Красные огурцы Маленков Александр

24

Эмоциональное равновесие, также как и обычное, бывает устойчивым и неустойчивым. Страдания Сусанны, как ни странно, имели свойства устойчивого эмоционального равновесия. Иногда она выходила из привычного горестного состояния, но неизменно возвращалась в него, как шар, лежащий в лунке, поколебавшись, снова обретает покой.

Аслан, вернувшись домой под вечер, застал жену на веранде в шезлонге, читающей книгу «Армянское дерево». Романы о страданиях помогали Сусанне сохранять эмоциональное равновесие. Особенно о страданиях армянского народа.

— Сусик, — решительно начал Аслан, — давай помиримся. Смотри, я купил тебе сережки.

Сусанне не понравилось это предложение. Она мрачно посмотрела на мужа. Облитый красными лучами вечернего солнца, с коробочкой из ювелирного магазина в одной руке и бейсбольной битой в другой, он выглядел живописной аллегорией кнута и пряника.

— Что ты опять натворил? — спросила она басом.

— Что я натворил? Купил жене подарок!

— Аслан, скажи правду сразу. За что ты хочешь откупиться?

— Почему откупиться? Просто так купил, клянусь!

— Все ясно, — сказала Сусанна, захлопывая книгу, — тебя сажают в тюрьму. Дожили. И как я одна буду, ты подумал? О детях ты подумал?

Аслан закрыл глаза и сжал биту в надежде увидеть хрустальный дворец. Сусанна истолковала этот жест посвоему.

— Хочешь ударить меня, да? Ударить? Мать своих детей? Бей, паразит!

Она поднялась с шезлонга, однако, вместо того чтобы подставить спину или голову, ухватилась за биту и попыталась отобрать ее у мужа. Хрустальный дворец, уже начавший было вырисовываться из тумана, задрожал перед мысленным взором Аслана.

— Стой! — завопил он. — Стой, женщина! Подожди! Умоляю, да!

Аслан раньше никогда ее ни о чем не умолял. Сусанна замерла, и муж, воспользовавшись паузой, произнес один из самых длинных монологов, которые ей доводилось от него слышать:

— Сусик! Не трогай биту, пожалуйста, очень прошу. Я жил неправильно. Я расстраивал тебя, ты кричала, ругалась. Но теперь все будет подругому. Я буду спокойный, меня научил один человек. Мы будем в кино ходить, с детьми играть, хочешь, твою мать в гости позовем. То есть не твою мать, я хотел сказать, а маму твою. Сусик, я хочу, чтобы ты была счастливой со мной, давай больше не ссориться. Давай?

Эта речь вывела Сусанну из эмоционального равновесия на какуюто новую неизведанную территорию. Там было неуютно, законы жизни без ссор были неясны, ориентиры размыты. Но муж стоял такой трогательный, такой маленький, с незнакомым просящим выражением бородатого лица, что отказать ему не поворачивался язык.

— Ну, хорошо, — произнесла она неуверенно, хотела чтото добавить, но махнула рукой и ушла в дом.

Аслан остался стоять на веранде. Он поговорил с женой, с Сусанной и не пришел в ярость! Такого не случалось уже много лет. От радости он поцеловал бейсбольную биту.

Сусанна ходила по дому и не могла понять, почему ей так тревожно. Вроде бы произошло то, чего она добивалась, муж исправился. И даже подарил серьги, надо, кстати, их забрать. Сусанна снова вышла на веранду, Аслан стоял на той же точке с закрытыми глазами и гладил биту. Она молча отобрала у него коробочку, перевязанную лентой, и вернулась в дом. Наркотики, подумала она. Точно! С чего бы еще он был такой странный? Эта мысль почемуто вызвала в ней радость. Злоба, привычная как домашние тапочки злоба, уютно закипела в крови. Мужнаркоман возвращал ее в привычную картину мира. А если нет? Если он трезвый? Заботливый порядочный муж в эту картину не вписывался. Раньше он мотал ей нервы, но ее внутренний мир, устойчивый, осмысленный внутренний мир оставался ее владением, неприступным для паразитамужа. Теперь он ухитрился влезть туда своими волосатыми руками и все сломать. Он покусился на самое святое — на ее право страдать. Лишил ее жизнь смысла. Хотя, если воспринимать это как атаку в их семейной войне, то чем это не повод разозлиться и восстановить душевную гармонию. Получался замкнутый круг. Раздираемая этими противоречивыми чувствами, она бродила по комнатам, не зная, куда себя девать.

Аслан тоже бродил по балконам своего дворца и представлял, как сейчас они всей семьей сядут за стол и будут разговаривать, смеяться… В кармане зазвонил телефон. На экране высветилось имя главы администрации: «Борщ Константин». Дворец блеснул алмазными шпилями и растаял.

Вести трактор оказалось не сложнее автомобиля. Антон быстро освоился и даже был горд собой, как всякий мужчина, покоривший новую машину. Он поглядывал то на дорогу, то на Дуню, то на корзинку с миллионом. Прялка подпрыгивала на ухабах, Дуня взвизгивала. День перевалил за середину, и они остановились пообедать.

Дуня больше не мучала Антона подобострастными расспросами и перешла от слов к делу. Она расстелила на травке вышитую салфетку, сервировала ее черным хлебом, ветчиной, сыром, маринованными грибочками, помидорами и солеными огурчиками. «Сиди, Антон, я все сама сделаю», — приговаривала она. Ловко, думал Антон, давно бы так. Вот это ее истинное призвание, глядишь — и составит счастье какогонибудь неприхотливого приземленного типа. По настоянию Дуни он сполоснул руки — она поливала из бутылки, а потом сама насухо вытерла платочком.

Антон ел с аппетитом, Дуня не отрываясь смотрела, как он отправляет в рот помидоры и огурцы, и, кажется, даже следила, тщательно ли он пережевывает. Этим избытком внимания к процессу его питания она напоминала маму.

— Дуня, я очень ценю твою заботу, но мне трудно есть, когда ты так смотришь. И кстати, съешь чтонибудь сама.

Дуня смутилась, взяла кусочек хлеба и стала жевать, делая вид, что смотрит в другую сторону. Хотя на самом деле фиксировала все его хватательные и жевательные движения. «Да, любят женщины смотреть, как я ем, — подумал Антон. — Уж такие они существа…»

За обедом он услышал отдаленный гул электрички и рассудил, что, если двинуться на этот гул, можно оказаться в какомнибудь населенном пункте, где есть железная дорога. Как именно воспользоваться этим достижением цивилизации, он пока не знал, момент принятия решения хотелось оттянуть. Антон лег на траву. Повинуясь инстинкту горожанина на природе, он даже выдернул из земли какойто колосок, сунул его в рот и принялся глядеть в небо. Вот ведь надо было попасть в такой переплет, чтобы получить эту маленькую порцию простых радостей — пикник на обочине, невинная голубизна вечности над головой, родной запах русского чернозема, пение… Кто это чирикает?.. Черт их разберет, будем считать, что птиц. Пение птиц… Казалось даже, что небо и поля играют грустную мелодию на… Как называется такая дудочка, которая свистит так тоненько? Будем считать, что свирель. Или флейта. Нет, свирель больше подходит. Небо и поля играют грустную мелодию на свирели. Почему я не делаю этого чаще? Я ведь постоянно мотаюсь по Подмосковью, но каждый вечер спешу добраться до квартиры. Некогда остановиться, а ведь только в такие моменты и замечаешь… Антон запнулся, он не знал, что именно он замечает в такие моменты. В качестве кандидатур замусоренный мозг оперативно предложил «скоротечность бытия», «что жизнь проходит мимо» и «как мало нужно для счастья». Но какойто другой Антон, внутренний рассудительный рациональный Антон, который последние пару дней находился в состоянии перманентного ужаса от происходящего, сказал: «Только в такие моменты и замечаешь, что тебя ищут бандиты, а ты с чужим миллионом евро лежишь на траве и жуешь травинку. Ты нормальный человек?»

Мелодия погасла, Антон поднялся и засобирался. Они забрались на трактор и вскоре выехали на асфальтовую дорогу. Небо затянулось облаками, жара, как и обещали по радио, лишь только пробовала свои силы. Справа стоял лес, слева лежало поле — все тот же скромный набор ландшафтов средней полосы. Антон крутил огромный уль, Дуня волновалась:

— Тебе не холодно, Антон? Накинул бы олимпийку.

— Сама смотри не простынь, — отвечал подобревший после обеда Антон.

«Началось», — удовлетворенно думала Дуня.

25

На обочине стояли несколько человек в белом. Завидев трактор, они принялись неистово махать руками. Подъехав поближе, Антон понял, что это не врачи, а просто модная молодежь. А остановившись, и вовсе опознал в молодежи своих приятелей — Кирилла и Барби. Кирилл, всегда возбужденный наследник какогото нефтегазового деятеля из правительства, посвятил свою жизнь организации выдающихся музыкальнотанцевальных мероприятий, а Варя, всегда спокойная, была рядом и предпочитала, чтобы ее называли Барби. Их белоснежные одежды не оставляли сомнений в том, что гдето рядом проходит та самая «White party Солнцестояние», приглашение на которое осталось грустить у Антона дома на столе.

— Кирилл! — воскликнул Антон. — Привет!

— Антоха! Здорово, брат! Где ты взял трактор?

Антон хотел было придумать остроумный ответ, но Кирилл тут же перешел к делу:

— Трактор — это бомба! Мы, прикинь, застряли, в лесу — каша! Мы как раз думали поймать когонибудь, Леха как раз сказал — вот бы трактор тормознуть — а тут ты!

— Трактор — чума, — подтвердил лысый Леха в белом балахоне.

Дуня пыталась сообразить, как ей правильно себя вести. Социум не был учтен в ее схеме, но так даже интереснее. Опосредованная оценка, игра на тщеславии — если не очень уверенный в себе самец (она покосилась на Антона, с растерянной улыбкой ковырявшего руль) получает одобрение группы в своем выборе самки, ее статус в его глазах взлетает до небес. Даже если раньше он не был так уж уверен в своем выборе. Нужно переключаться на группу, решила Дуня. Оставалось определить систему ценностей, которую исповедовала группа. Поверхностный наблюдатель мог бы предположить, что самым главным в жизни эта небольшая компания считает стиральный порошок с отбеливателем. Но Дуня смотрела в самую глубь человеческой психологии, поэтому сформулировала для себя ценности группы как экстравагантность, яркость, оригинальность. А что может быть оригинальнее для этих богемных мужчин, для их эмансипированных спутниц, чем патриархальная женщина, хранительница очага, заботливая и покорная?

— Ты вовремя, в девять начинаем, хотя погода чтото портится, ну да хрен с ней, — возбужденно продолжал Кирилл.

— Да я, собственно… — начал Антон.

— А я ему говорю, — неожиданно вступила в беседу Дуня, — надень куртку, холодно становится, а он ни в какую!

— Это Дуня, — сказал Антон, поморщившись.

В глазах Кирилла мелькнуло умиление (или Антону так показалось?), мысль о том, что эти взбитые сливки московской богемы могут принять Дуню за его девушку, была неприятной. Ему захотелось както деликатно обозначить дистанцию между собой и этим лесным чудом в миниюбке, например закричать: «Это не со мной! Это не я!» — или хотя бы намекнуть на несерьезность их тандема, мол, этот так, случайный каприз, артист в поисках экстравагантных источников вдохновения расширяет антропологические границы восприятия…

— Хэй, всем привет! — Дуня замахала рукой с интенсивностью провожающего пароход. — А чего вы все так вырядились? Запачкаетесь же!

— Привет, красавица! — сказал Кирилл, с улыбкой оглядывая Дуню. — Я Кирилл.

— Вы — друзья Антона? Прикол!

Дуня неестественно расхохоталась, друзья Антона озадаченно переглянулись. И пока Антон лихорадочно соображал, как исправить неловкость, Дуня продолжила атаку:

— Нет, правда, а чем вы стираете белое?

— Дуня, успокойся… — прошипел Антон.

— А я ничем не стираю, я выбрасываю, — захихикал Леша в балахоне.

— Да вы что! — поразилась Дуня. — Отдайте лучше мне!

— Так, короче, — деловито начал Антон, пнув Дуню. — Трос есть?

— Ай, чего ты пинаешься!

— Да вот, — Кирилл показал уже приготовленный трос.

Антон газанул, трактор с рычанием испустил струю сизого дыма, спасательная операция началась. Помочь Кириллу было приятно. Антон когдато консультировал его по поводу ремонта, и с тех пор они остались приятелями. Кирилл присылал ему приглашения на свои феерические мероприятия, и когда у Антона было настроение впечатлить когото своим богемным образом жизни, он сам звонил Кириллу и напрашивался в гости.

Антон попросил друзей не рисковать белыми одеждами и начал сам прицеплять трос к трактору, всем своим видом давая понять, что его способности дизайнера простираются далеко за пределы ремонта и вообще не знают границ ни в городе, ни в лесу. Впечатление опять испортила Дуня:

— Антон, осторожнее! Не поранься!

Антон залихватски хмыкнул, вложив в этот звук концепцию полной невозможности пораниться.

— Дуня! — раздраженно сказал он и прищемил палец крюком. — Черт!

— Не суй в рот грязный палец! — вскричала Дуня, не забыв и о своем заботливом амплуа, напрыгнула на Антона и попыталась вытащить ядовитый палец из его рта.

— Вот изза тебя! Ты можешь спокойно посидеть пять минут?

— Надо промыть! Покажи!

Антон закатил глаза к небу.

— Да там ничего нет, просто прищемил чуток, сейчас поедем.

— Лучше и правда промыть, — подала голос Барби. — У меня гдето пластырь был…

— У меня есть, есть пластырь! — обрадовалась Дуня и полезла в свой саквояж.

После некоторой неловкой борьбы Антон сдался и дал настойчивой сироте оказать себе ненужную первую помощь. Наконец трос был прицеплен, трактор взревел и внедорожник выкарабкался из лужи.

— Я с тобой прокачусь, — возбужденно сказал Кирилл, — когда еще по лесу на тракторе!..

— Давай залезай!

Колонна тронулась, Антон сурово оглядывал раздолбанную колею и жестами показывал ребятам в BMW на особо коварные лужи.

— Скушай бутерброд, Антоша, — сказала Дуня, тыкая ему в нос очередным порождением своего кулинарного энтузиазма.

— Какая вы заботливая, — смеясь, произнес Кирилл.

— Я — женщина, вот и все, — загадочно отвечала Дуня.

Антон смолчал, мысленно проклиная тропинку, которая привела его в дом изобретателя Коробкина.

26

Заброшенная лет десять назад угольная шахта «Беломухинская» давно волновала воображение Кирилла. Идеальный локейшен для трансового опенэйра — индустриальный колорит, близко от Москвы. В этом году удалось все подгадать как раз к летнему солнцестоянию — и получить разрешение властей, и договориться с наркополицией, чтобы они не совались на праздник, вовремя приготовить площадку, разослать приглашения. Стиль вечеринки сам собой продиктовался временем и названием места. Какой еще дресскод может быть на «Беломухинской»? Ну конечно белый цвет! Светлая подмосковная ночь, черные развалины шахты, и толпа людей в белом.

Из всех оставшихся построек относительно неаварийной признали только административный корпус, там устроили несколько випзон, с пустыря возле склада растащили мусор, застелили его досками, поставили сцену. Кирилл принципиально не считал свои вечеринки средством заработка. Расходы покрывались папой, который был страшно рад, что сын слез с героина и нашел себе в жизни занятие. Конечно, можно было бы продавать билеты, но Кирилл считал себя выше презренного бизнесподхода. Приглашения получали только друзья, друзья друзей и их приятели. Таким образом публика подбиралась неслучайная и с каждым разом все больше людей жаждали подружиться с организатором. Диджеи, даже заграничные, выстраивались в очередь, чтобы выступать у Кирилла.

К сожалению, российский сезон опенэйров был короток и непредсказуем с точки зрения погоды. Вот и сейчас, несмотря на безоблачное утро, к вечеру сгустились тучи…

Когда белое воинство было наконец доставлено на шахту, благодарности приняты, руки пожаты, пожелания хорошо повеселиться произнесены и сопровождены многозначительным подмигиванием, Антон с Дуней остались одни. Дуня взяла олимпийку, которая все это время отдыхала в корзинке, расправила ее, стряхнула с нее пыль и требовательно произнесла:

— Надень.

— Дуня! — Антон дал волю долго сдрживаемым чувствам. — Что на тебя нашло, а? Ты что за цирк устроила?

— Какой цирк, Антон?

— Лезешь к незнакомым людям с дурацкими вопросами — как вы стираете? Потом этот вот — с пластырем, бутербродами… Что ты скачешь вокруг меня, как наседка? Ты понимаешь, как это поидиотски выглядит? Антон, скушай, Антон, оденься… Это мои друзья, а ты вырядилась как ложкомойка, как какаято пэтэушница, виснешь на мне!

— Я хотела как лучше, — произнесла Дуня, и васильковые глаза заблестели.

— Не надо как лучше. Надо как я прошу.

— Другой бы рад был, что о нем заботятся.

— Вот о другом и будешь заботиться. А я не просил!

Дуня шмыгнула носом. Как настоящий ученый, она была готова к любому ходу эксперимента. Конечно, ей казалось, что все идет хорошо, что в объекте уже закипает нужный гормональный бульон — он ведь так смотрел на нее и даже волновался, что Дуне холодно! Но пусть, пусть она ошибалась, все ошибаются, она была готова к провалу эксперимента, это прекрасный материал для анализа! Не была она готова только к одному — к этой жгучей обиде, которую почемуто сейчас испытывала, и особенно к этим позорно неконтролируемым слезам, к этим спазмам… Да что ж это такое?! Нужно держаться!

— Я просил только об одном, — яростно прошептал Антон, — сидеть тихо. А ты лезешь со своими бутербродами и позоришь меня перед друзьями!

— Ах, так! Ну и пожалуйста! — сквозь слезы прокричала Дуня.

С этими словами она развернулась и пошла в сторону сцены, где уже сгущалась и шумела белая толпа. Ну и пожалуйста! Ну и не оченьто хотелось! Тоже мне, принц на белом тракторе!

Антон догнал ее и схватил за плечо:

— Куда ты собралась? Нам ехать надо!

— Я устала и хочу веселиться, — парадоксально возразила Дуня. — Ты сто раз бывал на таких вечеринках, а я никогда.

Из сумерек вынырнул Кирилл.

— Вот браслеты для виплаунджа.

— Для чего? — заинтересовалась Дуня, украдкой утерев глаза.

— Ну, для випа, там еда, напитки, можно поваляться… Надень на руку. — Он сам надел бумажное колечко на Дунино запястье, склеил концы и многозначительно добавил: — Если еще какие капризы — обращайтесь, все есть.

— Спасибо, — устало сказал Антон, — обратимся.

— А можно я с вами пойду? — звенящем от смелости голосом спросила Дуня. — Покажете мне, где этот вип.

Кирилл вопросительно посмотрел на Антона.

— Идите, — сказал Антон, — я потом.

Он опустился на сиденье трактора, уткнул голову в кулаки и попытался сосредоточиться. Вот прялка, ее надо отвезти Якубовичу. Вот корзинка с миллионом евро, изза которой его ищут, — ее надо хотя бы не потерять. Вот трактор без документов, его можно бросить в любой момент. Вон там ночная дискотека под открытым небом, на которую он хотел попасть, думал, что не попал, а теперь все равно здесь. «Что я сделал не так? — подумал Антон. — В какой именно момент моя жизнь превратилась в этот абсурд?» Да, как же, не будем забывать Дуню! — девочку, с которой он знаком всего сутки. Вот она гдето там в толпе, считает его то ли своим папой, то ли женихом. Надо взять и принять какоенибудь правильное решение, както вырваться из этого потока…

Со стороны танцпола грянули первые ритмичные басы, толпа разразилась одобряющим криком. Ровно в эту же секунду на нос Антону упала первая капля дождя. Жизнь снова заставляла его действовать, не оставляя выбора. Он спрыгнул на землю, натянул олимпийку, надел капюшон и пошел в сторону музыки.

27

В путеводителях часто используется термин «скрытая жемчужина», применительно к небольшим, но интересным местам. Скрытые жемчужины мира могут похвастаться пейзажами или историческими объектами, редкими промыслами или экзотическими мероприятиями вроде фестиваля сосисок в венгерском городе Бекешчаба или чемпионата по метанию карликов во французском АмбьенСюрБюже. Поселок городского типа Красные Огурцы вместе с прилегающим к нему районом мог по праву именоваться финансовой скрытой жемчужиной Подмосковья. Лесистый край, пересеченный речкой Черная, большая часть которого не так давно принадлежала Чернореченскому природному заказнику, не был обезображен ядовитым производством, не был перепахан сельским хозяйством. Он идеально подходил для коттеджной застройки, но Минприроды считало, что это повредит гнездованию сизых чаек. Так продолжалось до тех пор, пока район не возглавил Константин Анатольевич Борщ — бизнесмен с хорошими связями в правительстве и искренней верой в то, что гнездование людей важнее гнездования птиц. Неизвестно, какие аргументы привел Борщ в министерстве, но они были убедительны. Министр вдруг осознал, что с точки зрения вечности границы природного заказника есть суета и «в целях рационализации природопользования» передвинул их подальше от Красных Огурцов. Правоту этого интуитивного решения он осознал год спустя, когда на берегу Черной речки вырос поселок Бревнохвостовская Ривьера. А самый большой коттедж в нем совершенно случайно оказался в собственности родного зятя министра.

Поселки множились, граждане охотно гнездовались, суммарное личное состояние администрации Красных Огурцов догнало годовой бюджет венгерского города Бекешчаба, а потом и всей Венгрии.

Вместе с личным состоянием округлялся и сам Константин Борщ: живот, щеки, розовые пальчики — весь он состоял из приятных сферических форм. В последнее время у него появилось свободное время, он полюбил рыбалку и разбил японский сад камней на своем участке. Но тем самым поздним вечером, когда дизайнер интерьеров Антон Опушкин наслаждался музыкой на открытом воздухе, глава Красноогуреченского района работал. Он сидел в своем кабинете, а напротив него сидел начальник МВД района подполковник Кувалдин. Чиновники были заняты интерпретацией ЧП с перестрелкой и жертвами, имевшего место прошлым утром.

Собственно говоря, подполковник явился к главе с уже готовой интерпретацией. И возникла она у него так. Днем ранее, узнав о боевых действиях возле отделения полиции, начальник МВД района Кувалдин в большом раздражении выехал на место происшествия. Подполковник вполне доблестно боролся с преступностью последние восемь лет, и в его планы совершенно не входило массовое убийство на подведомственной территории. Прибыв на место стрельбы, он обнаружил там своего сослуживца капитана Иванова, решил банально замять дело и отправился домой к капитану обговорить детали. Однако там, раздвинув двери восприятия бутылкой коньяка, коллеги создали куда более эффектный план. Перестрелку решено было выдать за контртеррористическую операцию спецназа, а убитых — за организованную преступную группировку. Все сходилось одно к одному, план убивал даже не двух, а целую банду зайцев. Вопервых, в ОВД Красных Огурцов как раз висело несколько нераскрытых дел о хулиганстве, воровстве и поджогах, портивших доблестную статистику. Вовторых, брат Кувалдина, командир отряда спецназа «Тюлень» как раз жаловался на нехватку удачных операций. Втретьих, повышения в звании офицерского состава МВД района оттягивалось уже который год за отсутствием повода. И наконец, Асланчик Бешеный, людей которого быстро опознали, в последнее время стал много на себя брать — такая профилактика отношений с замглавы района по физкультуре и спорту была очень кстати. Капитан Иванов открыл второй коньяк и потребовал, чтобы его, уволившегося было, восстановили в должности и тоже признали участником операции. Кувалдин согласился. К концу второй бутылки Иванов выторговал повышение в звании, медаль для себя и для своего брата по оружию Антона Опушкина, секретного агента в банде, без которого вся операция была бы немыслима. На том и порешили. Подполковник Кувалдин вызвал брата с его отрядом и отрапортовал наверх об операции. Ответ сверху пришел на следующий день — все участники предоставлялись к наградам с соответствующей пышной церемонией.

Глава администрации Борщ не любил, когда силовики договаривались за его спиной, но чем дальше он слушал интерпретацию Кувалдина, тем больше она ему нравилась. Блестящая контртеррористическая операция, торжественное награждение, банкет — почти все членыадминистрации района оказывались в выигрыше. Все, кроме Аслана Зелимхановича Абрекова, заместителя по физкультуре и спорту.

— Бешеный приборзел сверх меры в последнее время, — дипломатично высказался Кувалдин.

— Согласен, — сдержанно кивнул Борщ.

— Так что сам виноват.

Глава продолжал кивать, размышляя о замечательном балансе сил, сложившемся в районе, и о том, как бы сохранить этот баланс. Асланчик, конечно, стал резковат, но все же был здравым пацаном и незаменимым помощником в диалогах с застройщиками бывших территорий гнездования серых чаек.

— Картина ясна, — Борщ откинулся в кресле и сложил руки на своем округлом животе. — Будем разговаривать.

С этими словами он достал телефон и набрал номер Аслана. Через полчаса ответственный за физкультуру явился в кабинет с бейсбольной битой под мышкой.

— Что, Асланчик, бейсбол развиваешь? — улыбнулся подполковник Кувалдин.

— Развиваю, да, — меланхолично ответил Бешеный. — Такую команду собрал — хоть на чемпионат ехай.

— Насчет твоих бейсболистов, — перешел к делу Борщ. — Что это было вчера?

Аслан почувствовал приближение стресса и сжал биту. Подполковник Кувалдин напрягся.

— Нет, серьезно, ты на хрена эту штуку с собой таскаешь? Нервируешь людей.

— Мне так спокойнее, — ответил Аслан.

— У нас тут не парк культуры в ОреховоЗуево, у нас благополучный район, чего уж так нервничать.

— Работа такая, — сквозь зубы ответил Аслан. Он понял, что пора призывать на помощь хрустальный дворец.

— Так вот, насчет утра, Аслан. Твоя версия событий? — строго спросил Борщ.

— Беспредел!

— Поподробнее.

Аслан закрыл глаза и начал гладить биту. Борщ с Кувалдиным переглянулись, Кувалдин повертел пальцем у виска. Дворец блеснул минаретами, спокойствие, сосредоточенное в этом блике, начало разливаться по хрустальному пейзажу…