Клуб худеющих стерв Парфенова Акулина

Между тем Илья пребывал в жестокой депрессии.

Он не мог понять, что он сделал неправильно, где прокололся, когда выпустил из рук рычаг управления ситуацией. А держал ли он когда-нибудь этот рычаг в руках? Юля определенно привыкла к нему, приняла его как человека. Но этот паскудный министр смешал все карты. Откуда он только взялся? Любит, видишь ли, его. Теперь тот даст ей денег, она вернет долг и вся его военная операция, отнявшая столько сил и времени, окажется бесполезной и глупой. И за что это она его вдруг так сильно полюбила? Невзрачный, плюгавый мужичонка. Власть. Женщины млеют перед властью.

А у Дениса опять случился роман с колбасой, и он набрал лишний килограмм. Ему нужно было к Юле. За одно интересно было узнать, как дела в семье его приятелей Кругловых. Ни Илья, ни Наташа давненько ему не звонили, а ведь, бывало, шагу без него ступить не могли. Наташин мобильный был не активен, и Денис решил, что та легла на вожделенную пластическую операцию. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось, думал он о ней. Интересно, какую историю она сочинила в связи с этим для Ильи. По-своему он тоже любил своих друзей. Правда, странной любовью. Узнавать что бы то ни было у Юли было бы странно, но можно было ее использовать. Денис решил слегка развлечься и попутно все выяснить. Если Илья действительно обхаживает Юлю, что совершенно очевидно – столько денег под такой мизерный процент он не дал бы никому, – приятно будет пощекотать ему нервы.

У Дениса были милые отношения с секретаршей Ильи. Он позвонил ей и чего-то там наболтал. Секретар ша знала, что Денис – любимый друг Ильи, и рассказала ему, что следующим вечером у Ильи деловой ужин в ресторане «Москва». Ресторан был дороговат для Дениса. Но он знал, что Юля не пьет и почти ничего не ест. Поэтому пригласить ее туда – всего лишь оплатить собственный обед. Денис надеялся впоследствии компенсировать эти расходы за чей-нибудь счет, например того же Ильи. Теперь нужен был повод пригласить Юлю в ресторан. Денису в свое время не удалось обаять Юлю, хотя он и пытался. Она была одной из тех редких женщин, на которых не действовало его универсальное обаяние. Таких за свою жизнь он встретил всего две или три. Он подозревал, что она такая же, как он, среди женщин такие встречаются. Ей нужен мужчина гипермужественный и при этом без ярко выраженных признаков интеллекта и личности. Впрочем, это была комплиментарная гипотеза. Денис пытался найти в Юле сходство с собой, потому что симпатизировал ей. А симпатизировал он ей именно потому, что она не поддавалась его чарам. А Денис был классическим донжуаном, он терял интерес к женщине, как только понимал, что та испытывает к нему чувства. Юля не испытывала к нему чувств и поэтому продолжала быть ему интересной. Не то чтобы он горел желанием ее соблазнить. Нет. Сильных желаний, кроме желания немедленно съесть кусок колбасы, у Дениса вообще не было. Просто он наблюдал жизнь примерно так, как другие смотрят футбол, и Юля была сильной, способной на сюрпризы командой.

Денис отлично провел тренировку, сбросил набранный килограмм. И очень обрадовался, что застал Юлю. Она сообщила ему, что вместо нее в салоне теперь будет работать Вика. Юля с удовольствием рассказала Денису про новый проект, и он предложил отметить ее назначение. Юля поразилась, что никто другой не предложил ей то же самое, ни Сергей Иванович, ни девочки. Поэтому она с благодарностью согласилась. Денис предупредил, что ресторан пафосный и одеться надо соответственно. Юля засмущалась, предложила пойти в более демократичное место. Но Денис сослался на то, что у него есть остатки представительских расходов по работе, которые, если не потратить вовремя, придется вернуть. Кроме того, Денис сказал ей, что пора привыкать к лучшему, ибо скоро она, сообразно новому статусу, только в такие места ходить и будет.

В ресторане Денис усадил Юлю так, чтобы входящему она сразу была видна, однако, чтобы сама она смотрела в окно. Если бы ему нужно было ее обольстить, он бы сделал вид, что постоянно вспоминает какую-нибудь ее псевдомногозначительную фразу, и как бы невзначай вплел бы эту фразу в свою умную располагающую речь. На женщин этот прием действовал безотказно. Выглядело так, будто он, Денис, настолько серьезно относится к этой конкретно взятой женщине, что запоминает ее фразы, сказанные в определенных значимых обстоятельствах. Этот прием был у него хорошо отработан, он даже делал записи, опасаясь забыть такие реплики, особенно если одновременно вел игру на нескольких стадионах. Но тут задача была иная. И Юля не говорила псевдомногозначительных фраз. Денис настраивал себя на то, чтобы взять правильную интонацию, вывести Юлю на откровенный разговор на какую-нибудь важную для нее тему, желательно такую, от которой она могла бы заплакать. Это было проблематично, но попытаться ему никто не мешал. Тогда появится повод взять ее за руку. Что было необходимо, когда войдет Илья. Вульгарно хватать девушек за руки ни с того ни с сего не было в привычках Дениса, это отрицательно повлияло бы на его имидж.

Илья ожидался через час, так что время было.

Денис еще раз расспросил Юлю про санаторий, особенно его интересовало, каким путем Юля туда попала. Юля не стала ничего скрывать и рассказала занимательную историю про спасение жизни над Атлантикой. И Денис очень обрадовался, что Илье здесь точно ничего не обломится. И тогда он завел разговор о Юлиных вкусах в отношении мужчин. Он действительно выбрал правильную интонацию, и Юля поделилась с ним недавним открытием о том, что она всю жизнь подсознательно искала мужчину-отца. Денис укрепился в своей уверенности в том, что Илья здесь в заведомом проигрыше.

Они вместе посетовали на то, что тип мужчины-отца вымер, как динозавры, и Юля найдет счастье только в случае сказочной удачи. В то же время было не очень похоже на то, что пожилой Юлин знакомец из верхов вы зывает у нее какие-то особые чувства. Говоря о нем, она ни разу не улыбнулась, как обычно улыбаются женщины, рассказывая о своих возлюбленных. Впрочем, Денис отнес это на счет обычной Юлиной сдержанности, которая не изменила ей и в этот вечер. Как-то незаметно Юля перевела разговор на собственные вкусы и предпочтения Дениса, и он поразился тому, как хорошо она его понимает. А Юля решила поиграть в Люсю, высказать пару умностей, просто так, для поддержания светской беседы.

– Вы ведь младший сын в семье? – спросила Юля.

– Да.

– И то, как складывается жизнь вашего старшего брата, не слишком нравится вашей матери.

– Да, – удивленно подтвердил Денис.

«Проницательная ледышка», – подумал он про Юлю.

– Поэтому она постоянно вас опекает, чтобы вы не повторили ошибок старшего.

– Я думаю, все матери такие.

– Возможно, многие, но не все. Вы женитесь, только когда мать умрет. Потому что пока вам жена ни к чему. Все функции жены, кроме понятно каких, она исполняет охотно и безвозмездно. Тогда как жену пришлось бы содержать. Ну, или, по меньшей мере, отдавать ей душевные силы. А это, согласитесь, едва ли не сложнее для некоторых. И женитесь вы не на юной красотке, а на уютной и доброй женщине с ребенком. Потому что вы – типичный мужчина-ребенок.

Денис чувствовал, что в чем-то она права. И от этого его начал разбирать гнев. Как? Его, загадочного покорителя сердец, сфинкса питерского бомонда, разобрали по косточкам. Что она о себе думает?

Но тут в дверях показался Илья, и Денис отставил сво й гнев в сторону.

Беседа пошла не так, как он планировал, растрогать Юлю ему не удалось. Наоборот, это она его разозлила. Ему не оставалось ничего другого, как прикинуться растроганным самому, чтобы Юля, почувствовав свою вину, сама взяла его за руку. Он пошире раскрыл глаза и напряг мышцы вокруг глаз, спустя несколько мгновений из внутреннего уголка его левого глаза выкатилась слеза.

Илья заметил их, но он был со спутником и не мог по дойти сразу. Сначала нужно было сесть за столик, сделать заказ, а уж потом позволялось ненадолго покинуть важного сотрапезника. Однако от ревнивого взгляда Ильи, как и предполагал Денис, не ускользнуло Юлино движение. Увидев слезу, она погладила Дениса по руке. Илья остановился. Денис в ответ на ее прикосновение сжал ее руку в своей и поднес к губам. Это для того, чтобы у Ильи не осталось никаких сомнений.

– Простите, – сказала Юля, – вы так любите свою мату шку. Я была бессовестно бестактной. Но я вела лишь к тому, что мы с вами похожи, как родные. Мы нуждаемся в новых родителях, а не в любовниках.

Еще одно небольшое усилие, и слеза выкатилась из правого глаза Дениса.

Юля отняла у Дениса руку и поймала его слезу, заодно погладив по щеке.

Илья не смог совладать с собой и, кивнув метрдотелю, чтобы тот усадил его гостя, решительными шагами направился к сладкой парочке.

С другой женщиной Денис бы уже убил двух зайцев. И развел на разборку Илью, и добился самой женщины красивыми и при этом мужественными скупыми слезами. Жаль, что Юля была не из тех, кто дает из жалости. Оставалось надеяться, что разборка получится задорной.

– Так ты и папика московского за хер водишь, не только меня! – набросился Илья на Юлю.

– Нельзя ли потише! – огрызнулась она.

Денис улыбался во весь рот.

– Когда деньги отдашь? – теперь Илья напал на Дениса.

– Может, присядешь? Поговорим спокойно.

Просьба была резонной.

Илья сел. Денис протянул ему руку для приветствия, но рука осталась висеть в воздухе, впрочем, всего лишь на мгновение, Денис тут же ее убрал.

– Квартира практически продана. Сделка намечена на начало следующей недели. Как только получу деньги на руки, сразу передам тебе, – сказала Юля.

– Ты продаешь свою квартиру? – спросили Илья и Денис в один голос и посмотрели друг на друга.

– А что мне остается.

Юля встала, поблагодарила Дениса за ужин и устремилась к выходу.

Илья и Денис остались за столом вдвоем.

Илья еле сдерживал гнев. Если бы не важный гость в двух столиках справа, он разнес бы к чертям весь ресторан.

– Ты был в ее квартире? – спросил Илья.

– Был, – не солгал Денис.

– Давно ты с ней?

Денис промолчал. Он не собирался врать и приписывать себе несуществующие победы, его побед хватило бы на дюжину таких, как Илья, но и успокаивать, разубеждать Илью тоже не спешил.

Тем временем официант принес Денису счет. Тот положил деньги в папку, чаевых он обычно не давал, и тоже направился к выходу.

Выйдя из ресторана, он от души расхохотался. Он был уверен, что Илья все ему простит. Ведь они дружили с детского сада уже почти тридцать лет.

Илья никак не мог прийти в себя перед важным разговором. Хоть переноси. Наконец он стукнул по столу кулаком: «Сотру в порошок. Обоих».

Переговоры он провел посредственно, объяснял отсутствие внимания внезапно появившейся головной болью.

Проводив гостя, он заказал бутылку водки. Ополовинив бутылку, набрал телефон Дениса.

– Наташка чуть концы не отдала из-за того, что ты сказал ей, будто она слишком толстая. Она в психушке сейчас, ты, сука, в курсе?

Денис был не в курсе.

– Все, что задолжал, вернешь с процентами. Ты дурак, если думаешь, что я не записывал.

Илья почувствовал страх на том конце провода, и ему стало легче.

А Денису стало не по себе. Такого в их отношениях еще не случалось. Он решил от греха подальше напроситься в командировку. Успокоится, опомнится, простит.

Закончив бутылку, Илья достал из портфеля Юлину папку. Санаторий, о котором шла речь, располагался на большом и удобном участке прямо на берегу залива. Из Сестрорецка туда шло электричество, а воду брали в артезианской скважине, расположенной на территории санатория.

Если санаторий снести, то на участке можно было построить отличный поселок, коттеджей на пятьдесят.

Только как уговорить москвича продать этот участок под застройку?

– Сколько стоит земля в Курортном районе? – задал он вопрос референту по телефону.

Референт ответила.

Илье пришлось бы продать многое из того, что он им ел, чтобы набрать необходимую сумму. Или взять солидный кредит. Ему нужно предложить действительно привлекательную цену. Ведь почему-то раньше москвич не собирался продавать участок. Дальше Илья думал заключить контракт со строительной компанией, желательно финской, финнам у нас доверяют.

Новый план требовал значительных усилий, и Илья довольно сильно рисковал, но надеялся, что сумеет продать эти коттеджи. Уж слишком козырным было место.

– Что ж, – решил Илья, – займемся строительством.

Оля подступила с расспросами к своей сотруднице Кате. Но Катя никак не могла понять, в чем ее обвиняют.

– Ты скопировала всю мою базу данных, чтобы открыть собственный бизнес. Признайся, я не буду принимать мер. Просто признайся, и разойдемся.

– Ничего я не копировала!

– Ну а это, это-то что? – размахивала Оля вынутой из процессора флэшкой.

– Это флэшка, – отвечала Катя, глядя на Олю как на глупенькую.

– Так как же ты смеешь отрицать, что скопировала на нее всю мою базу данных!

– Ничего я не копировала! – снова отвечала Катя уже с обидой в голосе.

В кабинет вошла Вера.

– Почему ты мне так бессовестно врешь! Вот она вставлена в твой компьютер!

– Оля, – сказала Вера, – ты что, забыла? Ты сама копировала базу данных на флэшку, когда компьютер сдавали в ремонт месяц назад.

И Оля вспомнила. Действительно, так все и было.

– Кать, голубчик, я тебе премию дам. Прости меня, что-то у меня сегодня не все дома.

– Тебе, Оля, в отпуск надо.

– Да не могу я в отпуск. Из банка вот ответ получила, дают ли автокредит.

– А у тебя разве права есть?

– Я не буду машину водить – я на продажу.

– А какой смысл? – спросила рассудительная Вера.

– Долго рассказывать.

Оля вскрыла конверт, пробежала глазами начало.

«Отказать», – гласил вердикт.

Оля чуть не зарыдала. Нервы были на пределе. В это время суток таблетки для похудения ужасно бодрили. Олю же, бодрую от природы, от этого воздействия просто переклинивало.

– Я пойду, девочки, а то как-то неважно себя чувствую.

Оля решила с завтрашнего дня прекратить прием таблеток для похудения. Уж слишком тяжело это похудение ей давалось. Кроме того, у нее стали побаливать вены на ногах, ее знобило и все тело покрывалось мраморным узором кровеносных сосудов. Таблетки были противопоказаны при избыточном количестве тромбоцитов. Сколько у нее тромбоцитов, Оля понятия не имела. По дороге домой она вспомнила, что у нее закончились противозачаточные. В аптеке, попавшейся по пути, тех, которые она принимала обычно, не оказалось, а идти куда-то еще очень не хотелось. И Оля по совету общительной аптекарши купила другие противозачаточные. Те, которые Оля принимала обычно, отличались друг от друга. Они были разного цвета, в каждой содержалось минимальное количество эстрогена для каждого дня цикла: в опасные дни – побольше, в безопасные – поменьше. Те, которые купила Оля, были одинаковые.

Сегодня она еще не принимала таблетку, и надо было сделать это немедленно, чтобы соблюсти правильный интервал. Оля быстренько приняла ее и стала готовить здоровый полдник для Миши. Он должен был прийти поесть и передохнуть перед спектаклем, который он впервые выпускал сам как главный педагог-репетитор.

Оля уронила кухонный нож, он воткнулся острием в мякоть большого пальца правой ноги. Но кровь не брызнула, и было не больно. Оля удивилась. Она потрогала палец рукой, вынула нож. Палец ничего не чувствовал и не действовал. Онемение быстро стало подниматься по ноге, Оле пришлось схватиться за подоконник, потому что нога ее больше не держала, потом Оля громко пукнула – это расслабилась ягодица, затем отнялась рука, следом язык.

Когда вошел Миша, Оля лежала на полу и пыталась что-то ему сказать, но он не мог понять – что. Он попробовал поднять ее за правую руку.

– Сожми мою ладонь, – говорил он ей, но у нее ничего не получалось. Когда он наконец понял, что произошло, то побежал вызывать «скорую».

– Инсульт, – сказали Мише в приемном покое.

– Боже мой, ей всего двадцать семь лет!

– Бывает. Приходите завтра, сделаем анализы, будет яснее.

Поздно вечером в Олиной сумке недалеко от дивана, на котором Миша сидел и смотрел телевизор, зазвонил мобильный телефон. Мише не спалось, радостные чувства оттого, что спектакль прошел очень хорошо и главный похвалил его персонально, хотя обычно этого не делал, смешивались с тревогой и беспокойством за жену.

Миша подумал, что звонит Олина мать, ведь та долж на была пойти к ней ночевать. Он не сообразил сообщить Олиной матери о проблеме. Но с другой стороны, та ничем не могла помочь, и Миша утешал себя тем, что нечего ее пока расстраивать, может, завтра Олю выпишут.

Но Олю спрашивал мужчина.

– Вы кто? – поинтересовался Миша. Он не был ревнивцем, спрашивал так, для порядка.

– Я муж, а вот вы кто?

– Чей муж?

– Муж Оли, ее телефон вы держите в руках. А вот вы-то кто? Вор, который украл ее телефон?

– Послушайте, здесь какая-то ошибка. Я муж Оли. А сама Оля в больнице.

– В какой больнице?

Миша сказал в какой.

– Не морочьте мне голову, дайте ей трубку.

– Где ваша жена Оля, я понятия не имею, а моя жена Оля – в больнице. Набирайте номер правильно.

Саша опять набрал Олин номер, уже вручную, а не автоматически – из записной книжки.

На этот раз Миша посмотрел, опознается ли номер.

Номер опознавался. На дисплее было написано: «Заяц».

Миша снова ответил.

– А какой номер вы набираете?

Саша продиктовал цифры.

– А, я понял, – сказал Миша, – в сумке моей жены оказался чей-то чужой телефон.

Миша порылся в Олиной сумке и вытащил другой телефон. В этом телефоне никакого «Зайца» не было.

– Я завтра пойду в больницу навещать жену и спрошу ее, откуда этот аппарат, она мне скажет, и я передам его вашей Оле.

– Давайте я сейчас приеду и заберу его.

– А вдруг вы никакой этой Оле не муж. Здесь написано «Заяц», а не муж.

С аше не был нужен Олин телефон без Оли. А вот сама Оля очень и очень была ему нужна. Но Оля не приходила и не звонила.

И тогда Сашу посетила мысль. А что, если его Оля тоже попала в больницу, иначе как бы в сумке у этой чужой Оли оказался его, Сашиной Оли, телефон. Он раскрыл желтые страницы и нашел справочную больницы, которую назвал муж другой Оли. Справочная, на Сашино счастье, еще работала.

– Да, – ответили ему, – Ольга Сорокина поступила по «скорой» с диагнозом «инсульт». Состояние удовлетворительное.

Саше назвали также номер отделения и палаты. Только предупредили, что сейчас приходить нельзя, потому что все больные уже спят.

На другое утро, затоварившись апельсинами и соком, Саша отправился в больницу, предупредив на работе, что придет попозже.

Врач, наблюдавший Олю, объяснил Саше, что ма гнитно-резонансная томография очагов инсульта в Олином мозге не выявила, из чего следует, что у Оли не инсульт, а микроинсульт. У Оли в крови слишком много тромбоцитов, ей следует отказаться от противозачаточных и принимать аспирин, который разжижает кровь. Онемение уже практически прошло, но пониженная чувствительность может оставаться еще какое-то время. И Саша может забрать Олю домой. Саша не знал, что Оля принимает противозачаточные, но обрадовался, что они так легко отделались.

В это время в палату зашел Миша. Он подошел к Оле, поцеловал ее в лоб и стал ждать, когда врач освободится, чтобы с ним поговорить. Оля лежала ни жива ни мертва. Он а понимала, что только чудо может сейчас развести ее мужей, но чуда не случилось.

– Я по поводу Ольги Сорокиной, я ее муж, – обратился Миша к врачу.

– Да я вот только что все объяснил вашему родственнику, – сказал врач и отошел к другой больной.

– Вы родственник? – спросил у Саши Миша.

– Я муж.

– Чей муж?

– Оли.

– Какой Оли?

– Вот этой Оли, – и Саша показал на Олю пальцем, чтобы не оставалось никаких сомнений.

Миша изумленно смотрел то на Олю, то на Сашу.

И вдруг они оба как по команде полезли за своими мобильниками и стали набирать один и тот же номер. Номер Олиной «матери».

Было занято.

Но тут в палату вошла величественная дама лет пятидесяти.

– Деточка моя бедная, что с тобой, – запричитала она неожиданно писклявым голосом и бросилась к Оле. – А вы двое, что тут стоите, помирились? Идите на работу, девочке воздух нужен.

– В каком смысле «помирились»? – первым оправил ся от удивления Миша.

– Ну, вы между собой. Договорились, кто остается, а кто уходит?

Мужчины молчали.

– Вы оба ее мужья. День она жила с одним, а день с другим, вот и довела себя до болезни.

Только теперь они начали что-то понимать. Гово рить друг с другом им было не о чем. Каждому предстояло заново обдумать свою жизнь и решить, что делать дальше.

В Большом Кремлевском дворце горели яркие огни, в Георгиевском зале толпился народ. Президенту предстояло за два часа наградить целых шестьдесят человек. Выходило по две минуты на брата. Включая шарканье по красной ковровой дорожке, а также заикание и клятвы в вечной преданности отцу народа.

Сергей Иванович в списке награждаемых значился под девятнадцатым номером. Он должен был получить орден «За заслуги перед Отечеством» I степени. Впрочем, в чем именно заключались его заслуги, президент конкретизировать не собирался.

Сергей Иванович стоял в стороне от основной людской массы. Однако его лицо было известно всей стране, и остальные награждаемые, чьи заслуги были вполне очевидными или накопились в силу солидного возраста, перешептывались за его спиной. За что получал орден этот чиновник, было непонятно. Впрочем, вскоре нашелся осведомленный человек, и новость немедленно облетела присутствующих: «Слышали, что доллар падает? Вот за это и дают».

Юля встретилась с человеком Сергея Ивановича, которому было поручено переоборудовать санаторий вместе с ней. Это был мужчина лет сорока военного типа, звали его Борис Алексеевич. Борис Алексеевич ничего не понимал в медицине и курортном деле, но зато отлично понимал в мебели, ремонте, трубах, коммуникациях, электричестве и прочих вещах. Чтобы он не мешал ей тщательно изучить медицинское и косметическое оборудование, которое уже имелось в санатории, Юля отправила его считать, сколько нужно кроватей, столов, карнизов, новых ванн, раковин и всего остального для люксовых номеров на самом верхнем этаже. Начать решили с малого.

Юля сверилась со своими материалами – ей пришлось заново их распечатать. В начале курса предполагался осмотр пациента специалистами. Значит, нужно выбрать смотровые кабинеты.

В первом же кабинете, куда Юля заглянула, обнаружился непонятный склад. Там хранились коробки с дешевым трикотажем, некачественными полотенцами, жилетками из синтетического меха и другой ерундой.

Юля отправилась к директору санатория, чтобы выяснить, что это за склад и как скоро барахло из кабинета уберут. Однако директор санатория не пожелала вникать в Юлины заботы.

– Вас назначили, – сказала она, – вот вы и решайте проблемы. А у меня полный санаторий отдыхающих, мне не до ваших глупостей.

И Юля поняла, что, если санаторий не закрыть на реконструкцию совсем, ее ждет долгая и непродуктивная война с этой мегерой с партийным начесом на голове. Впрочем, Юля понимала эту женщину, отдавшую сво ю энергию, свой ум и, в конце концов, свою жизнь этому учреждению и готовую отстаивать свое право тут командовать до победного конца. Но тратить силы на дурацкую борьбу в Юлины планы не входило. Если враг не сдается – его уничтожают. Сопротивление надо пресечь на корню.

– Вам сколько лет? – спросила она у директрисы.

– Какое отношение это имеет к делу?

– Самое прямое.

Директриса не ответила.

Но Юля и сама видела, что шестьдесят. Что ж, похо же, санаторий надо закрывать, а верхушку увольнять. И Юля решила закончить на сегодня свой рабочий день и безотлагательно поговорить с Сергеем Ивановичем.

– Я вас сегодня за три копейки накормлю. Я теперь и так умею.

В смазанную подсолнечным маслом огнеупорную фа янсовую форму Люся уложила под углом к ребрышку диски цуккини, вареной моркови и вареной свеклы, посолила, поперчила и покрыла слоем французского 8-процентного козьего сыра. Пекла 20 минут при температуре 180 градусов.

Простенько, но Оля с Настей чуть не подрались за право вылизать форму.

– Я вот все время думаю, цивилизация дала кров и пищу всем людям. Но все кругом несчастны. Почему люди несчастны? – Люся набивала посудомоечную машину грязными тарелками.

– Совсем не все. Одни тащатся оттого, что потакают своим порокам, другие оттого, что им удается этого не делать. Я лично не уверена в том, что люди несчастны, – серьезно ответила Юля.

– Люди – это рак Земли, ее неизлечимая болезнь, – вставила пребывавшая в депрессии после провала ее семейной авантюры Оля.

– По-моему, люди несчастны потому, что не знают правило мира, в котором они живут, – проговорила Люся.

– А ты знаешь, какое в этом мире правило? – сразу же среагировала Настя.

– Ну, это сложно.

– А если по-простому? – Настя всегда очень интересовалась Люсиными мыслями.

– Ну, там не убий, не укради… – высказала предположение Оля.

– Нет, это не правила, это пожелания… По-моему, именно цивилизация погубила наше счастье. И еще знаете что? Гуманизм. – Люся посмотрела на подруг, ища одобрения, но одобрения в их глазах не было.

– Ну, это ты зря. В гуманизме-то что плохого? Те же самые, как ты говоришь, пожелания: не убий, не укради, – настаивала Оля.

– Да, но это, так сказать, бытовые правила. А счастье – субстанция метафизическая, а не бытовая, – поддалась Люся искушению пофилософствовать. – В древности и в Средние века, пока все были заняты добычей хлеба насущного и борьбой за жизнь, свободного времени у людей не было. Феодальное общество было устроено просто: вот господин, вот вассал, они нужны друг другу, господин крышует вассала от разбоя со стороны других рыцарей, вассал кормит господина. Эта схема и сейчас действует, любой браток подтвердит. Аристократы от рождения правили, крестьяне от рождения подчинялись. Изменить судьбу было невозможно: ты или смерд, или господин. Гуманизм появился вместе с цивилизацией и буржуазией. Буржуа вышли из крестьян и доказали, что изменить судьбу можно, все зависит от человека: работай, дерзай и станешь богачом, а стало быть, будешь жить как господин. То есть человек может сам создать себе судьбу. А раз так, значит, он главнее судьбы. А раз главнее судьбы, то и главнее Бога. И дальше у них логично получалось, что человек – мерило всех вещей, а не Бог, как думали раньше. С этого момента несчастье и началось.

Человек в силу своей материальности, углеродности и водородности сильно ограничен в возможности познания. Мозг человека, конечно, лучше, чем у всех других животных на Земле, но отнюдь не совершенен. Но люди так ослеплены своей богоподобностью, уникальностью и величием, что не могут признать себя несовершенными и не способными адекватно познать этот мир и сложную систему взаимосвязей его компонентов. Гордыня им мешает.

– Выходит, ты агностик и считаешь, что мир непознаваем? – напрямик спросила Юля.

– Давай без ругательств, – неожиданно улыбнулась Люся.

– Разве это ругательство?

– Это равносильно тому, как если бы ты назвала меня клоуном.

– Почему?

– Самые смешные люди на свете – философы.

– Философы? Что же в них смешного? Серьезно и скучно, – фыркнула Настя.

– Это были люди смешные и наглые, как пятиклас сники. Особенно философы-просветители, которые изобрели гуманизм. Они пытались объяснить устройство мира, располагая примерно одной десятой процента необходимой информации. Они описали мир по-новому, но как? Это то же самое, как, рассмотрев пятку человека, написать его портрет в полный рост. Какова вероятность, что портрет будет хоть немного похож на оригинал? Вероятность ничтожна. Поэтому гуманизм, который придумали философы-просветители, не соответствует реальному положению вещей. Более того, они совершили преступление перед человечеством – научили людей слишком высоко ценить свою жизнь и свою личность.

– Что же еще ценить, если не личность? – Юля своим вопросом выразила общее недоумение.

Люся, увидев сосредоточенные лица подруг, вдохновенно продолжила:

– Это неправильно, потому что лишает счастья. Жизнь человека – не абсолютная ценность, а относительная. Она стоит столько, за сколько ее приходится отдать в предложенных обстоятельствах. Иногда – кошелек, в лучшем случае – жизнь десятка других людей, но чаще – вообще ничего.

– Да, Люсь, все-таки людей ты ненавидишь, – передернула плечами Оля.

– Ненавижу? Нет. Боюсь и стараюсь иметь с ними поменьше общего.

– Я что-то не поняла ничего про этот гуманизм, – не постеснялась переспросить Настя.

– Ну, смотри. У меня есть сестра. Она мой самый бл изкий человек, я очень ее люблю. На самом деле у меня нет сестры, но предположим для примера. И вот ее сбивает насмерть машина.

Вариант А. Если я гуманист и для меня человек, его личность и жизнь – мерило всех вещей. Смерть сестры для меня – трагедия. Я схожу с ума, скорблю. Я воспринимаю ее смерть как незаслуженное наказание для нее и для себя. Ведь ни она, ни я не убивали, не воровали и даже изредка подавали нищим. «За что?» – восклицаю я в слезах. Ничто не может примирить меня с этой несправедливой потерей. Ее смерти нет оправдания. Когда мне говорят, что смерть моей сестры – Божья воля, я отвечаю, что в таком случае Бог – злой. Или что его нет. Потому что иначе он не отнял бы бесценную жизнь у моей замечательной сестры и не наказал бы таким чудовищным страданием хорошую меня. Я в деструктивном настроении, впадаю в депрессию и безысходность, спиваюсь и так далее. Жизнь моя рушится. Я необратимо несчастлива.

Вариант Б. Если я не гуманист и для меня Бог – мерило всех вещей. В таком случае я знаю, что Бог всеблаг и, забирая жизнь моей сестры, Он что-то имел в виду, для чего-то это было необходимо. Я никогда не узнаю, что именно Он имел в виду, но я смиренно признаю, что мой разум не в состоянии понять Его расклады. Я просто уверена, что смерть моей сестры – необходимое зло, часть Его работы по сохранению стабильности этого мира. И тогда ее смерть становится благом. Моя сестра погибла, но погибла не зря, ради чего-то большого и важного. Я примиряюсь. Я грущу из-за того, что рассталась с сестрой, но я в состоянии это принять и продолжать свою жизнь. Я не впадаю в депрессию, не спиваюсь, я встречаю других людей, которые становятся мне близкими. Возможность счастья сохраняется.

– Люсь, ты что, верующая? – удивилась Настя.

– Я выросла в атеистической семье, получила атеистическое образование. Поэтому мне трудно сказать, что я искренне, истово верю. Просто доступная мне логика – может, она подходит только мне, про остальных не знаю, – указывает на то, что верить – единственный способ примириться с тем, что происходит вокруг. Есть только две возможности: смириться и признать свой разум слабым, а свою жизнь не имеющей абсолютной ценности или сойти с ума от вопросов, на которые нет ответа.

– То есть мир непознаваем? – после паузы бросилась в бой Юля.

– По большому счету – нет.

– А наука? Ее успехи? Мы победили болезни!

– Им на смену пришли новые.

– Как же тогда мы постигаем тайны мозга человека? – Юля, как могла, боролась за то, во что верила.

– Так же, как маленький ребенок разбирает игрушку и узнает, как она устроена.

– Но наука полностью восстановила, фаза за фазой, всю историю Земли. Мы знаем, что было миллион лет назад! – не сдавалась Юля.

– Вот слетаю на машине времени в прошлое, увижу, что все было так, как говорит твоя наука, тогда поверю, а пока это всего лишь гипотезы. Что нельзя увидеть своими глазами – недоказуемо.

– Но в то, что физические упражнения сгоняют жир, ты хотя бы веришь?

– Я не сделала ни одного упражнения, а сбрасываю вес от часа массажа в день. Ты говорила, что эффект будет снижаться. А он не снижается, – Люся откровенно торжествовала.

– И все равно мир познаваем.

– Ты не убедишь меня никогда…

Люся: коэффициент злобности 6, вес 70.