. Настя уехала за границу, Оля была озабочена делами Миши, Люся думала только о сексе. Карма стал мужчиной и тоже покинул ее. Добравшись наконец до города, она решила, что ни завтра, ни послезавтра в пансионат не поедет. Ей вдруг пришло в голову сходить в кино. Фильм попался сиропно-романтический – про письма, которые муж перед смертью написал своей горячо любимой жене, чтобы она открывала по одному каждую неделю и так смогла пережить его потерю. Покойного мужа играл ужасно симпатичный артист. Сильный и простодушный. Максимум мужественности при минимуме сложности. Кого-то он ей напоминал. Но только внешне. Юля с каким-то странным чувством вспоминала ужин, свечи и танцы, всё, до определенного момента… Но думать об этом было нельзя. Она запрещала себе рефлексировать, думать о том, что произошло тогда, когда он почти умер. Запрещала себе думать вообще, потому что мысли сами собой сворачивали в эту сторону. Чтобы выключить всякие мысли, она проговаривала про себя таблицу умножения. Когда кончилась таблица умножения, повторяла таблицу Менделеева с атомными массами, потом латинские названия человеческих костей. Короче, через полчаса она оказалась у парадной Ильи. Нажала на кнопку переговорного устройства. Один раз. Еще один. Ответа не было. Тем лучше.
Илья возвращался из продуктового. Ходил пешком, потому что лень было выгонять машину из гаража. На обратном пути не купил еды, забыл об этом, сразу заехал в гараж. Он еще не привык к тому, что живет один и никто не варит ему обед. Можно было заказать доставку из ресторана. Но по соседству были только японские. А у него начинали слезиться глаза от одного словосочетания «японская еда». Из других ресторанов ждать было долго. А есть уже хотелось сильно. Вот и нес домой через двор увесистый пакет, в котором под грудой мясных и сырных нарезок, зеленым луком и контейнерами с корейской морковкой и салатом оливье пряталась запотевшая бутылка «Абсолюта». Несмотря на ледяное содержимое, только она одна и грела сердце одинокого Ильи.
«Номер не удался, дело житейское», – сказала себе Юля, развернулась и сделала несколько шагов к арке.
Илья увидел Юлю, остановился и выронил пакет. «Абсолют» потерянно звякнул об асфальт.
Она быстро подошла, обняла его за шею и сильно втянула в себя запах. Запах был тот же.
– Прости меня, ладно? Прости!
– Это ты меня прости. Я тебя разорил, на улицу выгнал…
– А я тебя, считай, убила. Это не я «скорую» вызвала. Это подруга моя.
– Да я понял, не сразу, но понял, что ты за этим тогда приходила. Но я решил, что ты в последний момент передумала.
– Я бы не передумала, если бы она меня не убедила.
– В чем?
– Что ты один такой остался на свете.
– Какой «такой»?
– Способный испытывать к женщине по-настоящему сильные чувства. Остальные мужчины испытывают чувства только к самим себе. Обычно различные оттенки любви и жалости.
– Значит, я жив, потому что уникальный?
– Да. Сама-то я не умею чувствовать ни хрена.
– Ты же любишь вроде кого-то.
– Это гормональные глюки.
– Значит, сейчас никого не любишь?
Юля промолчала и разомкнула объятие.
Илья наклонился за пакетом:
Читать бесплатно другие книги:
