Время собирать камни Дмитриев Павел
Вера Борисовна задумчиво приподняла бутылку, в которой оставалось менее четверти содержимого. Покачала, придерживая пальцами за горлышко над полом, потом резко перевернула.
– Хватит на сегодня! – вынесла она вердикт, наблюдая, как последние капли водки впитываются в подаренный шахом Пехлеви[232] ковер. – Что-то рановато тебя развезло.
– А чего ты от меня хочешь?! – повысил голос Председатель Президиума Верховного Совета. – Столько лет потрачено, и, выходит, зря? Сколько товарищей погибло? Все ради чего?
– Саш, я в жизни не поверю, что ты не найдешь выхода! Наверняка есть варианты, и не один…
– Без всякого сомнения, но… – Казалось, на лицо Шелепина наползла тень, но то была лишь гримаса. – В истории Петра проблему безналичных денег, как, впрочем, и другого способа эффективного управления экономикой, партия решить не смогла. Сначала приоткрыли лазейки для своих, а потом в приступе идиотизма и вовсе упустили контроль. Обналичка и банковское мошенничество быстро вытеснили нормальные товарно-денежные отношения из народного хозяйства, все и развалилось, почти как в гражданскую. Уже потом пришлые пионеры-тимуровцы все начали с чистого листа. Я долго пытался понять причину катастрофы, искал с Семичастным следы ЦРУ, перебирал диссидентов, думал о предательстве, но… Хочешь знать самое страшное? Так я скажу! Наше ЦК попросту не способно осознать проблему, куда там ее решить! Старики вроде Суслова старательно цитаты классиков перебирают или, как Кириленко с Устиновым, к войне со всем миром готовятся. Молодежь из комсомольцев, наоборот, в эйфории от того, как мы ловко спихнули сельскохозяйственную черную дыру и всякую мелочовку на кооперативы и колхозы, не понимают, придурки, чем все кончится, если не принять срочных мер.
– Саш, не переживай ты так, – Вера Борисовна попробовала успокоить мужа. – Я вот помню, в тридцатых и сороковых работали же кооперативы и колхозы, и совсем немало их было. Ничего ведь не случилось страшного.
– Вывески там были от кооперативов! – оборвал муж. – Все, кроме кустарей и промысловиков, включались в плановое хозяйство и безналичный оборот. Зарплата рабочим закрывалась хоть и немного по-другому, но по единым тарифным сеткам, а уж платить лихву или, того паче, пай деньгами выделить, такого и не слышал ни разу. Никита прикрыл эту лавочку одним махом, потому как всем надоело, никакого толка, кроме лишних сложностей с отчетностью.
– А сейчас? Ты же говоришь, что пока у нас все более-менее хорошо?
– Позаботились заранее, так что частники начисто отрезаны от безналичных денег, только наличные через отдельный «Кооперативный банк», – Шелепин покрутил в руках пустой бокал, хмыкнул, но тему разговора менять не стал. – Сама же понимаешь, мы выпустили джинна из бутылки, теперь деньги потихоньку просачиваются на производство в виде халтур. Ловим, садим, да куда там, «все вокруг советское, все вокруг мое», они же в принципе, на уровне инстинктов не понимают, почему халтура – плохо. Кроме того, в частный сектор пошел отток квалифицированных кадров. Петр, который Воронов, в своем горно-досочном кооперативе уже под тысячу рублей в месяц зарабатывает. Это он еще с опаской, стесняется выделиться, так сказать.
– Великий русский вопрос, – снова использовала свою любимую присказку Вера Борисовна. – Кто виноват и что делать.
– Кто виноват? Мне об этом пока думать… страшно. А вот что делать, тут у нас, спасибо Петру, есть тривиальный выход, а именно повторить трюк КНР с коммунистическим капитализмом. Самое главное – провести реформы вовремя, на пике возможностей старого механизма управления. Задержимся, упустим момент, и… Будет поздно!
– После создания Лужской свободной экономической зоны я думала, вы так и решили на Президиуме ЦК…
– Нет, Верусик, мы с Косыгиным начинали, по сути, втемную, даже для себя ничего толком не решив, по принципу «хуже не будет». А после ноябрьских Саша Волков[233] на меня вышел, ну помнишь, я его еще в первые секретари дальневосточного регионкома вытащил в прошлом году, так он хочет повторить успешный опыт и организовать на базе порта Зарубино вторую СЭЗ. И попробуй возрази, у них там рабочей силы из Маньчжурии набежало – не счесть, выгнать жалко, а использовать в рамках законов толком не получается. Да еще японцам автоматическая коробка передач от машины Петра так понравилась, что они согласны даже на нашей территории завод для их совместного производства построить. Причем у них точно получится, тогда как на АЗЛК даже штучное производство третий год отладить не могут.
– Опять я тебя не понимаю, – озадаченно поджала губы Вера Борисовна. – Тебе сегодня все не так, сначала кооперативы, потом СЭЗ, а тут еще и завод не угодил.
– И тут ничего выдающегося не изобрели, – тяжело вздохнул Александр Николаевич. – Сделали два первых шага по китайскому пути и только во вкус вошли. Дальше легче пойдет, как по накатанной. Летом этого года вернем банкам нормальные кредитные функции[234], собственно, мы их уже два года как ввели в отношениях между Центробанком и отраслевыми банками. После этого безнал перестанет казаться директорам неисчерпаемым, а картотека легкой неприятностью… И встанем перед самым главным, можно сказать, принципиальным барьером.
– Это каким еще?! – не выдержала жена.
– Рыночные цены, Верусик, просто рыночные цены. Конечно, мы их назовем как-нибудь иначе, гибкими или управляемыми, но это слова, суть изменится не сильно. И вот тут начнется такое, о чем и говорить страшно… У нас же министерства – монополии! Они мгновенно найдут кучу причин продавать дорого или очень дорого. Конечно, в какой-то степени процесс можно контролировать сверху, государство все же владелец, и в теории имеет все необходимые возможности. Практически же такое реально только в относительно простых валовых отраслях типа энергетики или транспорта. В целом без конкуренции со стороны отечественных и зарубежных предпринимателей ничего хорошего не выйдет. А это автоматически означает создание нескольких десятков СЭЗ, постепенное снятие валютных ограничений, а в конечном итоге – денационализацию как минимум легкой промышленности.
– Да что ты?! – поразилась жена. – Продать фабрики, газеты и пароходы обратно эксплуататорам?! И это говорит без пяти минут руководитель Советского Союза? – Она демонстративно всплеснула руками. – Что ж в мире-то делается?![235]
– Как иначе удержать контроль над страной? – решительно, насколько это возможно сделать в кресле за накрытым столом, рубанул воздух ладонью Шелепин. – Пока еще не поздно, но вера в коммунизм иссякает на глазах, а без веры… Семичастный устраивал, как их, соцопросы анонимные, так ведь кошмар творится прямо за дверями парткомов. Чуть не половина рабочих открыто призналась, что не считает воровство на своем заводе зазорным! А сколько людей постеснялись об этом сказать? Вдобавок значительное число неворующих отметили, что им просто нечего красть.
– Ни фига себе! – аж подпрыгнула от удивления Вера Борисовна. – Но все равно, чем ты будешь лучше Горбачева из истории Петра? Хочешь, как он, – на старости лет чемоданы рекламировать?
– Все лучше, чем в домино в московском дворе со стариками шпилить, кефир на пенсию в гастрономе покупать да былые дни вспоминать, – огрызнулся Александр Николаевич. – Если серьезно, то у нас реализуется далеко не худший сценарий. Лет пять ситуацию под контролем мы удержим гарантированно, так что времени достаточно, но использовать его придется с толком. А если еще инфляцию и преступность в рамках удержим, так совсем хорошо. Тут я сильно надеюсь на личные банковские карты, с ними любое взяточничество как на ладони. К началу переходного периода мы еще и крупные купюры внезапно изымем из оборота, и Уголовный кодекс под новые условия подредактируем. Сколько там берут штрафа за жевательную резинку в Сингапуре будущего? Тысячу долларов?[236] Вот и у нас сделаем рублей эдак сто… Обещаю тебе, разгула преступности не допустим!
– С такой простой и действенной программой зачем вообще народное добро продавать? – скептически поморщилась Вера Борисовна. – И вообще, давай осторожнее, контрреволюцию никто не поймет! Это ж капитуляция, с какой стороны ни посмотри!
– Так уж и никто? – как-то неестественно то ли рассмеялся, то ли закашлялся Александр Николаевич. – Старый кооператор Косыгин в курсе, Брежнев, кажется, в душе одобряет, но готов ножку, если что, подставить. А молодежь… Идеалистов осталось очень мало! Вспомни будущее Петра, коммунисты и комсомольцы за пятилетку не только идеологически перековались, они аж в Бога уверовали! Пошли по церквям, венчались, крестили детей, стали бизнесменами, финансистами и тому подобное. Может, у кого-то и екнуло, но не смогли поступиться принципами единицы, о которых господин Воронов ни фига не знает. Так что… И вообще, сколько сейчас коммунистов-эксплуататоров партвзносы платят? На тысячи ведь счет уже пошел!
– Саш, ты стал жутко циничен… Я боюсь за тебя!
– Хуже! Многим хуже! – Шелепин шутливо оскалился в широкой улыбке. – Я еще и до задницы предусмотрительный! Так как понимаю, провести такие офигенные преобразования и нигде не споткнуться – невозможно. Нам придется много, ох как много менять и в политике, и в идеологии. Так что, Верусик, прости уж меня за Микояна и все эти игры. Скоро верные люди в ЦК, регионкомах и даже горкомах нам позарез будут нужны. А пролетариат и крестьянство… Они еще не такое переживут.
– А не боишься, что большевики опять все отнимут? – Вера Борисовна подначила мужа словами из анекдота про Брежнева.
– Боюсь! – честно сознался Шелепин. – Но чемоданы рекламировать ни фига не хочу. И в домино играть со стариками. Так что в задницу Горбачевых и Ельциных! – На секунду его взгляд обрел трезвость. – Вот погоди, красный папа Микоян отслужит свое, враз на его место Брежнева подвинем, вооружим самой современной постиндустриальной доктриной, а я пост первого секретаря ЦК заберу под себя и полновластным президентом[237] стану, а ты президентшей. Устроим к семьдесят пятому году новый пор-р-рядок!
– Ну все! – не выдержала жена. – Пойдем-ка лучше спать от греха подальше! Не дай бог, услышит кто…
– Подчиняюсь превосходящей силе! – послушно поднялся из-за стола Александр Николаевич.
Покачнулся, но, поддержанный супругой, все же сумел удержаться на ногах. Через несколько минут, раздетый и уложенный в кровать, Председатель Президиума Верховного Совета СССР спал…
…Окружающий типично среднерусский ландшафт плавно покачивался в такт неторопливой поступи желтой клячи, между ушами которой блестела никелированная эмблема «ЗИЛ». Сам Шелепин сидел в старинном рыцарском седле, но вместо доспехов на нем был надет новый итальянский костюм от Эмилио Пуччи из темно-серой, можно сказать, черной шерсти в мелкую, едва различимую красную полоску. Широкие полосы белоснежных манжетов сорочки странным образом гармонировали с грязными кирзовыми сапогами. Одна рука была, как и полагается, занята поводьями, во второй он сжимал длинный бич с удобной пистолетной рукояткой. Голову Председателя Президиума Верховного Совета венчала шапка Мономаха.
Слева от него тройка лошадей все той же странной масти понуро тянула воз, на котором возвышалась небрежно сколоченная из березового горбыля копия Мавзолея. На трибуне, по сути, на месте кучера, хитро щурился товарищ Сталин. В правой руке он держал ледоруб, в левой зажал огромную дамскую сумку от Louis Vuitton, причем выбитые в коже перекрещенные буквы L и V через одну были заменены на привычные серп и молот. Справа господин Ельцин, пьяный и веселый, дирижировал оркестром бундесвера. Вместо дирижерских палочек в его руках были зажаты батон сервелата и здоровенный православный крест кроваво-красного цвета.
Впереди же колыхалось огромное стадо овец, разных, темных, светлых, в пальто, телогрейках и даже каракулевых шубах. То тут, то там из-под общей массы виднелись горделиво вытянутые вверх сквозь пыжиковые шапки рожки козлов-начальников. Иногда казалось, что за злобно блеющими мордами проглядывают легко узнаваемые человеческие лица, но стоило только присмотреться попристальнее, картина сразу размывалась и оставалось лишь мелькание бессмысленных глаз. Все было готово к походу, но вдали, на самом краю поля, стеной стоял темный густой лес, из-под веток которого то и дело выглядывали волки, лисы и медведи, поразительно похожие на капиталистов с карикатур «Крокодила».
Александр Николаевич колебался, неизвестность стальным обручем сжимала его горло. В поисках решения он в очередной раз оглянулся по сторонам, но вместо советчиков увидел только овчарок, почему-то одетых в военные мундиры.
Волнение нарастало, казалось, еще немного, и его можно будет потрогать прямо руками… Широкий луч яркого солнечного света упал откуда-то сверху, на мгновение ослепив глаза. Тут же пришли спокойствие и понимание буквально всего, что было, есть и может быть на свете. Шелепин резко взмахнул над головой кнутом и прокричал рвущиеся прямо от сердца слова:
– Вперед, товарищи! Еще не поздно! Все на новое пастбище!
И проснулся.
Глава 12
Удар автопробегом
Как повелось, с первыми весенними проталинами по неудобьям и пустырям Москвы и Подмосковья повылезали подснежники. Но куда там знакомым всем по детским сказкам белым цветам, их с хорошим отрывом успели опередить многочисленные автолюбители, предпочитающие ставить свою «ласточку» зимовать в гараж, на подставки-пирамидки для сохранения упругих свойств подвески и во избежание трещин в резине шин. Почтенные отцы семейств, а часто и их сыновья, зятья и прочие внуки дружно отгребали от тяжелых, тронутых ржавчиной дверей остатки сугробов, раскладывали на залитом отработкой куске фанеры гаечные ключи, стекляшки, резинки и прочие хитрые железки, то есть готовились к новому сезону поездок по пыльным советским дорогам. Длинные ряды металлических коробок наполнялись гулом голосов, лязгом металла, судорожным кашлем, а потом и ревом прогреваемых моторов… Так просыпалось от зимней спячки особое мужское гетто, насквозь пропитанное атмосферой соленого слова и наигранного цинизма, попасть в которое женщины могли только под покровом ночи, тайно, для короткой любви на заднем сиденье железного друга.
Надо понимать, самое главное в архипелаге «Гараж» не ремонт автомобиля или хранение припасов, куда важнее компания. Великий повод не нужен: кто-то, покопавшись для вида под капотом своего сокровища, созывает соседей: «Тут мне свояк с Харькова шмат сала послал». Инициативу мгновенно подхватывает сосед: «Я с осени бабкин первач забыл в яме. На корице!» Спустя несколько минут на подсохшем от грязи пятачке щебня весело пыхтит дачный керогаз, на сковородке подрумянивается картошка со шкварками, а на старой газете вокруг пыльной бутылки громоздятся круто просолившиеся за зиму огурцы и помидоры, перекисшая капуста, порезанный основательными кольцами проросший лук… Более чем привычная картина для двух часов пополудни в погожий субботний день!
Девятнадцатое апреля тысяча девятьсот семидесятого года не стало исключением.
С трудом дождавшись, когда в общий котел ляжет последний продукт, бригадир слесарки с экспедиционной автобазы Академии наук Сан Саныч, изрядно раздувшийся в животе, но еще крепкий мужик лет сорока, а заодно признанный авторитет гаражного тупичка, открыл собрание, выдернув крепкими желтыми зубами пробку из бутылки:
– Ну, с почином, мужики! – Он быстро, по-хозяйски, обнес чуть коричневатой жидкостью разнокалиберную тару соседей. – И за твой фиг в стакан, Василич, чтоб держал!
Странный на первый взгляд тост не вызвал удивления: все присутствующие прекрасно знали, что «стакан» – на самом деле корпус маслофильтра с двигателя новехонького «Москвича 412». Ну, «фиговым» он стал после поездки на рыбалку, во время которой и произошла досадная встреча березового пенька с некстати выступающей вниз частью автомобиля. В результате которой тонкий, выфрезерованный под резиновое уплотнение бортик силуминовой детали скололся по краю, открыв дорогу маслу – разумеется, с самыми неприятными последствиями.
– Благодарю, – Фома Васильевич, он же Профессор (а точнее, доцент и кандидат химических наук), шутливо приподнял щегольскую рюмку розоватого стекла в плохо оттертых от масла пальцах. – Наши институтские ребята все заварили по науке, в аргоне. А вот тому дятлу, кто придумал ставить фильтр снизу и спереди, я бы в лоб дал! Чуть не полмашины раскидать пришлось, чтобы подобраться, хорошо хоть прикипеть ничего не успело за два-то года!
– Наворотили в четыреста двенадцатом инженера, ничего не скажешь, – охотно потоптался на мозолях соседа владелец старенького «Москвича-402». – То ли дело мой фашист[238], тихий, потому как клапана снизу и регулировать их не надо, уже почти сотню прошел, а только автол поджирает, так его и не жалко, по двадцать-то копеек за литр…
– Умеют немцы… – негромко добавил Роман, молодой, только что из школы парень, но сразу замялся.
Мало того что они с приятелем робели, впервые попав в столь солидную компанию, так еще чинили они вторую неделю именно «трофей», вернее сказать, пытались всунуть в перешедший по наследству автомобиль купленный по дешевке «победовский» двигатель вместо в хлам разбитого родного. Объем работ явно превосходил их силы и знания, но ребята об этом все еще не догадывались, а потому всерьез планировали все лето гонять с девчонками на пляж.
Впрочем, смущение не продлилось долго, парень вспомнил, что его автомобиль имеет к Германии лишь косвенное отношение, поэтому быстро продолжил:
– Нет чтобы деду «опель» припереть с войны, так угораздило на «Бьюик» Супер Восьмой[239]. Да еще «маде ин Хангари»! Красивый, сволочь, и тогда новый, всего и проездил десяток годочков, а там раз, и амба! А нам сейчас…
– Ладно вам, – возразил Ильшат, высокий и нескладный программист лет тридцати пяти. – Скоро у нас свои иномарки будут, ВАЗы вот-вот продавать начнут[240]. Да еще, говорят, первые полсотни тысяч из итальянских деталей! Татарин хитрый, да, – он шутливо подтянул пальцами уголки глаз, превратив их в узкие щелочки. – Моя старую ласточку третьего дня продал, денег у тещи занял, сейчас ждет открытку из автомагазина. И все знаете, почему?
– И нужна тебе такая обуза, – фыркнул Профессор, устраиваясь поудобнее на колченогом табурете. – Двигатель-то куда слабее моего будет[241], так что бери четыреста двенадцатого, я слышал, нынче тем, кто с ЭВМ на «ты», в очереди не отказывают.
– Руль у твоего «итальяшки» автобусный, – поддержал соседа Сан Саныч. – Бензин только девяносто третий, не на каждой заправке найдешь. Масло опять-таки специальное, не напасешься его, да и с запчастями труба…
– Пружины вместо рессор, картошки много не увезешь, – развил мысль владелец четыреста второго. – Василич-то, вон, глянь, – он кивнул в сторону распахнутых невдалеке ворот, – дополнительный лист снизу в пакет засадил с резиновыми отбойниками на концах, теперь грузи в багажник хоть гири, все нипочем.
– Железо больно хлипкое, – осторожно добавил Роман. – Дружбан в «За рулем» читал, там водитель-испытатель на крыло оперся, враз вмятина, будто кувалдой жахнули…
– Ха! – Ильшат и не думал смущаться. – Рома, ты бы нам налил по второй, а я пока спрошу товарищей кой о чем… – Он повернулся в сторону Профессора и вкрадчиво спросил: – А кто тут осенью жаловался, что мост задний волком воет, как до семидесяти разгонишься? Рассказывал, что три раза на СТО ездил, но пока мастеру четвертак не сунул, отрегулировать не смогли? А еще коллегу поминал, с таким же «москвичом», у которого движок клина словил на двадцать первой тысяче, в аккурат как гарантия кончилась? А всего-то вкладыши задрало из-за оставленной в маслоканалах коленвала стружки…
– Зато он сразу с поршней пару миллиметров снял, теперь на семьдесят шестом ездит, – постарался найти хорошее в плохом Фома Васильевич. – И по весу подогнал группы, теперь движок даже на холостых работает ровно-ровно, не шелохнется.
– Погоди радоваться, еще намучаешься иномарку в наши морозы заводить, – в свою очередь недобро посулил Сан Саныч.
– Да все лучше, чем промазка подвески каждый месяц, – легко вернул пожелание будущий обладатель «жигулей». – Как не приду, ты все под «Волгой» рукоятку шприцевателя дер-дерг.
– Газик надо брать! – попробовал вмешаться в спор знатоков Роман. – Дядька мой, как кооперативы пошли, взял да купил ГАЗ-69, ну, как перевооружение объявили, их до фига из армии списывают. Перебрал, теперь гоняет по окрестным деревням, молоко собирает да в район свозит.
– Бракоделы-то везде одинаковые будут, – помня накал старых споров, Профессор попытался сменить горячую тему. – Но «москвич» настоящий зверь, двигатель шикарный, подвеска реально емкая! К нему всего-то надо руки правильным местом приложить… А лучше бы сразу купить экспортный четыреста двенадцатый! Чинить легко, и с запчастями проблемы не будет.
Возражать никто не стал, действительно, после введения новых правил зарубежной торговли, по которым советские предприятия могли самостоятельно распоряжаться пятью процентами валютной выручки, реэкспортные советские машины неожиданно вошли в моду среди автомобилистов, разумеется, тех, кому повезло с местом работы. О качестве их сборки ходили настоящие легенды, не зря двух-трехлетния болгарская «Rila», а тем более «Scaldia» бельгийского производства ценились куда дороже нового «москвича»[242].
– Хороший повод, кстати! – Сан Саныч поднял свой стакан, приглашая компанию к тосту. – За машины без брака!
– Чтобы не догнал нас конец квартала, – согласно тряхнул головой Ильшат, выставляя в ответ треснувшую в незапамятные времена столовскую чашку. – Кстати, мужики, а вы в курсе, что сегодня старт международного ралли?
– Какого это? – насторожился Роман.
– Вы что, газет совсем не читаете? – откровенно изумился «хитрый татарин». – Супермарафон Лондон – Мехико, гонка на тридцать тысяч километров[243]. Кстати, через неделю они должны через Ленинград и Москву проехать, еще и живьем поглядеть можно.
– Ого, ничего себе пробег выходит! – поразился Профессор. – Я видел в программе на сегодня, но не думал, что так серьезно.
– Домой надо! Бежать смотреть, – подорвался Роман. – Саш, давай короче, у меня телик дядька давеча починил, сейчас бодро кажет.
– Ша! Никто уже никуда не идет! – успевший встать Сан Саныч положил свои широкие ладони на плечи парней. – У нас тут не балаган какой, а солидное учреждение, – веско добавил он, направляясь к своему гаражу.
Скоро он появился вновь, держа в одной руке пластиковую овощную корзинку с поставленным в нее аккумулятором, в другой же красовался темно-серым матовым металлом и броским шильдиком SONY[244] портативный телевизор, размером и видом отдаленно напоминающий колодезное ведро. Установив прибор прямо на гравий, Сан Саныч с ловкостью, выказывающей немалую практику, разложил антенну и подключил аккумулятор.
– Ого, – только и смог выдавить из себя Роман.
– Что бы вы без меня делали, – блеснул золотой фиксой бригадир слесарки.
– …по статье 152 УК РСФСР[245] народный суд приговорил директора объединения «Светлана» к трем годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовом учреждении общего типа. – Из телевизора неожиданно прорвался голос диктора новостей. – С чувством глубокого удовлетворения приговор поддержали руководители крупных советских предприятий, которых специально пригласили на заключительное заседание суда[246].
– Небось нехило они там обмочились, – недобро ухмыльнулся владелец четыреста второго. – Нынче нечасто из-за такой малости у нас сажают.
– А что там случилось-то? – спросил Сан Саныч, машинально перещелкивая размещенную сверху ярко-красную ручку ПТК на другой канал. – Опять политика какая-нибудь?
– Как раз за брак и закрыли, третьего дня «Вечерка» аж на первой странице писала, – поделился источником знаний владелец четыреста второго. – И правильно, в мои-то годы без разговоров впаяли бы червонец за вредительство и с этапом на Колыму – шпалы таскать.
– Жалко мужика, ни за что под кампанию попал, – возразил Ильшат. – Мне приятель в деталях рассказал, короче, в новом корпусе этой самой «Светланы» для производства электронных схем оборудовали герметичные помещения, к ним, как полагается, систему очистки воздуха, которая аж целый этаж занимает. Естественно, поставили специальные рамы из алюминиевых профилей, импортные, кстати, в них стекла на резиновых уплотнителях. А работающие там тетки, которым, видите ли, жарко стало, наняли местных слесарей, те им за несколько бутылок водки и врезали форточки.
На секунду над импровизированным столом повисло молчание.
– И все?! – первым смог высказать единое мнение Фома Васильевич. – За форточки? Три года? Директору? Да быть такого не может!
– Еще как может. – Хитрый татарин аккуратно зацепил из тарелки крупный лист капусты, но перед тем как закинуть его в рот, все же поделился второй частью истории: – У нас ведь самое страшное, это под горячую руку большому начальству попасть. Голову даю на отсечение, директор про дурацкие форточки и не слышал никогда. Но… посудите сами, не начальника же участка со слесарями-бухариками сажать, если дело до ЦК дошло?
– Знакомо, – сочувственно хмыкнул Сан Саныч. – Стуканул, поди, какой-нибудь обиженный балбес, и хрясь, бац, ни с того ни с сего пошли зону топтать. Нет, ну надо же, директора целого объединения да за форточки.
– Да ты просто колдун! – не удержался от восклицания Ильшат. – К ним на практику прислали студента-комсомольца с радиофака ЛПИ, которому, на беду, преподы твердо вбили в голову зависимость качества от чистоты помещения. Вот он и принялся жаловаться. Сначала по-хорошему теток совестил, да они его мигом на фиг прокатили. Не унялся, пошел к начальнику участка. Тому бы подумать да принять меры, но побоялся с бабами сволочными цапаться. Студента за живое взяло, накатал докладную начальнику цеха и в профком. Но этим дуболомам, видать, форточки смешным поводом показались, так что посоветовали салаге не лезть, куда не просят, покуда морда цела. Вот комсомолец в отчаянии и отправил письмо в ЦК, прямо товарищу Шелепину. И тут такое началось! Короче, голов полетело не сосчитать, кто просто с работы, кто из партии, а кто и под суд. А практиканту, говорят, награду вручили.
– И волчий билет в придачу, – проворчал Сан Саныч. – Ему же теперь на нормальную работу не устроиться!
– Нечего халтурщиков прикрывать! – хлестко ударил кулаком в ладонь владелец четыреста второго. – Да при Сталине за такое вообще стреляли! Зато порядок был!
– Вот так и перестреляли всех, кто поумней, а теперь автозаводы у итальяшек покупаем, – зло бросил в ответ Профессор. – Погодите, еще закрутят у нас гайки при Шелепине, будем по ночам вздрагивать, как дверь в подъезде хлопнет!
«Мы ведем репортаж со стадиона Уэмбли! – прервал начинающуюся перепалку комментатор. – Буквально через несколько минут будет дан старт супермарафонской гонки Лондон – Мехико! Участникам гонки предстоит…»
Камера тем временем медленно перевела фокус с нескончаемого поля, заполненного разрисованными рекламой автомашинами, чуть дальше, направо, где возвышался стартовый портал с перетяжкой «Daily Mirror – World Cup Rally». Оператор явно старался показать признанного фаворита будущей гонки – Ford Escort 1850GT[247]. Одна из машин как раз готовилась к старту.
– Вовремя, – усмехнулся Ильшат, подтягивая поближе к себе сковородку с успевшей подрумяниться картошкой. Нескончаемые споры «о политике» изрядно ему надоели, и он вбросил новую тему: – Василич, как думаешь, на чем наша команда поедет?
– На «москвичах», на чем же еще? – возмутился непониманию очевидного Профессор. – Уже сколько гонок наши на них выиграли!
– Без «Волги» никак не обойдется! – решительно рубанул воздух рукой Сан Саныч. – Помните, шесть лет назад ребята на них в Монте-Карло замечательно отъездили?
– Как на следующий год ни одна машина до финиша не добралась, – возразил Федот Васильевич, – так и кончилось все участие[248].
– Так я ж про что и толкую! – не стал возражать бригадир слесарки. – Слыхал тут давеча, директор нашей автобазы, товарищ Павлов, уже в этом году новый ГАЗ-24 ждет. Давно пора, сколько их можно испытывать![249]
– Сейчас как раз все и покажут, – скромно и тихо вставил Роман. – Только не слышно них… ничего, погромче бы немного сделать…
Телекомментатор с микрофоном в руках между тем наконец-то добрался до расположения советской команды. Махнув для верности рукой в сторону неожиданно высоких и огромных, ни на что более не похожих универсалов, он прокричал, стараясь перебить звук десятков работающих моторов:
«И вот мы добрались до главного сюрприза соревнования! Команда СССР на этой гонке представит всему миру новейшую модель «Спутник» Миасского автозавода!»
– Что это?!
Такого дружного мужского рева гаражный тупичок не слышал со времен выигрыша женой Сан Саныча пяти тысяч рублей по облигации трехпроцентного займа – в аккурат через неделю после развода.
…Серпантин дороги неторопливо разворачивался вверх, позади остались Уанкайо, древняя столица Перу, ее грязные окраины, убогие жилища перуанских горняков, а чуть дальше – скудные пастбища и идущие по обочинам босые индейцы с чудовищными грузами на головах. На высотомере четыре тысячи триста метров, уже совсем рядом перевал Тиклио[250], его уже можно разглядеть между космическими шпилями Кордильер, украшенных сверкающими бриллиантами льда. Слаломные «шпильки» трассы одна за другой ложатся под колеса «Спутника» Сергея Тенишева[251], поворачивающего лицо то одной, то другой стороной под ослепительно-белые лучи безжалостного солнца. Однако избавиться от жара просто, стоит лишь немного опустить стекло, и холод высокогорья немедленно цепляется острыми когтями в мокрую от пота спину. Пусть не скоростной участок, все одно расслабляться чревато, пары дней не прошло, как слетел в пропасть Triumph Эндрю Коуэна.
Когда-то тут проходила мощенная тесаным камнем дорога древних инков, но теперь ее следов не найти под разбитым гравием, только череда тоннелей да ажурная паутина прямых как стрелка мостов напоминают о колоссальном человеческом труде, ныне попавшем под колеса грузовиков американских горнодобывающих компаний. Их многолитровым двигателям нет дела до мнения некоторых профессионалов автоспорта о непреодолимости подобных перепадов высот, давлений и температур серийными автомобилями. Впрочем, сомнения не напрасны: из почти сотни стартовавших машин на ходу хорошо если три десятка, и большая часть потеряна именно в Андах[252].
Тем не менее «Спутнику» трасса определенно по плечу, и под успокаивающий рокот мотора водитель невольно вспомнил, как все начиналось…
…Осенью 1966 года на НАМИ[253] буквально свалился странный прототип-самоделка. С одной стороны, не слишком удивительное событие, энтузиастов в трудовых коллективах Советского Союза более чем достаточно, чуть не в каждой второй мастерской по производству амортизаторов для грузовиков или гусениц для экскаваторов известно, как сделать самую лучшую в мире легковушку. Иногда в увлекательный процесс удовлетворения собственных амбиций за государственный счет удается вовлечь руководство, и тогда из узлов «Волги», «запорожца» и трактора «Беларусь» удается собрать нечто удивительное, вроде «Зари» или «Старта»[254], которые против законов природы и здравого смысла способны передвигаться по дороге без помощи буксира.
Но с другой стороны… Попросту говоря, предоставленный экземпляр поверг специалистов в настоящий шок: неожиданная по очертаниям, но при этом до мелочей проработанная форма кузова, неокрашенный пластмассовый бампер и накладки на дверях, аэродинамические фары сложной формы, красивый просторный салон, в котором каждая мелочь находилась на своем месте, гнутые, вклеенные в проемы стекла… Подобных неожиданностей в образце оказалось поразительно много. При этом нигде не чувствовалось влияния советского конструкторского опыта, ни малейшего следа от знакомых по ГАЗам и «москвичам» деталей, тем более узлов. Наоборот, все, начиная от необычных шурупов и пластмассовых пистонов, заканчивая двигателем, неизвестные самодельщики создали с нуля.
Уже через пару часов у специалистов не оставалось сомнений: слово «самодельщики» нуждалось в кавычках, потому как уровень проработки технических нюансов конструкции не оставлял сомнений – кто-то, не жалея ресурсов, изготовил точную, насколько это вообще возможно, копию новейшего зарубежного автомобиля. Дело в общем-то вполне обычное и крайне интересное, поэтому инженеры НАМИ работали как в НИИЧАВО. К утру понедельника образец превратился в набор деталей, а список безответных вопросов размерами напоминал годовой бухгалтерский отчет.
На первый взгляд ничего запредельного. В двигателе использована тривиальная схема DOHC[255], только клапана регулируются не двойными гайками, а размерными шайбами-прокладками. Отлитый из чугуна блок цилиндров – примерно такой же, как на недавно показанном в Париже Fiat-124[256]. Двигатель поперек, вместо цепи ГРМ стоит зубчатый ремень, оригинально, совсем как на перспективном Fiat-128. Карбюратора нет, вместо него впрыск. Очень перспективная технология, не зря ее коллеги с уфимского моторного завода уже лет пять пытаются приспособить на ГАЗ-21, без особого, впрочем, успеха. Антиблокировочная система тормозов, пожалуй, еще действительно не использовалась на серийных моделях нигде в мире. Немцы только обещали через год-два[257], но еще надо посмотреть, есть ли от этой премудрости какой-то толк на дороге.
Что еще необычного? Полный привод и высокий внедорожный клиренс? Избыточно и глупо для крупносерийной модели, но на дорогах СССР более чем к месту. Трехточечные ремни безопасности, да еще с блокировкой замка зажигания, так что пока не пристегнешься – не заведешь? Вот это точно при копировании добавили от себя, по-советски, жестко. Капиталисты максимум лампочку какую-нибудь предусмотрели бы. Гидроусилитель рулевого управления? Алюминиевый радиатор? ШРУСы[258] вместо полуосей? Так это все мелочи, широкому применению которых препятствует лишь высокая цена.
Однако собранные вместе, непривычные новинки давали картину неправдоподобного технического прорыва. Да и в деталях, если в них вникать глубже, начиналась настоящая фантастика. Взять хотя бы впрыск топлива в цилиндры. Он оказался многоточечным, с форсунками, подобных, наверное, не делали и для космических кораблей. Вдобавок к этому какой-то фокусник умудрился завязать их управление на настоящий портативный компьютер, который использовал для своей работы досель невиданный датчик кислорода на основе оксида циркония[259], бесконтактное устройство для подсчета количества оборотов[260], измеритель количества подаваемого воздуха с подогреваемыми платиновыми нитями и электронный термометр.
Чудеса технологии позволяли получать сто тридцать лошадиных сил с двух литров, то есть всего-то процентов на двадцать больше, чем на аналогичных по рабочему объему двигателях. Подобный авангардизм ради в общем-то незначительного прироста мощности не могла себе позволить ни одна из автомобилестроительных компаний мира[261]. Да и по надежности удар заметный, хотя тут надо признать, счетчик километража показывал почти сотню тысяч километров пробега, и по внешнему виду агрегатов нельзя было сказать, что их часто ремонтировали.
Поиски чудо-конструкторов прояснили часть вопросов, а заодно добавили новых. Во-первых, оказалось, что двигатель разработали в странном НИИ «Интел» Министерства электронной промышленности для использования в качестве автономного электрического генератора. Но откуда взялся прототип и почему именно «Интелу», а не профильному НАМИ позволили «содрать» чудо вражеской техники, никто точно не знал, более того, ходили слухи, что сам министр Ефим Павлович Славский после неудачной попытки покачать права в здании на Старой площади советовал подобные вопросы никому и никогда не задавать.
Во-вторых, в МЭП не только смогли «как бы создать» двигатель, они еще и получили добро на строительство в Северодонецке мощного завода под крупносерийный выпуск с абсолютно невероятными планами под миллион агрегатов в год. Соответственно заграничные станки и целые производственные линии закупались без промедления, в приоритетном порядке, да и сама стройка курировалась лично товарищем Вороновым, членом Президиума ЦК. Последнее не удивляло, перспективы двигателя были видны невооруженным глазом.
А вот сопутствующие проблемы, очевидно, большие начальники сильно недооценили. Фактически им предстояло создать не одно предприятие, а минимум пару десятков. Существующие поставщики-смежники попросту не вытягивали нужные технологии, начиная от мелочей вроде отсутствия электрических проводов с пластичной и надежной изоляцией и заканчивая поршневыми кольцами, под которые в Абакане строился завод Riken[262]. Только с электроникой управления все более-менее сложилось, благо она у МЭПа своя. А вот остальное… Кишка у МЭПа оказалась тонка для проекта подобного масштаба, дернулись туда, сюда, показали прототип итальянцам и французам, видать, с ними надежды на плодотворное сотрудничество было поболее, чем с Минавтотрансом, но в конце концов кто-то особо умный просто плюнул и свалил проблему с больной головы на здоровую.
Начальники, как положено, вывернулись. Да и для НАМИ самым очевидным решением было поставить слишком дорогой и сложный для условий СССР прототип в дальний угол, с рекомендациями не выкатывать ранее одиннадцатой пятилетки. Но куда тогда девать огромное количество двигателей, которые через пару-тройку лет пойдут с конвейера в Северодонецке? Товарищ Шокин, министр МЭПа, попросту отмахнулся от неприятных вопросов – пообещал пустить на экспорт все, что останется от генераторов. И самое смешное, у него могло получиться! Если не в Италию или ФРГ, так в Чехословакию или ГДР точно, полигонные испытания показали, что двигатель как минимум не уступает лучшим мировым образцам.
Не сказать, что такой поворот кого-то из функционеров от автомобилестроения особо волновал, но тут подоспело постановление о пяти процентах с валютной выручки, и… Такого удара от МЭПа «Автоэкспорт» не пережил и натурально взял НАМИ за жабры – доллары, фунты, марки и прочие франки нравились всем. Тем более что ответственные товарищи заверили: патентные претензии исключены, то есть документацию у капиталистов не честно сперли, а все же тихо купили, не иначе кто-то где-то уже разорился, безуспешно пытаясь создать космолет на колесах.
Сначала, конечно, предложили самое простое – всунуть новый двигатель в «москвич» или «Волгу». Однако уж больно неудачный момент выпал, оба предприятия находились в состоянии вывода на конвейер «принципиально новой перспективной модели» и не желали ничего слышать о модернизации раньше, чем в следующей пятилетке. Разрабатывать иную, адаптированную под советское производство модель не хотел уже «Автоэкспорт», талантам инженеров НАМИ там откровенно не доверяли, вдобавок понимали, что даже в случае большой удачи работа растянется минимум на несколько лет, тогда как самодельный прототип мало того что уже существует в железе и чертежах, так еще успел получить на удивление благожелательные отзывы от водителей-испытателей.
Так родился «Спутник» – изначально рассчитанный на экспорт полноприводный полувнедорожник. Очень уж хотелось некоторым руководителям выйти за рамки непритязательной дешевизны советского автопрома[263], показать, что СССР способен создавать «спутники» не только для космоса, но и превзойти именитых соперников на самом капиталистическом рынке из возможных – автомобильном. Пусть даже ценой покупки некоторых производств целиком или заказа весомой части комплектации за рубежом[264]. В конце концов, двигатель все равно есть, а остальное как-нибудь приложится, и надо заметить, такая точка зрения вполне имела право на жизнь.
Перед автоспортсменами соответственно поставили свою задачу – в обстановке строгой секретности подготовиться к будущим гонкам на «Спутнике» еще до его официального производства. Первоначально целились на ралли «Лондон – Сидней»[265] тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, но не сложилось. Под вопросом оказался и супермарафон тысяча девятьсот семидесятого, но тут помогла невысокая репутация отечественного автопрома. Организационный комитет попросту не стал придираться к формальному требованию «серийности модели» – предпочли по-джентльменски поверить на слово, не ожидая особых сюрпризов…
– Гляди, гляди скорее, чего бабы делают![266] – неожиданно прервал молчание штурман Валентин Кислых.
– Где?! – в два голоса отозвались Сергей Тенишев и задремавший было на заднем сиденье второй пилот Валерий Широченков.
– Вон там, слева, – махнул рукой штурман. – Толкают свой гламурный тарантас!
– Да ни в жисть, – попробовал возразить водитель, на секунду отрывая взгляд от дороги. – Модистка, ну, которая Розмари Смит[267], мне сама хвасталась, что техники раскачали боевой полуторалитровик до девяноста пяти лошадей…
Но против фактов возражать было сложно, завывающий двигателем Austin Maxi под номером семьдесят четыре был виден на соседней петле серпантина как на ладони, ближе чем в сотне метров. Кислых не удержался, залихватски присвистнул, уж больно аппетитно выглядели девушки в процессе заталкивания хетчбека в гору.
И Тенишев озабоченно пробормотал, пытаясь на взгляд определить угол подъема дороги:
– Неужели там настолько круто?
– Скорее, поломались, – возразил штурман. – Наш крокодил чуть не вдвое тяжелее их «максика», но идет как по маслу.
– Переплюнь! – хором попросили друзья.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – послушно отреагировал Кислых, провожая взглядом удаляющийся экипаж соперниц. – Странно как-то…
– Никакой мистики, – Тенишев постучал ногтем по шкале высотометра, на котором стрелка перевалила за четыре с половиной километра. – Помните, в НАМИ загнали в барокамеру форсированного «москвича»? Сколько у него мощи осталось на пяти километрах? Пятнадцать лошадей из восьмидесяти?
– С барокамерой ребята хорошо придумали, – Широченков явно размышлял о чем-то своем, разглядывая уползающую под капот ленту дороги.
– Кстати, вполне реально, – согласился штурман. – Без доработки были все шансы ногами всласть поупираться, на наших-то двух тоннах…
– Зато после того как в «Интеле» что-то с программой впрыска намудрили, прет как по шоссе, – ласково погладил баранку Тенишев, без особого труда пройдя очередную «шпильку». – А тут, кажись, и впрямь покруче пошло!
– Перевал не за горами, – напомнил очевидное Кислых. – Негде уже петли класть, и так не трасса, а настоящее чудо, даже представить не могу, сколько сил на нее положили инки.
– Ребята, хватит о дороге! – прервал рассуждения второй пилот. – На горизонте две очаровательные попки!
– На пленке три кадра осталось, – немедленно отреагировал штурман. – Исключительно для перевала. И кстати, – добавил он тут же, – менять кассету на дороге не дам!
Возражать никто не стал, слишком дорого, а именно засветкой уже отснятой катушки обошлась подобная операция в тряске гонки несколько дней назад.
– Ребята, может, поможем? – с деланой беззаботностью спросил Широченков. – Нельзя таких аппетитных девчонок на дороге бросать, они упертые, дотолкаются так до шприца с корамином.
– Да не даст тебе Жанка все равно! – добродушно рассмеялся Кислых.
О попытках второго пилота советской команды найти взаимность у коллеги Жинетт Дерулан знали, наверное, все раллисты. Невысокая стройная француженка часто беседовала с Валерием на ломаном немецком, охотно принимала цветы и подарки, но… экипаж прекрасно видел, что дело у незадачливого кавалера никак не двигалось дальше разговоров о шестеренках.
– Впрочем, – штурман неожиданно продолжил, – ты прав, не по-мужски бросать девушек, надорвутся, а им небось еще детей рожать.
– Толкать?! Да вы с ума сошли! – возмутился Тенишев. – Это без меня!
– Зачем? – удивился в ответ Кислых. – Кинем трос и полегоньку вытащим. Время есть, да тут и осталось-то километров пять всего!
– А ну как запалим движок?! – возразил водитель. – С нас же «Автоэкспорт» шкуру спустит!
– «Спутник» вытянет! – В голосе Широченкова не чувствовалось и грамма сомнений.
Поколебавшись несколько секунд, Тенишев махнул рукой:
– Черт с вами, Ромео недоделанные!
Высокий лупоглазый автомобиль советской команды притормозил рядом с Austin Maxi. Пошло вниз стекло задней двери, и второй пилот на скверном немецком поинтересовался у едва не падающего от усталости и нехватки кислорода гламурного экипажа:
– Очаровательные фрау, не хотите ли продолжить путешествие на буксире?
– Вам что, двигатель Гагарин подарил? – мрачно огрызнулась Модистка, высокая фигуристая блондинка. Но тут же постаралась натянуть самую ослепительную из улыбок на покрытое коркой пыли и пота лицо, пока странные русские не передумали: – Разумеется, мы согласны!
– Вэ-ли-ра! – не сдерживая эмоций, ринулась из-за руля к старому знакомому госпожа Дерулан. – Ты наш спаситель!
Через несколько минут сцепка из двух автомобилей бодро двигалась к перевалу, причем Жинетт сидела в «Спутнике» – на коленях у весьма довольного ситуацией Широченкова.
…История так и осталась бы маленькой тайной двух экипажей, но вмешался случай. У одного из шоферов идущих навстречу грузовиков под рукой завалялся фотоаппарат, которым он не преминул воспользоваться, – все же ралли за мировой кубок проходят не каждый день. Буксировка в горах не казалась потомку инков чем-то необычным, просто попался хороший ракурс, и очередной кадр лег на купленную по случаю катушку Kodak Verichrome. Проследить дальнейший путь снимков не взялся бы и Шерлок Холмс, однако уже через два дня изображение «Спутника», вытягивающего на Тиклио Austin Maxi, появилось на обложке «Daily Mirror».
Ничего не подозревающие автогонщики наконец-то добились того, что не смог за прошедшие месяцы осуществить «Автоэкспорт»: советской командой и возможностями «Спутника» всерьез заинтересовались журналисты ведущих изданий, а за ними и специалисты. Поэтому и отделался отдыхающий в Лиме экипаж «романтиков» поразительно легко – одним лишь строгим выговором, про который, казалось, начальники начисто забыли после звездного финиша советской команды, изумившего уже подогретый предыдущими публикациями мир автомобилестроительной индустрии.
Было из-за чего: Ford, Citroen, BMW, Mercedes-Benz, Peugeot – никто из них не смог составить серьезной конкуренции изделию Миасского завода. Из пяти стартовавших автомобилей до праздничного портала на олимпийском стадионе Ацтека дошло три, великолепный результат для сложнейшей гонки[268]. Кроме того, экипажи Потапчика и Тенишева заняли первое и второе места, ребята Хольма пришли четвертыми.
«Боевые» автомобили в Москву не вернулись – их ждал триумф в Парижском автосалоне. Гонщиков на родине тоже встречали как героев, призеров World Cup наградили орденами Трудового Красного Знамени, остальных – медалями «За трудовую доблесть». Не остался в долгу и Миасский завод, он премировал раллистов мотоциклами «Урал» с коляской. Однако в последний момент экипажу Тенишева припомнили выговор и колясок лишили[269]. Чем, впрочем, никого особо не расстроили – впереди спортсменов ждали новые, еще более впечатляющие победы.
…Объем производства «Спутников» быстро рос. Уже в тысяча девятьсот семьдесят втором году с конвейера сошло более двухсот тысяч машин для покупателей из Бельгии, Австрии, Швеции, Франции и многих других стран. Но полностью удовлетворить валютный спрос не получалось, даже учитывая клон «Шкода-Спутник», крупносерийный выпуск которого к тысяча девятьсот семьдесят третьему году удалось развернуть на заводе в Млада-Болеславе.
Так что в свободную продажу для граждан СССР автомобили Миасского автозавода поступили только в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году, то есть спустя семь лет после начала серийного выпуска. И только знающий человек мог заметить отличия от экспортной модификации: механическую коробку передач, упрощенную электросхему без центрального замка, не слишком качественный пластик салона, тканевую обшивку сидений, нанесенную по упрощенной схеме краску кузова…
Глава 13
Тяжелое детство, восьмибитные игрушки
– Ну, па-а-а… – Парень отчего-то легко принял нового отца. Видимо, оттого, что они в первую очередь были друзьями.
– Джон Энтони Майкл! – Если отчима парень еще мог разжалобить, то с матерью этот номер не проходил. – Молодой человек, вы получаете на карманные расходы достаточно денег, больше, чем многие из ваших друзей! Мы с отцом не следим за тем, как вы их расходуете, и если вам, юноша, было угодно вернуть их обратно в семью уже к среде, играя в «Тетрис» на нашем же оборудовании, то ничем не можем вам помочь. И не смейте выклянчивать у отца карманные деньги раньше времени – он и так пошел вам с друзьями на встречу, поставив дополнительный автомат!
– Я честно выиграл это право! – воскликнул парень, указав на висящую у автомата доску, где мелом был записан последний рекорд.
– Ты слышал, что сказала мать? – изобразил суровость Брюс. – А ну, брысь с кухни!
Парень, что-то бурча под нос, вышел, а мистер Скотт повернулся к своей миссис и ласково улыбнулся.
– Милая, – произнес он, – ты не забыла, что на следующей неделе наш мальчик едет на чемпионат страны по «Тетрису» в Мемфис? Ты представляешь, душа моя, какая это реклама нашему кафе – возможность сразиться с чемпионом Соединенных Штатов?
– Что ты предлагаешь, дорогой? – Миссис Скотт явно была не в восторге от грядущей поездки сына, но поделать ничего не могла: мужчины все решили тишком, без нее.
Брюс достал видавший виды бумажник и запихнул туда несколько двадцаток.
– Водители частенько теряют свое барахло в нашем кафе. Что с того, если этот найдет наш Тони?
– Ты сам его учил не брать чужое! – нахмурилась жена. – Любые потерянные вещи нужно непременно вернуть владельцу.
– Принимай это проще! – быстро нашел лазейку в правилах жизни мистер Скотт. – Пусть Тони честно отдаст кошелек бармену, а деньгами попользуется в долг, пока хозяин не объявится.
Энтони Майкл вернулся из крупнейшего города штата Теннеси с победой. Нет, ему не удалось стать первым, однако почетное серебро и невероятно огромная премия в целую тысячу долларов позволили парню посмотреть на свое увлечение под совсем другим углом: он уже не бездельник, бесцельно убивающий свободное время на игровых автоматах, а настоящий профессиональный спортсмен. И его рекорды интересны отнюдь не одним лишь соседским парням, напротив, у него взяли интервью журналист из Sports Illustrated[270], а еще… Самое непонятное и удивительное: корпорация «Денди» добавила дюжине финалистов Championship of the Tetris Association отдельный приз – двухнедельную экскурсию в Ленинград и на завод Тетрис-автоматов в городе Усть-Луга, причем с оплатой всех авиабилетов, трансферов и отелей.
Портила настроение только одна проблема – бестолковые советские чиновники явно не учли шестнадцатилетний возраст Тони и выдали ваучер на одну персону. Теперь судьба путешествия висела на волоске, парень слишком хорошо представлял себе финансовые возможности отчима и не питал иллюзий: перспективу поездки на другой континент за свой счет он воспримет без всякого восторга. Оргкомитет соревнований, в свою очередь, прекрасно понимал положение, в которое попал серебряный призер, однако помочь ничем не мог: директор американского офиса «Денди» не стал принимать самостоятельного решения, а далее просьба затерялась в дебрях межконтинентальной бюрократии. Лишь главный судья соревнований, чуть помявшись, сунул в руки Тони невзрачную визитку на имя Мартина Беннета, добавив на прощанье пространное напутствие:
– Пусть отец позвонит, может быть, там придумают что-нибудь.
Вот только захочет ли мистер Скотт добиваться второго ваучера всерьез? Как жаль, что по телефону не получилось все толком объяснить! Сомнения грызли молодого человека всю дорогу, пока он не увидел отчима в аэропорту Baton Rouge. Тот стоял чуть в стороне от остальных встречающих с самым серьезным и суровым выражением лица, вот только в руках у него…
– Дарю! – Вместо приветствия Брюс протянул пасынку потемневшую от времени дубовую рамку. – Пришла твоя очередь!
– Спа-а-асибо, па-а-па! – срывающимся от волнения голосом протянул Тони.
Он отлично понимал, как эта вещь важна для отчима! Чуть ли не единственный предмет, оставшийся у него «с добрых старых времен», рамка, в которой ранее красовалась грамота хоккейной команды колледжа с подписью самого Фрэнка Буше, легендарного распасовщика не менее легендарных New York Rangers[271]. Тони видел ее каждый день висящей над стойкой бара на самом видном месте, слышал сотню раз историю вручения, и вот теперь… Чуть дрожащими руками парень вытащил из чемодана свою награду, примерил – как раз впору – быстро разогнул скобки, удерживающие картон, и вставил украшенную «стаканом» «Тетриса» бумагу под стекло.
– Вот! – Он протянул рамку отчиму. – Ты ее повесишь на старое место?
– Непременно, – скрывая предательски выступившие на глазах слезы, Брюс неожиданно резко обнял мальчика. – Какой ты молодец, опередил четыре сотни человек со всей страны! Мы с мамой так тобой гордимся, ты себе даже не представляешь! Кстати! Ты, наверное, не знаешь, ведь соревнования показывали по телевизору! Что творилось у нас, мать боялась, что все кафе разнесут к чертям! Ох-хо-хо, хорошо хоть ты не видел этого сумасшествия!
В ушах мистера Скотта еще раз зазвучали быстрые, но все равно не успевающие за картинками с камер слова диктора соревнований:
«…Наконец-то за моей спиной вы можете видеть финалистов чемпионата! Бойцы из бойцов, уже вступившие в противостояние: Джон Хендли, водитель-дальнобойщик из Арканзаса, Юджин Ли, владелец кафе с Аляски, Эдвин Бой, наш, мемфисский коп, мы все болеем за него! Эдвин О'Лири, Юта, и открытие сегодняшнего дня, парень, которому едва исполнилось шестнадцать, заваливший в полуфинале всех реальных претендентов, Энтони Скотт, Луизиана!
Так, все готово к финалу, мы попробуем выдать картинки с экранов «Тетриса». Старт… Обратите внимание, как быстро стучат пальцы наших спортсменов по кнопкам! Я не успеваю подумать, а фигура уже повернута и летит в нужную точку. Раз, два, и все, ох, проклятье! Хендли… Вы только что видели, как он пытался разом убрать четыре линии и сделать полторы тысячи очков, но… Пожадничал и так обидно промазал с I! Господа, у нас первый game over!
Джон уступил, но я даже знаю, кому. Дело в том, что он начал играть в «Тетрис» в том же месте, что и его соперник Энтони, и я не побоюсь назвать его прозвище – Малыш Скотт. Так вот, господа, Джон разбил Скотта за две недели до чемпионата в пух и прах! Кто бы мог подумать, что… О боже, у Ли тоже полный стакан, и… И черт возьми, Малыш Скотт, человек, на которого никто не ставил, теперь однозначно выходит в тройку! Покажите нам его стакан крупным планом… Только посмотрите, что он вытворяет! Нет, сейчас ему точно конец… Бой! Game over у нашего Боя! Какая жалость!
Однако игра еще не закончена. Не стану скрывать, теперь моя симпатия целиком на стороне молодости. Хотя Малышу будет сложно, вы посмотрите, какое у него соотношение очков и убранных линий, он же держится на одной реакции! Если О'Лири не ошибется, то… Что он сделал, вы когда-нибудь такое видели? Игрок три раза подряд снял по две линии! Чем ответит Энтони? Восемьдесят тысяч очков, таков его счет! Отстает от золотого претендента и своего вечного соперника только на три сотни баллов. Сумеет ли он увеличить счет?
Все! Полный стакан, молодость уступила опыту, и мы приветствуем победителя Championship of the Tetris Association! Приз в пять тысяч долларов получает Эдвин О'Лири».
…Путь до парковки не занял у Скоттов много времени. По дороге домой, покачиваясь рядом с отчимом на шикарной перфорированной коже кресла Cadillac DeVille, Тони успел все рассказать отчиму заранее, еще до встречи с матерью. Хитрец не сомневался, если и существует малейший шанс получить согласие на далекий вояж, то лишь до вмешательства в дело осторожного практицизма миссис Скотт.
К счастью, детям свойственно недооценивать дух авантюризма своих отцов. Давний зуд странствий еще не угас в душе старого электромеханика, более того, в глубине души он хотел посмотреть СССР вблизи едва ли не больше пасынка. Вот только деньги… Угораздило же полгода назад выкупить вдобавок к кафе обе автозаправки на своем съезде с хайвея! Дело верное, нынче перед Лафайеттом не найти места популярнее, чем кафе «Scott's». Да только в ближайшие года три надо не о путешествии мечтать, а смотреть, чтобы счета не улетели в «красное» после отправки чеков кредиторам.
Однако сюрпризы не закончились на памятной рамке. По приезде домой Тони ждало продолжение.
– Приветствуйте чемпиона! – воскликнул Брюс, широко распахивая дверь в «Scott's».
На удивление плотно забитый зал немедленно ответил разноголосыми криками:
– Ура, Малыш! Ты лучший! Давай к нам!
– Пива парню за мой счет! – громче всех взревел лысый и бородатый дальнобойщик, вскидывая кружку в салюте. – Мы тут все болели за тебя, парень!
– Я вам устрою пиво! – мгновенно отозвалась миссис Скотт с открытой кухни.
– Лиззи, мой сын вернулся с победой! – вмешался Брюс. – Ему уже можно, но шампанское. И кстати, у меня заначена пара ящиков превосходного брюта, всем, кто хочет. А кто не хочет – сегодня пиво за счет заведения!
В поднявшемся веселье мистеру Скотту удалось незаметно улизнуть. Ненадолго, только до телефона, пустить в ход кусочек картона с вирджинским номером. Перед непростым разговором с женой Брюс предусмотрительно пытался выяснить максимум деталей.
Против ожидания странный клерк по имени Мартин Беннет не только снял трубку после первого же гудка, но и спокойно выслушал всю историю. Однако конструктивной беседы не вышло.
– Я понял вашу проблему, мистер Скотт, – произнес далекий голос. – Полагаю, мы сможем помочь вам со вторым ваучером. Но для серьезного разговора нам желательно встретиться лично. У меня как раз намечается одно дельце в Техасе, так что не могли бы вы заехать на следующей неделе в Хьюстон? Вроде бы это не сильно далеко от вас?
– Разумеется, – насторожился Брюс.
В его понимании для обсуждения всех деталей подобного вопроса телефона было более чем достаточно. Однако две сотни миль – пустяковое расстояние, а общение с глазу на глаз дает куда больше шансов для успеха. Поэтому он решительно отмел сомнения:
– Когда и где вам будет удобно?
– Давайте во вторник, часов в одиннадцать? – не стал долго раздумывать собеседник. – В лобби отеля «Lancaster» вам будет удобно?
…Клерк из Вирджинии продемонстрировал неожиданную пунктуальность, мистеру Скотту даже не пришлось беспокоить девушку-администратора розыском постояльца. В условленное время по старомодной, покрытой бордовым ковром лестнице сбежал молодой, коротко подстриженный господин в строгом сером костюме. Окинув быстрым взглядом лобби, он без колебаний, как к старому знакомому, направился к Брюсу.