Красные огурцы Маленков Александр

13

Антон ожидал увидеть что угодно — пустой дом, родственников капитана, совсем посторонних граждан, но не это. Посреди большой комнаты за большим столом сидел сам оперуполномоченный Иванов С. И., смотрел телевизор и чтото жевал. На столе блестела бутылка водки, таял шоколадный торт и, что самое удивительное, — лежал коричневый чемоданчик. Капитан глянул на вошедшего и продолжил смотреть телевизор, как будто Антон был мухой, залетевшей в окно.

Гость присел за стол и внимательно посмотрел на хозяина. Тот без сомнений был пьян. Антон покашлял.

— Будешь? — спросил капитан, поднимая полупустую бутылку.

— Нет. Спасибо, — произнес Антон. — Я насчет чемодана.

— Этого, что ли? — Иванов указал на чемоданчик.

— Этого, какого ж еще.

— Ну, понятно. — Капитан сделал одну ему известный вывод, налил себе в стакан, выпил, откусил от яблока и снова уставился в телевизор. В телевизоре ктото катался на коньках под песню «Арлекино».

— Это чужие деньги, — сказал Антон. — и их надо вернуть.

Капитан повернулся к Антону, посмотрел на него, прищурившись, потом закурил, полюбовался струйкой дыма и сказал:

— Допустим, у моего соседа была корова.

— Допустим, — за неимением лучшего допустил Антон.

— И допустим, он мне ее отдал. Держи, говорит, Серега, мою корову. И вот живет у меня эта корова. Я с ней вожусь, пасу ее, лечу… Понимаешь? Как тебя?..

— Антон.

— Вот, Антон. У меня кум в воинской части тоже Антон. Тебя как по отчеству?

— Евгеньевич.

— Не, тот Кузьмич. Антон Кузьмич. По военному делу пошел. Хороший мужик.

Капитан положил сигарету в пепельницу, вытер рот рукавом, отрезал кусок шоколадного торта, откусил и стал жевать, глядя на фигурное катание.

— Катаются, — сказал он после паузы. — Во дают!

Антону начал надоедать этот разговор.

— Так что насчет чемодана? — напомнил он, постаравшись придать голосу строгие нотки.

— Так ты дослушай вначале. Вот, допустим, живет у меня эта корова…

В это время в машине Аслан нервно посмотрел на часы.

— Полчаса прошло.

— Свалил твой инженер, — сказал Исмаил.

— Если свалил, найду и придавлю. Идите гляньте — че как. Только это… Вы там на «их разыскивает милиция» висите. Не запалитесь.

Исмаил с Хасаном вышли из машины. Исмаил поднял воротник кожаной куртки, а Хасан надел темные очки. Охранники посмотрели друг на друга.

— Ты в этих очках как террорист, брат, — поделился Исмаил.

— Так лучше? — Хасан снял очки.

— Нет. Так тоже как террорист. Лучше, когда бороду сбреешь.

— Ты думаешь, ты кто в этой черной куртке? Энрике Иглесиас? Все в майках, ты в куртке, как бандит.

— А как я без куртки? Там пушка. — Исмаил отвел полу куртки и показал кобуру. — А ты что? Не в куртке, да?

— Я в коричневой. Коричневый — не так подозрительно.

Исмаил выругался, снял куртку, вывернул ее наизнанку и снова надел.

— Так хорошо?

Хасан оглядел золотую подкладку куртки и остался доволен другом.

— Так хорошо. Как артист! А я сейчас…

Он подошел к обочине и стал рвать одуванчики.

— Идите, ну! — крикнул Аслан, открывая стекло.

— Сейчас! — Хасан подошел к машине с букетом. — Это чтобы не спалиться, Аслан. Ты сам сказал.

Аслан оглядел своих бойцов и почувствовал, что стрес снова надвигается. Он закрыл стекло и попытался взять себя в руки.

Антон тоже боролся с нетерпением, слушая затянувшуюся историю про соседскую корову. Капитан Иванов увлекся своей притчей, вылез изза стола и стал расхаживать по комнате.

— …и тут, допустим, сосед приходит через многомного дней и говорит: «Где моя корова?» А теперь вопрос. Вот есть корова. — Иванов взял со стола чемодан и потряс им. — А чья она? Понятно, чья она была. Но чья она теперь? Прошло много времени…

Вместе с чемоданчиком он прошел вглубь дома и стал чемто шуршать и греметь. Антон насторожился. Из недр избы донеслось характерное журчание. Потом послышался звук спускаемой воды, капитан вернулся и, не выпуская чемодана из рук, продолжил свои аналогии:

— Собственность. Что такое вообще собственность? Вот сосед, допустим, говорит: «Верни корову, она не моя». А чья тогда? Он просит меня, его просит ктото еще, а того еще ктото. Замкнутый круг. Это твой чемодан?

— Товарищ капитан, все это очень интересно, но эти люди — они не станут шутить. Я вам вчера все про них рассказал. Они стоят тут в двух шагах, с оружием и ждут. Лучше я возьму его…

Иванов положил чемодан на стол и продолжал задумчиво расхаживать по комнате.

— С оружием. Тоже, кстати, вопрос. У одного оно есть, а у другого нет. Допустим, сосед говорит…

На этом пассаже он опять углубился в темные недра своего жилья и затих.

14

Хасан с Исмаилом подошли к отделению полиции, но внутрь идти побоялись. У ворот сидел рыжий мальчик.

— Ищите когото? — спросил он, не отрывая глаз от телефона.

Хасан с Исмаилом переглянулись.

— Такой в спортивной куртке с капюшоном, — описал Исмаил. — Видел?

— Видел, — отвечал мальчик.

— Там внутри?

— Был внутри, но ушел.

— Куда, не знаешь?

— Пять тысяч рублей.

— Веди, — согласился Хасан.

Мальчик наконец поднял глаза от телефона, внимательно посмотрел на незнакомцев и одуванчики и сказал:

— Вначале деньги.

Хасан, ругнувшись, достал пятитысячную купюру. Мальчик встал, спрятал телефон, спрятал купюру, подхватил удочки и пошел вдоль забора. Через полминуты он остановился и указал на дом капитана Иванова.

— Здесь.

— Здесь?! За что пять тысяч?!

— За экономию времени, — ответил мальчик. — Обращайтесь.

В избе было тихо. Чемоданчик лежал на столе.

— Товарищ капитан! — позвал Антон.

Капитан не откликнулся. С улицы донеслись голоса. Антон выглянул в окошко и увидел, как по дорожке к дому идут знакомые бандиты. Он подскочил к столу и открыл чемоданчик. Тот был пуст. Антон кинулся в недра дома, распахнул одну дверь, другую и оказался на заднем крыльце. Метрах в ста, уже за забором, виднелась убегающая в сторону леса фигура капитана с мешком в руке. Антон бросился за ним как раз, когда Исмаил с Хасаном вошли в дом с другой стороны.

— Стой! — кричал Антон, перепрыгивая запущенные грядки, покрытые рваным целлофаном.

Он пробежал в открытую калитку и устремился к лесу. Капитан бежал небыстро, спотыкался, но не оглядывался. Расстояние между ними сокращалось. Антон обернулся и увидел на заднем крыльце двух людей. Они чтото кричали, жестикулировали, один говорил по телефону. Капитан Иванов добежал до сарая, стоящего у кромки леса, и скрылся в нем. Сзади послышались выстрелы. Через минуту в темный дверной проем сарая ворвался и Антон. После яркого солнца он не сразу разглядел Иванова. Беглый страж порядка возился с какойто кучей, прикрытой мешковиной.

— Ты что, с ума сошел?! — завопил Антон. — Они стреляют!

— Ничего, — ответил капитан, — у нас тоже коечто тут припасено.

С этими словами он откинул мешковину. Под ней холодно блестели стволы и приклады. Иванов извлек из темноты сарая козлы, поставил их в дверном проеме и водрузил на них пулемет.

По открытому пространству между забором и лесом к сараю приближались два черных внедорожника, за ними бежали Исмаил и Хасан. Раздались выстрелы, на пол упала деревяшка.

— Пригнись, — сказал капитан, склоняясь над пулеметом.

В следующую секунду он открыл шквальный огонь длинными очередями. Снаружи послышались крики и ответные выстрелы. Антон кинулся в дальний угол сарая, упал на землю и заткнул уши.

Через несколько секунд пальба стихла. Еще через несколько секунд Антон открыл глаза. В ушах звенело, в сарае висел дым, пахло горячим железом и грибами. Капитан, прикрыв глаза ладонью, проводил визуальную рекогносцировку местности. Антон на четвереньках подполз к свету и тоже выглянул наружу. На поляне дымился перевернутый внедорожник, вокруг лежали тела убитых. Антон начал их считать и насчитал четыре. Вдали, оставляя пыльный след, уменьшался второй вражеский автомобиль.

Иванов закурил, облокотился на пулемет и созерцал поле боя, как будто это был костер, закат или водопад.

— Я знал, что понадобится, — задумчиво сказал он. — Кум, Антон Кузьмич, как интендантом стал в воинской части, так я за коллекцию принялся. Вдруг, думаю, война. У меня тут и НСВ, и АКМ, и СВД. Даже один ГП30 есть. Все списано, все по закону. НСВ — он чем хорош? Он хоть и старый, но скорострельность такая…

— Товарищ капитан, что вы наделали? — в ужасе произнес свидетель убийства Опушкин, на глазах превращаясь в соучастника массового убийства. — Они же нас теперь поубивают. А если не они, то нас посадят.

— Кто это нас посадит? — удивился Иванов.

— Ну кто, полиция…

— Кто? Наша полиция? Зачем им это нужно? Ты, Антон, образованный человек, но в этих вещах не разбираешься.

— Ну хорошо, но они — Аслан этот.

— Пусть сунутся. — Иванов погладил ветошью ствол крупнокалиберного пулемета НСВ.

— Господи, за что мне это?! — тоскливо воскликнул Антон. — Куда мне теперь?

— Оставайся, — предложил Иванов. — Мы теперь братья по оружию. Считай, вместе воевали, отражали вражескую атаку. Будешь у меня жить, вместе веселее. Деньги теперь есть.

— Ничего я не воевал! — возмутился Антон. — Не надо меня впутывать в этот геноцид! Я жертва обстоятельств.

— Ну смотри, как знаешь, — не стал спорить капитан, снял пулемет с козел и понес его в угол.

Антон судорожно размышлял, что же ему делать дальше. Домой возвращаться нельзя, там Аслан или его люди. К маме? Если они нашли его дома, то и у мамы найдут. Надо бежать, вот что. Жил до тридцати двух лет безмятежно, а теперь надо бежать. Но куда? За границу? Или отсидеться гденибудь, пока все не забудется?

Иванов поставил перед Антоном холщевый мешок. В нем лежали деньги из чемоданчика.

— Забирай половину, брат. У нас теперь все поровну.

У Антона не было сил спорить. Понимание того, что плохо, а что хорошо, стремительно исчезало. Если его честная попытка обратиться в милицию кончилась горой трупов, то что уж говорить о дважды украденных деньгах нечистого происхождения. Капитан взял корзинку, вытряс ее и стал перекладывать туда пачки евро.

— Вот, вроде половина, — сказал он, когда корзина наполнилась. — Погоди, мы это дело тряпочкой прикроем, вот так. Как будто с грибами.

Антон взял корзину. Деньги. Деньги — это хорошо. С деньгами можно исчезнуть. Сесть на какойнибудь поезд… Но не через поселок. О том, чтобы идти через поле боя, не могло быть и речи.

— А если я пойду через лес, то куда приду? — спросил он.

— Вот так, если прямо, километров через пять выйдешь к Ильичевским Заимкам.

Распрощавшись с капитаном Ивановым и с ужасом отвергнув предложенный самозарядный компактный пистолет Макарова, Антон вышел из сарая и углубился в лес.

15

Он не был в лесу давно. И лес производил странное впечатление. С одной стороны, он успокаивал. Невозмутимые деревья шумели о вечном, людские страсти были для них мелковаты. Вот так же по лесу ходили его предки, ктото с войны, ктото на войну, люди рождались и умирали, а лес стоял.

С другой стороны — чувствительную душу дизайнера интерьеров угнетал лесной беспорядок. Все вокруг было случайно и непродуманно — под ногами валялись ветки, шишки… Антон првык знать окружающую среду, названия и функции объектов, эту среду составляющих. В лесу все было непонятно. Кроме дубов, елок и сосен, он не мог идентифицировать ни одного дерева, а тем более куста. В голове был наготове список названий — осина, ясень, какойто даже можжевельник. И наверняка этот список соответствовал деревянным предметам вокруг. Но кто из них кто? Антону казалось, что он идет прямо. Но прошел час, за ним другой, а лес все не кончался. Он не спал предыдущую ночь, а последнее, что он съел, был бутерброд на бензоколонке рано утром. Телефон, в котором был компас, карта и часы, давно сел. Стоило сойти с проторенной дорожки, и природа в, казалось бы, цивилизованном и густо заселенном Подмосковье живо напомнила, кто здесь главный. И человек с корзиной денег ничего не мог ей противопоставить.

Антон заблудился намного раньше, чем признался себе в этом. Иногда ему казалось, что он уже шел здесь — какоенибудь поваленное дерево выглядело знакомым. Но проверить это было нельзя, деревья росли без штрихкодов и серийных номеров. Под ногами попадались ягоды и грибы без инструкции с неизвестным составом и сроком годности. В другой раз Антон бы начал волноваться, искать выход, но суточный лимит эмоций и инициативы был давно исчерпан. Он просто шел, а когда уставал, садился на пенек.

Аслан тоже устал. Он тоже не спал ночь, убил Вову, потерял деньги, двух своих лучших людей и двух новых — Диму и Алика. Аслан, подтверждая свою кличку, был в бешенстве и по дороге в местный стриптизклуб «Нормалек», где у Красноогуреченских была штабквартира, впал в истерику. Он матерился, рыдал и бился головой о переднюю панель «Мерседеса», рискуя привести в действие подушку безопасности.

За рулем сидел молодой Юра. Он был возбужден погоней, перестрелкой, кровью — всем тем, о чем он мечтал, когда хотел стать бандитом. Он уже думал, что этой мечте не суждено будет сбыться и вся жизнь так и пройдет в черном костюме с рацией, в разъездах со скучным Владимиром Петровичем, но жизнь сделала крутой поворот — теперь он один из легендарных красноогуреченских! И даже прошел боевое крещение. Однако новый шеф выглядел плоховато, и Юра попытался его утешить:

— Ну ладно, ладно, Аслан Зелимханович, что вы так… Ну, бывает, работа такая. Все будет хорошо.

Осознав, что его утешает малознакомый и совсем юный кент, Аслан постарался взять себя в руки.

— Я знаю, — сказал он, сморкаясь, — это все порожняк. Но ты понимаешь… как тебя зовут, брат?

— Юрой.

— Понимаешь, Юра, ничего не могу с собой поделать. Вот я сильный, ровный, уважаемый, да?

— Вы! Да вы же Асланчик Бешеный! Вас все боятся.

— Видишь. А иногда не могу сдержаться почемуто. Знаешь, когда фильм про собаку смотришь и там хозяин умирает, начинаешь плакать, как женщина. Вот что мне эта собака? В гробу я ее видал! Все понимаешь, а плачешь. Так и тут. Понимаешь, что не надо реагировать. Но организм реагирует.

— Это эмоции, вызванные стрессом, — заметил Юра, который часто коротал ожидания своего бывшего шефа за чтением журналов.

— Стресс, да! Мне говорили. Этот стресс, я с ним не знаю что делать.

— Владимир Петрович, светлая память…

— Светлая, да, — отозвался Аслан.

— …он к психологу ходил, когда у него стресс был. Специальный такой психолог, для пацанов. Не западло к нему ходить. Владимир Петрович говорил, деньги нужны, чтобы решать проблемы. Если у меня психологическая проблема, говорил, я заплачу и не будет проблемы.

— Не западло, говоришь?

— Не, реальный психолог, ровный, к нему много наших ходит.

— Отвечаешь?

— Отвечаю.

Аслан поморщился при мысли о том, что комуто, пусть даже ровному и реальному, придется рассказывать о своем внутреннем мире. Откровенничать он умел только в молитве Аллаху, да и там разговоры в основном шли о бизнесе. Беседа с Юрой уже начинала тяготить.

— Ладно, подумаю, — сказал он. — Забудь пока.

Аслан вылез из машины, отпустил Юру и немного постоял перед дверью своего основательного дома, одного из самых больших в Красных Огурцах. Каждый раз, когда надо было войти домой и увидеть лица самых любимых людей, он немного преодолевал себя, как перед прыжком в холодную воду. Только одно небольшое усилие — и дальше все пойдет хорошо. Переход из уютной среды вымогательств и убийств в агрессивную атмосферу семьи давался в последнее время все труднее. Взяв себя в руки, он сложил на лице виноватую улыбку и открыл ворота.

Сусанна гремела посудой на кухне, из детской части дома доносились крики детей.

— Привет, — осторожно сказал Аслан, заходя на кухню, — вот и я…

Жена ожесточенно двигала кастрюлю по плите и не оборачивалась. Все восемьдесят килограммов ее тела испускали опасное напряжение, как неразорвавшаяся мина. Аслан осторожно чмокнул жену в потный валик затылка и сел за стол. Сусанна делала вид, что его нет.

— Эй, женщина! — полушутливо сказал Аслан. — Муж пришел. Обед давай.

— Муж?! — сдетонировала мина. — За что? Объясни мне, за что?!

Она обернулась, уткнула мощные руки в бока и впилась в мужа взглядом, как будто действительно ждала ответа.

— За что мне это? Объясни мне, что я сделала в жизни плохого, что Бог меня так наказывает? — Она мокрым шлепком прихлопнула лицо ладонью. — Господи! Когда же! Это! Кончится!

Дома все как обычно, подумал Аслан. Сусанна уже несколько лет существовала в режиме перманентного эмоционального взрыва. Этот взрыв вопреки законам физики был устойчивым явлением, со своей устойчивой логикой. В эпицентре находилась она, Сусанна, которая больше не может так жить. Катализатором этого феномена служил Аслан. Считалось, что он мучает Сусанну и испортил ей жизнь. Внутри взрыва Сусанне жилось не так плохо, жертва, которую она каждый день приносила, состоя в браке с Асланом, стала ее призванием, то есть дарила смысл и занимала время. Мучился же в основном сам Аслан.

— Что ты орешь? — привычно осведомился он.

— Что я ору? Тебя не было целые сутки! Где ты был?

— Работал…

— Знаю я твои работу! — Женщинавзрыв тем не менее поставила перед мужем тарелку супа. — Убил когонибудь?

— Сусанна…

— Или с очередной шлюхой?..

— Никого я убивал! И не было никаких шлюх.

— Поклянись!

— Клянусь.

— Поклянись детьми!

В этот раз детьми поклясться Аслан не мог по обоим пунктам обвинения. Он бы с удовольствием поклялся Сусанной или ее мамой, но дети… Аслан чувствовал, как на него снова надвигается стресс. Он машинально достал пистолет и передернул затвор.

— Ты что же, демон, мозгами со своими проститутками расплатился, а? — взвопила Сусанна. — Сколько раз говорила не доставать эту пакость в доме! Убери, пока я тебе в голову не воткнула.

Сусанна выглядела как женщина, которая действительно может результативно воспользоваться огнестрельным оружием как холодным. Аслан убрал пистолет, посмотрел на тарелку дымящегося хаша, стукнул кулаком по столу и встал изза стола.

16

Уже темнело, когда, пережив несколько приступов отчаяния и апатии, Антон увидел избушку. Она стояла на поляне и была настолько крупным представителем семейства избушек, что ей скорее подходило определение «избища» — двухэтажная, с пристройками и навесами. Но дымок из массивной трубы, желтый свет в окнах и чернеющий вокруг сказочный лес заставили Антона пробормотать «избушка». Лес увел его из обжитого двадцать первого века в дебри прошлого, сделал из него странника и теперь подсовывал ночлег.

Антон осторожно подошел к избушке, втянул носом запах жилища — дыма и еды. За ужин и постель он готов был предоставить себя на съедение ведьме, лешему и любому другому маргиналу, занимавшему эти хоромы.

— Хозяева! — крикнул он. — Есть кто дома?

Тяжелая дверь со скрипом раскрылась, но вместо ожидаемой Бабы яги на крыльцо вышла девушка в свитере поверх сарафана.

— Извините, — начал Антон, — я заблудился. Не подскажите, как мне пройти… куданибудь?

— Куданибудь? — хихикнула девушка. — Куданибудь вы уже пришли. Дееед!

На крыльце появился аккуратный старичк в валенках и чернокрасной клетчатой рубашке, заправленной в спортивные штаны. На большом носу его сидели большие очки в толстой оправе.

— Ты кто, мил человек? Откуда и куда идешь? — нараспев проговорил дед, спускаясь с крыльца.

— Да вот, заблудился. Шел из Красных Огурцов в Ильичевские Заимки по лесу…

— А вы сами откуда? — спросила девушка.

— Из Москвы… — Антон смутился. Ему показалось, что в этих обстоятельствах быть москвичом както не очень прилично.

— Да, занеслооо, — протянул дед. — До Заимок тут еще топать и топать. Да ты заходи!

— Мне неудобно, — бормотал Антон, заходя.

— Давай, давай, — ласково подгонял дед. — Накормим, напоим, спать уложим. Слава науке, не хуже, чем в гостинице.

Дом произвел на Антона совершенно завораживающее впечатление. Предметы деревенского быта соседствовали тут с неожиданными чудесами техники. Под потолком висели пучки трав, обдуваемые маленькими вентиляторами, что создавало в избе удивительную шумообонятельную атмосферу. В гостиной, которую Антон, подумав, назвал про себя горницей, высилась гигантская печь, от нее по стенам змеились медные трубки, а над печной заслонкой Антон заметил набор датчиков со стрелками, вделанных в штукатурку. От креслакачалки тянулись провода, между окон висели коробки с мигающими индикаторами. Антон подумал, что если в наше время и есть колдуны, то их жилище должно выглядеть именно так.

Обитатели дома, дедушка по имени Степан Трофимович и его внучка Дуня, проявили такую активность, как будто последние десять лет только и ждали появления голодного и уставшего москвича. Дуня, отправив Антона умываться и удивляться сенсорной регулировке горячей и холодной воды, успела за пять минут полностью уставить стол тарелками со снедью. Возможно и даже наверняка это говорили голод и усталость, но Антону показалось, что он никогда еще не ел такой вкусной картошки с грибами, не пил такой чистой воды и не сидел на таком мягком диване. Хозяева много говорили, смеялись, обильно употребляя уменьшительноласкательные суффиксы — «снимайте ботиночки, возьмите еще картошечки, сейчас принесу вилочку». Антон даже не отказался от «рюмочки водочки». Конечно, им тут скучно живется, изголодались по общению, думал он. Кошмар, если вдуматься, жить в такой дыре, а они ничего, веселые. В этом чтото есть.

Дед рассказывал про свой дом, богато формулируя, особенно когда речь шла о технике и сельском хозяйстве. Видно было, что человек образованный.

— Вы кто про профессии? — спросил Антон.

— Я — изобретатель, — приосанившись, отвечал Степан Трофимович, как видно, любивший этот вопрос. — У меня пятьдесят четыре официальных патента! Электромеханика, электроника, просто механика. Работал в Москве, в НИИ машиностроения, потом на пенсию вышел, сюда переехал, но дела своего не бросаю! Тут все — моих рук дело. Полное самообеспечение — электричество, водоснабжение. У меня мастерская — загляденье. Да я покажу.

Пришлось посмотреть и мастерскую — отдельную постройку, тоже бревенчатую, солидную. Хороша была мастерская — столы, верстаки, батареи инструментов, понятных и непонятных. Круг интересов хозяина был весьма широк: тут были и тиски, и рубанки, и осциллографы, и токарный станок, и пробирки. Недремлющий дизайнерский мозг выдал Антону термин «стимпанк». Он давно мечтал оформить чтонибудь в этом экстравагантном стиле.

— А вот моя гордость, дело всей жизни. — Дедушка откинул покрывало с чегото похожего на напольные весы с колесом. — Это прялка! Я назвал ее «Россия Великая». С гироскопической роторной тягой!

— Я не очень разбираюсь в прялках… Но выглядит впечатляюще.

Деревянная прялка с колесом, тросиками и шестеренками сияла лакированными боками в электрическом свете. Все плоскости ее были разрисованы цветами, конями и звездами, чем делали «Россию Великую» похожей на помесь орудия пыток и палехской шкатулки. Дав Антону полюбоваться, дед выключил свет и повел его обратно в дом.

— И знаешь, какая у меня мечта? Подарить прялку «Россия Великая» Якубовичу на «Поле чудес». Чтобы стояла у него в музее… Конечно, это чистое искусство, механические прялки сейчас никому не нужны. Но для тех, кто понимает… Леонардо да Винчи бы понял. Циолковский бы понял. Ну и Якубович, конечно, поймет, он ведь все понимает…

Антон припомнил усатое лицо Якубовича, который уже почти полвека крутит барабан, и внутренне согласился, что, наверное, после стольких лет на «Поле чудес» он уж действительно все понимает.

Дуня смеялась, когда Антон рассказывал о Москве, объяснял, что такое дизайн интерьеров и почему он в кроссовках. Ей был двадцать один год, и вся она была под стать дому — ловкая, здоровая, с ямочками на щеках. Если ее накрасить, да причесать, думал слегка захмелевший Антон, да приодеть…