История России. XVII–XVIII века. 7 класс Черникова Татьяна

ЛЮДИ XVII СТОЛЕТИЯ

1. «Сильные мира сего»

Царь Алексей Михайлович Тишайший. Второй царь из дома Романовых родился 19 марта 1629 г. В детстве это был живой сообразительный мальчик, доброго нрава. Алексей искренне привязывался к окружающим его нянькам-мамкам, к учителям. Правда, он страдал вспыльчивостью и, когда терял самообладание, давал простор языку и рукам. Удивляться тут нечему. Его отец, хоть и не походил на Ивана IV, колотил придворных своим костылем не хуже деспота XVI в.

В пять лет к Алексею определили воспитателя – Б. И. Морозова, который решал, чему и как учить будущего властителя государства.

Первый год обучения свелся к ознакомлению с грамотой по букварю, который дед царя патриарх Филарет велел составить своему дьяку. Потом принялись читать «взрослый» часовник, Псалтырь, Деяния апостолов. В семь лет Алексей овладел письмом, через год – азами арифметики. Регент дворцового хора ознакомил его с нотами и научил богослужебным песнопениям. Попутно мальчика посвятили в хитрости церковной службы. По понятиям XVI в., 10-летний царский сын знал очень много, и его образование можно было закончить. Но Морозов так не считал, и мальчик продолжал учиться.

На 14-м году царевича «объявили» народу, что означало официальное признание его наследником, а в 16 лет он, лишившись отца и матери, вступил на московский престол. Через два года Алексей Михайлович задумал жениться (1647), в невесты он присмотрел дочь Ф. Всеволожского. Но воспитатель царя Морозов интригами расстроил планы царя и убедил его жениться на Марии Милославской, а сам вступил в брак с ее сестрой – Анной, став царским свояком.

Тишайший царь вникал во все государственные дела. Сохранились «тезисы» его выступлений в Боярской думе. Алексей намечал, о чем будет говорить: по каким вопросам будет настаивать на своем мнении, по каким стоит по-советоваться и можно принять мнение бояр, а какие вопросы просто обсудить, но с решением повременить.

Алексей Михайлович не терпел безответственной болтовни. В 1660 г. князь Хованский был разбит в Литве. «Что нужно предпринять?» – спросил царь Думу. Неожиданно царский тесть И. Д. Милославский, никогда не водивший войска, сказал: «Если назначишь меня, государь, главным воеводой, то приведу тебе пленником самого короля польского!» Алексей изменился в лице, вскочил: «Как ты смеешь, ты, страдник, худой человечишка, хвастаться своим искусством в деле ратном! Когда ты ходил с полками, какие победы показал над неприятелем?» Царь отодрал тестя за бороду, пинками вытолкал из палаты.

Но гнев Алексея был недолог. Однажды он посоветовал тучным боярам средство от головной боли и «тяжести» – пусть немецкий «дохтур» пустит кровь. Алексей был очень толст, и сам применял это средство, получая облегчение. (Очевидно, немецкий лекарь снимал приступы гипертонии, высокого давления.) Испытать лечение отказался лишь один боярин – старик Стрешнев, родственник Алексея по матери. «Что?! Твоя кровь дороже моей?» – вскричал царь и побил Стрешнева, но потом не знал, как оправдаться, слал старику подарки, молил простить и забыть обиду.

Царь любил церковную службу, знал ее до тонкостей. Он молился и постился, как идеальный инок: в Великий пост перед Пасхой не ел по понедельникам, средам и пятницам, а в остальные дни кушал раз в день капусту, соленые грузди и сушеные ягоды. В церкви простаивал по шесть часов кряду и клал до тысячи земных поклонов.

Но благочестие не мешало Алексею интересоваться всем новым, особенно западноевропейскими достижениями, многие из которых он пытался привить в России. Царь насаждал в армии европейский строй, не жалея средств, привлекал на русскую службу европейских офицеров, ученых, мастеров. Он принимал у себя иноземцев и подолгу беседовал с ними. Алексей даже завел придворную труппу и оркестр. В труппе играли фряги, прочие иноземцы, они же учили театральным «позорищам» (зрелищам) и россиян. На спектакли придворного театра ходили не только сам Алексей Михайлович, его сыновья, бояре, но и жена царя с дочерьми. Это было новшество. Обычно царицы и царевны сидели по своим светлицам и лишь изредка, через потайное оконце, могли наблюдать, как веселятся на пиру мужчины.

Царь велел обучать своих детей, в том числе и дочерей, всяким наукам, латыни и польскому. К старшим царевичам и Софье приставил ученого монаха Симеона Полоцкого, но главными воспитателями назначил русских людей и привил старшим детям почтение к старине.

Страсть к равновесию старого и нового не давала Алексею возможности стать реформатором. Он «принял в преобразовательном движении позу, соответствующую такому взгляду на дело: одной ногой он еще крепко упирался в родную православную старину, а другую уже занес было за ее черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении» (В. О. Ключевский).

Патриарх Никон. Никон родился в 1605 г. недалеко от Ниж-него Новгорода в крестьянской семье. Он сам освоил грамоту и стал сельским священником. Рано принял монашеский чин. Инок Никон не искал богатств, он довольно долго жил суровым отшельником в аскетичных северных монастырях. Духовные подвиги его стали известны, и Никон быстро сделал карьеру, став архимандритом московского монастыря, новгородским митрополитом и, наконец, в 47 лет патриархом Московским и всея Руси.

За беспощадное истребление противников все считали Никона жестоким. Это несомненно так, но современники говорят и о том, что патриарх легко прощал своих врагов, если замечал, что они готовы к примирению. Никон был добрейшей «сиделкой» для больных друзей. Часто подбирал на улице умирающих людей и выхаживал их.

Дружба царя с Никоном началась еще в бытность Никона настоятелем Новоспасского московского монастыря, где находилась родовая усыпальница бояр Романовых. Алексея поражала фанатичная преданность Никона своему делу.

Патриарх Никон искренне верил, что его власть выше царской: «Священство выше царства. Священство от Бога, помазание же на царство от священства». Отношения с мягким и уступчивым, но до известного предела, Алексеем Михайловичем становились напряженными. Наконец, обиды и взаимные претензии разрешились ссорой: Никон удалился в Новый Иерусалим (1658), надеясь, что Алексей будет молить его вернуться. Время шло… Царь молчал. Патриарх направил ему раздраженное письмо, в котором обрушился на порядки, существовавшие в Московском царстве: «Судят и насилуют мирские судьи, и сего ради собрал ты против себя в день судный великий собор, вопиющий о неправдах твоих… Нет никого, кто был бы помилован: нищие, слепые, вдовы, чернецы и черницы, все данями обложены тяжкими; везде плач и сокрушение; нет никого веселящегося в дни сии».

Вплоть до Священного собора 1666-1667 гг. самовольно отрекшийся от патриаршества Никон страстно обличал Алексея, рисуя картину русской действительности самыми черными красками.

На соборе 1666-1667 гг. Никон вел себя как прокурор, обличающий царя, а Алексей Михайлович только оправдывался, что не посягал на Русскую церковь. Но собор лишил Никона сана патриарха и сослал на север в Ферапонтов монастырь.

В Ферапонтовом монастыре Никон лечил больных и наставлял монахов в истинной вере. Но вообще он скучал в северной обители, как скучают все сильные и предприимчивые люди, лишенные возможности проявить себя. Находчивость и остроумие, которые отличали Никона в добром настроении, часто сменялись чувством обиды и раздражения. Чтобы предстать в роли мученика, он сам колол дрова, таскал воду, хотя имел в своем распоряжении многочисленную прислугу. В минуты гнева он жестоко расправлялся с провинившимися монахами. После смерти царя Алексея Михайловича в 1676 г. Никон по распоряжению Федора Алексеевича был переведен под строгий надзор в Кирилло-Белозерский монастырь. И лишь в 1681 г. ему было дано разрешение вернуться в Москву. Но бывший патриарх до Москвы так и не доехал. В Ярославле он занемог и 17 августа 1681 г. умер. После его смерти Русская православная церковь постепенно утратила свое влияние на самодержавие.

2. Реформаторы

Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Будучи сыном скромного псковского служилого человека, помещика средней руки, карьерой своей он был обязан исключительно собственным талантам и расторопности.

Ордин-Нащокин получил хорошее воспитание и образование. Он знал математику, латынь и немецкий язык, в нем было, как говорили иностранные современники, «благородное достоинство». Нащокин умел находить новые, неожиданные решения старых проблем и самое главное – у него хватало упорства претворять их в жизнь. Алексей Михайлович, сам лишенный преобразовательной энергии, ценил ее в других, потому Ордин-Нащокин быстро попал в круг его любимцев.

Карьера Нащокина складывалась на редкость удачно. В 1665 г. Афанасий Нащокин – псковский воевода, а в 1667-м, после восьми месяцев переговоров с поляками, он заключил Андрусовское перемирие. За это царь пожаловал Нащокина в бояре и назначил главой Посольского приказа.

Ордин-Нащокин имел свой взгляд на внешнюю политику России. В отличие от царя, он считал главной задачей государства не присоединение Малороссии, а борьбу со Швецией за прибалтийские гавани и утерянные в начале века русские прибалтийские земли вдоль Невы. Ради борьбы за выход к морю, по его мнению, следовало заключить союз с Речью Посполитой. С помощью Речи Посполитой можно было бы вытеснить шведов из Прибалтики. А если бы удалось объединить Польшу и Россию под властью Алексея или его сына, то возникло бы величайшее государство с границами от Адриатического до «Немецкого» моря. Стоит ли в таком случае ссориться с поляками из-за украинцев? Тем более что последние изменяют!

Эту линию и пытался навязать Алексею Михайловичу «царской большой печати и государственных великих посольских дел оберегатель».

Пробовал Нащокин влиять и на внутренние дела, убеждал царя развивать самоуправление на местах и ослабить диктат воевод и приказов. Эти идеи Нащокин претворял в жизнь, будучи еще псковским воеводой. Чтобы избежать «великой вражды» между лучшими купцами и «середними и мелкими людишками», воевода собрал в земской избе уважаемых горожан всех слоев и обсуждал с ними «статьи о градском управлении». В итоге разверсткой податей, торговыми и местными делами стал в Пскове ведать выборный от всей городской общины совет из 15 человек. Их выбирали на три года. Пять человек по году вели дела земской избы.

Царь слушал об этом с удовольствием, но планов Ордина-Нащокина пожертвовать борьбой за всю Малороссию во имя союза с Польшей не принимал. «Собаке (польскому королю) недостойно есть и одного куска православного хлеба!» – был ответ царя.

Расхождения во взглядах охлаждали привязанность Алексея к Ордину-Нащокину, а между тем последний держался у власти благодаря поддержке царя. Москва боярская воспринимала боярина Нащокина как выскочку. При столкновениях с другими «сильными людьми» Ордин-Нащокин тут же подавал царю прошение об отставке. Алексей же, дорожа им, усмирял обидчика.

В 1671 г. снаряжали посольство в Польшу, чтобы заявить полякам, что Киев, временно переданный по Андрусовскому перемирию России, никогда не будет возвращен Речи Посполитой. Дипломатия не терпит совестливости, а Нащокин был слишком честным человеком. Он, вспомнив свои клятвы в Андрусове, отказался возглавить царское посольство и вновь просил его «отпустить». 2 декабря 1671 г. Алексей милостиво отпустил Ордина-Нащокина и «от всее мирские суеты» освободил. В феврале 1672 г. Афанасий Лаврентьевич под именем Антония принял постриг в псковской Крыпецкой обители. Последним его светским делом было устройство в Пскове на свои средства богадельни для нищих. Умер Нащокин в 1680 г.

Василий Васильевич Голицын. Продолжателем многих идей и дел А. Л. Ордина-Нащокина стал князь В. В. Голицын. Князь Василий, наверное, не обладал умом, энергией и работоспособностью Нащокина, зато он был образован лучше последнего, свободно говорил по-польски и на латыни, покровительствовал иноземцам, слыл сторонником сближения с Западной Европой. Обстановка в его доме была заведена на европейский манер, а сам хозяин любил покрасоваться в иноземном платье. Голицын как нельзя лучше подошел бы на роль сподвижника Петра в деле европеизации России, но судьба распорядилась по-иному. Голицын умер в ссылке, куда был отправлен после падения Софьи в 1689 г.

О чем же мечталось Василию Голицыну? Он был убежден, что внешние успехи России невозможны без внутренних реформ. Внутренние преобразования должны, считал он, вестись в трех направлениях:

1) освобождение народа от крепостного права. В идее освобождения крестьян Голицын обогнал свое время лет на 150. Он предлагал передать крестьянам обрабатываемые ими земли. За это крестьяне платили бы в казну повышенную подать, которая не была бы для них разорительна, так как освобожденные от труда на помещика и от его произвола земледельцы увеличили бы производительность своего хозяйства. Кроме того, крестьяне освобождались от иных повинностей, в том числе выдачи даточных людей для армии. Страна получала крепкого, с чувством собственного достоинства земледельца. Казна, по мысли Голицына, становилась в два раза богаче;

2) изменения в положении дворянства. От русского воинства, состоящего из полков «нового строя»,дворянского ополчения с малобоеспособным подкреплением из народных ополченцев, различных отрядов «диких народов», стрельцов-полуремесленников нужно перейти к европейской регулярной профессиональной армии. Служить в ней будут только дворяне. Они лишатся доходов с поместий, но будут получать высокое жалованье. Это заинтересует их в службе. Офицеров-дворян надо учить за границей. Они, в свою очередь, организуют обучение рядовых дворян и унтер-офицеров;

3) развитие просвещения. Увеличение числа школ, разрешение всем желающим ездить за границу для получения образования, приглашение в Россию европейских учителей и ученых, издание европейских книг, введение европейских новшеств в быту.

Как писал француз де Невилль, Голицын «хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов в храбрецов, пастушечьи шалаши в каменные палаты».

3. Бунтари

Протопоп Аввакум. Родился Аввакум, как и Никон, в Нижегородской земле, в 1620 или 1621 г. Мать его, Марья, была женщиной неординарной: умна, грамотна, любила книги и отличалась благочестием. Эти черты унаследовали и ее дети. Аввакум отличался «книжностью» и аскетичностью, мечтал посвятить себя служению Богу. В 1641 г. он был рукоположен в дьяконы, а в 1643 г. стал попом в селе Лопатицы.

Аввакум ревностно проповедовал, учил селян «праведной жизни», обличал нехристианское поведение окружающих, невзирая на лица. Многим из боярских детей «во все сующийся поп» был как кость в горле. Аввакум поссорился с некими «начальниками» и был вынужден бежать в Москву, где нашел добрый прием у земляка Ивана Неронова и царского духовника Стефана Вонифатьева. Эти духовные лица, близкие к Алексею Михайловичу, помогли Аввакуму вернуться в Лопатицы победителем. Правда, он был вскоре изгнан вновь и с 1648 по 1652 г. обретался в Москве, «трудясь» под защитой прежних покровителей.

Аввакум не принял реформу Никона. Вместе с костромским протопопом Даниилом он подает челобитную царю, пытаясь убедить Алексея, что реформы Никона «богомерзки». Аввакум выступает в храмах, на улицах, в боярских и купеческих палатах, хозяева которых противятся никонианству.

В результате в 1653 г. протопоп попадает в темницу Андроникова монастыря, а потом отправляется в изгнание в Тобольск. Но в сибирской «столице» он не унялся, и в 1655 г. его перевезли еще дальше, на реку Лену, а через год отправили в поход в землю дауров вместе с воеводой Афанасием Пашковым. Были ли казаки Пашкова и сам Пашков слишком равнодушны к старой вере или по иным причинам, но отношения Аввакума с первопроходцами не сложились. Вместе со всеми Аввакум терпел лишения, голод, но вдобавок «воевода-озорник» (по словам протопопа) часто срывал на нем гнев и однажды избил до потери сознания.

Московским друзьям Аввакума удалось исхлопотать ему прощение только в 1662 г. Аввакум поехал в Москву. Бояре-старообрядцы встретили протопопа в 1664 г. в столице «яко ангела». Милостиво принял его и царь, поселил на подворье Новодевичьего монастыря и, проходя мимо оконца Аввакумовой кельи, всегда низко кланялся протопопу и просил помолиться за него.

Началась самая горячая пора жизни Аввакума. Протопоп проповедует везде, пишет челобитные, сочиняет «беседы», наставляет староверов, сплачивает их в общину, везде демонстративно крестится «не кукишем бесовским», а как испокон веков двумя перстами, призывает на мученичество и даже самосожжение во имя веры. Царь и его окружение отшатываются от Аввакума. «Не любо им стало, как опять я стал говорить, – замечал протопоп. – Любо им, как молчу, да мне так не сошлось».

В 1666 г. Аввакум и ряд его верных единомышленников предстали перед высшими церковными сановниками на Священном соборе в Москве. Их пытались образумить. Восточные патриархи обращались к Аввакуму: «Ты упрям, протопоп: вся наша Палестина, и сербы, и албанцы, и римляне, и поляки – все тремя перстами крестятся; один ты стоишь на своем… так не подобает». «Вселенские учителя! – отвечал Аввакум. – Рим давно пал, и поляки с ним же погибли, до конца остались врагами христиан; да и у вас православие пестро, от насилия турского Махмета немощны вы стали и впредь приезжайте к нам учиться; у нас Божьей благодатью самодержавие и до Никона-отступника православие было чисто и непорочно!» И, явно издеваясь над вселенскими патриархами, Аввакум повалился у дверей палаты, заявив, что будет спать.

Аввакума предали анафеме. Вместе со своими единомышленниками он через ледяные пустыни побрел в Пустозерск. Там он продолжал сочинять, закончил, в частности, свою биографию – «Житие протопопа Аввакума», произведение, написанное как житие святого и полемический памфлет одновременно, языком простым, но ярким и доходчивым. Царя и патриарха Никона протопоп приравнивал к слугам Антихриста, призывал не подчиняться властям, бежать в леса, горы, пустыни, сжигать себя с детьми и близкими, ибо близок конец света, грядет Страшный Суд, а его надо встретить очищенным в пламени. Писал Аввакум и царям – Алексею, а потом Федору, призывая вернуться к истинной вере. Так продолжалось до 1682 г.

14 апреля 1682 г. Аввакум, дьякон Федор, инок Епифаний и другие руководители раскола и «хулители царского дома» были сожжены на костре (по «Курсу русской истории» В. О. Ключевского).

Атаман Степан Разин. Степан Разин родился около 1630 г. в семье «старых» казаков, проживавших в станице Зимовейской (на Дону рядом с городом Есауловом). Отец Степана, Тимофей Разя, входил в казацкую старшину. Не случайно крестным отцом Степана был будущий атаман всего Войска Донского Корнила Яковлев.

До 1667 г., т. е. до 37 лет, Степан ничем не отличался от обычных удачливых казачьих предводителей. Что же подвигло его на действия, неугодные Москве, которая стала звать Разина не иначе как «вором» и атаманом «воровских казаков» Стенькой Разиным? Трудно ответить на этот вопрос… Сам Разин на следствии в Москве упоминал о казни старшего брата Ивана Разина, ослушавшегося Юрия Долгорукого и попытавшегося увести находившийся под его командой отряд с «царской службы» на Дон, как о причине выступления. Так или иначе, но в 1667-1669 гг. Стенька возглавляет разбойное нашествие донской голытьбы на Волгу, Яик и дружественную тогда Московскому государству Персию, положившее начало восстанию.

А как же добрый русский царь, которому всегда верила Святая Русь? На казацком круге атаман Разин не раз, вынув из ножен саблю, громогласно предлагал казакам срубить ему голову, если он проявит непочтение к монарху. Действовал Стенька от имени Алексея Михайловича или от имени его сына Алексея. Но, с другой стороны, о себе Степан Тимофеевич был тоже высокого мнения. В письме персидскому шаху он назвал последнего «братом своим», как было принято при переписке между монархами. Голландец Якоб Стрейс, свидетель многих дел Разина, писал: «Когда дела Стеньки достигли такой высоты, он решил, что теперь ему море по колено, и возомнил, что он стал царем всей России и Татарии, хотя и не хотел носить царского титула, говоря, что он не пришел властвовать, но со всеми жить как брат».

Стрейс не скрывал неприязни к Разину, но вынужден был признать, что подчиненные атамана «повиновались его малейшему знаку и были ему верны, как если бы он был и вправду величайшим монархом в мире». Казаки рассказывали о Разине чудеса: будто он колдун, наделенный сверхъестественной силой, пушки-де в него не стреляют, пули его не берут. (Последнее утверждение имело под собой реальную основу: стрельцы и пушкари противника часто специально стреляли по атаману холостыми (пыжами) или «целили в небо».) Но высокий авторитет Стеньки не мешал казакам часто спорить с ним. Иногда атаман даже был вынужден прибегать к шантажу. В минуты гнева он срывал с себя шапку и саблю, бросал их на землю и заявлял, что не будет больше атаманом у таких казаков. И тем приходилось слезно молить «этого степенного и высокого мужчину с высокомерным прямым лицом» не бросать «своих детушек», остаться их батькой.

Схваченный в Кагальнике и переданный в руки властей атаман не обманывался относительно будущего, но достоинство его не покидало, и он старался приободрить своего брата Фрола. Анонимный английский автор рассказывал, что упавшему духом Фролу Степан сказал, «что должно помнить ему, сколь многим он пользовался в жизни, что долго жил он среди друзей в чести и славе и имел под началом тысячи и тысячи, а потому надлежит ему нынче принять тяжелую долю свою с терпением».

По сообщению того же британца, смотреть на казнь Стеньки сбежалось на Красную площадь «великое множество народа высокого и низкого звания». Казнили атамана «с превеликой поспешностью». Когда палач отсек ему ногу и руку, Разин «ни единым звуком не обнаружил слабости духа».

В Западной Европе по свежим следам мятежа издавались сочинения о бунте русской черни. Европейские монархи спешили поздравить «брата своего» Алексея Михайловича с окончанием бедствия. Могли облегченно вздохнуть бояре и приказные люди, воеводы по городам да купцы, отправляющие торговые караваны Волгой.

Не было радости на Дону. Простой народ, казаки, даже те, что осаждали Стеньку в Кагальнике, рассказывали друг другу легенды о Стеньке, пели о нем песни. Ни об одном русском герое не слагали большего числа песен, чем о Степане Разине. А. С. Пушкин назвал Разина самым поэтичным лицом русской истории.

1. Кто из исторических деятелей XVII в. произвел на вас наибольшее впечатление и почему? 2. Чем, на ваш взгляд, люди XVII в. отличались от людей XV-XVI вв.?

БЫТ И НРАВЫ

Жилища. В XVII в. увеличилось число каменных зданий. Только при Софье в Москве построили до 3 тыс. каменных палат. Бояре ставили богато украшенные терема, купцы – обширные палаты, зажиточные мастера – добротные дома. В зажиточных домах внут-ренняя часть бревенчатых стен была гладкой благодаря обшивке тонкими досками.

Сельские постройки изменились меньше. Австрийский дипломат Августин Мейерберг в своей книге о Московском государстве XVII в. описал русские деревни и поместья и даже зарисовал их. В селах насчитывалось 15-30 дворов. Встречались деревни и по два-три двора. Крестьянские избы крыли не соломой, как в начале века, а тесом.

Мейерберг запечатлел на рисунке усадьбу сына мелкого боярина. Дом состоял обычно из горницы, стоявшей на подклете – нижнем, полуподвальном этаже. В горницу вели сени. Неподалеку от дома располагались погреб, амбар, баня, конюшня. Усадьба на рисунке обнесена деревянным забором. За ним виднеется село и колокольня. По-видимому, это село принадлежит владельцу усадьбы.

Заглянем теперь внутрь домов.

Приказные палаты, залы патриарших и царских дворцов, отдельных боярских теремов были просторными, а жилые комнаты, как правило, тесными.

В зажиточных домах предмет особой гордости хозяев составляла печь. Она обычно располагалась в углу и могла иметь различную форму: от длинной большой русской печи с лежанкой (кстати, в такой печи можно было выпекать хлеб, этим и объясняется ее вытянутая форма) до обогревательных вертикальных, прямоугольных или круглых, печей, прозванных позже «голландками». Но гордились не столько печью, сколько керамическими разноцветными плитками – изразцами, которыми она была облицована.

Окна богатых домов представляли собой слюдяные пластинки в свинцовых переплетах. Вечером дома освещались свечами. Простолюдины, однако, как и прежде, сидели при лучинах.

Мебель – столы, лавки, большие сундуки, на которых можно было еще и сидеть, делались с большим изяществом, чем в XVI в. Небольшие ларцы, в которых хранили различные вещи, были порой настоящими произведениями декоративного искусства.

В боярских и царских чертогах было множество ковров, привозимых в Россию, как правило, из стран Востока. Украшением комнат служили также часы и зеркала иноземной работы. Царь Михаил Федорович, страдавший болезнью ног и потому проводивший большую часть времени дома, так любил часы, что загромоздил ими всю свою опочивальню.

Люди с европейским вкусом вешали зеркала и ставили часы со знанием дела. В доме В. В. Голицына, который называли «одним из красивейших домов Европы», зеркала помещались в проемах между окнами, отчего комната казалась больше и светлее. Залы были украшены часами, картинами, портретами русских и иноземных монархов, немецкими географическими картами в золоченых рамах. На потолках была нарисована планетная система. Имелся даже «немецкий термометр» художественной работы. Гостям князь Василий не без гордости показывал свою библиотеку, состоявшую из рукописных и печатных иностранных и отечественных книг. Посетители голицынского дома сидели не на лавках, а в дорогих креслах.

Одежда. Судя по высказываниям современников, обыденная одежда крестьян, посадского люда, купцов не отличалась аккуратностью и красотой, но была не так уж неудобна. Зимой в ней не мерзли, летом – не парились. Особых изменений по сравнению с XVI в. не произошло. Праздничную одежду, даже домотканую, украшали вышивкой. Праздничная одежда посадских жителей была украшена и сшита лучше крестьянской, ведь ее делали профессиональные портные.

Бояре, дворяне, знать, члены царской фамилии в XVII в. стремились к роскоши. Одежда их была разнообразна, и шили ее из дорогих тканей. В описи конфискованного у Шуйских добра нашли длинный перечень одежды: сарафаны, шубы, кафтаны, охабни, епанчи, летники, телогреи без рукавов, иноземное платье.

Иностранцы поражались пышности боярской одежды. Ее украшали орнаментом из жемчуга и золотых или серебряных нитей, нашивками из золоченых пластин, драгоценными камнями. В покрое одежды и обуви были заметны веяния западной моды.

Боярская одежда. XVII в.

Непременной деталью как женского, так и мужского костюма XVII в. являлись ювелирные украшения – перстни, золотые цепи, серьги и подвески и т. д.

Знатный человек и служилые люди носили также оружие, боевое и парадное. Кстати, боевое оружие часто не уступало отделкой парадному.

Царская вотчина. Измайлово было старой вотчиной Романовых. В 40-е гг. XVI в. оно принадлежало брату Филарета – Ивану Никитичу, а после его смерти отошло царской семье. В 60-е гг. XVII в. в Измайлове находился подмосковный дворец царя, там он обычно жил летом, но, кроме того, Измайлово было крупнейшей вотчиной. Из многих дворцовых сел Алексей Михайлович свез сюда крестьян и страдных холопов. Во время жатвы в помощь своим приглашали наемных жнецов – человек 700. Вокруг пашни высились смотровые башни, дабы удобно было надзирать за трудом крестьян. Часто на полевых работах присутствовал и сам царь.

В «смотрении» за царским хозяйством принимала участие царица. Она заведовала всеми женскими работами, льняным делом, контролировала при случае птичий и запасный дворы, погреба.

Кроме того, в Измайлове было развито скотоводство, пчеловодство, садоводство, хмелеводство. На запруженных речках и ручьях поставили семь мельниц. Чтобы выращивать рыбу, вырыли двадцать прудов, построили льняной и стекольный заводы. Об амбарах, складах («запасных дворах») и прочих хозяйственных постройках и говорить не приходится!

Алексей Михайлович приглашал отечественных и зарубежных мастеров – специалистов по выращиванию и обработке льна из Пскова, скотников с Украины, иноземцев садовников, «мастеров зеленого стекла», различных механиков. Последним было приказано придумать, «как молотить колесами и гирями без воды», «как воду подвесть из пруда к виноградному саду», «как воду выливать из риг».

Несмотря на использование самых передовых сельскохозяйственных технологий, в Измайловском хозяйстве исправно соблюдали старые обычаи и ежегодно освящали обрабатываемые земли. К дням ярового и ржаного посева государь выписывал из Троице-Сергиева и Саввино-Сторожевского монастырей освященное масло и святую воду для окропления засеваемых полей.

Урожай в царских угодьях получали отменный. Обычно в Измайловских житницах хранилось около 27 тыс. четвертей хлеба, от 500 до 800 пудов хмеля, 180 пудов меда и столько же воска, масса плодов и овощей, лечебных трав в кореньях, которые отсылались в Аптекарский приказ.

Для забавы Алексей Михайлович держал несколько сот соколов. Он был страстный охотник. Охотились с соколами, однако, не в Измайлове, а у деревень Соколово, Куркино, Юрьево на реке Сходне, где с высоких холмов птицам открывался большой простор.

1. В. О. Ключевский назвал XVII столетие «веком новшеств». Верно ли это определение для истории быта и нравов России XVII в.? 2. Составьте рассказ о жизни крестьянской, боярской или царской семьи. 3. Попытайтесь увидеть Россию XVII в. глазами иностранца и напишите от его имени письмо на родину с описанием обычаев, привычек, жилища, одежды русских людей XVII в.