Время собирать камни Дмитриев Павел
– Неплохо перерисовали с ютубовского ролика, – проворчал я, не отрывая глаз от микроскопа. – «Голоса» говорили, в зарубежные топы вошел, спецы волосы рвут от зависти, типа, русские мультипликаторы могут не только многосерийные сказки про зеленого огра снимать…
Неравномерность диаметра волокна и, хуже того, его ярко выраженная эллиптичность успели меня достать до самых печенок. Но другого материала не было, как говорится, за неимением гербовой бумаги будем писать на туалетной. Да и винить в низком качестве следовало прежде всего свою невнимательность, нет чтобы в покинутом будущем почитать про техпроцессы вытяжки, запомнить что-то полезное… Но нет, вся помощь свелась к общим фразам да тому немногому, что запомнилось из краткой экскурсии на огромный завод по производству оптики, что притулился на окраине Шанхая двадцать первого века. Так что приходилось радоваться, что хоть такое волокно в СССР научились лить в более-менее промышленных масштабах.
Размах-то немалый, на главной операции стекло «вытягивается» с огромной болванки через пролет в целых семь этажей при температуре в две тысячи градусов, попутно охлаждаясь и приобретая лаковое покрытие. Диаметром приходится управлять по большей части скоростью намотки, причем делать это весьма быстро и точно, да еще с учетом показаний целой кучи датчиков, густо натыканных на всех участках процесса. Такое и в две тысячи десятом году решалось с трудом, по крайней мере, российского волокна на рынке не было и в помине, а уж тут… В общем, наш «Орион» на внедрении натурально опозорился, пришлось «УралКабелю» срочно закупать и приспосабливать к делу импортный десятимегагерцовый и специально «заточенный» под режимы реального времени HP 2116A, и то результат оказался далек от идеала. Мне кажется, халтурят программисты по-черному, должен был и «Орион» справиться или «Минск-32» на худой конец, но… в чужой монастырь со своим уставом соваться не стоит.
Самое смешное, что в достижение толком не успел поверить сам Авдеев, слишком уж фантастично оно выглядело на мировом фоне. Не провались со мной пучок патчкордов, он в жизни бы не добился результата, не привыкли директора советских комбинатов быть «впереди планеты всей» в отраслях, далеких от балета и ракет. Хотя образцы из будущего я ему отдавал со спокойной совестью, после того как некий Чарльз Kao[195] в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году выступил на научной конференции в Лондоне с подробным описанием оптоволоконных коммуникаций будущего, в которых одна линия «потянет» целых двести телевизионных каналов. И заодно публично и спокойно растолковал основной принцип – двухслойность волокна, при которой свет, проходящий по сердцевине, будет, как в тоннеле, отражаться от второго слоя стекла с иным коэффициентом преломления. То есть как раз то, что происходило в изделиях из две тысячи десятого года.
Вот только дьявол прятался в мелочах. Действительно, с оптическими волокнами работали еще с пятидесятых, но добились успехов в основном в медицине, из пучка смастерили эндоскоп и применяли, копаясь в кишках на радость пациентам. А вот использование в связи тормозили примеси, да такие, что уровень затухания в сто раз или двадцать децибел[196] на километр казался недостижимой мечтой. На этом фоне провалившиеся вместе со мной патчкорды казались чудом природы – в них, в пересчете на ту же дистанцию, терялось всего две десятых децибела, таким образом, их потери в разах отличались на какую-то уж совсем астрономическую величину с кучей нулей.
Так что я сильно недооценил степень шока, ну а после оставалось лишь давить на партийную совесть: «Вы же своими глазами видите, что капиталисты это сделали? Почему не пишут? Так не идиоты, засекретили, или вы не понимаете, что оптоволокно – мощная военная технология?[197] И вообще, что вы себе позволяете? Директивы ЦК КПСС вам мало? Хотите, чтобы советское оружие было хуже американского?» Как ни странно, метод помог, главную задачу социализма по копированию лучших образцов из мира капитализма специалисты выучили назубок. Даже расстраивались, бедолаги, что никак не получается уложить потери менее чем в пару децибел[198], но обещали исправиться еще до конца пятилетки. Вот только какой именно – благоразумно не уточняли.
Надеюсь, на «УралКабеле» меня не проклянут, даже когда узнают, что на самом деле их продукция прежде всего пойдет на совершенно гражданские компьютерные сети.
Надо признать, наш с Катей первый макет не отличается великой сложностью. Магистральную линию изображали две пятикилометровые бухточки волокна, цельные Авдеев дать не смог, так что пришлось варить из кусков. Концы, совсем как в будущем, вводились в металлические коробки кроссов, а уже из них торчали патчкорды собственного изготовления, вернее, трехметровые куски кембрика, через которые мы только что протащили волокно и пучок капроновых нитей в качестве амортизатора… А вот кевлар, повсеместно используемый для этой цели в будущем, стал совершенно отдельной темой.
Проще говоря, оказалось, что такого материала, как кевлар, в дикой природе тысяча девятьсот шестьдесят девятого года просто не существует[199]. Зато в славном городе Мытищи работает Всесоюзный научно-исследовательский институт искусственного волокна, сокращенно ВНИИВ, и там пытаются сделать что-то очень-очень похожее. Учитывая волшебные письма из ЦК, я надеялся увидеть таинственный Вниивлон[200] уже в текущем году, но что-то не срослось в межведомственном взаимодействии. Так что, я знал, что заменитель кевлара уже есть. А вот получить его для опытов не выходило. Впрочем, сейчас оно не особо и нужно, а уж к весне МЭП и Минхимпром как-нибудь договорятся.
…После нашей перепалки дело неожиданно наладилось, не иначе благотворно повлиял советский рок. Волокно пошло нужной толщины, сколы выходили прямыми, а дуга – ровной. Даже капризные лазеры не последовали закону подлости, так что к полудню тридцать первого числа первый пятикилометровый кусок оптоволокна связал экспериментальные «Орионы» на скорости в сто килобит – ничуть не хуже куска витой пары. Можно было бы и быстрее, по моим прикидкам, лазеры потянут и сотню мегабит, но электроника не позволит прыгнуть выше головы.
Жена не удержалась от шутки:
– Прямо как Деда Мороза приманили на «Арию», пришел да в благодарность и нам помог.
И выглядела она при этом так загадочно, что… не помню, как Катя оказалась у меня на коленях, наши губы слились в долгом поцелуе, а руки как-то медленно и неловко, но сами собой расстегивали неподатливые пуговицы рабочего халата. Лишь в дальнем уголке мозга теплилась мысль – лаборатория закрыта на замок, ключ в скважине, просьба не беспокоить без чрезвычайных причин доведена до всех заинтересованных лиц, так что…
– Слышали? Микояна уби-и-и-ли! – Кто-то из сотрудников бежал с криком по коридору. – Только что сообщили! По телевизору! – Голос быстро затих за поворотом, зато захлопали двери, и даже через створки донесся гул голосов.
– Обломал, скотина, – с трудом оторвавшись от жены, я с чувством выплеснул злость. – Неужели за налог на мясо грохнули?
– Да ну тебя! – Катя вывернулась из моих объятий и, вытащив неизвестно откуда зеркальце, принялась спешно приводить в порядок лицо. Но даже нанесение помады на губы не остановило град нравоучений: – Живо вставай, протру лицо, все в пятнах! Пуговицы застегни! А галстук где кинул? Прямо как маленький, давай серьезнее!
– Куда уж серьезнее! – попробовал отшутиться я. – Тут явно задет вопрос социалистического питания пролетариата!
Газетная и телевизионная накачка о полезности растительной пищи, а также вреде мясопродуктов всех сортов с переменным результатом шла последние несколько лет. Под исследования подвели солидную научную базу, создали институт вегетарианства, и ученые не разочаровали: лишенные животного белка мышки, крыски и прочие обезьяны жили куда веселее и продуктивнее контрольных мясоедных групп. Малость поколдовали и выдали вердикт: «Правильно спланированный вегетарианский рацион является полноценным, а также полезным для профилактики и лечения определенных заболеваний»[201], соответственно теории о нехватке витаминов и аминокислот – суть выдумка жадных капиталистов-животноводов. Следом подсуетились проповедники и социологи всех конфессий, они вытащили с дальней полки и заботливо сдули пыль с любителей поистязать свой организм – от постящихся перед Рождеством бабулек до экзальтированных юношей с пламенным взором, в шаловливые ручки которых не в добрый час попались труды Дональда Уотсона[202]. Я и не подозревал, что зараза, охватившая весь Голливуд двадцать первого века, имеет столь глубокие корни.
Отдельную шарманку завели любители социального равенства, которых среди коммунистов водилось до неприличия много. Оказалось, что производство мяса чрезвычайно опасно для планеты Земля в целом. И тому есть вполне рациональное обоснование: скот разной степени рогатости и копытности потребляет столько калорий, что хватило бы на прокорм восьми миллиардов человек, парниковых газов производит в восемь раз больше, чем автомобили, при этом воды на каждую калорию нужно в целых восемь раз больше, чем при выращивании сопоставимого количества овощей и зерна. Несмотря на курьезность, вопрос дошел до ООН и рассматривался там более чем основательно, более того, товарищ У Тан из Бирмы, числящийся генсеком этой богадельни, настойчиво рекомендовал промышленным странам снизить уровень потребления мяса[203].
С одной стороны, ситуация попахивала дешевой пропагандой. Происходи подобное в моем прошлом, диагноз был бы однозначным: «Они там совсем сдурели в борьбе с дефицитом!» Но как раз последнего и не наблюдалось, скорее наоборот, выбор в продмагах постоянно расширялся, причем особенно хорошо дела обстояли как раз с колхозными продуктами, доставку которых на квартиры советского народа кооператоры прочно взяли в свои руки. Без легкого ропота любителей котлеток под водочку, впрочем, не обошлось – кому понравится повышение цен на привычное. Более того, наиболее проницательные товарищи умудрились найти в новой кампании второе дно: чем бы народ ни тешился, лишь бы не политикой, и вообще, культурой еды можно объяснить очень многие странности в уровне жизни, а противопоставляя квас кока-коле, так и вообще воспитывать настоящих патриотов. Я же относил обострение антимясной пропаганды исключительно на совесть супруги Шелепина, которая, по слухам, собиралась отказаться даже от рыбы и морских гадов.
Так или иначе, но выводы специалистов смотрелись на удивление убедительно, особенно если помнить о зашкаливающем количестве кинозвезд будущего, живущих исключительно на сельдерее и прочей пророщенной ботве. Вдобавок жалко негров в Африке, ООН организация серьезная, что попало не посоветует. Так что легковерная Катя поколебалась чуток да и поддалась моде, в смысле, начала устраивать разгрузочные недели, причем, нужно признать, на фигуре, самочувствии и «том, чего в СССР нет» диета сказывалась более чем положительно. Поэтому решение Совмина о дотировании цены экзотических фруктов и овощей за счет повышения цен на мясопродукты нашу ячейку общества скорее порадовало, да и среди знакомых недовольство дальше шуток и анекдотов не заходило.
Короче говоря, связь между мясоедами и убийством Микояна казалась абсолютно невероятной, а поэтому лишь забавной.
– Кать, ты чего переполошилась-то так? Он не родственник и не друг, другого генсека выберут, коммунистов много![204] – Я продолжил дурачиться, стоически выдерживая попытку удалить отпечаток губ с воротника рубашки, но, увидев вблизи побледневшее лицо супруги, враз осекся: – Хотя, конечно, любого человека жалко…
– Пятый год тут, а ума не нажил! – оборвала меня жена. – Про себя забыл, о нас с Надеждой подумай!
– Извини, – начал на всякий случай оправдываться я. – Никак не думал, что без Микояна в нашей жизни что-то поменяется, хотя… – Кровь наконец отлила от органа, что пониже живота, возвращая мозгу достойное питание. – Думаешь, переворот?!
– Типун тебе на язык! – замахала руками Катя. – У нас такого быть не может!
– Хорошо, если так, – не стал спорить я. – Но без Шелепина и Семичастного у нас возникнут большие проблемы, тут ты совершенно права.
– Наконец-то догадался. – Жена еще раз критически осмотрела мой внешний вид и, кажется, осталась довольна.
Мне же было совсем не до подобных мелочей, будущее опять стало непредсказуемым. Конечно, на первый взгляд, прожить без помощи вождей мы сейчас можем без труда, даже если накроется НИИ, прокормит сноубординговый кооператив, а ежели его малость расширить, то по деньгам получится заметно выгоднее нынешнего директорства. Вот только слишком много безликих опломбированных ящиков с артефактами и материалами из будущего зарыто в спецхранах и сейфах госбезопасности, одни только пленки с фильмами чего стоят. Все это без прикрытия с самого верха окажется черт знает у кого со всеми вытекающими последствиями, коротко говоря, достанут даже из-под земли, а там уж как повезет.
– Пойдем скорее, – я перехватил инициативу в свои руки. – Надо до Шелепина дозвониться на всякий случай, хотя это, наверное, непросто, по крайней мере, от телефона ВЧ мне отходить далеко не стоит!
…Суета в коридорах НИИ уже улеглась, все же у нас не ЦК и даже не горком, сотрудники поделились новостью с коллегами и вернулись по местам. Только секретарша огорошила прямо с порога:
– Ой, Петр Юрьевич, а к вам в кабинет недавно Анатолий Васильевич прорвался!
Главный секретчик НИИ сидел прямо на моем столе, прижав трубку ВЧ к уху, и внимал руководящим указаниям. Увидев нас, он изобразил свободной рукой что-то сложное, но в общем понятное – чуть подождать, и мы все узнаем. И правда, разговор не затянулся.
– Есть! – неожиданно подскочив, отрапортовал в трубку брат жены, только честь не отдал.
Впрочем, понять можно было, на проводе висел не иначе как целый генерал-полковник, Председатель КГБ и член Президиума ЦК КПСС товарищ Семичастный Владимир Ефимович.
– Что там? – Я едва дождался, пока черный пластик трубки продавит рычаг отбоя.
– Покушение на Микояна…
– Его убили! – перебила Катя. – Ведь по телевизору сказали.
– Кать, нет, он только тяжело ранен, но, скорее всего, будет жить, – устало отмахнулся Анатолий. – И по телику совсем иное говорили!
– Хорошо, коли так, – ответил я по инерции, пытаясь переварить новые данные.
– Правда? – откровенно обрадовалась жена. – Здорово! А как его ранили? Хотя… Он же вообще ничего не боялся, говорят, пешком по городу постоянно гулял! Точно поправится?
– И кто его так? Кому старикан помешал? – Я постарался поскорее вернуть беседу в конструктивное русло.
– Псих какой-то, Ильин, вроде младлей-геодезист из Ленинграда, – поделился знаниями Анатолий. – Сегодня с утра Анастас Иванович поехал из дома в ЦК, а там, на выезде из двора, пока машина скорость не набрала, этот выскочил и давай из двух пистолетов садить! По обойме выпустить успел, в Микояна три пули, водителя зацепил…
– И?! – не удержался я. – Сбежал?!
– Да куда ему, прохожие чуть насмерть не забили, милиция и оперативники чудом успели перехватить. Небось уже сидит в камере, показания дает.
– А у нас паникер какой-то бегает… – заметил я. – Откуда что взял?!
– Уже нет, я ему в ухо приложил, – потер костяшки на правой руке Анатолий. – Сам телевизор смотрел, ничего там не говорили такого, даже показывали Микояна в больнице.
– Он в сознании? – опять не к месту вмешалась Катя.
– Сильно работают ребята Месяцева! – с уважением протянул я. – Махом панику и слухи погасили. Но и ты ловко порядок навел!
– За пацана расстроился, – чуть смутился брат жены и пояснил: – Этот урод парня лет десяти случайно убил, он метрах в тридцати позади машины Микояна оказался, попал как специально, получил прямо в лоб… Пока валили с ног да пистолеты выбивали, еще двое раненых, но легко, он и не сопротивлялся особо.
– Прямо как злодей в плохом кино, – не удержался я.
– Да что ж он за гад-то такой?! – в свою очередь протянула Катя. – Ребенка-то зачем?
– Угу, – подтвердил Анатолий невпопад, но развивать тяжелую тему не стал.
Я же задумался, связывая между собой события прошлого и будущего. Буквально через несколько секунд пазл собрался, да так, что мне не удалось сдержаться:
– Но погодите, Ильин же должен был в Брежнева…
– Тпру! – резко оборвал меня Анатолий. – Мой начальник специально сказал проследить, чтобы ты не болтал лишнего. Смысла в этом я ни фига не понял, но предупредить и пресечь обязан.
– Зато я догады… – Фразу я закончил чертыханием.
– Петь, ты чего? – удивилась жена. – Вроде же все хорошо! Толь, – она обратилась к брату, – это точно псих был, а не какой-то шпион или специальный убийца?
– Да, именно псих-одиночка, Владимир Ефимович так и сказал, – подтвердил Анатолий. – А что?
– Ну вот, Петь, а ты переживал! – выдохнула Катя. – Убийцу поймали, Микоян выздоровеет, вот только, – она нахмурилась, – парня жалко, ни за что совсем, в такой день!
Мне было совсем не до радости, однако я постарался не показать виду:
– Хорошо то, что хорошо кончается. Ну, или не совсем плохо, как сегодня.
– Может, пойдем в столовку, отметим? – предложил Анатолий. – Они обещали сегодня праздничное меню.
– Конечно, – согласился я. – Только дайте мне минуток десять, постою во дворе, подышу.
– С тобой все нормально? – насторожилась жена. – Толь, сходи с ним, мне еще за одеждой идти в лабораторию и одеваться дольше…
– Может, лучше присядешь? Я окно открою, – озаботился безопасник. – Или… Может, поговорить хочешь? Но сам же говорил…
– Даже не знаю, на самом деле что-то воздуха глотнуть хочу, – замялся я. – Пойдем, все равно поесть надо.
Собственно, я был уверен, прослушки в НИИ нигде нет. Члены Политбюро сами слушать не будут, не по чину такое, а исполнители… Слишком велика вероятность того, что на несчастного оператора как-нибудь вывалится плюшка про будущее. Хотя бы рецепт торта или фасон платья. Последствия же могут быть самыми неожиданными, особенно если кусок пленки попадет куда-нибудь… В дебрях самого КГБ всегда хватает добрых самаритян. Но в данном случае даже призрачный шанс быть услышанным казался категорически нежелательным.
Мы оделись и вышли на улицу. Анатолий закурил, а я начал рассказ, медленно, чтобы собеседник получше осознал глубину задницы:
– Понимаешь, какое дело… Мне уже довелось писать про Ильина в «записках о будущем», сказал фамилию и примерно где его искать. В той истории он стрелял в Брежнева[205], но попал в космонавта и убил водителя. Но…
– Его можно было по-тихому послать куда-нибудь в тайгу еще пару лет назад… – чуть не сел прямо в сугроб Анатолий.
– Да!!! – Я с трудом сдержался от крика. – Тысячу раз да! Десять тысяч! А он так и остался – мало того что на свободе, да еще с парой пистолетов в карманах… И везучий черт, как-то напоролся на машину Микояна, хотя это не удивляет, дома, где живут шишки из ЦК, пол-Москвы знает. В любом случае, какого фига?!
– Может, забыли, – растерянно пробормотал Анатолий. – Наверное, подумали, что все изменилось…
– Ты сам-то в это веришь? – хмыкнул я.
– Нет, – честно признался офицер. И после заминки выдал: – Больше похоже, что как-то сыграли втемную.
– Вот теперь понять бы, чем это грозит, – подхватил я весьма тривиальную мысль. – Хотя изменить-то ничего не получится. Сиди и жди, как баран!
– Примерно так, – не стал спорить собеседник.
Мы задумались. Картина вырисовывалась реально подлая. Зная о покушении Ильина, Шелепин и Семичастный, очевидно, неторопливо «вели» психа и надеялись, что он уберет Брежнева, а может, еще кого-то лишнего, да хоть и в самом деле Микояна. Сложного в этом немного, приставить человека, чтобы присматривал издали, да самим не подставиться под пули, когда больной уйдет в срыв. И вот теперь ни в чем не виноватый пацан в морге, бравый старикан в больничке, и фиг разберешь, что из этой катавасии получится дальше.
Примеров подобного в истории масса, взять хоть убийство Кирова или там поджог рейхстага, а если что поновее, так сгодятся обрушившиеся в две тысячи первом году здания WTC и взрывы жилых домов в России в тысяча девятьсот девяносто девятом году. С послезнанием получилось вообще красиво, комар носа не подточит: Анастас Иванович в таком возрасте, что три пули его точно отправят на пенсию, а для игроков из ЦК это, наверное, даже лучше, чем торжественные похороны. Ильин в камере, допросят, установят ненормальность, еще и по телевизору в назидание потомкам покажут. Никто не виноват, разве что мелкие стрелочники, до последнего пытавшиеся замять инцидент и найти беглого офицера своими силами.
Так что за результат можно не беспокоиться – нас ждет очередное закручивание гаек, даже лозунг несложно представить: «Да здравствует советская психиатрия – самая карательная в мире!» А то и хуже, дело докатится до нового тысяча девятьсот тридцать седьмого года, благо лет прошло еще немного, и подписанты пухлых расстрельных гроссбухов не только живы, но и сидят на высоких постах. Единственное, что при этом радует, – покушение произошло как минимум с ведома моих кураторов, очевидно, они что-то планируют выиграть от этого и уж наверняка не собираются скоропостижно покидать вершину советского политического олимпа.
– Я это все понимаю «Как обостренье классовой борьбы», – Анатолий неожиданно продекламировал строчку из популярной песни[206]. – В смысле, нам надо держаться подальше от такой политики, ну и, – он посмотрел мне в глаза, – болтать поменьше, разумеется. Тем более что наши не пострадали.
– Хорошо сказал, надеюсь, они там, – я бросил демонстративный взгляд в небо, – не переоценили своих сил.
– Это точно, – начал было безопасник, но, заметив вышедшую из проходной сестру, быстро свернул мысль. – Если что, нас один черт не спросят, растопчут, как тараканов, не глядя.
Больше мы этот вопрос не поднимали.
Но мне почему-то до самого конца года вспоминались кадры будущего, а именно танки на набережной Москвы-реки, ведущие огонь по горящему Дому Советов. Странный выверт сознания, ничего больше.
Глава 11
Куда уводят мечты
– Сашка! Я так за тебя переживала сегодня! – Вера Борисовна[207] бросилась на шею мужа прямо у дверей. – С утра сижу как дура одна на даче, смотрю телевизор, вся извелась с этим покушением, гадаю, что к чему. Ты бы хоть звонил почаще, а то за весь день и десятка слов не сказал!
– Думал, скалкой встретишь! – Александр Николаевич едва успел раскинуть руки для объятия. – Время-то уже к двенадцати, я водителя подгонял всю дорогу, боялся не успеть, а на дороге как назло поземка метет, ребята из девятки[208] вредничают, впереди маячат, не дают толком разогнаться.
– Раздевайся скорее, горе ты мое луковое! А я уж и прислугу всю отпустила, думала, до утра застрянешь в Кремле! Сейчас позвоню…
– Не надо, Верусик! – протестующе замотал головой Шелепин. – В кои-то веки мы с тобой вдвоем остались, даже дети в Москве, можем мы хоть один праздник встретить на даче, как нормальные советские люди? Как тогда, в сороковом, помнишь? С бутербродами и целым литром главспиртовской лимонной горькой!
– Праздничными бутербродами, – с поцелуем в колючую «вечернюю» щеку поправила жена. – Кирпич серого хлеба и миска плохо просоленной кетовой икры… Но зато какая ночь!
– Мы ее повторяли не меньше тысячи раз!
В подтверждение слов муж сдвинул руку вниз, к аппетитным полушариям, и постарался потеснее прижать к себе свою женщину, но она со смехом вывернулась из объятий, между делом стягивая с головы мужа шапку-ушанку из норки.
– Ты аккуратнее с моей прелестью! – Шелепин делано погрозил пальцем супруге и сразу уточнил: – Представь, именно сегодня Ильич наконец-то сломался и вместо своего каракулевого «пирожка» нацепил такую же, как у меня, только серую[209]. Не вынесла душа поэта[210], тем более, что уже половина Президиума ЦК в норке щеголяет, а ведь и двух месяцев не прошло, как ты меня на демонстрацию в обновке отправила!
– Вы, мужики, прямо как обезьянки! – Вера Борисовна, дурачась, вытянула губы в дудочку и дыханием растопила снежинки на благородном мехе. – Уверена, «человека в калошах»[211] ты так просто не возьмешь, он сам в довоенном пальто ходить будет и на других шипеть не забудет, а уж его папаха, поди, при самом Владимире Ильиче построена. Смотри, не простит тебе главцензор всея Союза новой моды.
– Да и черт с ним, – небрежно отмахнулся Председатель Президиума Верховного Совета. – Министры и первые секретари регионкомов до задницы «пирожкам» рады, это ж еще один уровень шапочной иерархии! Устали небось бедолаги, в пыжике на трибунах стоять, как все…
– И смотреть, как мимо идут кролики и ондатры[212], – с улыбкой продолжила популярный анекдот супруга.
– Кстати, – спохватился Шелепин, – как хорошо, что ты про Суслова вспомнила! Сегодня с ним такая хохма приключилась!
– Сашка, погоди чуток, а? – прервала жена. – Эдак мы до курантов в холле проболтаем! Засовывай скорее дубленку в гардероб и проходи в столовую, телевизор пока включи, что ли, а то программу всю перекроили, не поймешь, что и когда.
– Сейчас поздравление от Микояна пойдет, скукота, может, пластинку поставить, как тогда? – попробовал увильнуть от надоевшего голубого экрана Александр Николаевич. – А ты куда?
– Переоденусь! – Жена упорхнула по лестнице наверх, оставив только легкий запах духов, и уже сверху донеслось: – А я думала, новое платье в этом году никому не покажу, зря покупала в Париже!
– Но я-то уже видел, – попытался воззвать к женской логике Шелепин.
Разумеется, без малейшего эффекта.
С тяжелым вздохом Председатель Президиума Верховного Совета СССР направился к холодильникам, посмотреть, что на этот раз «послали» партия и народ. Тяжелая оранжево-коричневая дверца Whirlpool недолго хранила тайну, на Новый год предполагалась «японская диета» во всем многообразии роллов, суши и прочих пельменей-гедза. В выборе шампанского, впрочем, жена осталась верна классике – симпатичная картонная коробка с розовым Veuve Clicquot смотрелись на фоне риса и нори кошмаром сомелье, однако иных вариантов, судя по всему, не предусматривалось.
– Угораздило же Петра в свое время, – тихо ругнулся про себя Александр Николаевич, разглядывая заготовленную поваром снедь. – Подумать только, всего одна брошюрка-меню из суши-ресторана двадцать первого века в руках кулинара-энтузиаста, и готова новая мода!
Действительно, из дома Шелепиных увлечение заморской экзотикой проникло сначала на кремлевскую кухню, что в бывшем шереметевском дворце на улице Грановского, затем просочилось в столовые регионкомов, горкомов и райкомов, а уж оттуда пошло гулять по стране, не разбирая национальности и партийности[213]. В ответ на спрос коммерческие отделы магазинов вдобавок к Marlboro и Jack Daniel's пополнились испещренными иероглифами бутылочками соевого соуса, специального уксуса и прочего необходимого. По извечной тяге к элитарности их понемногу покупали, но персонал кафешек и ресторанов, равно как и простые домохозяйки, споро нашли свой ответ на дороговизну, породив уникальное меню «русских суши», заменяя, к примеру, начинку из рыбы на вареную сосиску, листы морской капусты на пластинки огурцов или болгарский перец, а омлет тамаго-яки на блины.
Разумеется, перед спецкухней ЦК КПСС подобных проблем не стояло. Скорее наоборот, один из поваров[214] Шелепина после практики в Японии, куда его посылали по настоянию Веры Борисовны, готовил получше иных «шефов» Токио. Но все равно, даже деликатесы рано или поздно начинают приедаться… Тут к столу вернулась супруга, и мысли быстро потонули в бестолковой предновогодней болтовне о детях, друзьях и прислуге.
…После курантов и перед «Голубым огоньком» на экран неожиданно выпустили краткий репортаж, в котором товарищ Микоян прямо с больничной койки еще раз поздравил весь советский народ.
– Аж слезы умиления выжимает, старый хитрец, – скептически кивнула головой в сторону телевизора Вера Борисовна. – Ему уже на погост пора, но, Саш, посмотри, какова харизма, его же после таких передач даже враги полюбят!
– Было бы неплохо, – неожиданно серьезно согласился Александр Николаевич. – Символы нам не помешают.
– Как святого для новой религии готовите, – опешила жена. – Это, случайно, не Брежнева затея?
– Не думаю, но что-то в этом есть… – Шелепин задумчиво поболтал в соусе кусочек сырого, доставленного по спецзаказу тунца. – Мне тут Леня недавно странный анекдот рассказал или притчу, не поймешь, вроде как Вольтер заявил в свое время: «Религия, безусловно, скверная вещь, но попробуйте управлять без нее хотя бы одной деревней». И знаешь, – он закинул рыбу в рот, не торопясь, чуть прикрыв от удовольствия глаза, разжевал и лишь затем продолжил: – Если задуматься, такая параллель с коммунизмом очевидна. В обоих случаях основой выступают упорный труд и самоотречение; это как внешняя сторона мессы с песнопениями, которые подозрительно напоминают партсобрания, только в «Интернационале» надо слова заменить; Марксов «Капитал» давно стал как Ветхий Завет. Ничего не понятно, но хороший источник цитат и почва для сотни разных толкований; крестный ход с хоругвями – один в один демонстрация; даже без святых мощей у Кремлевской стены и святых мучеников не обошлись… Верусик, только не напоминай мне опять про Зою![215]
– С языка сорвал! – потянулась к бокалу Вера Борисовна.
Слегка покачивая сосуд из тонкого хрусталя, она несколько длинных минут разглядывала ползущие по стенкам пузырьки газа. Наконец резко выпила вино – как водку, залпом, и развернулась к мужу:
– Саша, не уводи в сторону. Помнишь, как ты меня «вашим высокопреосвященством» зацепил? Еще перед визитом де Голля рассказал о похожих измышлизмах французского потомка Льва Толстого[216]. Так вот, я долго пыталась в этом разобраться, даже Бердяева с его «смыслом русского коммунизма»[217] с карандашом проштудировала. Совсем запуталась и теперь боюсь, очень… Но, Саша, ты ведь не на самом деле хочешь стать советским папой?! Объясни мне, только прошу, без твоего любимого марклена!
– Скорее Леонид Ильич на эту роль нацелился, – возразил муж без тени улыбки на лице. – Кстати, не переживай так, не он первый, товарищ Сталин среди своих тоже не больно-то стеснялся, Шолохову так прямо в лицо заявил в свое время: «Нашим людям нужно божка».
– И ты считаешь, что лучше старый Микоян, чем Брежнев?! Но Анастас Иванович армянин!
– Иисус евреем был, ничуть не помешало, – негромко проворчал Шелепин, откладывая в сторону бамбуковые палочки. – Однако реально ситуация намного, неизмеримо сложнее, такой клубище проблем, нипочем не распутать. Большая часть из них, разумеется, сугубо материальна. Но и в идеологии мы реально дошли до…
– Тупика?! – удивленно подняла брови Вера Борисовна.
– Нет, в том-то и дело, что никакого тупика нет в помине! – Снедь на столе подпрыгнула от сильного хлопка ладонью. – Все куда хуже, мечты Маркса – Ленина – Сталина полностью реализовались! У каждого нашего рабочего в бараке-хрущевке есть кровать с чистым бельем, в обед каши досыта, даже с котлетой, и компот на десерт. Дети опять же одеты-обуты, в школе молоко бесплатное, а у кого запросы культурные повыше, могут учить свое чадо на пианино тренькать за семь рублей в месяц. Никаких издевок и шуток, – Александр Николаевич резким жестом отмел возражения супруги. – Для основоположников коммунизма именно это и есть фантастически высокий, практически недостижимый уровень жизни! Реальное воплощение «От каждого по способностям, каждому по потребностям»!
– Но…
– Без но! – отрезал муж. – Ты сама подумай, любой наш пролетарий живет как богач девятнадцатого века, может быть, как король, разве что прислуги нет, да, ест не с золота, но современный хрусталь и фарфор, – Шелепин демонстративно поднял и покрутил в руках свой бокал, – получше будут. Вдобавок работает он всего-то восемь часов, а в профсоюзный санаторий на черноморском берегу не в карете трясется, все больше на комфортабельном самолете летает.
– Но ведь это прекрасно! – вырвалось у жены. – Ты совсем меня запутал!
– Чего тут хорошего-то? – Александр Николаевич чуть не подавился глотком шампанского. – Вот если бы такое счастье в одном лишь СССР происходило! Но ведь нет, чертовы капиталисты создали для жизни своих рабочих ничуть не худшие условия. И что ты прикажешь нашим пропагандистам делать? Какие преимущества социализма показывать? В ужасы жизни в странах ОСЭР они давно не верят! Но это полбеды, главное, для масс рабочих и крестьян у нас просто-напросто не осталось понятной, стоящей усилий и лишений цели «в светлом будущем». У них и так, черт возьми, есть все, что обещали классики! А большего мы дать даже не пытаемся.
– Саш, ты хуже Буковского[218] стал! – не выдержала Вера Борисовна. – Может, не надо, подумай сам…
В поисках аргументов ее взгляд упал на стильный, оформленный «под бук» корпус телевизора Grundig T1110 со щегольскими ползунками регулировок на передней панели, и это движение было тотчас подмечено мужем:
– Вот-вот, подросли потребности. Да ты же своими глазами заграницу видела, платье из Парижа, туфли из Италии, а колготы, – как бы заранее извиняясь, Шелепин игриво провел ладонью по бедру жены, – привезли из ФРГ. Я тоже не хочу, как Никита, щеголять сатиновыми трусами, не хочу, чтобы ты, как его Нина Петровна, мои носки штопала. И я такой не один в Советском Союзе.
– Вижу, – закусила губу жена, – но…
– Что? Что – но?! – не в силах сдерживаться, муж вскочил на ноги. – Мне что, закрыть глаза и вцепиться, подобно старикам из ЦК, в последнее прибежище – страх прошедшей войны? Повторять неустанно, как писал Сталин в «Вопросах экономики»[219], что «побежденные ФРГ и Япония влачат жалкое существование под сапогом американского империализма»? Что их промышленность и сельское хозяйство, их торговля, их внешняя и внутренняя политика, весь их быт «скованы американским режимом оккупации»? Хорошо хоть сейчас эту глупость наизусть в институтах не учат… Но страна по-прежнему живет как в кольце врагов, которые спят и видят, как бы перепахать СССР атомными бомбами. А что, пусть у народа будут страх и ненависть ко всему иностранному, пусть ловят шпионов, стиляг и прочих хиппи, режут им патлы. Заодно в деле сумасшедшего Ильина поищут американский след… Кстати, скоро найдут, даже не сомневайся, лишь бы неудобных вопросов никто не задавал! Всем выгодно раздувать холодную войну, что ЦК, что Пентагону. Хотя со штатовской военщиной давно понятно, они бизнес на крови здорово наловчились делать, а в этом деле без «хорошего» врага никак не обойтись. Их генералы небось на товарища Устинова молятся, а наши ракеты готовы покупать за свой счет и во Вьетнаме ставить, лишь бы круговерть смерти длилась подольше!
Вместо ответа Вера Борисовна задумчиво продекламировала:«Мы ведем войну уже семьдесят лет…»[220].
И, выждав короткую паузу, добавила:
– Когда я впервые эти строчки услышала у Петра, не могла поверить, что это правда. Но теперь ты сам про это говоришь!
– Я тоже не верил, – Александр Николаевич тяжело плюхнулся обратно в кресло и сразу потянулся к ведерку со льдом, за бутылкой. – Но чем дольше смотрю на ситуацию, тем лучше понимаю… Да что там! Верусик, откровенно говоря, я и не вижу иного выхода. Что у нас, что в будущем, народным массам плевать на все, кроме быта, сытость и комфорт затягивают людей в пучины мещанства хуже Мальстрема. Им и предательство идеалов коммунизма в девяностых годах оказалось до фонаря и дверцы, только интеллигенты в пятом поколении недовольны – почему мало добра отвалили во время приватизации?
– Петр считает, что в его истории перестройку провели с вопиющей некомпетентностью, – задумчиво заметила Вера Борисовна. – Хотя ты, скорее всего, прав, с их степенью разложения общества обиды в дележке выглядят куда серьезнее.
– И не сомневайся, – Шелепин аккуратно обновил шампанское в бокалах и после этого добавил: – Правительства лишь телепропагандой да виртуальными играми спасаются, причем не только в этой их России. По всему миру сидят жирдяи, сыто отрыгивают и пялятся на экран с парой сотен телепрограмм. Чинно, благопристойно, беспорядки плюшевые и далеко, электорат, можно сказать, черпает хлеб и зрелища большой поварешкой. Но стоит посмотреть чуть вперед… Вот там-то и виден самый настоящий тупик!
– А нам что делать? – совсем по-бабски растерялась жена. Впрочем, сумела быстро собраться. – Погоди, но все же, при чем тут Анастас Иванович? Почему вы с Володей этого психа Ильина заранее не отправили в Магадан карты тундры рисовать? Я уверена, присматривали за ним, но…
– Ведь хорошо все получилось? – ухмыльнулся Александр Николаевич. – Как он сорвался с катушек, мы и Семичастные на дачу, Косыгин поехал в ГДР, Гена Воронов в Киев. А в остальном совершенно не имело значения, на кого ходячая бомба с часовым механизмом свалится. Зато какой повод, эх, он нам во как нужен был! – Шелепин рубанул себя ладонью по горлу. – Наконец-то можно устроить обновление кадров на всех этажах нашего гадюшника. Засиделись, прижились сволочи старые, но ничего, теперь перетрясем, повыметем, чтобы летели прочь, опережая свой визг! Заодно Володьке дадим возможность полномочия своего комитета усилить, людей нужных поставить. А что Ильин недострелил, так я очень даже рад за товарища Микояна.
– Саш, ты меня пугаешь, – передернулась Вера Борисовна. – Становишься страшным циником, только представь, Анастаса чуть-чуть не убили! Недели ведь не прошло, как мы к нему домой в гости ходили!
– Да какая, к черту, разница? – Председатель Президиума Верховного Совета СССР устало развел руками. – Понимаешь, никому не выгодно ломать установившийся порядок в Президиуме ЦК. Даже Леня уже видит свой предел по здоровью, понимает, что острой борьбы со мной может и не пережить. После Китая неделю отходил, хотя справился блестяще. А вот на жестких переговорах по объединению ФРГ и ГДР спекся[221]. Представь – сидит за столом, вроде слушает, а рука, которой он голову подпирает, сама собой падает и падает. Попробовал вставить несколько слов – и что-то залепетал такое, как будто язык перестал во рту поворачиваться, короче, полный кошмар. Хорошо хоть Суслов здоровый как лось, чуть не волоком Ильича к врачам утащил.
– Кстати, ты что-то про него начал рассказывать…
– Точно, совсем забыл. – Шелепин легконько ударил по своему лбу кончиками пальцев левой руки, правая же была занята палочками с зажатой «филадельфией». – Так вот, сразу после того как Ильина на Лубянке обкололи всякой химией до нужной кондиции, Михаил Андреевич подхватил калоши и вместе с Мазуровым и Полянским поехал слушать, что этот убивец будет петь о своей нелегкой жизни. Членов Президиума, понятное дело, посадили за ширмой, их было не видно и не слышно, а они внимательно следили, как Володя допрос вел, очень уж им извечная русская проблема интересна…
– Кто виноват и что делать? – вмешалась Вера Борисовна.
– Именно! – Александр Николаевич воспользовался паузой для уничтожения ролла. – Конечно, поначалу все напряглись, но видят, что у человека явно шарики за ролики заехали, расслабились, закурили, потом вообще какого-то местного офицера отловили и послали за коньяком. Семичастный поначалу тоже нервничал, мало ли что Петр забыл в своих рассказах, но скоро успокоился, и так вальяжно, откинувшись на спинку кресла, спрашивает: «А с чего вы взяли, что главный судья и можете вопрос с пистолетом в руках решать»?[222] Ильин в ответ почти по Достоевскому: «Человек должен жить, а не приспосабливаться, как может, а если Генерального секретаря убить, то его место другой человек займет». Тут у Володи вариантов не осталось: «Кто же, по вашему мнению, должен им стать?» А этот псих и бахни в ответ: «Суслов, разумеется, он же наиболее выдающаяся личность в партии в данный момент». Володя сидит, едва смех сдерживает, а Михаил Андреевич забежал, в левой руке рюмка трясется, в правой долька лимона зажата, он ее на Ильина наставил и твердит: «Вы! Вы! Вы!» – затем коньяк выпил залпом, плюнул на пол да пошел себе… Говорят, домой уехал и телефонную трубку не берет.
– Действительно смешно, но что теперь про него Анастас Иванович подумает?
– С одной стороны, конечно, мелочь, мало ли болтунов. Но с другой, – Шелепин хищно улыбнулся, – из протокола слова не выкинешь, а параноиков в ЦК хоть отбавляй. Короче, на пользу оно точно не пойдет, надо… Верусик, я придумал! На ближайшем заседании Президиума поглумлюсь, заставлю-таки «особо выдающуюся личность в партии» заезжать во внутренний дворик ЦК к секретарскому подъезду, хватит ему через тротуар калошами на глазах прохожих сверкать. Глядишь, прилипнет смешная слава, особенно если Володя поможет нужный слушок пустить…
Над праздничным столом повисло молчание, только где-то в глубине экрана Grundig артисты тихо, но старательно пытались развеселить зрителей. Всех, даже тех, кому в праздничную ночь было совсем не до веселья.
Только минут через пять Александр Николаевич прервал затянувшуюся паузу:
– Верусик, может быть, я зря такие темы поднимаю в Новый год? Ты уж извини меня, столько всего навалилось, а мне на самом деле очень не хватает твоих советов.
– Ох, Саш! – Жена привычно потрепала изрядно поредевшие за прошедшие годы волосы мужа. – Ты сегодня просто в ударе, прямо как в шестьдесят пятом, когда узнал о своем будущем. Только уж больно все выходит, как бы это сказать, шиворот навыворот, что ли. Я вот только одного не поняла: ты говоришь, у коммунизма нет цели, и при этом радуешься будущим кадровым заменам. Но ведь они в любом случае за тебя новый смысл жизни не изобретут.
– Умеешь ты попасть не в бровь, а в глаз, – неожиданно смутился Шелепин. – Как бы объяснить попроще… Ты сама видишь, как простые деревенские девчонки, которые каких-то тридцать лет назад мечтали о лаковых туфлях, выскочили замуж отнюдь не в семью Ротшильда, а за таких же простых парней с соседнего завода, но это не мешает им ездить на собственных автомобилях. Все произошло невообразимо быстро, тогда как ранее подобные перемены шли со сменой поколений. То есть мы банально не успеваем за потребностями. Зато буржуазия всего мира увидела в потреблении свое спасение, источник бесконечного роста экономики, им кажется, что так будет всегда, ведь человек скотина такая: что ни дашь, все равно мало.
– Петр, кстати, думает точно так же, – заметила Вера Борисовна.
– Дурак твой Петр! – зло фыркнул Александр Николаевич. – Если бы не проклятые капиталисты! Эти сволочи в погоне за сверхприбылью позволили своим трудящимся так хорошо жить, что оставили нас натуральным образом без выбора. Хотим мы того или нет, но наш революционный паровоз вынужден, да-да, именно вынужден поворачивать по их рельсам, иначе крушение неминуемо. Да ты и сама прекрасно все знаешь, Петр в рассказах красок не жалел… Выходит, народ СССР должен сначала создать не предусмотренное теорией изобилие и только потом…
Шелепин на секунду замялся, пытаясь половчее ухватить ускользающую мысль, и этой паузой не преминула воспользоваться жена.
– Так в чем сложность? – спросила она с напускным энтузиазмом. – Побольше колбасы и шмоток на прилавках, и можно дальше строить настоящий коммунизм!
– Верусик, вот ты сейчас говоришь совсем как Хрущев. А он или в людей верил больше, чем нужно, или в свои же речи на митингах. Вспомни, все его выступления пронизаны ожиданием, еще немного, еще чуть-чуть… Чуть поднажать с выплавкой чугуна, решить вопрос с мясом и молоком, наладить ситуацию с хлебом, добавить ткани и станков, да так, чтобы ракет хватало от поганого империализма защититься, и вот он, настоящий коммунизм при жизни нашего поколения. Да он в него до сих пор искренне верит!
– А ты? – Из голоса жены начисто пропал налет фальши. – Саша, я прекрасно помню, до рассказов Петра ты верил почище Никиты!
– Попробуй тут не поверь после Гагарина, – проворчал супруг. – Капитализм-то шатается, как гнилой зуб, только Вьетнам с Кубой чего стоят! Хотел любой ценой переломить ситуацию, радовался цэковской аналитике по негритянским бунтам в США, нашей удачной переигровке в Чехословакии, чуть не созвал внеочередной Пленум ЦК из-за начала студенческой революции в Париже, но тогда де Голль чудом удержался у власти![223] И только потом напросился в несколько неофициальных поездок по миру, все своими глазами посмотреть, тебе показать…
– Реальная картина оказалась куда более сложной, чем отчеты бумагомарателей из иностранного отдела, – закончила мысль Вера Борисовна. – Европейские компартии тихо и очень культурно разворовывают наши субсидии, в Африке воюют все против всех, и представители «народно-освободительных движений» за грузовик автоматов признают себя последователями хоть тау-китайцев. Ну а чем закончится поддержка арабских террористов, Россия будущего хорошо прочувствовала на Кавказе.
Вместо ответа Александр Николаевич вытащил из ведерка со льдом успевшую опустеть бутылку шампанского и демонстративно перевернул ее вверх дном:
– Опять ты переборщила со своим здоровым образом жизни!
– Как всегда, – тяжело вздохнув, жена вылезла из кресла, кокетливо оправила платье и скрылась на кухне.
Стукнула одна дверка, вторая, что-то тяжелое и мягкое смачно упало на пол, зазвенела задетая невзначай посуда, но Вера Борисовна уже шла назад, на ходу скручивая крышку с поллитровки «Столичной».
– Только, чур, не всю! – Она протянула заначку мужу. – А то знаю я тебя… Да и себя знаю!
– Так вот, о перспективах, – обрадованно продолжил Шелепин, без всякого пиетета наполняя водкой недопитые бокалы. – Разумеется, мнение самого Петра меня мало волнует, а вот приведенные им факты красноречиво говорят о закате эры потребления. Попросту говоря, кое-кто там зажрался настолько, что больше уже никак не лезет. Проявляется это по-разному, люди попроще избыток времени и сил тратят на телевизор с попкорном и не хотят даже думать о лишней работе. Кто чуток поумнее да побогаче, покупают акции на бирже, думают, что инвестируют в будущее, а по факту – только раздувают огромный фондовый пузырь. Есть и реалисты, они заводят сверхдорогие хобби, а то и просто жертвуют деньги на достойные, по их мнению, цели. Но результат один: прекращение роста потребностей автоматически ведет к грандиозному кризису и стагнации экономики. Хотел бы я посмотреть, как будут оправдываться западные политики, прежде чем их прилюдно намажут дегтем и вываляют в перьях…
– Но в Африке по-прежнему голодают! – Вера Борисовна с аппетитом закусывала водку гунканами с морским гребешком. – Да и вообще, зажрались, как ты говоришь, только отдельные индивидуумы в США и Европе.
– Достаточно для понимания тенденции, – последовав примеру жены, Александр Николаевич отдал должное острым гунканам, но с камчатским крабом. – В любом случае работа на дальнюю перспективу очевидна: «…мы должны наращивать аскетизм по мелким потребностям и наращивать потребности в более высоком, я бы сказал, высшем плане»[224]. Более того, мы точно знаем, что это реально, хоть и трудно, но еще не поздно пройти по лезвию бритвы! Так мы не только переживем следующий кризис, но и получим перспективу на все пятьсот лет, а не смешные и жалкие полсотни лет эры торжества капитализма!
– Саш, ты не на партсобрании, – осторожно заметила супруга. – Можно без лишнего пафоса?
Скрежетнули зубы, Председатель Президиума Верховного Совета замер. Казалось, секунда, и последует взрыв ярости, но вдруг как твердый стержень вытащили из «железного Шурика», он разом, словно проколотый воздушный шар, обмяк в кресле, только выдавил из себя:
– Без пафоса просто писец!
В памяти, как на полотне кинотеатра, развернулась недавняя «полупроводниковая» баталия. Начиналась она с тривиального доклада Петра, в котором он назвал лопату – лопатой, в смысле предупредил, что микросхемы со значком в виде чаши с пламенем[225] технические специалисты рекомендуют менять сразу, без раздумий и сантиментов. Расследование вылилось в настоящую спецоперацию КГБ и МВД, которую контролировал лично Митрофан Ионович Кучава, первый секретарь Закавказского регионального комитета и кандидат в члены Президиума ЦК КПСС. Только таким образом удалось докопаться до крайне неприглядной истины.
Как известно, производство БИСов – процесс дорогой, не только потому, что долгий и сложный, среди десятков технологических операций есть место и процессу золочения. Тем обиднее, когда в брак уходит до девяносто пяти – девяносто восьми процентов изделий. Однако микросхемы не контакты, выделить из них следовое количество золота не смогли даже экономные японцы, куда уж там советской индустрии.
Умельцы с Бакинского комбината МСТ[226] решили эту проблему гораздо проще. Раз драгметалл никак нельзя выжать из кремния, то его просто… не нужно туда пихать. И вот в доброй половине заготовок операцию золочения стали пропускать, а «готовое» изделие отправлять «под пресс, минуя ОТК». Зато те схемы, на долю которых золото досталось, считались исправными, если они показывали результат, хотя бы отдаленно напоминающий рабочий. Но это еще не все, профита в виде чистого металла аферистам показалось мало, а сбывать техническое золото в СССР, мягко говоря, было непросто. Поэтому прямо на заводе они оборудовали секретный цех гальваники, который выдавал готовые ювелирные изделия.
После вмешательства милиции и особистов по всей Азербайджанской ССР прокатилась волна странных самоубийств, десятки высокопоставленных партхозработников «переехали» в Тбилиси, в здание на улице Леси Украинки[227], и в ожидании завершения следствия видели в основном бугристые, покрашенные в мерзкий темно-зеленый цвет стены «под шубу». Но самым же печальным моментом истории оказалось мнение товарища Семичастного, председатель КГБ откровенно заявил о полной невозможности предотвратить подобные инциденты на данном заводе в будущем, поэтому категорически рекомендовал перевести «что осталось» на территорию РСФСР, Украины или Белоруссии.
Прекрасно понимая чувства мужа, Вера Борисовна терпеливо ожидала продолжения. И оно не задержалось.
– Вот так мы добрались до борьбы за победу в предстоящем капиталистическом соревновании, – медленно начал открывать новый пласт событий Шелепин. – И тут понимаешь, в чем дело, Верусик, от товарища Сталина нам досталась страна, в которой деньги – совсем не деньги, а только инструмент управления, причем работающий, мягко говоря, через пень-колоду…
– Ну, с деньгами более-менее понятно… – протянула Вера Борисовна. – Везде пишут, что ЦК планирует приравнять нал и безнал к семьдесят пятому году. Люди шутят: как только, так сразу коммунизм и наступит.
– И приравняем, вот увидишь, – обиженно дернул плечами муж. – Но на какие колоссальные жертвы для этого придется пойти! Хотя надо признать, в середине двадцатых нашим старшим товарищам пришла в голову поистине гениальная идея, жаль только, разобраться в деталях, что задумывали первоначально председатель госбанка Шейнман[228] и его аппарат, не смогли ни я, ни Семичастный, слишком глубоко и старательно зачистили хвосты при наркоме Ежове. Ну да сейчас не об этом речь, главное, СССР перед войной очень удачно выкрутился из ловушки инфляции, запустив параллельно обычным деньгам специальную, исключительно расчетную единицу для развития тяжпрома.
– То есть рубли не настоящие деньги?! – удивилась Вера Борисовна.
– Разумеется, но ты учти, благодаря именно этому инструменту страна наконец-то смогла избавиться от костылей бартера, насытить экономику деньгами, но при этом обойтись без реальных займов на развитие заводов и фабрик. Ну, ты же сама понимаешь, что значит дать кредит в наличных деньгах вчерашнему краскому или политически подкованному студенту-недоучке?
– Пустит на зарплату себе, потом подкинет толику сотрудникам, чтобы выдать план любой ценой, и состряпает красивый отчет, – без запинки, как на партсобрании, отрапортовала жена. – Остальное пропьет или промотает с девками.
– Негативно, но объективно! – Шелепин не удержался от краткого смешка. – Сразу чувствуется суровая школа жизни! А потом хоть стреляй таких начальников пачками, как в тридцатых, делу не поможет! – Он поднял свой бокал, в котором плескалось с полстакана водки. – Зато, отделив безнал от нала, мы начисто избавились от этой проблемы. Нынче руководитель, как ты понимаешь, налом в руки и рубля не получит сверх зарплаты, так что предприятию без контроля можно давать любые деньги, не думая о том, что они выплеснутся на рынок и взвинтят цены на хлеб и масло до небес. Заодно, – Александр Николаевич чокнулся с женой, быстро опрокинул в себя обжигающую жидкость и продолжил, лишь чуть поморщившись: – Мы получили приятный подарок, потому как наличные требуются только на зарплату, то есть далеко не все и не сразу. В масштабах страны получился эдакий огромный задел на будущее.
– Тебе не угодишь. – Жена одну за другой сдергивала на закуску пластинки нерки с рисовых шариков суши. – Я так тебя и не поняла, хорош наш безнал или плох?
– Как тебе сказать, чтобы попроще да покороче, – тяжело вздохнул муж. – В погоне за рекордами индустриализации, а потом и в войну мы вкидывали в промышленность безнал без меры и обеспечения сырьем или продукцией. В итоге загнали систему расчетов едва ли не насмерть, как дурной жокей лошадь на скачках. Так что, сколько себя помню, у Совмина попросту нет возможности полноценно управлять народным хозяйством с помощью денег. Кругом дефицит, в почете исключительно фонды, лимиты, квоты и прочие ресурсы, а финансовые операции чем дальше, тем больше превращаются в некий ритуал, важный, но прямого отношения к жизни не имеющий.
– То есть как? – подняла брови Вера Борисовна. – Миллионы советских экономистов…
– Верусик, вот скажи мне честно: что предпочтет получить, к примеру, директор НИИ за какие-нибудь внеплановые работы? Полсотни тысяч наличными в обход всех писаных правил и законов или миллион безналом?
– Лишний миллион на расчетном счету НИИ ничего не даст директору, ну, кроме головной боли, разумеется, – задумчиво подтвердила жена. – Зато полсотни тысяч как премия себе и сотрудникам никогда не помешают. Особенно если сделать халтуру в рабочее время да на служебной технике.
– А вот еще вариант. – Шелепин в очередной раз плеснул в свой бокал «Столичной» на «пару пальцев». – Ты можешь хоть приблизительно сказать, как реально оценить дефицитный сортовой металлопрокат, даже если его балансовая стоимость миллион рублей? На что и как его можно поменять на соседнем заводе? Это не экономика, а настоящий ребус, и реальная цена металла не имеет к решению ни малейшего отношения! После эдакого попробуй-ка построить в масштабах страны систему поощрения и наказания… Прикажешь к каждому начальнику чекиста с пистолетом приставить, чтобы он руководствовался высшими, по-настоящему коммунистическими идеями?
– Но ведь этот вопрос как-то решали прошлые сорок лет!
– А как же, сейчас вспомню, – Александр Николаевич демонстративно уперся взглядом в потолок и продекламировал: – «Нужно брать рентабельность не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, десяти – пятнадцати лет!»[229] Дешево и сердито, ну чисто как поесть пельменей у тещи. Но как при этом понять, кто работал, а кто сачковал, товарищ Сталин не уточнял. Не сомневался, дескать, партийным органам виднее, кому орден Ленина дать, а кого в Магадан послать.
– А ты чем хуже? – не удержалась от сакраментального вопроса Вера Борисовна.
– Что-то митинги в прошлой пятилетке плохо помогали, зато десяток путевок в Болгарию, это да, твердая валюта, – увильнул от прямого ответа муж. – Так что приходится нам по заветам «великого вождя» болты с гайками чуть ли не циркулярами ЦК распределять. Для решения частных задач, ну, типа отправить человека в космос или сделать микропроцессор, такой метод годится, более того, он часто эффективнее пресловутых рыночных механизмов. Однако по-настоящему заинтересованных людей единицы, нас просто не хватает на все направления. И тут представь счастье, для общества потребления необходимо вместо пяти сортов колбасы выпускать пятьдесят, вместо ста фасонов платьев тысячу! Да еще взамен черно-белых телевизоров – куда более сложные цветные, и не одного типа, а минимум десяток[230]. Да нашу систему управления ресурсами тупо разорвет!
– Но ведь можно сделать эту, как ее, реформу какую-нибудь с безналом, изъять лишнее со счетов? Или просто цены поднять? – Вера Борисовна машинально потянулась к бокалу. – Какие проблемы, если это, как ты говоришь, не настоящие деньги?
– Недавно мне казалось, что еще не поздно пойти таким путем. – Муж поймал движение жены, и звон хрусталя обозначил очередной тост без тоста. – Да только проку мало. Два года назад Совмин завершил гигантскую работу по переоценке фондов, они постарались все учесть, а в результате… Знаешь, Верусик, мне кажется, никто из хозяйственников их подвига просто-напросто не заметил. Привыкли за прошлые десятилетия, натурально живут этим бардаком! Вдобавок лично для них ничего не поменялось, безнал сам по себе, а зарплаты и дефициты – сами по себе. Может быть, если над новой системой аккуратно поработать лет эдак десять, подтянуть дисциплину, вырастить новые кадры, наладить учет и контроль, наконец…
– А ЦК на что? – возмутилась жена. – Почему товарищи не вмешаются, не наведут порядок?!
– В чем хоть как-то разбираются, тем и руководят… Так что сроки очередного сева их волнуют намного больше. Один лишь Косыгин голову себе сломал, то социалистическую «неприбыль» считает и хозрасчет вводит, то механизм аренды производственных мощностей трудовыми коллективами пытается отладить. Честно сказать, я на последнее сильно надеялся, проглядывали там чрезвычайно плодотворные идеи. Но понимаешь, мы… просто не успеваем. Вернее сказать, нам придется опираться на существующие кадры, а это, гхм… Короче, шикарные варианты типа привязки рубля к киловатту и вдобавок к этому глобальный переворот мироустройства путем введения на место золота криптовалюты наподобие Bitcoin, ну, как описывал Петр, мы не вытянем гарантированно. Арендный метод продолжим прорабатывать на будущее, но пока он слишком сырой. Хотя надежды мало, ведь мы из хозрасчета, который суть калька с капиталистической системы, умудрились устроить посмешище.
Шелепин прервался, чтобы закинуть в рот несколько роллов, благо даже изрядно раздерганный стол позволял не стесняться в выборе, но сразу после этого продолжил несколько затянувшийся монолог:
– Иногда… появляется желание устроить грандиозную чистку, кстати, года через два-три вполне реально, – он мечтательно прикрыл глаза. – Не раз об этом думал, даже с Володей обсудили детали. Но потом вспомнил о двух вождях, Пол Поте и Ли Куан Ю[231]. Сильные, жесткие лидеры, один и тот же регион, одно время. Но первый устанавливал свою личную власть, второй – диктатуру закона. И какой оглушительно разный результат!
– Правильно, Саш, хватит с нас одного Двадцатого съезда! – с неожиданной горячностью поддержала мужа Вера Борисовна. – Чудом ведь кровавый маховик в пятьдесят третьем остановили. И с законом ты точно подметил, но все равно в шпионские игры со всякими Ильиными играешь!
– Ты права, конечно, – Александр Николаевич устало потер виски. – Может, я зря нервничаю. Благодаря рассказам Петра мы держимся в международной политике удивительно неплохо, да и с экономикой более чем терпимо, резкий рост цен на золото и нефть дает возможность покупать целые заводы, полупроводниковое направление приносит валюты больше, чем потребляет. Но… Верусик, я должен тебе… Да и себе! В общем, извини меня за пораженчество, но без частичного отказа от завоеваний социализма эту идиотскую, навязанную буржуями потребительскую гонку мы непременно проиграем. Даже если выплавим вдвое больше чугуна и соберем втрое больше пшеницы, чем США, наши люди непременно захотят сто сортов колбасы… Да пусть они ею подавятся, черт возьми!
Читать бесплатно другие книги:
