Сосны. Город в Нигде Крауч Блейк

– С чего бы это, солнышко?

– Нет доказательств смерти.

– Что за нелепость!

– Мне придется продать этот дом. Мне не потянуть ипотеку на зарплату помощника юриста.

Она ощутила, как Дарла продела руку ей под локоть.

– Не думай об этом сейчас. Просто знай, что у тебя есть друзья, которые тебя любят. Которые ни за что не позволят, чтобы с тобой или с Беном случилось что-нибудь плохое.

Тереза поставила пустой бокал на перила и проронила:

– Он был не идеален.

– Знаю.

– Далеко, далеко не идеален. Но ошибки, которые он совершал, если вдуматься… это его ошибки. Я любила его. Всегда. Даже когда впервые узнала, понимала, что прощу его. Он мог бы сделать это снова, и правда в том, что я бы осталась. Я ему принадлежала, знаешь?

– Значит, вы двое совершенно примирились до его отъезда?

– Ага. В смысле, еще были по-настоящему… тяжелые чувства. То, что он сделал…

– Знаю.

– Но худшее между нами уже осталось позади. Мы ходили в консультацию. Мы бы выкарабкались. А теперь… я мать-одиночка, Ди.

– Давай-ка уложим тебя в постель, Тереза. День был долгий. Ничего не трогай. Я приду утром и помогу тебе прибраться.

– Пятнадцать месяцев, как его нет, и каждый день, просыпаясь, я по-прежнему не могу поверить, что это происходит на самом деле. Все жду звонка мобильника. Эсэмэски от него. Бен постоянно спрашивает меня, когда папочка вернется домой. Он знает ответ, но это то же самое, что и со мной… по той же причине и я все время проверяю телефон.

– Почему, солнышко?

– Потому что, может быть, на этот раз он покажет пропущенный звонок Итана. Потому что, может быть, на этот раз у меня найдется другой ответ на вопрос Бена. И я скажу, что папочка вернется домой из командировки на следующей неделе.

Кто-то позвал Терезу по имени.

Она осторожно повернулась, не без труда удерживая равновесие после джина.

Паркер, один из молодых коллег по юридической фирме, где она работает, стоял на пороге раздвижной стеклянной двери.

– Тут тебя хотят видеть, Тереза.

– Кто?

– Тип по фамилии Хасслер.

Тереза ощутила, как под ложечкой засосало.

– Кто это? – поинтересовалась Дарла.

– Босс Итана. Блин, я пьяна.

– Хочешь, скажу ему, что ты не можешь…

– Нет, я хочу с ним поговорить.

Тереза пошла в дом вслед за Паркером.

Все налегали на выпивку чересчур усердно, и вечеринка, слетев под откос, догорала.

Джен, делившая с ней комнату на первом курсе колледжа, отключилась на диване.

Несколько подружек Терезы, не вяжущих лыка, сгрудились в кухне вокруг чьего-то айфона, пытаясь вызвать такси по громкой связи.

Едва она вошла, как сестра Марджи – абстинентка и, вероятно, единственный трезвый человек в доме – подхватила ее под руку и прошептала, что Бен мирно спит у себя в комнате наверху.

Хасслер дожидался ее в прихожей в своем черном костюме, приспустив узел черного галстука. Под глазами у него набрякли мешки. Наверно, пришел прямо с работы.

– Привет, Адам, – сказала она.

Они наскоро обнялись, наскоро поцеловались в щеку.

– Извини, что не мог выбраться раньше, – сказал Хасслер. – Просто… в общем, тот еще был день. Хотел просто забежать на минутку.

– Это дорогого стоит. Принести тебе выпить?

– Хорошо бы пива.

Нетвердой походкой дойдя до полупустого кега «Фэт Тайр», Тереза нацедила пластиковый стакан и села с Адамом на третьей ступеньке лестницы.

– Прошу прощения, – проговорила она. – Я чуток пьяна. Мы хотели проводить Итана, как в добрые старые деньки.

Хасслер отхлебнул пива. Он на год или два старше Итана. Как и все эти годы назад, когда она впервые встретилась с ним на корпоративной рождественской вечеринке, от него слегка веет «Олд Спайсом», и подстрижен он все так же бобриком. На челюсти намек на рыжину – всего лишь дневная щетина. Тереза почувствовала выпуклость оружия у него на боку.

– У тебя по-прежнему проблемы со страховкой Итана? – спросил Хасслер.

– Да. Устроили волокиту с выплатой. По-моему, хотят, чтобы я подала иск.

– Если ты не против, я бы хотел позвонить первым делом на следующей неделе. Попробую надавить авторитетом, заставить пошевеливаться.

– Буду искренне благодарна, Адам.

Она поймала себя на том, что медленно и очень тщательно выговаривает каждый звук, чтобы язык не заплетался.

– Пришлешь мне контактную информацию страхового оценщика? – попросил он.

– Да.

– Хочу, чтоб ты знала, Тереза, что первое, о чем я думаю каждый день, – это выяснить, что же произошло с Итаном. И я это выясню.

– Думаешь, он мертв?

На трезвую голову она такой вопрос нипочем бы не задала.

Хасслер примолк, глядя в янтарное пиво.

И наконец вымолвил:

– Итан… был замечательным агентом. Может, лучшим из моих. Я это не просто так говорю.

– И ты думаешь, что он бы уже подал весточку или…

– Именно. Сожалею.

– Нет, это… – Он сунул ей платок, и Тереза немного поплакала в него, прежде чем утереть глаза. – Не знать… так трудно. Раньше я молилась, чтобы он был жив. Теперь молюсь, чтобы хоть тело нашли. Нечто осязаемое, что даст мне ответы и позволит двигаться дальше. Можно тебя спросить кое о чем, Адам?

– Конечно.

– Как по-твоему, что случилось?

– Может, сейчас не время…

– Ну, пожалуйста.

Хасслер допил пиво, прошел к кегу, снова наполнил стакан и вернулся.

– Давай для начала посмотрим, что у нас имеется в качестве отправной точки, ладно? Итан прибыл в Бойсе прямым рейсом из Сиэтла в 8.30 утра двадцать четвертого сентября прошлого года. Отправился в региональное отделение в центре в Башне Банка США, где встретился с агентом Столлингсом и его командой. У них состоялось двух-с-половиной-часовое совещание, а затем Итан и Столлингс покинули Бойсе приблизительно в 11.15 утра.

– И отправились в Заплутавшие Сосны, чтобы расследовать…

– Помимо прочего, исчезновение агентов Билла Эванса и Кейт Хьюсон.

Один лишь звук ее имени был для Терезы как нож под ребра.

Внезапно ей захотелось выпить еще.

– В последний раз ты говорила с Итаном по сотовому телефону, он позвонил в 1.20 дня из Лоумена, штат Айдахо, где они остановились на заправку, – продолжал Хасслер.

– Связь была плохая, потому что они заехали в горы.

– В этом месте они были в часе езды от Заплутавших Сосен.

– Последнее, что он мне сказал, было: «Я позвоню тебе сегодня вечером из отеля, милая», а я пыталась попрощаться с ним и сказать, что люблю его, но связь оборвалась.

– И ты была последней из всех, кто контактировал с твоим мужем. Во всяком случае, из живущих ныне. Конечно… остальное ты знаешь.

И даже сверх того. Она больше не желала слышать этого никогда.

В 3.07 дня на перекрестке в Заплутавших Соснах агент Столлингс выскочил перед грузовиком «Мак». Он погиб на месте, и из-за силы столкновения и деформации передней части пассажирской стороны автомобиль пришлось доставить в другое место, чтобы извлечь тело Итана. Вот только когда удалось срезать дверь и отогнуть достаточный кусок крыши, чтобы проникнуть внутрь, оказалось, что там пусто.

– Еще одна причина, по которой я пришел, Тереза, это чтобы поделиться капелькой новостей. Как тебе известно, мы были недовольны результатами проведенного нами внутреннего обследования «Линкольн Таункара» Столлингса.

– Верно.

– Так что я попросил о любезности команду научных экспертов ФБР, подключил базу ДНК. Они работают лучше всех, чудеса творят, и только что закончили недельную возню с машиной.

– И…

– Я могу переслать тебе их рапорт завтра по электронке, но если в двух словах, они ничего не нашли.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что они ничего не нашли. Ни следа клеток кожи, крови, волос или хотя бы остаточных проявлений пота. Даже того, что они называют расщепленной ДНК. Если бы Итан ехал в этом автомобиле в течение трех часов по пути из Бойсе в Заплутавшие Сосны, эта команда нашла бы хоть какие-нибудь его молекулярные следы.

– Как такое может быть?

– Еще не знаю.

Ухватившись за балясину, Тереза с трудом поднялась.

Добралась до импровизированного бара на старинном умывальнике, служащего лишь элементом декора.

Даже не потрудилась смешивать очередной джин-тоник. Просто бросила льда в стакан для виски и наполнила его элитной водкой.

Сделав долгий глоток, добрела обратно до лестницы.

– Не знаю, как это переварить, Адам, – проговорила она и, пригубив, поняла, что эта порция алкоголя свалит ее с ног окончательно.

– Я тоже. Ты спрашивала меня, что случилось, по моему мнению?

– Ага.

– У меня нет никаких ответов для тебя. Пока что. Строго между нами, мы снова вплотную занялись агентом Столлингсом. Взялись вплотную за всех, кто имел доступ к месту происшествия до моего прибытия. Но пока что ни к чему не пришли. И, как тебе известно, это произошло более года назад.

– Что-то тут не сходится, – заметила она.

Хасслер уставил на нее взгляд, полный тревоги. И проронил:

– Ни хрена.

Проводив его до машины, Тереза стояла на мокрой улице под дождем, глядя, как габаритные огни становятся все меньше и меньше, прежде чем скрыться за вершиной холма.

Вверх и вниз по улице виднелись огни гирлянд рождественских елок в домах соседей. Они с Беном елку пока не ставили, да и вряд ли соберутся в этом году. Подобное слишком смахивало бы на приятие этого кошмара, окончательное признание, что он не вернется домой никогда.

Позже, когда такси развезли всех по домам, она лежала внизу на диване, борясь с кружением мира вокруг.

Не могла уснуть, не могла отключиться.

Каждый раз, открывая глаза, фокусировала взгляд на настенных часах, минутная стрелка которых мучительно медленно тащилась от двух к трем часам утра.

В 2.45, больше не в силах выдерживать тошноту и головокружение ни секунды, Тереза скатилась с дивана, вскарабкалась на ноги и нетвердой походкой побрела на кухню.

Взяв из буфета один из пары-тройки оставшихся чистых стаканов, наполнила его водой из-под крана.

Выпила и вновь наполнила еще два раза, прежде чем жажда утихла.

В кухне царил полнейший разгром.

Приглушив свет рельсовых светильников, она принялась заполнять посудомойку, чувствуя какое-то удовлетворение от того, как та мало-помалу заполнялась. Включив ее, пошла по дому с пластиковым мешком, собирая пивные стаканы, бумажные тарелки, скомканные салфетки.

К четырем утра дом выглядел получше, да и Тереза уже не чувствовала себя настолько пьяной, хотя позади глаз появилась заметная пульсация – первый признак подступающей головной боли.

Проглотив три таблетки «Адвила», она стояла перед кухонной раковиной в предрассветной тишине, слушая, как дождь барабанит за стенами по доскам террасы.

Наполнив раковину горячей водой и выдавив туда жидкости для мытья посуды, Тереза смотрела, как на поверхности проклевываются пузырьки.

Погрузила ладони в воду.

Держала их там, пока боль от горячей воды не стала нестерпимой.

Она стояла на этом же именно месте в ту последнюю ночь, когда Итан пришел с работы поздно.

Не слышала, как закрылась входная дверь.

Не слышала его шагов.

Отскребала сковородку, когда ощутила, как его руки обнимают ее за талию, ощутила его дыхание на шее.

– Извини, Ти.

Продолжая скрести, она говорит:

– Семь часов, ну, восемь. Это поздно. Сейчас десять тридцать, Итан. Я даже не знаю, как это назвать.

– Как наш человечек?

– Уснул в гостиной, дожидаясь, чтобы показать тебе свой приз.

Ее бесит, что прикосновение его ладоней к ее телу обезоруживает ее гнев в считаные миллисекунды. Она ощутила ошеломительную тягу к нему в тот же миг, когда впервые увидела его через бар в «Тайни Бигз». Несправедливое преимущество.

– Мне придется лететь в Бойсе прямо с утра, – говорит он ей на ухо.

– Его день рождения в субботу, Итан. Шесть ему исполняется лишь раз в жизни.

– Я знаю. И мне это совсем не по душе. Но придется ехать.

– Ты знаешь, как на нем скажется то, что тебя здесь не будет? Сколько раз ему спрашивать, почему ты не…

– Я все понял, Тереза, ладушки? Думаешь, тебе от этого хуже, чем мне?

Оттолкнув его ладони с бедер, она оборачивается к нему лицом и спрашивает:

– А это новое задание имеет какое-нибудь отношение к попыткам найти ее?

– На сей раз я этого не сделаю, Тереза. Мне надо вставать в пять утра, чтобы успеть на рейс. А я даже вещи не собрал.

Уже направляясь прочь из кухни, он вдруг останавливается и оборачивается на пороге.

Секунду они просто смотрят друг другу в глаза, разделенные столом для завтраков с простывшей едой на тарелках – последней трапезой, которую Итан съест под этим кровом.

– Ты же знаешь, – говорит он, – тут все кончено. Проехали. Но ты ведешь себя, будто что-то…

– Я просто устала от этого, Итан.

– От чего?

– Ты работаешь и работаешь, и работаешь, а что остается для нас? Объедки.

Он не отвечает, но Тереза видит, как играют желваки у него на челюсти.

Даже так поздно вечером, после пятнадцатичасового рабочего дня он выглядит изумительно, стоя тут под рельсовыми светильниками в этом черном костюме, видеть который на нем ей никогда не надоедает.

И вот уже гнев ее идет на убыль.

Частью души она тянется к нему, нуждается в нем.

Она целиком в его власти.

Прямо волшебство какое-то.

Глава 05

Она идет к нему через кухню, и Итан обнимает ее, прячет нос в ее волосах. Он частенько так делает, пытаясь в последнее время вновь уловить тот первый запах-знакомство – своеобразную смесь духов, кондиционера и какой-то глубинной эманации, от которой у него сразу сердце занялось. Но то ли все теперь изменилось, было утрачено, то ли стало столь целостной его частью, что он больше не в состоянии уловить тот аромат, уносящий его прямиком в те первые дни, когда это все-таки удается. Он даже более значим, чем ее короткие белокурые волосы и зеленые глаза. Ощущение новизны. Свежий оборот. Как пронзительный октябрьский день, насыщенная синева небес, Каскадные и Олимпийские горы, покрытые свежим снегом, и деревья в городе, только-только тронутые желтизной и багрянцем.

Он ее обнимает.

Боль и стыд от того, что он заставил ее вынести, еще не утихли. Он не может сказать наверняка, но подозревает, что, поступи так с ним Тереза, он бы уже ушел. Изумляется ее любовью к нему. Ее верностью. Настолько превосходящей то, чего он заслуживает, что это лишь обостряет чувство стыда.

– Пойду погляжу на него, – шепчет Итан.

– Ладно.

– Когда я вернусь, ты посидишь со мной, пока я буду есть?

– Конечно.

Повесив пальто на перила лестницы, он сбрасывает свои черные туфли и мягко взбегает по ступеням, переступив скрипучую пятую.

Больше плохих половиц нет, и вскоре он стоит на пороге спальни, приоткрывая дверь, пока сквозь щель между дверью и косяком не прорезается полоска света.

На пятый день рождения Бена они покрасили стены под космос – чернота. Звезды. Спирали далеких галактик. Планеты. Там спутник, тут ракета. Астронавт в открытом пространстве.

Сын спит в клубке спутанных одеял, сжимая в руках небольшой приз – золотой пластиковый мальчик бьет по футбольному мячу.

Итан тихонько крадется по полу, огибая разбросанные там и тут игрушки «Лего» и «Хот Вилз».

Приседает у кровати на корточки.

Зрение уже достаточно приспособилось к темноте, чтобы он мог разглядеть черты лица Бенджамина.

Мягкость.

Безмятежность.

Миндалевидные глаза, как у матери, сейчас закрыты.

Губы Итана.

Он ощущает буквально физическую боль, стоя на корточках в темноте у кровати сына, которому скоро исполнится шесть лет, накануне дня, который предстоит упустить напрочь.

Его мальчик – самое совершенное и прекрасное творение, какое ему только доводилось видеть, и он остро чувствует неумолимый ход тысяч мгновений, которые мог бы провести с этим маленьким человеком, который станет мужчиной куда быстрее, чем он может даже вообразить.

Касается щеки Бена тыльной стороной кисти.

Наклонившись вперед, целует мальчика в лоб.

Отводит прядку волос ему за ухо.

– Я так горжусь тобой, – шепчет тихонько. – Ты даже представить себе не можешь.

В прошлом году, утром того дня, когда отец скончался в лечебнице, изнуренный годами и пневмонией, он спросил у Итана хриплым, скрипучим голосом: «Ты сыну-то время уделяешь?»

«Все, какое могу», – ответил он, но отец по глазам увидел, что он врет.

«Ты об этом будешь жалеть, Итан. Придет день, когда он повзрослеет, и будет уже поздно, и ты бы отдал целое королевство, только бы вернуться и хоть часок провести с сыном в детстве. Подержать его на руках. Почитать ему книгу. Покидаться мячом с человеком, в глазах которого ты безгрешен. Он еще не видит твоих промахов. Он смотрит на тебя с чистой любовью, и так будет не вечно, так что наслаждайся этим, пока оно есть».

Итан часто думает об этом разговоре, по большей части по ночам, когда лежит без сна в постели, а все остальные спят, и собственная жизнь проносится перед глазами со скоростью света – бремя счетов и будущего, прошлых ошибок и упущенных мгновений – вся утраченная радость – наваливается тяжким валуном на грудь.

– Вы меня слышите? Итан!

Порой кажется, что даже не вздохнуть.

Порой мысли несутся настолько быстро, что надо найти одно светлое воспоминание.

Уцепиться за него.

Спасательный круг.

– Итан, я хочу, чтобы вы ухватились за мой голос и дали ему вытащить вас на поверхность сознания.

Позволять ему проигрываться снова и снова, пока тревога не утихнет, пока не навалится усталость и можно будет наконец-то ускользнуть в небытие.

– Я знаю, что это трудно, но вы должны попытаться.

В единственный отрезок его дней, который еще сулит ему покой…

– Итан!

Сны.

Его глаза распахнулись.

Свет бил ему в лицо – маленькая, сфокусированная точка яркой, ослепительной голубизны.

Фонарик.

Итан моргнул, свет исчез, и когда он открыл глаза снова, на него смотрел человек сквозь очки в золотой оправе менее чем в футе от его лица.

Маленькие черные глаза.

Бритая голова.

На возраст намекает лишь жиденькая серебряная бородка, но кожа гладкая и чистая.

Тот улыбнулся – мелкие, безупречно белые зубы.

– Теперь вы меня слышите, да?

Официальные интонации. Стандартная вежливость.

Итан кивнул.

– Вы знаете, где вы находитесь?

Итану пришлось на миг задуматься – он грезил Сиэтлом, Терезой и Беном.

– Давайте начнем с чего-нибудь другого. Вы знаете, как вас зовут? – спросил мужчина.

– Итан Бёрк.

– Очень хорошо. И опять же, вы знаете, где вы находитесь, Итан?

Он чувствовал, что ответ маячит где-то на периферии сознания, но все было спутано, несколько реальностей боролись между собой.

В одной он был в Сиэтле.

В другой – в больнице.

Страницы: «« « 345678910 » ... »»